Текст книги "Томирис"

Автор книги: Булат Жандарбеков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

Фанет онемел от радости. Все еще не веря своим ушам, думая, что ослышался, он тем не менее жадно схватил вазу и вопросительно глянул на Рустама, тот с улыбкой поощрительно кивнул головой. Фанету бы успокоиться, но аппетит приходит во время еды, и грек уже с откровенным вожделением посмотрел на роскошное мидийское боевое одеяние. Но Рустам придал своему лицу скучающее выражение – этот боевой наряд предусмотрительный Кир приготовил специально для Рустама, приказав вычеканить на позолоченном панцире хищного грифона – знак царского дома тиграхаудов, и Рустам, не без тщеславия, хотел покрасоваться в этом наряде перед Томирис. Фанет понял, что этого наряда ему не видать и еще, чего доброго, можно лишиться и столь опрометчиво подаренной ему вазы. Поэтому он поспешил откланяться, рассыпаясь в благодарностях. "Какой дурак! Какой глупец! А жаль, что он не подарил мне и мидийское одеяние. Может, стоило прямо попросить?" – думал про себя Фанет, унося драгоценную ношу.

А Рустам и Фарнак, переглянувшись, от всей души расхохотались.

Не успели затихнуть торопливые шаги потерявшего всякую солидность греческого военачальника, как вошедший Шибака доложил, с трудом сохраняя серьезность, о том, что царя саков Рустама желают лицезреть его дядя Сакесфар со своим сыном Скуном! Фарнак и Рустам вновь переглянулись – это становилось совсем интересно. Рустам кивнул Шибаке, и тот, выйдя, вошел уже с новыми лицами. Сакесфар собрался было кинуться с объятиями к своему племяннику, н© суровое выражение лица Рустама остановило его на полпути..

Сакесфар всю жизнь грезил престолом тиграхаудов и остро завидовал своему брату Каваду – отцу РустамтОн е первых же дней восшествия на престол Кавада плел штгриги, подговаривая вождей и старейшин тиграхаудских племен против него.

– Приветствую тебя, сын моего незабвенного брата* и радуюсь за тебя, осыпанного милостями царя царей Великого Куруша.

– Садись, дядя.

– Благодарю тебя, мой Рустам, – сказал, усаживаясь на почетное место, Сакесфар. – Ты видел своего брата Скуна только младенцем, так посмотри, каков он теперь!

Рустам оглядев Скуна. "Крепкий юноша,– отметил он про себя, ни сном ни духом не подозревает, что видит перед собой своего заместителя – будущего мужа Томирис!

Скун стоял скромно потупившись. Он благоговел перед своим двоюродным братом. А Рустам уже отвел взгляд от сына и обратил его на отца.

– Я не люблю долгих, красивых и бесполезых разговоров, дядя. Поэтому говори, что тебя привело ко мне после стольких лет разлуки.

– Любовь к тебе.

Рустам гулко захохотал.

– Ой, не надо, дядя! Не смеши! Я не девица, а воин, и привык лицом к лицу и глаза в глаза встречать своих врагов.

–Окстись, Рустам! Да простят тебя боги за твое кощунство! На всембелом свете нет тебе ближе и роднее людей, чем я и твой брат Скун.

– Ошибаешься, Зогак мне еще ближе, дядя..

–Не хочу поганить свой язык, называя это мерзкое имя.

– Однако, как я слышал, ты засылал к нему послов сговариваться против... меня!

– Ложь! Черная ложь! Гнусная клевета, Рустам!

– Так ведь твой посланник Олофарн служит теперь у меня. Может, послать за ним, дядя?

– Что-о-о? – Сакесфар смешался.

– Неугомонныйт, дядя. И хаомоваргов подговаривал – помочь тебе сесть на тиграхаудский трон, а что вышло? Изгнали тебя хаомоварги: Затем Бактрию просил о том же, и тут ничего не вышло. Царя Хорезма уговаривал; и он отказал. К Парману согдийскому обращался – бесполезно. А теперь вот – на брюхе к Курушу приполз.

Сахссфар взорвался.

– По чьей милости меня изгнали хаомоварги? По твоей! А кто разгромил Пармана? Твоя разлюбезная Томирис! Из-за тебя скитаюсь! Сам проворонил свое царство, так как же ты смеешь упрекать меня? Для тебя же было.бы лучше, если правителем у тиграхаудов был я, а не твой брат, намертво вцепившийся в трон, ему не принадлежащий! ..Рустам рассмеялся.

– О, как вы похожи, дядя, друг на друга с Зогаком. Ведь он тоже говорил, что будет правителем и хранителем для меня девственно чистого трона... Так какая мне разница, кого спихивать с него – тебя или Зогака? Зогака даже легче.

– Раз ты отказываешься от царства, – сказал упрямо Сакесфар,– значит, я имею право его добиваться. Я имею больше прав, чем Зогак. Но клянусь тебе, сын моего незабвенного брата, что уступлю тебе црестод, когда тм потребуешь этого.

– Ну-у-у, дядя. Как ты искренне начал и так лицемерно закончил. Ну что мне тебе сказать? Если посоветую угомониться, ты же все равно не успокоишься, пока не дорвешься до так тобой страстно желаемого трона или пока... не погибнешь в борьбе за него. Бедные тиграхауды – сколь вожделенен ваш престол для хищных претендентов! Что ж, дерись, дядя. Но когда мне понадобится, прости, я вышвырну вон и тебя, и Зогака с трона моего отца. Прощай, дядя!

– Что ж, племянник. Думал, договоримся – ошибся! Ты прав. Если я дббьюсь своей цели, то трон не отдам никому, и тебе тоже!

–Вот и хорошо! Наконец-то ты заговорил по-настоящему, на своем языке, дядя. Но и ты помни, что Рустам свое слово держит. Когда мне надоест ваша кутерьма – смету со своего *. $она Зогака ли, тебя ли – все равно!

Скун уже не смотрел благоговейно на Рустама.

Уход Рустама с двумя тысячами тиграхаудов и тысячью массагетов к персидскому царю поразил саков, как гром среди неба. Наверное, Ишпакай, Партатуа, Мадий – великие вожди саков, которые и на порог бы не пустили деда ипра нынешнего царя Персии, перевернулись в своих могилах, так же как и Кавад, и Спаргапис, от срама, виновником которого стал Рустам. Подумать только – наследник тиграхаудского престола, муж могущественной царицы массагетов, краса и гордость саков, богатырь, равного которому еще не носила земля, и вдруг – простой военачальник чужеземного царства, подобно греку-ионийцу Фанету – предводителю шайки греческих наемников, менявшему хозяев в зависимости от размера платы.

Негодование саков не поддается описанию. Тем более, что несказанно обрадованные персы воздали Рустаму царские почести и подчеркнуто именовали его царем саков и повелителем Сакистана, одним махом отдавая ему необъятные просторы от Борисфена <Борисфен – Днепр> до страны Чин, а так как Рустам теперь находился в подчинении Кира, то и бесчисленные племена скифов-сколотов, савроматов, массагетов, тиграхаудов являлись просто-напросто вассалами персидского царя.

Обида саков на Рустама осложнила положение Томирис, а Зогак значительно укрепил свою власть. Воспрянули духом Шапур, Кабус и Хусрау. Их вооруженные отрады стояли в боевой готовности. Дело было только за Бахтияром, но этот расчетливый молодой человек стал неожиданно мутить воду. У него в связи с отъездом Рустама возникли дерзкие, далеко идущие планы, связанные с Томирис, а не с вождями-заговорщиками. Вожди выходили из себя, осыпали двуличного Бах-тияра страшными проклятиями, но без него выступать не решались.

Набонид

В один из дней улула <Улула – вавилонский (лунный) месяц с 16 августа по 15 сентября>, в год, когда Набонид в семнадцатый раз "взял руку бога Бэла" <«Взял руку бога Бела» – ежегодный и обязательный ритуал помазания на царство, состоящий в следующем: в первый месяц нового года – нисану 16 (III) – 15 (IV) претендент или правящий царь, который предварительно складывает свои атрибуты в главном храме Вавилона – Эсагиле, касался своей рукой руки шестиметрового золотого истукана, олицетворявшего собой верховного бога Вавилона – Бэла-Мардука, но обязательно в присутствии другой золотой статуи, изображавшей сына Бэла-Мардука – Набу, специально доставляемого для этой процедуры из храма города Барсиппы, находившегося в нескольких километрах от Вавилона. И только после этой церемении царский сан был действителен до следующего нового года, когда все повторялось вновь. Раз Набонид взял «руку бога Бэла» в семнадцатый раз, значит семнадцатый год его правления>, по обе стороны Айбуршабума <Айбуршабум – главный проспект Вавилона>, главной магистрали Вавилона, теснился народ – граждане величайшего города мира. Ожидался торжественный проезд Набонида, который, как гласила молва, решил выступить со своим доблестным и неисчислимым, подобно речному песку, войском против царя мидян и персов Кира, чтобы загнать этого бешеного, словно с цепи сорвавшегося пса обратно в его вонючую конуру. Не то чтобы их привлекало само зрелище пышного выезда Набонида, они видели триумфальные шествия Навуходоносора по возвращении из своих победоносных походов, когда этот счастливый в битвах полководец въезжал в Вавилон на колеснице, в которую вместо лошадей были впряжены побежденные и плененные цари. Следом гнали десятки тысяч рабов, цена которым настолько падала, что ими, как разменной монетой, платили за кувшин вина, кирпичи и работу садовника. Были свидетелями, как этот вавилонский царь всего за пятнадцать дней, не жалея ни плетей, ни жизней, на костях рабов воздвиг грандиозный дворец – Центральный – и доверху набил его трофеями, награбленными со всего Востока, так что вавилонян трудно было чем-нибудь удивить или поразить. Но в отличие от халдейских царей <Халдеи – семитский племена, захватившие Вавилон в XI в. до н.э.>, правивших Вавилоном на протяжении веков, Набонид был первым царем-вавилонянином.

Люди томились, изнывая от жары и жажды. Юркие мальчики-водоносы,, на лету подхватив опорожненные кувшины, мчались со всех ног к Евфрату, величаво несущему свои воды в восьми ашлу <Ашлу – вавилонская мера длины, около 60 метров> от Айбуршабума, и, наполнив посуду, стремглав возвращались назад. Эти дети торговцев знали цену деньгам.

А Набонид тем временем совершал жертвоприношение в храме бога грозы Адада. Вот уже двадцать первый день совершал подобные церемонии царь во всех 53 храмах Вавилона. Одновременно от его имени жертвы приносились и в 955 цел-лах и на 384 алтарях города. Вавилон и раньше никак не мог пожаловаться на малочисленность своих богов, их во главе со священной семеркой – самого верховного Бэла-Мардука (Юпитера), его супруги, богини любви и красоты Иштар (Венеры), его сына, бога мудрости Набу (Меркурия), бога солнца и справедливости Шумаша, бога луны и знаний Сина, бога кровопролитной войны и владыки преисподней Нергала (Марса), бога счастливой войны и витязя богов Забаба – насчитывалось несколько сотен. Но Набонид, готовясь к войне с Киром, вывел гарнизоны из всех населенных пунктов Вавилонии, чтобы присоединить их к основным силам, и перевез в Вавилон, под защиту мощных стен, самое ценное из этих городов – их казну и статуи богов-покровителей.

Вавилон бы забит идолами из золота, серебра, бронзы, дерева, глины, камня, и каждое божество надо было куда-то пристроить, охранять. Отдавая столь кощунственный приказ, Набонид преследовал определенные цели: лишив города Вавилонии их богов – заступников и покровителей, собрав эти священные реликвии в столице, он ставил эти города в зависимость от Вавилона и связывал их судьбу с судьбой Вавилона, и другое – изобилие богов в какой-то мере обесценивало их значение, и этим наносился удар влиянию вавилонских жрецов – смертельных врагов Набонида. И еще, хотя сам царь и не отличался особым религиозным усердием, но как человек осторожный, царь-дипломат решил перехитрить богов: вдруг там, где окажется бессильной тысяча богов, поможет тысяча первый!

Бог грозы Адад был второстепенным божеством, но Набонид с умыслом оставил его напоследок. Чтобы из этого храма попасть на проспект Айбуршабум, надо было проехать через мост, построенный Нитокрис, а царь хотел доставить удовольствие царице перед расставанием. Египетская царевна, дочь фараона Априя, супруга Навуходоносора, а затем и Набони-да, царица Вавилона Нитокрис очень гордилась постройкой этого жизненно важного для города моста. До этого через Евфрат, разделявший Вавилон на старый и новый город и достигавший в ширину трехсот локтей, переправлялись на лодках, а это было довольно-таки неудобно, да и накладно – приходилось платить перевозчику, поэтому обе части города по существу были обособлены друг от друга. По приказу Нитокрис, оказавшейся талантливым строителем, значительно выше Вавилона был выкопан огромный котлован, в который были спущены воды Евфрата, сухое русло было залито асфальтом, а набережные выложены обожженным кирпичом, но основным и самым главным объектом был мост – восемь мощных опор из тесаного камня, поддерживавших настил из крепких деревянных брусьев. Предусмотрительная царица, учитывая небывалый размах преступности в этом гнездовье всех пороков и разврата, повелела сделать настил съемным, и на ночь он убирался, чтобы грабители не могли под покровом темноты перебираться по мосту и совершать преступления в старом и в новом городе.

Проезжая через мост, Набонид повернулся к Нитокрис и сказал:

– Прекрасный мост, дорогая царица!

В ответ Нитокрис благодарно улыбнулась.

– Смотрите, как приветствует вас народ, мой господин!

И действительно, застоявшийся и заждавшийся люд шумно встретил появление царя. Жители Вавилона махали руками, бросали охапки цветов, кричали здравицы, добрые поже<-лания. Набонид легкими наклонами головы вправо и влево благодарил свой народ, но, сам вавилонянин с головы до пят, он прекрасно знал ветреность и изменчивость этого люда. За семнадцать лет правления его столько раз восторженно приветствовали и не менее темпераментно проклинали, что он уже оставался равнодушным как к добрым, так и к злым проявлениям чувств своих подданных.

У священных ворот богини Иштар, парадного въезда в Вавилон, торжественный кортеж царя остановился. Здесь прощались царица Нитокрис и ее сын Валтасар, соправитель На-бонида, с царем, идущим навстречу Киру.

Царица подняла руку, требуя внимания, и при полной тишине обратилась с заклинанием к храму богини любви и красоты Иштар:

– О богиня Иштар, царица земли и неба, блестящая в ночи, супруга всемогущего и всеблагого Бэла-Мардука, господина и повелителя вселенной, услышь меня! Во имя любви даруй моему супругу, царю и господину, победу над врагом, даруй ему блаженство и продли дни его во имя моей любви! Будь милосердна и прими мою молитву с лаской и вниманием!

* * *

Набонид остановился в Бит-шар-Бабили – летней резиденции вавилонских царей, пригороде Вавилова, Надо было собраться с мыслями, привести все в порядок, обдумать план действий против Кира. Он любил этот летний дворец, построенный Навуходоносором. Всю ночь стража у дверей опочивальни царя слышала его размеренные шаги. Набонид не сомкнул глаз. Прошлое вставало теред его взором.

В месяц таширт 22 дня <7 октября 562 г. до н.э.> на сорок третьем году царствования умер царь Навуходоносор II. После него остались сыновья от первого брака с мидянкой Амиитнс, дочерью Киаксара и сестрой Астиага, царевичи – Амель-Мардук, Мардук-шум-уцур, Мушезиб-Мардук, Мардук-надиы-ахи, вдова – царица Нитокрис и ее сын Валтасар (Бэл-шарру-уцур). Еще не утихли отголоски плача тю покойному, а окрепшая торгово-жрече-ская олигархия и халдейская военная верхушка столкнулись в яростной борьбе за власть. Как это ни странно, но победоносные войны и походы царя-халдея, «слабив позиции халдейской военщины, обогатили я усилили вавилонскую знать и жречество. Вавилонская армия, развращенная грабежами и мародерством, разлагалась, тысячи рабов и земельные наделы, которые нарезались воинам Навуходоносора, попадали в руки вавилонских богачей, так как бравые вояки, герои уличных боев с египтянами в Кархемише, штурма Тира и взятия Иерусалима, отвыкшие от крестьянского труда, быстро влезали в кабалу к ростовщикам и крупным землевладельцам. Простой народ Вавилонии смертельно устал от бесконечных войн и был равнодушен к этим победам и завоеваниям, которые добывались кровью его лучших сынов и, кроме увечий, ран, тяжелых поборов, разорения и нищеты, ничего хорошего ему не приносили. Невероятно обогатившаяся во время Навуходоносора и утопающая в роскоши вавилонская звать была заодно с презренными голодранцами – черным людом, но совсем по другим причинам выступала против войн. Она понимала, что все эти успехи достигнуты благодаря благоприятному стечению обстоятельств, незаурядному таланту полководца Навуходоносора и высокому искусству и гибкости вавилонской дипломатии, а в военном отношении Вавилон среди великих держав равен лишь Лидии и уступает Египту, а тем более могучей и хищной Мидии. Не зря даже слишком воинственный Навуходоносор каторжным трудом десятков тысяч рабов оградился от нес великой мидийской стеной, протянувшейся по всей границе между Вавилоном и Мидией. Вавилонская знать и жречество считали, что нельзя беспрестанно испытывать воинское счастье, которое так переменчиво, и может случиться, что не вавилонский копейщик будет разгуливать по объятому пламенем Иерусалиму, а египетский лучник или индийский сарбаз по развалинам великого Вавилона, Но спорить с крутым и скорым на расправу удачливым царем-полководцем, имеющим к тому же под рукой многотысячную и преданную ему армию, было неразумно и опасно. Об этих настроениях в среде аристократии Навуходоносор был хорошо осведомлен, и поэтому, в отличие от других владык тех времен, хвастливо перечислявших свои победы, разрушения, количество захваченных и угнанных в рабство людей, Навуходоносор велеречиво распространялся о своем благоговейном почитании богов и о своей, действительно грандиозной, строительной деятельности. О своих же боевых подвигах упоминал глухо и туманно, и если бы потомки судили об этом царе по надписям, которые он о себе оставил, перед ними возник бы образ самого благочестивого, богобоязненного и мирного правителя во всей истории Древнего Мира.

Смерть этого могучего государя развязала руки олигархии, ей больше не противостоял непререкаемый авторитет Навуходоносора. И, чтобы сокрушить халдейскую военную партию, надо было прервать династическую наследственность престола и сделать должность царя выборной. Такой царь, полностью зависимый от жречества и торгово-земледельче-ской аристократии, превратился бы в послушное орудие вавилонской знати. Это было тем легче сделать, что бездарные дети великого отца вряд ли могли оказать упорное сопротивление. Но ослабевшая халдейская военщина, действуя по профессиональной привычке быстро и решительно, успела окружить царский дворец верными войсками и возвела на трон старшего сына Навуходоносора – Амель-Мардука. Олигархия, застигнутая врасплох, проиграла. Казалось, что принцип престолонаследия восторжествовал, но это только казалось...

* * *

– Твой час настал, сын мой! – торжественно сказала девяностодвухлетняя Адда-гуппи и, внимательно посмотрев на Набонида, строго добавила:– Не распускай нюни!

Набонид, явившийся в покои своей матери по ее приказу, выглядел неважно. Лицо опухло, глаза покраснели от слез, обычно выхоленная, завитая в колечки .борода – гордость владельца – висела неряшливыми космами. Шмыгнув покрасневшим крупным носом, Набенид с трудом проговорил:

– Мою скорбь трудно передать, матушка-госпожа, ведь я всем был обязан моему господину и благодетелю – покойному царю.

– Ты в первую очередь обязан своему уму и мне, – сурово отрезала Адда-гуппи и повторила: – Не распускай нюни, соберись! Готовься к борьбе! Я ждала этого всю свою долгую жизнь и своими глазами хочу увидеть сына восседающим на золотом троне Вавилона. Слушай, меня, сын мой! Амель-Мардук не продержится у власти и двух лет – мы не допустим этого, а значит, трон освободится...

– Но матушка-госпожа, у покойного царя благодаря милостям богов достаточно сыновей и помимо Амель-Мардука...

– Ты поглупел, мой сын. Это из-за слишком чувствительного сердца. Отринь все! Вырви из сердца всякую жалость. Царь Вавилона должен иметь каменное сердце или не иметь его вовсе. Слюнтяй и тряпка не усидит на скользком от крови золотом троне Вавилона. Я не буду на тебя в обиде, если ты и над моей могилой не прольешь слезы. Напротив, я с радостью отойду в другой мир, зная, что мой сын железнами руками держит поводья власти. Власть! Что может быть выше и упоительнее ее? Ради нее брат убивает брата, отец – сына, а сын идет на отца. Твой час настал, но не торопись. После Амель-Мардука кто-то еще должен взойти на трон, он явится очистительной жертвой перед богами и духом великого Навуходоносора."

– А захочет ли эта очистительная жертва добровольно уступить мне власть?

– Теперь ты мне нравишься. Ирония в твоих словах утешает меня. Конечно, сын мой, власть добровольно не уступит один смертный, но на то он и смертный, а не бог...

– А может, матушка-госпожа уже знает моего "предшественника"?

– Знаю, это Нергал-шарру-уцур <Нергал-шарру-уцур (?-556 г. до н.э.) – военачальник Навуходоносора, герой взятия Иерусалима в 586 г. до н.э.>.

– Знаменитый полководец покойного царя? Ну знаете, матушка-госпожа, мне царем не быть! Этот вояка здоровее статуи быка у священных ворот богини Иштар, и убрать его невозможно – армия боготворит его.

– Ты, неудачно сравнив живого Нергал-шарру-уцура с мертвой статуей, попал в цель. Этот славный воин болен, и болен неизлечимо.

Набонид ирипалж йогам янатлри и иршанул губами к сухонькой руке.

– Я поражагось вашей мудрости, моя матушка-госпожа!

* * *

Адда-туппи была замечательной женщиной. Она помнила знаменитого ассирийского царя Ашшурбанипала, с которым была даже в некотором родстве и очень этим гордилась, пережила пять царствований и увидела на троне шестого -царя – своего сына Набонида. Будучи главной жрицен храма бога луны Сина, она, после того как разочаровалась в «воем муже, который не оправдал ее честолюбивых намерений, несмотря на все ее усилия, принесшие этому красивому, яоздепроходи-мо глупому вельможе титулы „мудрого и совершенного князя“, „храброго сановника“, «почитателя великих богов", то есть высшие титулы в Вавилоне, связала свои надежды с Набонидом, в отличие от отца – умным и способным. Она не жалела средств на его образование, и любознательней, пытливый юноша стал одним из образованнейших людей того времени – астрономом и астрологом, историком и археологом, математиком и дипломатом, но, к сожалению, никакое образование не помогло ему стать военачальником, а это ему очень пригодилось бы в войне с Киром.

Адда-гуппи имела огромное влияние на сына. Набонид благоговел перед матерью и пстинил удивительный совет, который дала ему мать после того, как он стал царем Вавилона.

– Вот теперь тебе надо стать царем, – сказала Адда-гуппи.

– Матушка-госпожа, я и так царь! – восклики удивленный и несколько встревоженный Набонид.

– Нет, сын мой, ты только носишь титул, а подлинный господин Вавилона – главный жрец верховного бога Бэла-Мардука!

– Что вы говорите, матушка-госпожа?—в ужасе пролепетал царь и тут же вскричал:

– О великий бог Бал-Мацдук! Милосердный отец, полный всепрощения, державший в руке своей жизнь человека, пощади и помилуй мать мою, лучше обрати свой лнев на меня, если хочешь покарать!

Спокойными глазами смотрела мать на сына, а затем, усмехнувшись, сказала:

– Спасибо, сын мой, но не хлопочи. Скоро я сама предстану перед богами и сама сумею ответить за себя. А ты подумай о тем, что я тебе скажу. Так вот, для того, чтобы ты стал подлинным царем, а не игрушкой в руках Хасба, верховного жреца Эсагилы <Эсагил – главный храм Вавилона>, ты должен сделать так, чтобы рядом с его Бэл-Мардуком встал на равных другой бог, ну хотя бы. мой: бог Сина, это тем удобнее, что я передам, свою должность главной крицы Бэл-шалти-Нанна моей внучке, а твоей дочери. Наина умная девочка и сможет тебе очень помочь.

– Матушка-госпожа, но жрецы Бэла-Мардука поднимут против меня весь Вавилон! – завопил Мабонид.

– Ага, теперь понял, кто истинный хозяин Вавшюяа. Титул царя еще не значит, что ты действительно им являешься. Не беспокойся, я все обдумала. Пусть подниматт Вавилон, тебя уже здесь не будет. Ты покинешь город предварительно запретив все праздники в твое отсутствие. Укрепись в Барсиппе без статуи сына Бэла-Мардука Набу никто не имеет права быть избранным в цари. Перережь все караванные пути, пусть Вавилон подыхает с голоду, и тогда гвев народа обратится против тех, кто настраивал людей против тебя; А гнев голодного люда бывает страшен! Напуганные жрецы и знать будут униженно умолять тебя о возвращении – упорствуй. Только кончательно смирив их гордыню и сломив упорство, возвращайся победителем. Тогда ты станешь царем и господином Вавилона!

– Слушаю вас, матушка-госпожа, и преклоняюсь!

* * *

Звезда Набонида ярко засверкала в 585г. до н. э., когда он, по поручению Навуходоносора, выступил посредником между Мидией и Лидией. Война этих держав закончилась самым странным образом. Во время решительного сражения наступило затмение солнца, воины обеих воюющих сторон в страхе побросали-оружие, и битва прекратилась. Киаксар, царь Мидии, и-Аллиатт, царь Лидии, решили, что война между ними не угодна богам, и они наслали это грозное знамение. Обе стороны согласились на посредничество Вавилона, и таким образом дипломат Навуходоносора оказался на некоторое время вершителем судьбы Переднего Востока. Набонид с блеском свою миссию, примирив враждующие стороны, и не без выгоды для Вавилона.

С этих пор карьера бывшего градоначальника небольшого провинциального города Вавилонии пошла вверх. По существу, вся дипломатия Вавилона сосредоточивается в его руках, он становится главным советником Навуходоносора в международных отношениях. И надо сказать, что в его лице царь приобрел умного и дальновидного советника.

Как и предсказала мать Набонида Адда-гуппи, сын Навуходоносора Амель-Мардук не процарствовал и двух лет. Однажды в его покои ворвалась группа заговорщиков во главе с халдейским военачальником Нергал-шарру-уцуром и кинжалами заколола несчастного сына грозного, но, увы, уже покойного царя.

Царем стал, как и предвидела все та же Адда-гуппи, Нергал-шарру-уцур. Казалось бы, что халдейская партия вновь восторжествовала, ведь у власти встал опять халдей по происхождению к тому же полководец – герой штурма Иерусалима. Но Нергал-шарру-уцур был тесно связан с вавилонской олигархией, являясь крупным землевладельцем, рабовладельцем и компаньоном ряда ссудных, ростовщических контор. А во-вторых, главное было сделано – династическая линия прервана. Но и этого для вавилонской знати уже было мало, и когда на четвертом году своего царствования Нергал-шарру-уцур скончался, а халдейская военщина попыталась возвести на престол его несовершеннолетнего сына Лабаш-Мардука, олигархия решительно воспротивилась и провозгласила царем своего "коренного" вавилонянина – Набонида. Набониду не составило труда убрать своего малолетнего соперника.

Но жречество и знать напрасно торжествовали. Набонид показал зубы и когти. Он не собирался стать послушным орудием в чужих руках. Но чтобы бороться со своими союзниками, надо было иметь опору в армии, которая совсем не желала подчиняться "чужому" вавилонянину, к тому же глубоко штатскому человеку. Тогда Набонид сделал ловкий ход, делавший честь его дипломатическому искусству. Если халдей Нергал-шарру-уцур переметнулся в сторону вавилонской олигархии, изменив своей военной партии, то Набонид, истый вавилонянин, наоборот, протянул руку дружбы халдейской военщине, женившись на вдове Навуходоносора царице Нитокрис и усыновив ее сына Валтасара.

Халдейская верхушка с восторгом встретила этот альянс, а армия охотно подчинилась сыну Навуходоносора, имевшему больше прав на престол, чем Нергал-шарру-уцур, его сын Ла-бавши-Мардук, да и сам Набонид. Обозленные такими фокусами своего ставленника, жрецы главного храма Вавилона – Эсагилы начали подкоп под Набонида. В городе появились глиняные таблички с ядовитыми памфлетами на царя. Но видавшего виды дипломата трудно было смутить укусами, и он ответил серьезным ударом по влиянию жрецов верховного бога столицы Бэла-Мардука, начав восстановление Эхулхула, знаменитого храма бога луны Сина в городе Харране. Этот храм, строившийся в течение многих лет, с большой пышностью достроил великий ассирийский царь Ашшурбанипал, но в 610 г. до н. э. кочевники Мадия дотла разграбили его. Теперь Набонид начал восстановительные работы, не жалея ни золота, ни серебра, ни кедров. На строительство были согнаны тысячи людей. Опытный археолог Набонид сумел разыскать закладные камни ассирийских царей Салманасара и Ашшурбанипала и восстанавливал храм по ассирийскому, а не вавилонскому образцу. А главное, он осмелился поставить в Эхулхуле такого же быка, какой стоял перед вавилонской Эсагилой, и не скрывал своего намерения придать Эхулхулу то значение, которое имела Эсагила – главное святилище верховного бога Вавилона Бэла-Мардука. Теперь уже глухая борьба перешла в открытое столкновение. Вавилонская олигархия и жречество, верно усмотрев в действиях Набонида посягательство на права и прерогативы крупнейших храмов Вавилона, попытку найти опору в провинции, поставив их рядом с вавилонскими гражданами, не ограничились памфлетами, а организовали выступление жителей Вавилона против Набонида. Но царь твердо стоял на своем. Он заявил: "Пока я не закончу строительство Эхулхула и не осуществлю своего желания, запрещаю все праздники и праздник Нового года!" Таким тоном со всемогущими жрецами бога Бэла-Мардука никто еще не разговаривал после освобождения Вавилона от ассирийского владычества. Надо было немедленно поставить на место зарвавшегося царя, и ответ последовал незамедлительно – по наущению жрецов вавилоняне отказались платить налог – урашу на строительство храма Эхулхула. Набонид решил, что настало время претворить в жизнь советы мудрой матушки, и покинул Вавилон.

* * *

Окружив свою столицу халдейской армией под начальством своего пасынка Валтасара и отрезав ее от внешнего мира, Набонид прочно запер вавилонян в своем городе, а сам начал укреплять свою власть в провинциях. Используя подкуп, предоставляя различные льготы и привилегии, применяя свое дипломатическое искусство, назначая на высокие должности преданных ему людей, Набонид привлекал провинциальные города на свою сторону. Но с жречеством некоторых городов, тесно связанным с жрецами Вавилона и выступавшим против него, Набонид поступал круто, хитроумно используя в борьбе против него даже свое многостороннее образование. Так, например, против жрецов города Ура он выступил как астроном, объяснив затмение луны как желание бога луны Сина иметь невесту, он восстановил в Уре древний и давно забытый институт верховных жриц – иеродул бога Сина.

Вот что гласит надпись на глиняном цилиндре царя Набонида: "На 13-й день месяца Элул луна потемнела и затмилась. Знамение сие означало: "Сину нужна жрица". После многократных, надлежащим образом истолкованных гаданий выяснилось, что верховной жрицей должна стать дочь самого На-бонида – Бэл-шалти-Нанна, иона была посвящена в этот сан. Для дочери, не жалея средств, отец выстроил чудесный храм Эгипар. Так Ур был превращен из враждебного политике На-бонида города в его оплот.