Текст книги "Наш общий друг. Том 2"
Автор книги: Чарльз Диккенс
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц)
Все это мистер Фледжби выслушал со скромным и серьезным видом, как и подобало внушающему доверие молодому человеку, который знал все это наперед, и когда рассказ был окончен, он строго покачал головой.
– Мне это не нравится, мистер Твемлоу, – сказал Фледжби. – Мне не нравится, что Райя потребовал основной капитал. Если уж он решил подать ко взысканию, придется платить.
– Но предположим, сэр, что платить не из чего, – удрученно сказал Твемлоу.
– Тогда, знаете ли, придется вам самому отправиться.
– Куда? – слабым голосом спросил Твемлоу.
– В тюрьму, – ответил Фледжби. Тут мистер Твемлоу склонил неповинную голову на руку, испустив тихий стоя отчаяния и стыда.
– Тем не менее будем надеяться, что дело не так уж плохо, – заметил Фледжби, делая вид, будто собирается с духом. – Если вы мне позволите, я скажу Райе, когда он придет, кто вы такой, отрекомендую вас как своего друга и изложу ему ваше дело, чтобы вам самому не говорить; быть может, у меня это выйдет более по-деловому. Вы не сочтете это за вольность?
– Еще и еще раз благодарю вас, сэр, – сказал Твемлоу. – Мне очень и очень не хотелось бы пользоваться вашим великодушием, но моя беспомощность меня заставляет. Не могу же я не чувствовать, мягко выражаясь, что я ровно ничего не сделал, чтобы его заслужить.
– Куда это он девался? – пробормотал Фледжби, опять глядя на часы. – Зачем он ушел? Вы когда-нибудь видели его, мистер Твемлоу?
– Нет, никогда.
– Сущий Шейлок, как на него поглядишь, а в делах и еще того хуже. А всего хуже, когда он смирный. Если он смирный, я это считаю очень дурным знаком. Глядите хорошенько, когда он войдет, и, если он смирный, ни на что не надейтесь. Вот и он! С виду он смирный.
С этими словами, которые сильно встревожили безобидного Твемлоу, мистер Фледжби вернулся на прежнее место, а в контору вошел старик.
– Ну, Райя, я думал, вы пропали! – сказал Фледжби.
Старик, увидев постороннего, замер на месте. Он понял, что его хозяин собирается дать ему приказания, и приготовился их выслушать.
– Я, право, думал, что вы пропали, мистер Райя, – повторил Фледжби с расстановкой. – А теперь смотрю на вас – да нет, не могли вы этого сделать, нет, не могли!
Стоя со шляпой в руках, старик поднял голову и с тревогой взглянул на Фледжби, словно силясь понять, какое новое бремя тот хочет взвалить на него.
– Неужто вы убежали для того, чтобы опередить всех других и представить ко взысканию закладную Лэмла? – спросил Фледжби. – Ведь вы этого не сделали, скажите?
– Сделал, сэр, – тихим голосом ответил старик.
– Ох, чтоб вам! – воскликнул Фледжби. – Ну-ну-ну! Вот так так! Ну, мистер Райя, мне было известно, что вы человек жестокий, но я все же не думал, что до такой степени.
– Сэр, – ответил старик очень тревожно, – я делаю, как мне приказано. Я тут не хозяин, я только служащий у другого лица, не имею никакой власти и ничего не могу сделать.
– Будет вам, – возразил Фледжби, втайне торжествуя при виде того, как старик простер вперед обе руки, словно защищаясь от обоих наблюдателей. – Знаем мы вас и вашу песенку, мистер Райя. Вы вправе взыскивать с людей долги, если уж решились на это, но только не прикидывайтесь овечкой, как вся ваша братия любит прикидываться. По крайней мере передо мной. Да и к чему, мистер Райя? Вам известно, что я вас наизусть знаю.
Старик запахнул свободной рукой длинную полу своей одежды и печально взглянул на Фледжби.
– И не будьте, пожалуйста не будьте так дьявольски кротки, мистер Райя, – продолжал Фледжби, – потому что мне известно, что за этим последует. Послушайте, Райя. Вот этот джентльмен – мистер Твемлоу.
Еврей повернулся к нему и поклонился. Бедная овечка тоже поклонилась в ответ, учтиво и с испугом.
– Мне так не повезло, – продолжал Фледжби, – когда я просил вас сделать уступку для моего друга Лэмла, что я уж и не надеюсь выпросить что-нибудь для моего друга (и даже родственника) мистера Твемлоу. Думаю, однако, что если вы и пойдете на уступку, то разве только для меня, так что я уж постараюсь упросить вас, да кроме того я уже обещал это мистеру Твемлоу. Так вот, мистер Райя, это мистер Твемлоу. Всегда аккуратно платит проценты, всегда приходит вовремя и понемножку погашает свой долг. Так зачем же вам прижимать мистера Твемлоу? Что вы имеете против мистера Твемлоу? Почему не оказать снисхождения мистеру Твемлоу?
Старик заглянул в маленькие глазки Фледжби, ища в них разрешения не прижимать мистера Твемлоу, но не нашел даже намека на это.
– Мистер Твемлоу вам не родня, – сказал Фледжби, – не станете же вы мстить ему за то, что он всю свою жизнь был джентльменом и жил на средства своих родственников. Если даже мистер Твемлоу презирает дельцов, вам-то что до этого?
– Но простите, – прервала его кроткая жертва, – я их не презираю. Я счел бы это высокомерием.
– Вот видите, мистер Райя! – сказал Фледжби. – Как это мило сказано, не правда ли? Давайте договоримся о деле мистера Твемлоу.
Старик снова взглянул на него, ища позволения пощадить бедного старичка. Но нет. Мистер Фледжби намерен был доконать его.
– Мне очень жаль, мистер Твемлоу, – сказал Райя. – Я получил приказания и не могу уклониться от них. Деньги должны быть выплачены.
– Все сразу и наличными, вы хотите сказать, мистер Райя? – спросил Фледжби для полной ясности.
– Полностью, сэр, и сразу, – ответил Райя.
Мистер Фледжби сокрушенно покачал головой, глядя на Твемлоу, и без слов выразил свое мнение о почтенном старце, стоявшем перед ним с опущенными глазами: «Вот изверг, этот еврей!»
– Мистер Райя! – начал Фледжби. Старик опять поднял глаза на Фледжби, в надежде, что тот, быть может, еще подаст ему знак.
– Мистер Райя, не вижу, к чему об этом молчать. В деле мистера Твемлоу замешано одно важное лицо, и вы это знаете.
– Знаю, – подтвердил старик.
– Так вот, мистер Райя, я просто указываю на это как на очень важное обстоятельство в его деле. Вы твердо решили (указываю просто на обстоятельство дела) требовать либо поручительства этого важного лица, либо его деньги?
– Твердо решил, – отвечал Райя, поняв это по лицу своего хозяина.
– Нисколько не беспокоясь о том и даже радуясь тому, – продолжал Фледжби елейным тоном, – какие ссоры и свары начнутся между мистером Твемлоу и этим важным лицом?
Ответа не требовалось, да его и не последовало. Бедный Твемлоу, переживавший жестокие душевные муки с тех пор, как в перспективе показался его знатный родственник, вздохнул и поднялся с места, собираясь уходить.
– Очень вам благодарен, сэр, – сказал он, протягивая Фледжби сухую и горячую руку. – Вы оказали мне большую услугу. Благодарю вас, благодарю.
– Не стоит благодарности, – отвечал Фледжби. – Ведь пока что ничего не вышло, но я еще останусь и попробую поговорить с мистером Райей.
– Не обманывайтесь, мистер Твемлоу, – сказал еврей, впервые обращаясь к нему прямо. – Никакой надежды для вас нет. Не ждите снисхождения. Вам придется уплатить все сполна и как можно скорее, иначе дело передадут в суд. Не рассчитывайте на меня, сэр. Деньги, деньги и деньги.
Сказав это особенно выразительно, он отвесил низкий поклон в ответ на вежливый кивок мистера Твемлоу, и достойный маленький джентльмен удалился в большом унынии. Очаровательный Фледжби до того развеселился, что после его ухода должен был отойти к окну, где долго стоял, облокотившись на ставень, и беззвучно смеялся, повернувшись спиной к своему подчиненному. Успокоившись, он снова повернулся к старику лицом и увидел, что тот стоит на прежнем месте, а кукольная швея все так же сидит в уголку за дверью и лицо у нее испуганное.
– Ого! – воскликнул мистер Фледжби, – вы совсем забыли про эту молодую особу, мистер Райя, а она тоже давно вас ждет. Отпустите ей лоскутков, только, пожалуйста, полной мерой, если можете расщедриться хоть раз в жизни.
Некоторое время он смотрел, как еврей наполняет ей корзиночку лоскутками, какие она всегда покупала; но скоро его опять разобрало веселье, и ему опять пришлось отвернуться к окну, прислониться к ставню.
– Ну, милая Золушка, теперь ваша корзинка полна, – сказал старик шепотом и с расстроенным видом. – Господь с вами! Идите домой!
– Не зовите меня «милой Золушкой», – возразила мисс Рен. – Ах вы злая крестная.
Она погрозила ему пальчиком и так серьезно и выразительно, как грозила дома своему непослушному старому ребенку.
– Вы вовсе не крестная! – продолжала она. – Вы теперь Волк, серый Волк! И если мою милую Лиззи предали и продали, я теперь буду знать, кто ее предал и продал.
Глава XIV
Мистер Вегг собирается прищемить нос мистеру Боффину
После того как мистер Венус побывал еще несколько раз на чтении рассказов о скрягах, его присутствие на вечерах в «Приюте» стало почти обязательным. Мистер Боффин, по-видимому, находил особенное удовольствие в чудесах, которые демонстрировал Вегг, если при этом был еще один слушатель, так сказать, еще один человек для подсчета золотых гиней в чайниках, трубках, яслях, кормушках и прочих депозитных банках; Сайлас же Вегг, который в обыкновенное время по своей завистливости непременно обиделся бы на внимание, оказанное анатому, теперь при всяком удобном случае расхваливал Венуса Боффину, советуя дорожить обществом такого человека, – настолько он боялся, как бы Венус, оставшись без присмотра, не поддался искушению сыграть какую-нибудь штуку с хранившимся у него драгоценным документом. И еще одну дружескую услугу оказывал ему теперь мистер Вегг изо дня в день. После того как кончалось чтение и благодетель уходил из «Приюта», Вегг неизменно провожал домой мистера Венуса. Само собой разумеется, он так же неизменно просил разрешения полюбоваться документом, которым они с Венусом владели совместно, никогда, однако, не упуская случая заметить, что одно только наслаждение поучительной беседой мистера Венуса снова заманило его до самого Клеркенуэла, а уж раз он дошел до места, завлеченный светскими дарованиями мистера В., то уж кстати попросит разрешения проделать ту пустяковую формальность, так только, для порядка.
– Разве я не знаю, сэр, – прибавлял обычно мистер Вегг, – что человек с вашей чувствительной душой всегда сам захочет, чтобы его проверили; не могу же я не считаться с вашими чувствами.
К этому времени в мистере Венусе стала заметна некоторая доза ржавчины, и, сколько Вегг ни умасливал его елеем, при нажиме он повертывался на шарнирах очень туго и со скрипом. Венус дошел до того, что, присутствуя на литературных вечерах, раза два-три позволил себе поправить мистера Вегга, когда тот уж очень перевирал какое-нибудь слово, а то и целый абзац, так что Вегг стал заранее проверять свой курс еще днем, с тем чтобы вечером благополучно обойти подводные камни и не сесть на них невзначай. Особенно он боялся всего, что имело хоть малейшее отношение к анатомии, и если замечал впереди какую-нибудь кость, то, приложив все усилия, обходил ее стороной, лишь бы не произносить вслух названия.
Однажды вечером, по велению неблагосклонной судьбы, ладья мистера Вегга оказалась окружена массой многосложных слов и запуталась в целом архипелаге трудностей. Будучи вынужден ежеминутно делать промеры и подвигаться вперед с величайшей осторожностью, мистер Вегг не мог уделять внимания ничему другому. Мистер Венус воспользовался его трудным положением и, приложив палец к губам, сунул клочок бумаги в руку мистеру Боффину.
Возвратившись вечером домой, мистер Боффин увидел, что в бумажке была визитная карточка мистера Венуса с нацарапанными на ней словами: «Буду очень рад, если окажете мне честь зайти по вашему собственному делу как-нибудь в сумерки, пораньше вечером».
В следующий же вечер мистер Боффин остановился перед витриной мистера Венуса, разглядывая лягушек в спирту, а Венус, бывший на страже, заметил его в ту же минуту и кивком пригласил зайти в помещение. Мистер Боффин так и сделал и, усевшись к огню на предложенный ему ящик с «человеческими костями, разными», долго оглядывал лавку изумленным взором. Огонь то угасал, то разгорался, сумерки уже сгустились, и все чучела в лавке мигали и моргали обоими глазами, как и сам Венус. Французский джентльмен, хотя и без глаз, ничуть не отставал от других, и при каждой вспышке огня его пустые глазницы, казалось, открывались и закрывались так же равномерно, как стеклянные глаза игрушечных собачек, уток и других птиц. Головастые младенцы не менее усердно содействовали ему, усиливая общее впечатление уродливыми гримасами.
– Видите, мистер Венус, я времени не терял, – сказал мистер Боффин. – Вот и я.
– Вот и вы, сэр, – согласился Венус.
– Не люблю никаких тайн, – продолжал мистер Боффин, – то есть, вообще говоря, не люблю – надеюсь, однако, что вы мне сможете объяснить, для какой надобности вы молчали до сих пор.
– Думаю, что смогу, сэр, – ответил Венус.
– Отлично, – сказал мистер Венус. – Надо полагать, вы не ждете сегодня Вегга?
– Нет, сэр, никого не жду, кроме здесь присутствующих.
Мистер Боффин огляделся по сторонам, словно включая в это число и французского джентльмена и то общество, в котором он не вращался, и повторил:
– Здесь присутствующих.
– Сэр, – начал мистер Венус, – прежде чем приступить к делу, я попрошу, чтобы вы дали слово и поручились честью, что все это останется в тайне.
– Погодим немножко, посмотрим сперва, что значит такое выражение, – отвечал мистер Боффин. – Надолго ли в тайне?.. Навсегда, что ли?
– Понимаю ваш намек, сэр, – сказал Венус, – вы думаете, что дело, может быть, окажется не такого рода, чтобы вы сочли удобным хранить его в тайне.
– Может быть, – сказал мистер Боффин, осторожно поглядывая по сторонам.
– Правильно, сэр. Что ж, сэр, – заметил Венус, вцепившись для прояснения мыслей в свои пыльные волосы, – попробуем подойти с другой стороны. Я начинаю с вами дело, а вы ручаетесь честью без моего ведома ничего не предпринимать и не говорить, что я в нем участвую.
– Как будто правильно, – сказал мистер Боффин. – Я согласен.
– Вы даете слово и ручаетесь честью, сэр?
– Любезный, – возразил мистер Боффин, – слово я вам даю, а как можно его дать, не ручаясь честью, я не знаю. На своем веку я просеял горы мусора, но ни разу не видел, чтобы эти две вещи были в отдельных кучах.
Это замечание, казалось, несколько пристыдило мистера Венуса. Он замялся и сказал:
– Совершенно верно, сэр, – и, прежде чем возобновить прерванную речь, еще раз повторил, – совершенно верно, сэр. Мистер Боффин, если я сознаюсь вам, что согласился участвовать в сговоре, жертвой которого должны были стать вы, чего никак не должно было делать, то, быть может, вы позволите мне упомянуть, что я был тогда в удрученном состоянии духа, и окажете мне снисхождение. Золотой Мусорщик, сложив руки на набалдашнике толстой трости и опершись на них подбородком, покосился на него с каким-то загадочным выражением и сказал, кивнув головой:
– Разумеется, Венус.
– Этот сговор, сэр, клонился к тому, чтобы обмануть ваше доверие так нагло, что мне сразу же надо было сообщить вам. Но я этого не сделал, мистер Боффин, я соблазнился.
Не моргнув глазом, не шевельнув пальцем, мистер Боффин опять кивнул головой и спокойно повторил:
– Вот именно, Венус.
– Не то чтобы я пошел на это с охотой, сэр, – продолжал кающийся анатом, – или не упрекал себя за то, что свернул со стези науки на стезю… – он собирался сказать «злодейства», но, не желая усугублять свою вину, с большим подъемом переменил на «Вегга».
Мистер Боффин, глядя все так же спокойно и загадочно, ответил:
– Вот именно, Венус.
– А теперь, сэр, – продолжал Венус, – подготовив вас в общих чертах, я вам препарирую все детали.
После краткого профессионального вступления он перешел к истории дружеского договора и изложил ее правдиво. Можно было бы предполагать, что его рассказ вызовет у мистера Боффина какие-нибудь признаки изумления, гнева или других чувств, однако он не вызвал ничего кроме все того же замечания:
– Вот именно, Венус.
– Думаю, что я удивил вас, сэр? – с сомнением спросил мистер Венус.
Мистер Боффин ответил по-прежнему:
– Вот именно, Венус.
Теперь удивляться пришлось уже Венусу. Однако недолго. Ибо, когда Венус перешел к находке Вегга, а от нее к тому, как мистер Боффин у них на глазах откапывал голландскую флягу, последний изменился в лице, зашевелился, забеспокоился и кончил тем (когда замолчал мистер Венус), что выказал явную тревогу, волнение и замешательство.
– Так вот, сэр, – сказал Венус в заключение, – вам лучше знать, что было в той голландской фляге и для чего вы ее откопали и унесли с собой. Я не хочу знать об этой фляге больше того, что видел. Я знаю одно: что я все-таки горжусь своим ремеслом (хотя с ним связан ужасный недостаток, поразивший мое сердце и почти в той же мере – мой скелет) и намерен жить только своим ремеслом. Говоря иными словами, я не намерен марать рук ни единым пенни, нажитым на этом деле. Единственно тем я могу загладить свою вину перед вами, что предостерегу вас насчет находки, сделанной Веггом. Мое мнение такое, что молчание Вегга задешево не купишь, и потому я составил такое мнение, что он начал распоряжаться вашим добром, как только понял свою силу. Вы сами решите, стоит ли вам покупать его молчание любой ценой, сами и примете меры, какие нужно. Что касается меня, то я никаких денег не возьму. Потребуется когда-нибудь сказать правду, я скажу, но больше того, что я уже сделал, мне делать не хочется, вот и все.
– Спасибо, Венус! – сказал мистер Боффин, крепко пожав ему руку. – Спасибо, спасибо, Венус! – И в сильном волнении он стал прохаживаться взад и вперед по лавчонке. – Послушайте, однако, Венус, – заговорил он, в волнении садясь снова, – если придется подкупать Вегга, то это обойдется не дешевле, чем подкупать вас обоих. Вместо того чтобы взять половину – уговор был, кажется, делить пополам? Всю прибыль поровну?
– Уговор был пополам, сэр, – ответил Венус.
– А вместо того он теперь заберет все. Мне придется платить столько же, если не больше. Вы же сами говорите, что совести у него нет, что он сущий грабитель.
– Таков он и есть, – сказал Венус.
– Не думаете ли вы, Венус, – вкрадчиво спросил мистер Боффин, глядя в огонь, – не кажется ли вам, что… вы могли бы прикинуться, будто участвуете в деле, пока Вегг не будет подкуплен, а потом вы успокоили бы свою совесть, вернув мне то, что взяли для виду?
– Нет, сэр, не кажется, – очень решительно возразил Венус.
– Даже чтобы искупить свою вину? – допытывался мистер Боффин.
– Нет, сэр. Мне кажется, по зрелом размышлении, для того чтоб оправдаться и выйти из дела, всего лучше будет опять войти в дело.
– Гм! – задумался мистер Боффин. – Когда вы говорите «дело», это значит…
– Это значит правое дело, – отвечал Венус кратко и решительно.
– Мне кажется, что право на моей стороне, если оно вообще есть, – обиженно проворчал мистер Боффин, нагнувшись к огню. – У меня больше прав на деньги старика, чем у казны. Что он видел от казны кроме налогов? А мы с женой были для него решительно всем.
Мистер Венус, опустив голову на руки, погрузился в меланхолию при виде такой скупости мистера Боффина и пробормотал для того только, чтобы еще глубже насладиться своим меланхолическим настроением:
– Она не желала равнять себя ни с чем таким и не желала, чтобы ее другие равняли.
– А чем же я буду жить, – спросил мистер Боффин жалобно, – если мне придется подкупать разных молодчиков на свои гроши? И как за это взяться? Когда нужно приготовить деньги? Когда предложить их? Вы же мне не сказали, когда он собирается на меня наброситься?
Венус объяснил, по каким причинам и с какой целью нападение на мистера Боффина отложено до тех пор, пока не будет вывезен мусор. Мистер Боффин внимательно слушал.
– И неужели не может быть никаких сомнений в подлинности этого проклятого завещания? – спросил он с надеждой в голосе.
– Решительно никаких, – ответил Венус.
– Где же оно находится теперь? – осторожно спросил мистер Боффин.
– Оно у меня, сэр.
– Неужели? – радостно воскликнул мистер Боффин. – Ну, а за хорошую цену, Венус, не бросите ли вы эту бумагу в огонь?
– Нет, сэр, не брошу, – отрезал мистер Венус.
– И не передадите ее мне?
– Это было бы то же самое. Нет, сэр, – ответил мистер Венус.
Золотой Мусорщик собирался задать еще не один вопрос, как вдруг на улице послышалось постукивание деревяшки, приближавшейся к дверям.
– Тише! Это Вегг, – сказал Венус. – Спрячьтесь вот за этого молодого аллигатора в углу, мистер Боффин, и можете судить сами. Я не стану зажигать свечку, пока он не уйдет; свет будет только от угольев. Вегг хорошо знаком с аллигатором и не станет его особенно разглядывать. Уберите ноги, мистер Боффин, а то я вижу башмаки из-за его хвоста. Голову спрячьте за его улыбкой, мистер Боффин, места вам вполне хватит… вот так, и вам будет очень удобно. Он немножко запылился, но очень подходит к вам по цвету. Удобно ли вам, сэр?
Мистер Боффин едва успел ответить утвердительно, как вошел Вегг, постукивая деревяшкой.
– Ну, приятель, как поживаете? – бодрым тоном осведомился Вегг.
– Так себе, – ответил мистер Венус. – Похвастаться нечем.
– Во-от как! – сказал Вегг. – Жаль, что вы так плохо поправляетесь: душа-то у вас велика для тела, вот в чем суть. А как наш товарец? Крепче запрешь, скорее найдешь, так, что ли?
– Желаете посмотреть? – спросил Венус.
– Будьте так любезны, – потирая руки, сказал Вегг. – Мне желательно взглянуть на него совместно с вами. Или, как похоже сказано в стихах, которые еще в старину были положены на музыку:
Повернувшись к нему спиной, Венус повернул ключ в замке и достал документ, по обыкновению придерживая его за уголок. Мистер Вегг, придерживая документ за другой уголок, стал его рассматривать, усевшись на место, только что освобожденное мистером Боффином.
– Все в порядке, сэр, – не сразу и очень неохотно согласился он, не в силах расстаться со своей добычей, – все в порядке.
И алчными глазами он так и следил за своим компаньоном, когда тот, снова повернувшись к нему спиной, повернул ключ в замке.
– Новостей никаких, я полагаю? – спросил Венус, опять усаживаясь на низенький табурет за прилавком.
– Кое-что есть, сэр, – ответил Вегг, – нынче утром случилось кое-что новенькое. Эта старая лиса, этот скряга и захватчик…
– Мистер Боффин? – переспросил Венус, оглянувшись на улыбку аллигатора длиной ярда в два.
– Какой он к черту мистер! – воскликнул Вегг, давая волю благородному негодованию. – Боффин. Мусорный Боффин. Эта старая лиса, этот ругатель и мучитель, нынче утром присылает на свалку своего лакея, молодого человека по имени Хлюп, распоряжаться нашей собственностью. Ей-богу, я его спрашиваю: «Что вам здесь нужно, молодой человек? Это частное владение», а он вытаскивает бумагу от другого подлеца, того самого, из-за которого меня обошли. «Настоящим Хлюп уполномачивается присматривать за вывозкой мусора». Это уж слишком, как по-вашему, мистер Венус?
– Вспомните, что он еще не знает о наших правах, – остановил его Венус.
– Так надо ему намекнуть, – сказал Вегг, – да повнушительнее, чтоб он набрался страху. А то дай только палец, он и всю руку заберет. Если спустить на этот раз, мало ли что он вздумает проделать с нашей собственностью. Я вам скажу, мистер Венус, вот до чего дошло: надо мне приструнить этого Боффина, иначе я лопну. Никак не могу сдерживаться, когда гляжу на него. Каждый раз, как он лезет к себе в карман, мне кажется, будто он ко мне в карман лезет. Каждый раз, когда он бренчит своими деньгами, мне кажется, будто он вольничает с моими деньгами. Живая плоть и кровь этого не стерпит. Нет, я даже больше скажу, – в ожесточении прибавил мистер Вегг. – Деревяшка этого не стерпит!
– Однако, мистер Вегг, – настаивал Венус, – ведь это была ваша мысль, что надо отложить расправу с ним, пока весь мусор не вывезут.
– А это тоже была моя мысль, – возразил Вегг, – чтобы пригрозить ему, если он явится вынюхивать и выслеживать насчет собственности, дать понять, что он не имеет на нее никаких прав, сделать его нашим рабом. Разве это была не моя мысль, мистер Венус?
– Разумеется, ваша, мистер Вегг.
– Разумеется, моя, как вы сами сказали, – подтвердил Вегг, несколько смягченный такой готовностью соглашаться с ним. – Очень хорошо. Я считаю выслеживаньем и вынюхиваньем то, что он прислал к нам во двор одного из своих лакеев. И за это ему надо прищемить нос.
– Должен признать, что не по вашей вине ему удалось удрать с голландской флягой в тот вечер, мистер Вегг, – сказал Венус.
– Как вы сами это честно признали, друг! Нет, не по моей вине. Я бы эту флягу у него выцарапал. Можно ли было стерпеть, что он, как тать в нощи, явился копаться в мусоре, да и не в своем, а скорее в нашем (ведь мы можем отобрать у него все до последней пылинки, если он не заплатит, сколько мы потребуем), и унес клад из этих раскопок? Нет, этого нельзя стерпеть. И за это тоже следует прищемить ему нос.
– Как же вы намерены это сделать, мистер Вегг?
– Прищемить-то? Я намерен открыто оскорбить его, – возразил почтенный инвалид. – И если, глядя мне в глаза, он посмеет ответить хотя бы слово, оборвать его, чтоб он дух не успел перевести: «Еще одно слово, старый грязный пес, и ты нищий».
– А если он ничего не скажет, мистер Вегг?
– Тогда мы без всяких хлопот придем к соглашению, – отвечал Вегг, – я его обломаю и верхом на него сяду. Я его взнуздаю, затяну поводья, укрощу его и верхом сяду. Чем туже его взнуздать, тем больше он заплатит. А я намерен получить с него побольше, даю вам слово, мистер Венус!
– Уж очень это мстительно звучит, мистер Вегг.
– Мстительно, сэр? Не для него ли я разрушался и падал вечер за вечером? Не для его ли удовольствия торчал дома, чтобы он сшибал меня как кеглю, – шарами ли, книгами ли – какими ему вздумается? Да ведь я во сто раз лучше его, сэр, в пятьсот раз лучше!
Мистер Венус взглянул на него с сомнением, быть может намеренно вызывая его на самую неприглядную откровенность.
– Как? Не перед тем ли самым домом, который сейчас занимает этот жалкий червь и баловень фортуны, – продолжал Вегг, пользуясь для порицания самым высоким стилем и стуча кулаком по прилавку, – я, Сайлас Вегг, человек в пятьсот раз более достойный, сидел во всякую погоду, дожидаясь поручения или покупателя? Не перед этим ли самым домом я впервые увидел его купающимся в роскоши, в то время как я торговал там грошовыми песенками пропитания ради? Так неужели мне пресмыкаться перед ним во прахе, чтоб он топтал меня ногами? Нет!
При вспышке огня на уродливой физиономии французского джентльмена промелькнула усмешка, словно он подсчитывал, сколько тысяч клеветников и предателей ополчаются против баловней фортуны совершенно на тех же основаниях, что и мистер Вегг. Легко было вообразить, что головастые младенцы опрокинулись вверх ногами, пытаясь решить своим водяночным мозгом, сколько детей человеческих точно таким же образом превращают своих благодетелей в злейших врагов. Двухярдовую улыбку аллигатора можно было истолковать в таком смысле: «Все это было известно давным-давно, еще в глубинах первобытного ила».
– Однако, – сказал Вегг, возможно учуяв все же что-то неладное, – ваша выразительная физиономия, мистер Венус, говорит мне, что сегодня я гораздо скучнее и сердитее обыкновенного. Быть может, я чересчур много думал. Прочь, унылая Забота! Теперь все прошло, сэр. Только взглянул на вас, и «империя вновь обрела свою власть». Ибо, как говорится в песне, хотя и подлежит изменению, сэр:
Спокойной ночи, сэр.
– Мне скоро надо будет сказать вам словечко-другое, мистер Вегг, – заметил Венус, – насчет моего участия в деле, о котором мы говорили.
– Мое время, сэр, принадлежит вам, – возразил Вегг. – А пока что обещаю: ничто мне не помешает прищемить ему нос, этому мусорному Боффину. А уж если я его прищемлю, так не выпущу вот из этих самых рук, мистер Венус, так и буду держать, пока искры не посыплются.
С этим приятным обещанием Вегг вышел, постукивая деревяшкой, и закрыл за собой дверь.
– Погодите, я зажгу свечку, мистер Боффин, – сказал Венус, – вам будет удобнее выйти.
Засветив свечку, он держал ее в вытянутой руке до тех пор, пока мистер Боффин не выбрался из-за улыбки аллигатора с таким мрачным выражением лица, что могло показаться, будто аллигатор зло подшутил над мистером Боффином и теперь веселился, прохаживаясь на его счет.
– Вот предатель! – сказал мистер Боффин, выходя и отряхивая пыль с плечей и колен, поскольку в обществе аллигатора нельзя было набраться ничего другого. – Вот гадина!
– Аллигатор, сэр? – спросил Венус.
– Нет, Венус, нет. Этот змей.
– Будьте любезны обратить ваше внимание, сэр, – заметил Венус, – ведь я ничего не сказал ему насчет того, что совсем выхожу из дела – мне никоим образом не хотелось бы выходить, не предупредив вас. Но ради собственного моего спокойствия, мистер Боффин, хочется развязаться поскорей, и потому я позволю себя спросить, когда для вас будет удобнее, чтобы я вышел из дела?
– Благодарствую, Венус, благодарствую, но только я не знаю, что вам сказать, – отвечал мистер Боффин. – Я и сам не знаю, что делать. Все равно он на меня набросится. Он, кажется, твердо решил на меня наброситься, не правда ли?
Мистер Венус полагал, что намерения Вегга именно таковы.
– Вы могли бы оказать мне некоторую поддержку, если бы остались в деле, – сказал мистер Боффин, – вы могли бы становиться между Веггом и мною и смягчать его. Как вы думаете, Венус, не могли бы вы прикинуться, будто остаетесь в деле, пока я сам не соберусь с мыслями?
Венус, натурально, осведомился, много ли понадобится мистеру Боффину времени, чтобы собраться с мыслями.
– Право, не знаю, – совершенно растерявшись, ответил мистер Боффин. – Все пошло шиворот-навыворот. Если бы меня не ввели во владение, я бы ничего не имел против. Но раз уж ввели, не очень-то будет приятно, если выведут, согласитесь сами, мистер Венус.
Мистер Венус, по его словам, предпочел бы, чтобы мистер Боффин сам разрешил этот деликатный вопрос.
– Не знаю, право, что и делать, – сказал мистер Боффин. – Если я посоветуюсь с кем-нибудь другим, это значит только, что придется посвящать в тайну и подкупать еще одного человека; тогда я совсем разорюсь, лучше уж было бы все бросить и прямо отправиться в работный дом. Если мне посоветоваться с моим молодым человеком, Роксмитом, так придется и его подкупать. Рано или поздно он тоже накинется на меня, не хуже Вегга. Для того я, должно быть, и родился на свет, чтобы на меня нападали.
