Текст книги "Время действовать"

Автор книги: Буби Сурандер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Воскресенье

С трудом ковылял он по жизни,

Сердца смиряя стук.

Но раз-два-три – как-то вышло,

Что сальто он сделал вдруг.

Нильс Ферлин. «Цирк»

6

Свежий ветер дул в сторону Фьедерхольмарна.[37]37
  Фьедерхольмарн – острова в шхерах Стокгольма.


[Закрыть]Старая деревянная шаланда шла с попутным ветром от Стрёммен,[38]38
  Стрёммен – один из двух стоков озера Меларен в Балтику, в центре Стокгольма.


[Закрыть]развернув паруса. Какая-то моторка с лихими «полосками скорости» по алюминиевому корпусу с душераздирающей монотонностью шлепала по волнам, направляясь к Шлюзу.

Я сидел на самом конце Епископского мыса, в точности как она приказала. Даже фотоаппарата у меня с собой не было, так уж было решено. Кроме того, я замерз так, что зубы выбивали дробь – уж это-то ее наверняка порадует.

Я смотрел поверх воды на другой берег, стараясь выглядеть спокойным – на случай, если кто-то разглядывает меня в бинокль.

Берег напротив рассказывал об эпохе кирпичных заводов. Главная достопримечательность Кварнхольмена выстроена так, что похожа на квадратный штабель серо-коричневого кирпича – чтобы уже при въезде ты ощутил душу Стокгольма.

А дальше – добротно выложенные красно-коричневые фасады района Данвиксхеммет, до боли напоминающие местечко, где я квартировал слишком долгое время. Местечко, где жратву давали на жестяных тарелках, с которых ее метали в пасть алюминиевыми ложками. А вот мельница Сальтшё – еще один неуклюжий памятник стройматериалам, которые зачаровывали тогдашних архитекторов. Ну, ясное дело, кирпич был дешевый – рабочим-то платили всего ничего, стопарь водки да еще какую-нибудь мелочь.

Я опустил взгляд, так что Янне оказался в поле зрения. Он патрулировал прилегающие воды на быстрой моторке. С ним в лодке был еще кто-то, и этот кто-то усердно прикидывал направление для съемок, хотя и остерегался поднять телевик, чтобы его не засекли с берега.

Я сменил позу, чтобы вполоборота взглянуть на кусты позади меня. Там притаился Кнаппен. У него с собой был даже штатив для коробки фотоаппарата. А дальше, на островке возле ресторана «У шкипера», засел в соответствии с планом генерального штаба еще один коробейник.

На высоком берегу за мной, в шестиугольном желто-коричневом деревянном павильончике с крышей из дранки, восседал Тарн, руководивший всеми силами по радио. «Утренняя газета» развернулась вовсю. Не хватало только вертолета. Да дюжины репортеров, которые одновременно набирали бы один и тот же номер.

Она опаздывала уже на четверть часа. Я чувствовал, что воспаление легких мне почти обеспечено. Генеральный приказ Тарна обязывал ждать полчаса. Я дрожал уже всем телом. Еще пятнадцать минут.

Пятнадцать бесконечных минут. Мимо, отдуваясь, пробегали люди в спортивных костюмах. Кто-то тащил за собой астматически дышавшую собаку. Проследовала пожилая пара, шаркая по гравию и громко восхищаясь роскошными лодками у причала. Три лолиты, лет по тринадцать-четырнадцать, прошли мимо по дорожке. Они хихикали, а кожа под слишком тонкими блузками была у них совсем гусиная.

Вот в такие минуты тихих размышлений и рождаются большие мысли. Например: что бы делали шпионы во всем мире без этаких обдуваемых ветром парковых скамеек? Смайли – ну, тот, что тоже побывал на холоде, – наверняка прочувствовал задом твердость дерева, да и ревматизм нажил. А Верни Самсон – разве он не жаловался на простатит, что заработал у Берлинской стены? Ну а Джеймс Бонд? Да он небось еле живой от всех своих простуд.[39]39
  Смайли, Самсон, Бонд – персонажи западной шпионской литературы.


[Закрыть]

Минутная стрелка на моих часах вроде бы остановилась. Мимо прошлепал «Принц», пароходишко внутриозерных линий. Похожий на кусок сыра, который кто-то расковырял. За кормой – бугор воды, волна ударила в берег у моих ног, в ноздри шибануло запахом гниющей травы и рыбы.

Позади меня вдруг что-то звучно шлепнуло. Я вскочил и обернулся так стремительно, что чуть не потерял равновесие. Это был Тарн. Он пытался было спуститься по крутому травянистому склону и грохнулся на пятую точку.

– О, – заорал я, – надеюсь, вы не ушиблись! Вам не надо было выходить из дому без костылей.

– Заткнись, – негромко фыркнул он.

Я помог ему устроиться на скамейке. Он что-то ворчал себе под нос, явно промерз насквозь.

– Полчала уже прошло. Она не придет.

– Да, – сказал я, – не придет. Но, может, подождем, пока у Янне не начнется морская болезнь от качки в лодке?

Тарну было явно плохо от свежего воздуха. Щеки покраснели, даже губы приобрели какой-то цвет. Сам он просто кипел от злости.

– Мы будем действовать в точности так, как планировали, – прошипел он. – Ты пойдешь сейчас к своей машине, сядешь в нее и уедешь. Помни, что за тобой до самой редакции следует одна из репортерских машин. На ней едет Ерка, он проверит, не увяжется ли кто-нибудь за тобой.

– О'кей, – сказал я послушно. Значит, еще один час сверхурочной работы в мое единственное за лето свободное воскресенье. Но временно исполняющие не говорят «нет». И в Швеции секретные задания идут в зачет – как в смысле сверхурочных, так и в смысле прибавки к пенсии.

Я быстро двинулся к машине, прошел сквозь аромат жареной картошки возле «У шкипера», мимо запаркованных там машин с кричащими нашлепками (оповещающими о том, что они бегают на «турбо»). Подходя к моему «пежо», я уже почувствовал, что согреваюсь. Ерка осуществлял скрытое наблюдение, чуть ли не перекрыв репортерской машиной выезд со стоянки. Четыре антенны торчали в разные стороны, в машине светились обзорные экраны – короче, он был так же неприметен, как Анита Экберг без лифчика.[40]40
  Анита Экберг – известная (главным образом пышным бюстом) шведская киноактриса.


[Закрыть]

Я сунул ключ в замок дверцы и увидел записку. Она нахально лежала прямо на сиденье водителя. Там было одно-единственное слово, крупными буквами: «ПЕРЕВЕРНИ!»

Я быстренько отпер дверцу и уселся на записку. Ухмыльнулся в сторону Ерки и порылся рукой под задом, будто там застрял привязной ремень.

Записка чуть помялась. На обороте было написано:

«Я ЖЕ СКАЗАЛА: БУДЬ ОДИН! ПОЕЗЖАЙ НА РИДДАРХОЛЬМЕН».

Несколько секунд я сидел неподвижно. Девица в кресле-каталке обнаружила нашу ловушку, отперла дверь моей машины и положила бумажку с суровым приказом – как поступать далее. И все это под бдительным оком Ерки.

Я взглянул в его сторону. Мотор он уже запустил. В машине уже сидел фотограф Пелле, что дежурил возле «У шкипера».

– Фу-у, – тихонько перевел я дух и отправился в путь.

«Пежошка» медленно катилась к Юргордсвэген. Я разглядывал лес мачт в гавани. Она, или кто там был, могла спрятаться в каком-нибудь из больших богатых катеров. Об этом Тарн не подумал. Я помотал головой. С богатым не борись, это закон для всех.

Ерка катился за мной по Юргордсвэген, выдерживая положенное расстояние. Он послушно следовал за мной по Страндвэген и через Норрмальмсторг, но любознательно подтянулся поближе, когда я втесался в автобусный ряд и протолкался по Кунгстрэдгордсгатан – вместо того чтобы проехать прямо в «Утреннюю газету».

Я видел, что Ерка и Пелле пытаются понять, куда я направляюсь. Тем временем я проехал через Стрёмбрун и свернул на Дворцовую набережную. Там нас разделил красный свет и поток воскресных фланеров. Я ехал медленно, чтобы Ерка меня видел, а при въезде на Риддархольмский мост почти остановился.

На другом конце моста стоял громадного роста парень. Он с большим интересом рассматривал мою машину. Гигант, сто килограммов мускулов, затянутых в джинсы и черную спортивную майку с текстом «Sioux City Squaws». Лицо у него было детское, блестящее, а белокурые волосы стояли торчком.

Я остановился перед Риддархольмской церковью и взглянул в зеркало заднего вида. Белокурый гигант, обернувшись, следил за мной.

Репортерская машина проскользнула через мост и затормозила рядом со мной. Стекло опустилось. Ерка молчал. Он высказывался редко.

– Кто-нибудь за мной ехал?

Ерка помотал головой.

– Слушай, мне надо заскочить домой и взять одну вещь, – сказал я. – Моя квартира тут за углом, в Старом городе. Потом приду на работу. А вы, я думаю, можете ехать.

Ерка улыбнулся и поднял микрофон. Поговорил вполголоса с Тарном и кивнул:

– О'кей.

Большая репортерская машина лихо развернулась и исчезла. Я врубил первую скорость, съехал с холма Врангельска, остановился у Западной стены. Вылез и внимательно огляделся.

Никакой девицы в кресле-каталке не было и в помине. Я покачал головой. Еще один промах. Зато с горки спускался здоровенный блондин – так, как будто гулял.

Ветер все еще дул, но тут было чуть теплее. Набережная, обращенная к Риддарфьерден, купалась в солнечных лучах. И все же скамейки на длинной террасе у воды были почти все пустые. Какая-то пара, принеся термос, устроила на краю набережной пикник. Молодой парень с косичкой на затылке и кольцами в мочках ушей загорал, не обращая внимания на холод и ветер. Он углядел на самой дальней скамейке женщину, которая сидела и улыбалась. Но его авансы успеха не имели. Она улыбалась мне.

Я прислонился к машине и улыбнулся в ответ. Ей было примерно двадцать пять. Подтянутая, черноволосая, загорелая. Сидела она, повернувшись в мою сторону, рука на спинке скамьи, нога на сиденье. Белые зубы сияли, глаза блестели – настроение было хорошее.

Непохожа она была на рабыню стула-каталки. Скорее выглядела как королева бала либо как цыганская шлюшка, с наслаждением наблюдающая, как из-за нее дерутся.

Я кивнул ей. Вот, значит, какова кандидатка в самоубийцы.

Она подняла руку и поманила меня к себе. Я выпрямился и, не торопясь, направился к ней, в то же время осторожно зыркая по сторонам. Парень с косичкой выглядел не очень довольным. Пара с термосом меня даже не заметила.

Я оперся на спинку скамьи.

– Привет, – сказал я.

Она улыбнулась, показав все свои сияющие зубы, и положила ладонь на мою. Рука была теплая, а пожатие крепким.

– Наконец-то мы одни, – задиристо сказала она.

Я обернулся и бросил взгляд на улицу.

– Какого черта, – буркнул я. – Такое чувство, будто кто-то смотрит на меня через оптический прицел с крыши строительного управления.

Она фыркнула.

– Со мной только Гугге, – сказала она. – Покупает мороженое в киоске.

Гугге оказался тем гигантом у моста. Он уже шел к нам. В одной руке он держал три порции мороженого.

– Чур, мне ромовое с изюмом, – пророкотал он, подходя. Голос у него был просто создан для казарменного двора или допросов с пристрастием.

– Гугге всегда получает все, что хочет, – засмеялась она.

– Да уж, – сказал я. – Мне давайте любое. Чтобы не обидеть Гугге.

Он засмеялся и протянул мне мороженое; щеки его блестели, как наливные яблоки.

– Это ты положил записку на сиденье в моей машине? – спросил я, стараясь, чтобы тон был безобидным.

Он поглощал мороженое так, что за ушами трещало, но в ответ любезно кивнул.

– А как ты влез? – спросил я спокойно.

Он только покачал головой:

– Это не твое дело.

Я повернулся к женщине на скамейке.

– Как он влез?

– Сядь-ка рядом, – почти приказала она, похлопав по скамье.

Я сдался и сел рядом с мороженым в руке.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– На торопись. Сиди пока так.

– Я буду звать тебя Кармен, – сказал я.

Она была одета в черное. Мягкая черная кофта нараспашку, под ней просторная черная блузка, черные джинсы в обтяжку. Стройная и гибкая, как подросток, но руки сильные, как у кучера-ломовика. Говорят, это бывает, если провести несколько лет в кресле-каталке.

– Так звали одну озорную цыганку в Севилье, – пояснил я.

– Кармен... – Она наклонила голову набок. Изучающе оглядела меня и вдруг произнесла: – А ты бы мог мне понравиться.

– Я всем нравлюсь, – ответил я. – Идеальный друг. Дешевый, выносливый и легко заменяемый.

Она ткнула мороженым в сторону белокурого гиганта.

– Гугге, отвали. Мы тут посекретничаем. Если он начнет глупо себя вести со мной, бросить его в воду.

Гугге откликнулся с энтузиазмом:

– Поближе или подальше?

Он поднялся, лукаво подмигнул мне и подошел к краю набережной, чтобы прикинуть высоту полета. Как у всех по-настоящему сильных парней, у него были покатые плечи и широкая круглая спина.

– Почему ты хотел со мной встретиться? – Теперь ее голос опять был холодным и решительным.

Я уселся поудобнее возле ее вытянутой ноги.

– Кто такой Гугге? – спросил я.

– Не беспокойся. – Она сказала это с нажимом, как врач, утешающий пациента. – Гугге совершенно не опасен. Он мой друг детства, отличный гимнаст, учится на преподавателя физкультуры, а летом работает – помогает мне. Чего ты от меня хочешь?

Мороженое было безвкусное – вода и сахар. Я взглянул на другой берег Риддарфьерден. Вдоль него тоже нагромоздили кирпичных шедевров. Да, это место входит в число красивейших в мире городских пейзажей. Но что придает ему жизнь, так это вода и деревья. Каменный ландшафт тут нечто вроде истукана в окружении играющей воды и танцующих на ветру деревьев.

Я тщательно прицелился и бросил мороженое в мусорную корзину.

– Что делал Гугге утром в четверг? – спросил я.

Она подалась вперед и свободной рукой влепила мне пощечину.

– Не давай воли воображению. Говори, что тебе нужно!

Я потер ухо.

– Не прикидывайся дурочкой, – сказал я. – Ты отлично понимаешь, чего я хочу. Мне надо знать, кто убил Юлиуса Боммера. Откуда тебе стало известно, что ему грозит опасность? Кто ты такая? Почему звонила тогда ночью?

Она медленно стерла с губы мороженое.

– Меня зовут Кармен, ты забыл? И послушай – одну вещь ты должен понять: тогда ночью я говорила серьезно. И дело по-прежнему серьезное. Если ты или кто-то другой из «Утренней газеты» стукнете на меня в полицию – мне придется умереть!

Она сделала паузу, чтобы откусить от своего мороженого.

– Ты легко можешь установить, кто я такая. Можешь спрятаться и посмотреть, как Гугге будет сажать меня в машину. Потом запишешь номер и позвонишь в автомобильную справочную службу... это нетрудно.

Она рассмеялась.

– Я позвонила в «Утреннюю газету» тогда ночью, часом позже. Мне сказали, что ты ушел. Дали твою фамилию и номер телефона. Ты вроде снимаешь жилье у кого-то? – Разделавшись с мороженым, она облизала пальцы. – На следующий день я потратила на тебя целых полчаса. Ты не женат, долго был за границей, оформил заявку на репортерское бюро, взял напрокат «пежо-205», паркуешь его на Риддархольмен; поскольку там тебе уже трижды вешали штраф, ты...

Тут она снова улыбнулась:

– Тебе никак не дашь тридцать девять. – Она опять подалась вперед, но на сей раз чтобы похлопать меня по щеке. – Швеция – чудесная страна. Ты так же легко можешь узнать все обо мне. Можешь все рассказать полиции. Тогда я умру. Ты меня убьешь.

Из ее уст это звучало как какая-то детская считалочка.

– Полиция о тебе уже знает, – сказал я. – «Утренняя газета» не имеет права скрывать сведения о планируемой серии миллионных грабежей. Мы можем – это чтоб ты знала нашу позицию – еще какое-то время не называть твое имя. Но только пока мы будем уверены, что ты не замешана ни в каком преступлении.

– А что, замешана?

Ее карие глаза излучали презрение, на смуглом лице играла улыбка. Она была красива, полна жизни, она наслаждалась, насмехаясь надо мной. Но ее ноги выше шишковатых коленей были неестественно тонки, а ступни не шевелились.

– Почему ты не спросишь о номере телефона, который мы зарегистрировали? – сказал я, чтобы ее подразнить.

Она засмеялась и тряхнула головой. Черные волосы взлетели в воздух.

– Потому что ты блефуешь. Никакого номера ты не зарегистрировал. Нет никакой фирмы «Телекодекс» в Кембридже. А звонила я из телефонной будки на Свеавэген.

Я пожал плечами. Чего ж она тут сидит? Не надо было и приходить.

– Кто убил Юлиуса Боммера?

Смуглое лицо стало жестким.

– Я не знаю.

– Почему ты послала мне компьютерную дискету? С нее все и началось.

Она взялась руками за ногу, чтобы подвинуться. Только тут стало заметно, что она парализована.

– Где эта дискета? – Голос звучал зло и решительно.

Я встал. Гугге – там, у кромки набережной – вскочил на ноги.

– Словно в загадки играем, – сказал я. – Никому ничего не говорят, и все думают самое плохое. Меня же интересует только одна вещь. Ты позвонила мне и сказала, что Юлиусу Боммеру угрожает опасность. Я сразу поехал к нему домой, но он был мертв.

Она ерзала на скамье, нетерпеливо поворачивалась, пока не нашла такой позы, что могла сидеть прямо.

– Я услышала, что ему грозит опасность. Потому тебе и позвонила.

– Кто сказал тебе, что ему грозит опасность?

Она смотрела мне в лицо, не говоря ничего.

– Позови-ка Гугге, пусть подойдет, – сказал я. – Вам придется утопить меня, чтобы положить конец своим заботам. Или я пойду к машине и отправлюсь прямиком в полицию. Там расскажу целую кучу странных деталей, которые все указывают на тебя.

Она сидела молча.

– Придется тебе пойти тем же путем, что и Юлле, – сказал я медленно. – Выбирай сама.

Смуглое лицо было худым и напряженным, когда она не улыбалась.

– Значит, есть детали, о которых ты полиции не рассказывал?

Я кивнул:

– Не спрашивай почему. Но в благодарность прочитай «Ave Maria» пятнадцать раз.

– Эта дискета ничего не стоит. – Она уставилась на меня, лицо у нее было безжизненное, как у игрока в покер.

Я снова кивнул.

– Она закодирована, – сказала она негромко.

– А что ты ожидала там обнаружить?

– Не знаю. Я ее украла. Думала...

Я стоял неподвижно и ждал. Гугге не сводил с меня глаз. Я поднял руку и помахал ему. Он улыбнулся и ответил тем же.

– Ну, пока, – сказал я. – У тебя противная привычка бросать трубку.

Она вздрогнула.

– Погоди... я расскажу...

Она скрестила руки, стянув на груди кофту, будто мерзла.

– У меня есть... очень близкий друг, – сказала она. – Он попал... он просто-напросто попал в плохую компанию. Ввязался в сомнительные дела. Его просто использовали. Гангстеры. – Карие глаза смотрели на меня с горечью. – И это повторится! Что мне делать?

– Не знаю. Обратись в полицию.

Она сжалась, явно в отчаянии.

– Не могу. Мой друг... он ничего не понимает. Его посадят в тюрьму, а ведь он ничего не сделал.

Я пожал плечами и повторил:

– В полицию.

Она выпрямилась и тряхнула головой так, что черные волосы упали ей на лицо. Отвела их руками и снова взглянула мне в глаза, со злостью и вызовом.

– Я должна найти какое-то решение, – сказала она твердо. – Ведь есть же какой-то способ. Я не хочу, чтобы он попал за решетку. И умирать не хочу.

Я закусил губу и ждал, что будет дальше. Два раза я уже попрощался. Гигант блондин стоял в ожидании, уперев руки в бока.

– У тебя есть верный Гугге.

Она мотнула головой. И вдруг улыбнулась:

– Тебе и в самом деле тридцать девять?

Я осклабился:

– Так точно, мадам. Тридцати девяти лет, без постоянной работы и жилья.

Вот к этому-то она и подводила.

– Можно поставить все на деловую основу, – сказала она. – Получишь сто тысяч крон, наличными.

– Спасибо. Только позволь спросить: за что?

– За то, что мой друг не будет фигурировать в этой истории с Юлиусом Боммером.

Ну и дура. Полуночная чокнутая. Я поднял вверх палец:

– Давай прикинем, правильно ли я тебя понял. Ты не хочешь сообщать, как тебя зовут, не хочешь сообщать, как его зовут. Не хочешь сообщать, в чем вообще дело. Но если я смогу сделать так, что его не коснется эта история с Юлиусом Боммером, то мне обломится сотня тысяч?

Карие глаза блеснули. Ее просто трясло от воодушевления.

– Как меня зовут, ты знаешь, – сказала она. – Кармен. – И поманила рукой: – Подойди.

Я приблизился, но она поманила еще. Я склонился к ней, она притянула меня к себе и поцеловала. Горячий был поцелуй и крепкий.

– Вечером позвоню. – Речь снова была решительная и быстрая.

Я только и смог, что послушно кивнуть. Гугге стоял возле нас и улыбался.

– Ах, это ты, – сказал я. – Инфизкульт, значит, обучает теперь и тому, как справляться с автомобильными дверцами?

– Ясное дело, – ухмыльнулся он. – Не то, что раньше. Мы целыми вечерами занимаемся нин-джитсу.

– Ну да, – заметил я. – А под утро содомским грехом, до тех пор, пока не приходит время тренироваться на сейфах?

Ухмылка смылась с его лица. Но дева на скамейке захохотала.

– Ты, я нахальства не терплю, – прошипел он. – Так что поосторожней.

Но уйти он мне не помешал – наверное, потому, что она захохотала.

Я пожал, плечами. Пошел к машине, уселся в нее. Гугге взял девицу на руки, как раз когда я разворачивался. В зеркале мне было видно, как белокурый великан нес ее к стоянке на набережной за башней Биргера Ярла. Я медленно ехал к большой стоянке Стройуправления на другом конце Риддархольмена.

Когда их уже не было видно, я нажал на газ и рванул по переулку. Там, в холодном ущелье между старым риксдагом и церковью Риддар-хольмен, я остановился. Вышел и быстренько обогнул старую церковь. Теперь я видел весь мост от острова, а сам был незаметен.

Я успел в самое время. Они ехали в большом серебристо-сером «БМВ». Она вела машину быстро и уверенно, а здоровила блондин заправлял за губу порцию табаку. «МГА-701», Мартин Густав Адам, семерка ноль единица. В мою сторону они даже не глядели.

«БМВ» 700-с-чем-то. Оборудованный инвалидным управлением.

Я помотал головой. Небось потянет не меньше чем на полмиллиона крон? И пристойно ли в такой машине жевать табак?

Может, она не чокнутая. Может, просто очень богатая.

У богатых людей бывают такие странные идеи. Они думают, что все можно купить и что всех можно купить. Они думают, что можно владеть землей. И деревьями. И небесами. И своим будущим.

За это она готова дать сто тысяч. Но купить можно только то, что продается. А единственное, что продается, – это комфорт.

Обещала позвонить вечером. Я покачал головой. Возле меня остановилась пожилая пара, испанцы. Они озабоченно изучали карту, но никак не могли в ней разобраться. Он обратился ко мне изысканно-вежливо: где тут вход в церковь Риддархольмен?

Ну разумеется, господа, я покажу! Церковь, где лежат благородные кавалеры ордена Серафима! Церковь, где вы узнаете, с кем хотят водить компанию наши шведские короли: с Фаруком из Египта, Вильгельмом II из Пруссии, Чан Кайши из Китая.

– Но вы, вероятно, знаете, что за вход надо платить?

– Что такое? Платный вход в церковь? – Они изумленно воззрились на меня.

– Разумеется, господа. Мы в Швеции настолько богаты, что готовы платить даже Господу Богу.