Текст книги "Скелет (ЛП)"
Автор книги: Бринн Уивер
Соавторы: Триша Вольф
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
Я невинно хлопаю ресницами и сжимаю плечо Джека одной рукой, насаживаясь на его толстую эрекцию, широко раздвигая бедра, чтобы с каждым толчком принимать его глубоко. Я хочу, чтобы он уничтожил меня на хрен. Чтобы разорвал меня на части, уничтожил к чертовой матери, потому что я буду продолжать возвращаться, как вечный огонь, сталкивающийся с его несокрушимой тьмой.
Джек крепче сжимает мои волосы, и его глаза темнеют, когда я кладу окровавленный палец на язык и обхватываю его губами. Он запрокидывает мою голову назад и прикусывает шею, достаточно сильно, чтобы оставить отметину. Его губы впитывают соленый туман на моей коже, прокладывая дорожку вниз по горлу, по груди, пока он не обхватывает мой сосок, сильно посасывая его, обволакивая языком, отпускает, скрипнув зубами, отчего у меня перехватывает дыхание.
– Я запомню и помечу, – говорит он. – Но крики только одной девушки я хочу слышать, – Джек прикусывает мою грудь сбоку так сильно, чтобы с моих губ сорвался писк, и он хихикает. – Лилль Мейер, ты можешь лучше.
Джек швыряет нас обратно на окровавленный пол, но прикрывает мой затылок рукой, воздух со свистом вырывается из моих легких от удара, его ждущие губы забирают мое дыхание. Я теряюсь в ощущении его кожи и мышц под пальцами, когда они впиваются в его спину, в боли и удовольствии от укусов, которые он успокаивает поцелуями, в порочных толчках, наполняющих мою ноющую киску. Его характерный аромат ветивера наполняет мои чувства, когда я целую его шею и пробую на вкус его кожу. Когда мои стенки сжимаются вокруг его члена, Джек запускает руку в мои волосы, удерживая меня на месте, и пристально смотрит мне в лицо.
– Так чертовски красиво, – шепчет он и наблюдает за каждым моментом разрядки, которая прокатывается по моему телу. Я разваливаюсь на части, моя спина выгибается дугой, я пою гимн имени Джека, который звучит как экстаз, и как отчаяние. Клянусь, я чувствую каждое прикосновение металла к своей киске, каждую каплю жара, когда Джек с ревом изливается в меня. Каждый удар его сердца.
И мы долго лежали на окровавленных плитках, такие же безмолвные, как тело возле нас, три души, унесенные на двадцать пятый этаж.
Глава 13
Чирканье колесика
ДЖЕК
Трудность с сокрытием тела, когда пытаешься не скрывать тело, заключается в выборе места.
Будет слишком очевидно – дилетант. Слишком скрыто – искать будут годами.
А нам нужно, чтобы Себастьяна Модео нашли и связали с Молчаливым истребителем в течение нескольких дней, а не лет.
Я забрасываю лопату на заднее сиденье своего «Бимера», опершись рукой о багажник, и останавливаюсь на слове «нам» в своих мыслях. Представляю, как Кайри указала бы на это, приподняв одну из своих идеально выщипанных бровей в притворном изумлении. Затем она подразнила бы меня, будто всаживая нож.
Но она выглядела бы чертовски сексуально, если бы мучила меня.
Изредка улыбаясь, и я захлопываю багажник, несмотря на самозакрывающийся механизм, просто чтобы заглушить бешеный стук своего сердца. Который не переставал разрывать мою грудную клетку с тех пор, как я заявил права на Кайри в луже крови Себастьяна.
Настоящее разочарование в этом сомнительном предприятии – это совершенно хорошие кости, которые я оставляю на съедение стервятникам. Череп Себастьяна стал бы ценным экспонатом возле моих трофеев; сувенир, напоминающий о том, как я смотрел в ее прекрасные голубые глаза, когда перерезал ему горло.
Этот момент был почти таким же оргазмическим, как ощущение того, как маленькая тугая киска Кайри пульсирует вокруг моего члена, пока она теряла рассудок от удовольствия.
Почти.
Но, черт возьми, с тех пор я не могу перестать думать ни о том, ни о другом.
Воздух раннего утра хрупок от чистого аромата холода. Я глубоко вдыхаю, когда обхожу машину со стороны водителя, свежий слой снега хрустит под ботинками. Белые снежинки освещаются бледным сиянием охотничьей луны19.
Под той же луной, под которой я родился.
Из глубин памяти я слышу звук колесика зажигалки. Помню, как онемение охватывало мое тело, пока я лежал в засаде под мягким снегом. Затем шелковистая струйка крови согревала мои руки, принося странное ощущение моей коже и остальным конечностям, пробуждая ненасытный голод, который с этого момента никогда не будет утолен.
Мое первое убийство.
Чувство оцепенения, к которому я уже привык. Поверхностный аффект обезболивает эмоции, психопатия притупляет эмпатию. Лежа под этим снежным одеялом, холод казался мне больше домом, чем любые четыре стены и люди, которые жили внутри. Но убийство…
В тот момент, когда я почувствовал, как острая сталь рассекает плоть и сухожилия, мои мертвые зоны ожили. Слыша прерывистые вдохи, глядя в расширенные зрачки, когда ужас наполнял последние секунды жизни жертвы… Это прорвалось сквозь каждый замороженный, оцепенелый слой, окружавший меня.
Впервые в жизни я испытал чистый, эйфорический экстаз.
В четырнадцать лет тефлоновая оболочка, покрывавшая меня, треснула ровно настолько, чтобы ускорить пульс. Адреналин ударил по моим надпочечникам. Этот порыв вызывал привыкание. Самое близкое описание к моим ощущениям.
И я знал, что никогда не остановлюсь.
В отличие от Кайри, я не был создан. Я был рожден, чтобы отнимать жизни. Чтобы убивать без угрызений совести. Жажда охоты закодирована в моей ДНК при зачатии. Всю свою жизнь я был волком-одиночкой, переходя от одного плана действий на случай непредвиденных обстоятельств к другому, мой единственный спутник – неумолимая жажда убийства.
Я сажусь за руль и завожу двигатель, оставляя нашу жертву и мысли о прошлом на обочине шоссе, погребенными под неглубоким слоем снега, который растает с рассветом.
Все замороженное оттаивает под лучами солнца.
Я ни разу не представлял себе, каково это – убить кого-то с партнером.
Теперь, внезапно, мне стало трудно представить свою жизнь без нее рядом.
Я признаю, что у Кайри есть разумный план. Если агенту Хейзу нужен убийца для преследования, то, дав ему ниточку из прошлого Истребителя, он развеет свою одержимость.
Большинство убийц не меняют своего поведения, в этом нет ничего шокирующего.
Я никогда не думал, что изменю своим безжалостным привычкам.
И все же я здесь, рискую всем – своей свободой, своей жизнью – чтобы обезопасить девушку, и думаю о том, как кровь бурлит у меня в жилах в ожидании нашего следующего убийства.
Час спустя я подъезжаю к Медицинскому учреждению Хоуп-Спрингс. Поскольку я не могу быть в двух местах одновременно, надо создать себе алиби, именно по этой причине я поехал через границу штата.
Медсестра Пэм приветствует меня у стойки регистрации, когда я записываюсь.
– У нее хороший день, Джек, – в ее улыбке искусно сочетаются надежда и жалость. – Хорошо, что ты пришел сегодня, хотя это немного неожиданно.
– Я скоро отправлюсь в длительную поездку, – говорю я в качестве объяснения отклонения от своего распорядка. Но не отклоняюсь от замысла. Даже малейшее отклонение от нормы привлекает внимание, и именно поэтому я стараюсь никогда не совершать этой ошибки.
С натренированной улыбкой я прикрепляю бирку посетителя к своему блейзеру, затем меня ведут в палату, которую я посещаю дважды в год. Сегодня не один из тех запланированных дней.
Я ставлю цветы в горшке – ее любимую сирень – на подоконник, прямо рядом с другими, собранными за эти годы. Психически здоровый человек почувствовал бы некоторую долю вины за то, что использовал своего любимого человека в качестве алиби.
– Они прелестны, – говорит медсестра Пэм. – Правда, Шарлин? – она одаривает меня лучезарной улыбкой. – Так мило, Джек.
Я торжественно киваю.
– Я буду в Канаде на ее день рождения. Решил, что должен принести их сейчас.
Когда я стою над женщиной в постели с тонкой, как бумага, кожей и беру ее за руку, я смотрю в стальные, пустые глаза, отражение моих собственных.
– Привет, мам.
Шарлин Соренсен ничего не говорит в ответ. Она не реагирует. Ее глаза рефлекторно моргают, рука вздрагивает в моей, но это не признак жизни. Ее взгляд не задерживается на мне; она не осознает, что я здесь, или что она здесь.
В течение двух лет мама в полностью вегетативном состоянии. Затем Шарлин немного пришла в себя и пришла в состояние минимального сознания, после чего ее прогресс застопорился. Она не двигается с тех пор, как мне исполнилось шестнадцать.
С самой первой секунды, как она посмотрела в мои холодные, бесчувственные глаза, она поняла, что я не в себе. Другой.
Ее муж тоже это знал. Хотя она приняла на себя основную тяжесть побоев за мою аномалию. Чем больше мое поведение беспокоило отца, тем сильнее он бил ее. Обвинял ее в том, что его сын «гребаный псих». Ночь, когда он нанес ей черепно-мозговую травму, из-за которой она на следующие два года оказалась в вегетативном состоянии, стала для него последней.
Он умер от рук своего сына-психа.
Зато в ту ночь побои прекратились.
Хотел бы я испытывать более глубокое раскаяние из-за того, что слишком поздно решился защитить ее. Правда в том, что для матери, у которой есть только один любимый ребенок, которая видит сквозь маску, которую я ношу для остального мира, не знать об убийце, которым вырос ее сын, почти милосердно.
Ей, по крайней мере, не придется страдать от этой боли.
Я наклоняюсь и целую ее в прохладную щеку. Отрегулировав термостат в ее комнате, я сажусь на стул напротив ее кровати, а она рассеянно смотрит в потолок.
Все врачи и медсестры утверждают, что разговаривать с человеком в таком состоянии полезно. Это не вернет их обратно, но их подсознание слышит наши слова, наш голос, устанавливает связь с нашими эмоциями, и это помогает им выстоять.
Я никогда долго не разговаривал со своей матерью в таком состоянии. Во-первых, в моем тоне нет никаких интонаций, которые могли бы передать какие-либо чувства. И, во-вторых, рассказывать стенам о хобби, которым я заполняю свои дни, – не разумно.
Однако сегодня я лезу в сумку, стоящую у моих ног, и достаю свой альбом для рисования. Листаю страницы, пока не перехожу к недавнему рисунку Кайри.
– Это девушка, с которой я… встречаюсь, – говорю я, понимая, что мне трудно определить глубину того, что Кайри значит для меня, и навесить ярлык на наши отношения.
Я перехожу к следующему изображению, тому, которое я набросал, следя за ней возле бара, пока она выслеживала свою жертву.
– Она блестящий биолог дикой природы, – говорю я. – Умная, хитрая, очаровательная, – я хихикаю. – Очень общительная. Очень… требовательная. На самом деле, моя полная противоположность. Она – свет в моей тьме, – я провожу подушечкой пальца по затененному изгибу ее щеки. – И, кажется, что сейчас я без нее ничего не смогу сделать.
Закрыв альбом для рисования, я смотрю на женщину, которая вырастила меня, которая делала все, что в ее силах, несмотря на монстра, которого ей подарили вместо сына. Я снова беру ее за руку, чтобы попытаться согреть ее пальцы, но у меня мало тепла, которым я могу поделиться.
Все, что я смог ей дать, – это умершего мужа и страховку, гарантирующую наилучший уход. Я позаботился об этом, инсценировав последствия той ночи как вторжение в дом, будто воры украли что-то ценное.
Что касается меня, то я стал подопечным государства. В соответствии с завещанием меня поместили в школу-интернат, а какая-то бабушка со стороны мамы подписала для этого документы. В шестнадцать лет я досрочно окончил школу и считался самостоятельным. Большое наследство обеспечило мое образование в колледже.
С тех пор я был сам по себе.
– Я скоро уеду, – говорю я ей, ободряюще сжимая ее руку. – Слишком долго пробыл в этом районе. Слишком много всего произошло, так что, возможно, я не смогу навещать тебя какое-то время, но я позабочусь о тебе. Всегда, – вставая, я нежно целую ее в лоб. – Но сначала мне нужно принять одно последнее решение.
Я никогда в своей жизни ни в чем не сомневался. Я делаю выбор, основанный на выживании, а не на желании. К тому времени, как я переступаю порог своего дома, я решаюсь на одну вещь.
Первым делом в понедельник утром, уставившись на кремовый берберский ковролин, я звоню местному подрядчику. Когда парень на линии говорит, что замена ковра невозможна из-за напряженного графика и нехватки материалов, на линии воцаряется гробовое молчание.
После того, как я ударил Джека Соренсена-старшего бутылкой из-под виски по голове, впустую потратив его выпивку и обратив его ярость на себя, я подождал его в сугробе, а затем окрасил снег в красный цвет его кровью – той же самой кровью, которая течет по моим венам.
Если кто-то и виноват в генах, породивших монстра, так это человек, в честь которого меня назвали.
Это тот, кто я есть.
– Я заплачу втрое больше, – говорю я парню. – Хочу, чтобы привезли сегодня. Ключ под ковриком у входной двери, – я говорю ему адрес, затем: – Сегодня же, или позвоню вашим конкурентам из списка и предложу сумму в четыре раза больше.
Повисает продолжительная пауза.
– Какого цвета ковер вы хотите, сэр?
– Какого угодно, только не белого и не кремового.
Я завершаю звонок и запускаю приложение безопасности на своем телефоне, чтобы убедиться, что мои секреты остаются в секрете. Моя комната с трофеями надежно спрятана, но мне все равно не нравится мысль о незнакомцах, бродящих по моему дому, пока меня нет.
Для пущей уверенности я лезу в карман, чтобы дотронуться до прохладной стали «Зиппо», но снова возвращаюсь с пустыми руками. Качаю головой с жестким смешком.
– Моя злобная Лилль Мейер. Это необходимо исправить.
Я убивал ради своей матери. Я убивал ради выживания, по принуждению, чтобы утолить жажду и даже, временами, для развлечения.
Но решающая разница в том, что я бы не просто убил ради Кайри – я бы отдал свою жизнь. Черт, я бы даже позволил ей самой забрать ее.
Как только запасной ключ оказывается на месте под ковриком, я запираю дверь. Затем отправляюсь на задание, чтобы забрать свой трофей.
Глава 14
Хрящ
ДЖЕК
– Джек, у тебя найдется минутка?
Доктор Кэннон стоит в дверях моего кабинета. Морщины вокруг его темных глаз придают ему озабоченное выражение. Я киваю и встаю, застегивая пиджак, когда он входит. Он закрывает за собой дверь, оставляя нас наедине.
– Что-нибудь не так? – спрашиваю я, подсказывая ему.
Он проводит рукой по нижней половине своего лица.
– Я не хотел тебя пугать. Особенно после всего, что произошло в последнее время. Все так… напряженно. Расследование, Мейсон, и… – он опускает голову. – Доктор Томпсон. Господи, – он бормочет проклятие себе под нос. – Я все еще не понимаю, что случилось с Брэдом.
Я должен выразить сочувствие. В конце концов, я несу ответственность за Брэда. И почти за все остальное. Что ж, Кайри виновата в смерти Мейсона. Когда два убийцы охотятся на одной территории, отстаивая свои права соперничеством, ситуация неизбежно должна была выйти из-под контроля.
Главная причина почему пора уходить.
– Но именно поэтому мне нужно поговорить с тобой, – говорит Хью, его голос становится серьезным.
У меня волосы встают дыбом. Мне уже не нравится, к чему все это ведет. Скрестив руки на груди, я говорю:
– Конечно.
– Я ищу замену доктору Рот, – Хью бросает взгляд через дверь в сторону кабинета Кайри.
Я в замешательстве морщу лоб.
– Не понимаю. Ты сказал, что у нее здесь все хорошо.
– Так и есть, – говорит он, затем выдыхает. – Она лучший биолог дикой природы, который когда-либо был в этом университете.
Я хихикаю.
– Тогда я, правда, в замешательстве. В чем проблема?
Озадаченное выражение искажает его обветренные черты.
– Джек, ты требовал отстранения доктора Рот с тех пор, как она начала работать. Я предлагаю тебе то, чего ты хочешь.
Я подозрительно смотрю на него.
– Что тебе от меня нужно, Хью?
Его пристальный взгляд удерживает мой с твердой решимостью.
– Мне нужно, чтобы ты стал председателем инициативы «Будущее Уэст-Пейна в ЕТИМ20».
– Нет, – говорю я со строгой властностью. – Я не желаю оспаривать целую инициативную программу для ваших доноров.
– Это и твои доноры, – его рот сжимается. – Послушай, Джек. Ты все равно уже одной ногой за дверью, – он проходит дальше в мой кабинет. – Университет страдает из-за этого расследования. Пожертвования иссякают. Как студенты, так и профессора насторожены, напуганы. Уэст-Пейн нужно показать в хорошем свете, и общевузовская инициатива по привлечению новых талантов со всего мира поможет нам.
Я выпрямляю спину, вытягиваясь во весь рост.
– Это может занять месяцы.
– Месяцы, когда тебе не нужно беспокоиться об очередном инциденте с криофризером, – говорит он.
Я прочищаю горло.
– На самом деле это была вина Мадлен.
Он расправляет плечи.
– Это моя лучшая попытка найти компромисс, Джек. Ты оставишь меня с неразберихой в отделе, когда уйдешь. Итак… – он поворачивается и берется за дверную ручку, прежде чем посмотреть мне прямо в глаза. – Сделай это, и я не буду продлевать контракт с доктором Рот. Ты можешь сам выбрать, кто займет ее место.
Хью в отчаянии. Я был так сосредоточен на Кайри и Хейзе, что не заметил их влияния на университет. Год назад – черт возьми, неделю назад – ничто из этого не повлияло бы на меня. Это было бы просто еще одной причиной исчезнуть. Чем скорее, тем лучше.
От разговоров о моем предстоящем переводе у меня сводит челюсти, мысль закапывается глубоко внутрь. Я несправедливо относился к Кайри последние несколько лет, и сомневаюсь, что сейчас можно что-то сделать, чтобы исправить это, но я готов попытаться.
– Когда заканчивается контракт доктором Рот? – спрашиваю я, меняя позу.
– Через три месяца.
Три месяца. Мне потребовалось три года, чтобы увидеть ее – по-настоящему увидеть; тьму, скрытую в тенях, отбрасываемых ее светом, боль, которую она превратила в оружие, боль, за которую я частично несу ответственность, – и всего за три коротких месяца я могу потерять ее.
Этого не случится.
Я провожу рукой по галстуку.
– Значит, вам все равно понадобится доктор Рот для участия в инициативе ЕТИМ.
Он устало вздыхает.
– Да, это будет неприятный разговор. Мне не нравится просить об этом доктора Рот, зная, что вскоре после этого я уволю ее.
Я медленно киваю.
– Я поговорю с доктором Рот о ее участии в программе.
Его голова откидывается назад, шок очевиден по расширившимся глазам.
– Спасибо, Джек. Я буду признателен.
Как только Хью выходит из моего кабинета, я смотрю на Кайри. Она разговаривает по видеосвязи. Вероятно, с донором, судя по ее яркой, солнечной улыбке.
С хищной сосредоточенностью я наблюдаю, как она проводит ладонями по бедрам, разглаживая складки на своей узкой юбке-карандаш, затем скрещивает ноги. Как она откидывает голову назад со смехом.
И вдруг я выхожу из своего кабинета и пересекаю коридор.
Я вхожу без стука, чем зарабатываю обеспокоенный взгляд от нее, когда ее бледно-голубые глаза находят мои.
– Абсолютно, – говорит она человеку, не сводя с меня пристального взгляда. Она нажимает кнопку отключения звука на клавиатуре. – Что не так?
Я ничего не говорю, иду в угол и переключаю настройку пленки на стеклянных прозрачных стенах. Туманно-белая перегородка мгновенно скрывает ее кабинет, оставляя нас в уединенном коконе.
Из динамиков доносится женский голос, привлекающий ее внимание, и она смотрит на монитор и отключает звук на линии.
– О, извините, миссис Ванден. Почту принесли. На чем мы остановились?
Крадучись, я подхожу к столу Кайри и снимаю свой блейзер. Вешаю одежду на спинку кожаного кресла, пиная ножки, чтобы убрать его с дороги. Закатываю рукава рубашки.
Кайри изо всех сил старается уделить все свое внимание миссис Ванден, но ее взгляд скользит по мне, прежде чем вернуться к женщине на экране. Я не могу сдержать дьявольской улыбки, которая кривит мои губы, когда я опускаюсь на колени перед ее столом и заползаю под него.
– Джек… – шипит она.
– Делай свою работу, Кайри, – я обхватываю рукой ее лодыжку и ловко раздвигаю ее ноги.
– Верно, – говорит она, и в ее голосе чувствуется дрожь. – Мы так многого достигли, пока я была в Уэст-Пейне.
Нависая над ее коленями, я просовываю пальцы под обтягивающий подол ее юбки и приподнимаю ткань до ее красивых округлых бедер, мое горячее дыхание касается ее кожи, я вдыхаю аромат ее дорогого жасминового лосьона для тела.
Ее колени остаются сомкнутыми, пока она отвечает на один из ненужных вопросов миссис Ванден, и я прикусываю нежную кожу над коленом. Она с придыханием вздрагивает, и я в полной мере пользуюсь тем, что Кайри занята своими мыслями.
Еще раз слегка прикусив ее бедро сбоку, я просовываю руку ей между колен. Она борется со мной в течение бесполезной секунды, пока борьба не привлекает внимание женщины на экране.
– Доктор Рот, все в порядке?
– Конечно. Помехи какие-то…
Я с силой раздвигаю ее бедра.
– Вы немного пропадаете. Извините, – Кайри прочищает горло, скрывая мой одобрительный стон, когда я проталкиваюсь между ее мягкими бедрами. – Я говорю, наши бассовые поля – третья по величине исследовательская ферма в стране.
Голод сжигает мою угасающую сдержанность при виде ее идеальной киски, обтянутой тонким материалом стрингов. Я словно одержимый, зарываюсь лицом между внутренней поверхностью ее бедер и зажимаю ткань зубами, затем облизываю грубый шов, обводя контур ее сладкого клитора.
Я вознагражден ощущением ее промокших трусиков, теплом, пробуждающим ненасытное желание, когда ее бедра прижимаются к моим вискам, что заставляет меня жадно ласкать ее клитор через эти чертовы мокрые трусики, как изголодавшегося зверя.
Меня не волнуют первобытные стоны, вырывающиеся на свободу, поскольку я ставлю своей задачей услышать ее тихие гортанные всхлипы. Кайри ослабляет хватку на моей голове, вонзая каблук своей туфли-лодочки мне в бедро.
Я стону напротив ее мягких губ, боль восхитительно дразнит. В ответ я обхватываю рукой ее попку. Другой рукой отодвигаю край ее трусиков и зубами разрываю ткань.
– Джек… – ее руки зарываются в мои волосы, пальцы скручиваются, а ногти царапают кожу головы.
– Джек? – спрашивает женщина. – О, доктор Соренсен. Я слышала ропот среди членов комитета о том, что он будет участвовать в инициативе ЕТИМ в Уэст-Пейне. Это будет таким замечательным удовольствием.
Звонкий смех срывается с приоткрытых губ Кайри.
– К сожалению, я могу заверить вас, что доктор Соренсен не будет возглавлять никаких инициатив.
– Что ж, это очень плохо. Его присутствие было бы очень важно для комитета.
Ее гладкая киска открыта для меня, я беру ее клитор в рот.
Кайри делает все возможное, чтобы скрыть стон.
– Ммм-хмм. Да, что ж, доктор Соренсен – одиночка. Блестящий специалист, безусловно. Но не силен в общении.
– Да ну, – отвечает женщина. – Он такой очаровательный, когда удается его разговорить.
– Ммм, – произносит Кайри нараспев, ее грудь поднимается, она пытается выровнять дыхание.
Погружаясь в ее мокрую киску, я пробую ее на вкус, трахая ее влагалище своим языком. Мой член напрягается, упираясь в зубцы молнии, я никогда еще не хотел ее так сильно.
Она испускает протяжный вздох, поглаживая пальцами мой затылок, пытаясь унять дрожь, пробегающую по ее телу. Пытаясь замедлить мой жадный язык, она снова вонзает каблук мне в ногу.
Я отступаю ровно настолько, чтобы снять с нее каблуки и зашвырнуть их под стол. Затем обхватываю руками ее лодыжки и подтягиваю ее задницу ближе к себе на стуле.
Ее визг пугает миссис Ванден, и я прячу свой смех в киску Кайри, лакая сладкие соки с жадным, гедонистическим удовольствием.
– О боже… – она выгибает спину, поднимая руку, неловко потягиваясь, что заставляет меня улыбнуться, прижавшись к ней. – То есть… конечно, вы правы. Какая замечательная идея, миссис Ванден. Я обязательно передам ваше предложение доктору Кэннону, – она дергает меня за волосы. – Приношу извинения, но давайте обсудим это позже. Видимо, у меня проблемы со связью.
– О… Ладно. Пожалуйста, передайте привет доктору Кэннону…
Кайри завершает видеозвонок.
– Господи, Джек. Ты до сих пор пытаешься добиться моего увольнения?
Я резко останавливаюсь от ее обвинения, чувствуя легкий укол неуверенности. Это проходит так же быстро, и я беру ее за задницу обеими руками и подтягиваю к краю стула.
– Тащи сюда свою чертову попку и оседлай мое лицо, Лилль Мейер, – я обхватываю ее предплечьем за талию и стаскиваю со стула, опуская на пол вместе с собой.
Я приглушаю ее визг рукой, затем двигаю ее так, чтобы ее бедра оказались по обе стороны от моей головы.
– Потрись своей идеальной киской о мой язык.
Она упирается руками в край стола, чтобы не упасть, когда я прижимаю ее к своему рту.
– Что это значит? – спрашивает она, затаив дыхание.
Я улыбаюсь, прижимаясь к ней.
– Я думал, ты достаточно умна, чтобы понять, как тереться своей киской, доктор Рот…
– Джек… – она тянет меня за волосы.
Я издаю стон, мой взгляд приковывается к ее, когда она смотрит на меня сверху вниз.
– Маленькая жрица, – говорю я, затем толкаю ее бедра вперед, погружая свой язык глубоко внутрь нее.
Ее бедра покачиваются короткими сексуальными движениями, от которых моя кровь воспламеняется, и я покусываю клитор, прежде чем провести языком, а затем втянуть его в рот, наслаждаясь ее хриплыми стонами, которые она не может сдержать.
Ее бедра дрожат, когда я поднимаю руку и обхватываю ее грудь, находя заостренный бутон соска под шелковистой блузкой. Затем другой рукой хватаю ее бедро и сильнее прижимаю к своему рту, запуская пальцы в тугой карман ее юбки, когда она вздрагивает от безмолвного, надвигающегося оргазма.
Насаживаясь на меня сильнее, она достигает оргазма, выкрикивает мое имя, и я позволяю ей впиться зубами в мою руку, пока она бьется об меня. Я просовываю свой язык глубоко внутрь, жадно исследуя пульсирующую, набухшую плоть, пока она приближается к кульминации.
Когда она кончает, ее грудь поднимается и опускается в соблазнительных вдохах, ноги дрожат, я хватаю ее за талию и приподнимаюсь, прижимая ее к своим бедрам.
Она вскрикивает, затем устраивается на моем торсе.
– Спасибо за предупреждение.
С мрачной ухмылкой я протягиваю руку и забираю ее туфли. Надеваю их обратно ей на ступни.
– Можно мне надеть трусики? – спрашивает она, хватаясь за край стола, чтобы подтянуться и встать. Она опускает юбку до колен. – Или я должна весь день ходить без них, доктор Соренсен?
Я поднимаюсь на ноги, становлюсь над ней, обхватываю ее затылок и наклоняю ее лицо к своему.
– Да. Я хочу, чтобы ты весь день не забывала о своей обнаженной киске, думая о том, как я пробовал тебя на вкус, и о том, как позже вечером я затрахаю тебя до бесчувствия.
Затем я целую ее, долго и чувственно, уже изголодавшись по вкусу ее рта, смешивающемуся со вкусом ее киски, такому восхитительному.
Когда отстраняюсь, я выдерживаю ее взгляд и шепчу:
– Оставлю это себе, – поднимаю ее порванные трусики, прежде чем засунуть их обратно в карман.
– Какой ты настырный, – язвит она.
Я вытираю рукой рот, чтобы скрыть улыбку, затем надеваю пиджак, прежде чем направиться к двери.
– Сегодня вечером? – спрашивает она, и в ее бодром тоне слышится нотка нерешительности.
Я останавливаюсь у двери.
– Ты знаешь, где я живу.
Она насмешливо склоняет голову набок.
– Еще бы.
– Как это похоже на преследование с вашей стороны, доктор Рот, – я подмигиваю. – Будь у меня в пять.
На ее лице мелькает что-то неуверенное, прежде чем она маскирует это милой улыбкой, затем кивает. Я наблюдаю, как она проводит ладонями по юбке, чтобы разгладить ее еще больше, ее рука останавливается на пустом кармане.
Я открываю и затем закрываю крышку зажигалки. Щелк. Щелк. Щелк. Щелк.
– О, и еще, доктор Рот, ты будешь участвовать в инициативе ЕТИМ. В которой участвую и я. Ты мой главный профессор.
Она приподнимает бровь.
– Все это очень нехарактерно для великого доктора Джека Соренсена. Должна ли я беспокоиться?
Я закрываю свою зажигалку «Зиппо» и кладу в карман. Теперь, когда о теле Себастьяна позаботились, агент Хейз скоро будет далеко от нее, и мое окончательное решение о том, как эта безжалостная женщина вписывается в мою жизнь, – возможно, я действительно испытываю некоторое облегчение.
Облизывая губы, чтобы еще раз ощутить ее вкус, я говорю:
– Возможно, твоя раздражающая позитивность передается и мне. Давай кончай со всеми делами, и обязательно приходи сегодня вечером подготовленной к передаче Тандердома. Акцент на слове «кончай».
Затем я достаю свой телефон из кармана и открываю аудиозапись Кайри. Повернув телефон так, чтобы она могла видеть экран, я удаляю файл.
Ее пристальный взгляд ловит мой, в блестящих бледно-голубых глазах затаился вопрос. В этот самый момент, когда Кайри слишком ошеломлена, чтобы говорить, я решаю избавиться от бедренной кости Мейсона. Я знаю свою натуру, на что я способен – и я не хочу, чтобы в моем распоряжении было что-то, что может как-то повлиять на нее.
Я оставляю ее стоять в центре комнаты, довольную и раскрасневшуюся, может быть, даже взволнованную, и выхожу из кабинета.
Когда я возвращаюсь к себе, Хью проходит мимо меня по коридору.
– Все уладил с доктором Рот? – спрашивает он.
Я коротко киваю в знак подтверждения.
– Я позаботился о ней.
– Отличная работа, Джек.
Ухмылка искривляет мои губы.
Все еще ощущая соблазнительный вкус Кайри на языке, я расстегиваю пиджак и сажусь за стол, чтобы включить экран ноутбука. Несколько дней назад я нанял частного детектива, чтобы он кое-что разузнал об агенте Хейзе. Неуверенный в том, что он найдет, я не мог избавиться от навязчивой мысли, что что-то не так. Особенно когда дело касается его интереса к Кайри.
Электронное письмо в верхней части почтового ящика подтверждает это подозрение и многое другое, снова нагнетая напряжение взамен такому недолгому облегчению. Существам, подобным нам, недолго светит Фортуна. Где бы мы ни прятались, темнота всегда находит нас.
Глава 15
Голубой
КАЙРИ
Я уже много раз стояла на этой улице раньше. Я наблюдала за ним из тени. Я медленно ехала по широкой, обсаженной деревьями дороге. Я видела их в любое время года, в любом цвете, при дневном освещении и в темноте ночи.
Но я никогда не осмеливалась подойти к входной двери дома Джека Соренсена.
Я неподвижно стою на тротуаре, прохладный осенний ветерок обдувает мои щеки и откидывает волосы с плеч. Может быть, Джек уже видит меня. Он может наблюдать, как я пытаюсь убедить себя вызвать второй Убер и вернуться домой. Это то, что я должна сделать.
Но уже знаю, что не сделаю.
Магнетическая сила его присутствия притягивает меня к себе, как привязь в груди, приказывая мне переставлять одну ногу за другой, пока я не окажусь у двери.
Не думаю, что я когда-либо испытывала такой трепет по поводу простого куска дерева. Мне требуется добрых тридцать секунд, прежде чем я, наконец, вытаскиваю руку из глубин кармана и нажимаю кнопку дверного звонка. Если Джек наблюдал изнутри, у него хватило такта подождать минутку, прежде чем открыть дверь.
