Текст книги "Наш общий друг. Том 2"

Автор книги: Чарльз Диккенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 31 страниц)

Глава XII,
предвещающая недоброе

Поднялось солнце, залив светом весь Лондон, и в своем великолепном беспристрастии снизошло даже до того, что заиграло радужными искорками в бакенбардах мистера Альфреда Лэмла, сидевшего за завтраком. Мистер Лэмл, видимо, нуждался в освещении извне: на душе у него, судя по весьма хмурому выражению лица, было довольно мрачно.

Миссис Лэмл сидела за столом напротив своего повелителя. Счастливая чета мошенников, связанная прочными узами взаимного обмана, молчала, недовольно уставясь на скатерть. Все выглядело так мрачно в этой столовой, хотя она и выходила на солнечную сторону Сэквил-стрит, что многие из семейных поставщиков, заглянув глазком в щель ставня, сразу поняли бы намек и сочли бы своим долгом прислать счет и настаивать на уплате.

Впрочем, большинство семейных поставщиков давно уже прислало счета, не дожидаясь намека.

– Мне кажется, – сказала миссис Лэмл, – что вы сидите без денег с тех самых пор, как мы поженились.

– Может, так оно и есть, как вам кажется, – отвечал мистер Лэмл. – Это не имеет значения.

Составляло ли это особенность супругов Лэмл или так бывает и у других любящих пар? В своих супружеских диалогах они никогда не обращались друг к другу, но всегда к какому-то незримому призраку, очевидно находившемуся как раз на полдороге между ними. Быть может, в таких семейных обстоятельствах злой дух выходит из шкафа и присутствует при разговоре?

– Я не видела никаких денег в этом доме, кроме моей собственной ренты, – сказала миссис Лэмл, обращаясь к злому духу. – Могу хоть присягнуть.

– Не стоит трудиться, – ответил мистер Лэмл, обращаясь к злому духу, – повторяю, это опять-таки не имеет значения. Вам никогда еще не приходилось расходовать свою ренту с такой пользой.

– С пользой? В чем же эта польза? – спросила миссис Лэмл.

– В кредите, в широком образе жизни, – сказал мистер Лэмл.

Быть может, злой дух презрительно засмеялся, выслушав этот вопрос и этот ответ; но что засмеялась миссис Лэмл и мистер Лэмл засмеялся тоже, в этом нет сомнения.

– А что же будет дальше? – спросила миссис Лэмл, обращаясь к злому духу.

– Дальше будет крах, – ответил мистер Лэмл по тому же адресу. Миссис Лэмл пренебрежительно взглянула на злого духа, не обращая никакого внимания на мистера Лэмла, и опустила глаза, после чего мистер Лэмл проделал то же самое и тоже опустил глаза. Тут вошла служанка с поджаренным хлебом, и злой дух снова убрался в шкаф и притаился там.

– Софрония, – начал мистер Лэмл, когда служанка вышла. И повторил гораздо громче: – Софрония!

– Да?

– Выслушайте меня внимательно, прошу вас. – Он строго посмотрел на нее, но она не проявила должного внимания, а потом продолжал: – Мне нужно посоветоваться с вами. Бросьте, бросьте, тут не до шуток. Вы знаете наш договор. Мы должны вместе работать в наших общих интересах, а вы на эти дела такая же ловкая, как я сам. Иначе мы не были бы вместе. Что предпринять? Нас загнали в угол. Что же нам делать?

– А разве у вас нет наготове плана, который можно было бы пустить в ход?

Мистер Лэмл запустил пальцы в бакенбарды в поисках мыслей и, не найдя ничего, ответил:

– Нет. Нам, как авантюристам, приходится вести азартную игру в надежде на крупный выигрыш, а последнее время нам что-то не везет.

Миссис Лэмл начала было:

– А разве у вас нечего… – но он прервал ее:

– У нас, Софрония. У нас, у нас.

– Разве у нас нечего продать?

– Черта с два. Я выдал одному еврею закладную на эту мебель, и он не сегодня-завтра может ее забрать. Думаю, что он забрал бы ее давным-давно, если бы не Фледжби.

– А при чем тут Фледжби?

– Знает его. Предостерегал меня еще до того, как я попал к нему в лапы. Просил еврея за кого-то и ничего не мог сделать.

– Вы хотите сказать, что Фледжби хлопотал за вас?

– За нас, Софрония. За нас, за нас.

– Хорошо, за нас?

– Я хочу сказать, что еврей до сих пор не трогал нас и что Фледжби уверяет, будто бы он его уговорил.

– Вы верите Фледжби?

– Софрония, я никогда никому не верю. Не верю с тех пор, милая моя, как поверил вам. Но похоже, что это так.

Намекнув задним числом на ее мятежные речи, адресованные злому духу, мистер Лэмл встал из-за стола – быть может, для того, чтобы скрыть улыбку и одно-два белых пятна на носу, – прошелся по ковру и остановился перед камином.

– Если б нам удалось тогда окрутить этого скота с Джорджианой… да что толку: снявши голову, по волосам не плачут.

Сказав это, Лэмл подобрал полы халата и, повернувшись спиною к огню, посмотрел на жену, а она побледнела и опустила глаза. Она спешила оправдаться перед ним, чувствуя за собой вину и, быть может, грозящую ей опасность, – она боялась его, боялась его руки и даже ноги, хотя он никогда и пальцем ее не тронул.

– А если б нам удалось занять деньги, Альфред?

– Выклянчить, занять или украсть. Для нас это все равно, Софрония, – перебил ее муж.

– Тогда мы смогли бы перебиться?

– Без сомнения. Я бы предложил другую, не менее оригинальную и бесспорную формулу, Софрония: дважды два – четыре.

Однако, заметив, что она обдумывает что-то, он снова подобрал полы халата одной рукой и, забрав пышные бакенбарды в другую руку, умолк, не сводя с нее глаз.

– В такую трудную минуту, Альфред, вполне естественно подумать о самых богатых и самых простодушных людях, какие нам знакомы, – сказала она, не без робости заглядывая ему в лицо.

– Совершенно верно, Софрония.

– О Боффинах.

– Вот именно, Софрония.

– Разве нельзя чего-нибудь от них добиться?

– Чего же можно от них добиться, Софрония?

Она снова задумалась, а он, как и раньше, глядел на нее, не сводя глаз-

– Конечно, я много раз думал о Боффинах, Софрония, – начал он после ни к чему не приведшего молчания, – но не нашел никакого выхода. Их очень зорко стерегут. Этот чертов секретарь стоит между ними и… и другими порядочными людьми.

– А нельзя ли от него отделаться? – спросила она, несколько оживляясь после нового раздумья.

– Что же, подумайте, Софрония, – снисходительно заметил ее осторожный супруг.

– Если бы можно было устранить его, изобразив это в виде услуги мистеру Боффину?

– Не торопитесь, подумайте, Софрония.

– Мы заметили, Альфред, что за последнее время старик стал очень подозрителен и недоверчив.

– И скуп тоже, милая моя, а это нам не сулит ничего хорошего. И все-таки не спешите, Софрония, подумайте.

Подумав, она продолжала:

– Предположим, что мы будем играть на той струнке, которую в нем подметили. Предположим, моя совесть…

– А мы знаем, какова эта совесть, душа моя. Итак?

– Предположим, совесть не позволяет мне молчать о том, что эта девчонка-выскочка рассказала мне о предложении секретаря. Предположим, совесть заставляет меня передать все это мистеру Боффину.

– Пожалуй, мне это нравится, – сказал Лэмл.

– Предположим, я сумею внушить мистеру Боффину, что моя тонкая чувствительность и мое благородство…

– Очень хорошо сказано, Софрония.

– Внушить мистеру Боффину, что наша тонкая чувствительность и наше благородство, – повторила она с горечью, – не позволяют нам молчать о таком корыстном и подлом умысле секретаря, о том, что он преступно обманывает доверие своего хозяина. Предположим, я поделилась своими добродетельными сомнениями с моим образцовым супругом и он, по свойственной ему честности, сказал: «Софрония, вы должны немедленно открыть глаза мистеру Боффину».

– Опять-таки, Софрония, мне это нравится, – заметил мистер Лэмл, переступив с ноги на ногу.

– Вы сказали, что его хорошо стерегут, – продолжала она. – Я тоже так думаю. Но если это приведет к тому, что он уволит секретаря, тогда вот вам и уязвимое место.

– Объясняйте дальше, Софрония. Мне это нравится все больше и больше.

– Оказав ему, по своей непогрешимой честности, такую важную услугу, открыв глаза на вероломство человека, которому он доверял, мы будем иметь право на его внимание и доверие. Чего этим можно добиться, трудно сказать, – подождем, а подождать придется. Вероятно, мы добьемся всего, чего тут можно добиться.

– Вероятно, – согласился

– Как вы думаете, может ли случиться, чтобы вы заместили секретаря? – спросила она тем же холодным, расчетливым тоном.

– Невозможного тут нет, Софрония. Этого можно добиться. Во всяком случае, можно как-нибудь ловко подвести к этому.

Глядя на огонь, она кивнула в знак того, что понимает намек.

– Мистер Лэмл, – начала она задумчиво, не без легкого оттенка иронии, – мистер Лэмл будет очень рад сделать все, что только в его силах. Мистер Лэмл и сам человек деловой и, кроме того, капиталист. Мистер Лэмл привык к тому, что ему поручают самые запутанные дела. Мистер Лэмл так превосходно распорядился моим небольшим капиталом; но, конечно, он еще до того создал себе репутацию как человек с состоянием, который выше всякого соблазна и вне подозрений.

Мистер Лэмл улыбнулся и даже погладил ее по голове. Размышляя об этом плане, он словно принюхивался к чему-то, и нос на его лице казался вдвое больше, чем когда бы то ни было.

Он стоял задумавшись, а она не шевелясь смотрела на подернутые пеплом угли в камине. Но как только он заговорил, она вздрогнула, перевела взгляд на него и стала слушать с таким выражением, словно думала о своем предательстве, и в ней снова ожил страх перед ним, перед его рукой и даже ногой.

– Мне кажется, Софрония, вы упустили из виду одну сторону вопроса. А может быть, и нет, ведь женщины хорошо понимают женщин. Нельзя ли нам отделаться и от этой девчонки?

Миссис Лэмл покачала головой.

– Она имеет большое влияние на них обоих, Альфред. Никак нельзя его сравнивать с влиянием наемного секретаря.

– Но эта милая девочка должна быть откровенна со своими благодетелями, – возразил Лэмл, криво улыбаясь. – Ей бы следовало безгранично доверять своим благодетелям.

Софрония опять покачала головой.

– Ну хорошо! Женщины понимают женщин, – сказал ее супруг, не совсем довольным тоном. – Я не настаиваю. А если б удалось убрать обоих, то мы сразу пошли бы в гору. Я бы управлял их имуществом, а моя жена – ими самими. Фьюу!

Опять покачав головой, она возразила:

– Они никогда не поссорятся с девушкой. Они ее ни за что не накажут. Нам придется ее терпеть, можете быть уверены.

– Что ж, пускай! – воскликнул мистер Лэмл, пожимая плечами. – Только помните, что нам она не нужна.

– Теперь остался только один вопрос, – сказала миссис Лрмл, – когда мне начинать?

– Чем раньше, тем лучше, Софрония. Я уже вам сказал, что наши дела в отчаянном положении и в любую минуту может произойти крах.

– Мне нужно застать мистера Боффина одного, Альфред. Если при этом будет его жена, она сумеет его успокоить. Я знаю, при ней мне не удастся довести его до вспышки гнева. Что касается самой девушки, о ней также не может быть и речи, раз я собираюсь злоупотребить ее доверием.

– Просить свидания письменно вряд ли удобно? – спросил Лэмл.

– Нет, конечно нет. Они удивятся, почему я пишу, будут советоваться друг с другом, а мне хочется захватить его врасплох.

– Тогда не лучше ли заехать и сказать, что вы хотите поговорить с ним наедине? – подсказал Лэмл.

– Это, по-моему, тоже не годится. Предоставьте дело мне. Уступите мне маленькую коляску на сегодня и на завтра (если сегодня ничего не выйдет), и я его подстерегу.

Не успели они сговориться, как мимо окон мелькнула мужская фигура, послышался стук в дверь и звон колокольчика.

– Вот и Фледжби, – сказал мистер Лэмл. – Он вами восхищается и очень высокого мнения о вас. Меня нет дома. Как-нибудь умаслите его, чтобы он уговорил еврея. Того зовут Райя, из торгового дома Пабси и Ко.

Прибавив эти слова шепотом, чтобы они не дошли до оттопыренных ушей мистера Фледжби через две замочные скважины и прихожую, мистер Лэмл тихонько ушел наверх, сделав лакею знак не выдавать его.

– Мистер Фледжби, – произнесла миссис Лэмл, любезно встречая его, – я так рада вас видеть! Мой бедный Альфред ушел сегодня очень рано, последнее время он так озабочен своими делами. Садитесь, пожалуйста, дорогой мистер Фледжби.

Дорогой мистер Фледжби сел и, к своему удовольствию или, скорее, к неудовольствию, судя по выражению лица, убедился, что бакенбарды у него ничуть не отросли с тех пор, как он свернул за угол Олбени.

– Дорогой мистер Фледжби, нечего и говорить вам, что мой бедный Альфред сейчас очень беспокоится из-за своих дел, ведь он же сказал мне, как вы ему помогли в его временных затруднениях и какую важную услугу ему оказали.

– О! – сказал мистер Фледжби.

– Да, – подтвердила миссис Лэмл.

– Вот не знал, что Лэмл так откровенен насчет своих дел, – заметил Фледжби, усаживаясь поплотнее на стуле.

– Это только со мною, – произнесла миссис Лэмл с большим чувством.

– В самом деле? – сказал Фледжби.

– Только со мной, мистер Фледжби. Ведь я его жена…

– Да. Я… я так и думал, – сказал Фледжби.

– И могу ли я, как жена Альфреда, конечно, совершенно без его ведома и без спроса, дорогой мистер Фледжби, как вы и сами, верно, догадались при вашей проницательности, просить вас и еще раз о той же услуге: снова повлиять на мистера Райю, чтобы он потерпел еще немного? Ведь его зовут Райя, не так ли? Альфред проговорился во сне, – вот как я узнала эту фамилию.

– Кредитора зовут Райя, – сказал мистер Фледжби, делая довольно твердое ударение на первом слове. – Сент-Мэри-Экс, торговый дом Пабси и Ко.

– Вот, вот! – воскликнула миссис Лэмл, сжимая руки в порыве чувств. – Пабси и Ко.

– К просьбе женского… – начал мистер Фледжби и так основательно застрял на этом слове, что миссис Лэмл вкрадчиво подсказала:

– …сердца?

– Нет, – возразил мистер Фледжби. – Пола… мужчина всегда обязан прислушаться, и я хотел бы, чтобы исполнение этой просьбы зависело от меня. Но этот Райя дурной человек, миссис Лэмл, право так.

– Поговорите с ним, дорогой мистер Фледжби.

– Нет, честное слово, дрянной человек! – сказал Фледжби.

– Постарайтесь. Постарайтесь еще раз, дорогой мистер Фледжби. Чего вы только не сможете сделать, если захотите!

– Благодарю вас, это очень лестно слышать, – сказал Фледжби. – Я не отказываюсь, попробую еще раз, коли вы просите. Но, конечно, не могу ручаться за последствия. Райя человек жесткого характера; уж если он что сказал, то так и сделает.

– Совершенно верно! – воскликнула миссис Лэмл. – Если он вам пообещает подождать, то и подождет.

«Чертовски умная женщина, – подумал Фледжби. – Я упустил из виду эту возможность, а она сразу ее заметила и воспользовалась ею, не медля ни минуты».

– Дело в том, дорогой мистер Фледжби, – продолжала миссис Лэмл самым пленительным голосом, – не буду скрывать от вас наших надежд, ведь вы такой друг Альфреду, – на его горизонте появился некоторый просвет.

Это образное выражение не сразу дошло до очаровательного Фледжби, и он переспросил:

– Что появилось?.. На чем?

– Альфред, дорогой мистер Фледжби, говорил со мной не далее как нынче утром, перед уходом, о своих планах, которые могут изменить к лучшему положение наших дел.

– Неужели? – сказал мистер Фледжби.

– О да! – Тут миссис Лэмл пустила в ход носовой платочек. – А вы понимаете, дорогой мистер Фледжби, – ведь вы изучили человеческое сердце, знаете свет, – как горько было бы потерять положение в обществе, потерять кредит, когда возможность продержаться очень короткое время могла бы все спасти.

– О! – сказал Фледжби. – Так вы думаете, что Лэмл не вылетит в трубу, если дать ему отсрочку? Так принято выражаться на денежном рынке, – объяснил он себе в извинение.

– Да, вот именно. Это правда, сущая правда.

– Тогда это совершенно меняет дело, – сказал Фледжби. – Я непременно пойду к Райе, и сейчас же.

– Благослови вас бог, милый мистер Фледжби.

– Не за что, – возразил Фледжби. Она подала ему руку.

– Рука прелестной и великодушной женщины всегда будет наградой за…

– …благородный поступок! – подсказала миссис Лэмл, стремясь поскорее от него отделаться.

– Я не то хотел сказать, – возразил Фледжби, который никогда, ни при каких обстоятельствах не принимал подсказки, – но вы очень любезны. Разрешите мне запечатлеть… э-э… один? Всего хорошего!

– Могу ли я рассчитывать, что вы с этим не задержитесь, дорогой мистер Фледжби?

Фледжби, уже стоя в дверях, оглянулся и послал ей самый почтительный поцелуй.

– Можете рассчитывать.

И в самом деле, мистер Фледжби бежал по улицам, стремясь к своей милосердной цели, словно окрыленный теми добрыми духами, которые служат делам Великодушия. Возможно, что они даже вселились в него, ибо лицо его озарилось радостью. Его голос звучал по-новому бодро и свежо, когда, не застав ни души в конторе на Сент-Мэри-Экс, он подошел к лестнице и позвал нараспев:

– Эй ты, Иуда, что ты там затеял?

Явился старик, как всегда почтительно кланяясь.

– Ого! – воскликнул Фледжби, отступив на шаг и подмигивая. – Недоброе у тебя на уме, Иерусалим!

Старик вопросительно взглянул на него.

– Да-да, – продолжал Фледжби. – Ах ты старый грешник! Ах ты плут! Как! Ты подаешь вексель Лэмла ко взысканию? И тебя никак ничем не уговоришь? Ты ни одной минуты ждать не хочешь?

По тону и взгляду хозяина старик понял, что действовать надо безотлагательно и взял свою шляпу с конторки, где она лежала.

– Тебе, хитрец, сказали, что он вывернется, если ты не успеешь его опередить, верно? – сказал Фледжби. – А тебе не выгодно его упускать из лап, так ведь? Раз у тебя есть вексель, а у него найдется чем заплатить? Ах ты Иуда!

Старик на минуту остановился в нерешимости, словно дожидаясь еще каких-нибудь наказов.

– Идти мне, сэр? – наконец спросил он тихим голосом.

– Он еще спрашивает, идти ли ему? – воскликнул Фледжби. – Спрашивает меня, как будто сам не знает, что ему делать! Спрашивает меня, а сам держит шляпу наготове? Спрашивает меня, а сам острым глазом – ведь как бритва режет – уже косится на свою палку, что стоит у дверей!

– Идти мне, сэр?

– Идти ли ему? – передразнил Фледжби. – Да, идти! Ковыляй, Иуда.

Глава XIII
Худая слава, бежит

Очаровательный Фледжби, оставшись один в конторе, стал расхаживать но комнате, сдвинув шляпу набекрень, насвистывая и заглядывая во все углы и ящики, в надежде найти хоть какое-нибудь доказательство, что его обманывают, однако ничего не нашел.

– Невелика заслуга, что он меня не надувает, ведь я гляжу за ним в оба, – подмигнув, объяснил сам себе мистер Фледжби.

Лениво и величественно потыкав тростью в столы и стулья, он сплюнул в камин, утверждая свои хозяйские права на контору «Пабси и Ко», затем поступью владыки подошел к окну и выглянул на узкую улицу поверх ставня с надписью «Пабси и Ко». Надпись, служившая для отвода глаз, напомнила ему, что он один в конторе и что дверь не заперта. Он двинулся было запереть ее, чтобы кто-нибудь, войдя, не принял его за главу фирмы, но тут услышал чьи-то шаги за дверью.

Это была кукольная швея с корзиночкой в одной руке и с костылем в другой. Ее зоркие глаза увидели мистера Фледжби раньше, чем он ее увидел, и ему не удалось запереть перед ней дверь, не столько потому, что она уже подошла, сколько потому, что она принялась отвешивать ему поклон за поклоном, как только он ее заметил. Она воспользовалась этим преимуществом, поднявшись по ступенькам с такой быстротой, что очутилась в конторе лицом к лицу с Фледжби, прежде чем он успел принять меры, чтобы она не застала никого дома.

– Надеюсь, вы в добром здоровье, сударь, – сказала мисс Рен. – Дома мистер Райя?

Фледжби плюхнулся на стул в позе человека, утомленного ожиданием.

– Должно быть, скоро придет, – ответил Фледжби, – он как-то странно сбежал и заставил меня дожидаться. Кажется, я вас раньше видел?

– Один раз видели, если глаза у вас на месте, – ответила мисс Рен, на последних словах понизив голос до шепота.

– Это когда вы играли во что-то такое на крыше? Помню. А как поживает ваша подружка?

– Мало ли у меня подружек, сударь, – отвечала мисс Рен. – Которая подружка?

– Все равно которая, – сказал мистер Фледжби, прищуривая один глаз, – любая из ваших подружек, все ваши подружки. Как они – ничего себе?

Несколько смутившись, мисс Рен ответила шуткой на шутку и уселась в углу за дверью, держа корзинку на коленях. Наконец, после довольно долгого и упорного молчания, она сказала:

– Извините, сударь, но по утрам я привыкла заставать мистера Райю дома и потому обыкновенно прихожу в это время. Мне и нужно-то всего-навсего купить лоскутков на несчастных два шиллинга. Может, вы мне их отпустите, и я побегу домой работать.

– Я вам отпущу лоскутков? – повернувшись к ней, сказал Фледжби, который сидел перед камином, щурясь на огонь и ощупывая подбородок. – Вы, кажется, вообразили, будто я имею отношение к этой конторе и вообще к фирме?

– Вообразила? – откликнулась мисс Рен. – Он же сам тогда сказал, что вы хозяин!

– Этот старый хрыч в черном лапсердаке? Райя? Он что хотите скажет.

– Да вы и сами то же говорили, – возразила мисс Рен. – Или по крайней мере держали себя как хозяин и не противоречили ему.

– Одна из его хитростей, – равнодушно и пренебрежительно пожимая плечами, ответил Фледжби. – Он вечно хитрит. Он мне сказал: «Пойдемте на крышу, сударь, и я вам покажу красивую девушку. Только я буду называть вас хозяином». Так вот, я полез на крышу, а он показал мне красивую девушку (очень и очень стоило на нее посмотреть) и назвал меня хозяином. Не знаю зачем. Думаю, что и он не знает. Он хитрит из любви к искусству, ведь это такой мошенник, – и, поискав выразительного слова, мистер Фледжби прибавил: – мошенник из мошенников.

– Ох, моя головушка! – воскликнула кукольная швея, сжимая голову обеими руками, словно она раскалывалась. – Вы, верно, шутите?

– Нет, моя милая, – возразил Фледжби, – нисколько не шучу, уверяю вас.

Такое запирательство было не только ловким ходом, рассчитанным на тот случай, если неожиданный посетитель застанет Фледжби врасплох, но и отплатой мисс Рен за ее излишнюю резкость и милым образчиком острот по адресу старого еврея. «Слава у него худая, как оно и полагается старому еврею, за это ему и платят, а уж свои денежки я из него выколочу». Как деловой человек, Фледжби всегда рассуждал именно так, а тем более сейчас, когда старику вздумалось завести от него секрет, хотя сам по себе этот секрет доставил ему даже удовольствие, досадив неприятному для него человеку.

Мисс Рен сидела в углу за дверью, пригорюнившись и не поднимая глаз, – снова наступило долгое, упорное молчание, как вдруг мистер Фледжби насторожился, и по выражению его лица можно было догадаться, что он заметил через стеклянную дверь нового посетителя, топтавшегося перед входом в контору. Послышался шорох и стук в дверь, немного погодя опять шорох и опять стук. Так как Фледжби не двинулся с места, дверь, наконец, тихонько приотворилась, и в нее заглянуло высохшее личико кроткого пожилого джентльмена.

– Мистер Райя? – очень вежливо осведомился посетитель.

– Я сам его дожидаюсь, сэр, – ответил мистер Фледжби. – Он ушел, а меня оставил здесь. Я жду его с минуты на минуту. Может быть, вы тоже присядете?

Джентльмен присел и поднес руку ко лбу, словно находясь в меланхолии. Фледжби искоса поглядывал на него, видимо наслаждаясь его унынием.

– Хорош денек, сэр, – заметил Фледжби.

Маленький, весь высохший старичок был так погружен в свои невеселые размышления, что обратил внимание на слова Фледжби, уже после того как он замолчал. Только тогда он встрепенулся и спросил:

– Простите, сударь. Кажется, вы что-то сказали мне?

– Я сказал, что день хорош, – повторил Фледжби несколько громче прежнего.

– Простите, сударь. Простите. Да.

И маленький высохший джентльмен опять поднес руку ко лбу, а мистеру Фледжби это опять доставило удовольствие. Когда джентльмен вздохнул и переменил позу, Фледжби, ухмыляясь, обратился к нему:

– Мистер Твемлоу, если не ошибаюсь?

Высохший джентльмен, видимо, изумился.

– Имел удовольствие обедать с вами у Лэмла, – сказал Фледжби. – И даже имею честь состоять с вами в родстве. Странное место для встречи; но когда бываешь в Сити, никак нельзя знать наперед, с кем встретишься. Надеюсь, что вы в добром здравии и жуируете жизнью?

Последние слова отзывались, быть может, наглостью, но, с другой стороны, это могла быть прирожденная приятность манер мистера Фледжби. Мистер Фледжби сидел в шляпе, поставив ногу на перекладину табурета. Мистер Твемлоу снял шляпу, как только вошел, и больше не надевал ее.

Совестливый Твемлоу, сознавая, что он расстроил планы очаровательного мистера Фледжби, был не на шутку смущен этой встречей.

Он чувствовал себя настолько неловко, насколько это возможно для джентльмена. Он решил, что с Фледжби надо держаться сухо, и поклонился ему издали. Фледжби, заметив это, еще больше сощурил свои узенькие глазки. Кукольная швея сидела в своем уголку за дверью, сложив руки на корзинке и придерживая ими костыль, и, по-видимому, ни на что не обращала внимания.

– Что-то он долго, – проворчал мистер Фледжби, взглянув на часы. – Который час на ваших, мистер Твемлоу?

На часах мистера Твемлоу было десять минут первого, сэр.

– Как в аптеке, – подтвердил Фледжби. – Надеюсь, мистер Твемлоу, что вас привело сюда более приятное дело, чем мое?

– Благодарю вас, сэр, – ответил мистер Твемлоу.

Фледжби опять сощурил свои узенькие глазки, весьма самодовольно поглядывая на Твемлоу, который сидел, робко постукивая по столу сложенным письмом.

– То, что мне известно о мистере Райе, – сказал Фледжби, весьма пренебрежительным тоном произнося это имя, – заставляет меня думать, что дела в этой конторе бывают только неприятные. Насколько я его знаю, это первейший жмот и скряга во всем Лондоне.

Мистер Твемлоу ответил на это замечание сухим, едва заметным кивком. Оно, видимо, его встревожило.

– До того даже, – продолжал Фледжби, – что если б я не обещал приятелю, так ни минуты не стал бы дожидаться. Но если уж друг попал в беду, надо ему помочь. Так я думаю, так и поступаю.

Добросовестный Твемлоу подумал, что такие чувства, кто бы их ни высказывал, заслуживают полного одобрения.

– Вы совершенно правы, сэр, – ответил он с чувством. – Вы подаете пример великодушия и благородства.

– Рад, что вы меня одобряете, – отозвался Фледжби. – Ведь вот совпадение, мистер Твемлоу. – Тут он соскочил со своего насеста и подошел к Твемлоу. – Друзья, за которых я пришел хлопотать, это те самые, в чьем доме я познакомился с вами! Лемли. Она очень милая и приятная женщина, не правда ли?

Кроткий Твемлоу побледнел от угрызений совести.

– Да, – сказал он. – Она очень мила.

– А когда нынче утром она попросила, чтоб я попробовал уговорить их кредитора, этого Райю, – я действительно приобрел на него кое-какое влияние, хлопоча за одного приятеля, хотя вовсе не такое, как она думает, – когда такая женщина назвала меня милым мистером Фледжби и заплакала – ну, как вы думаете, что мне было делать?

– Ничего другого, как ехать, – пролепетал Твемлоу.

– Ничего другого не оставалось. Вот я и приехал. Не понимаю только, – сказал Фледжби, засовывая руки в карманы и прикидываясь погруженным в размышление, – почему Райя насторожился, когда я передал ему просьбу Лэмлей приостановить распродажу их имущества; почему он убежал, сказав, что скоро вернется; и почему он оставил меня одного так надолго.

Твемлоу, рыцарь Простого Сердца, был не в состоянии помочь ему. Его грызло раскаяние, мучили укоры совести. Первый раз в жизни ему пришлось действовать из-за кулис, и оказалось, что он поступил дурно. Он тайно выступил против этого доверчивого молодого человека только потому, что его обычаи не походили на обычаи мистера Твемлоу.

Однако доверчивый молодой человек продолжал воздавать ему добром за зло, покрывая стыдом его беззащитную голову.

– Извините меня, мистер Твемлоу, – видите ли, мне известно, какого рода дела здесь ведутся. Не могу ли я быть чем-нибудь вам полезным? Вас воспитали как джентльмена, а не как делового человека, – здесь опять проскользнула, быть может, и наглость, – возможно, что вы плохой делец. Чего же другого можно ждать?

– Делец я очень плохой, сэр, – отвечал Твемлоу, – в делах я смыслю еще меньше, чем в жизни; вряд ли я мог бы точнее определить свои недостатки. Я даже не понимаю как следует своего положения в том деле, которое привело меня сюда. Но есть причины, которые не позволяют мне принять вашу помощь. Мне было бы очень и очень затруднительно ею воспользоваться. Я ее не заслужил.

Ребячески наивное создание! Обреченное всю жизнь пробираться такими узкими, тускло освещенными тропами и подбирать лишь крупинки и крохи по пути!

– Быть может, – сказал Фледжби, – вы немножко гордитесь и не хотите начинать этот разговор, поскольку вас воспитывали как джентльмена?

– Это не то, сэр, – возразил Твемлоу. – Не в том дело. Надеюсь, я умею отличить истинную гордость от ложной.

– Сам я знать не знаю, что такое гордость, – сказал Фледжби, – и, может быть, не так тонко разбираюсь в таких вещах, чтобы отличить одну от другой. Но я знаю, что это такое место, где даже и деловому человеку надо смотреть в оба, и если вам поможет моя сообразительность, то я к вашим услугам.

– Вы очень добры, – нерешительно ответил Твемлоу, – но мне очень не хотелось бы…

– Я, знаете ли, не настолько тщеславен, чтобы думать, будто моя сообразительность может пригодиться вам в свете, – продолжал Фледжби, метнув на него злобный взгляд, – но здесь она может быть вам полезна. Вы цените общество, и общество ценит вас, но мистер Райя – не общество. В обществе не принято поминать мистера Райю, ведь так, мистер Твемлоу?

Твемлоу, очень встревоженный, ответил, то и дело поднося руку ко лбу:

– Совершенно верно.

Внушающий доверие молодой человек попросил его рассказать о своем деле. Простодушный Твемлоу воображал, что Фледжби будет потрясен тем, что он ему откроет, и, ни на минуту не представляя себе возможности, что такие случаи бывают каждодневно, а не в кои-то веки, рассказал, что у него был когда-то друг, ныне покойный, гражданский чиновник и человек семейный, которому однажды понадобились деньги на переезд в связи с новой должностью, и как он, Твемлоу, «поручился за него своим именем», с обычным в таких случаях, но на взгляд Твемлоу совершенно невероятным результатом, что ему пришлось выплачивать деньги, которых он никогда не брал. Как, в течение многих лет, он по грошам сократил основной долг, «соблюдая во всем строжайшую экономию, поскольку он пользовался постоянным, но весьма ограниченным доходом, зависящим от щедрот одного знатного родственника», и всегда выплачивал все проценты полностью, пунктуально ущемляя самого себя. Как с течением времени он привык к этому единственному в его жизни долгу и видел в нем возникающую каждые три месяца досадную помеху, но не хуже того, как вдруг его поручительство попало почему-то в руки мистера Райи, а тот прислал ему требование уплатить все полностью, круглой суммой, или отвечать за все последствия. В этом и заключалась суть рассказа мистера Твемлоу, вместе со смутными воспоминаниями о том, как его водили в какое-то присутственное место для «дачи показаний» (насколько он помнил это выражение) и как его водили в другое место, где жизнь его была застрахована в пользу кого-то, имевшего отдаленное отношение к торговле хересом и запомнившегося мистеру Твемлоу в силу того замечательного обстоятельства, что у него имелась продажная скрипка Страдивариуса и какая-то мадонна. За всем этим маячила тень сурового Снигсворта, словно обеспечение в тумане, на которую издали косились ростовщики и которая грозила мистеру Твемлоу баронским жезлом.