Текст книги "Томирис"

Автор книги: Булат Жандарбеков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)

Рустам после долгого раздумья тихо начал:

– Я думал, что урартцам понадобится больше времени для охоты за тремястами моих тиграхаудов... я ошибся. Зная свои горы, как мы свою кибитку, они в два полнолуния покончили со всеми.– Рустам, помедлив, продолжал:– Выйти с оружи ем навстречу гибели? Неразумно! Нас, обессилевших, урарт цы возьмут голыми руками. А сак и раб несовместимы!.. Перебив друг друга, чего мы добьемся? Нет, это не мужество, а трусость, потому что жить сейчас труднее, чем умереть! Мы приковали к себе все силы урартцев... И мы будем жить и де ржать на привязи урартцев, и ждать, пока жив хоть один из нас... Держать на привязи, чтобы наши братья, саки из Сакос сены, одним ударом окончили с урартцами... иначе они расползутся по своим ущельям, и тогда – долгая, трудная война Ждать и ждать! И помните, уцелевший должен добраться до Томирис. Я сказал все!

Саки, бросив в круг свои тамги в знак согласия, продолжали лежать, собираясь с силами, чтобы встать и идти к своим воинам.

Вся кожа: шкуры павших лошадей, сбруя, арканы, сапоги, ремни, одежда – была съедена. По утрам саки слизывали с камней кровли росу и иней. У многих начались галлюцинации. Конец был близок. И когда погасла последняя надежда, все вокруг вдруг наполнилось ржаньем, топотом, криками и воплями, лязгом железа и свистом стрел.

* * *

Поддерживая друг друга, шатаясь и падая, выходили из ворот саки.

Подхватив падающего Рустама, Арпак крепко обнял его. Смеясь и плача, стоял рядом Шибака.

– Вы шли долго... Вы шли очень долго,– шептал Рустам. Арпак с тревогой посмотрел на Рустама, тот, не отрываясь, захлебываясь, судорожно кашлял, пил и пил уже из третьего кувшина. Чтобы отвлечь Рустама, он обратил его внимание на подошедшего черноволосого воина в дорогих доспехах.

– Это вождь арминов Тиридат, Рустам. Если бы не он, мы пришли бы слишком поздно...

– Вы и так не торопились, дорогу в четырнадцать солнц проделали за шесть полнолуний,:—пробормотал, ловя языком каплю из осушенного досуха кувшина, Рустам.

Арпак помрачнел. Шибака, быстро взглянув на него, обратился к Рустаму:

– Мой царь! На Сакоссену напал Кир...

– Чтобы прийти к тебе, Рустам, мы признали власть персидского царя,– перебил Арпак Шибаку и отвернулся.

Ошеломленный Рустам пытался что>-то сказать и не мог. Протянул к Арпаку руки.

– Такая жертва...– наконец выдавил из себя

– Да, без боя, без войны...– глухо сказал Арпак.

– Прости, брат, прости, если сможешь,..– проговорил Рустам и заплакал.

Арпак обнял Рустама и, словно утеша*я, сказал:

– Персидский царь, зная силу сакских мечей, принял наши условия. Кроме сатрапа Дадарш-иша, ни один персидский сарбаз не вошел в Сакоссену. Конечно, мы обязались платить дань и поставить семь тысяч воинов под знамена Кира, но при этом намекнули, что если нашу конницу он направит против саков или скифов, то рискует увеличить армию противника на семь тысяч смелых бойцов. Кир разумный человек, и сейчас наши саки на пути в Малую Азию. А когда слишком любопытный Дадаршиш поинтересовался, на кого идем войной, мы уже вежливо ответили, что не на Персию. Взбешенный сатрап послал скоростного гонца к Киру с жалобой на своих своенравных подданных и получил ответ: "Поскольку сатрапия исправно выплатила дань и выполнила обязательство в отношении воинов для персидской армии, то сатрап может считать, что свой долг он исполнил, и не вмешиваться во внутренние дела саков". И особенно поблагодари Тиридата, не будь его, мы, может быть, до сих пор блуждали бы в урартских горах...

– Благодарим тебя, вождь арминов!– постарался как можно задушевнее сказать Рустам, однако про себя подумал: "Арпак не понимает.что заплатил армину больше, чем благодарностью,– венцом царя Урарту!"

– Славный царь, это я должен благодарить небеса за то, что своими глазами увидел тебя, героя Описа. О твоем подвиге я узнал от Дадаршиша, сатрапа Сакоссены. Он ведь армии и мой родственник, и я гостил у него. Арпак, Дадаршиш знал, куда направляется войско саков, и поэтому я предложил тебе свою помощь.

– Почему же он не воспрепятствовал? Не убоялся гнева Кира?

– Дадаршиш восхищается тобой, Рустам, и втайне сочувстует тебе, но ты прав, он прежде всего слуга Кира, и слуга преданный, но в Вавилоне умер Угбару, и Дадаршиш закрыл глаза на поход саков, зная, что Киру сейчас не до Сакоссены и Урарту.

– Ум-мер Угбару?

– Да, мои царь.

Рустам неожиданно для себя вместо радости почувствовал какую-то пустоту. Долгое время Угбару олицетворял для «его опасность, излучал ненависть, заставляя быть начеку, настороже, обострял все чувства. И вот он умер, и Рустам ощутил, что вместе с Угбару умерло что-то и в нем самом. Тиридат, отвлекая задумавшегося Рустама, легонько тронул его за плечо.

– Прости меня, Рустам, но твоя первая встреча с Кавказом едва не окончилась гибелью твоих храбрых, яо увы, слишком малочисленных воинов, и поэтому я прошу принять под свою руку меня с моим войском,– словно прочитав мысли Рустама о себе и опровергая их, проникновенно сказал Тиридат.

Рустам покраснел и поспешно, слишком поспешно ответил:

– Нет, нет, благородный Тиридат, твой порыв прекрасен, но я не приму этой жертвы.

– Жертвы?

– Да, жертвы. Гибели всего твоего войска! Да будь оно во сто крат сильнее, и тогда бы его было недостаточно, чтобы покорить весь Кавказ. Мало того, не успеешь ты отойти на один переход, какурартцы перебьют всех твоих сородичей.

– Ты прав, Рустам! Но мне ты не откажешь. Ты потерял треть своего отряда и восполнишь потери братьями по крови яз Сакоссены.

– Откажу.

– Почему?– нахмурившись, спросил Арпак.

– Вождь не должен повторять ошибок. Две тысячи – это хотя и маленькое, но войско. Может быть, единственная лоз-»©жность пройти сквозь людской муравейник, именуемый Кавказом,– в малочисленности и маневренности. Ну кто пошлет на кучку людей армию? А отряд, в два-три раза нас превосходящий, мы одолеем.

– Но если бессмысленно идти с малым войском на Кавказ, то еще бессмысленней идти по нему с завязанными глазами.

Надеюсь, великий воин, ты возьмешь моих проводников?

– Возьму, Тиридат!– сказал весело Рустам.– И коней возьму, и припасы... Не дадите – украду!

– Испугал!– хмуро улыбаясь, сказал Арпак.– Давай откупимся, Тиридат. А то от этого человека всего можно ожидать!

– Я со страху тысячу коней дам!

– Я рад, что узнал твое большое сердце, Тиридат. Прости, скажу прямо, я плохо подумал о тебе, Тиридат. Тому, кто проварился три года в персидском котле, и самый близкий друг покажется подозрительным. Еще раз прости, друг. Мне жаль расставаться с тобой, но оставь нас на Арпака, а сам, не переводя дыхания, добивай охваченных паникой урартцев, если они оправятся, будет поздно.

– Тяжело, узнав тебя, тут же расстаться, Рустам. Но твой совет, совет великого воина, мудр, и я последую ему. Прощай!

* * *

Четырнадцать лун и солнц не расставались Рустам и Арпак, даже спат^укладывались радом. А вот теперь прощались, положив руки на плечи друг другу, смотря глаза в глаза.

Саки пришли в себя, оправились. На альпийских лугах раздобрел Жель. Подлечились раненые и больные. Кочевники дышали и не могли надышаться целебным воздухом гор.

В жарких схватках с урартцами не забывал о Рустаме и Тиридат. Армины пригнали табун лошадей, стадо волов, отары овец. Тиридат прислал оружие, доспехи, припасы: мед, пшеницу, вино. Явились к Рустаму и проводники.

Рустам сам отбирал все необходимое, иначе Арпак в порыве безудержной щедрости готов был спешить, обезоружить, раздеть и разуть свое войско, отдав все сакам Рустама.

Дни промелькнули, как мгновенье, и вот настал час прощания.

Рустам и Арпак крепко обнялись и долго не разжимали объятия.

– Брат мой, пусть хранит и помогает тебе в трудном и опасном пути дух нашего предка Таргитая. Да сопутствует тебе удача во всем. Поклонись прародине-матери от сыновей, никогда ее не видавших, но бережно хранящих ее образ в своих сердцах и думах, если... дойдешь.

* * *

Албанский князь Абаза, услышав что какие-то дикие кочевники появились у границ, разделил свое войско надвое. Расположив одну половину у границ Иберии, сам с другой встал у Каспия, протянул между ними цепочку из мелких отрядов и стал ждать. Так ждет паук, где дрогнет сигнальная паутинка, чтобы устремиться на жертву.

Бой был кратким и кровопролитным. Албаны, не выдержав яростного натиска саков, бежали. Дорога была открыта, и для быстроногих сакских коней не составляло труда уйти от приближающегося большого войска, о котором сообщили лазут-чики-армины. Но Рустам медлил. Его отряд бы подобен птице с подбитыми крыльями и не мрг уйти далеко, волоча их. Подбитыми крыльями были семьдесят три тяжелораненных воина.

Спастись можно было, лишь оставив раненых на произвол судьбы, но об этом не могло быть и речи. Нет большего позора для сака, если раненый друг и товарищ попадет в руки врагов. Время шло, Рустам искал выхода, но его не было. К Рустаму, метавшемуся в тени развесистой чинары, подошел Фарнак. Рустам приостановился, посмотрел рассеянно на молочного брата и с тоской сказал:

– На земле албанов закончился наш безумный поход,– всмотрелся внимательней,– что с тобой, Фарнак?

– Рустам, тебя зовет Фарамаз.

* * *

Безмолвно смотрел потрясенный Рустам на лежащих в ряд воинов. В груди семидесяти двух торчали рукоятки ножей. Семьдесят третий, крайний справа, бился в корчах. Увидев Рустама, он захрипел:

– Боялся, не доживу... ударил в живот, чтобы сразу не помереть... Знали, что не оставите... решили не обременять... Каждый убил слева лежащего... в сердце... Поклонись степи, вождь...

Фарамаз продолжал хрипеть, но Рустам уже ничего не мог разобрать. "Били по-сакски, по рукоять... Ни у кого не дрогнула рука... Братья мои... Своей смертью вы хотели развязать нам руки, но... я не в силах оставить вас, не предав земле!"

– Саки, мы не можем уйти, не предав земле иаших товарищей,– обратился Рустам к сакам.– Разделимся. Половина, похоронив братьев, уйдет на север, оставшиеся будут стоять насмерть, чтобы враг, лишь перешагнув через труп последнего из воинов, смог двинуться дальше. Бросайте жребий!

Вперед выступил тысячник Шубар.

– Царь тиграхаудов и массагетов, я выражаю волю всех – ты не должен участвовать в жеребьевке. Поведешь живых в родные степи.

Рустам кивнул головой. Он не возражал, зная, что на его долю выпадает задача потруднее, чем героическая смерть.

Когда, похоронив товарищей, саки уходили на север, шум боя еще не утихал. Живые защищали мертвых.

* * *

– И вы посмели?– загремел голос Рустама.– И вы посмели явиться?

Он гневно глядел на кучку израненных, оборванных.и окровавленных саков. Отвернулся.

– Домек, твоя сотня расстреляет презренных трусов, у которых не хватило мужества полечь рядом с товарищами, погибшими в бою.

Опустив головы, в безмолвии стояли беглецы. Подал голос Арифарн:

– Мы не струсили, вождь... Мы сражались до конца... Задержали врага... Думали, что тебе пригодится каждый клинок...

– Тебе, Арифарн, в память о твоих прошлых заслугах, я отвечу. Никуда не годен вождь, который не умеет беречь воина, напрасно губит его, и, может бить, именно ваших мечей и стрел нам не хватит, чтобы дойти до родных -степей... Но в этом бою вы должны были погибнуть рядом с пятьюстами ваших товарищей, и тогда албаны и другие народы произносили бы имя саков с трепетом и ужасом. Бежав, вы предали своих мертвых товарищей, сделали их жертву напрасной, отняли у них посмертную славу! Мертвые, вы были бы непобежденными героями, живые – вы жалкие беглецы!

– Я понял, вождь и царь, ты справедлив.

Рустам кивнул Домеку. Тот взмахнул плетью. Упруго натянулись тетивы ста луков.

– Стойте. Остановитесь!

Луки опустились, все оглянулись на Шубара.

– Могучий царь! Твои слова жгут мою грудь. Эти воины из моей тысячи, их позор – мой позор! Дозволь мне умереть с ними.

Рустам заколебался. Шубар был сподвижником его отца, Кавада.

– Я не могу опозорить твои седины. Поведешь воинов обратно, пусть погибнут в бою!

Шубар соскочил с коня и прижался губами к сапогу Рустама.

* * *

Абаза никак не мог успокоиться.

– Тринадцать человек на целую армию! Тринадцать на тысячи! Что это, безумие или небывалая храбрость? Навер– ное, безумие. Но и в том, и в другом случае это необыкновен– ные люди! Прекратить погоню! Пускай уходят на все четыре стороны... С сумасшедшими я не хочу воевать!

* * *

Путь саков напоминал причудливый полет летучей мыши. Отряд то совершал стремительный броЬок, то возвращался на– зад, таился в рощах, ущельях, обходил укрепленные поселки и города, прятался в горных пещерах, тоочертя голову бросал– ся на удинов, легов, то быстро уходил от погони.

Величественная горная гряда встала на пути саков к север– вым степям Прикасиия. Рустам вызвал проводников-арми– нов. Коротко поблагодарив за верную службу, высыпал из пе– реметной сумы перед пораженными арминами груду сокровищ: б.раслеты/ кольца, драгоценные камни, золотые и серебр5шые слитки.

– Это награда»– просто сказал Рустам. . Равнодушно смотрел, как армины трясущимися руками загребали богатства. Затем, наказав передать братский при– вег Тиридату, велел возвращаться к родным очагам. Не слу– шая уверений арминов в готовности продолжать службу у Щедрого и благородного господина, бесцеремонно выпроводил юс из шатра, подарка незабвенного Арпака.

Всю ночь проведя без сна в глубоком раздумье, Рустам на-УЧ»созвал совет. Оглядел шестерых сотников, вздохнул и начал речь:

– Тодаько три дороги перед нами – три горных прохода. Все они в руках могучих племен. Деканский – держат цанары. Железный – маскуты, Аланский... аланы. Деканский проход? Далеко. Уклонимся в сторону и во много раз удлиним путь. Аланский... гм... встретимся с аланами – все поляжем в битве; кровь и ненависть между нами! Железный проход... само название говорит о его недоступности... трудно... проход узкий, маскуты храбры и беспощадны... Но выбора нет! Через Железный проход самый короткий путь в наши места – пойдем через него. Нас будут ждать. Боя не принимать. Будут обстреливать – не отвечать! Погибнуть молча, без звука. Уби>-тых и раненых не подбирать, пусть поймут и простят Движение не ускорять – идти ровным шагом. Превратимся в духов, вызовем удивление – может, спасемся. Я пойду первым! Убьют – поведет следующий за мной, и так далее. Кто уцелеет, пусть хоть ползком доберется до царицы и скажет все о Кире. Я все сказал!

Сотники бросили свои тамги в круг.

* * *

Пятьсот всадников ехали шаг в шаг. Справа шумел Каспий, слева высились утесы.

Маскуты появились враз, словно выросли из скал. Не спеша приладили стрелы^натянули тетивы и... застыли. Творилось непонятное. Чужеземцы двигались все так же мерно, словно и не замечая лучников, несущих им смерть. Маскуты вопросительно смотрели на своего предводителя, но тот, пораженный этим презрением чужеземцев к смерти, медлил. Ослабились тетивы, опустились луки, а пришельцы продолжали путь. Случайно или с умыслом, но взвизгнула стрела и задрожала в холке Желя. Жель вздрогнул, но Рустам крепко сжал ногами ему бока, коротко дернул поводья, тут же их ослабив, и Жель, словно поняв хозяина, не сбившись, пошел прежним шагом. Только мелкая дрожь холки показывала, какую жгучую боль испытывает конь. Маскуты опустили луки. Они стояли во весь рост, провожая взглядом необыкновенных воинов.

Маскуты уважали мужество.

* * *

Жель умирал. Рустам сидел на корточках и смотрел в быстро мутнеющие глаза своего верного друга и не видел ничего. Слезы застилали взор.

– Стрела отравленная...– тихо сказал стоящий позади Фарнак.

Рустам ничего не ответил. Он вспоминал путь, пройденный с Желем. Битвы, битвы, битвы... Тело Желя забилось судорогой. Конь потянулся к Рустаму, всхрапнул, дернулся, за-тих.

Рустам завыл в голос...

Фарнак с остальными саками смотрел, как на вершине небольшого кургана Рустам вкапывает деревянный кол острием вверх.

Окончив работу, Рустам.остался на холме. Сидел долго, неподвижно. Затем тяжело поднялся и начал медленно спу-" скаться.

Ни на кого не глядя, подошел к трупу Желя и опустился на колени. Огромная рука нежно гладила потускневшую шерсть коня. Затем Рустам левой рукой обхватил задние ноги Желя, правой – передние...

– Помочь?– быстрым шепотом спросил Фарнак.

– Не-е-ет!– прохрипел Рустам рывком вскидывая тело Желя на свои плечи. Конь придавил хозяина. Рустам попытался встать. Не смог. Передохнув, начал подниматься. Лицо побагровело, на лбу вздулась толстая жила. Поднялся. Постоял, слегка пошатываясь, и, вбивая ступни в землю, направился к кургану. Рустам шел тяжело. Молчаливые саки угрюмо наблюдали за своим вождем. Шаг за шагом взбирался тот на курган. Казалось, прошла вечность, когда он наконец достиг вершины. Саки перевели дух. Они тяжело дышали, словно вместе со своим вождем несли чудовищную тяжесть.

Рустам стоял на вершине холма, упершись лбом в деревян– ный кол. Затем, собравшись с силами, взметнул на вытянутых руках тело Желя и с размаха насадил его грудью на острие...

* * *

Саки уходили от кургана. Рустам обернулся. Жель, словно живой, стоял на четырех ногах. Только гордая голова повисла между передними ногами, точно конь грустил о разлуке с хо– зяином. Рустам странно всхлипнул, вытер рукавом глаза, на– отмашь хлестнул коня и помчался вперед.

Больше он не оборачивался.

Рустам смотрел на воды великой реки Рангха <Рангха (авест.) – Волга> и суеверно , -^ страшился своего сказочного везения. За рекой, в нескольких *^& пеРех°дах, начинались владения массагетов. После Железного прохода саки с боями прорвались сквозь аулы дидойцев и галгоев. И вот уже много дней четыре сотни до предела усталых воинов идут по земле самого грозного врага массагетов – савроматов и не встретили ни одной живой души, ае потеряли ни одного человека. "Где савроматы? Может пошли походом на массагетов?"– тревожно думал Рустам, предчувствуя, что за удачей всегда следует неудача. Но медлить было нельзя, и несмотря на то, что воины падали с ног, приказал начинать переправу.

После труднейшей переправы, не обошедшейся без жертв окончательно измотанные саки повалились, кто где стоял и заснули мертвым сном, не выставив караулов.

* * *

Туман нехотя расставался с водами Каспия. Потянуло сы рым ветром с моря. А когда туман рассеялся...

Плотные ряды стоявшего в тяжелом безмолвии войска подковой охватили стоянку саков, прижав к морю. Перед рядами медленным шагом разъезжал всадник в блестящем панцире и шлеме с опущенным забралом.

– К бою!– глухо скомандовал Рустам. Саки спешно садились на своих заморенных коней, сбиваясь в кучу. А противник не торопился. Всадник в сверкающем панцире продолжал неторопливо, как на прогулке, разъезжать перед рядами войска, наконец, остановившись, что-то сказал воинам и, описав рукой дугу, указал на саков. Из общей массы отделился отряд примерно в тысячу воинов, перестраиваясь на ходу в клин.

Тяжело скакали могучие кони, поблескивая бронзовыми нагрудниками. Закованные в железо всадники выставили длиные копья, держа их обеими руками. Это были катафрак тарии – ударная сила савроматов.

– Сомнут!– еле слышным шепотом выдохнул Рустам и обернувшись, крикнул:

– Старайтесь увернуться от копий, хватайте за древко и дергайте к себе!

Савроматы надвигались неотвратимо, и клин врезался в ряды саков. Саки разом рассыпались, уклоняясь от копий хватали их руками и дергали. Валились наземь железные савроматы. Но и саки оказывались на земле. Их малорослые лошади не выдерживали удара в грудь могучих савроматских коней и, оседая на задние ноги, сбрасывали всадников. Бой продолжался на земле. Савроматские мечи были вдвое длин нее сакских, но ими удобнее было рубиться всаднику, на зем ле же сакские акинаки были удобнее. Бились молча, никто не просил пощады. Саки сражались с отчаянием оберченных, и савроматы не выдержали. Откатились, оставив горы трупов Но и отряд саков очень заметно поредел. Оставшиеся сгруди-лись вместе и ощетинились копьями.

Рустам оглядел окровавленных, тяжело дышавших товарищей. "Следующего удара нам не выдержать!"– подумал, как о чем-то далеком, Рустам, и в это время на него кто-то навалился всем телом. Мощной рукой обхватив падающего фарнака, Рустам выставил вперед правую руку, державшую секиру, готовый до конца защищать своего молочного брата.

На савроматы не повторили атаку. Вместо этого к сакам направился одинокий всадник – предводитель.

– Храбрые воины, савроматы уважают мужество! – зазвенел высокий голое.– Следующего удара вам не выдержать, вас горсточка против тысяч, поэтому предлагаю сдаться и этим сохранить свою жизнь. Это вам обещает царица савроматв Амага!

– Саки в плен не сдаются, пора бы это знать савроматам, не в первый раз встречаемся! Я согласен, что вы сомнете нас, вас действительно тысячи на одного. Но и у вас во многих осиротевших кибитках будет стоять плач по покойникам.

– Кто ты, богатырь? – спросила Амага.

– Я Рустам, царь тиграхаудов и массагетов! И будь уверена» царица* саки не заставят вас долго ждать мщенья за нашу гибель. Они погасят ваши очаги и опустошат ваши кочевья!

– Савроматы не боятся угроз, пора бы и тебе об этом знать, славный Рустам. Но скажи мне, почему ты здесь, на нашей земле, и с таким малым войском? И почему идешь с заката, когда ваши кочевья на восходе?

– Ты забыла обычаи предков, царица! "С гостем говорят, р, с врагом сражаются!" Если я враг – сразись со мной! Если гость – накорми прежде, а потом расспрашивай!

Амага с восхищением взглянула на Рустама. Улыбнулась и, потрепав рукой шею своей лошади, сказала: . – Молва о тебе, Рустам дошла и до нас.Признаться, не верила, слишком похоже на сказку. Теперь верю! Ты великий воин и достоин своей сказочной славы. Ты и твои воины – мои гости.

Когда Рустам приблизился, царица поставила своего коня [ с конем еакского богатыря.

* * *

В щюстарную белую юрту, поставленную для Рустама – ••/? ?юиниого гостя, пришла Амага. Рустам, перевязывавший Фарнака, кивком головы ответил на приветствие царицы и неловко поднялся с колен.

Служанки, пришедшие с царицей, проворно расстелили дастархан, поставили амфоры с вином, блюда с дичью, чаши со сливками и медом, стопки пшеничных лепешек, постелили мягкие одеяла, взбили пышные подушки и бесшумно исчезли.

Амага жестом пригласила Рустама к дастархану и, вежливо дождавшись, когда гость, подмяв под себя груду подушек, устроился поудобней, легко опустилась напротив и возлегла в изящной позе, опираясь локтем на подушку. Легкий хитон почти не скрывал безупречные формы тела царицы. Собственноручно разлив вино и подняв фиалу, Амага, прищурившись, посмотрела на темно-лиловую искрящуюся влагу, а затем на Рустама и сказала:

– Не будет ли дорогой гость в обиде, если я буду откровенна?

– Не будет!– отрезал Рустам.

– Очень откровенна...

– Говори!

Амага метнула на Рустама пытливый взгляд жгуче-черных глаз и тут же притушила их блеск пушистыми ресницами. Неторопливо отпив глоточек вина, вздохнула.

– "Длинное ухо" донесло до нас невеселые вести о тебе, Рустам,– вкрадчиво сказала царица и выжидающе умолкла.Не дождавшись ответа, продолжала:– Очень невеселые, мой батыр. Говорят, ты потерял трон тиграхаудов, на который бочком влез твой кривобокий брат Зогак?– Амага вновь замолчала, ожидая реплики. Ее не последовало.– Мало того... говорят, что ты муж Томирис только по имени?– И, нанеся этот удар, Амага залпом осушила фиалу с вином.– Или это неправда? Тогда я прикажу отрезать языки болтунам!

– У тебя отличные лазутчики, царица. Прикажи наградить их. Все сказанное тобой – правда. Говори дальше.

– Я искренне огрчена, что судьба отвернулась от величайшего из воинов, но разве нельзя при помощи богов и друзей повернуть судьбу лицом к себе? Я, царица и верховная жрица савроматов, протягиваю тебе руку дружбы, а вместе с этой рукой и стотысячную конницу, способную сдуть твоего недоношенного брата с золотого трона тиграхаудов! А царь могучих тиграхаудов заставит неверную жену мыть ему ноги!

Недоуменно подняв брови, Амага глядела на хохочущего Рустама. Тот смеялся долго, до слез. Вытирая краем дастарха-на глаза, сказал:

– Не будь в обиде, но коварства тебе не занимать, царица. Как же, обязанный тебе и обиженный массагетской царицей Рустам – царь тиграхаудов! Савроматская царица и верховная жрица может спать спокойно. Самый страшный и грозный враг взят в клещи, попробует трепыхнуться, удар с двух сторон – и конец массагетам!" Но ты просчиталась. Мало даешь! Мне Кир сулил много больше. Обещал сделать царем царей Сакистана, владыкой всех кочевых народов и твоих савроматов в том числе. При всем народе и войске царским венцом – кулахом клялся.– И, словно не замечая, как рванулась оскорбленная Амага, продолжал:– Спасибо, царица, но мне не нужна твоя стотысячная конница, достаточно было бы мне явиться с одной сотней воинов в Семиречье, чтобы трон под Зогаком зашатался. Но разве трон моя забота, когда сакам грозит смертельная опасность, когда грозный враг стоит на пороге родных степей и первый разящий удар падет на массагетов! Мне ли, воину сакской земли и защитнику, затевать мелкую свару из-за трона, когда надвигается враг на мою землю.

– Что тебе до массагетов?– выкрикнула Амага.– Они использовали твой разящий меч, ничего не дав взамен. Их царица пренебрегла тобой, быть рабыней которого мечта и счастье любой женщины на свете! Не будь жалким, Рустам. И собака уходит, когда ее прогоняют. Ты тиграхауд!

– Я связал свою судьбу с массагетами и не смогу равнодушно смотреть, как погибает родной народ. И напрасно в твоем голосе звучит жалость ко мне, я счастлив, что познал любовь к самой необыкновенной женщине, за один взгляд которой я готов отдать и жизнь, и любовь всех женщин мира.

Глаза Амаги вспыхнули и тут же погасли.

– Нет, тебе не понять меня, царица!

– Я понимаю,– тихо сказала Амага.– Но зачем мучиться и мучить ее? Ее тоже, Рустам. Разве не лучше остаться здесь?

– Не лучше!– буркнул Рустам.

Амага грустно улыбнулась и пододвинула фиалу с вином Рустаму: "Этот медведь даже не заметил моего наряда, а я так Старалась".

– Упомянув о Кире, ты забыл Зогака и... меня. Разве не заманчиво, по твоему выражению, ударом с трех сторон разом покончить: Зогаку с тобой, постоянной опасностью его трону, мне с опасной соседкой, а Кир получит дань и землю массагетов? Разве не будет с моей стороны величайшей глупостью упустить такую возможность?

– Я ничего не забываю. Зогак не в счет, пока я жив, он на массагетов не пойдет. Конечно, не из-за братских чувств, а из страха потерять трон. В случае войны, пусть не вся, но большая часть его армии перейдет ко мне.

– Но я не рискую этим, славный Рустам.

– Да, ты не Зогак, и страх перед аланами...

– Напрасно ты пытаешься уязвить меня аланами,– гневно перебила Амага.– Савроматы уважают своих новых соплеменников, широко раздвинувших своими мечами пределы наших владений. И разве их гнев на массагетов – не правый гнев? Отец твоей Томирис изгнал аланов. Томирис убила мою предшественницу и покровительницу изгнанников царицу Ларкиан. И никто другой, как ты, Рустам, муж ненавистной им царицы массагетов, убил свято чтимого вождя и прямого потомка родона чальника аланов Батразда! Признаюсь, только окружив свой стан дружинами аорсов и сираков, я обеспечила свою безопасность. И мне ли, их царице, удерживать аланов, когда само небов лице Кира дает возможность утолить их ненасытную жажду мести? Если бы даже хотела, несмогла бы, а я не хочу. Если мужчины-цари грызутся между собой, то что говорить о соседках – царицах, нам тесно вдвоем с Томирис!

– А не думаешь ли ты, царица, что тебе будет гораздо спокойнее, если между Киром и тобой будут стоять сильные массагеты и своей грудью защищать тебя от персидского нашествия?

– Киру до меня далеко, а попробует сунуться, узнает силу савроматских мечей!

– Потому далеко, что на пути массагеты. Поможешь победить массагетов, получишь приятное соседство и останешься один на один с Киром. Если он, еще не завоевав, раздает твои владения, то, оказавшись рядом, немедля пойдет на савроматов, и тогда не помогут тебе острые мечи – неприступный Вавилон пал к его ногам, как перезревшиий гнилой плод.

– Что же, прикажешь помогать твоей рыжеволосой Томирис? – возмутилась Амага.

– Нет, такой жертвы я от тебя не прошу,– улыбнулся Рустам.– Направь гнев аланов на закат.

– На сколотов?

Рустам, в противоположность Арпаку, был чужд сентиментальных воспоминаний о родственных связях саков. Он сколотов-скифов, как и аланов, считал отрезанным ломтем.

– Зачем тебе, царица, надевать эллинское платье, побывавшее во многих руках? За Танаисом <Танаис – Дон> лежат распухшие от богатства города эллинов, где шьются эти платья и делают много других очень красивых вещей.

"Заметил все-таки!"– радостно вспыхнула Амага и подхватила:

– Которые ослепят глаза савроматов на кочевья массагетов?

– Твоя мудрость равна твоей красоте, царица!

* * *

На соколиной охоте, устроенной для Рустама, Амага была очень возбуждена. Она нервно смеялась без всякой причины. Горячила коня, то пуская его вскачь, то заставляя плясать на месте. Преувеличенно восторгалась каждым метким ударом сокола, бившего фазана на лету.

Подъехавшему Рустаму кокетливо пропела:

– А я все думаю, батыр, отпустить тебя или нет,– она как-то невесело засмеялась и вдруг сникла.

Заторопилась с окончанием охоты, которую сама же затеяла. К стану Амага мчалась впереди всех, нахлестывая и нахлестывая лошадь, словно за ней гнались злые духи.

Ноющие раны не давали сомкнуть глаз Фарнаку. Уловив чутким ухом сквозь могучий храп Рустама шорох, он насторожился и, морщась от острой боли, придвинул к себе обнаженный клинок. Увидя одинокую фигуру, тихо вошедшую в юрту, он приготовился грозно окликнуть и вдруг понял что это женщина. Фарнак затаился.

Женщина подошла к ложу Рустама. Долго стояла недвижно, словно прислушиваясь к дыханию спящего. Резким движением сбросила широкое покрывало, и Фарнак на мгновенье увидел ослепительно прекрасное женское тело, но Амага (это была она!) уже ящерицей юркнула под одеяло Рустама.

Рустам вскинулся, что-то хотел сказать, но рот ему закры ли чьи-то губы, и чужая, прохладная нога с гладкой кожей скользнула по его ногам...

Всю ночь, стиснув зубы и до боли сомкнув веки, страдал в углу юрты Фарнак...

* * *

Забрезжил рассвет. Наклонившись над лежащим навзничь с закинутыми за голову руками Рустамом, Амага, жадно разглядывая его лицо огромными глазами с черными, траурными ободьями от бессонной ночи, говорила, прерывая свои слова короткими, как укус, поцелуями:

– Это как сказка, мой милый. Ты богатырь, ты настоящий муж! Дура твоя рыжеволосая Томирис. Ну, ну, не вскидывайся, я больше не буду, родной. Я не пойду на массагетов, раз этого не хочешь ты! Но я перехитрила тебя, любимый. Ты навсегда останешься со мной... не хмурься, не хмурься, я отпускаю тебя, и все-таки ты будешь всегда рядом, потому что у миш будет от тебя ребенок. Твой ребенок! Сын! Такой же богатырь, как и ты! О-о-о всемогущие боги!– страстно воззвала Амага.– Сделайте его похожим на моего любимого, на мое чудо, до единой черточки и до последнего волоска на теле, а мои жертвоприношения поразят мир своей щедростью!