Текст книги "Кракен"
Автор книги: Чайна Мьевиль
Жанры:
Детективная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
Глава 8
Поздно вечером, под унылым дождем, Бэрон подвез Билли к его дому.
– Кэт хочет взглянуть на то, как обеспечивается ваша безопасность, – сказал он.
– Никак не обеспечивается.
– Понятно.
– Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, – сказала она. – Особенно теперь, когда ты стал таким ценным для нас кадром. – (Билли искоса посмотрел на нее.) – И еще: в ближайшие несколько дней не впускай к себе незнакомцев.
– Это шутка?
– Послушайте, они не идиоты, – сказал Бэрон. – И поймут, что мы за вами наблюдаем. Но у них явно есть вопросы насчет вас, а любопытство может стать камнем на шее. Так что безопасность прежде всего, ладно? – Он обернулся к Билли, сидевшему сзади. – Мне это нравится не больше вашего. Или, скажем, вам это нравится даже меньше, чем мне.
И Бэрон рассмеялся.
– Разве вы не должны меня защищать? – поинтересовался Билли.
– «Ты хочешь в мою банду, мою банду, мою банду?» – пропела Коллингсвуд.
– Гэри Глиттер? – сказал Билли. – Серьезно, что ли?
– Я не сказал бы, что вам грозит опасность, —отозвался Бэрон. – В худшем случае есть небольшой риск. Мы не говорим, что вы должны никого не впускать…
– Черт, именно это я и говорю! – вклинилась Коллингсвуд, но Бэрон продолжил:
– …если это человек, которому вы доверяете, все замечательно. Просто будьте осторожны. Вы для них – мелкая рыбешка. То, что им надо, они заполучили.
– Спрута, – уточнил Билли.
– Коллингсвуд установит вам надежную систему безопасности. Все будет хорошо. И знаете, если вы примете наше предложение, мы могли бы эту систему улучшить.
Билли уставился на них в недоумении:
– Это не предложение работы. Это вымогательство за «крышу». Буквально.
Коллингсвуд фыркнула.
– Ты что, истерик? Не делай из мухи слона, – сказала она и потрепала Билли по щеке. – Это просто некий бонус, понял? Как и на любой другой работе.
Бэрон увлек Билли в сторону кухни, пока Кэт топталась у входной двери, тщательно осматривая прихожую, шкаф, на котором Билли оставил свои ключи и почту. Выглядела она весьма живописно – одетая с модной небрежностью, стояла на цыпочках со свисающей изо рта сигаретой, как во французских фильмах, и прощупывала верхний угол дверного проема уверенно и точно, – Билли не ожидал этого, учитывая ее молодость.
– Уразумейте, о чем мы толкуем, – сказал Бэрон, без спросу шаря вокруг в поисках кофе. – Свою работу вы сохраняете. Отсутствовать будете примерно раз в неделю, чтобы уделить время нам. Для обучения. Экстремальной геологии, самообороне. Ну и потом, денежки. – Он сделал глоток. – По-моему, плюсов во всем этом даже с избытком.
– Это у вас юмор такой? – спросил Билли. – Плюсов с избытком? Я только что нашел человека в маринаде.А теперь меня вербуют копы и говорят – похоже, мол, за мной охотятся поклонники Ктулху…
– Хорошо, – сказал Бэрон; Билли обратил внимание, что расспрашивать насчет Ктулху он не стал. – Успокойтесь. Вот что я думаю. За вами кто-то следит. Как в игре «смотри, но не трогай». Возможно, они собираются вас обратить. Знаете, когда креационистам удается затащить к себе, скажем, ученого, у них радости полные штаны. А если в этой нашей секте окажется настоящий специалист по цефалоподам?
– Как славно. Очень приободряет. Если только они не хотят вырезать у меня сердце.
– Варди знает, что у них в голове, – заверил Бэрон. – Если он не думает, что эти сектанты на вас охотятся, значит, они не охотятся.
Из-за стены донесся грохот и поскребывание.
– Что она делает? – спросил Билли.
– Сосредоточьтесь, Харроу. По моему профессиональному мнению и по мнению Варди, спрутопоклонники пытаются разобраться, что вы из себя представляете.
– Ни хрена не представляю!
– Да, но они-то не знают. В том мире, в котором мы оказались, всёчто-нибудь да представляет. Улавливаете? Очень важно, чтобы вы это поняли. Всё что-нибудь представляет.
Вошла Коллингсвуд, держа руки в карманах.
– Что ж, никаких призов эта система не получит, – сказала она, пожимая плечами. – Будет делать самое необходимое. Вход только по приглашению хозяина. Пробудет здесь, пока доктор Октопус не примет решение. Не трогать. – Она погрозила Билли пальцем. – Руки прочь.
– Вы же говорили, что, по мнению Варди, мне не о чем беспокоиться, – напомнил Билли. – Я думал, он никогда не ошибался.
– Никогда не ошибается, – поправила она, снова пожимая плечами. – Хотя никогда нельзя знать что-то заранее, понимаешь, о чем я?
– Это всего лишь основные меры предосторожности, – сказал Бэрон. – Повидали бы вы мой дом. Пару дней посидите здесь, пока перевариваете, что да как. Мы будем держать вас в курсе событий. Датчики выведены наружу, что искать, мы знаем. Предложение остается в силе. И не очень тяните с ответом, хорошо?
Билли удрученно покачал головой.
– Господи, дай мне шанс…
– Думайте, что хотите, – сказал Бэрон, – но только про себя, хорошо? Кэт?
Коллингсвуд легонько коснулась адамова яблока Билли. Он отпрянул.
– Что за?.. – сказал он.
– Попробуй-ка теперь поболтать. Это ради твоего же блага. Доверься мне.
– Я вам не доверяю.
– Ну и муд…рец.
– Обратите внимание. Это мой номер. – Бэрон дал ему карточку.
– А мой ты пока не получишь, – заявила Коллингсвуд. – Придется заслужить.
– Звоните, как обнаружите что-то тревожное либо странное, – сказал Бэрон, – или когда решите, что вы с нами…
– Если, – вставил Билли.
– Когда решите, что вы с нами, позвоните.
Что-то странное. Билли вспомнился труп внутри бутыли: посеревшая кожа, впалые глаза.
– Серьезно. – Он говорил спокойно. – Что они сделали с тем парнем? И как вынесли спрута?
– Вот что, мистер Харроу. – Бэрон дружески покачал головой. – Я вам уже говорил. Все эти «как» да «почему» мало помогают в такого рода делах. И, черт меня возьми, есть куча вещей, которых вы еще даже не видели. Как же вам понять, что происходит? Даже если бы вы этого хотели. Дальше – многоточие. Итак, я бы советовал вам просто подождать, а не пытаться разобраться в том, в чем вы неспособны разобраться. Ждать и смотреть. И вы увидите. Случится кое-что еще. А пока – до свидания.
Глава 9
У входа в квартиру, там, где возилась Коллингсвуд, виднелись отметины. Крошечные царапины. Маленькая хрупкая крышечка заподлицо с деревом. Билли легонько постучал по ней ногтем.
Он не решался довериться установленной защите, какой бы она ни была, и запер дверь ключом на два оборота, затем посмотрел на крышу, где вне поля его зрения затаилась чертова белка. Билли пожелал ей утонуть в дождевой воде.
Он занялся онлайновой охотой, но ни единой подробности о подразделении Бэрона обнаружить не удалось, хотя имелись сведения о тысячах других ПСФС. На университетской страничке Варди он прочел список его публикаций. «Эдип, харизма и Джим Джонс» [9]9
Джеймс Уоррен Джонс – глава религиозной организации «Народный храм».
[Закрыть], «Саид Кутуб [10]10
Саид Кутуб (1906–1966) – египетский писатель и поэт, исламист, ведущий интеллектуал Египетского мусульманского братства в 1950–1960 годах.
[Закрыть]и проблема психологической организации», «Диалектика Уэйко» [11]11
Уэйко – город на юге США (штат Техас), получивший известность из-за осады силами ФБР поместья Маунт-Кармел, где находились члены религиозной секты «Ветвь Давидова», в 1993 году. Во время событий погибли 79 членов секты, в том числе 21 ребенок, и ее лидер Дэвид Кореш.
[Закрыть].
Билли выпил вина, сидя перед телевизором с выключенным звуком, под представление теней, заточенных в колбу экрана. Как часто, думал он, делаются такие предложения? Из гардероба выезжает рыцарь и зовет в чудесную страну, но отправиться следует немедленно.Что со спрутом, не уничтожен ли он? Билли не доверял своим потенциальным коллегам. Ему совсем не нравились их методы вербовки.
В свете телевизора Билли смотрел на вяло свисающие шторы, вспоминая об отвратительной находке в подвале музея. Он не чувствовал себя особенно утомленным. Он представлял себе окно за тканью штор. И внезапно в ужасе проснулся на диване.
Когда, черт возьми, он уснул? Билли не помнил, чтобы он вставал с кресла. С живота несуразным одеялом соскользнула какая-то книга – Билли даже не припоминал, чтобы начинал ее читать. До него дошло, что он слышит легкий стук в дверь.
Постукивание, похожее на топот геккона, с другой стороны деревянного щита. Царапанье ногтем и, да, шепот. Билли сказал себе, что это остаток сновидения, но оказалось иначе. Звуки донеслись снова.
Билли прокрался на кухню и взял нож. Легкий-легкий шум не прекращался. Он прижался ухом к двери, отпер ее, с недоумением наблюдая за своей собственной храбростью и уловками а-ля ниндзя. Толкая дверь, Билли осознал, что ему, конечно, надо звонить Бэрону, а не потакать некомпетентной вигильности. Но инерция опередила его, дверь открывалась.
Коридор был пуст.
Он вглядывался во входные двери соседних квартир. Не было ни ощутимых сквозняков, ни вообще движений воздуха, которые могли бы указать на только что закрывшуюся дверь. Пыль тоже не танцевала. Ничего. Билли простоял там несколько секунд, потом минут, высовываясь, как носовая фигура корабля, чтобы увидеть как можно дальше вдоль коридора, но при этом не ступая за порог. По-прежнему ничего.
В ту ночь он не стал ложиться на кровать, а взял одеяло и лег на диване, поближе ко входной двери, чтобы все слышать. Звуков больше не было, но Билли так толком и не заснул.
Утром Билли приготовил себе тост. В квартире было совсем тихо, и на окна к тому же наваливалось наружное безмолвие. Билли раздвинул шторы достаточно широко, чтобы увидеть невзрачный серый денек, кучи веток, листьев и коричневых пластиковых пакетов, обиталище белки-вуайера – если она там и впрямь таилась.
Никогда не страдавший от избытка друзей, он все же нечасто чувствовал себя таким одиноким, как сейчас. «НЕ МОГ БЫ ПОДЪЕХАТЬ, – написал он эсэмэску Леону, – ЕСТЬ НОВОСТЬ. ЖДУ». Билли чувствовал, что вырывается из капкана, который поставили на него Коллингсвуд и Бэрон. Храброе, непокорное животное. Он надеялся, что этот побег не закончится перегрызанием собственной лапы.
Когда приехал Леон, Билли снова высунулся из дверного проема.
– Что за херня вокруг творится? – сказал Леон. – Чертовски странная ночь, по пути сюда я раза три подрался, это я-то, такой миролюбивый! Я захватил твою почту. И принес вина. – Он протянул приятелю пластиковый пакет. – Хотя еще рано. Что, черт возьми, происходит? Чему я обязан?.. Господи, Билли.
Тот взял пакет и конверты.
– Проходи.
– Итак, чему я обязан двумя встречами за столь короткое время?
– Давай-ка выпьем. Ты не поверишь.
Билли уселся напротив Леона и открыл рот, чтобы обо всем рассказать, но не мог решить, начинать ему с тела в бутыли или же с полицейских и их странного предложения. Язык болтался во рту, став простым куском мяса. Билли сглотнул, словно приходя в себя после посещения стоматолога.
– Ты не понимаешь, – сказал он Леону. – Я никогда по-крупному не ссорился с отцом, мы просто перестали общаться, типа того. – До Билли дошло, что он продолжает разговор, имевший место несколько месяцев назад. – Братец мой никогда мне не нравился. Я сам, специально порвал с ним. Но с отцом…
Отец ему наскучил, вот и все. Билли всегда казалось, что этот несколько агрессивный мужчина, живший в одиночестве после смерти жены – матери Билли, – тоже находит его скучным. Прошло уже несколько лет с того времени, как оба перестали поддерживать связь.
– Помнишь телепередачи по утрам в субботу? – спросил Билли, намереваясь рассказать о человеке в бутыли. – Я помню одну.
Показывая отцу мультик, который его зачаровал, Билли заметил недоумение на его лице: неспособность разделить увлечение своего сына или хотя бы притвориться, что разделяет. Спустя годы Билли пришел к выводу, что именно тогда – в возрасте лет десяти, не больше – он начал подозревать, что у них двоих не так много общего.
– Знаешь, тот мультик у меня и сейчас есть, – сказал он. – Нашел недавно в стрим-видео на каком-то сайте. Хочешь посмотреть? – Фильм тысяча девятьсот тридцать шестого года, производства Хармана-Изинга, Билли смотрел его множество раз. Приключения обитателей склянок с аптечной полки. Необычно и пугающе. – Знаешь, как бывает? Иногда что-нибудь консервирую или просто работаю в «мокрых» лабораториях, и ловлю себя на том, что напеваю одну песенку оттуда. «Духи аммиа-а-ака…»
– Билли. – Леон протянул к нему руку. – Что происходит?
Билли остановился и попытался снова рассказать о том, что случилось. Он сглатывал, борясь со своим собственным ртом, словно изгоняя из него какое-то вязкое самозваное вторгшееся нечто. И наконец, вздохнув, начал рассказывать о том, что и собирался рассказать. О том, что он обнаружил в подвале. О предложении со стороны полиции.
Леон не улыбался.
– Тебе разрешили рассказывать мне об этом? – спросил он наконец.
Билли рассмеялся.
– Нет, но… сам понимаешь.
– Я имею в виду, это же в буквальном смысле невозможно, то, что случилось, – сказал Леон.
– Знаю. Знаю, что невозможно.
Они долго смотрели друг на друга.
– Есть… многое на свете… – промямлил Леон.
– Будешь цитировать Шекспира – убью на месте! Господи, Леон, я нашел мертвеца в бутыли.
– Тяжелый случай. И они предлагают поступить к ним на работу? Ты что, станешь копом?
– Консультантом.
Когда несколько месяцев назад Леон осматривал спрута, то обошелся общепринятым восклицанием. «Вот это да!» – словно перед скелетом динозавра, драгоценностями Короны, акварелью Тёрнера. «Вот это да!» прозвучало у Леона так же, как у чьих-нибудь родителей-приятелей, приходивших в Дарвиновский центр ради чего-то другого. Билли был разочарован.
– Что собираешься делать? – спросил Леон.
– Не знаю.
Билли посмотрел на почту, которую захватил Леон: два счета, карточка и тяжелая бандероль в коричневой бумаге, по старинке перевязанная ворсистой бечевкой. Он надел очки и перерезал бечевку.
– Ты с Маргиналией увидишься? – спросил он.
– Да. И перестань говорить в таком тоне, когда называешь ее имя. Иначе я скажу ей, и пусть сама тебе все объясняет, – заявил Леон, возясь со своим телефоном. – Уж она объяснит.
– Погоди, – сказал Билли. – Дай-ка я угадаю. «Ключом к этому тексту является не сам текст, но…» – Он нахмурился: невозможно было понять, что такое он разворачивает. Внутри пакета был прямоугольник из черной хлопчатобумажной ткани.
– Я пишу эсэмэску, ей это понравится, – сообщил Леон.
– Нет, Леон, не надо писать о том, что я здесь наговорил. Я и так уже рассказал тебе больше, чем следовало.
Билли ткнул пакет пальцем. Тот шевельнулся.
– Черт…
– Что такое? Что?
Оба вскочили на ноги. Билли уставился на пакет, неподвижно лежавший на столе, куда он его уронил. Приятели молчали. Наконец Билли вынул из кармана ручку и осторожно ткнул ею в ткань.
В пакете появилась дырка. Он – расцвел. С шипением стал выходить воздух. Пакет принялся расширяться, выворачиваться наружу, надуваться, и из него высунулась кисть руки. Мужская рука, темный рукав куртки; у обшлага – белизна рубашки. Вылезшие наружу пальцы ухватили Билли за шею.
– Господи…
Леон потянул Билли прочь, а пакет, не ослабляя хватки, потянул его обратно,упираясь в пустоту.
Билли держали, а пакет продолжал разворачиваться. Хлопали, раскрываясь, языки хлопчатобумажной ткани, черные с синим, и теперь на конечностях обозначились, выпучившись, башмаки, словно после этого процесс уже было не остановить. Новые руки неуклюже развернулись, словно брандспойты, и с силой отпихнули Леона прочь.
Как растения при ускоренной съемке, высвобождаясь с хрюканьем и распространяя застоявшийся запах пота и газов, на столе у Билли внезапно появились мужчина и мальчик. Мальчик не сводил глаз с Леона, с трудом поднимавшегося на ноги. Мужчина по-прежнему сжимал горло Билли.
– Чтоб мне лопнуть, – сказал мужчина и спрыгнул со стола, не выпуская свою жертву: жилистый, одетый в старые джинсы и грязную куртку. Он встряхнул длинными седеющими волосами. – Черт меня подери, это было ужасно. – Незнакомец посмотрел на Леона. – А? – рявкнул он, словно нуждаясь в сочувствии.
Мальчик медленно ступил на стул, а затем на пол. На нем был чистый, великоватый ему костюмчик: выходной, самый лучший.
– Подойди-ка, парень.
Мужчина послюнявил пальцы свободной руки и пригладил взъерошенные волосы мальчика.
Билли не мог дышать. Его окутывала тьма. Мужчина шмякнул его о стену.
– Ладно. – Мужчина указал на Леона, и тот застыл, словно пригвожденный этим жестом. – Следи за ним, Сабби, как ночная крыса. – Он указал двумя пальцами на свои собственные глаза, а затем на Леона. – Чуть шевельнется, задай ему жару. – (Мальчик уставился на Леона, чересчур широко раскрыв глаза.) – М-да, – сказал мужчина, обнюхивая дверь. – Она неплохо управилась. Хорошая задумка, если говорить от себя, от моего парня. Потому как нет штуковины, которая мешала бы выйти.Теперь, когда мы здесь, ничто не помешает нам выбраться наружу. – Он наклонился к Билли. – Слышишь, ничто не помешает нам выбраться наружу.Не думал об этом, а? Ты, свирепый маленький кто-то там?
Из горла Билли вырвался скрип. Мужчина поднес палец к губам, выжидающе глядя на мальчика, который медленно проделал то же самое, знаком велев Билли молчать.
– Госс и Сабби снова занялись делом, – сказал мужчина, по-видимому Госс.
Он развернул свой язык и попробовал на вкус воздух, потом зажал рот Билли рукой, и тот залопотал что-то в прохладную ладонь. Незнакомец стал переходить из комнаты в комнату, волоча за собой Билли и проводя языком по полу, стенам, выключателям, затем по пыльному экрану телевизора, на котором осталась слюнявая дорожка.
– Что, что, что это у тебя за экспонаты, спец по чешуекрылым? – вопросил он, обращаясь к книжным полкам, после чего принялся вытаскивать книги и кидать их на пол. – He-а. Не чувствую вкуса, одно дерьмо.
Леон внезапно вскочил на ноги и набросился на него. Госс витиевато выругался, ударил Леона, и тот распростерся на полу.
– А ты еще кто такой? – сказал он. – Приятель молодого хозяина, так? Боюсь, все доктора согласятся, что парнишке нужна полная изоляция. И хотя я уверен, что твои шутки – отличное тонизирующее средство, юному Бильяму требуется нечто иное. Возможно, мне придется съесть тебя, несчастный пирожок во цвете лет.
Леон шевельнулся. Мальчик шагнул к нему, выпучив глаза, как хищная рыба. Госс выдохнул дым, хотя ничем не затягивался – сигареты у него не было.
– Нет… – сказал Леон.
Госс открыл рот, рот его продолжал надвигаться, и Леон исчез. Госс разгладил уголки рта, словно мультяшный кот.
– Теперь ты, – обратился он к Билли, который задыхался и тщетно боролся с беспощадными пальцами. – Пижаму взял? Зубную щетку? Записку молочнику оставил? Хорошо, отчаливаем. Ты же знаешь, что творится в аэропортах, да и малыш Томас плохо переносит перелеты. К тому же я не хочу застрять позади группы, летящей на Кипр, представляешь? Ты все обещал и обещал мне спокойный уикэнд в дальних краях, вот времечко и пришло, Билли, вот оно и подоспело. – Он стиснул руки и задрал бровь. – Можешь заглушить свой звук, – повернулся он к мальчишке. – Ну вы двое и даете, я прямо не знаю. Вперед.
Волоча Билли за шею, Госс вывел его из квартиры.
Часть вторая
ХОДОК ХОТЬ НИКУДА
Глава 10
Когда Коллингсвуд была ребенком, а затем подростком, учителя в большинстве относились к ней с безразличием либо с мягкой антипатией. А один – учитель биологии – с довольно сильной неприязнью. Она распознала это довольно рано и даже более-менее ясно сформулировала и оценила для себя его резоны.
Угрюмая? Да, но это не его дело – как и черты характера остальных учеников, тоже раздражавшие его. Задира? Справедливо процентов на шестьдесят пять. Ей было и вправду нетрудно запугать больше половины класса, чем она и пользовалась. Но то были мелкие акты жестокости, совершаемые безрадостно, рассеянно, едва ли не из чувства долга, – чтобы только от нее отвязались.
Коллингсвуд мало размышляла о том, с какой легкостью ей удавалось причинять неприятности другим, как часто один лишь взгляд или слово с ее стороны – а иногда и меньше того – приводили к ощутимым последствиям. Впервые она об этом задумалась, когда заткнула рот учителю биологии.
Ей было тринадцать. После какой-то перебранки один ее одноклассник совсем спал с лица, и мистер Беринг, потрясая маркером для письма на доске, словно полицейской дубинкой, сказал Коллингсвуд: «Ну ты и стервозина! Стервозина».
Тряся головой, он повернулся и стал писать что-то на доске, но Коллингсвуд внезапно возмутилась. Она нисколько не желала мириться с такой характеристикой. Даже не глянув на затылок мистера Беринга, она с яростью уставилась на свои ногти и цокнула языком. В груди у нее надулся и лопнул холодный пузырь.
Тогда Коллингсвуд подняла взгляд. Мистер Беринг перестал писать. Он стоял неподвижно, опираясь рукой на доску. Кое-кто из ребят недоуменно переглядывался.
С чувством глубокого интереса и удовлетворенного любопытства Кэт Коллингсвуд поняла, что мистер Беринг никогда больше не назовет ее стервозиной.
Вот и все. Он продолжил писать и не повернулся, чтобы посмотреть на нее. Она отложила на потом вопросы о том, что именно случилось и как она узнала, что это случилось, а вместо этого откинулась и стала покачиваться на задних ножках стула.
С того дня Коллингсвуд стала яснее осознавать свой дар мысленного воздействия: те случаи, когда она заранее знала, что собираются сказать ее друзья или враги; когда она заставляла замолчать кого-нибудь на другом конце комнаты; когда находила потерянную вещь в совершенно неожиданном месте. Она принялась во все это вдумываться.
Слабой ученицей она никогда не была, но преподаватели остались бы весьма впечатлены, если бы увидели, с каким рвением она отдалась своему исследовательскому проекту. Коллингсвуд начала с поиска в интернете и составила список книг и документов. Большинство из них она сумела скачать с довольно нелепых сайтов – такие тексты авторским правом особо не защищались. Названия тех изданий, которые найти не удалось, она старательно переписала и спрашивала о них у изумленных, даже обеспокоенных библиотекарей и книготорговцев. Пару-тройку раз она даже обрела искомое.
Не однажды она пробиралась через старую, заросшую сорняками автомобильную стоянку и раскуроченные окна в давно заброшенную маленькую больницу неподалеку от дома. Там, в тишине бывшей родильной палаты, она дотошно выполняла все, что требовали эти тексты. Само собой, чувствовала она себя глупо, но подчинялась предписаниям, произносила все фразы. В тетради она вела записи о том, что именно пробовала, где об этом прочла, имело ли это последствия. КНИГА ТОТА – СКОРЕЕ УЖ КНИГА ЧУШИ, писала она. LIBER NULL = НУЛЬ ОЧКОВ.
По большей части никакого эффекта ее действия не имели, или же их хватало лишь на то, чтобы вдохновить ее продолжить занятия (мимолетный звук, непредвиденная тень). Но именно тогда, когда она раздражалась, выходила из себя и хотела все бросить, когда проделывала все неточно, приходили настоящие успехи.
«На сегодня все. Можете уйти пораньше». Собирая учебники вместе с остальным классом, Коллингсвуд наблюдала, как потрясена мисс Эмбли собственными словами. Женщина в полном недоумении дотронулась до своего рта. Коллингсвуд щелкнула пальцами. Со стола мисс Эмбли скатилась и упала на пол ручка.
И позже. «Что она делает, сэр?» – спросила какая-то девчушка у ошеломленного учителя, указывая на золотую рыбку, которая плавала в классном аквариуме крайне неестественным образом. Коллингсвуд, никем не замеченная, продолжала то, что внезапно начала в приступе досады, – подобно диджею, крутила пальцами по столу в такт рингтону с телефона одноклассницы: рыбка двигалась в том же ритме.
С тех пор минуло немало лет. Коллингсвуд, конечно, проделала большую работу, многое подправила, поставила немало экспериментов, но врожденное нетерпение мешало ей развернуть исследования в полном масштабе. Она осознала, что в конечном счете это ее ограничит, что она, несомненно, обладает талантом и без проблем могла бы сделать на этом карьеру, – но никогда не станет одной из самых-самых. Таких она встречала впоследствии – двух или трех человек, распознавая их, как только те появлялись на пороге.
Но положенные ей пределы имели неожиданные последствия, причем не всегда отрицательные. Нехватка точности, необходимой для работы на высочайшем уровне, скрещивала ее способности, придавала им незначительные отклонения. По большей части этими последствиями (недостатками, если угодно) можно было пренебречь, но иногда – нет.
Например, при установке охранной сигнализации в дверном проеме Билли Коллингсвуд настраивала ее именно на проникновение извне. То, что система сработала, пусть и слабо, в обратную сторону, было результатом не конструкции, а размашистых, но чересчур неряшливых действий Коллингсвуд. Перфекционист остался бы ими недоволен. Но он не получил бы сигнал опасности, когда незваные гости вывели Билли из квартиры, не вломившись в нее. Коллингсвуд вдруг проснулась и несколько мгновений пребывала в замешательстве, меж тем как сердце ее бешено колотилось, отдаваясь болью в ушах.