Текст книги "Больше, чем мы можем сказать (ЛП)"
Автор книги: Бриджит Кеммерер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)
Мой мобильник вибрирует.
Итан.
Итан: Как идут дела сегодня? Я искал тебя онлайн.
Может быть, это знак.
Я отворачиваюсь от дома Рева и направляюсь обратно к церкви, печатая на ходу.
Эмма: Гуляю с собакой, потому что они торгуются над соглашением о разделе
имущества.
Итан: Все очень плохо?
Эмма: Когда я уходила, они орали, кто из них внес первый вклад в аренду
дома. Так что, угадай.
Итан: Ох.
Эмма: И не говори.
Итан: Тебя не напрягает, что нужно каждый день выгуливать собаку?
Эмма: Нет, я не против. Мама говорит, что это единственный способ оторвать
меня от компьютера, но здесь тихо. И у меня есть телефон.
Итан: Как зовут твою собаку?
Эмма: Техас.
Итан: Пришли мне фотку.
Я поднимаю телефон и высовываю язык. Техас смотрит на меня через плечо, навострив уши. Я нажимаю кнопку, чтобы сделать снимок, затем посылаю ему.
Итан: Она милашка.
Эмма: Спасибо. Она хорошая собака.
Итан: Хотел бы иметь собаку. Думаю, это помогло бы мне иметь хоть одного
сторонника.
Эмма: В этом она хороша.
Я кусаю губу, затем добавляю еще строчку.
Эмма: Ты одинок?
Итан: А как ты думаешь?
Я пялюсь на его сообщение. Прежде, чем я успеваю придумать ответ, он добавляет
еще строчку.
Итан: Прости. Я не хотел быть грубым.
Эмма: Все в порядке. Ты не был.
Он не отвечает.
Здорово. Теперь я разрушила еще одну дружбу, даже не пытаясь.
Но затем появляется длинное сообщение.
Итан: Да. Я одинок. Я целый год просидел в своей комнате. По ночам всегда
онлайн. Единственные люди, с которыми я разговариваю – гейдеры. В течение дня
все меня игнорируют. В этом нет их вины – я тоже их игнорирую. Однако это не
очень-то помогает продвижению к вершине социальной лестницы.
Я не знаю, что ответить. Есть что-то ужасно грустное в его опыте.
Я гадаю, должна ли я быть благодарной своей матери за то, что она заставляет меня
выходить из дома каждый день.
Итан: Извини. Что-то на меня нашло.
Эмма: Нет, это ты извини. Я могу чем-то помочь?
Итан: Может, одолжишь мне свою собаку?
Затем он присылает улыбающийся смайлик в солнечных очках.
Эмма: Ха – ха, в любое время.
Итан: Ловлю на слове.
И он снова присылает улыбающийся смайлик.
Итан: Полагаю, ты не пришлешь мне свою фотку.
Эмма: Почему?
Итан: Просто любопытно. Я продолжаю видеть тебя как Azure M, и знаю, что
это неправильно.
Эмма: А я представляю себе парня из ОtherLANDS.
Наступает длинная пауза, а затем приходит фотка.
Она зернистая и затемненная, но это он. ЭТО ОН. У него короткие светлые волосы.
Светлые глаза. Узкое лицо и широкие плечи. Вспышка его компьютера отражается на его
лице, заставляя его выглядеть расплывчатым, но я могу сказать, что у него приятная
улыбка. Застенчивая, но милая. Мягкие щеки.
И, слава Богу, он полностью одет. Ну, в смысле, верхняя часть тела. Это все, что я
могу разглядеть. Он мог бы быть и раздет.
И ПОЧЕМУ В МОЕМ СОЗНАНИИ ВСПЫХИВАЮТ ПОДОБНЫЕ МЫСЛИ?
Он поднял одну руку в приветственном жесте, в точности как и его персонаж в
игре. Я усмехаюсь.
Тут же появляется новая строчка текста.
Итан: Не могу поверить, что послал тебе это. Кажется, у меня сейчас будет
сердечный приступ.
На душе становится теплее.
Эмма: Не умирай, пока я не верну услугу. Вот. Погоди.
Я держу перед собой телефон и пытаюсь сделать снимок.
Ладно, я делаю семь. Вспышка размывает мое изображение на каждом снимке, так
что я в конечном итоге выбираю ту, где не выгляжу слишком глупо, и посылаю ему.
Итан: Ты и в самом деле похожа на Azure M.
Эмма: Вовсе нет.
Итан: Похожа.
Эмма: У Azure M нет очков.
Итан: Может быть, это твоя секретная личность.
Это заставляет меня улыбнуться.
Эмма: А ты немного похож на Итана.
Итан: Это хорошо. Я и есть Итан.
Эмма: Ты знаешь, что я имею в виду.
Итан: Знаю.
Эмма: Приятно познакомиться, Итан.
Итан: Приятно познакомиться, Эмма.
Эмма: Я рада, что ты мне написал. Мне в самом деле нужно было отвлечься.
Итан: Я тоже рад, что написал тебе.
Эмма: Я могу вернуться домой и зайти в ОtherLANDS, если ты хочешь
немного поиграть.
Итан: Было бы здорово.
Эмма: Буду через десять минут.
Я щелкаю языком Текси.
– Идем, Текс.
Она тянет в сторону церкви, к Реву, ко всему тому, о чем я не хочу думать.
Я тяну ее в противоположную сторону, и мы направляемся домой.
Глава 27
Рев
Я думал, что раньше я был вымотан.
Сейчас же я пропотел насквозь, а мои мышцы превратились в желе.
Мы сделали перерыв на обед – нелепая, молчаливая попытка Кристин завести
разговор, Мэтью игнорировал каждое обращенное к нему слово, а Деклан шутил насчет
того, что ему нужно заесть стресс после того, что я с ним сделал.
Сейчас мы снова вернулись в подвал. Каждый раз, когда я прерываюсь, чтобы
передохнуть, Деклан спрашивает: «Хочешь остановиться?»
И тогда моя голова наполняется мыслями о моем отце, об Эмме, обо всем этом
запутанной, сложной неразберихе, и я делаю еще один удар.
Сейчас уже после восьми. Я отступаю от мешка, задыхаясь. Деклан бросает мне
бутылку воды, и я почти осушаю ее одним глотком. Даже в перчатках мои костяшки горят, плечи дрожат от перенапряжения.
– Достаточно? – спрашивает Деклан.
Мне хочется сказать нет, но моя голова кивает без моего ведома.
Он отпускает мешок и садится на мяч для йоги в углу.
Я седлаю лежак и прижимаюсь спиной к зеркальной стене, затем стягиваю
перчатки.
Деклан расслаблен. В воздухе нет напряжения.
И все же мне трудно посмотреть на него.
– Ты злишься, что я тебе не сказал?
– Нет. – Он делает паузу, и его голос становится задумчивым. – Ты собирался
рассказать мне в пятницу вечером, верно?
В его голосе звучит нотка сожаления. Я пожимаю плечами.
– А я сорвался из-за твоего отца, – продолжает он.
– Все в порядке, – отвечаю я.
Деклан откидывается назад и смотрит в потолок.
– Раз уж мы делимся секретами о наших отцах, у меня тоже кое-что есть.
Это привлекает мое внимание. Я выпрямляюсь, отталкиваясь от зеркала.
– Да?
– Я собираюсь его навестить.
Деклан никогда не навещал своего отца в тюрьме. Его мать тоже.
– Серьезно?
– Ага. – Он медлит. – Я не мог сказать маме. – Еще одна пауза. – Я посмотрел часы
посещения. Мы могли бы съездить туда после школы. Мама с Аланом сейчас так
сосредоточены на появлении ребенка, что вряд ли заметят.
Он хорошенько все продумал.
Я был настолько помешан на собственной драме, что и на минуту не задумывался о
том, что происходит у него.
– Нужна компания? – спрашиваю я.
– Да нет, все нормально.
Я не уверен, что на это ответить, и мы погружаемся в молчание. Мама с папой
смотрят какую– То супергеройскую драму наверху, и это вовсе не в их духе. Я гадаю, пытаются ли они таким образом выманить Мэтью из своей комнаты.
Деклан прерывает тишину.
– Да. Мне нужна компания.
Я знал это уже пять минут назад, но это облегчение слышать это от него. Значит, наша дружба в порядке.
– Когда ты хочешь поехать?
– Завтра?
Я киваю.
– Ладно.
Краем глаза я улавливаю движение, и замираю. Это как и той ночью, когда я знал, что за мной наблюдают.
Но сейчас, не как той ночью. Демоны в моей голове молчат. Или, может быть, они
были усмирены людьми в этом доме.
Я смотрю на Деклана.
– Думаю, здесь внизу Мэтью, – шепчу я так тихо, что почти произношу это одними
губами.
Он же вовсе не собирается соблюдать тишину.
– Где?
Я бросаю взгляд в угол, где подвал погружен в темноту, и дверь ведет в прачечную
и дополнительный туалет.
Деклан скатывается с мяча и направляется в угол.
– Эй. Мэтью.
У меня плохое предчувствие. Я поднимаюсь с лежака и иду вперед, чтобы
остановить что бы там ни назревало.
Но Деклан лишь делает приглашающий жест в сторону, где мы сидим.
– Если хочешь зависать тут с нами, просто присоединяйся.
На мгновение в воздухе повисает выжидательная пауза.
А затем Мэтью выступает из темноты. Он отлично умеет подкрадываться, потому
что я так и не заметил, как он прокрался вниз. Я снова опускаюсь на лежак.
Деклан оттаскивает от дивана в противоположном углу оттоманку и ставит рядом с
Мэтью.
– Вот. Садись.
И затем снова занимает место на мяче для йоги.
Мэтью смотрит на меня, потом на Деклана, и я уже думаю, что он бросится вверх
по лестнице.
Но нет. Он садится.
Это определенно похоже на тест.
– Ты не можешь болтаться в тени, словно зомби, – говорит Деклан. – Ты доведешь
Рева до инфаркта.
– Ну спасибо, – говорю я.
– А что? Правда же.
Он прав, так что я не могу оспорить это. Но он так запросто бросил это замечание.
Я сидел на скамье, шепча об этом. А Деклан вот так запросто решил проблему.
Я и правда слишком озабочен собственными мыслями.
– И не подкрадывайся к нему. – Деклан потирает челюсть. – Потому что Рев может
бить как мать его...
– Дек. – Я закатываю глаза.
– Впрочем, я рад, что ты мне врезал. Думаешь, те придурки станут доставать
Мэтта после такого?
– Чувак. Заткнись.
– Серьезно. – Он смотрит на Мэтью. – Вот увидишь. Ты сказал, что сегодня днем
они с тобой даже не заговорили. Уверяю тебя, они на тебя даже смотреть не станут.
– Когда это вы разговаривали? – спрашиваю я.
– Когда я подвозил его домой.
– Ты – что?
Деклан смотрит на меня, будто я вовсе не слежу за разговором, что, в общем-то, соответствует действительности.
– А как еще, по – твоему, мы смогли приехать сюда в одно и то же время?
– Я об этом не задумывался.
Опять же, я потрясен способностью Деклана к этому. Хотел бы я иметь что бы то
ни было, что дает ему такую уверенность в себе. Я сидел за одним столом с Мэтью, и он
настаивал на том, чтобы ездить на автобусе. Деклан получил удар в лицо, и подвез парня
домой в первый же день знакомства.
Деклан смотрит на Мэтью, который все это время не проронил ни слова.
– И, честно говоря, я бы не стал называть это «разговором».
Мэтью пожимает плечами.
– Почему они тебя дразнили? – спрашиваю я.
Он снова пожимает плечами, но в этот раз менее уверенно. Он знает почему.
– Они тебя знают? – спрашиваю я.
Он не отвечает.
– Кажется, они тебя знают, – говорит Деклан.
Мэтью говорил, что раньше ходил в Хэмилтон. Я гадаю, были ли у него уже тогда
проблемы. Знают ли об этом мама с папой, или же есть какой-нибудь дурацкий школьный
запрет о неразглашении личных проблем, который не позволил бы мистеру Дивиглио
рассказать им.
– Кто такой Нил? – спрашиваю я.
Что-то вроде хорошо сдерживаемой ярости появляется на лице Мэтью.
– Никто.
– Не похоже, чтобы это был просто никто.
– Я же сказал, что он – никто.
– Ладно, ладно. – Голос Деклана почти ленивый, но он скрадывает некоторое
напряжение в воздухе. – Он никто. – Он делает паузу. – А этот никто тоже ходит в
Хэмилтон?
Я не думаю, что Мэтью ответит, но он отвечает.
– Больше нет.
Я не знаю никого по имени Нил, но это ничего не значит. В Хэмилтоне учатся более
двух тысяч учеников, дети со всей страны, благодаря тому, как водные пути пересекают
города. В этом году почти шестьсот старшеклассников, и я не мог бы назвать по именам
даже всех ребят из моего собственного класса, и тем меньше из других.
– Он был твоим парнем? – спрашиваю я осторожно.
– Нет. – Голос Мэтью становится резким. – Я не гей.
– Ничего страшного, если так, – говорю я. – Маму с папой это не волнует. И меня
тоже.
– Мне тоже пофигу, – добавляет Деклан.
Лицо Мэтью становится яростным.
– Мне тоже плевать. Но я не гей.
Я понятия не имею, говорит ли он правду, но не собираюсь давить на него по этому
поводу.
Я пожимаю плечами.
– Ладно.
– Деклан? – зовет Кристин сверху. – Твоя мама хочет знать, скоро ли ты вернешься
домой. Ей нужно передвинуть кое – какую мебель.
– Хорошо, – кричит он в ответ. Деклан вздыхает и снова скатывается с мяча для
йоги,
бормоча
себе
под
нос:
–
Меня
это
просто
убивает.
– Она часто об этом просит?
– Каждый день, Рев. Каждый день. Честное слово, если она снова заставит меня
заняться перепланировкой гостиной, я переселюсь к тебе.
Он уходит, и мы оба знаем, что он станет передвигать мебель еще десяток раз, если
его мама попросит его об этом.
Я ожидаю, что Мэтью бросится вслед за Декланом наверх, но он этого не делает.
Мне отчаянно нужно в душ, но это первый раз, когда он добровольно согласился
находиться в моем присутствии, и я не хочу нарушить этот момент.
Нас окутывает тишина, нарушаемая только звуками взрывов по телевизору наверху.
– Я этого не знал, – наконец произносит Мэтью. – Что я тебя пугаю.
– Это моя проблема. Не твоя.
Он качает головой и оглядывает комнату.
– Я забываю, что все мы ненормальные.
– Кто это мы?
– Ребята, вроде нас. Приемыши. – Он делает паузу. – Деклан рассказал о... о том, что с тобой случилось.
Я ерзаю и тру ладонью затылок. Мне хочется разозлиться... но я не злюсь. То, что
со мной произошло – не секрет, а Деклан последний человек, который стал бы
сплетничать по этому поводу.
Я стараюсь соответствовать его тону, говоря спокойно, осторожно и тихо.
– С тобой произошло что-то похожее? С твоим отцом?
– Нет. – Мэтью не отводит взгляд. – Я понятия не имею, кто мой отец. И свою маму
я не видел... никогда. – Он морщится, затем трет руками лицо. – Я даже не помню, как она
выглядит.
Я хочу сказать «мне жаль», но это такой банальный ответ. И в то же время
совершенно бессмысленный.
– Я побывал в одиннадцати приютах, – говорит он. – А ты во скольких побывал?
– Только в одном. – Я обвожу пальцем комнату, где мы сидим. – Я попал сюда, когда
мне было семь. И был усыновлен, когда мне было двенадцать.
Он фыркает, как будто его это разочаровывает.
– Везунчик.
Везунчик. Я мог бы снять футболку, и мы могли бы бесконечно спорить о том, насколько мне повезло, но в этом он прав. Я киваю.
– Да, знаю.
Какое-то время он снова молчит. Затем поднимает взгляд.
– Нил был моим приемным братом.
Я изучаю исчезающие синяки на его лице и гадаю, имеет ли Нил к этому
отношение.
– В последнем доме?
– Нет, до того. Сейчас Нил ходит в частную школу, но раньше ходил в Хэмилтон.
Его заставили перевестись. Он младшеклассник. Те парни из столовой – его друзья. Вот
откуда они меня знают.
Голос Мэтью на удивление спокоен, но все что я знаю о нем, может поместиться в
крошечной коробке, и еще останется свободное место. Я понятия не имею, куда зайдет
этот разговор.
– В доме, где я жил с Нилом, нас на ночь запирали в спальне. Они не должны
были... из-за пожарной безопасности или вроде того. Но работники приюта все равно это
делали. Если дети сбегали, они теряли месячное пособие, ну сам знаешь.
Я сижу совершенно неподвижно.
Мэтью пожимает плечами, но сидит совершенно скованно. Он смотрит на
противоположную стену.
– Они запирали меня вместе с Нилом. – Он горько усмехается. – Как я и сказал, в
колонии было бы лучше. Я слышал разные истории о тюрьме, и даже это, вероятно, было
бы лучше.
– Почему ты никому ничего не сказал?
От смотрит на меня.
– Я говорил. Но это был мой третий приют за год, и мое слово стояло против его.
Они запирают детей в спальнях. Думаешь, кому-то есть дело до того, что происходит
внутри? – Еще один презрительный смешок. – Вероятно, они знали. Он не был тихим.
– Что он делал?
Взгляд его глаз становится убийственным.
– Угадай.
Я не хочу гадать. Мне и не надо гадать.
– Как долго это продолжалось?
– Вечно. Не знаю. Четыре месяца. Но потом он попал в неприятности из-за того, что доставал другого ученика, и моя социальная работница наконец восприняла меня
всерьез. Нила перевели в другую школу. А меня отправили в другой приют.
Мое дыхание становится прерывистым.
– В последний.
– Ага. – Его глаза блестят, но в голосе нет слез. Он даже не дрожит. Этот парень
хорошо научился скрывать эмоции. – Я был единственным приемным ребенком. Примерно
день, я чувствовал облегчение. Ты когда-нибудь задерживал дыхание так долго, что тебе
казалось, что ты разучился дышать? Вот на что это было похоже, когда я, наконец, избавился от Нила. Но затем мужчина стал со мной слишком дружелюбным.
– Твой приемный отец?
– Да. Но ничто в нем не напоминало отца. – Мэтью качает головой, почти что с
презрением к себе. – Я был не в себе и не понимал, что происходит, пока он не начал
приходить ко мне по ночам. Сначала он говорил мне, что мне приснился кошмар и он
хотел проверить, все ли у меня в порядке. Но затем он начал гладить меня по спине... – Он
вздрагивает, и это движение кажется непроизвольным. – Когда же он наконец пришел за
мной, я отбивался, как сумасшедший. Он прижал меня к полу, но его жена вернулась
домой и застала нас раньше, чем он мог что-то сделать. Он сказал, что я напал на него. –
Мэтью смотрит на меня исподлобья. – И вот теперь я здесь.
Это объясняет отметины на его шее. И драку, которую он «начал».
– Мэтью. Мы можем рассказать маме и папе. Они заявят на него в полицию. Они...
– Нет! – кричит он. Он сглатывает, но его голос такой яростный. – Я рассказал тебе, потому что... из-за того, что мне рассказал Деклан. Но я не стану рассказывать кому-то
еще. Я справился. Все кончено.
– Но он может делать то же самое с кем-то еще! Разве ты...
– НЕТ!
– Но...
– Он найдет и убьет меня. – Впервые, его голос дрожит. Глаза Мэтью блестят в
затемненном подвале. – Зачем, по – твоему, я взял нож?
– Мальчики? – зовет мама сверху, затем спускается на пару ступенек, чтобы
посмотреть за угол. – Что происходит?
Я не знаю, что сказать.
Мэтью поднимается с оттоманки и направляется к лестнице. Мама кладет ладонь
ему на плечо.
– Мэтью, дорогой. Подожди. Давай поговорим...
Он сбрасывает ее руку и взбегает по ступеням в свою комнату. Дверь не хлопает.
Мама пристально смотрит на меня.
– Рев?
Я все еще не знаю, что сказать.
– Все в порядке. У нас все хорошо.
Это не так. И мой тон делает это настолько очевидным.
«Он найдет и убьет меня».
Я все еще не знаю, что сказать.
Как обычно, мама выручает меня.
– Мне поговорить с ним?
– Да.
Она даже не колеблется. Поворачивается и направляется вверх по лестнице.
Глава 28
Эмма
Мой отец, наконец-таки, убедил меня позавтракать с ним.
К сожалению, сегодня вторник, у меня школа, а у него работа, и этот завтрак
состоится в шесть часов утра.
Double T Diner переполнен, чего я не ожидала, и тут гораздо громче, чем должно
быть в это время. На каждом столе стоит крошечный приемник, и половина из них играет.
Обслуживающий персонал снует вокруг, разливая кофе и раздавая тарелки на предельной
скорости.
Я засыпаю на краю кабинки, мечтая о паре солнечных очков. Неужели этим людям
не нужен сон?
Для моего отца это тоже было непривычно – забирать меня. Я сидела в фойе и
ждала, когда его фары осветят улицу. Интересно, так ли это будет выглядеть, когда они
закончат спорить о правах на посещение.
Мое горло сжимается, и я делаю глоток кофе. Он горячий, и я почти что
выкашливаю его по всей поверхности стола.
– Осторожно, – говорит папа. – Она только что его налила.
Это первые слова, которые он сказал мне с тех пор, как мы заняли свои места.
Вся эта затея с завтраком кажется невероятно глупой. Мне просто нужно пережить
следующие девяносто минут, и затем он сможет высадить меня у школы.
Где я могу вести себя совершенно неловко перед Кейт и Ревом. И перед всеми
остальными.
Папа с кем-то переписывается. Я бесконечно рада, что он предложил позавтракать
вместе. Он бы не заметил, даже если бы я появилась в пижаме.
Поверить не могу, что так отчаянно хотела показать ему OtherLANDS.
Мой телефон звенит сообщением. Для Итана слишком рано, или даже для Кейт, так
что, вероятно, это просто спам.
Нет. Это еще одна разновидность кошмара.
Вторник, 20 марта 6:42 утра
От: N1ghtmare
Кому: Azure M
У тебя сегодня день рождения? Потому что у меня есть для тебя небольшой
сюрприз.
Я замираю. В его сообщении нет прикрепленного файла.
Мое сердцебиение утроилось. Я несколько дней ничего о нем не слышала. Я
наконец– То начала надеяться, что ему это наскучило.
– Ты долго не ложилась? – спрашивает папа.
Его голос прерывает мои мысли, хотя он все еще пялится в свой телефон. На
мгновение я задумываюсь, со мной ли он вообще разговаривает.
Я сглатываю и поднимаю на него взгляд.
– Ага, – говорю я. – У меня появился новый друг, с которым я иногда играю.
– Правда? Кто-то из школы?
– Нет, просто парень, с которым я познакомилась онлайн. – Я не могу перестать
пялиться в телефон.
Какой еще сюрприз?
Мне хочется ответить.
И в то же время, я не хочу.
И я не могу заблокировать его отсюда.
Я не могу перестать думать о моем профильном фото, на котором виден свитер с
надписью «Старшая Школа Хэмилтона».
– Какой парень? – Мой отец бросает на меня быстрый взгляд, прежде чем снова
вернуться к своему телефону.
Я отмахиваюсь.
– Я не знаю его лично. Мы просто иногда играем вместе.
– Ты осторожно себя ведешь?
Впервые слова моего отца привлекают мое полное внимание. Он беспокоится об
Итане, когда какой-то другой тип обещает мне какой-то сюрприз. Я пристально смотрю на
него.
– Не знаю, безопасно ли слать ему свои обнаженные фотки? Или это может плохо
кончиться?
– Эмма. – Теперь я почти привлекла все его внимание. Он в самом деле посмотрел
на меня.
– Мне шестнадцать лет, пап. И я не идиотка.
– Ты никогда не знаешь, кто может быть по ту сторону экрана, Эмма.
– Я знаю.
Я буквально переживаю это прямо в данную секунду.
Мне следовало бы рассказать ему о Nightmare. Но в данный момент я не хочу
рассказывать ему ни о чем. Страх, раздражение и гнев сплелись клубком в моем желудке.
Наша официантка появляется рядом со столом.
– Готовы заказать?
– Вперед, – говорит папа, не отрываясь от телефона. – Я просто возьму кофе.
Раздражение выигрывает поединок.
– Ты пригласил меня на завтрак, а сам собираешься только выпить кофе?
Он снова бросает на меня быстрый взгляд.
– Эмма.
– Я возьму Чесапикский Бенедикт, – говорю я, только чтобы еще больше его
разозлить. Это самое дорогое блюда в меню: яичница Бенедикт с крабовым панцирем
сверху.
Мой отец даже не поморщился.
– Будет сделано, – говорит официантка, карябая в блокноте.
Вина бьет меня в лицо, когда я вспоминаю комментарий мамы о том, что им
придется выставить дом на торги из-за нехватки денег.
– Вообще– То, – говорю я. – Я лучше возьму блинчики.
Она зачеркивает то, что записала до этого.
– Без проблем.
Затем берет наши меню и исчезает.
Папа продолжает печатать.
Я делаю осторожный глоток кофе.
– Кому пишешь? – спрашиваю я.
– Ох, ну ты знаешь, как обычно. Последние доработки перед выпуском.
– Должно быть, им действительно не хватает тебя этим утром.
Он фыркает.
– Ты даже не представляешь.
ОН ДАЖЕ НЕ ЗАМЕЧАЕТ ИРОНИИ.
Еще один глоток кофе. Может быть, мне стоит выражаться более ясно.
– Жаль, что тебе приходится терять время со мной.
– Я не теряю время, – говорит он, продолжая клацать по экрану. – Я могу делать и
то и другое.
Мое выражение лица превращается в безразличный смайлик.
Как угодно. Я достаю свой собственный телефон. Сообщение Nightmare все еще
висит в самом верху. Я закрываю его, прежде чем снова начну задыхаться.
Кроме того, что самое худшее, что он может сделать? Появится в школе? Не то, чтобы он смог найти меня по одному снимку моей спины. У него уйдет куча времени, если
единственным опознавательным признаком будет девушка с темной косой. Он уже
прислал мне снимок моего аватара – и это я уже проходила и раньше.
Я делаю глубокий вздох. Все будет хорошо.
Я хочу написать Кейт, но этот путь теперь дня меня отрезан.
Я так же оборвала и все связи с Ревом.
Я застряла на этом необитаемом острове совершенно одна.
Может быть, я могла бы написать Реву записку. Он сказал, что его лучший друг
переписывался со своей девушкой, прежде чем они познакомились лично.
Я открываю поисковик на телефоне и ищу подходящую цитату из Библии о разводе.
«Любой, кто разводится со своей женой и женится на другой женщине
совершает измену».
Нет, не эту.
«Женщина привязана к своему мужу всю его жизнь. Но если он умирает...»
Ладно, определенно не эту.
«Тем не менее, каждый из вас должен так же любить свою жену, как он любит
себя, а его жена должна почитать своего мужа».
Следуя этой цитате, мой отец женат на своем телефоне.
Большинство цитат о сексе... и ни одна из них не звучит обнадеживающе. Я мощу
нос.
– Над чем ты хмуришься? – спрашивает папа.
– Читаю Библию.
– Ты – что?
– Ты слышал. – Я машу рукой, не пытаясь скрыть раздражения. – Возвращайся к
своим делам.
– Эмма... – Он говорит так, будто не знает, как дальше действовать.
Я не могу ему помочь. Я сама не знаю, как действовать дальше. Зарыться носом в
технику срабатывало раньше. По крайней мере компьютеры меня слушаются. Я не
поднимаю взгляд.
Не понимаю, как Рев вообще может находить что-то ободряющее во всем этом.
Честное слово, я устала читать все семнадцать способов запрета развода до тех пор, пока
кто-нибудь из супругов не умрет.
Я меняю запрос поиска на «Цитаты из Библии о прощении».
Теперь все они о прошении Господа о прощении. Тоже не то, что я искала.
Самое печальное то, что я, вероятно, могла бы подойти к Реву и спросить: «Ты
знаешь какую-нибудь хорошую цитату из Библии, чтобы попросить у кого-нибудь
прощения? Мне она нужна».
Вообще– То, если подумать, это было бы довольно хорошим предлогом для
извинения.
Нет, он подумает, что я его дразню.
Мне нужно продолжать искать.
Официантка возвращается и ставит на стол тарелку с блинчиками. Рядом чашку
восхитительного топленого масла. Я выливаю ее всю, и добавляю целый галлон сиропа.
– Хочешь поговорить, – говорит отец. – Или так и будешь сидеть, уставившись в
телефон?
Я швыряю телефон на стол.
– Ты шутишь? Скажи, что ты шутишь.
Мы привлекаем внимание всех окружающих.
– Эмэндэмс, – произносит отец низким голосом. – Я не понимаю, почему ты так...
– Не понимаешь чего? – рявкаю я. – Не понимаешь, почему я подавлена? А как
насчет того, что мне пришлось встать в пять утра, чтобы поехать на завтрак с тобой, но...
– Прости, что для тебя это такая пытка. – Его глаза вспыхивают.
–... но сам не отрываешься от телефона, чтобы поговорить со мной. Так что когда я
начинаю смотреть в свой мобильник, потому что мне скучно, а ты даже ничего не ешь...
– У меня работа, Эмма.
–...ты делаешь мне замечание, что я тебя игнорирую, хотя сам только этим и занят с
тех пор, как забрал меня.
– Во– первых, – говорит он, подчеркивая свои слова тем, что ударяет пальцем по
столу, – я использую телефон не для развлечений. Сейчас у меня и так все складывается
непросто, не беря в счет все остальное. А во – вторых...
Я фыркаю.
– Что ж, может быть тогда тебе не стоило просить развода.
–...я попросил тебя позавтракать со мной, потому что скучаю по тебе, и сейчас не
заслуживаю такого поведения с твоей стороны.
– Ты прав, – говорю я сладко, голос так и сочится сарказмом. – Ты вовсе этого не
заслуживаешь. Может быть, мне стоит заказать себе бокал вина, а ты можешь закатывать
глаза над бутылкой пива, и тогда мы можем вести взрослый разговор.
– Что? – рявкает он. – Чего ты от меня хочешь, Эмма?
Внимания.
Я почти что произношу это слово. Его тяжесть весит у меня на языке, как что-то, что мне нужно выплюнуть, или я не смогу дышать.
Мама уделяет мне все свое внимание, и я этого не хочу.
Он не уделяет мне ни секунды, и я вымаливаю его.
Как они оба могут быть настолько слепыми?
– Ничего, – шепчу я. Чувство вины еще сильнее колет меня. Я откашливаюсь. –
Думаю, тебе лучше отвезти меня домой.
Он вздыхает.
– Эмма.
– Я не хочу быть здесь. Мне нужно домой.
– Ешь свои блинчики. Мы можем поговорить о школе, или о любой игре, в
которую ты играешь...
– Домой. – Я отодвигаю тарелку. – Я хочу домой.
– Ты ведешь себя глупо, – взрывается он. – Не знаю, что тебе говорит мать, но я не
собираюсь терпеть это твое поведение каждый раз, как вижу тебя.
Мое горло снова сжимается.
– Она ничего мне не говорит. – Я выскальзываю из кабинки. – Тебе не о чем
волноваться.
Его телефон звонит, и он смотрит на экран.
– Стой. Эмма, стой. Я хочу поговорить с тобой об этом. – Он даже не дожидается
ответа. Он отвечает на звонок. – Да, Даг, дай мне тридцать секунд, ладно?
Тридцать секунд. Он думает, что мы уладим спор за тридцать секунд.
– Ответь на звонок, – говорю я. Я закидываю сумку на плечо.
– Куда ты идешь?
– Мне нужно проветриться. Ответь на звонок. Я подожду снаружи.
По какой-то причине я ожидаю, что он прервет звонок и последует за мной из
ресторана. Но нет. Я слышу, как позади меня он произносит:
– Спасибо, Даг. Я тут просто со своей дочерью...
Потрясающе. Звучит так, будто этот Даг отвлекает его от безделья.
Я нахожу место на скамейке перед рестораном. Воздух морозный и кусает мои
уши, но дождь, наконец– То, прекратился. По Риччи Хайвей проносятся машины. Я вижу в
окно, как папа продолжает переписку.
Хотела бы я просто уйти. Автобус останавливается прямо в конце дороги, и я
гадаю, хватит ли у меня смелости убежать и сесть в него, и просто ехать куда придется.
Нет, не хватит.
Кроме того, это требует хорошей физической подготовки.
Без предупреждения, слезы застилают мне глаза. Я никогда не чувствовала себя
такой одинокой.
Я набираю Кейт.
Отвечает ее мама.
– Алло?
Я всхлипываю и стараюсь сдержать слезы в голосе.
– Здравствуйте, миссис Кэмерон. Это Эмма. Кейт уже проснулась?
– Она в душе. Сейчас очень рано, дорогая.
– Я знаю. – Я снова всхлипываю. А затем мои глаза словно проигрывают этот бой.
Я начинаю рыдать в голос. – Простите. Простите. Просто передайте ей, что мы увидимся в
школе, ладно?
– Эмма? Что случилось?
У нее такой ласковый голос. Это так не похоже на моих родителей, которые могут
общаться только посредством издевок и оскорблений.
– Ничего. – У меня срывается голос. – Ничего.
– Ох, милая. Ты плачешь. Это вовсе не ничего. Ты в порядке?
– Нет. – Все накопившиеся эмоции вырываются из меня с рыданиями. Я почти не
могу говорить. – Мои родители разводятся.
Дизельный грузовик неподалеку заглушает новую порцию рыданий.
– Эмма. Мне так жаль. Где ты?
– Сижу снаружи у Double T Diner. Мы должны были позавтракать с папой, но он
слишком занят.
– Ох, Эмма. Мне приехать забрать тебя?
– Да, – говорю я. – Да. Пожалуйста.
– Буду через десять минут. Оставайся на месте, слышишь меня?
Все десять минут я провожу, выкручивая руки и гадая, не стоило ли мне
перезвонить ей и попросить ее не приезжать. Гадая, что я скажу Кейт.
Гадая, когда отец, наконец, оторвется от телефона и заметит, что я сижу снаружи, рыдая в ладони.
Но он не прерывается.
Я замечаю блестящий бордовый минивэн миссис Кэмерон, встающий на парковку, и быстро печатаю отцу.
Эмма: Опоздаю в школу. Меня подвезет Кейт.
Может быть, это его разбудит.
Он смотрит на экран мобильника, затем бросает взгляд из окна в тот момент, когда
минивэн подъезжает прямо ко мне.
Он показывает мне большой палец. Гребаный большой палец.
Я поворачиваюсь к минивэну. Кейт открывает дверь.
– Прости, – говорю я, и снова начинаю рыдать. – Кейт, мне так жаль...
Она бросается на меня и заключает в объятия.
– Ох, Эмма. Ты должна была мне рассказать.