355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Бриджит Кеммерер » Больше, чем мы можем сказать (ЛП) » Текст книги (страница 2)
Больше, чем мы можем сказать (ЛП)
  • Текст добавлен: 16 сентября 2019, 10:00

Текст книги "Больше, чем мы можем сказать (ЛП)"


Автор книги: Бриджит Кеммерер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Библию, – говорю я. – И это я выяснила за последние две минуты.

Он коротко усмехается, впрочем без всякой иронии.

– Почему ты спросил, верю ли я в Бога? – спрашиваю я.

Он строит гримасу и отводит взгляд.

– Иногда я забываю, насколько я похож на фрика, когда говорю что-то подобное.

– Ты не похож на фрика.

Он тянется в карман и достает сложенный лист бумаги.

– Я получил это письмо по почте и сидел тут, пытаясь выяснить, что делать.

Он не протягивает мне письмо, и я жду, пока он скажет еще что-нибудь. Когда он

молчит, я говорю:

– Не хочешь поделиться?

Он медлит, затем протягивает письмо. Я разворачиваю смятую бумагу, и темные

обрывки падают в траву. Я быстро прочитываю три короткие строчки и пытаюсь понять, почему они его огорчили.

Я снова смотрю на него.

– Кто-то послал тебе обгоревшее письмо?

– Это я сделал. Поджег его.

Я облизываю губы.

– Зачем?

– Потому что это письмо от моего отца. – Пауза. – Я не видел его десять лет. – Еще

одна пауза, более весомая. – По причинам.

– По причинам, – эхом отзываюсь я. Я изучаю его, пытаясь понять эмоции в его

голосе. Пытаясь понять, что могло сподвигнуть кого-то поджечь письмо человека, которого тот не видел десять лет. Сперва мне показалось, что это может быть гнев, потому

что какая-то его доля проскользнула в его тоне, но это не он.

Когда же до меня доходит, я удивлена.

– Ты боишься, – шепчу я.

Он вздрагивает, но не поправляет меня. Пальцы, теребящие шерсть Текси, сжимаются так сильно, что почти побелели костяшки.

Я задумываюсь о своей суперкритичной матери и отрешенном отце. Мы спорим, но

я никогда их не боялась.

«По причинам».

Внезапно он поднимается с травы. Он крупнее, чем я ожидала, высокий и крепкий, с широкими плечами. Он двигается, словно ниндзя – все движения тихие и плавные.

Глядя на него сейчас, я не могу представить, чтобы он чего-то боялся.

Но затем он говорит:

– Мне пора домой.

Он кажется немного напуганным, поэтому я удивлена, когда он протягивает мне

руку, чтобы помочь подняться. Он силен. Его хватка заставляет меня почувствовать себя

невесомой.

Как только я оказываюсь на ногах, он не двигается. Внезапный свет касается его

глаз и заставляет их сиять под капюшоном.

– Спасибо.

– За что?

– За то, что увидела меня.

Затем он поворачивается, перебегает улицу и растворяется в темноте.

Глава 4

Рев

Четверг, 15 марта 7:02:08 вечера

От: Роберт.Эллис

Кому: Рев Флетчер

Тема: Ответ: Оставь меня в покое

И как это ты стал «Ревом Флетчером»?

Как бы то ни было, я рад получить от тебя весточку. Если бы ты хотел, чтобы

я оставил тебя в покое, то не стал бы вообще посылать мне сообщение.

Конечно же, он прав.

«Ты боишься».

Она тоже права. Это сообщение, кажется, только удваивает мой страх.

Не могу поверить, что показал ей письмо. Я уже на полпути домой, прежде чем

осознаю, что так и не узнал ее имя.

Она тоже ходит в Хэмилтон, но я даже не знаю, в каком она классе.

Не то, чтобы это имело значение. Я уже давно оставил всякую надежду на

отношения с девчонкой.

Я продолжаю думать о ее глазах. О том, как она смотрела прямо сквозь гнев и

нерешительность и пронзила меня насквозь всего двумя словами.

«Ты боишься».

А затем я доказал это, сбежав.

Я такой идиот.

Мой телефон вспыхивает сообщением. Это Кристин.

Я морщусь. Это Мама.

Я ожидал, что она станет меня проверять, потому что уверен, что папа рассказал ей, что я вел себя, как обиженный подросток после школы. Но к моему удивлению, она не

проверяет. Ну, не совсем.

Мама: Ты скоро вернешься домой? У нас срочное распределение. Я

подготавливаю все необходимое.

Я останавливаюсь посреди улицы.

Срочное распределение означает, что ребенку нужна срочная опека. Джефф и

Кристин подписаны на оказание опеки и помощи для детей и младенцев, так что к нам

часто поступают таковые. Некоторые дети остаются ненадолго – когда, например, родители попали в аварию или произошел несчастный случай, и требуется время, чтобы

определить, кто получит опеку. Некоторые остаются дольше – например, когда мать

оказывается арестована или проходит реабилитацию. Последний ребенок, который у нас

был, остался на девять месяцев. Свободная комната стояла пустой меньше недели, но она

никогда не пустует надолго.

Обычно я бы поспешил домой, чтобы помочь.

Но сегодня мои спутанные эмоции стоят у меня на пути. Я продолжаю

беспокоиться из-за своего отца, гадая, когда что-то внутри меня сорвется с тормозов.

Гадая, когда я стану опасным и жестоким, таким, как он.

Я хочу написать Деклану, чтобы узнать, могу ли я завалиться к нему, но наша

последняя переписка висит на экране, заставляя все внутри меня сжаться. Я не смогу

объясниться с ним, не рассказав об отце. Я к этому не готов.

Он не имел бы в виду ничего плохого, но дело в его личности. Деклан разжигает

конфликт, а я подавляю.

Возможно, я не совсем честен с ним. Все кажется запутанным.

Может быть, я слишком остро реагирую. Я могу пойти домой. Могу сесть на диван

и гримасничать ребенку. Я могу на какое-то время забыть об отце.

Однажды к нам поступила крошка, которой было всего четыре дня от роду – самый

маленький ребенок, которого я держал на руках. У ее матери случился приступ во время

родов, она умерла днем позже. Малышка пробыла у нас шесть месяцев, пока ее бабушка и

дедушка сражались в суде за право опеки. Мы видели ее первую улыбку, накормили ее

первой ложкой детского питания.

Кристин плакала несколько дней, когда ее забрали.

Она всегда плачет, когда их забирают. Даже если это всего лишь на сутки.

Затем она обнимает меня за плечи и говорит, как им повезло, что им позволили

оставить меня навсегда.

Это никогда не смущало меня до сего момента, когда я осознаю, какой огромный

секрет я скрываю от них.

Письмо моего отца прожигает горячее красное клеймо в моем сознании.

«Надеюсь, ты заставишь меня гордиться тобой».

Я не могу им рассказать.

Полицейская машина стоит перед нашим домом, когда я сворачиваю за угол. В этом

нет ничего необычного, особенно в случае экстренного размещения. Я прохожу через

переднюю дверь, ожидая услышать плач ребенка или младенца, но в доме неожиданно

тихо. Может быть, это действительно маленький ребенок, спящий в переноске.

Приглушенные голоса доносятся из коридора, рядом со спальней Джеффа и

Кристин. Я начинаю подниматься по ступеням.

Джефф появляется в коридоре.

– Рев, – говорит он тихо. – Спускайся вниз. Надо поговорить.

Я медлю, и наше столкновение у ароматизированной миски вспыхивает в моем

сознании. Письмо моего отца жжет мой карман.

– Я не... прости, что накричал.

– Все в порядке. – Он спускается по ступеням и легко хлопает меня по плечу. –

Тебе можно быть подростком. Ты в порядке?

Нет.

– Да.

– Спускайся вниз. Мне нужно с тобой поговорить.

Он направляется на нижний этаж, но я задерживаюсь на лестнице, таращась на него

сверху. Внезапно, я становлюсь семилетним и таращусь вниз с другого лестничного

пролета, не зная, что ожидает меня внизу.

– Рев?

Я моргаю и снова становлюсь собой.

– Прости.

Я все еще не услышал плач ребенка наверху... и это должен быть ребенок, потому

что от младенцев всегда ужасно много шума. Джефф сидит на диване и жестом указывает

мне сделать то же самое.

Он выглядит так, будто предстоит разговор.

– Я сэкономлю тебе немного времени, – говорю я. – Я знаю, что такое секс.

Он улыбается.

– Забавно. – Пауза. – Бонни звонила ранее. Им нужно было место для срочного

размещения.

Бонни – социальный работник. Они с Кристин близкие подруги.

– Мама написала мне. Я видел полицейскую машину.

– Его зовут Мэтью.

– Ладно.

Я жду, когда Джефф перейдет к сути дела, потому что появление в нашем доме

нового ребенка – не из ряда давай-сядем-и-поговорим-об-этом новостей. Я к этому

привык. Обычно мне это нравится.

– Мэтью четырнадцать.

Я замираю.

– О.

Я не уверен, как на это реагировать. Они никогда раньше не брали подростков.

Самому старшему ребенку, который у нас оставался, было девять лет и он остался всего на

одну ночь, после того, как его отец упал с лестницы в подвале, и его бабушка не могла

сесть на самолет из Балтимора до следующего утра. Я прокручиваю эту новость в голове и

представляю, что должен радоваться, что мне не придется снова менять пеленки.

Я не против того, чтобы здесь жил ребенок постарше. По крайней мере, я так

думаю. Что мне отчасти нравится в Джеффе и Кристин – это то, что они готовы

приветствовать каждого человека в своем доме.

Но как только эта мысль возникает у меня в голове, в сознание тут же

закрадывается и сомнение. Появление другого подростка будет означать кого-то с

вопросами и суждениями по поводу нашей семьи. Обо мне. Я почувствовал это в тот

момент, когда девчонка позади церкви поняла, кто я такой. Все в школе знают, кто я такой, даже если только отдаленно. Сложно скрывать свой статус фрика, когда носишь толстовки

с длинными рукавами в самую жару летом. Еще сложнее скрывать, что ты усыновлен, когда ты – белый, а твои родители – темнокожие.

Не то, чтобы я когда-либо хотел это скрыть. Но люди болтают всякое.

– Мэтью побывал в четырех приютах за последний год, – говорит Джефф. – Он

затеял драку сегодня днем, и его приемная семья вызвала полицию. Никто не выдвинул

обвинений, но они не хотят, чтобы он там оставался.

Четыре приюта за последний год? Я не знаю, что на это ответить.

– Что произойдет, если он не останется здесь? – спрашиваю я.

Джефф медлит.

– Его отправят в Челтенхем. У него уже было две стычки с приютами.

Исправительная колония для несовершеннолетних.

– Вау, – тихо говорю я.

– Бонни считает, что он не доставит проблем, – продолжает Джефф. – И ты знаешь, что Кристин готова открыть дверь любому ребенку в стране. Но я хочу быть уверен, что

ты не против.

– Я не против.

Джефф наклоняется вперед.

– Ты уверен?

Понятия не имею. Мои эмоции разбросаны в миллион разных направлений. Я ни в

одной из них не уверен.

– Он может остаться. – Мой голос звучит хрипло.

– Рев. Мне нужно, чтобы ты был честен со мной.

Он говорит о Мэтью, а не о письме, спрятанном у меня в кармане, но его слова

заставляют меня вздрогнуть.

Мне нужно заговорить, чтобы скрыть это, потому что я замечаю, как Джефф

морщится в ответ.

– Все в порядке, – быстро говорю я. Мне приходится откашляться. – Это будет по-

другому, но все будет в порядке.

Затем я поднимаю взгляд.

– А где он будет спать?

Свободная комната обставлена для детей младшего возраста. Там стоит кроватка

для младенцев и люлька, комод, столик для пеленания и кресло-качалка. Цветовая гамма

подобрана в персиковых и белых тонах, с алфавитом, тянущимся по потолку. Кроме

кресла-качалки в этой комнате нет ни одного подходящего для подростка предмета мебели.

Джефф вздыхает.

– Это вторая причина, по которой мне нужно было с тобой поговорить.

* * *

Это не первый раз, когда я делю комнату с кем-то. Деклан постоянно остается на

ночь. Джефф и Кристин поставили здесь кушетку специально для него. Джефф сказал, что

это только до субботы, когда он купит кровать нормального размера, но, так или иначе, Мэтью нужна кровать, так что теперь он здесь.

Сейчас уже за полночь. Он не спит.

Так же, как и я.

Он меньше ростом, чем я ожидал, хотя и крепок. Джефф сказал, что Мэтью начал

драку, но, определенно, не он ее закончил. Вся левая часть его лица – кровавое месиво, отек и синяки тянутся от виска к челюсти. Его щека треснула и кровоточила в какой-то

момент, пятна засохшей крови прилипли на его лице в тех местах, где, вероятно, было

слишком больно ее отдирать. Его движения резкие и осторожные. Я гадаю, с кем он

дрался.

Скорее всего, мне придется гадать еще какое-то время. Он сказал мне всего два

слова. «Привет», когда Кристин познакомила нас, и «Ок», когда я сказал ему, куда он

может положить свои вещи, которые он нес в белом пакете для мусора.

И это все. Он почистил зубы и забрался в кровать. Полностью одетым. В джинсах и

всем остальном.

Не мне судить. На мне футболка с длинными рукавами и треники.

После описания Джеффа я ожидал... чего-то другого. Агрессии. Гнева.

Неповиновения. Некоторой дерзости.

Мэтью тихий, но бдительный. Сейчас он наблюдает за мной, краем глаза, хотя его

взгляд устремлен в потолок. Напряжение накрыло комнату, словно слишком тяжелое

одеяло.

– Иди спать, – говорю я тихо. – Я не стану тебя доставать.

Он не отвечает. Не двигается. Он даже не моргает.

Мой телефон звенит. Деклан.

Дек: Как твой новый сосед по комнате?

Я написал ему ранее, чтобы дать знать, что происходит, но так и не ответил на его

первое сообщение о том, что случилось. Теперь оно висит над нашими последними

сообщениями, словно гигантский слон в комнате. На экране. Как угодно.

Я обращаюсь к насущной проблеме.

Рев: Тихий

Дек: Как его зовут?

Рев: Мэтью

Дек: Он поедет с нами завтра в школу?

Хороший вопрос. Я всегда езжу в школу с Декланом. Мне нужно спросить

Кристин.

– Мы заперты? – Голос Мэтью хриплый и низкий.

Я смотрю на него. Он, наконец, перестал таращиться на потолок.

Я не понимаю его вопроса.

– Заперты?

– В спальне. – Он бросает взгляд на закрытую дверь. – Мы заперты здесь на ночь?

У меня уходит секунда, чтобы переварить то, что он имеет в виду. Я опускаю

телефон.

– Нет.

– Мне можно выйти в туалет?

– Да.

Я стараюсь не показывать тоном, насколько это необычный вопрос, а только то, что

я отвечаю на него, без всякого суждения. Довольно сложная задача для такого короткого

слова.

Пока его нет, я снова возвращаюсь к своему телефону.

Рев: Он только что спросил меня, запирают ли мама с папой нас на ночь в

нашей спальне.

Дек: Отстой

В точку.

Я закусываю губу и изучаю нашу переписку. Может быть, я просто воображаю

расстояние между нами, но я ненавижу скрывать от него что-то. Уже достаточно тяжело

скрывать это от Джеффа и Кристин.

Но теперь, когда я скрыл этот огромный секрет, я не уверен, как с этим справиться.

Пока я раздумываю, я осознаю, что Мэтью уже долго нет. Я не слышал текущей

воды или спуска туалета.

Я опускаю телефон в карман и босиком крадусь из комнаты. Дверь ванной открыта, свет выключен. Дверь в спальню Джеффа и Кристин закрыта. Весь дом погружен в

темноту.

Тишина окутывает меня. Я направляюсь вниз по коридору, в кухню.

Вдруг я его замечаю, внизу лестницы, уставившегося на входную дверь – которая

заперта на двойной замок. Чтобы открыть ее изнутри, нужен ключ.

Я останавливаюсь наверху лестницы.

– Мы заперты в доме, – шепчу я.

Он оборачивается и прижимается спиной к двери. В его руке нож.

В моем мозгу дважды раздается щелчок.

Нож. В его руке.

Это нож для чистки овощей из кухонного гарнитура, но все же это нож.

Никогда еще ребенок в нашем доме не брался за оружие.

Это был самый длинный день в моей жизни. Я почти что говорю это вслух, но

затем смотрю на лицо Мэтью и осознаю, что его день был еще длиннее. Я получил

письмо. У него побитое лицо.

Я понятия не имею, что делать. Позвать Джеффа и Кристин? Отправят ли они его в

колонию? Сделаю ли я ему снисхождение или закончу это прямо сейчас?

Я задумываюсь над тем, в каком положении я его застал. Он схватил нож и

направлялся к передней двери. Он не пошел за мной. И ни за кем в этом доме.

В следующее мгновение он, вероятно, попробовал бы выскочить через заднюю

дверь – которая отодвигается в сторону и закрывается обычной защелкой – и исчез бы.

Я сажусь на верхней ступени.

– Я же сказал, что не собираюсь тебя доставать.

Слова должны его успокоить, но это также служит напоминанием мне. Я мог бы

сцепиться с ним. Гораздо сильнее, чем тот, кто разбил ему лицо.

Эта мысль связывает меня с моим отцом, и я стараюсь выкинуть ее из головы.

– Опусти нож и отправляйся назад спать, и мы сможем сделать вид, что этого не

произошло.

Мэтью таращится на меня и ничего не говорит. Его грудь быстро вздымается и

опускается.

Я не двигаюсь. Я могу быть терпеливым.

Очевидно, он тоже.

Проходят десять минут. Двадцать. Я прислоняюсь головой к стене. Его дыхание

замедлилось, но он все так же продолжает стискивать нож.

Тридцать минут. Он скользит вниз вдоль двери, пока не опускается на коврик. Я

приподнимаю брови, но он продолжает таращиться на меня и сжимать нож в руке.

Ладно.

Проходит час. Тишина становится напряженной. Помимо воли, мои глаза начинают

закрываться.

Должно быть, его тоже.

Потому что именно так, заснувших, находит нас Кристин на следующее утро в

шесть часов.

Глава 5

Эмма

Пятница, 16 марта 3:28 утра

От: N1ghtmare

Кому: Azure M

Не заставляй меня найти тебя, сука.

И ему доброе утро.

Это я не удаляю. И пока что не блокирую его. Сначала кофе.

Мама оказывается на кухне, когда я спускаюсь вниз. Она стоит у стойки и ест

фрукты и творог на завтрак. Сейчас едва ли половина седьмого утра, но она уже приняла

душ и оделась на работу. Она также пробегает пять миль каждое утро. Настоящий пример

дисциплины.

– Ты выглядишь усталой, – говорит она мне.

Я размышляю, хуже ли это того, что какой-то придурок в Интернете зовет меня

сукой.

Я пожимаю плечами и достаю кружку.

– Скажи это тем, кто придумал школьную систему. Не я составляю расписание.

– Как долго ты не ложилась спать?

До двух. Я гоняла по миссии с Итаном, пока мои глаза не начали слипаться. Кейт

присоединилась к нам после того, как ее мама пошла спать и не было никого, чтобы

сторожить семейный компьютер. Мы начали игру в OtherLANDS и перешли в Battle Guilds (Гильдия Сражений), когда он спросил, не хотим ли мы заняться чем-нибудь новым. Я не

часто играю в эту игру, потому что она была разработана соперником папиной компании, но не стала пренебрегать приглашением. Этого никогда не случалось раньше. Обычно

парни отписываются, чтобы поиграть с кем-то еще.

Я снова пожимаю плечами и достаю сливки из холодильника.

– Не помню. Я читала.

– Я уже говорила тебе раньше, что мне не нравится, что ты пьешь кофе, Эмма.

А я и раньше ее игнорировала. Я кладу четверть кружки сахара.

– Прости, что?

Она поджимает губы.

– Я знаю, что твой отец не ложится до самого утра, но ему не нужно быть на

занятиях в семь тридцать утра.

– Это потому, что ему повезло.

– Это потому, что он взрослый. – Она делает паузу. – Или, по крайней мере, делает

вид...

– Мама. – Я резко смотрю на нее. Она знает, что я не люблю ее нападки.

– Я знаю, что ты любишь компьютеры и игры, но надеюсь, ты понимаешь, какая

конкуренция...

– Потому что ты сразу скользнула в медицину? – Я отпиваю глоток своего кофе и

направляюсь к лестнице. – Я и забыла, как легко тебе удалось поступить в Колумбийский

университет.

– Эмма. Эмма, вернись.

Я уже на полпути вверх по лестнице.

– Мне нужно в душ.

Я радуюсь душу и шуму воды в поддоне. Я делаю воду настолько горячей, насколько могу вытерпеть, и встаю под струи. Вода обжигает голову.

«Не заставляй меня найти тебя, сука».

Мои глаза горят, и я подставляю лицо под струи воды. Ненавижу таких людей, как

он. Ненавижу.

У папы есть сотрудница, которой приходится гораздо хуже. Смертельные угрозы.

Угрозы изнасилования. Это широко распространено в этой индустрии. Мне нужно

научиться справляться с этим сейчас, если я хочу построить на этом карьеру.

И все же. Слова глубоко засели у меня в сознании, постоянный голос тревоги. «Не

заставляй меня найти тебя».

Я напоминаю себе, что ему, скорей всего, тринадцать лет и скучно.

Дверной замок щелкает.

– Эмма. Я хочу с тобой поговорить...

– Мама! Господи, я же в душе!

– Ты же знаешь, что есть занавеска. И я твоя мать. И врач. Я видела...

– Мама!

– Эмма. – Ее голос звучит ближе. – Я вовсе не против компьютеров и

программирования. Надеюсь, ты это знаешь. Но я беспокоюсь, что привычки твоего отца

могли дать тебе неправильное представление...

– Мам. – Я прикрываю лицо занавеской и смотрю на нее. Она сидит на крышке

унитаза. Пар от душа уже впитался в пряди ее челки. – Папа работает не меньше тебя. Я

знаю, что это не только развлечение и игры.

– Я просто хочу быть уверена, что ты осознаешь, что творческим людям

приходится тяжелее. Мы вели бы тот же разговор, если бы ты захотела стать художницей...

или писательницей... или актрисой... – Ее голос обрывается и, кажется, она недовольна ни

одной из названных профессий.

Шампунь попадает мне в глаза и снова ныряю в душ.

– Вау, спасибо за разговор о том, чтобы следовать своим мечтам.

– Мечты не оплатят ипотеку, Эмма. Я просто хочу убедиться, что ты думаешь

объективно. Ты в предвыпускном классе старшей школы.

– Мама, я вполне уверена, что знания по программированию помогут мне найти

работу.

– Я знаю это. Но игры до двух часов ночи и зомбированное состояние в течение дня

– нет.

На это мне ответить нечего. Она заставляет меня чувствовать себя такой

неудачницей.

В сочетании с сообщением, которое я получила сегодня утром, жжение в моих

глазах возвращается.

– Ты сделала уроки? – спрашивает она.

– Конечно. – Мой голос почти срывается, и я надеюсь, что шума воды достаточно, чтобы заглушить это.

– Эмма? – Кажется, мама удивлена. – Ты чем-то расстроена?

– Я в порядке.

Она пытается отодвинуть занавеску в сторону.

Я хватаю ее и задергиваю.

– Мама! Ты издеваешься?

– Я просто хотела убедиться...

– Ты можешь выйти отсюда? Мне нужно подготовиться к школе.

Долгий момент она ничего не отвечает.

В течение этого момента я думаю обо всех тех вещах, которые хочу ей высказать.

Ты знаешь, что я написала свою собственную игру? Я полностью ее создала. И

люди действительно в нее играют. Сотни людей. Я это сделала. Я ЭТО СДЕЛАЛА.

Я в ужасе от того, что она посчитает это пустой тратой времени.

А затем заставит удалить ее, чтобы я могла сосредоточиться на чем-нибудь «более

продуктивном».

– Эмма, – зовет она тихо.

Я смахиваю воду с лица.

– Мам, все в порядке. Я в порядке. Иди на работу. Я уверена, тебя ждут пациенты.

Я задерживаю дыхание, и в этот момент разрываюсь между надеждой, что она

останется и надеждой, что она уйдет.

Не знаю почему. Это нелепо. Она презирает все, что мне дорого.

Затем дверь щелкает, и это не имеет значения. Она сделала именно то, о чем я

просила.

* * *

– Почему они не продают кофе на ланч? – произносит Кейт.

Она так же расплачивается за наши игры до двух ночи. Мы почти что

распластались на обеденном столе. Даже ее макияж кажется тусклым этим утром: блестящая подводка для глаз почти такая же смелая, как и она сама.

– Потому что они садисты. – Я накалываю кусок пиццы на своем подносе. –

Хочешь промотать следующую пару и пойти в Dunkin` Donuts?

– Если меня поймают, моя косметика окажется в мусорке и мама продаст мою

камеру.

– Какая же это будет трагедия.

Она немного вздрагивает, и я осознаю, что сказала. Я морщусь.

– Прости. Я не хотела... Я даже не знаю, что говорю.

Ее выражение лица застывает где-то между обидой и смущением.

– Что ты имела в виду?

– Я ничего не имела в виду, Кейт. Правда.

Она смотрит на меня, словно раздумывая, надавить ли ей на меня или оставить как

есть.

Я даже не знаю, почему так сказала. Мне нужно проверить связь между моим

мозгом и языком.

– Это было глупо. Я пыталась пошутить, но слишком устала для этого.

Тонкая линия появилась между ее бровей, но она откидывается назад.

– Ладно. – Она делает паузу, и медленно растущая стена между нами только что

стала на пару кирпичей выше.

Я собиралась рассказать ей о Nightmare, но сейчас между нами повисло

напряжение. Кейт все равно не поняла бы. Худший вид троллей, с которыми ей приходится

сталкиваться, это те, кто обвиняет ее в том, что она крадет чужие идеи по макияжу или

называют ее уродкой. У нее нет проблем блокировать их. Она не смогла бы понять, почему

я не могу сделать то же самое.

Движение в кафетерии привлекает мое внимание. Парень, которого я встретила

позади церкви, сидит за столом в углу. Сегодня на нем темно – Бордовая толстовка, капюшон надвинут так низко, чтобы скрыть его глаза от посторонних взглядов. Перед ним

на столе расставлена полудюжина пластиковых коробок с едой. Похоже, он делится ею с

другим парнем с рыже-каштановыми волосами.

Я могу сосчитать на пальцах одной руки, сколько раз я видела, чтобы парни делили

ланч.

Смотрите-ка, мне и одного пальца хватит.

Ровно столько же раз я слышала, как парень цитирует Библию.

Я достаю пурпурную ручку из сумки и рисую полоски вокруг своих ногтей лишь

для того, чтобы чем-то занять руки, пока таращусь на Мистера Высокий, Темный и

Загадочный. Девушка присоединяется к двум парням в дальнем углу. Она симпатичная, с

длинными, блестящими темными волосами и в облегающей одежде. Опрятная. Гламурная.

Тот тип девчонок, которых я, обычно, избегаю по той простой причине, что они всегда

выглядят абсолютно собранными, а мне, обычно, требуется экран компьютера передо

мной, чтобы нормально общаться. Я понятия не имею, кто она.

И все же, она сидит рядом с Мрачным Потрошителем, а не на задворках, сплетничая о нем, так что, возможно, она не так уж плоха.

– Почему ты можешь рисовать на своих ногтях, а мне нельзя делать то же самое с

настоящей косметикой? – спрашивает Кейт.

Моя рука замирает.

– Ты можешь делать что угодно с косметикой, – говорю я резко. – Это было глупое

замечание.

– Хорошо.

Звучит вовсе не хорошо. Я медлю, желая знать, как это исправить.

– Я наблюдала за тем парнем. Ты его знаешь?

Она поворачивается на скамейке, чтобы посмотреть.

– Ага, – говорит она. – Он в моем классе по социологии. А что?

– Как его зовут?

– Рев Флетчер. А что?

Я наблюдаю за тем, как он накалывает еду из контейнера на вилку. Настоящую

металлическую вилку.

– Он гей?

– Погоди. Дай проверю. – Она хмурится. – Упс. Извини. Телепатия сегодня не

работает.

Я не могу решить, пытается ли она поднять мне настроение или, наоборот, грубит.

– Ты не знаешь, что у него за фишка по поводу капюшонов?

Она снова бросает взгляд через плечо.

– Нет. Хотя мистер Ван Айк заставляет его снять капюшон во время занятий.

– Он каждый день их носит?

Не знаю, какое мне до этого дело, но это похоже на то, что я нашла поисковик, но

скорость загрузки информации просто убийственно медленная.

– Да. Впрочем, каждый день разные. От него не воняет или типа того. Он очень

тихий. И не очень-то разговорчив. – Она делает паузу. – Почему тебя интересует Рев

Флетчер?

Не знаю. Но не могу подавить это чувство.

«Ты в порядке?

Нет»

Сейчас, кажется, у него все хорошо. Но также и... нет. Маленькая, скрытая часть

меня хочет подойти к нему и снова спросить его.

Представляю, как это будет. «Эй, помнишь меня? Ты напугал меня позади церкви. И

накормил мою собаку наггетсами. А еще мы обсуждали экзистенциализм?»

Ага, как же.

У него есть друзья. Он обедает. Я ему не нужна.

Но если у него есть друзья, почему он прятался позади церкви с тем письмом?

– Эмма?

– Не важно, – отвечаю я Кейт. – Я встретила его, когда гуляла с собакой.

– Это было странно? Мне кажется, он должен странно себя вести вне школы. – Она

строит гримасу. – В смысле, он странно себя ведет и внутри школы.

– Не странно. – Я делаю паузу. – Необычно.

– В чем разница?

– Ты каждый день по новому малюешь лицо. Сама мне скажи.

Она резко отклоняется назад, и мне немедленно хочется затолкать свои слова назад.

Я вовсе не хотела обидеть ее... или, может, хотела. Я слишком устала, чтобы сказать

наверняка.

Кейт закидывает рюкзак на плечо.

– Мне нужно поменять пару учебников перед занятиями. Увидимся позже, ок?

Прежде, чем я могу что-то ответить, она проталкивается сквозь поток учеников.

Я со вздохом собираю свои вещи и сама отправляюсь на занятия.

Я единственный юниор в классе программирования. А также одна из всего трех

девушек. В прошлом году я проспала всю Подготовку к Программированию, но это было

обязательной вводной. Я сама могла бы давать по ней уроки. Когда мистер Прайс заметил, что я делаю домашку по другим предметам в то время, как он монотонно бубнил у доски, он предложил заработать дополнительные баллы, если я разработаю что-то

самостоятельно. Думаю, он ожидал чего-то простого и жалкого, такого, чтобы

снисходительно потрепать меня по голове и сделать вид, что бросил мне вызов. Когда же

он зарегистрировался на OtherLANDS, он подавился своим кофе.

Серьезно. Он чуть меня всю не обрызгал.

Это не первая моя игра. Это шестая. Никто не выходит из стен этого класса с

готовым РПГ (генератор программы печати результатов анализа данных). Ну, никто из тех, кого я знаю. Ни даже мой отец. Он начал обучать меня программированию, когда мне

было семь лет, показав мне Pong и сказав, что хочет увидеть, смогу ли я его воссоздать. К

тому времени, как мне исполнилось десять, я начала создавать базовые

двухдимензиональные игры. К тринадцати годам я уже могла справиться с графикой 3Д.

OtherLANDS – самая сложная вещь, которую я когда – Либо создавала.

Папа никогда в нее не играл. Он даже не знает о ней.

Он старший программист в Axis Gaming. Его последняя разработка должна

подключаться к мобильным устройствам, позволяя людям свободно переключаться от

игры на десктопе к своим мобильным телефонам, переходя от боевых миссий к

поисковым. Я видела некоторые скриншоты, и это потрясающе.

Не могу дождаться, когда покажу папе OtherLANDS. Но сначала она должна быть

идеальной.

Это значит, что я не могу допустить, чтобы герои в моей игре исчезали в части

горы.

Мистер Прайс вводит код в главный проектор. На каждом компьютере стоит

защитный экран, чтобы предотвратить подглядывание, и я могу делать все, что захочу. Я

регистрируюсь на сервере OtherLANDS и достаю блокнот, чтобы начать «делать заметки».

И там, прямо наверху, меня ожидает утреннее сообщение от Nightmare.

Мой палец замирает над кнопкой «Удаление Игрока».

Я это делаю. Я ее нажимаю.

А затем удаляю его сообщение.

Все кончено. Дело сделано. Он исчез. Он больше не сможет доставать меня здесь.

Облегчение почти что могущественное.

Он может доставать меня на 5Core, но этот сайт охраняется школьной системой

страны. Я могу сообщить о нем администратору, если он продолжит присылать письма с

угрозами.

Я смотрю на доску. Мистер Прайс продолжает бубнить, так что я начинаю рисовать

карту. Я хочу попытаться создать игровой сервер насекомых. Я еще не создавала ничего, что может летать, и мне нужно испытание. У меня могли бы быть рои пчел, пауков, жалящих скорпионов, бабочек, которые бросают целебные зелья ... Хммм.

Мой компьютер мигает мне.

Новое сообщение. Мои глаза задерживаются на отправителе, и я замираю.

Пятница, 16 марта 12:26 дня

От: N1ghtmare

Кому: Azure M

Хорошая попытка.

Ты только что перешла на личности.

Глава 6

Рев

От: Роберт Эллис

Кому: Рев Флетчер

Тема: Молчание

Я полагаю, моменты тишины – самые громкие.

Твое молчание говорит о многом, Сын.

Две строчки, и вина уже грызет меня изнутри. Мое молчание кажется

преступлением против каждого человека в моей жизни.

Я не ответил своему отцу.

Я не рассказал Джеффу и Кристин.

Я не рассказал Деклану.

Сегодня, оглушительное молчание просто сминает меня. Мы обедаем как «семья», но никто не разговаривает. Кристин приготовила закуски на завтрак: французские тосты с


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю