Текст книги "Мертвее не бывает"

Автор книги: Чарли Хьюстон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Поэтому я еще плотнее сжимаю зубы и правый кулак, так что ногти впиваются в ладонь, покрытую ненадежной коркой. Я говорю себе, что это не выход. Приказать водителю сдать назад и затащить девчонку в темный проулок – это не выход. Однако Вирус припас для меня иной план действий. Ничего. Я контролирую его. Я смогу это пережить так же, как переживаю близость наших ладоней на сиденье между нами, покрытых старомодной футболкой с изображением Джоан Джетт, которую Аманда купила на улице Святого Марка только потому, что посчитала ее модной.

– Мааааам, я доооома.

Лифт открывается прямо в фойе шикарных апартаментов. Ожидания оправдываются лишь наполовину: фойе большое, но не слишком; шикарное, но не чересчур; оформлено со вкусом, но не преступая границ разумного: кричащие цвета, однако не те, которые приходится ожидать. В общем, я представлял себе классически-помпезное жилище очень богатых людей со связями в Коалиции. Однако это мало похоже на мои представления. Когда открывались двери лифта, я почти с неизбежностью ожидал появления торопливой горничной. Однако таковой в жилище Хордов не оказалось. Перед нами еще дверь в сами апартаменты. Вдруг чудо еще впереди. На звонок Аманды никто не отвечает. Она смотрит на меня и пожимает плечами. Ее взгляд словно говорит: «А что ты ожидал, парад в честь Дня Победы?». Меня прошибает холодный пот. Я вытираю лоб рукой.

На самом деле, обильный холодный пот меня донимает еще с самого такси, когда мы только поехали к дому Хордов. Мне пришлось попросить Аманду заплатить за такси, поскольку Том забрал все мои деньги. При этом она одарила меня таким взглядом, будто я – полное ничтожество. Ну, не смертельно: я уже почти к этому привык.

Аманда вынимает откуда-то из джинсов ключ, и мы входим в прихожую. Затем она ведет меня к лифту, который доставит нас на этаж, занимаемый ее матерью. Это на два этажа выше. Мы заходим в лифт, и Аманда мимоходом бросает на меня косые взгляды, дескать, что я думаю о раздельном проживании ее родителей. Я отлично все вижу и понимаю, только сейчас мне вовсе не до этого. Стараюсь сфокусироваться на обжигающей боли, которая зарождается в каждой клеточке моего тела, будто мои вены уже переносят не кровь, а серную кислоту. Я уже почти жалею, что ушли спазмы.

– Мама!

Нет ответа.

– Идем, видать она в отключке.

Она проносится вперед, только наручники берут свое: я медленно и спотыкаясь плетусь позади нее, но она слишком легка, чтобы сдвинуть меня с места. Аманда бешено на меня оглядывается.

– Может, ты будешь хотя бы передвигать ногами на этот раз?

Я не отвечаю.

– Я так и знала. Ты наркоман, так ведь?

Я не отвечаю.

– Идем, наркоман. Тебе заплатят за работу, и ты пойдешь и всадишь себе спасительную дозу.

Она тащит меня вдоль коридора, пролегающего через весь их огромный дом. Мимоходом я замечаю красивую ванную, изящную кухню и огромную спальню. И все же эти комнаты не выходят за рамки приличия. В конце коридора мы натыкаемся на запертую дверь. Аманда разок стучит о ней костяшками пальцев и открывает ее.

– Эй, мам. Я дооома!

Она резко дергает наручником, и я, пошатываясь, вваливаюсь в комнату.

– Посмотри, что тут у нас? Как же так можно?

Мэрили Хорд поднимает глаза от стакана, который держит в руках. Она сидит на диване, идеально гармонирующим со всем убранством ее гостиной. Ее потухшие покрасневшие глаза бездумно блуждают от меня к Аманде и обратно.

– О… о… Аманда. Я… Прости меня.

Рука Аманды, скрепленная с моей наручником и застывшая в воздухе, когда она вошла в комнату и увидела свою пьяную мать, обреченно опустилась вниз.

– Да, ты все правильно поняла, мам.

Мэрили опускает голову обратно на спинку дивана и смотрит на стакан перед собой.

– Прости.

Аманда проходит в глубь комнаты.

– Мам?

Парень, который вырубил меня на этот раз, с Хёрли, конечно, не сравнится. Тем более, особо стараться ему не пришлось: я и так уже одной ногой там. Я падаю на пол, и все…

К сожалению, Вирусу оказалось совершенно все равно, в сознании я или без: он продолжал по-прежнему орудовать в моем теле.

Скрежет металла по металлу.

– Сколько еще ждать?

– Еще немного. Будет скорее, если мы подлезем под его запястье.

– Кроме наручников, больше ничего не трогайте.

Я прекрасно слышу, как они разговаривают, только видеть – ничего не вижу. Мои глаза, наверное, закрыты, только вместо темноты я все глубже и глубже погружаюсь в бледновато-серую бездну. Затем вдруг из этой бездны выскакивает нечто. Нечто серое, постепенно увеличивающееся и, наконец, приобретающее очертания лица.

– Он пришел в себя.

Скрежет прекращается. Кто-то еще нагибается и смотрит на меня. Теперь этот кто-то машет чем-то у меня над лицом: через секунду я понимаю, что это рука.

– Так, ясно. Глаза открыты, но, видимо, он все еще без сознания.

Вот это точно, он прав. Мои глаза открыты. Серая бездна – это потолок гостиной Мэрили Хорд. Я пытаюсь вращать глазами, чтобы осмотреться вокруг. Только они не двигаются. Тогда я пробую моргнуть. Ничего. Я словно заморожен. Рука, что секундой ранее размахивала над моим лицом, теперь легонько бьет меня по щекам.

– Похоже, он того.

В поле зрения возникает третье лицо. Два предыдущих мне совершенно незнакомы. Но вот это-то я знаю прекрасно: Дейл Эдвард Хорд.

– Не хочу сомневаться в вашей компетентности, но вы действительно уверены, что он не притворяется?

Кто-то вскидывает руку с металлическим инструментом у меня над лицом: теперь я вижу, чем они вооружились. Это длинный, тонкий стилет, с радугой, поигрывающей на его прекрасно отточенном лезвии. Лезвие низко зависает над моими глазами, практически заслоняя серый потолок.

– Я бы сказал – да.

– Я бы предпочел убедиться в этом более тщательно.

Лезвие вонзается в мою щеку, и я слышу слабоватый, характерный звук, звук разрезания металлом человеческих тканей. Это сопровождается каким-то слабым потягиванием в моем лице. Никакой боли, только привкус железа моей мертвой крови где-то у корня языка.

– Видите, он ушел в мир иной.

– Очень хорошо.

Вновь стилет зависает над моим лицом, на этот раз его лезвие темно-красное от крови. Затем платок, лезвие, рука и два лица исчезают из поля моего зрения. Остается только Хорд, нависая надо мной, всматриваясь в мое лицо, убеждаясь, что жизнь покинула меня. Он смотрит на бесценную каплю моей крови на щеке, растирает ее между большим и указательным пальцами и принюхивается к ней.

– Подумать только.

А затем, пожав плечами и вытерев о меня пальцы, из виду исчезает и он.

Мне бы понравилось больше, если бы я почувствовал, как лезвие пронзило мою щеку. Это убедило бы меня, что я все еще жив. Что внешний мир еще имеет кое-какие права на меня. Только я ничего не почувствовал. Словно больной, которого накачали новокаином, полностью обездвижили и вырубили все чувства. Однако так – только снаружи. Внутри же – совсем другое дело. Изнутри мое тело ощущается неким огромным котлом, в котором бурлит что-то липкое и вязкое, то, что, как мне кажется, всеми путями пытается проникнуть в кости в надежде отыскать хоть какие-то остатки крови.

Кто-то тянет меня за руку, и моя голова слегка смещается влево. Я не могу сфокусировать глаза, однако мне удается заметить двух мужчин. Один из них встал на мое запястье коленом, пришпиливая его тем самым к полу. Другой сидит на коленях прямо напротив него на ковре у чего-то, сваленного в кучу. Это девочка. Он берет что-то с пола и принимается за руку девочки. Вновь раздается скрежет металла по металлу. Они пытаются снять наручник с запястья Аманды.

Над ними нависает Хорд, стараясь проконтролировать каждое их действие.

– Не пораньте ее.

– Я же сказал, что было бы быстрее, если бы мы просто отсекли ему кисть.

– Нет.

– Да он же давно нас покинул. А если еще нет, то, судя по его успехам, очень скоро.

– Нет. Он нам еще нужен. Такие суровые методы здесь ни к чему.

– Хорошо.

– Ты покойник, если они причинят ей вред, Дейл.

Хорд поворачивается к противоположному углу комнаты, где сидит его жена.

– Ты что-то сказала, дорогая?

– Я убью тебя.

– Думаю, самое время заверить тебя, что эти джентльмены не сделают ей ничего плохого.

– Убью тебя.

Ее слова уносятся куда-то вдаль.

– Почему бы не выпить еще немного, жена.

Теперь я наблюдаю за человеком с пилой в руках. Он же минутой ранее орудовал стилетом. Его движения точны, резки, и он работает пилой с какой-то неестественной быстротой. Мое обоняние практически сошло на нет. Я не могу почувствовать его запах, но характер его движений выдает в нем зараженного Вирусом. Он вполне может оказаться мелким бандитом, которого где-то откопал Хорд, да только лицо его кажется мне знакомым. Дорогой черный костюм, старомодная стрижка, аккуратно завязанный галстук – одним словом, агент Коалиции. Один из подданных Предо, которого тот одолжил Хорду. Другой же – вылитый охранник банка. Этот, значит, из личного состава Хорда.

С еле слышным звоном цепь, скрепляющая наручники, распадается надвое. Агент Предо откладывает пилу в сторону, снимает наручник с запястья Аманды и собирается поднять девочку. Хорд кладет ему руку на плечо.

– Я сделаю это сам.

Агент и неуклюжий громила стремительно расступаются, а Хорд, подсунув руки под спину и ноги дочери, поднимает ее с пола. Теперь мне видна лишь нижняя часть его туловища. Однако на полу, там, где кончается ковер, я вижу, как тень от головы Хорда склонилась над лицом девочки. Он начал медленно ее покачивать.

– Ты опять дома. Опять дома, моя дорогая.

В противоположном углу комнаты слышен звон разбившегося стакана. Тень Хорда поворачивается на шум.

– Будь осторожна, жена. Ты можешь пораниться.

– Что ты с ней сделал?

– Дал ей немного снотворного, любимая. Ты же видела, в каком состоянии она была. Вылитая истеричка. Ей нужно поспать после такого тяжелого испытания. Представь себе, какой шок она, должно быть, испытала от общения с этой грязью.

Это он намекает на меня.

– Это не так.

Он раскачивает девочку из стороны в сторону.

– Да, любимая, это так. Он тащил ее по улицам. Он. Тот, кого ты наняла, чтобы найти ее.

– Я?

– Странное совпадение, не так ли? Если не считать того, что это не было совпадением. Правда, любимая?

– Дейл, о чем ты?

– Очень умно, дорогая. Очень. Нанять того же человека, которому ты заплатила за похищение дочери, чтобы потом он ее нашел.

– Это не так.

Теперь он разыгрывает перед присутствующими свое шоу: репетицию того, что несколько дней спустя выйдет на суд более широкой аудитории. Замечательно. Ничего лучше для меня и придумать нельзя. Так я хоть отвлекусь от собственного неистового зверя, который теперь гложет мои кости.

– Да. Сейчас я расскажу тебе, как все произошло на самом деле. Как же наивно было с моей стороны не догадаться об этом, когда я лично встречался с ним.

– Убью тебя.

Мэрили разбивает что-то еще.

– Джентльмены, был бы признателен, если бы вы не дали моей жене навредить себе.

Какие-то стремительные движения, небольшая потасовка, и все замирает.

– Пожалуйста, только не причините ей вреда. Был бы признателен, если бы вы вкололи ей половину ампулы вещества, которым я успокоил свою дочь. Новый шприц вы найдете в кейсе. Внутримышечного будет достаточно.

– Нет! Пошли к черту! Нет!

Она громко вопит. Тем временем Хорд мило воркует над дочерью. А я провожу время в ужасных предсмертных агониях. Внезапно Мэрили затихает.

– Так лучше, не правда ли? Самое смешное то, что я подозревал тебя в измене с этим рваньем, которое ты наняла. Правду я заподозрил только тогда, когда мои люди, которых я направил по твоему следу, рассказали мне о твоей встрече с Доббсом. Полагаю, ты заплатила ему за то, чтобы он как-то пристроил твоего вонючего любовника. Что же произошло дальше? Ах, да. Наверное, он отказался и принялся шантажировать тебя?

Мэрили тихо вздыхает на диване.

– Нет, не отвечай. Просто расслабься. Значит, шантаж. Иначе зачем бы тебе понадобилось убивать его?

Я стараюсь как можно сильнее сконцентрироваться на истории, которую собирает вокруг всех нас Хорд: вокруг своей жены, меня, Доббса, пытаясь все время оставаться на шаг впереди, предвидеть возможные промахи, увидеть, как все будет смотреться в готовом виде. Его жена и я замешаны в сговоре о похищении девочки. Его жена – убийца Доббса. Я изо всех сил пытаюсь представить, как Хорд уладит остальные несоответствия. Как соберет свою мозаику. Это кажется мне довольно проблематичным. И это здорово меня отвлекает. Здорово. Но не настолько сильно.

Боль все нарастает.

– Трагедия. Настоящая трагедия в том, что я не смог спасти тебя от самой себя. Трагедия в том, что, несмотря на все твои попытки забрать у меня дочь, я продолжал любить тебя и старался уберечь тебя от твоих собственных слабостей. Но было слишком поздно. Слишком поздно, потому что ты уже совершила это ужасное убийство руками своего новоиспеченного любовника.

Боль затмевает все вокруг.

– Как хорошо, что я вспомнил об укрытии, в котором Аманда пряталась прошлым летом. И как неумно со стороны твоего кавалера было использовать в качестве убежища место, где он недавно совершил еще несколько убийств. Устроил настоящую резню. Скажи, кому пришло бы в голову посмотреть обследовать это место? Как ужасно все это!

Глупец. Я и не знал прежде, что такое настоящая боль.

– Слава Богу, что мы вовремя подоспели и спасли Аманду. От еще большего вреда, который он мог бы ей причинить.

Кажется, я открыл новую разновидность боли.

– Так вот почему вы ссорились. Потому что он дурно с ней обращался? Мне хочется в это верить. Мне хочется верить в то, что твои материнские инстинкты, в конце концов, возобладали и ты предприняла безнадежную попытку спасти нашу маленькую девочку. Как же смело ты вела себя, борясь с ним, как ужасно он поступил с тобой, воткнув иглу в твою руку и сделав тебя совершенно беспомощной…

Боль. Лишь только боль. Она живет.

– Беспомощной, чтобы спасти свою дочь. Ты видела, как он касался ее. И делал это прямо на твоих глазах. Беззащитной перед ним, когда он, наконец, переключил свое внимание на тебя. Как ужасающе закончился для тебя тот вечер. Если бы только мы приехали немного раньше… Мы бы не просто отомстили этому подонку за тебя и нашу маленькую девочку, но спасли бы и тебя.

Она дышит.

– Но. Сейчас все уже кончено. Все кончено. Возможно, твое сердце успокоится, зная, что твоя дочь теперь в безопасности. Дома. В руках ее любящего отца.

Боль поселилась в моем теле.

Слышен хрип, неровные шаги, спотыкание Мэрили, надвигающейся на мужа и норовящей вцепиться ему прямо в лицо. Между ними возникает агент, отталкивает женщину от Хорда и валит на пол. Хорд снисходительно кивает, будто он предвидел ее реакцию на его отвратительную историю.

– Переверните ее.

Агент хватает ее за талию, пока Хорд осторожно опускает девочку в кресло.

– Оголите шею.

Агент сметает волосы с шеи Мэрили и оттягивает воротник ее блузки вниз. Хорд куда удаляется, а затем вновь появляется с черным кейсом с закругленными углами. Присев на корточки, он тычет им прямо в лицо Мэрили и открывает его, словно шкатулку с драгоценностями.

– Я закончил.

Она обреченно стонет. Он вынимает что-то бело-розовое из кейса.

– И я даже уже кое-что попробовал.

Он отставляет кейс в сторону.

– Дважды.

Он поднимает это что-то, зажатое между его большим и средним пальцами.

– В первый раз на Уитни. Можно сказать, это была персональная разработка.

Он кладет бело-розовое нечто себе на ладонь.

– А во второй раз совершенно случайно, в центре города на каком-то оборванце.

Что-то бело-розовое внезапно раскрывается прямо на ладони Хорда, словно диковинная ракушка.

– Пришло время для очередного испытания. На этот раз, думаю, дозу можно значительно увеличить.

Он подносит свое изобретение к лицу, широко раскрывает рот и кладет его внутрь. Затем он с силой хлопает челюстью, плотно стискивая зубы. Мэрили принимается неистово вертеть головой из стороны в сторону.

– Держите ее крепче.

Агент придавливает ее голову к полу. Хорд наклоняется к шее своей жены, его рот максимально раскрыт, мышцы и сухожилия его собственной шеи напряжены до предела. Он склоняется все ниже и ниже и кусает ее.

Я нашел носителя. Только уже не могу его обезвредить.

Я стал самой болью.

Меня мягко окутывает спасительный черный туман.

Я мертв.

Теперь я могу спокойно пройтись по закоулкам своей памяти, вспоминая прожитую жизнь.

Помню, каким маленьким и беззащитным я чувствовал себя в доме моих родителей. И как они пользовались моей беспомощностью, отец и мать. Помню темноту и избивающие меня руки. Помню ремни, хлещущие меня. Помню ужасные шрамы на теле, излеченные годами спустя, когда во мне уже поселился Вирус. Шрамы находили у меня добросердечные преподаватели. Помню, как отец и мать отчаянно вырывались из рук полицейских. Это все, что осталось у меня от родителей. Затем появились другие. Со мной никто больше года так и не продержался: гены давали себя знать.

Помню улицу, где я преподавал остальным детям те же уроки, которым учили меня с детства мои биологические родители. Избиение руками, ремнем. Помню страх в чьих-то глазах и то, как уверенно я себя от этого чувствовал. Я помню, как несся по улицам – непреклонный предводитель своего маленького племени.

Затем меня заразили. Беспомощность и страх вернулись в мою обитель. В моей жизни появились Терри, Общество и кое-что определенно неизведанное. Стимул к жизни. И годы работы и обучения урокам выживания в этом мире. Затем ко мне пришло осознание факта, что я превратился в любимую игрушку Терри. Его непобедимое и безотказное оружие, необходимое всякий раз, когда требовалось кому-то преподать урок. Когда кто-то допускал ошибку – ошибку, недопустимую в делах с Терри. Помню, в один прекрасный день проснулся с острым нежеланием впредь работать любимой шестеркой Терри. С того момента начался период моего отшельничества. Время от времени перемежающийся с грязными заданиями от Коалиции и Общества. На них я работал лишь от безвыходности, мне как-то надо было поддерживать свое существование. Затем в мою жизнь вошла Иви.

Помню, как она шептала мне на ухо о своих чувствах, лежа со мной в наглухо зашторенной спальне, пока за окном люди жарились на солнцепеке. А мне всегда приходилось ей лгать. Ей и всем остальным. Ложь. О том, кто я есть, чем я занимаюсь. Почему целыми днями скрываюсь в темных стенах моей квартиры и выхожу на люди только после захода солнца. Ложь. Я никогда не мог признаться ей в том, что действительно лежит у меня на сердце. Затем пришли тщательные попытки спастись от одиночества. Прошло несколько лет. Я чувствовал, что все плотнее и плотнее к чему-то подхожу. Все ближе и ближе с каждым шагом. Помню, как все последние годы приходилось балансировать между Иви и работой. Это казалось мне невыносимым.

Мне вспоминается Уитни Вейл. Почти человеческий взгляд глаз, когда я выхватил нож у нее из руки, почти человеческий вздох, когда я вонзил его ей в шею. А вот и Лепроси. Поистине страшный укус на шее. И почти сразу запах гниения и разложения.

Потом фотография девочки. Она где-то, совсем одна и беззащитна. И ее мать, вплотную прижавшаяся ко мне грудью и целующая меня в уголок губ. Филипп, что-то бормочущий мне над трупом задушенного Доббса. Дэниел, просящий помочь удержать брыкающееся тело Джорджа на бамбуковом полу, когда его уже вырвало жизнью на этот самый пол, и он уже навсегда покинул нас. И, конечно же, Дейл Хорд. Заносчивый и жестокий. Обладатель огромного опыта в насилии и чем-то более опасном, от которого еще не создано спасение.

Рука Аманды, прикованная к моей. Наши руки, покрытые старой футболкой, на заднем сиденье такси. Совсем близко. Закипающая кислота в моих венах. Запах пустоты, того, что непременно должно быть, но чего все же нет. Того, что, вопреки всем его словам, не может существовать. А теперь подвал заброшенной школы. Ужасающее преступление, о котором никто никогда не узнает. Кроме меня.

Крики. Крики людей. Крики того, кого я уже хорошо знаю.

Нет. Я не мертв.

Не мертв.

Но и не жив.

Подвал школы, освещаемый шипящим походным фонарем.

Мэрили визжит. На это есть причины.

– Возьми презерватив!

– Терпеть их не могу.

– Для чего я тебе его дал? Быстро надевай!

– На хрена! С ним ничего не чувствуешь.

– Но и не оставишь следов своего семени!

– Хорошо.

– Мы, конечно, можем позволить себе определенную степень противоречий в оставляемых нами уликах, только не надо становится нахальными и дерзкими в данной ситуации. От этого зависит исход всего нашего плана.

– Хорошо. Я понял.

Громила Хорда раскрывает презерватив. Он опускается на колени рядом с Мэрили. Его штаны и трусы спущены. Он с трудом пытается натянуть презерватив на свое почти безжизненное достоинство. Мэрили лежит на животе. Юбка наполовину порвана, трусы болтаются в районе лодыжек. Она связана, во рту торчит кляп и, несмотря на дозу успокоительного, она отчаянно визжит и дергается. Это бактерии принялись с энтузиазмом орудовать в ее теле. Крики прорезают все помещение. Она пытается стянуть ремень, связывающий запястья.

Меня бросили на кучу сломанных парт. Оставили здесь до поры до времени. Однако скоро они разделаются и со мной. Точнее, с моим телом. Сразу после того, как Хорд закончит с женой и дочерью.

Хорд совсем голый стоит на картонной лежанке, где не так давно изнасиловал Уитни Вейл, изнасиловал мертвеца. Его дочь мирно посапывает у его ног. Ее кроссовки и носки сняты и аккуратно уложены в стороне. Он наблюдает за тем, как его громила натягивает презерватив, стаскивает трусы с лодыжек Мэрили и устраивается между ее ног.

– Подожди.

Тот вопросительно смотрит на хозяина, придерживая рукой достоинство.

– А что?

– Поверни ее голову. Хочу, чтобы она увидела это. И смотри не коснись ее зубов.

Громила кивает головой, хватает своей лапой Мэрили за волосы и поворачивает ее лицом в сторону мужа. Хорд не по годам строен, его мышцы и сухожилия напряжены. Волосы почти покрыла седина. Он встает на колени рядом с Амандой. Его член в полной готовности. Он расстегивает пуговицу на джинсах дочери и раскрывает молнию.

– Самообладание – это добродетель, жена. Сколько раз я мог повторять тебе? Каждый раз, как ты заводила роман на стороне с одним из своих грязных ублюдков, я предупреждал, что твоя неспособность сдерживать свои аппетиты и слабость рано или поздно убьют тебя. Или заставят дорого поплатиться. Или и то, и другое.

Он медленно расстегивает молнию и секунду глядит на виднеющийся треугольник белых трусов Аманды.

– Постоянное потакание своим слабостям лишает воли. Равно как и потакание страстям. Самообладание и усилия воли не просто делают человека сильным, но и обостряют его желания.

Сунув указательные пальцы за пояс джинсов, он начинает медленно стягивать их с худых бедер дочери.

– Самообладание позволяет человеку погружаться в мир своих фантазий и прокручивать сотни сценариев, в которых самые страстные и порочные его желания могут воплотиться. Самообладание также предоставляет человеку уйму времени подготовить все необходимое и дождаться подходящих обстоятельств, когда самый дерзкий из сценариев превратится в реальность.

Стянув джинсы, Хорд аккуратно складывает их на кроссовки и носки, что лежат в стороне.

– И если ты оглянешься назад, в прошлое нашей семьи, то непременно увидишь, что полное отсутствие твоего самообладания, но полнейшее и избыточное присутствие моей сдержанности привели тебя в состояние, в которым ты находишься сейчас, а меня – на позиции победителя.

Он осторожно проводит пальцем по поясу белых хлопковых трусиков своей дочери. И кивает головой.

– Теперь можешь начинать. Только смотри, чтобы ее голова была повернута на меня.

Громила кряхтит и пытается всунуть свое безжизненное достоинство в Мэрили, одной рукой придавливая ее голову к картонке, чтобы она не смогла отвернуться от мужа.

Хорд принимается медленно стаскивать трусы с Аманды.

Я закрываю глаза.

Стоп! Я могу закрыть глаза.

И я чувствую свое тело.

И боль полностью покинула меня.

Я открываю глаза.

– Эй!

Никто не слышит.

– Эй!!

На этот раз мне удается привлечь внимание. Громила замирает с пучком волос Мэрили в одной руке и своим достоинством в другой. То же самое и с Хордом: его руки с трусиками Аманды застывают где-то в районе ее колен. Они оба оборачиваются на меня, туда, где я лежу в куче мусора и обломков парт.

– Прекратите это!

Хорд поджимает губы.

– Он не умер?

– Это так и было.

На меня накидывается агент, возникший прямо передо мной неизвестно откуда. Он хватает меня за горло и пинает ногами прямо по куче обломков к стене. Деревянные столешницы разлетаются в щепки. Секунду спустя агент прижимает меня к стене, его пальцы впиваются мне в горло.

Хорд вскидывает руку.

– Не убей его. Он мне еще нужен.

Агент не сводит с меня глаз.

– Я знаю.

Он очень силен.

Предо никогда не обижает их кровью. Их запасы никогда не иссякают. Пока они не облажаются. Так говорит Терри. После секретариата Коалиции высокопоставленные агенты, к которым относится мой нынешний «приятель», – следующие по объемам потребления крови. Они выпивают не одну, не две и не три пинты в день, а намного больше. Сколько? Этого не знает никто, даже они сами. Их аппетиты с каждым разом все повышаются. Ни о каком самообладании здесь не может быть и речи.

Сам Предо предпочитает всегда держать себя в форме: не берет лишнего, но и на себе не экономит. Однако агенты, его единственное оружие, всегда должны пребывать в полной готовности. Я за всю свою бытность вампиром, наверное, не выпил столько крови, сколько они выпивают в год.

Этот агент очень силен, натренирован и обладает большим опытом в использовании вампирских способностей. Только ненадолго я в его власти.

Мое сердце бешено стучит. Вот-вот оно и вовсе разорвется. И я буду свободен. Но сначала оно останавливается…

Смерть… Она действительно пришла за мной. Хорошо. Очень хорошо.

Я был полным ничтожеством в этой жизни. Из меня не вышло примерного ребенка, радикального революционера, любовника и даже просто хорошего человека. Единственный успех постиг меня на поприще вышибалы и время от времени телохранителя, защищавшего жизни еще больших ничтожеств, чем я. Да и черт с этим! Меньше всего на свете я мечтал стать одним из агентов. На самом деле, моя жизнь кончилась уже давным-давно. Но по каким-то причинам я не переместился ни в рай, ни в ад. А может, все-таки переместился, но так этого и не понял.

Мое сердце заходится в бешеном, маниакальном ритме. Еще не все кончено. Жизнь продолжается.

Черт!

Мир вокруг меня дрожит и вибрирует на частотах ниже моего восприятия. Меня охватывает чувство хаоса и неминуемой гибели. Это продолжается всего секунду, и вдруг… страх уходит, все возвращается на свои места.

Я снова ощущаю подвал и самого себя в нем. Трещины в бетонных стенах, удушающий запах экскрементов и летних благоуханий; чистые, прекрасно различимые звуки: крики Мэрили, дыхание Аманды, мой собственный язык, почти запавший мне в глотку, морщинки и трещинки на руках, сдавливающих мне горло.

Сердце неистово колотится, норовя вырваться из груди.

Но все это: трещины в стенах, запах дерьма и французского мыла Хорда, крики и дыхание, ощущение моего собственного языка и незнакомый мне рисунок этих нечеловеческих рук – ничто по сравнению с агрессивным голодом, пронизывающим все мое естество.

Я хватаюсь за запястье агента. И тут же ощущаю, как от моих движений колышется мир. Его вновь охватила дрожь, все мелькает передо мной, все предметы и люди – лишь яркие световые вспышки. Запястье агента куда-то исчезает. Нет, слишком быстро. Я двигаюсь слишком быстро. Я пытаюсь вдохнуть, но осознаю, что и так дышу. Моя грудь бешено вздымается и опускается, легкие неистово качают воздух, чтобы поспевать за бешеным ритмом сердца. Секунду-другую я ожидаю его разрыва от неимоверного давления на горло. Но его не происходит. Агент застыл, он испуган скоростью моих движений, не понимая, что происходит. На этот раз я пытаюсь действовать медленнее. Хватаю его руку и отрываю ее от своего горла. Он оседает на колени и ожидает моих следующих действий. Изящный стилет падает на землю.

Но сейчас не время им заниматься. Что мне с него: кровь, текущая в его жилах, не утолит моего голода. Однако остальные трое в этом помещении – настоящее пиршество. Да они просто жаждут, чтобы я испробовал их.

Агент ждет моего нападения, но я прохожу мимо, махнув ему левой рукой и заодно отправив его на груду сломанных парт. Ближе всего ко мне – преданная, но тупая шестерка Хорда. Я почти дышу ему в шею, когда он и Хорд понимают, в чем дело. Я высосу их кровь уже до последней капли, и они сдохнут задолго до того, как осознают, что их час настал.

Воздух за моей спиной вибрирует от какого-то движения. Я оборачиваюсь и вижу агента, летящего на меня в прыжке. Отступаю на полшага в сторону – и на меня приходится лишь половина силы, сообщенной им при ударе. И тем не менее я теряю равновесие и падаю на колени. Теперь на меня летит стилет, сжатый в ладони агента; его идеально отточенная сталь холодно подмигивает. Я вскидываю руку, чтобы блокировать его и защитить себя от удара, однако вновь действую слишком быстро и промахиваюсь. Агент вновь замирает, ошарашенный моими способностями. Рука падает вниз, и стилет меняет траекторию, прорезая линию вдоль моей челюсти. Я тут же вскакиваю, чтобы отомстить ему, однако он юрко ныряет вниз, уворачиваясь от моих ударов. Не стоит сейчас тратить на него время: позади меня ждет кое-что поинтересней.

Громила поднялся на ноги, штаны скомканы у ног, его достоинство скрючено в своей узкой латексной упаковке. Он судорожно пытается вытащить что-то из недр своего пиджака, только оно там надежно застряло. Я подбегаю к нему и пихаю в плечо. Слышен глухой хруст, и оно вылетает из сустава, заставляя толстяка вращаться по инерции, после чего он, наконец, обрушивается на пол рядом с дверью. Тут я обращаю внимание на связанную полуголую женщину у моих ног. Что-то странное есть в ее запахе. Она инфицирована, и если я выпью ее кровь, микробы переползут ко мне. С огромным усилием я отворачиваюсь от нее и направляюсь к шестерке Хорда. Единственной рабочей рукой он кое-как пытается вытянуть из пиджака какой-то предмет. Ясно, что это оружие.

Агент запрыгивает мне на спину.

Обвив одной рукой мою шею, он замахивается стилетом. Я защищаю лицо ладонью, и стилет, пройдя сквозь нее, останавливается в миллиметре от глаза. Я откидываюсь на спину и поднимаю ноги, перемещая тяжесть всего тела на агента, придавленного мною к земле. Его мертвая хватка на моей шее ослабляется. Сняв ладонь со стилета, я перекидываюсь налево и вскакиваю на ноги.