Текст книги "Наш общий друг. Том 2"

Автор книги: Чарльз Диккенс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц)

Чарльз Диккенс
НАШ ОБЩИЙ ДРУГ
Том 2

КНИГА ТРЕТЬЯ
«ДОЛГАЯ ДОРОГА»

Глава I
Улица несостоятельных должников

В Лондоне был туманный день, и туман лежал густой и темный. Одушевленный Лондон, с красными глазами и воспаленными легкими, моргал, чихал и задыхался; неодушевленный Лондон являл собой черный от копоти призрак, который колебался в нерешимости, стать ли ему видимым или невидимым, и не становился ни тем, ни другим. Газовые рожки горели в лавках бледным, жалким светом, словно сознавая, что они ночные создания и не имеют права светить при солнце, а само солнце, в те редкие минуты, когда оно проглядывало тусклым пятном сквозь клубившийся туман, казалось угасшим, давно остывшим. Даже за городом стоял туманный день, но там туман был серый, а в Лондоне он был темно-желтый на окраине, бурый в черте города, еще дальше – темно-бурый, а в самом сердце Сити, которое зовется Сент-Мэри-Экс, – ржаво-черный. С любого пункта гряды холмов на севере можно было заметить, что самые высокие здания пытаются время от времени пробить головой море тумана и что особенно упорствует большой купол св. Павла; но ничего этого не было видно у их подножия, на улицах, где вся столица казалась сплошной массой тумана, полной глухого стука колес и таящей в себе грандиознейший насморк.

В девять часов такого утра контора фирмы «Пабси и Ко» была отнюдь не самым веселым местом в Сент-Мэри-Экс, – улице вообще не веселой, – когда газовый рожок жалобно всхлипывал в окне конторы, а воровская струйка тумана, намереваясь удушить его, вползала через замочную скважину. Но газовый рожок погас, дверь открылась, и из нее вышел Райя с мешком под мышкой.

Выйдя из дверей, Райя почти в то же мгновение скрылся в тумане и пропал из глаз Сент-Мэри-Экс. Но глаза нашего повествования последуют за ним на запад, через Корнхилл, Чипсайд, Флит-стрит и Стрэнд, до Пикадилли и Олбени. Он шел туда важной и размеренной поступью, с посохом в руке, в одеянии до пят, и не одна голова, оглянувшись на его почтенную фигуру, уже затерявшуюся в тумане, решала, что это обыкновенный прохожий, которому воображение и туман придали мимолетное сходство с библейским патриархом.

Дойдя до дома, где на втором этаже помещалась квартира его хозяина, Райя поднялся по лестнице и остановился перед дверями очаровательного Фледжби. Не звоня в колокольчик, не взявшись за дверной молоток, он стукнул в дверь своим посохом и, прислушавшись, сел на пороге. Для его всегдашней покорности было характерно, что он сидел на темной и сырой лестнице, как, вероятно, многие из его предков сиживали в темницах, принимая все, что ни выпадало им на долю.

Через некоторое время, озябнув так, что ему пришлось дуть себе на пальцы, он встал и снова постучал посохом, снова прислушался и снова уселся ждать. Он повторял это трижды, прежде чем его настороженный слух уловил голос Фледжби, кричавшего с кровати:

– Эй, перестаньте стучать! Сейчас приду и открою дверь.

Но вместо того чтобы прийти сейчас же, он сладко задремал еще на четверть часика, и все это время Райя с невозмутимым терпением сидел и ждал на лестнице.

Наконец дверь распахнулась, и мистер Фледжби, мелькнув полами халата, снова нырнул в постель. Следуя за ним на почтительном расстоянии, Райя вошел в спальню, где огонь был давно разведен и пылал ярко.

– Что это ты? Который теперь, по-твоему, час ночи? – спросил Фледжби, отворачиваясь под одеялом к стене и показывая озябшему старику надежно укрытое плечо.

– Сейчас уже утро, сэр, половина одиннадцатого.

– Черт возьми! Так, значит, сильный туман?

– Очень сильный, сэр.

– Значит, сыро?

– Насквозь пронизывает, – сказал Райя, достав платок и вытирая мокрую бороду и длинные седые волосы; он стоял на самом краешке ковра перед камином, глядя на желанный огонь.

Фледжби с удовольствием нырнул поглубже и опять устроился поудобнее.

– На улице снег, лед, слякоть или что-нибудь в этом роде? – спросил Фледжби.

– Нет, сэр, нет. Не так уж плохо. Улицы совсем сухие.

– Нечего этим хвастаться, – возразил Фледжби, которому хотелось, но не удалось усилить контраст между теплой постелью и улицами. – Ну да ведь ты постоянно чем-нибудь да хвастаешься. Принес с собой книги?

– Они со мной, сэр.

– Ладно. Я еще минутку-другую подумаю насчет самого главного, а ты тем временем достань все из мешка и приготовься.

И еще раз нырнув под одеяло, Фледжби опять уснул. Старик, повинуясь его приказу, присел на краешек стула и, скрестив руки на груди, мало-помалу тоже задремал, разморенный теплом. Его разбудило появление мистера Фледжби в ногах кровати, уже в турецких туфлях, турецких шароварах розового цвета (добытых по дешевке у другого, кому они достались от третьего уже совсем даром) и в таком же халате и шапочке. В этом костюме ему для полноты картины недоставало только фонаря, пачки спичек и стула без сиденья.

– Ну, старик! – воскликнул Фледясби тоном легкой шутки. – Какую ты еще придумал хитрость, что сидишь закрыв глаза? Ты же не спишь. Лису врасплох не поймаешь, еврея тоже.

– Нет, правда, сэр, я, кажется, задремал, – ответил старик.

– Как бы не так! – возразил Фледжби с хитрым видом. – Других ты, может, и проведешь, но меня с толку не сбить. Ловкий ход, однако, если надо прикинуться равнодушным, чтоб нагреть кого-нибудь. Ох, и плут же ты!

Старик тихо покачал головой, отвергая обвинение, и, подавив вздох, подошел к столу, за которым мистер Фледжби наливал себе чашку горячего душистого кофе из кофейника, только что снятого с огня. Зрелище было поучительное: молодой человек, сидя в кресле, пил кофе, а старик стоял перед ним, склонив седую голову, и ждал, что он прикажет.

– Ну! – сказал Фледжби. – Давай сюда выручку да докажи с цифрами в руках, как это у тебя получается так мало. А прежде всего зажги свечку.

Райя повиновался, достал из-за пазухи кошелек и, указав по счету сумму, которую должен был принести, выложил деньги на стол. Фледжби пересчитал их очень внимательно, звякая каждым совереном.

– Полагаю, ты их не подтачивал, – сказал он, поднося одну монету к самым глазам, – вы, евреи, этим промышляете, дело известное. Небось отлично знаешь, как обрезают червонцы?

– Знаю, как и вы, сэр, – ответил старик, засовывая руки глубже в широкие рукава и почтительно глядя в глаза хозяину. – Разрешите мне сказать два слова?

– Можешь, – милостиво согласился Фледжби.

– Сэр, не смешиваете ли вы иногда – не намеренно, разумеется, – ту роль, в которой я честно зарабатываю хлеб у вас на службе, с той ролью, которую вам желательно, чтобы я играл?

– Не нахожу нужным разбираться в таких тонкостях, да и не стоит того, – хладнокровно отвечал очаровательный Фледжби.

– Даже ради справедливости?

– К черту справедливость! – сказал Фледжби.

– Даже из великодушия?

– Еврей и великодушие! – сказал Фледжби. – Что между ними общего! Тащи сюда расписки да не болтай всякой жидовской чепухи.

Расписки были представлены, и на целые полчаса все внимание мистера Фледжби сосредоточилось на них. Расписки и счета оказались верными, и все бумаги вернулись на старое место – в мешок.

– Дальше, – сказал Фледжби, – потолкуем насчет векселей: это дело мне больше всего по душе. Какие сомнительные векселя тебе предлагают и по какой цене? Ты захватил с собой список того, что имеется на рынке?

– Длинный список, сударь, – сказал Райя, доставая бумажник и выбирая среди его содержимого сложенный документ; в развернутом виде он оказался большим листом бумаги, исписанным мелким почерком.

– Фью! – присвистнул Фледжби, взяв его в руки. – Одни банкроты, в долговой тюрьме и места не хватит! Придется сбывать частями, как по-твоему?

– Частями, как здесь предлагают, или оптом, – ответил старик, заглядывая хозяину через плечо.

– Половину придется выбросить на помойку, вперед знаю, – сказал Фледжби. – Можешь ты их скупить по бросовой цене? Вот в чем вопрос.

Райя покачал головой, и Фледжби еще раз пробежал список. Вдруг его узенькие глазки загорелись, и в ту же минуту, оглянувшись через плечо на серьезное лицо старика, смотревшего на него сверху вниз, он встал и подошел к камину. Положив лист на каминную доску, словно на конторку, Фледжби, не торопясь, читал список, стоя к старику спиной и грея колени, и даже перечитывал некоторые строчки, по-видимому особенно интересные. Временами он поглядывал в зеркало над камином, не следит ли за ним старик. Насколько можно было приметить, Райя не только не, следил, но, зная подозрительность своего хозяина, стоял, опустив глаза в землю.

Мистер Фледжби предавался этому приятному занятию, пока на площадке за дверью не послышались чьи-то шаги и дверь не рванула чья-то рука.

– Слущай, ты, Навуходоносор! Это твоих рук дело, – сказал Фледжби, – это ты не запер за собой дверь.

Но тут шаги послышались уже в квартире, и голос мистера Альфреда Лэмла позвал громко:

– Вы где-нибудь здесь, Фледжби?

На что Фледжби, шепотом приказав Райе вступить в разговор, когда ему будет подан знак, ответил:

– Я здесь, – и отворил дверь спальни. – Войдите! – пригласил Фледжби. – Это джентльмен от Пабси и Ко, из Сент-Мэри-Экс, я хочу прийти с ним к соглашению насчет просроченных векселей одного моего приятеля. Но, право, Пабси и Ко так строго взыскивают с должников, их так трудно уговорить, что я, кажется, трачу время даром. Мистер Райя, неужели вы не сделаете уступки для моего приятеля?

– Я ведь только представитель, сударь, – отвечал еврей тихим голосом. – Я делаю то, что мне приказано моим доверителем. Ведь не я вкладываю капитал в дело. И прибыль с него не я получаю.

– Ха-ха! – засмеялся Фледжби. – Лэмл?

– Ха-ха! – засмеялся Лэмл. – Ну еще бы, конечно, мы знаем.

– Ловко, черт возьми! Правда, Лэмл? – сказал Фледжби, без меры потешаясь над непонятной Лэмлу шуткой.

– Все тот же, все тот же! – заметил Лэмл. – Мистер…

– Райя, от Пабси и Ко, Сент-Мэри-Экс, – вставил Фледжби, утирая выступившие на глазах слезы – до того его насмешила эта непонятная Лэмлу шуточка.

– Мистеру Райе приходится соблюдать формальности, принятые для таких случаев, – сказал Лэмл.

– Он только представитель! – воскликнул Фледжби. – Делает то, что ему велят! Не его капитал вложен в дело! Ох, вот это ловко! Ха-ха-ха! – Мистер Лэмл тоже засмеялся, сделав вид, будто понимает, в чем суть; но чем больше он усердствовал, тем смешнее казалась мистеру Фледжби непонятная Лэмлу шуточка.

– Однако, – сказал очаровательный Фледжби, опять вытирая слезы, – пора и перестать, а то может показаться, будто мы потешаемся над мистером Райей или над Пабси и Ко из Сент-Мэри-Экс, а у нас и в мыслях этого не было. Мистер Райя, если вы будете так любезны выйти на минуточку в соседнюю комнату, пока я поговорю с мистером Лэмлом, то я попробую с вами столковаться еще раз, перед вашим уходом.

Старик, ни разу не поднявший глаз за все время, пока мистер Фледжби изощрял свое остроумие, молча поклонился и вышел в дверь, которую распахнул перед ним мистер Фледжби.

Закрыв дверь, Фледжби возвратился к Лэмлу, который стоял спиною к камину, забрав бакенбарды в одну руку, а другой откинув полы сюртука.

– Ого! – сказал Фледжби. – Что-то неладно!

– С чего вы это взяли? – спросил Лэмл.

– С того, что вы это показали, – ответил Фледжби нечаянно в рифму.

– Ну да, верно, – сказал Лэмл. – Есть кое-что неладное. Все дело разладилось.

– Быть того не может! – не сразу ответил Фледжби и, опустившись на стул и уперев руки в колени, воззрился на мрачное лицо приятеля, стоявшего спиной к камину.

– Говорю вам, Фледжби, – повторил Лэмл, описывая круг правой рукой, – все разладилось. Вся затея провалилась.

– Какая затея? – спросил Фледжби, все так же медленно, но гораздо строже.

– Та самая. Наша затея. Вот, прочтите.

Фледжби выхватил у него письмо и прочел его вслух:

Альфреду Лэмлу, эсквайру.

Сэр, позвольте мне вместе с миссис Подснеп выразить нашу общую благодарность за любезное внимание, оказанное миссис Лэмл и вами нашей дочери Джорджиане. Позвольте нам также отказаться от этого на будущее время и сообщить вам наше окончательное решение совершенно прекратить знакомство между обоими семействами. Имею честь, сэр, пребыть вашим покорнейшим и преданным слугою.

Джон Подснеп.

Фледжби глядел на три чистые стороны письма так же долго и внимательно, как и на первую исписанную страничку, потом перевел взгляд на Лэмла, который опять ответил ему широким жестом правой руки.

– Чьих рук это дело? – спросил Фледжби.

– Не могу себе представить, – ответил Лэмл.

– Может быть, – сильно нахмурив лоб и подумав несколько времени, высказал предположение Фледжби, – кто-нибудь вас очернил?

– Или вас, – еще сильнее хмурясь, отвечал Лэмл.

Мистер Фледжби, казалось, был готов взбунтоваться, но нечаянно дотронулся до носа. Некое воспоминание, связанное с этой частью тела, вовремя предостерегло его, и он остановился в раздумье, ухватившись за нос большим и указательным пальцами. А Лэмл тем временем поглядывал на него исподтишка.

– Что ж, от разговора дело лучше не станет, – сказал Фледжби. – Если мы когда-нибудь разузнаем, кто это сделал, он от нас не уйдет. Больше и говорить нечего, кроме того разве, что вы затеяли дело, да обстоятельства вам помешали.

– А вы прокопались, упустили время и не сумели воспользоваться обстоятельствами, – огрызнулся Лэмл.

– Гм! На это можно смотреть по-разному, – заметил Фледжби, засунув руки в карманы турецких шаровар.

– Мистер Фледжби, – начал Лэмл угрожающим тоном, – должен ли я вас понять так, что вы хотите свалить вину на меня или вообще недовольны моим поведением в этом деле?

– Нет, – ответил Фледжби, – если вы захватили с собой мою расписку и теперь вернете ее мне.

Лэмл предъявил расписку очень неохотно. Фледжби просмотрел ее, проверил, смял и бросил в камин. Оба глядели, как бумага вспыхнула, сгорела и легким пеплом улетела в трубу.

– Ну-с, мистер Фледжби, – повторил Лэмл, – должен ли я понять вас так, что вы хотите свалить вину на меня или вообще недовольны моим поведением в этом деле?

– Нет, – сказал Фледжби.

– Окончательно и безоговорочно?

– Да.

– Фледжби, вот вам моя рука. Мистер Фледжби пожал ему руку, сказав: – А если мы когда-нибудь узнаем, кто это сделал, он от нас не уйдет. И позвольте сказать вам еще одно, просто по-дружески. Я ваших обстоятельств не знаю и ни о чем не спрашиваю. Вы на этом понесли убытки. Очень многие попадают в затруднительное положение, может случиться со всяким, и с вами тоже. Но что бы с вами ни случилось, Лэмл, прошу вас, ради бога, только не попадайте в руки Пабси и Ко, что в соседней комнате, – эти прижмут. Прижмут и кожу сдерут, уважаемый, – повторил Фледжби с особенным удовольствием, – спустят шкуру – дюйм за дюймом, начиная от загривка до самых пяток, да еще и в порошок растолкут. Вы видели, каков мистер Райя. Так вот, смотрите не попадите к нему в лапы, прошу вас как друг!

Мистер Лэмл, несколько встревоженный таким торжественным дружеским заклинанием, спросил, за каким чертом ему попадать в руки Пабси и Ко?

– Сказать по правде, мне не понравилось, как на вас посмотрел этот еврей, когда услыхал ваше имя, – отвечал прямодушный Фледжби. – Глаз у него что-то нехорош. Но, может, это только пылкая фантазия друга. Конечно, если вы уверены, что ни у кого нет ваших векселей, по которым вы так сразу не сможете уплатить, и они не попали к нему в руки, значит, это моя фантазия. А все-таки не понравился мне его взгляд.

Мрачный Лэмл выглядел так, словно какой-то бесенок-мучитель щипал его за нос, на котором то проступали, то исчезали белые пятна. Фледжби выглядел именно так, как должен был выглядеть щиплющий мучитель, и наблюдал за Лэмлом с гримасой на хитром лице, выполнявшей обязанность улыбки.

– Мне нельзя его так долго задерживать, а не то он выместит это на моем несчастном приятеле. Как поживает ваша милая супруга, такая умница? Она знает, что мы с вами провалились? – спросил Фледжби.

– Я показывал ей письмо.

– Очень удивилась? – спросил Фледжби.

– По-моему, она удивилась бы гораздо больше, – отвечал Лэмл, – если б вы были понастойчивей.

– Ах так! Значит, она винит меня?

– Мистер Фледжби, я не позволю, чтоб мои слова перетолковывали!

– Не выходите из себя, Лэмл, – смиренно упрашивал Фледжби, – никакой причины нет. Я только задал вопрос. Значит, она меня не винит? Это будет другой вопрос.

– Нет, сэр.

– Отлично, – сказал Фледжби, понимая как нельзя лучше, что она обвинила именно его. – Передайте ей мое почтение. До свиданья!

Они пожали друг другу руки, и Лэмл вышел, погруженный в размышления. Фледжби проводил его в туман и, возвратясь к камину, стал лицом к огню, широко расставив ноги в розовых турецких шароварах и задумчиво согнув колени, словно собирался на них опуститься.

– У тебя такие бакенбарды, Лэмл, каких за деньги не купишь, и мне они не нравятся, – бормотал Фледжби, – ты чванишься своими манерами и своим разговором. Ты хотел потянуть меня за нос, и ты провалил мое дело, а твоя жена говорит, что я же и виноват. Я тебя свалю. Обязательно свалю, хоть у меня и нет бакенбард, – тут он потер места, на которых им полагалось расти, – и манеры дурные, и разговаривать я не умею!

Отведя таким образом свою благородную душу, он сдвинул ноги в турецких шароварах, выпрямил колени и кликнул Райю из соседней комнаты.

– Эй ты, сюда!

При виде старика, кротость которого вопиющим образом противоречила навязанной ему роли, мистер Фледжби до того развеселился, что воскликнул, смеясь:

– Ловко, ловко! Нет, ей-богу, до чего ловко!

– Ну, старик, – продолжал Фледжби, высмеявшись до конца, ты купишь векселя, которые я отмечу карандашом – вот птичка, и вот, и вот, – и ставлю два пенса, что ты потом прижмешь этих христиан, как следует еврею. Теперь тебе еще понадобится чек, или ты соврешь, что понадобится, хотя у тебя где-то там имеется капиталец, знать бы только где, но ведь ты скорей дашь себя поперчить, посолить и поджарить на сковородке, чем сознаешься, так что чек я тебе выпишу.

Он отпер ящик и достал из него ключ от другого ящика, в котором был ключ еще от одного ящика, в котором был ключ от еще одного ящика, где лежала чековая книжка, и после того как он выписал чек и, повторив всю процедуру с ключами и ящиками в обратном порядке, убрал чековую книжку в сохранное место, он поманил к себе старика сложенным чеком, чтобы тот подошел и взял его.

– Старик, – сказал Фледжби, после того как еврей положил чек в бумажник и уже засовывал бумажник за пазуху, – с моими личными делами на сей раз покончено. А теперь одно слово насчет тех дел, которые меня не совсем касаются. Где она?

Не успев вытащить руку из-за пазухи, Райя вздрогнул и замер.

– Ого! – сказал Фледжби. – Не ждал? Куда же ты ее спрятал?

Не в силах скрыть, что его поймали врасплох, старик глядел на своего хозяина в смущении, которым тот очень потешался.

– Уж не в том ли она доме в Сент-Мэри-Экс, за который я вношу квартирную плату и налоги? – спросил Фледжби.

– Нет, сэр.

– Не в твоем ли она саду, на крыше этого дома, готовится к смерти, или как там это называется? – спросил Фледжби.

– Нет, сэр.

– Так где же она?

Райя опустил глаза в землю, словно размышляя, может ли он ответить, не нарушив обещания, потом молча поднял их на Фледжби, видимо решив, что не может.

– Ну, довольно! – сказал Фледжби. – Сейчас я настаивать не буду. Но я хочу это знать и узнаю, заметь себе. Что ты там затеял?

Старик в извинение развел руками и покачал головой, как бы не понимая, чего хочет хозяин, потом обратил на него немой, вопросительный взгляд.

– Волокитой ты никак не можешь быть, – сказал Фледжби. – Ведь ты же «дряхлость, какую сердцу видеть тяжело»[1]1
  …«дряхлость, какую сердцу видеть тяжело»… – строка из стихотворения «Жалоба нищего», принадлежащего английскому священнику-поэту Томасу Моссу (1740—1808).


[Закрыть], ну и так далее, – сам знаешь, если тебе известны хоть какие-нибудь христианские стишки. Ты ведь патриарх, из тебя песок сыплется, не влюблен же ты в чту Лиззи?

– О сэр! – протестующе воскликнул старик. – О, что вы, что вы, что вы!

– Так почему же ты не сознаешься, чего ради ты полез в эту кашу? – возразил Фледжби, едва заметно краснея.

– Сэр, я вам скажу правду. Но только (простите за такое условие) под самой строгой тайной, полагаясь на вашу честь.

– Туда же, честь! – воскликнул Фледжби, насмешливо кривя губы. – Какая там честь у евреев! Ну ладно. Валяй!

– Вы даете честное слово, сэр? – все настаивал Райя, почтительно, но твердо.

– Ну конечно. Честное благородное, – сказал Фледжи.

Старик, которому так и не предложили сесть, стоял, торжественно положив руку на спинку кресла. Молодой человек сидел в этом кресле, глядя в огонь с выражением настороженного любопытства, готовый подставить ему ножку и поймать врасплох.

– Валяй, – сказал Фледжби. – Выкладывай, какая у тебя была цель.

– Сэр, никакой цели у меня не было, кроме желания помочь беззащитной.

Чувства, вызванные этим невероятным признанием, мистер Фледжби мог выразить только удивительно долгим, насмешливым фырканьем.

– Как я познакомился с этой девицей и за что стал уважать и почитать ее, я уже говорил вам, когда вы видели ее в моем бедном садике на крыше, – сказал еврей.

– Разве? – недоверчиво отозвался Фледжби. – Хотя, может, и говорил.

– Чем лучше я ее узнавал, тем больше меня заботила ее судьба. И вот наступил перелом в этой судьбе. Ей досаждал неблагодарный брат-эгоист, досаждал неотвязный поклонник, расставлял сети другой, имевший над ней больше власти, досаждала слабость собственного сердца.

– Так она увлеклась одним из них?

– Сэр, это было вполне естественно: она почувствовала к нему склонность, потому что у него есть достоинства, и немалые. Но он ей не пара и жениться на ней не собирался. Опасности надвигались все ближе, тучи сгущались, и я, будучи, как вы уже говорили, слишком стар и немощен, чтобы меня заподозрили в иных чувствах, кроме отцовских, вмешался в это дело и посоветовал ей бежать. Я сказал: «Дочь моя, бывают опасные времена, когда всего нравственней и благородней решиться на бегство и когда самым героическим и отважным поступком становится бегство». Она ответила, что уже думала об этом, но не знает, куда бежать, без чьей-либо помощи, и что надеяться ей не на кого. Я доказал, что есть на кого, и помог ей. И она бежала.

– Что же ты с ней сделал? – спросил Фледжби, щупая скулу.

– Я отвез ее далеко отсюда, – сказал старик, широким плавным движением отводя руку в сторону, – далеко отсюда и поместил у наших людей, где ей пригодится ее мастерство и где она сможет работать без помех с чьей-либо стороны.

Глаза Фледжби оторвались от огня и подметили движения его рук, когда Райя сказал «далеко отсюда». Фледжби тут же попытался (очень удачно) повторить этот жест и сказал, мотнув головой:

– Поместил ее в этом направлении? Ах ты старый мошенник!

Держа одну руку на груди, а другую – на спинке кресла, Райя, не оправдываясь, ждал дальнейших вопросов. Но Фледжби отлично видел своими близкосидящими глазками, что по этому единственному пункту бесполезно его допрашивать.

– Лиззи, – сказал Фледжби, снова глядя на огонь, а потом подняв глаза. – Гм, Лиззи. Ты не сказал ее фамилии там, в саду на крыше. Ну а я буду более откровенен. Ее фамилия Хэксем.

Райя наклонил голову в знак утверждения.

– Слушай-ка, ты, – сказал Фледжби. – Мне сдается, я кое-что знаю про этого более опасного соблазнителя, у которого над ней больше власти. Он имеет отношение к адвокатуре?

– Кажется, это его профессия.

– Я так и думал. А фамилия похоже что Лайтвуд?

– Нет, сэр, совсем не похоже.

– Ну, старый хрыч, говори уж и фамилию, – сказал Фледжби, глядя старику в глаза и подмигивая.

– Рэйберн.

– Клянусь Юпитером! – воскликнул Фледжби. – Этот самый, вот оно как? Я думал на другого, а этот мне и во сне не снился. Не стану возражать, если ты обставишь любого из них, мошенник ты этакий, потому что оба они одинаково нос дерут. Ну, а таких нахалов, как этот, я пока что не встречал. Еще и бороду отрастил и чванится этим! Отлично, старик! Валяй дальше, желаю удачи!

Ободренный неожиданной похвалой, Раня спросил, не будет ли еще каких-нибудь приказаний.

– Нет, – сказал Фледжби, – можешь ползти, Иуда, да подумай-ка о тех приказаниях, которые уже получил.

Отпущенный с такими любезными словами, старик взял свою широкополую шляпу и посох и раскланялся с этим вельможей, скорее как высшее существо, милостиво благословляющее мистера Фледжби, чем как бедный приживал, которым помыкают.

Оставшись один, мистер Фледжби запер наружную дверь и вернулся к камину.

– Отлично сделано! – сказал очаровательный Фледжби самому себе. – Может, и не так скоро, да зато наверняка. – Это он повторил дважды и трижды, весьма самодовольно, опять раздвинув ноги в турецких шароварах и согнув колени.

– Меткий выстрел, вот что лестно думать, – продолжал он свой монолог. – И еврей убит наповал! А ведь когда я услышал эту историю у Лэмла, я ведь не сразу набросился на Райю. Ничего подобного: я его настиг постепенно.

В этом он был совершенно точен: у него не было привычки набрасываться, прыгать или подскакивать кверху, гонясь за чем бы то ни было в жизни, – он ко всему подползал.

– Я его настиг постепенно, – продолжал Фледжби, нащупывая бакенбарды. – Ваши Лэмли, или ваши Лайтвуды на моем месте непременно спросили бы его, не помог ли он этой девушке скрыться. Я гораздо ловчее берусь за дело. Сам спрятался в кусты, его выставил на солнце, прицелился и – сразу наповал. Ну, где там еврею равняться со мной, куда он против меня годится!

Его лицо опять искривила сухая гримаса вместо улыбки.

– А что касается христиан, – продолжал Фледжби, – глядите в оба, братья во Христе, – особенно те из вас, которые собираются объявить себя несостоятельными! Теперь на моей улице праздник; я куплю ваши векселя и покажу вам кое-что интересное. Иметь над вами власть так, чтобы вы этого не знали, хоть и считаете себя всезнайками, да, за это, пожалуй, стоит выложить денежки. А вдобавок я же вас и прижму и прибыль получу – вот это будет на что-нибудь похоже!

После этой речи мистер Фледжби начал переодеваться из турецкого одеяния в христианское платье. Во время переодевания и утренних омовений и натирания лица последним и самым верным средством для произращения густых и блестящих волос на человеческой физиономии (из мудрецов он признавал только ростовщиков и шарлатанов) густой туман сомкнулся вокруг него и поглотил в черных как сажа объятиях. Если бы он его больше не выпустил, невелика была бы потеря для мира, – взамен нетрудно было бы подобрать другой экземпляр из наличного запаса.