Текст книги "Время действовать"

Автор книги: Буби Сурандер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Понедельник

10

Пахло летним утром и кофе.

Зверь уже встал. Он стоял, склонившись к кофеварке, долговязый, жилистый. Окна на кухне были распахнуты.

– Telefono, – пробасил он. – Будешь брать трубку?

Звонок раздался опять.

Я и проснулся-то от звонка. Голова раскалывалась. Живот болел. Лицо распухло. Я выкатился из постели и нащупал провод. Он привел меня к письменному столу.

– Ты слушаешь? – Голос Тарна.

– Чего? – промямлил я распухшими, непослушными губами.

– Они взяли броневик. На Магелунгсвэген. За Хёгдаленским холмом. Уехали в сторону Фарсты.

– Кто-нибудь... есть жертвы?

– Нет. – Тарн засмеялся. – Но денег там было до хрена. Все, что почта пересылала в отделения южных пригородов и в Сёдертелье. Миллионы!

Зверь готовил бутерброды. Я проскакал мимо кухни на одной ноге, выпрастывая другую из пижамы.

– Она была права! – закричал я на бегу. – Они ограбили броневик утром. Который час?

– Восемь тридцать. Будешь пить по-итальянски?

Шестью минутами позже я стоял одетый, с мокрыми волосами, держа в руке чашку кофе.

– Миленький amigo, – сказал Зверь, – ты так и поедешь? Ты же выглядишь, как будто у тебя эта...

– Свинка, – подсказал я автоматически. – Черт, она была права.

– Свинка! – Он зашелся от смеха.

– Может, она опять позвонит.

– Я тут буду до тринадцати. – Его тягучий голос становился еще тягучее, когда он старался говорить яснее. – Если позвонит, поговорю с ней. Но с четырнадцати я работаю.

Сумка с фотокамерами, куртка, бутерброд в руке. Я скатился по лестнице, как обвал. «Пежошка» стоял на Риддархольмен. Лишь только он тронулся, я ощутил, что двигаюсь достаточно быстро.

Тарн ждал на Магелунгсвэген, в нескольких сотнях метров от стадиона в Фарсте, как раз там, где шоссе сужается и ныряет в лощину между железной дорогой и щебенчатой дорожкой, обозначенной как «Прогулочная тропа». Он был в модном поплиновом плаще и шляпе, в зубах – сигарета. Ну в точности как Богарт в «Касабланке», после того как Ингрид смылась.[49]49
  Хемфри Богарт – американский киноактер. Ингрид Бергман – шведская киноактриса. «Касабланка» – известный фильм с их участием.


[Закрыть]

Он сделал знак, чтобы я съехал с дороги и поставил машину на траве.

– Я на такси приехал, а Янне пригонит репортажную машину, – сказал он, разглядывая меня. – Что с тобой случилось, черт побери?

Я прихватил фотосумку и выкарабкался из машины. Каждое движение отзывалось болью в животе.

– Тебе обязательно сейчас надо это знать?

Тарн помотал головой.

– Потом расскажу, – пообещал я.

Четыре полицейские машины и фургон с решетками были уже на месте. Начали делать ограждение из красно-белых пластиковых лент вокруг броневика. Он стоял, аккуратно припаркованный у края дороги, задние дверцы распахнуты. Рядом торчали два охранника в коричневой униформе. Тарн прямо устремился к ним.

– Привет, – сказал он. – «Утренняя газета»! Как это все было?

Один из них выглядел лет на сорок, широкоплечий, плотный в талии, лысоватый, мощный и самоуверенный. Он оценивающе посмотрел на Тарна, но решил говорить.

– Нас выманили из машины, – проворчал он сердито. – А потом они свалили Тотте.

Тотте стоял рядом – высокий, молодой, жидковатый. Он прижимал к затылку большой компресс. Коричневая форменная рубашка была в крови.

– Как они смогли выманить вас из машины?

Вся хитрость этих бронированных автомобилей в том, что команда не должна выходить наружу. Они могут оставаться в укрытии, защищенные броней и пуленепробиваемым стеклом, они могут включить кондиционер, если нападающие применят слезоточивый газ, могут вызвать полицию по радио. Но выходить им нельзя. Внутри они в безопасности, так же как и деньги. Здоровенный охранник был зол как черт.

– Мы думали, это полиция. Они были в полицейской форме. Подъехали в полицейской машине. – Он яростно сплюнул в канаву. – Они обогнали нас и дали сигнал, чтобы мы остановились. Один вылез, постучал по стеклу и сказал, что задний номерной знак у нашей Берты вот-вот отвалится. Тотте вылез, чтоб посмотреть.

Я делал снимок за снимком. Номерной знак крупным планом. Привинчен был на совесть.

– Они сбили Тотте с ног. И сказали, что убьют его, если я не открою. А если вызову полицию, умрем оба.

Через открытые задние двери была видна вся внутренняя часть машины. Вдоль боковых стенок – высокие шкафы. Ящики выдвинуты, в точности как у меня дома. Но они были пусты, абсолютно пусты.

– Я отключил сигнал тревоги и открыл, – сказал охранник. – Это было единственное, что я мог сделать. Для меня Тотте был важнее денег.

– А много было денег?

Тарн прямо-таки лучился энергией. В завтрашнем номере это будет лучший репортаж.

– Миллионы, – с горечью сказал здоровяк. – Нам знать не положено, но ведь мы все видим, ведь отвечать нам придется своей задницей. Там были миллионы.

– Миллионы... – сказал Тарн.

Он уже видел заголовки. Миллионы за Тотте.

– А куда они направились? – бодро спросил я.

Здоровила поднял руку и махнул в сторону Фарсты. Но тут же спохватился и отрезал:

– А пошел ты знаешь куда!

И тут он, несмотря на всю свою злость, увидел, как я выгляжу:

– Что это с тобой случилось?

– Побили.

Он внимательно осмотрел мое лицо:

– Если надо будет еще приукрасить, так только скажи.

От полицейского фургона подошел какой-то их чин, судя по нашивкам.

– Рано ты примчался, – сказал он Тарну, изучая взглядом мое расквашенное лицо. Он был единственным, кто не прокомментировал увиденное. Легавые привыкли к расквашенным мордам.

– Привет, Йонне, – осклабился Тарн. – У вас завелись нелояльные конкуренты? Или вы теперь сами выезжаете для пополнения кассы к празднику?

Я отошел от них, чтобы сделать снимки до того, как оцепление сделают еще более строгим. Пока что легавые вели себя вежливо. Тарн тоже не лез на рожон. И машину мою поставил так, чтобы она не оказалась в зоне ограждения и чтоб ее следы не путали следствие.

– Да, Тарн, – донесся голос полицейского, – они работают все хитрее. А мы стареем. Кстати, кто это с тобой?

– Наш временный сотрудник, – сказал Тарн.

Пока этого было достаточно.

Я потопал по траве, чтобы сделать снимки общего плана. Тут подкатил и Янне. Подлетел к моему «пежо» и выскочил из репортажной машины. Мы помахали друг другу, и я вскарабкался на большой камень.

Она знала про это ограбление. Она могла его предотвратить. Но не сделала этого. Как это она выразилась? Это уже не поддается никакому контролю.

А Зверь сказал: бизнесмен или caballero.

Вечерние газеты вышли почти в одно время. Торопились с последним выпуском. «Свенскан» оказалась последней. Даже телевидение ее опередило. Какая-то девица с радио, держа в вытянутой руке микрофон, бегала за дружком Тарна – Йонне – и с упреком допытывалась, как это оказалось возможным. Ему это надоело, и он велел огородить весь район, чтобы работать спокойно.

Тарн стоял возле репортерской машины и созванивался с редакцией. Он был бледен и озабочен. Янне с изумлением взирал на меня. Потом расплылся в улыбке и сказал:

– И как раз тогда, когда ты похотливо сунул палец под резинку ее трусов, домой вернулся ее муж, а он, оказывается, чемпион Швеции в тяжелом весе?..

– Здорово, Янне, – сказал я. – Как дела с акциями?

Тарн прервал нашу беседу.

– Редакции нужна схема места происшествия, – сказал он.

Я кивнул. Эскизы нынче в моде.

– Карта есть в телефонной книге, – ответил я, – а обзорные снимки я уже сделал.

Тарн сказал несколько слов в трубку радиотелефона и повесил ее.

Мы посмотрели друг на друга и улыбнулись. В спешке мы еще не успели поговорить.

– Быстро же ты проснулся, черт, – сказал я. – Она что, тебе позвонила?

На лбу у Тарна появилась морщинка. Он пытливо посмотрел мне в глаза.

– Нет, – сказал он. – А тебе?

Я уставился на него, стараясь сделать непроницаемым свое распухшее лицо.

– Но как ты узнал? Кто тебя разбудил? Кто сообщил? – выдавил я наконец из себя.

Он не отвечал... Качал головой и улыбался:

– Так она тебе звонила? Ты знал об этом ограблении? Кто тебя вздул?

Я попытался составить ответ, который хотя бы выглядел правдивым:

– Я об этом знал не больше, чем ты.

Он внимательно глядел на меня, но уже не улыбался. Я ответил удивленным взглядом: поплиновый плащ, шляпа...

Вокруг ограждения собрались любопытные. Машины останавливались прямо на траве, подходили люди в летних рубашках и шортах. Полицейские засучили рукава, Янне красовался в рубашке с короткими рукавами и текстом на спине: «С «Утренней газетой» в завтрашний день». А Тарн был в плаще и шляпе...

Он выглядел здесь столь же чужеродным, как водолаз на торжественном разводе караула.

– Ты готов? – спросил он.

Я кивнул.

– Так поехали.

Стоявший возле радио Янне вдруг сказал:

– Восемнадцать миллионов. – Тарн присвистнул.

– Кто это сказал?

– Почта. Если машина была загружена полностью. А она вроде и была так загружена.

Мы молча постояли у машины. Наконец я сказал:

– Вот черт. Восемнадцать миллионов крон.

Тарн засмеялся:

– Тебе бы они пригодились. Жил бы как плейбой, для начала сделал бы пластическую операцию лица.

– Далеко они в полицейской машине не укатят, – сказал Янне.

– Она уже стоит в каком-нибудь гараже, – сказал Тарн. – И давно стоит.

Мы уселись в машину, но не сразу двинулись с места. Сидели молча, потом Тарн мечтательно произнес:

– Восемнадцать миллионов крон...

Янне засмеялся:

– Тони Берг будет весь день просто вылизывать все дороги! Со включенным радио и наручниками наготове.

Тарн бледно улыбнулся.

– Лишь бы он не открыл стрельбу по какой-нибудь полицейской машине.

Гун уставилась на меня, разинув рот, когда я вошел в лабораторию.

– В чем дело? – раздраженно спросил я. – Так глазеть могут только люди невоспитанные.

– О, извини. Я так удивилась.

– Чему? – рыкнул я.

– Не ждала тебя так рано, – улыбнулась она. – Ты же в вечерней смене. А пришел на пять часов раньше.

– Вот видишь. У нас, у временных, свои амбиции. Вы-то, пожизненно нанятые, считаете только выслугу и минуты до пенсии.

Она поцеловала кончики пальцев и похлопала меня по распухшей щеке.

– Сколько у тебя пленок?

– Пять, – ответил я. – Две цветных.

Я прошел по длинным коридорам в комнату фотографов, чтобы заглянуть в свою ячейку. Там лежало только извещение о том, какие выгоды приносит членство в клубе владельцев сберегательных акций.

Нас, временных, это не касалось. Прибыль – это для тех, у кого есть деньги.

Вилле говорил по телефону, но онемел, увидев меня.

– Да, да, – сказал я. – Свалился с автобуса.

Вилле был уже готов начать большое шоу. Драматическим жестом он указал на перечень дневных заданий.

– У нас сегодня... пресс-конференция с премьер-министром, послать тебя туда? Саманта Фокс[50]50
  Саманта Фокс – известная эстрадная певица.


[Закрыть]в «Гранд-отеле», может, и это годится для такого видного сотрудника?..

Он прищурился, разглядывая мое лицо.

– Ты не мог бы выглядеть так же к декабрю? Был бы лицом «Утренней газеты» на Нобелевском празднике!

День обещал быть долгим и утомительным.

Работа в лаборатории заняла почти два часа. Я несколько раз звонил Зверю. Ничего нового. Никто не звонил. Он отрапортовал, что читает очень хорошую книгу Фиделя Кастро: «История меня оправдает».

– Меня тоже, – сказал я и положил трубку.

Я отнес снимки в центральную редакцию. Вокруг них тут же собрался целый косяк сотрудников отдела новостей, ответственные секретари и руководители отдела заметок.

Один снимок был очень хороший: здоровенный охранник обнимает тощего товарища за плечи и делает красноречивый жест другой рукой. Молодой охранник выглядит бледным и потрясенным. Компресс на цветном кадре сияет белизной, а на рубашке видны следы крови.

Дверь углового кабинета отворилась, вышел сам шеф.

Он проследовал между рядами редакторов и руководителей (они слегка поклонились), взял в руки снимки и прокашлялся.

– Хорошие снимки, а? – сказал я. – Теперь, может, возьмут и в штат.

Окружение шефа издало легкий смешок. Но он сразу же заглох – ведь сам шеф даже не улыбнулся. Самые хитрые не смеялись, ждали реакции руководителя. Но их было немного. В этом шлейфе уровень не ахти какой высокий.

Тарн уже прокладывал себе дорогу сквозь толпу. Его пиджак нуждался в химчистке, галстук съехал, да и прилипший к губе окурок сигареты было бы неплохо погасить перед тем, как входить в центральную редакцию – здесь курить запрещалось.

Тарн взял в руки снимок с обоими охранниками.

– Прекрасно, – сказал он. – Само собой, на первую полосу, на пять колонок. С подписью: «Лучше Тотте, чем восемнадцать миллионов!»

В комнате зафыркали, но негромко. А шеф наморщил лоб.

– Гм-гм, – изрек он авторитетно. – Нам еще нужна и карта местности.

– Ясное дело, – усмехнулся я. – «Утренняя газета» должна быть строго консеквентной.

Тарн осклабился, но только он один.

Шеф понял, что ему брошен вызов. И решил принять его. Процесс был длительным. Для пущего понту он вальяжно насупился. Взялся руками за подтяжки и поддернул брюки. Потом застегнул пиджак и откинулся назад. Конец первого акта был близок.

– Все это, – сказал он, тщательно выговаривая каждый слог, – слишком серьезно, чтобы с этим шутить.

– Строгая консеквентность никогда не помешает, – отозвался я.

Вот тут-то он поднял взгляд и увидел мое лицо.

Глаза его остекленели. Он собирался обрезать меня, но сжал зубы и промолчал.

– Я посмотрел в словаре, что означает слово «консеквентный», – сказал я, улыбнувшись столь вежливо, насколько дозволяла моя физиономия. – В разделе «Иностранные слова в шведском».

Шефу было не по себе. Вызов это или нет? Он задумчиво склонил голову. Ситуация требовала переоценки. Наконец углы его губ дрогнули, поползли к ушам. Он улыбнулся, по-мужски и примирительно.

Улыбка его вызвала в комнате неуверенное хихиканье.

– Ты слышишь! – сказал я Тарну. – Я тут стараюсь, поднимаю уровень своего образования. А что делают эти столпы интеллекта? Смеются надо мной!

Тарн загоготал. Подмигнул мне и вышел, развевая за собой сигаретный пепел.

Шеф увидел тут и шанс для себя. Кивнул мне и медленно удалился в свой угловой кабинет. Дверь захлопнулась. Что-что, а чувство стиля у него было. Это все знали.

Я повернулся к ближайшему ответственному за новости.

– Ну так как? – спросил я.

– Посмотрим, – ответил он. – Ясно станет ближе к обеду, на летучке.

Косяк рассеялся. Сотрудники, пофыркивая, расходились небольшими группами к рабочим местам. Обсуждать было что, пищи для сплетен на целый день хватит. Поединок внештатника с шефом, крупное столкновение. Пикантные подробности и рассказы в столовой и кафе.

А я все еще не понимал, что произошло.

Зверь был прав. Una sociedad en reposo. Это было общество, которое решило отдохнуть.

Тарн совершил неслыханное: пошел со мной в столовку.

«Утренняя газета» похожа на все другие шведские предприятия. И в столовой как раз и проявляются различия между людьми. Там, между столами, проходят границы между классами и кастами, между комбинезонами и галстуками, между социальной принадлежностью и уровнями зарплаты. Шкала в каждом случае тщательно проработана и размещение за столами определено до тонкостей.

Самый трудный урок для новичка – это научиться, где надо сидеть, когда ты ешь.

Временные фотографы обычно сидят с водителями репортерских машин и с вахтерами. Иногда подойдет кто-нибудь из сотрудников редакции новостей или ответственных секретарей – наклонится, чтобы передать срочное поручение. Но никогда не присядет. Его клан маленьких начальников сидит за другим столом.

А теперь Тарн, состоящий в штате, ветеран еще с тех великих времен, когда редакция размещалась в районе Клары, репортер первого класса из отдела уголовной хроники, пришел в столовую с внештатным фотографом. Это было более чем нарушение этикета. Это был крах всех и всяческих установлений.

Отдел культуры недоуменно поднял брови, когда Тарн и я проследовали мимо, направляясь к концу очереди. Его сотрудники только что явились сюда после очередного вдохновляющего совещания. Теперь они дружно, как в колхозе, откушали, встали и промаршировали на новое захватывающее послеобеденное заседание, за которым должно последовать коллективное распитие кофе. А ведь это именно им сам Бог велел знать, что происходит в Швеции.

Отдел театральной жизни чуть не задохнулся, когда увидел нас. Уж он-то профессионально разбирался в нарушениях действующих обычаев и в новых веяних. Что-то тут не так, что-то это означает? Тарна знали все, а что это за фигуру он с собой тащит??

Косяк полуначальников внимательно наблюдал за нами. Старый противный Тарн и этот вот немолодой фотограф-внештатник – нехорошая комбинация. Незапрограммированная.

А в самом конце, за столиком у окна, сидел Тони Берг с девицей из отдела объявлений. Она беседовала с ним, улыбалась и кокетливо потряхивала головой. Он ее не видел и не слышал. Он удивленно, не дожевав свой кусок, уставился на нас.

Только отдел передовых статей сохранял невозмутимость. Никто не поднимал взгляда, никто не видел ничего необычного, никто не делал никаких выводов.

Все же прочие глаза в столовой были устремлены на нас, пока мы стояли в очереди у заправочной станции. Тарн угрюмо огляделся и подтолкнул меня к столу за колонной. Там было полутемно.

Судя по кривым улыбкам за многими столами, там уже пришли к определенным заключениям. Все же знали, что представляет собой Тарн, особенно по утрам в понедельник. Когда от него разит вчерашним перегаром и когда он пристает с просьбой одолжить ему денег.

– Ну а теперь, черт тебя дери, давай рассказывай, – сказал он, вонзая нож в отбивную котлету. Ел он, как все журналисты, быстро и небрежно, не глядя на еду.

– Их было трое, – сказал я. – Искали что-то у меня дома вчера вечером. Замки были высверлены, когда я пришел. Они меня исколошматили, а потом врезали так, что я потерял сознание. Тот, что врезал, был ирландец.

– А что они искали?

Я пожал плечами. Тарна мой жест не удовлетворил:

– Трое могли повесить Юлле, не так ли?

Я ответил гримасой. Но Тарн и этим ответом остался недоволен:

– Трое ограбили броневик сегодня утром!

Я еще раз пожал плечами.

– Тебе надо теперь пойти в полицию, – сказал Тарн, сдаваясь. – Уже слишком много набралось.

Я ковырялся в котлете. Не очень-то она лезла в горло после полудюжины тяжелых ударов в живот.

– Нельзя, – сказал я.

– Почему? – Тарн потрошил пачку, выуживая сигарету. – Из-за девицы? Той, что хотела покончить с собой?

– А что, если она это сделает?

– Полиция о ней уже знает.

– Полиция знает, что она позвонила ночью, перед тем как Юлле умер. Связи тут, почитай, никакой и нет. Они знают еще, что она предупредила о предстоящих ограблениях броневиков. Тут связь уже более явственная, но все еще может быть случайной. Если будет еще одно такое ограбление, легавые захотят с ней побеседовать. Они и так знают, где спросить ее адрес. В «Утренней газете».

Тарн вертел в пальцах неприкуренную сигарету.

– Но никто здесь не знает, кто она такая! Никто не знает, где ее искать.

Он ждал продолжения. Но его ждало разочарование.

– Послушай, я довольно много узнал о том, как честно делают карьеру шведские журналисты, – сказал я, набив рот котлетой. – Наши законы и установления ясны и недвусмысленны. Существует положение о свободе печати, о защите источников информации, есть ответственные издатели. Но когда это шведский ответственный издатель садился в тюрьму за то, что выдал источник информации? Более того, когда это шведскому ответственному издателю позволялось скрыть свой источник после публикации деликатных новостей? Ну-ка, ответь.

Тарн не отвечал. Не хотел. Его глаза налились кровью, щеки обвисли.

– Она же ничего не сделала, – сказал он. – Поэтому не играет никакой роли, чисто практически, если полиция узнает, кто она такая.

Я обтер еще болевшие губы салфеткой.

– Тарн, ты помнишь того полицейского, что настучал на своих товарищей? Взял и всем рассказал, как его коллеги избивали людей? Он сам был педераст. На него было заведено секретное дело, тайная полиция установила за ним слежку, и в уголовной картотеке что-то нашли. Помнишь?

– Конечно. – Тарн, похоже, сердился. – Они вывесили его личное дело на доске объявлений в полицейском управлении.

– И вся Швеция могла ознакомиться с его интимнейшей личной жизнью, – сказал я. – Для шведской полиции все мы в чем-то виноваты.

– Ты не веришь ни полиции, ни журналистам.

Я помотал головой:

– И ты, и я знаем, какова реальная действительность. Вспомни дело Гейера.[51]51
  Гейер – бывший председатель Шведского объединения профсоюзов.


[Закрыть]Журналисты тогда словно соревновались, наперебой выкрикивая имя секретного информатора. Его презрительно называли «Государственный источник». Вот тебе журналисты!

– О'кей. Что ты хочешь сказать? Ты знаешь, кто эта девица? Есть у тебя с ней контакт?

Я прикинул. Скоро, довольно скоро, меня назовут лжецом. Тогда краснеть придется тем меньше, чем меньше врал.

– Я не знаю, кто она такая. И я не знаю, есть ли у меня с ней контакт.

Тарн нетерпеливо размахивал незажженной сигаретой.

– Послушай, недавно, ночью я случайно оказался возле телефона, – сказал я. – И тут звонит какая-то девчонка и просит помочь. Я обещаю сделать, что могу. Она рассказывает о своих проблемах. Оказывается, тем, что она знает, возможно, заинтересуется полиция.

Хватит, пожалуй, котлеты и соуса.

– Я фотограф, не журналист. Я не знаю, смогу ли я ей помочь. Не знаю, что делать. Но совершенно уверен в одном. Если я выясню, как ее зовут, и расскажу об этом в центральной редакции, то она пропала. Этот придурок из углового кабинета позвонит в полицию из принципиальных соображений и будет ожидать себе медали «Illis Quorum».[52]52
  Выдается за заслуги в социальной или культурной области.


[Закрыть]Тони Берг продаст эту деву за будущее, сулящее взамен всякую конфиденциальную информацию. И половина ночных дежурных воспользуются этим примером, чтобы получить работу в отделе уголовной хроники, с приятным рабочим расписанием и радиотелефоном в машине.

Тарн показал сигаретой в сторону кафетерия. Мы поднялись и отнесли подносы к посудомоечному монстру, который был кулинарным финалом столовки.

– А второй пункт? – сказал он, вставая в очередь за кофе и зажигая спичку.

– Ты о чем? – спросил я, изображая удивление, но зная, что это не поможет.

– Эта девушка была первым пунктом. Ты сказал, что есть еще одно соображение.

– Что, я должен тебе все рассказывать?

Тарн держал чашку с кофе, и рука у него дрожала. Сигарета прыгала во рту.

– Ты взрослый человек. Поступай как хочешь, черт тебя возьми. Но так уж вышло, что ты сейчас вытворяешь черт знает что с моего скромного согласия. Можешь не называть мне какие-то крутые факты, наоборот – я себя лучше буду чувствовать, не зная их. Но мне будет легче, если я буду знать ход твоей мысли.

Ответа он не ждал. Ссутулившись, двинулся между столов в незанятый угол. Я мог бы плюнуть на кофе и уйти. Но я налил себе чашку и последовал за ним.

– Конечно, – сказал я, – есть и второй пункт. Ты думаешь, что убийство Юлле, и нападение на броневик, и шмон в моей квартире... ты думаешь, что во всем этом участвовали только два чокнутых культуриста и один ирландец?

Тарн жадно затянулся сигаретой, выдохнул дым и сказал:

– Броневик, вроде того, что они взяли, оснащен двенадцатью системами тревоги. Одна из них подает сигнал, если все другие отключаются. Другая вступает в действие через сто секунд после отключения мотора. Есть только один способ вывести из строя все системы одновременно – угрожая убить команду. Да и тогда надо точно знать, как именно отключать системы и как выключать мотор. Иначе все сорвется.

Я сидел молча – так же, как и он.

– Да и тогда, – повторил я, – надо точно знать, как именно отключать системы и как выключать мотор... – Мы молчали оба, помешивая кофе. – Иначе все сорвется, – докончил я.

Он не ответил, он даже не глядел на меня. Взгляд блуждал по кафетерию. Потом он прокашлялся и сказал:

– Эх, черт! Ты мне не можешь одолжить три сотни до следующей недели?