Текст книги "Больше, чем мы можем сказать (ЛП)"
Автор книги: Бриджит Кеммерер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
я в более выигрышном положении и знаю, что делаю. Он борется до тех пор, пока я не
усиливаю хватку.
– Перестань бороться и я тебя отпущу, – говорю я.
В ответ он пытается врезать мне локтем по ребрам.
– Рев! – кричит Эмма. Она все еще тяжело дышит. – Рев...
– Иди ко мне в дом, – говорю я ей напряженным от усилия голосом. – Скажи моим
родителям, где мы.
Она поворачивается и бежит. Мне нравится это ее качество – никаких сомнений.
Никаких расспросов.
Мэтью, наконец, успокаивается. Его дыхание хриплое и прерывистое.
– Отпусти меня.
– У тебя есть оружие?
– Иди к черту.
– Ты хочешь, чтобы я тебя отпустил, или нет?
– У меня ничего нет, – рычит он. – Пусти меня.
Я отпускаю. И он тут же вскакивает на ноги, пытаясь снова удрать.
Я хватаю его за руку. Он разворачивается и бьет меня кулаком прямо в лицо.
Искры сыплются у меня из глаз. Он освобождается.
Но я все еще быстрее него. Я снова валю его на землю, и в этот раз прижимаю его
более усердно. Я обхватил его шею рукой и прижал его к земле своим весом. Он даже
пошевелиться не может.
Челюсть болит. Никто не бил меня с такой яростью, кроме моего отца. Темная
мысль о том, что я мог бы сломать Мэтью шею прямо сейчас, вспыхивает у меня в мозгу.
– Рев! – Голос Джеффа. – Рев! Отпусти его!
Я открываю глаза. Не помню, чтобы я их закрывал. Пальцы Мэтью впиваются мне
в плечо, почти что в панике.
Джефф, Кристин и Эмма стоят под дождем, таращась на нас. Текси рвется с
поводка, отчаянно лая. Эмма едва ее удерживает.
– Рев, милый, – говорит Кристин. В ее голосе слышится тревога. Она касается
моего плеча. – Рев, отпусти его.
Я отпускаю Мэтью. И падаю назад в траву.
В этот раз Мэтью не убегает. Он издает хриплые звуки, кашляя в траву.
Я это сделал. Я причинил ему вред.
Стыд бьет меня, словно паровой молот.
Джефф и Кристин подходят к Мэтью. Хорошо. Сейчас я не заслуживаю их
внимания. Я не могу смотреть на них.
– Эй. – Голос Эммы раздается прямо рядом со мной.
Я поворачиваю голову и вижу, что она сидит на корточках в траве рядом со мной.
Техас тычется носом мне в лицо и начинает облизывать мне щеку. Она болит, и я гадаю, идет ли кровь. Я отпихиваю морду собаки.
– Ты в порядке? – спрашивает Эмма.
– Нет, – говорю я. – Не в порядке.
Я поднимаюсь на ноги.
Эмма касается моей руки.
– Я все еще здесь, – шепчет она.
– Я знаю. – Я не хочу на нее смотреть.
Она хмурится и чуть склоняется вперед.
– Рев, ты...
– Не надо. – Хотел бы я, чтобы она ничего этого не видела. – Я чертовски
облажался, Эмма.
– Но...
– Пожалуйста, иди домой. Пожалуйста, забудь о том, что здесь произошло.
Пожалуйста... – Мой голос срывается. Я не могу больше это выносить.
– Рев, – ласково произносит она мое имя, – все в порядке. Я могу остаться.
Я заставляю себя открыть глаза. Джефф и Кристин помогают Мэтью подняться.
Я не знаю, что они будут делать.
Я не знаю, что теперь произойдет.
Но я знаю, что не хочу, чтобы она это видела. Я провожу мокрой рукой по лицу.
– Пожалуйста, Эмма. Пожалуйста, просто уходи.
– Ладно, – говорит она мягко. – Вот.
Она снимает мою куртку. Она падает мне на колени.
Куртка теплая и пахнет ею, что-то фруктовое, типа апельсинов и солнца.
Дождь смывает это тепло и запах.
– Ты уверен? – спрашивает она.
Я задерживаю дыхание. Я ни в чем не уверен.
«Я все время беспокоюсь, что унаследовал его жестокость».
Так и есть. Она все время ждала своего часа внутри меня.
Я киваю.
– Иди. Я справлюсь.
– Ладно.
И это все. Она разворачивается и уходит со двора.
Глава 17
Эмма
Дорога домой кажется бесконечной, хотя мы живем всего в пяти кварталах друг от
друга. Мне все еще хочется вернуться, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Мою
руку покалывает там, где мои пальцы переплетались с его.
Он так много рассказал мне о своей жизни – но все, что произошло под дождем, показывает, что многое еще остается загадкой.
Этот мальчик – его брат? Рев не упоминал о брате вовремя всего разговора о своем
отце и всех тех годах жестокости, которые ему пришлось пережить.
У меня голова идет кругом. Неделю назад вся моя жизнь имела смысл. Сейчас же
ничего не имеет смысла.
Я никогда раньше не видела, как дерутся парни. В кино все выглядит
захватывающе, с четкими позициями. Хороший и плохой парень. Эта же драка была
грязной и пугающей, и я совершенно не могла понять, что происходит.
И теперь я иду домой одна. По крайней мере дождь затих и превратился в мелкую
морось.
Я вздрагиваю и перехожу на мелкий бег. Мне придется пролежать как минимум час
в горячей ванне, только чтобы вытравить холод из костей. Когда я сворачиваю на свою
улицу, даже Техас немного отстает. Для нее эта ночь тоже была полна волнений.
Машины обоих моих родителей стоят на дорожке. Свет на первом этаже включен.
Я почти что падаю на дорогу. Мой отец дома? В обычное время?
– Идем, Текси. – Я бросаюсь к двери, взлетая по ступеням крыльца.
Они как раз внутри, сидят в гостиной. Оба удивленно поднимают взгляды при моем
появлении.
Мама хмурится.
– Эмма. Что с тобой случилось? – Ее взгляд падает на мои ботинки, перепачканные
грязью от приключения на заднем дворе Рева. – Ты что, гуляла в грозу?
А где, по ее мнению, я была?
– Ага. – Я запыхалась. – Попала под дождь с Текси. Что происходит?
Она переглядывается с отцом.
– Мы обсуждали некоторые вещи, и оба пришли к согласию, что нужны кое – какие
изменения, чтобы сохранить спокойствие...
– Спокойствие? – спрашиваю я.
Она кивает.
– Между нами всеми.
– Катарина. – Голос моего отца звучит низким шепотом. Его тон мягкий.
Спокойный. – Почему бы тебе не позволить ей сперва переодеться?
Спокойствие. Оно так непривычно в этом доме, что мне хочется лечь на пол и
наслаждаться им.
– Ладно. – Я бросаю поводок на крюк у двери и скидываю кроссовки. – Ладно.
Дайте мне пару минут.
Ванна может подождать. Я взбегаю вверх по лестнице и сбрасываю мокрую одежду.
«Нужны кое – какие изменения, чтобы сохранить спокойствие. Между нами
всеми».
Она могла бы составить подробный график обязанностей, и я бы согласилась на
это. Я буду готовить каждый день, если это означает, что ее придирки прекратятся. Нам
придется питаться макаронами с сыром, но как угодно. Я буду пылесосить каждый вечер, если это значит, что папа будет приходить домой в подобающее время.
Они предлагают внести изменения. Я это чувствую.
Может быть, я смогу показать отцу OtherLANDS. Может быть, он, наконец, сможет
уделить мне несколько минут.
Он будет так горд. Он будет так горд.
Мне приходится смахнуть слезу. Я не знаю, что он сделает, но это будет
потрясающе.
Они все еще не орут друг на друга. Никто из них не пьет. Не могу в это поверить.
Может быть, они провели весь день у семейного психолога! Может быть, они, наконец, научились эффективно общаться.
Я даже не знаю, подходит ли моя одежда, но она сухая. Я почти что скатываюсь
вниз по лестнице, чтобы вернуться к ним.
Они снова удивленно смотрят на меня.
Мне нужно успокоиться.
– Простите. – Я падаю на диван. – Я просто рада, что вы оба дома.
Они снова переглядываются между собой.
– Эмма, – произносит отец мягким голосом.
– Эмма, – говорит мама.
И тут комната сдвигается. Наклоняется. Меняется.
Что-то здесь не так.
– Что происходит? – спрашиваю я.
– Это не работает, – говорит мама. Ее голос убийственно тихий.
– Мы больше не можем так продолжать, – говорит мой отец.
Мое сердце стучит у меня в висках. Я не слышу, что они говорят. Не слышу ничего.
– Эмма?– Тон моей мамы приобретает ту знакомую нотку нетерпения. – Эмма, ты
понимаешь, о чем мы тебе говорим?
– Ты только что сказала, что вы хотите внести изменения. Вы хотите сохранить
покой.
– Мы хотим, – говорит мама.
– Мы разводимся, – говорит отец.
Я наблюдала, как Рев преследует того мальчишку под дождем. Мальчик бежал, и
Рев набросился на него, всем весом, и повалил на землю.
Вот на что это похоже.
Не знаю, как я держусь на ногах. Кажется, меня сейчас вырвет.
Я пытаюсь заговорить, но в горле встал ком.
– Я собираюсь захватить пару вещей и остановиться у Кайла, – говорит отец. Кайл
– еще один тип, который работает на Axis Games.
– Не делайте этого, – шепчу я.
– Я говорила твоему отцу, что нам придется выставить дом на торги. – Мама
поджимает губы. – Мы не можем себе позволить выплачивать ипотеку и содержать
квартиру...
– Ты не могла подождать, прежде чем мы начнем обсуждать финансовый вопрос? –
Отец вдыхает и трет затылок. – Ей не нужно знать все в деталях...
– Ну, кому-то нужно позаботиться о деталях, – рявкает мать.
– Естественно, – фыркает отец. – Ты ведь так хороша в деталях.
– К счастью для тебя, или у нас не было бы ничего. Мне придется протащить тебя
через этот развод так же, как я протащила тебя через все остальное.
– Ты не можешь попросить кого-нибудь из своих друзей – медиков прописать тебе
что-нибудь, чтобы сделать тебя не такой контролирующей...
– Не смей оскорблять меня при моей дочери.
Ее дочери. Ее дочери.
– Я не твоя дочь, – рявкаю я. – А его. – Я смотрю на отца. – Я тоже могу собрать
вещи.
Он ошеломлен.
– Эмма... милая... Я собираюсь жить у Кайла. У него даже нет второй комнаты. Я
буду спать на диване...
– Я могу спать на полу.
Мама презрительно фыркает.
– Ты туда не поедешь.
– Я не хочу быть здесь, – ору я. – Ты не понимаешь? Я не хочу оставаться здесь с
тобой.
Ее лицо слегка бледнеет. Она выглядит пораженной.
– Эмма...
– Катарина. Прекрати. – Отец смотрит на меня. – Эм. Прости. Тебе придется
остаться здесь. Когда я найду свое жилье, мы можем поговорить...
– Она не будет с тобой жить. – Мама пришла в себя и ее голос холодный, как лед.
Даже сейчас она пытается меня контролировать. Даже в этом. Я не могу говорить.
Мои ноги отказываются двигаться. Может быть, я могу снова подняться к себе и
проиграть все заново. Я могу снова спуститься вниз и у нас будет совершенно другой
разговор.
Я однажды видела это изображение в Интернете. Это была картинка с надписью:
«Если ты видишь это, ты был в коме двадцать лет, и мы пробуем новый способ
достучаться до тебя. Пожалуйста, очнись».
Я таращилась на нее целую минуту.
Никогда в жизни я еще так не хотела, чтобы это было правдой.
Очнись. Очнись. Очнись.
Мои родители все еще спорят. Я все еще здесь. Или не здесь.
– Вы можете... – Мой голос срывается. Они меня даже не слышат. – Вы можете...
можете пойти к семейному терапевту?
– Мы у него были, – говорит мама.
– Вы – что?
– Целый последний год, – говорит отец. – Это не работает, Эмэндэмс. Нам придется
это сделать.
Прозвище – словно удар в лицо.
Теперь я очнулась.
– Не называй меня так, – шиплю я. – Никогда больше не называй меня так.
– Эмма...
– Вы оба такие эгоисты. – Я направляюсь к лестнице.
– Вернись! – орет мать.
– Оставь ее, – говорит отец. – Дай ей осмыслить все это.
Ненавижу его. Ненавижу ее.
НЕНАВИЖУ ИХ.
В моей комнате холодно и тихо. Лампочки на роутере мигают. Текси сворачивается
рядом со мной и тычется носом мне под руку.
Я игнорирую ее и открываю лэптоп.
Вот они мои сообщения. Сообщение, на которое мой отец так и не ответил.
Напряженная переписка с Кейт. Она живет с родителями, которые так влюблены
друг в друга, что мне хочется блевать каждый раз, как я бываю у них. Ее мать
комментирует и лайкает все ее видео по макияжу, черт возьми. Последнее, что мне сейчас
нужно, – это предложение поесть шоколадных блинчиков или чтобы кто-то меня обнял, и
все это меня ожидает в доме Кейт.
Спустя мгновение вся моя переписка с Ревом также отображается на экране, загруженная с моего телефона.
Вы с отцом близки. Одно из его последних сообщений. Час назад эти слова
согревали меня изнутри.
Сейчас они похожи на расплавленную лаву, которая плавит мои органы.
Он, может, и поймет – но все, что я слышу в своем сознании – это его прощальные
слова.
Иди. Я справлюсь.
Ему я тоже не могу написать.
Мой отец стучит в дверь.
– Эмма. Пожалуйста. Поговори со мной.
Его голос всегда такой тихий, что соответствует его пофигизму. Раньше я думала, что это признак силы, что он может ко всему относиться спокойно.
Сейчас же меня это только бесит. Я надеваю свою игровую гарнитуру. Толстые
наушники заглушают любые звуки.
– Эмма, – зовет отец.
Я вхожу в OtherLANDS.
И там, прямо на верху экрана, меня ждет новое сообщение от Nightmare.
Суббота, 17 марта 9:36 вечера
От: N1ghtmare@re4
Кому: Azure M
Ты меня игноришь?
У этого сообщения так же есть прикрепленный документ. Все тот же снимок
голого, связанного аватара, но теперь ее голова взорвана. Графическая работа на удивление
реалистична.
Ярость наполняет каждую клеточку моего тела. Если раньше мои внутренности
разъедала расплавленная лава, сейчас она превратилась в осколок сверхновой звезды в
центре моей груди.
Я не раздумываю над этим. Я печатаю ответ.
Суббота, 17 марта 10:47 вечера
От: Azure M
Кому: N1ghtmare@re4
Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ.
Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ.
Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ.
Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ.
Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ.
ОСТАВЬ МЕНЯ В ПОКОЕ.
Я его блокирую.
Затем захлопываю лэптоп. Я падаю на кровать и ору в подушку.
Я кричу так громко и так долго, что забываю, на что похожа тишина.
Я кричу до тех пор, пока не начинаю задыхаться.
А затем меня накрывает тишина. Такая тишина, что я едва могу ее вынести.
Я не знаю, где мои родители. Мне плевать. Плевать.
Телефон гудит. Я почти роняю его.
Сейчас почти одиннадцать часов. Я надеюсь, что это Кейт, хотя и знаю, что это
невозможно. И немного надеюсь, что это Рев.
Нет. Это сообщение с 5Core.
Мгновение я в панике, что Nightmare прислал ответ, но это не он. Это Итан.
Итан_717: Ты сегодня онлайн? Не хочешь зайти в OtherLANDS или Гильдию
Воинов?
Я такая дура. Я начинаю рыдать.
Я громко всхлипываю, но все же захожу в игру. Мама стучит в дверь.
– Эмма. Могу я с тобой поговорить, пожалуйста?
– Зачем? – ору я. У меня истерика. – Чтобы ты могла сообщить мне, какая я
бездельница? Или ты хочешь рассказать мне как опасны компьютерные игры? Или какой
лузер мой отец? Я ничего не забыла?
– Эмма. – Ее голос настолько тихий, что я едва ее слышу. – Эмма...
– Забудь! – ору я. – Уходи.
Затем я вспоминаю кое-что еще.
– Если ты вырубишь Интернет, я взломаю твой лэптоп и все на нем удалю.
– Эмма. – Ее голос звучит резко.
Я врубаю музыку на полную катушку, чтобы заглушить ее крики. Музыка настолько
громкая, что больно ушам.
Я ищу Итана_717. Он онлайн. Я посылаю ему групповой запрос.
Он не отвечает, но открывает ссылку на приватный чат.
Итан_717: Я уже в группе. Хочешь, добавлю тебя?
Конечно. Можно подумать, я присоединюсь к группе, открыто рыдая.
Azure M: Нет. Все нормально.
Затем я сижу и таращусь на экран. Слова моих родителей крутятся у меня в голове.
Развод.
Нам придется выставить дом на торги.
Мы не можем себе позволить выплачивать ипотеку и содержать квартиру.
Развод.
Развод.
Развод.
Экран мигает частным групповым запросом.
Я посылаю Итану быстрый ответ.
Azure M: Я сейчас правда не могу играть в группе.
Итан_717: Все в порядке. Здесь только я.
О. Я нажимаю «Вступить».
Его голос теплый у меня в ухе.
– Что стряслось?
Я не хочу говорить. Я просто хочу играть.
Но затем я вдыхаю и начинаю рыдать. Я все ему рассказываю. О маме. Об отце. Об
их разводе. О Nightmare и его сообщениях.
Я говорю долго.
– Прости, – говорю я, когда заканчиваю. – Я не хотела грузить тебя всем этим.
– Не извиняйся. – Он глубоко вздыхает. – Мне жаль по поводу твоих родителей. –
Пауза. – И из-за того типа.
– Все нормально, – всхлипываю я. – Я продолжаю его блокировать. В конце концов
ему это надоест.
– Возможно. – Он делает паузу. – Я могу чем-то помочь?
Я думаю о том чувстве, когда пальцы Рева переплетались с моими. Я вытираю
щеки и выключаю музыку. Моих родителей не слышно.
– Мы можем просто поиграть? – спрашиваю я.
– Абсолютно.
Так что я загружаю миссию, чтобы именно это и сделать.
Глава 18
Рев
Время снова после полуночи.
И я снова не сплю.
В доме повисла тишина, но это обманчивая тишина. Никто не спит. Джефф и
Кристин разговаривают, их голоса приглушенным гулом доносятся из коридора. Дверь в
комнату Мэтью закрылась некоторое время назад, но я знаю – просто знаю – что он не
спит.
Моя челюсть начала болеть чуть сильнее, но я рад этой боли. Когда я был ребенком, мой отец всегда говорил, что боль это зло, покидающее тело, и сейчас я нахожу в этом
некоторое утешение.
Я не разговаривал с Джеффом и Кристин. После того, как они отвели Мэтью в дом, я отправился прямо к себе в комнату, пока они заботились о нем на кухне.
У него не было ножа. Я напал на него просто так, а у него не было ножа.
Я не могу видеть его. Я не хочу смотреть ему в лицо. Я сказал, что не стану
доставать его, а потом напал на него.
«Ты был так сильно искушен?»
Слова из сообщения моего отца преследуют меня. Меня соблазнили? Кто меня
искушает? Я чувствую это давление, удовлетворить каждого, но не могу этого сделать. Все
так запутано.
Я продолжаю прокручивать в уме тот момент под дождем в темноте, когда я знал, что могу навредить ему. Интересно, знает ли об этом Мэтью. Мог ли он это почувствовать.
А также все это произошло на глазах у Эммы.
Стыд прочно осёл у меня в животе, темным и скребущим чувством, которое никак
не оставит меня в покое.
Мне нужно извиниться. Я не знаю, как извиниться за то, кто я таков.
Кто-то стучит в мою дверь. Звук очень мягкий, поэтому я думаю, что это Кристин.
– Заходи.
Я ошибся, это Джефф. Его фигура заполняет дверной проем, оставляя позади него
темноту и тени.
– Я думал, ты уже спишь, – говорит он.
Я качаю головой и изучаю покрывало на своей кровати. Я даже не ложился. В
последнее время сон превратился в неуловимое существо.
– Можно мне присесть? – спрашивает он.
– Да.
Он садится на стул у письменного стола и разворачивает его лицом ко мне.
– Приличный синяк. – И прежде, чем я успеваю что – Либо ответить, он
поворачивает голову и кричит в сторону коридора: – Эй, Крис, ему нужен пакет со льдом.
Я стискиваю челюсти, но это больно, так что я заставляю себя расслабиться.
– Мне не нужен лед.
– Уж поверь мне.
Кристин появляется в дверях с упаковкой льда, обернутого полотенцем. Она
бросает на меня быстрый взгляд и меняется в лице.
– Ох, Рев, ты должен был сказать. Мы все это время разговаривали, и я даже не
подумала...
– Я в порядке. Все нормально.
Она входит в комнату и садится рядом со мной, затем прикладывает пакет льда к
моему лицу.
– Я даже не думала, что он так сильно тебя ударил.
– Перестань. – Я отвожу ее руку и сам держу лед у синяка. Я не хочу, но иначе она
снова возьмет его. – Я в порядке.
Она кладет руку мне на плечо.
– Ты не в порядке.
Я замираю. Я не знаю, что это значит.
Мое дыхание учащается.
– Мы не хотели, чтобы это произошло, – говорит она тихо. – Когда мы сказали
Бонни, что будем рады, если Мэтью останется с нами, думаю, мы не задумывались о том, что это будет значить для тебя.
Мне требуется достаточно много времени, чтобы осмыслить эти слова.
Они здесь не для того, чтобы орать на меня.
Они не злятся.
В каком-то смысле, это даже хуже.
Я опускаю лед.
– Перестань. Пожалуйста.
– Рев...
– Я напал на него. Разве вы не понимаете? Я причинил ему вред.
– Ты не причинил ему вреда. – Кристин склоняется ко мне. Ее голос такой
ласковый. – Ты не дал ему навредить тебе. Ты не дал ему сбежать... что могло быть
гораздо хуже.
Они не смогут представить это по-другому. Я знаю, что я сделал. Я знаю, что я
чувствовал.
– Рев. Милый. – Она обнимает меня рукой за плечи. – Ты не...
– Я это сделал. – Я отодвигаюсь от нее. Это движение полно страха и ярости, и я
тут же жалею об этом.
Я обхватываю себя руками.
– Прости. Прости. – У меня срывается голос, и я ожидаю, что Джефф схватит меня, чтобы защитить Кристин.
Он этого не делает. Он пододвигает стул ближе ко мне.
– Рев. Посмотри на меня.
Я не хочу на него смотреть, но он говорит тем тоном, который не терпит
возражений. Глубоким и твердым. Я смотрю на него и встречаюсь с ним взглядом.
– Ты не причинил ему вреда, – говорит Джефф. – Слышишь меня? Ты не причинил
ему вреда. С ним все в порядке.
– Я сделал больно маме...
– Ты не сделал мне больно. – Кристин снова двигается ко мне, и я вскидываю руку.
– Не надо. – Я не могу сейчас смотреть на них. Я ни на что не могу смотреть. –
Пожалуйста. Не надо.
– Ладно. – Но она не двигается с кровати.
Мы все сидим в полнейшей тишине, нарушаемой только моим прерывистым
дыханием.
Но они сидят, не оставляя меня одного.
Я не могу больше один справляться со всем этим.
У меня уходит три попытки, чтобы выдавить из себя слова.
– Вы знаете, где мой отец?
– Нет, – говорит Джефф. Он еще ближе подкатывает стул к кровати, но не
настолько близко, чтобы расстояние между нами казалось угрожающим. – Хочешь, чтобы
я это выяснил?
Я поднимаю на него взгляд.
– Ты можешь это сделать?
– Возможно. – Он делает паузу. – Можно мне узнать, зачем?
Я вдыхаю, чтобы рассказать им о письме. И о сообщениях.
Но не могу. Это кажется таким большим предательством.
Но если я буду знать, где мой отец, я смогу судить, представляет ли он угрозу. Он
может быть на другом конце страны. В тюрьме. У него может быть другой ребенок.
От этой мысли у меня леденеет кровь.
– Я просто хочу знать. – Мой голос сломлен, слова проталкиваются из легких, которые отказываются работать. Я чувствую себя измотанным и измученным. Все, что
удерживает меня прямо – это застывшая кровь в моих венах. – Мне просто нужно знать.
Ладно?
– Хорошо. – Джефф делает паузу и его глаза полны тревоги. – Рев... ты можешь
говорить о своем отце. В этом нет ничего плохого. Ты ведь знаешь? Это нормально.
Нет, это не нормально.
– Я не хочу о нем говорить.
Я знаю, что это звучит безумно. Я ведь сам его упомянул.
Но нельзя просто задать в Гугл «Роберт Эллис» и надеяться найти правильного
человека. С тем же успехом его могли бы звать Джон Смит или Джейк Бейкер.
– Хочешь поговорить об Эмме? – спрашивает Кристин.
Хмм. Хочу ли я поговорить о том, как полностью потерял контроль и атаковал
Мэтью у нее на глазах? О том, что никогда не смогу больше доверять себе в ее окружении?
Я качаю головой.
– Рев, мне нужно, чтобы ты честно мне ответил, – произносит Джефф. – Стоит ли
мне позвонить Бонни и попросить ее начать подыскивать Мэтью другой дом?
Я моргаю и таращусь на него.
– Ты хочешь найти ему новый дом?
– Нет. Не хочу. Думаю, ему нужно время, чтобы понять, что он может нам
доверять. Но я немедленно ей позвоню, если это доставляет тебе слишком много
неудобств.
– Нет... – Я качаю головой. – Это не то, что я имел в виду. Я это сделал. Ты должен
был знать, что я это сделаю.
Джефф выпрямляется на стуле и смотрит на меня в замешательстве.
– Рев. – Его голос едва слышен. – Не понимаю, что, по твоему мнению, ты сделал.
– Я превращаюсь в своего отца. Я все жду, когда это случится. Я читал о цикле
жестокого обращения, и о том, что определенные черты поведения заложены в
генетическом коде. – Я крепко обнимаю себя руками, как будто мне физически необходимо
держать себя в руках. – Это все равно, что Дек клянется, что никогда больше не
притронется к алкоголю. Каким-то образом мне нужно с этим справиться. Потому что я не
знаю, как все начинается, и не буду знать, как остановиться.
Они молчат, и я снова прожигаю взглядом покрывало, и не знаю, хочу ли поднимать
взгляд, чтобы увидеть их выражения лиц. Я обсуждал это с Декланом, но ни разу с ними.
Я думаю о той вспышке в моем сознании, когда я прижал Мэтью в траве. О том, что
я мог сломать ему шею.
Или о том, как слова моего отца проникли в мой мозг, пробудив давно дремавшие
мысли.
Может быть, он прав.
Может, это меня нужно отправить в колонию для несовершеннолетних. Запереть
там, где я никому не смогу причинить вреда.
Джефф придвигается чуть ближе и кладет ладонь мне на колено. У меня
перехватывает дыхание, но я не отодвигаюсь, и он никак на это не реагирует.
– Ты сказал, что знаешь о цикле насилия, – говорит он. – Что ты знаешь?
Его тон очень деловой. Не провоцирующий. Просто вопрос. Его голос учителя.
– Я знаю, что дети, подвергшиеся насилию, сами становятся жестокими.
– Не всегда, Рев.
– Почти всегда.
– Знаешь почему? Дело не только в генетике.
Я медлю.
– Я знаю, что это имеет отношение к тому, что в детстве твой мозг дает сбой, и к
тому, что в итоге ты не умеешь правильно справляться с эмоциями.
– Да. В некотором роде. На самом базовом уровне происходит расстройство
привязанности, когда ребенок не развивает в себе нормальную связь с опекуном, будь то
из-за пренебрежения или отречения или насилия. Ты мог видеть это у некоторых детей, которые бывали здесь. Некоторые из этих детей никогда не учились доверять.
Он прав. Я это видел. Я помню маленького мальчика, который никогда не плакал, потому что никто никогда не отвечал на его плач. Ему было три года, и он не умел
говорить.
К тому времени, как его мать избавилась от зависимости, он болтал без умолку и
любил напевать алфавит. Когда она снова получила опеку, Кристин навещала их каждый
день в течение месяца.
Джефф разводит руками.
– На самом деле, у маленьких детей довольно простые потребности. Если они
голодны, их нужно покормить. Если им грустно, их нужно приласкать. Если им больно, о
них нужно позаботиться. Это основа доверительных отношений между ними и взрослыми.
Но если нет никого, кто бы делал все это, или если все эти вещи отсутствуют, то этим
детям начинает не хватать важных деталей для построения своей личности. – Он делает
паузу. – Или же, если ответ на эти потребности отрицательный, а не просто
пренебрежительный, ребенок начинает изучать неверные ответы сам по себе. Так
например, если ребенок просит еду, а ответом служит пощечина, ребенок начинает
воспринимать это как причину и следствие.
Мое дыхание стало едва слышимым, знакомое напряжение сковало плечи.
Не знаю, могу ли я продолжать говорить об этом. Не знаю, могу ли я остановиться.
– Мой отец... он не был таким. Он был...
Дьявольским.
– Это другое, – заканчиваю я.
– Почему? – спрашивает Джефф.
– Потому что он не был пренебрежительным. Он думал, что поступает правильно.
Он верил в то, что делал. Как я могу этому противиться?
– А ты веришь в то, что он делал?
Вопрос приковывает меня к месту.
– Что?
– Ты веришь в то, что он делал? Ты веришь в то, что его действия были
продиктованы Господом?
Я замираю. Это так очевидно, но я не могу произнести этих слов.
Даже спустя столько лет, отрицание кажется преступлением против моего отца.
Я обхватываю голову руками. Внезапная мигрень пульсирует у меня в висках.
– Я не могу об этом говорить.
Короткая пауза.
– Хорошо. Я знаю, уже поздно. – Джефф слегка похлопывает меня по колену. – Нам
не обязательно говорить о б этом сейчас.
Кристин гладит мои плечи. И целует меня в лоб. Легкие касания, которые
напоминают мне, что я здесь. Сейчас. Мне восемнадцать. Мне больше не семь лет.
– У тебя был длинный день, – произносит она. – Поспи немного.
Она поднимается с кровати и уходит.
Джефф остается сидеть.
– Я говорил серьезно. Если присутствие Мэтью доставляет тебе неудобства...
– Не доставляет. – Я прочищаю горло и тру ладони о колени. – Все в порядке.
Он медлит.
– Что-то еще происходит, Рев. Хотел бы я, чтобы ты поговорил со мной.
Ох, я бы тоже этого хотел.
– Завтра, – говорю я. У меня слабый голос. Все во мне кажется слабым. – Завтра, ладно?
– Ладно. – Он встает со стула и слегка сжимает мое плечо.
Когда он подходит к двери, я его останавливаю.
– Подожди. Почему Мэтью продолжает сбегать? Куда он убегает?
– Он не говорит. – Лицо Джеффа становится задумчивым. – Иногда мне кажется, что люди настолько привыкли к негативной обстановке, что что-то позитивное кажется им
неприятным или даже пугающим. Это имеет отношение к тому, о чем мы только что
говорили. Когда ты никому не можешь доверять, незнакомое место становится особенно
пугающим. – Тяжелая, весомая пауза. – Подумай об этом, Рев. Почему ты сбежал?
Я отвожу взгляд. На самом деле, у меня нет на это ответа.
Вообще– То, есть, и мне стыдно в этом признаться.
Джефф не настаивает. Его голос звучит ласково, хотя я этого и не заслуживаю.
– Спокойной ночи, Рев.
– Спокойной ночи.
С этими словами он закрывает дверь, оставляя меня наедине с моими мыслями.
Глава 19
Эмма
Папа: Эмма, мне не нравится то, как мы расстались прошлым вечером. Я буду
рад шансу поговорить с тобой. Как насчет раннего ланча? Только ты и я? Я заберу
тебя в 11.
Я смотрю на часы.
Сейчас 10:00 утра.
Я отключаю телефон.
Поворачиваюсь на другой бок.
Когда в 11 раздается стук в дверь, я его игнорирую.
И не вылезаю из постели целый день.
Глава 20
Рев
Воскресенье, 18 марта 1:26:16 ночи
От: Роберт Эллис
Кому: Рев Флетчер
Тема: Пустота
Я начинаю думать, что посылаю сообщения в пустоту. Ты там? Ответь мне.
Я не хочу отвечать.
Я отключаю телефон.
Я поворачиваюсь на другой бок и накрываю голову подушкой.
И не вылезаю из постели весь день.
Глава 21
Эмма
Итан_717: Наверное, сейчас уже поздно посылать тебе сообщение, но я просто
хотел узнать, как у тебя дела.
Сообщение появляется на экране после полуночи. Завтра утром мне нужно рано
встать в школу, но сна нет ни в одном глазу. Я даже не чувствую усталости.
Должно быть, дело в том, что я весь день провалялась в постели, но не думаю.
Развод.
Нам придется выставить дом на торги.
Куда мы пойдем? Что это значит?
Я не хочу об этом думать. Сообщение служит хорошим отвлечением.
Azure M: Я все еще жива.
Итан_717: Рад это слышать. У тебя все в порядке?
Azure M: Я весь день не выходила из своей комнаты.
Итан_717: Я тоже. Новые сообщения от этого типа Nightmare?
Azure M: Нет. И я рада, что не я одна сумасшедшая. Что у тебя стряслось?
Итан_717: Как обычно.
Затем он присылает мне гифку сумасшедшей женщины, выдирающей себе волосы, с предупреждением «БОЛЬШЕ НИКАКИХ ВЕШАЛОК!».
Это из старого фильма о Джоане Кроуфорд, которая не могла справиться со
стрессом Голливуда и вымещала его на своих детях. Мама его обожает.
Знаю, знаю. Я улавливаю иронию.
Azure M: Твоя мама такая?
Итан_717: Иногда бывает.
Azure M: Неужели все матери такие? Я даже не могу этого понять.
Итан_717: Да. Все матери сумасшедшие.
Azure M: Хотя, может быть, это мой отец сделал ее такой. Не знаю.
Итан_717: Мне жаль, что тебе приходится проходить через это.
Azure M: Спасибо.
Итан_717: Твои родители все еще живут вместе?
Azure M: Я не хочу об этом говорить.
Итан_717: Ладно.
Azure M: Ладно.
Итан_717: Полагаю, ты не очень хочешь сейчас проходить миссию?
Azure M: Не сейчас.
Итан_717: Хотел бы я помочь.
Azure M: Ты помогаешь. Спасибо, Итан.
Затем я бросаю взгляд на экран. И быстро печатаю еще одну строчку.
Azure M: Только что поняла, что даже не знаю, действительно ли тебя так
зовут.
Итан_717: Да. Я Итан. А 717 – мой день рождения. 17 июля. Знаю, это не
совсем подходящий ник для геймера, но я начал использовать Итан_717 с 9 лет, и, кажется, уже не могу от него избавиться.
