Текст книги "Кракен"

Автор книги: Чайна Мьевиль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Глава 17

Мардж всегда понимала, что если имеешь дело с Леоном, кое-какие закидоны в поведении надо принимать как должное. Это было не так плохо, ибо оправдывало ее собственные закидоны, вызывавшие у ее прежних любовников приступы возмущения и ярости.

Например, Мардж вовсе не терзалась совестью, отменяя какую-нибудь вечернюю вылазку, если работала над новым видео и у нее все ладилось. «Прости, милый, – не раз говорила она, возясь с обшарпанной аппаратурой, которую постоянно спасала от судебных приставов и распродаж в интернете. – У меня тут кое-что движется. Можем мы переждать этот дождик?»

Когда точно так же поступал Леон, Мардж раздражалась, но в то же время была довольна оттого, что выдает кредит и сможет обналичить его позже. По той же причине, не намереваясь хранить верность Леону с самого начала, она относилась к его собственным случайным связям на стороне (обычно почти не скрываемым) в большей мере с облегчением.

Сам по себе тот факт, что она не получает весточки от Леона два, три, пять дней, иногда и неделю, не сильно бы ее встревожил. Это ничего не значило – не больше чем отмена совместного похода в последнюю минуту. Но сейчас она испытывала беспокойство – замешательство, – потому что на этот раз договоренность была особенной: они собирались на непрерывный показ фильмов о Джеймсе Бонде – это, мол, «будет жутко весело», – а Леон не позвонил, чтобы поменять планы. Он просто настучал ей по мобильнику какую-то чушь – что само по себе не было новостью – и пропал. А теперь не обращал внимания на ее послания.

Она отправляла ему эсэмэски, пыталась связаться по электронной почте. «Где ты? – писала она. – Сообщи, я беспокоюсь. Позвони на автоответчик, отправь записку с почтовым голубем, что угодно. XXX»

Мардж удалила последнее сообщение Леона, посчитав его какой-то пьяной глупостью. Теперь она, конечно, глубоко об этом сожалела. «Билли говорит, есть культ спрута» – так, кажется, оно гласило.

– Отцы и матери и равнодушные тетушки и дядюшки в холодной тьме, мы молим вас.

– Мы молим вас, – тут же бормотали прихожане, повторяя последние слова тевтекса Мура.

– Мы суть ваши клетки и синапсы, ваши жертвы и паразиты.

– Паразиты.

– Заботитесь ли вы о нас, не знаем мы.

– Не знаем мы.

Билли сидел в последнем ряду. Он не поднимался и не опускался вместе с немногочисленной паствой, не произносил вместе с ней бессмысленные, вежливо запаздывающие слова. Он наблюдал. В зале было меньше двадцати человек: по большей части белые, но не все, по большей части недорого одетые, по большей части среднего возраста или старше, однако – вот странный демографический всплеск – в одном ряду сидели четверо-пятеро молодых людей бандитского вида, суровых, благоговейных и покорных.

Дейн стоял, как неуклюжий алтарный служка. Глаза у него были закрыты, губы шевелились. Лампы горели слабо, все вокруг покрывали тени.

Тевтекс отправлял службу на английском, часто уплывая в классическую или вульгарную латынь, а порой и в греческий, судя по звучанию, произнося странные скользкие звуки, – эхо языков, сгинувших в пучине народов или выдуманного бормотания головоногих стад, наречий атлантов, гиперборейцев, Р’льеха. Билли ожидал экстатичности, лихорадочной набожности, бурно выражаемой при помощи языков или щупалец, но это рвение – именно рвение, он видел слезы и стиснутые руки – было управляемым. Здесь царила атмосфера воскресной проповеди, а не харизматического поклонения – этакий англокатолицизм в исполнении моллюскопочитателей.

Маленькая группка. Где же остальные? Сам зал, скамейки в нем могли принять в три раза больше людей. Изначально ли места было больше, чем нужно, или просто эта религия пришла в упадок?

– Дотянитесь и окутайте нас, – сказал Мур.

– Окутайте нас, – отозвались прихожане, ритуально двигая пальцами.

– Мы знаем, – сказал тевтекс, начиная проповедь. – Мы знаем, что это странное время. Есть такие, кто полагает, что это конец. – Он сделал такой жест, будто отпускал свою паству. – Я прошу всех крепить веру. Не бойтесь. «Как мог он исчезнуть? – спрашивают меня. – Почему боги ничего не предпринимают?» Помните две вещи. Первое: боги ничего нам не должны. Мы поклоняемся им не поэтому. Мы поклоняемся им, потому что они боги. Это их мир, а не наш. Они выбирают то, что выбирают, а почему – не наше дело.

«Господи Иисусе, – подумал Билли, – вот ведь мрачная теология». Его удивляло, что тевтексу удается удерживать в этом зале людей, не давая им взамен никакой надежды. Так полагал Билли, но притом видел, что здесь вовсе не витает дух отрицания, что паства преисполнена надежды, безотносительно к словам тевтекса, и что сам он питает ту же надежду. Доктрина была не такой уж доктринерской.

– И второе, – сказал Мур. – Помните о движении, которое похоже на неподвижность.

Эти слова вызвали легкий трепет. Не последовало ни причастия, ни выноса – например, священного кальмара.

Нестройно зазвучал громыхающий бессловесный гимн, и прихожане гуськом потянулись к выходу, бросая на Билли странно-заискивающие взгляды. Парни же, казалось, жаждут встретиться с ним глазами.

Дейн и Мур подошли к Билли.

– Ну вот, – сказал тевтекс. – Ваша первая служба.

– Что это за белка? – спросил Билли.

– Наемница, – сказал Дейн.

– Что? Какая такая наемница?

– Фамильяр по вызову, – (Фамильяр?) – Ну-ну, не надо так смотреть. Помощница. Не делай вид, что ни о чем таком не слышал.

Билли подумал о черных котах.

– Где она сейчас?

– Не знаю и знать не хочу. Она сделала то, за что я ей заплатил. – Дейн избегал его взгляда. – Работа выполнена. Вот она и исчезла.

– Чем ты ей заплатил?

– Да орехами, Билли. Чем еще платить белке?

Лицо у Дейна было настолько невыразительным и скучным, что Билли не мог разобрать, правда это или издевка. Добро пожаловать в новую сферу деятельности. Волшебным животным здесь платят – скажем, орехами. Билли осматривал картины и книги в личных покоях Мура, отделанных в темно-серых тонах.

– Бэрон… – начал Билли.

– А, Бэрон! – воскликнул Дейн. – Знаем такого. И его маленьких друзей.

– Он говорил мне, что украдены кое-какие книги.

– Они у нас в библиотеке, – сказал тевтекс, разливая чай. – Ксерокопиями мир не убедишь.

Билли кивнул, словно в этом была какая-то логика.

– Так что же происходит? – сказал он. – Чего хочет тот… тот человек? И почему вы держите меня в заключении?

Мур посмотрел на него вопросительно.

– В заключении? А куда вы хотите отправиться?

Последовала пауза.

– Я ухожу отсюда, – сказал Билли, а потом быстро добавил: – Что сделал… Госс… с Леоном?

– Вас сильно оскорбит, если я скажу, что не верю вам? – сказал Мур. – Вы хотите уйти? А я совсем в этом не уверен. – Он не опустил глаз под пристальным взглядом Билли. – Что вы видели? – Билли едва не отшатнулся – с такой настойчивостью был задан вопрос. – Прошлой ночью? Что вам снилось? Вы даже не знаете, почему вы в опасности, Билли. А если пойдете к Бэрону и Варди, опасность сильно возрастет. Я знаю, что они о нас говорят. – Он едва ли не лучился, не викарий, а этакий добрый малый. – Но эти сектоведы при исполнении помочь вам не смогут. Ведь вы уже попались на глаза Тату.

– Да, подумай о Тату, – сказал Дейн. – О том лице. О лице на спине у того типа. Как ты собирался справиться с ним, Билли? – Он помолчал. – И ты думаешь, полиция справится с ним по твоей наводке?

– К тому же дело не только в этом, – добавил Мур. – Как будто одного этого мало. Я понимаю, все это слишком… Итак. Дело не только в Тату. Случилось нечто – и все внезапно соглашаются, что конец не за горами. Обычная история, скажете вы – и оказались бы правы… но я имею в виду действительно всех.Это чревато… последствиями. Надо быть там, где сила, вот что я вам скажу. Мы – Братство Бога Кракена. Настало наше время.

Они всё объяснили.

В Лондоне полно раскольнических богов.

Почему? Ну, должны же они где-нибудь обитать. Город, живущий своей собственной загробной жизнью. Почему бы и нет?

Разумеется, боги – они повсюду. Теургический сброд, те, кому некогда поклонялись или втайне поклоняются и по сей день, те, кому поклоняются отчасти, те, кого боятся и кем возмущаются, мелкие божества – они сеют свою заразу повсе−чтоб−им!−местно. Религиозные экосистемы цветут вовсю, ибо что угодно и где угодно может породить их главный элемент – благоговейный страх. Но тот факт, что тараканы существуют повсюду, не означает, что в конкретной нью-йоркской кухне нет особенных тараканов. И хотя ангелы не покидают насиженных мест, хотя в каждом камне, каждой сигаретной пачке, каждом холме, каждом городе присутствует свое божество – в Лондоне есть кое-что свое, необыкновенное.

Улицы Лондона – это каменные синапсы, прямо связанные с божествами. Если пройдешь к Тутинг-Беку верным путем, вызовешь одно божество, если неверным – другое. Ты можешь не интересоваться богами Лондона, но они интересуются тобой.

А где обитают боги, там есть уловки, деньги и вымогательство. Выпущенные из реабилитационных центров убийцы на религиозной почве, фермеры-оружейники и взломщики-любители. Криминальные авторитеты вроде Тату, эти некоронованные короли. Прежде чем стать тем, кем он стал, Тату был в доле с братьями Креями [19]19
  Братья-близнецы Реджинальд и Рональд Креи были самыми опасными заправилами организованной преступности в Ист-Энде на протяжении 1950–1960-х годов.


[Закрыть], и уже в те времена никто не смел оставлять свою входную дверь незапертой. Никто не помнил, как его тогда звали: это было частью того, что с ним случилось. Некое зловредное чудо перенесло его на чужую кожу, лишило прежнего тела и имени. Все, и он сам, понимали, что когда-то знали его старое имя, – но оно безвозвратно забылось.

– Тот, кто довел его до этого, был ушлым парнем, – сказал Дейн. – Было лучше, когда он был под боком, старина Гриз. Я знал кое-кого из его ребят.

Существовала многомерная решетка, образуемая географией, экономикой, обязательствами и наказанием. Преступность тесно переплеталась с верой («В Нисдене [20]20
  Район Лондона, в 1995 году ставший местоположением самого большого индуистского храма за пределами Индии.


[Закрыть]всем заправляют Балбесы Дхармы», – сказал Дейн), хотя многие криминальные предприниматели являлись людьми сугубо мирскими, агностиками, атеистами или религиозно всеядными. Но общую картину определяла именно вера.

– Кто такие Госс и Сабби? – спросил Билли, сидя между Дейном и Муром, словно под стражей. Он переводил взгляд с одного на другого.

Дейн понурил голову, уставившись на свои огромные кулаки. Мур вздохнул.

– Госс и Сабби, – сказал он.

– Чем они занимаются? – поинтересовался Билли.

– Всем, что только можно вообразить.

– Любой мерзостью, – прибавил Дейн. – Госс торгует своей мерзостью.

– Зачем он убил того парня? В подвале? – спросил Билли.

– Законсервированного? – сказал тевтекс. – Если это его рук дело…

– Этот Тату думает, что спрута украл я, – сказал Билли.

– Вот почему он за тобой охотился, – объяснил Дейн. – Понимаешь? Вот почему я поручил белке наблюдать за тобой.

– Это вы консервировали его, Билли. Это вы открыли дверь и обнаружили пропажу, – сказал Мур. – Неудивительно, что Бэрон хочет заполучить вас. Неудивительно, что вас хочет найти Тату, и неудивительно, что мы за вами наблюдали.

– Но он же понял, что я этого не делал, – умоляющим голосом проговорил Билли. – Он сам сказал, что я не имею к этому никакого отношения.

– Ну да. Но потом я тебя спас, – заметил Дейн.

– Мы вас вытащили оттуда, значит, мы союзники, – заявил Мур. – Значит, вы его враг.

– Ты под нашей защитой, – сообщил Дейн. – После всего этого тебе нужна защита.

– Как вы забрали архитевтиса? – спросил наконец Билли.

– Это не мы, – тихо сказал Мур.

– Что? – (Ведь речь шла о реликвии. Конечно, они сражались бы за нее, как римский католик мог сражаться за плащаницу, а ревностный буддист – за список какой-нибудь сутры.) – Тогда кто же?

– Ладно, – сказал Мур. – Успокойтесь. Выслушайте меня. Допустим, вам надо убедить весь мир, что нечто объясняется так, а не иначе. Для этого требуется известная сноровка. – (Билли заморгал из-за этого внезапного поворота в разговоре, из-за этого слова, прозвучавшего незнакомым образом.) – Вы делаете все, что можете.

– Щелк, – сказал Дейн, щелкнул пальцами, и в воздухе появилось крошечное светящееся пятнышко, как раз там, где раздался звук. Билли уставился туда и понял, что это не было фокусом. – Одна только кисть, ничего больше.

– Делайте то, что можете, – сказал Мур. – А кое-что вы можете лучше остальных.

Билли понял, что предмет беседы все же оставался неизменным.

– Гигантский спрут – это… – Билли осекся, но мысль его продолжалась: Действенное лекарство, крупный товар, грандиозная сделка. Это магия, вот что это такое.Вот что значит «сноровка». – Вот почему его украли. Вот почему он нужен Тату. Но это – умопомешательство, —добавил он, не в силах остановиться. – Это – безумие.

– Понимаю, понимаю, – сказал Мур. – Сумасшедшие верования, да? Всего лишь метафора,верно? Но имеется в виду нечто иное? – Он покачал головой. – Ужасная заносчивость. А если верования суть то, что они есть? И все следует понимать буквально?

– Перестань искать логическое обоснование и просто слушай, – посоветовал Дейн.

– А что, – продолжал Мур, – если они крепки именно потому, что абсолютно точны? – Он сделал паузу, но Билли молчал. – Все это абсолютно реально. Тату нуждается в этом теле, чтобы совершать некие действия – или помешать кому-то их совершать. У всех этих вещей, Билли, есть своя сила, – с напором сказал он. – Как говорим мы, на глубине есть много течений. Но некоторые из них глубже и быстрее остальных. Некоторые из них правильны.

Он улыбнулся, но не как человек, отпустивший шутку.

– Что же с ним можно сделать? – спросил Билли.

– Что бы это ни было, – объявил Дейн, – я против.

– Чего они только не захотят сделать? – сказал Мур. – Чего не смогут сделать? А это святыня.

– Вот почему нам нельзя сидеть тут сиднем, – заключил Дейн. – Мы должны найти спрута.

– Дейн, – сказал Мур.

– Это наш долг, – возразил тот.

– Дейн, мы, конечно, должны обрести понимание. Но нам следует хранить веру.

– Действия – лучшее доказательство веры. Ты понимаешь, что происходит? – обратился Дейн к Билли. – Насколько это опасно? Тату ищет тебя, а у кого-то есть кракен.Это бог, Билли. А мы не знаем, у кого он и зачем он тому человеку.

Бог, думал Билли. У вора в руках – отбеленная в формалине масса смердящей резины. Но он понимал, что факты – это не истина.

– Бог может позаботиться о себе, – сказал Мур Дейну. – Вы понимаете, что происходит, Билли. Уже много дней понимаете.

– Я видел,что ты это чувствуешь, – сказал Дейн. – Видел, как ты смотрел на небо.

– Это конец, – сказал Мур. – И все это творит наш бог, а мы ничего не можем сделать. Что неправильно. – Он растянул пальцы в нелепом молитвенном жесте. – Вот почему вы здесь, Билли. Вы знаете то, о чем и не подозреваете, – отчеканил он с такой страстностью, что Билли похолодел. – Вы работали с его святой плотью.

Глава 18

– Ты мог бы взять и топнуть ножкой, разве нет, Сабби? Расстегнуть туфельку и швырнуть в озеро.

Госс взял и топнул. Сабби семенил за ним, держась в нескольких футах сзади и заложив руки за спину, в подражание старшему товарищу. Склонившись вперед, Госс энергично шагал по дороге. Он то и дело расцеплял руки, вытирая их о грязную куртку. Сабби смотрел на него и делал то же самое.

– Куда мы теперь, спросишь ты? – говорил Госс. – Куда, спросишь ты? В самом деле, куда? Нечасто его милость дает маху, но этот мистер Харроу вовсе не такая невинная овечка, если его готовы отбить такие вот головорезы. До сих пор не пойму, кто надавал тебе по башке, бедный мой мальчик. Тебе лучше? – Он взъерошил Сабби волосы, тот изумленно разинул рот. – А на кого похож наш Билли? Он завяз во всем этом, как глина в глотке. Но это по-прежнему лучшая наша зацепка, как признает теперь его чернильно-кожистое преосвященство, и, что уж тут скажешь, одного раза всегда мало. Один раз мы его поймали, поймаем и во второй… Где? Да, это вопрос, юный мой ученик. Ушки к земле, Сабби, языки наружу!

Он так и сделал – полизал землю. Если пешеходы или покупатели в предпригородном торговом центре обратили внимание на его хлюпающие змеиные облизывания, то притворились, что ничего не замечают.

– Главная наша задача – Пушок. И если обнаружится привкус сам знаешь чего, неповторимый, как мне сказали, букет мясного бульона, хлорки и дичи, сразу сворачиваем в ту сторону. Если же нет, то мистер Харроу, кажется, кое-что знает, а уж его вкуса я не позабыл.

Город в те дни стал сценой для разнообразных драм: махинации, предательство, наушничество, трения между группами с различными и пересекающимися интересами. В офисах, мастерских, лабораториях и библиотеках верещали ученые и независимые теоретики-манипуляторы, споря друг с другом и с теми негуманоидными компаньонами, которые по-прежнему там присутствовали. Самой употребительной фразой было: «Как ты смеешь так со мной обходиться?» – в ответ на что звучало: «Ой, да пошел бы ты!..»

В штаб-квартире Конфедерации британских промышленников напротив часто посещаемого туалета располагался маленький конференц-зал. Замечая его, большинство членов этой организации испытывали недолгое удивление – как же они прежде не обращали на него внимания? – а потом продолжали его не замечать. Коридор освещался не столь ярко, как следовало бы. Акварели на стенах выглядели тускловатыми: они, конечно, там были, но разглядеть их стоило некоторого труда.

В конце коридора висела пластмассовая табличка – то ли «ПОДСОБНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ», то ли «НЕ РАБОТАЕТ», хитрая фраза, которую трудно припомнить в точности, но суть прочитывалась хорошо: это не та дверь, ступайте отсюда.Двое эту суть проигнорировали – крупный мужчина в дорогом костюме и черном мотоциклетном шлеме и женщина шестидесяти с лишним лет, которую он вел за руку. Женщина спотыкалась и оступалась, как встревоженное животное, шагая позади мужчины. Лицо ее было дряблым, а одеждой ей служила потертая полушинель.

Мужчина постучался и открыл дверь, не дожидаясь ответа. За дверью оказался маленький кабинет. Хозяин его встал, чтобы поприветствовать вошедших, и указал на два стула у своего стола. Мужчина в костюме садиться не стал, но подтолкнул женщину к стулу, держа руки у нее на плечах. Шинель распахнулась, и обнаружилось, что больше на женщине ничего нет. Кожа ее выглядела холодной и нездоровой.

Несколько секунд ничего не происходило. Затем женщина, причудливо пошевелив губами, издала трель телефонного звонка.

– Алло? – сказал хозяин кабинета.

– Алло, – гулко и с пощелкиванием произнесла женщина мужским голосом с лондонским акцентом. Глаза ее были пусты, как у манекена. – Я говорю с мистером Дьюи из КБП?

– Да. Спасибо, что так быстро со мной связались.

– Не за что, – сказала женщина, пуская слюни. – Как я понял, у вас ко мне предложение. Относящееся – э-э – к нынешнему диспуту.

– Верно, мистер… да. Нас интересует, сможете ли вы нам помочь.

После консультаций, основанных на крайне экзотических топографо-патологических критериях, именно в Криклвуде муниципальная полиция разместила своих необычных детективов из отдела ПСФС и их высококвалифицированный вспомогательный персонал – секретарш, не смущавшихся информации, которую им приходилось вводить в компьютер, и патологоанатомов, готовых проводить аутопсию каких угодно тел, в любом состоянии и невзирая на причину смерти. Варди, Бэрон и Коллингсвуд встретились с одной из них, доктором Харрис, в ее холодной лаборатории. Они хотели еще раз взглянуть на останки из подвала музея.

– Вы велели мне оставить все как есть, – заметила она.

– А теперь я велю вам вскрыть эту проклятую штуковину, – сказал Бэрон.

Через полчаса, после лазерного надреза и осторожных действий рычагом, сосуд на стальном столе распался на две половины. Лежавший между ними человек почти полностью сохранил свою позу, приданную цилиндрическим сосудом, и выглядел так, будто все еще прижимался к стеклу.

– Вот, – сказала Харрис, показывая лазерной указкой на труп, а покойник взирал на нее пристально, будто утопленник. – Как я вам и говорила. – Она дотронулась до горловины бутыли. – Он никоим образом не мог там оказаться.

Детективы из ПСФС переглянулись.

– Я думал, что, может, ваша точка зрения изменится, – сказал Бэрон.

– Никогда. Он никак не мог оказаться там, если его не поместили внутрь при рождении и не оставили там расти. С учетом его татуировок и других очевидных обстоятельств – категорически невозможно.

– Хорошо, – сказал Бэрон. – Мы сюда пришли не за этим. Верно, леди и джентльмены? Что известно о методах подозреваемых? Не видим ли мы характерных признаков? Мы сюда пришли, чтобы выяснить насчет Госса и Сабби.

Госс и Сабби. Госс и Сабби!

Коллингсвуд была уверена в своей правоте. Андерс Хупер отличный оригамист, но это дело ему поручили в основном потому, что он, как новичок, не мог узнать заказчика.

Он, конечно, не был моложе ее самой, но, как со скупой похвалой сказал Варди, «Коллингсвуд не в счет». Пусть ее методы расследования неортодоксальны, знания – неполны, но она серьезно изучала мир, в котором действовала. Главы из его истории она читала в хаотичном порядке, но все-таки читала. Как же могла она не узнать Госса и Сабби?

Пресловутый обход пабов «Козлищами Сохо» с Кроули [21]21
  Алистер Кроули (1875–1947) – один из наиболее известных оккультистов XIX–XX века.


[Закрыть]во главе, закончившийся четверным убийством, – при воспоминании о фотографиях Коллингсвуд до сих пор закрывала глаза. Расчленение Сингеров, пока Лондон с трудом оправлялся от Великого пожара. Ходоки на Фейс-роуд в 1812 году – это были Госс и Сабби. Несомненно, они. Госс, Король Укокошников – такой титул присвоил ему один цыганский интеллектуал, не пожелавший, явно из крайней осторожности, обнаружить свое имя. Сабби, который, по слухам, был выведен в стихотворении Маргарет Кавендиш как «дитя мяса и злобы».

Госс и долбаный Сабби. Парочка, скользящая сквозь историю Альбиона, исчезая на десять, тридцать, сто благословенных лет, чтобы вдруг вернуться, всем привет,мырг-мырг, с антиобщественным блеском в глазах – да и устроить по найму очередное кровавое месилово.

Госс и Сабби были специалистами широкого профиля. Пытаясь выяснить, в чем заключалось их умение, – сверхсила, как по-прежнему считала Коллингсвуд, – она получала лишь одно: Госс – это убийственное дерьмо, какого больше нет.Сверхдерьмо, Чудо-дерьмо, Главный, Законченный Ублюдок. И ничего смешного. Называйте это банальным, если вам от этого легче, но зло есть зло. Чтобы разделаться с человеком, Госс якобы мог вытянуть губы на целый фут, пробить кулаком дыру в теле, исторгнуть языки пламени. Что угодно.

Впервые Коллингсвуд прочла о них в факсимильной копии документа семнадцатого века, где описывался злодей с длинными руками и его при жизни мертвый сын. Несколько недель она, незнакомая со старинными шрифтами, полагала, что их зовут Гофф и Фабби. Позже они с Бэроном от души над этим посмеялись.

– Фначит, так, – сказала она. – В фамом ли деле это работа Гоффа и Фабби? – (Бэрон и теперь коротко усмехнулся.) – Похоже это на их обраф дейфтвий?

В этом и состояла проблема. Никакого образа действий у Госса и Сабби не было. Бэрон, Варди и Коллингсвуд разглядывали законсервированное тело под разными углами, обращались к своим записям, делали новые, кружили вокруг трупа, бормоча что-то себе под нос или вполголоса переговариваясь.

– Точно известно лишь одно, – сказал наконец Бэрон, напряженно вглядываясь в лица коллег. – А именно: насколько мы знаем, в прошлом они не совершали ничего подобного. Я просмотрел все файлы. Варди?

Варди пожал плечами.

– Мы летим вслепую, – сказал он. – И прекрасно это понимаем. Хотите знать мое мнение? Думаю, в конечном счете… по-моему – нет. Насколько я знаю их методы, это всегда был непосредственный контакт – руки, кости. Это же… нечто иное. Не знаю, что это, но тут, думаю, были не они.

– Хорошо, – сказал Бэрон. – Значит, мы преследуем Госса и Сабби, а также разыскиваем кого-то еще —того, кто своих врагов маринует. – Он покачал головой. – Господи, что угодно отдал бы за честные, без выкрутасов, Тяжкие Телесные. Леди и джентльмены, давайте займемся этим клиентом. Надо как можно скорее установить личность нашего бедолаги. И ответить на кучу других проклятых вопросов.