Текст книги "Больше, чем мы можем сказать (ЛП)"
Автор книги: Бриджит Кеммерер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
яичницей, жареный бекон и сосиски, жареный картофель, и нарезанные фрукты со
взбитым кремом. Приятная еда, потому что обстановка в доме кажется неуютной. Я
перекатываю еду по тарелке, уставившись взглядом в салфетку под приборы.
Мэтью сидит на другом конце стола, делая ровно тоже самое.
Я был удивлен застать его дома, когда вернулся из школы. Я был полностью уверен, что история с ножом заставит его вернуться в лапы органов опеки. Когда Кристин застала
нас этим утром, она оценила ситуацию, затем положила руки мне на плечи и спокойно
сказала идти готовиться к школе.
Я бросаю взгляд через стол. Мэтью выглядит изнуренным. Синяки на его лице
потемнели и стали более заметными. Очевидно, Бонни, его социальный работник, снова
возвращалась в приют и у них всех состоялся длинный разговор.
Не знаю, о чем они там говорили, но так или иначе это позволило ему задержаться
здесь еще на одну ночь. Он совершенно точно не выглядит раскаивающимся. Но также не
выглядит и агрессивным. Очко в его пользу? Понятия не имею.
Джефф сказал, что Мэтью пообещал спрашивать разрешения, прежде чем уйти из
дома.
Так убедительно. Время для конфетти.
– Рев, милый, можешь передать сосиски? – Голос Кристин фальшиво – бодрый.
Таким тоном она разговаривает с малышами, которые демонстративно размазывают еду –
или хуже – швыряют ей в стену.
Передавая еду, я вынужден поднять взгляд и вижу, что Мэтью наблюдает за мной, не глядя на меня открыто, так же, как делал это прошлой ночью.
Знакомое напряжение сковывает мои плечи. Я чувствую необходимость занять
оборонительную позицию, и пока что еще ничего не произошло.
Джефф сидит в конце стола, наблюдая за нами обоими. Он также не проронил ни
слова. Он не выглядит довольным.
Голос Кристин все еще привычный.
– Ты ничего не рассказал о школе сегодня, Рев.
– Все как обычно. – Я засовываю кусок французского тоста в рот, чтобы избавить
себя от необходимости сказать что-то еще.
– Деклан не хотел присоединиться к нам сегодня?
Мой лучший друг обычно обедает с нами по пятницам, давно сложившаяся
традиция еще со времен, когда ему приходилось избегать своего отчима. Я заставляю себя
сглотнуть.
– Он на свидании с Джульеттой.
Снова.
Впрочем, все в порядке.
Я разговаривала с мистером Дивиглио сегодня. Мэтью начнет занятия с
понедельника. Я подумала, что было бы мило с твоей стороны помочь ему немного
освоиться.
Мистер Дивиглио – завуч школы. Французские тосты превращаются в камень у
меня во рту и мне больно глотать. Как только я снова могу говорить, я впиваюсь взглядом
в глаза Мэтью, почти что вынуждая его посмотреть на меня.
– Если тебя поймают с ножом в школе, тебя исключат.
– Рев, – говорит Кристин мягко. Не совсем с упреком, но почти.
– Я раньше ходил в Хэмилтон, – говорит Мэтью, уставившись в тарелку. – Я знаю, как там все устроено. – Пауза. – И правила.
Джефф прочищает горло. Его голос низкий и спокойный, скрадывающий некоторое
напряжение, повисшее в комнате.
– Хорошо. Значит, тебе будет легче войти в привычную колею.
Его спокойствие напоминает мне о том, что большая часть напряжения создана
моим воображением. Мне нужно успокоиться. Я пожимаю плечами и накалываю
очередной кусок тоста.
– Он может поехать в школу с нами. Деклан не будет против.
Вообще– То, Деклан, скорее всего, будет очень даже против, и не станет этого
скрывать. Я представляю своего лучшего друга, заставшего Мэтью в прихожей с ножом в
руке.
Деклан бы впечатал его в стену.
– Разве здесь не ходит автобус? – спрашивает Мэтью. Он все еще продолжает
таращиться в тарелку.
На мгновение за столом повисает тишина.
– Здесь ходит автобус, – осторожно произносит Кристин. – Но дорога до школы
занимает сорок минут. Тебе бы пришлось стоять на остановке уже в шесть – двадцать.
Он ничего не отвечает.
Я наблюдаю за ним. Чувство такое, будто я облажался, даже не стараясь.
– Тебе не обязательно ездить на автобусе. Ты можешь ездить с нами.
– Шесть-двадцать – нормальное время. – Он откусывает кусок и тихо продолжает. –
Я могу вставать рано.
Его слова кажутся осознанными и просчитанными, и я не могу понять, взаправду
ли это, или мое собственное взвинченное душевное состояние воспринимает все
неправильно.
«Твое молчание говорит о многом, Сын».
Я отодвигаю стул от стола.
– Можно мне выйти из-за стола?
Джефф и Кристин обмениваются взглядом, а затем она смотрит на меня.
– Ты едва что-то съел.
– Ты запаковала мне много еды на ланч. – Я медлю, не желая показаться грубым. –
Дай мне знать, когда закончите. Я могу убрать со стола.
Она наклоняется и гладит мою руку, слегка пожимая ее.
– Не волнуйся об этом. Делай то, что должен делать.
* * *
Я надеваю одежду, чтобы отправиться в тренажерный зал, но в последнюю минуту
передумываю. Мне отчаянно нужно выбраться из дома, но мысль о том, чтобы покинуть
дом, заставляет мой рычаг управления стрессом до конца переключиться вправо. Если бы
я мог пойти к Деклану. Если бы я мог все ему рассказать.
В то же время, я этого не хочу. Я чувствую себя слишком разоблаченным. Слишком
незрелым.
Нет. Мне стыдно.
Я думаю о девушке позади церкви.
«Ты боишься».
Я годами учился не испытывать страх. И теперь, всего парой коротких
предложений, мой отец разрушил всю мою защиту.
Я атакую тяжелый мешок в подвале. Я начинаю с ударов ногой, затем ударов
кулаком, затем хуки и выброс колена, прежде чем повторить все упражнение заново.
Сначала я сбиваюсь с ритма и действую неуклюже, чего не чувствовал уже много лет. Но в
конечном итоге мой разум подключается, и в действие вступает мышечная память. Я
полностью отдаюсь силе каждого движения.
Когда я был маленьким, а Джефф и Кристин только стали новыми приемными
родителями и я был их первым приемным ребенком, я каждую ночь с ужасом ждал того, что мой отец заберет меня и будет мучить за малейшую привязанность к ним. Кристин
приходила ко мне в комнату каждую ночь и читала мне историю, в то время как я
таращился в потолок и делал вид, что не слушаю ее. Мне никогда не позволялось иметь
книги о магии, фэнтези или о чем-то, не связанном с религией, так что я слушал, как она
читает «Гарри Поттер и Философский Камень» и был уверен, что дьявол выползет из пола
и утащит меня прямо в ад.
Этого не случилось. Очевидно.
Ко второму месяцу она перешла к «Гарри Поттеру и Тайной Комнате», и я перестал
пялиться в потолок. Я над чем-то рассмеялся. Кристин придвинула стул ближе к кровати, так, что я мог рассмотреть картинки к главе.
Я едва помню эту историю.
Но помню, что когда она закрыла книгу, я расплакался.
– Что случилось? – спросила она.
– Я не хочу возвращаться.
Ей не нужны были пояснения. Она знала, что я имею в виду.
Это было одно из немногих мгновений, когда ее голос стал твердым, как сталь.
– Ты никогда не вернешься туда.
«Твое молчание говорит о многом, Сын».
Мое горло сдавливает, а глаза внезапно начинает жечь. Слова работают против меня
в обоих направлениях. Я не просто избегаю его. Я также избегаю Джеффа и Кристин. Я
избегаю своего лучшего друга.
Я впечатываю кулак в мешок, и моя рука дрожит от усталости. Я отступаю назад, запыхавшись, и убираю волосы с глаз. Джефф и Кристин разговаривают наверху, их
голоса звучат приглушенным бормотанием.
Я опускаюсь на силовую скамью, снимаю перчатки и не глядя выпиваю половину
бутылки воды. Холодная воды почти обжигает, что одновременно и прекрасно и ужасно.
Холодная тишина нижнего этажа окружает меня.
А затем, словно в моем мозгу щелкнул переключатель, я осознаю, что я здесь не
один. Может быть, воздух колеблется или тень сдвигается, но атмосфера меняется.
Я делаю еще один глоток воды, напрягая зрение. Должно быть, это Мэтью.
Я не слышу его дыхания, но он должен быть где-то здесь. Я его не боюсь. Не
совсем. Сознательно я понимаю, что он не представляет для меня большой угрозы.
Но более темная, примитивная часть моего мозга не принимает никакой вид
угрозы. Особенно теперь, когда воспоминания о моем отце прокладывают себе путь на
поверхность моего сознания.
– Выходи, – говорю я низким голосом, не оставляющим места для споров.
Каким-то образом атмосфера вокруг становится еще более тихой.
– Выходи, – повторяю я.
Ничего.
Мое сердцебиение чуть участилось, молотком отдаваясь в грудной клетке. Свежая
струйка пота крадется вниз по моей груди. Чем дольше он остается в тени, тем меньше
мне это нравится.
Я встаю и делаю полный круг, потому что подобная тревога не позволит мне сидеть
на месте.
– Даже не думай ко мне подкрадываться.
Тишина.
«Твое молчание говорит о многом, Сын».
Может быть, это вовсе не Мэтью. У моего отца есть этот адрес. Мой отец знает, как
меня найти.
Страх тут же сдавливает мою грудь смертельными тисками. Я не могу говорить. Не
могу двигаться.
Это не мой отец. Это не может быть мой отец.
Не может.
Не может.
Мои ногти оставляют борозды в ладонях. Комната сжимается вполовину. Я в
ловушке.
Я срываюсь прочь из подвала. Мои ноги не чувствуют ступеней. Я хватаю
толстовку с вешалки у двери и широко распахиваю входную дверь. Прохладный ночной
ветер кажется стеной, через которую я прорываюсь.
Луна висит высоко в небе, звезды раскачиваются дугами. Воздух едва прорывается
в мои легкие.
– Рев!
Голос Кристин позади меня.
Я поворачиваюсь и смотрю на нее. Она стоит на переднем крыльце. Кажется, что
нас разделяет целая миля.
Она не может пойти за мной. Я не знаю, что сделаю, если кто-то пойдет за мной
прямо сейчас.
– Мне нужно прогуляться. – Мой голос звучит так, будто я бежал марафон. Я
набрасываю на голову капюшон и пихаю руки в рукава.
– Подожди, – говорит она. – Папа пойдет с тобой.
– Нет. – Слово похоже на рык. – Нет. Мне нужно идти.
– Ты взял с собой телефон?
Возможно. Кто знает. Прямо сейчас мы могли бы быть на Марсе и мне было бы
плевать.
Но вопрос настолько обычный, что пробивает мою паническую атаку, словно
дротик с успокоительным. Я могу вздохнуть. Могу пощупать карман. Могу ответить.
– Ага.
– Напиши мне, если собираешься задержаться дольше часа.
Воздух становится холоднее. Мое тело становится горячее.
– Ладно. – Мой голос почти срывается. – Хорошо.
Она смотрит назад, затем снова на меня.
– Папа говорит, что ему тоже нужно пройтись. Почему бы тебе не подождать
секунду? Он обувается.
Если она продолжит говорить со мной, я потеряю сознание. Или начну рыдать.
Или проломлю кулаком окно в машине.
– Я собираюсь побегать, ладно?
Я не дожидаюсь ответа. Разворачиваюсь и бегу вниз по улице.
Глава 7
Эмма
Я снова играю в OtherLANDS. Мама бы так мной гордилась.
Впрочем, некоторая радость от этого поумерилась. Дело не только в том идиоте
тролле – которого я забанила во второй раз. Дело в странном напряжении с Кейт, которая
раньше зашла бы поиграть со мной, и, которая сейчас, вероятно, выкладывает лайв-видео
о накладных ресницах. Дело также в мамином замечании сегодня утром о том, что мечты
не оплатят ипотеку, как будто я этого не знаю.
Не понимаю, к чему вообще эти разговоры. Папа хорошо зарабатывает. Он так же
допоздна работает. Только потому, что он подсел на компьютеры, а она – на медицину, не
означает, что его время бесполезно.
Голос Итана раздается у меня в наушниках.
– Кажется, ты чем-то отвлечена.
Мы проходим миссию в Эльфийском Королевстве. Я никогда раньше не играла с
ним один-на-один, но после того, что случилось с Nightmare, после того, как Итан добавил
меня, я спросила «Мы можем просто поиграть вдвоем? Я хочу проверить, нет ли где еще
пробелов в моем коде».
Итан ничего не ответил; просто активировал миссию.
Я не подозревала, как сильно меня это напрягало, пока узел у меня в животе не
развязался.
– Прости, – говорю я. – Просто задумалась.
– Школа или родители? – Его аватар быстро пронзает эльфа, выступившего из-за
дерева.
– Что?
– Ты отвлечена из-за школы, или из-за родителей? – Он делает паузу. – Или из-за
парня?
– У меня нет парня. – Мои щеки горят, хотя в его голосе не было и намека на флирт.
Мы совершенно точно просто друзья. Если уж на то пошло.
– Может, девушка? – добавляет он. – Ни на что не намекаю.
Я смеюсь.
– Так же и не девушка. И в школе все в порядке. Это родители. Ну, то есть, мама. С
папой все нормально. – Мой аватар следует за его, пробегая через зеленое поле.
– Подожди. Я хочу добавить здесь больше текстуры. Мне нужно сделать заметку.
Его аватар останавливается.
– Дай угадаю. Слишком много игр, недостаточно сосредоточена на школе, выйди
немного на свет, прежде, чем тебе понадобятся прививки с витамином Д...
– Да! Откуда ты это знаешь?
Презрительный смешок.
– Я с этим живу. – Он делает паузу. – Но я просто играю. Она знает, что ты вообще–
То сама пишешь эти игры? Думаю, моя мама отступила бы, если бы нашла в этом какую–
То пользу.
Я сама издаю презрительный смешок.
– Моя мама думает, что стипендия в Гарвардский Медицинский Университет –
полезная вещь.
– Кто б спорил. – Его герой делает пару шагов вперед. – Ты готова?
– Ага. – Мы бежим. Ну, наши аватары. – Нет, она не знает о OtherLANDS.
– Ты шутишь? Ты написала игру.
– Знаю. – Я делаю паузу. – Она думает, что это глупо. Я боюсь, что она заставит
меня удалить ее.
– Она хочет, чтобы ты стала врачом?
– Думаю, она знает, что я не хочу идти в медицину.
– Не знаю, каким бы ты была врачом, но как разработчик игры, думаю, ты просто
отпад.
Его голос такой же бесстрастный, как и обычно, но его замечание заставляет меня
сиять. Никто еще никогда не называл меня отпадной. И уж точно не в игре.
Затем он говорит:
– В смысле, она вроде как базовая, и графика не такая интенсивная, но...
– Нет, нет, – говорю я. – Пусть будет отпадная.
Он смеется.
У него приятный смех.
Мне нужно перестать краснеть.
Мой игровой почтовый ящик вспыхивает сообщением. Я замираю. На экране, мой
аватар перестает бежать.
– М? – зовет Итан.
– Подожди. Мне пришло сообщение.
Я нажимаю горящую кнопку.
Пятница, 16 марта 7:29 вечера
От: N1ghtmare3
Кому: Azure M
Я могу делать это весь день, крошка. Скажи мне, ты готова отсосать?
У меня перехватывает дыхание. Ненавижу это.
Я не могу забанить его отсюда. Мне нужно зарегистрироваться на панели
управления админа.
– Мне нужно идти, – говорю я Итану.
– Ты в порядке? – Должно быть, он услышал, как изменился мой голос, потому что
кажется обеспокоенным.
– Я в порядке. Просто... мне нужно идти.
Крышка лэптопа захлопывается.
Я должна его перезапустить. Я должна снова зарегистрироваться и забанить этого
придурка.
Я просто не могу снова на это смотреть. Не сейчас.
Мои глаза снова горят. Мне нужно выбраться из дома. Я засовываю телефон в
карман и сбегаю по ступеням. Текси ждет у подножия лестницы с виляющим хвостом.
– Идем, – говорю я ей. Мой голос срывается. Глаза заволокло слезами. Собака
послушно следует за мной, игнорируя мои дрожащие руки, когда я пытаюсь пристегнуть
поводок к ее ошейнику. Она возбуждена предстоящей прогулкой, и ее когти отстукивают
ритм по мраморному полу прихожей.
– Эмма? – зовет мама из кухни. Она появляется в дверях с бокалом вина в руке. –
Куда ты идешь?
Я не могу смотреть на нее.
– Гулять с собакой. – Надеюсь, мой голос звучит воодушевленно, а не
эмоционально.
– Хорошо! – говорит она. – Я рада, что ты немного разомнешься.
Миссия закончена. Полагаю.
Затем мы оказываемся снаружи.
Мне нужно успокоиться. Я веду себя нелепо. Женщины получают подобные
сообщения постоянно. Это неправильно, неприемлимо, но я могу это исправить. Я только
могу его заблокировать. Моя игра свободна и общедоступна. Людям не нужно платить за
игру. Как и сказал Итан, она довольно простая. Все мои старания по обеспечению
безопасности ушли на то, чтобы убедиться, что никто не сможет взломать мою сеть. А не в
том, чтобы быть уверенной, что я знаю личности игроков. Я никогда не думала, что у меня
будет повод беспокоиться об этом.
И я не очень-то беспокоюсь сейчас. Мне плевать, кто он. Я просто хочу, чтобы он
остановился.
Голос Итана звучит у меня в ушах, но теперь он похож на насмешку. «Думаю, ты
просто отпад».
Меньше всего сейчас я ощущаю себя отпадной. Мое дыхание дрожит. Мне нужно
собраться.
Телефон вибрирует у меня в руке, так внезапно, что я почти роняю его. Дисплей
горит входящим звонком. Папа.
Я нажимаю кнопку, чтобы ответить.
– Алло? – Мой голос хриплый от слез, и я ничего не могу с этим поделать.
– Эмма? – В его голосе звучит беспокойство. – Ты в порядке?
– В порядке. – Мой голос срывается.
– Нет, не в порядке. – Его голос густой и теплый. – Что происходит?
Я не могу рассказать ему, не рассказав об игре.
И даже тогда, я знаю, что он скажет. Я и раньше это слышала.
Это ужасно, – скажет он. – Но люди выходят в Интернет и срывают всю свою
злость там, потому что могут это сделать. Это меня убивает. Но единственное, что
ты можешь сделать, это блокировать и банить их.
И он будет прав. Это все, что я могу сделать.
– Я в порядке, – говорю я. – Какой-то придурок троллит меня в Интернете. Я
продолжаю блокировать его, но он возвращается под новыми никами.
– Ты сообщила о нем администратору? Иногда они могут блокировать пользователя
от попытки зарегистрироваться с помощью адреса его электронной почты.
Отличная идея. Жаль только, что я и есть администратор. И у меня нет его адреса.
– Я попробую, – говорю я. Я всхлипываю.
– Насколько все плохо? – спрашивает папа. – Он тебе угрожает?
– Ну, это похоже на...
– Погоди, Эмэндэмс. Кто-то только что вошел. – Должно быть, он прикрыл телефон
ладонью, потому что его голос становится приглушенным. Проходит минута. Слезы на
моих щеках высыхают.
Я начинаю гадать, не забыл ли он, что я на линии.
Наконец, он возвращается.
– Эй, малыш, мне нужно идти. Мы только что обнаружили критически важную
проблему на сервере, и ты знаешь, что до выпуска времени в обрез. Ты в порядке?
– Да. Да, конечно.
– Я, скорее всего, буду поздно, но увидимся утром, ок? Не позволяй женщине –
дракону сломить тебя, пока меня не будет.
Женщина – дракон – это мама. Когда я была маленькая, это меня смешило. В
последнее время, это прозвище звучит слишком реалистично.
– Хорошо, папа.
– Просто хотел услышать твой голос. Хорошо?
Эти моменты такие редкие и короткие. Когда его слова предназначены только мне.
– Хорошо, пап. Я люблю тебя.
– Я тоже тебя люблю. Что бы ни случилось. – Он отключается.
Что бы ни случилось? Что это значит?
Текси скачет на передних лапах и лает. Должно быть, увидела белку. Я едва держу
ее поводок, но тяну ее назад.
– Идем. – Я шмыгаю носом. – Забудь об этом.
Она начинает громко лаять. Затем срывается с места. Поводок выскальзывает у
меня из руки.
Тьфу.
Она убегает недалеко. Бросается через улицу, чтобы остановиться на
противоположном углу, прыгая перед парнем, который стоит прямо за линией уличного
освещения. Все ее тело извивается.
Я бегу за ней. Текси все еще стоит на задних лапах, упираясь передними ему в
грудь, но человек чешет ее за ушами. Кроссовки и черные спортивные штаны – бегун.
Голова собаки висит в сторону, язык свешивается из пасти. Она будто говорит «Разве не
видишь? Вот почему я так взволнована».
Я нагибаюсь, чтобы поднять ее поводок.
– Простите. Мне очень жаль. Техас. Текси. Вниз.
– Все в порядке.
Я узнаю его голос, и снова резко поднимаю голову. Привычная толстовка с
капюшоном скрывает большую часть его фигуры от света, но это точно он.
– О, – говорю я удивленно. – Это ты.
– Это я.
– Рев Флетчер, – говорю я, не раздумывая. Как будто он не знает собственного
имени.
Он все еще чешет Текси за ушами, но это привлекает его внимание.
– Да. – Пауза. – Рев Флетчер.
Удивительно, как он произносит это, будто напоминая самому себе. Что странно.
Затем он чуть заметно наклоняется вперед, лишь настолько, чтобы свет упал на его
глаза.
– Ты плачешь?
Я отскакиваю назад и тру лицо. Я совсем забыла.
– Нет. – Мой голос звучит гнусаво. И конечно же я всхлипываю. – Это просто... это
аллергия.
Но стоя так близко к нему, когда его лицо обращено ко мне, я замечаю, что его щеки
тоже горят, а глаза немного дикие.
Этого достаточно, чтобы вывести меня из собственной драмы. Я думаю о письме, которым он поделился прошлым вечером, о страхе в воздухе.
– Ты сам плачешь? – изумленно спрашиваю я.
– Нет, – говорит он, имитируя мой собственный тон. – Это просто аллергия.
Ни на минуту на это не куплюсь.
Текси, наконец, опускается на землю, и Рев прячет руки в карманах толстовки.
Ночь окутывает нас, словно плащ, скапливая все эти эмоции между нами. Я знаю, что выстроила стены вокруг себя, но никогда не встречала кого-то , чьи собственные стены
казались бы одинаково непреступными.
Впервые в моей груди появился маленький комок страха. Это напоминает мне о
сообщении Nightmare.
«Не заставляй меня найти тебя, сука».
Но Рев не находил меня. Я нашла его. Ну, или Текс. И когда он говорит, его тон
глубокий и наполненный смыслом, почти осязаемый. Совсем другой, чем у Nightmare в
игре.
То, что он носит толстовки с капюшоном, кажется почти несправедливым. Я
прищуриваюсь.
– Ты можешь опустить капюшон, чтобы я могла тебя увидеть?
Я ожидаю, что он откажется, но Рев поднимает руку и убирает его.
– Не на что смотреть, – говорит он.
Он ошибается. Очень даже есть на что.
Его волосы доходят ему до подбородка, темные и неяркие в лунном свете. В нем, должно быть, нет и грамма жира, потому что его черты резкие, от края его челюсти до
линии скул. Темные глаза, их цвет неразличим в лунном свете. Он сложен и двигается, как
спортсмен, но ничто в нем не говорит о «командном духе», так что я не уверена.
– Ты пялишься, – говорит он.
– Ты тоже.
Он отводит взгляд.
– Прости.
– Не стоит, – говорю я быстро. – Тебе можно смотреть.
Уф, я такая странная. Вот почему я чувствую себя лучше с клавиатурой и экраном
передо мной, особенно, когда мои мысли встряхнули и разбросали, словно детали
«Эрудита».
Я вздрагиваю и отвожу взгляд.
– В смысле... все в порядке. Мы просто стоим тут. Я не жаловалась. Я ожидала, что
ты меня увидишь.
Его глаза снова находят мои, и он ничего на это не говорит. Я не могу понять
выражение его лица.
Ох, здорово. Я сделала ситуацию еще более неловкой.
Я дергаю поводок Текси и начинаю отходить в сторону.
– Я не хотела тебя задерживать.
– Подожди.
Я жду.
Он хмурится.
– Мне кажется интересным то, что мы уже дважды сталкиваемся друг с другом.
– Как будто я тебя преследую?
Это заставляет его улыбнуться, но улыбка выходит неуверенная.
– Нет. Совсем не так.
У меня уходит секунда, чтобы понять его. Учитывая наш разговор вчера вечером, это занимает на секунду больше, чем нужно.
– Ты говоришь о судьбе? – Я изучаю его. – Или Боге? Ты думаешь, что есть какие–
То высшие силы, контролирующие мою собаку?
– Не совсем. – Он делает паузу. – Но не уверен, что нам стоит закрывать на это
глаза.
Я не знаю, что на это ответить. Должно быть, он тоже, потому что долгий момент
мы просто стоим так, разделяя ночной воздух.
Когда он снова заговаривает, его голос тихий.
– Не хочешь снова посидеть у витражей?
– Поговорить?
– Или это, или мы можем зарыть тело.
Его голос звучит невозмутимо. Он дразнит меня после того, что я сказала прошлым
вечером.
– Да, – добавляет он таким тоном, будто бы я могла не догадаться, что это была
шутка. – Поговорить.
Дайте-ка я составлю список всех тех моментов, когда парень когда – Либо
предлагал мне сесть и поговорить.
1. Прямо сейчас.
Если судьба существует на самом деле, может быть, это ее способ сказать мне, чтобы я сама взяла под контроль свою судьбу.
Боже, я начинаю мыслить, как он. Не уверена, что я против.
– Конечно. – Я смотрю на него в темноте. – Пойдем.
Глава 8
Рев
Девушка следует за мной в траву позади церкви, и мы садимся, прячась в темноте
там, где до нас не дотягивается свет уличных фонарей. Мы прислонились к кирпичной
стене, и прохладная кладка приятно ощущается на коже моей разгоряченной спины.
Я понятия не имею, что я делаю. Я даже имени этой девчонки не знаю.
Собака плюхается на траву рядом со мной, и я зарываюсь пальцами в ее шерсть.
Она прижимается ближе ко мне, кладя голову мне на колени. Я всегда хотел иметь собаку, но Джефф и Кристин беспокоятся о том, что маленькие дети могут испугаться или у них
может быть аллергия, так что мы так и не завели животное.
Я бросаю взгляд на девушку. Рыжеватые волосы перекинуты через одно плечо в
длинной, растрепанной косе, и она теребит кончик, сжимая пряди между пальцев. Мягкие
черты, хотя ее глаза насторожены, обрамленные темными очками. Веснушки повсюду. Она
использовала блестящий серебряный маркер, чтобы соединить их в созвездия на тыльной
стороне руки. Она сидит в расслабленной позе, опираясь на стену, вглядываясь в дорогу.
Это кажется каким-то чудом, что она согласилась сесть и поговорить. Я такой
придурок. Деклан никогда бы не позволил мне услышать конец этой истории.
«Значит, ты наконец– То попросил девушку поговорить с тобой... и выбрал газон
позади церкви? Чувак».
Но опять же, может быть это именно то, чего бы он ожидал.
Я снова бросаю взгляд в ее сторону.
– Могу я задать тебе личный вопрос?
– Валяй.
– Как тебя зовут?
– Эмма Блю. Это не совсем личный вопрос.
– Ты знала мое имя. Мне казалось неправильным, что я не знаю твоего.
– Я знаю твое имя только потому, что спрашивала подругу... – Эмма краснеет и
прерывается, но, должно быть, понимает, что отступать смысла нет. – Мы видели тебя в
кафетерии сегодня утром. Она в твоем классе по социологии.
– Я тоже вас видел.
Она морщится и отводит взгляд.
– Извини, что пялилась. Снова.
– Я привык к тому, что люди на меня пялятся. – Пауза. – Я гадал, значит ли это, что
я должен заговорить с тобой.
Она поворачивает голову и смотрит на меня в темноте.
– Ты мог бы заговорить со мной.
– Ты тоже могла бы со мной заговорить. – Я делаю паузу. – Я подумал, может быть, я странно себя вел вчера вечером.
– Думаю, у меня другие стандарты относительно того, что такое «странно». – Она
краснеет сильнее. – И не знаю, заметил ли ты, но я не тот тип девушки, которая просто
подходит к парню и начинает разговор.
– Это у нас общее.
– Ты тоже нервничаешь, когда разговариваешь с парнями?
– Спать не могу после этого.
Она улыбается. Не знаю, дразнит она меня или флиртует, но точно знаю, что это
первый раз два дня, когда я не чувствую себя на грани панической атаки.
Затем она спрашивает.
– Могу я задать тебе личный вопрос?
Я медлю. Я знаю, что она спросит.
– Конечно.
– Почему ты все время носишь толстовки?
Мне приходится преодолеть немедленное желание забиться в свою раковину.
Спрятаться.
– Это... долгий и сложный ответ.
Она какое-то время молчит, затем делает предположение.
– Ты слишком волосат?
Это так неожиданно, что я смеюсь.
– Нет.
Она еще какое-то мгновение раздумывает.
– Киборг?
Мне нравится, что она легко к этому относится.
– Теперь, когда ты узнала, мне, вероятно, придется тебя убить.
Она улыбается, но ее голос становится серьезным.
– Шрамы?
Я медлю. Это ближе к истине.
– Не совсем.
– Не совсем?
– Ну. – Я делаю паузу, когда напряжение снова сковывает мне плечи. Мысли о моих
шрамах заставляют меня думать о моем отце. Я подтягиваю колени к груди и кладу на них
одну руку. Другой рукой я продолжаю зарываться в шерсть собаки. – Некоторые шрамы. У
меня... было трудное детство. Но я не поэтому их ношу.
Я ожидаю, что она станет расспрашивать, потому что она знает о письме – но она
не настаивает. Она скрещивает ноги и откидывается назад.
– Ладно. Твоя очередь.
Я хмурюсь.
– Моя очередь?
– Для личного вопроса.
Она напоминает мне Деклана. Немного. В хорошем смысле.
– Почему ты плакала?
Она медлит.
– Это... долгий и сложный ответ.
Я этого заслуживаю. Я вздыхаю и вглядываюсь в ночь.
Рядом со мной, она делает то же самое.
– Твоя очередь, – говорю я тихо.
Пару мгновений она молчит.
– Твой отец – причина твоего трудного детства?
– Да.
– Он присылал тебе другие письма?
Я сглатываю.
– Эмейл.
– Э мейл?
– Я написал ему. – Я делаю паузу. – Написал, чтобы он оставил меня в покое. И он
ответил.
– Из-за него ты носишь толстовки?
– Да. – Мое напряжение становится на одну ступень выше, пальцы крепко
стискивают колени.
Но затем она говорит:
– Разве тебе все время не жарко?
Я выдыхаю.
– Иногда.
– А сейчас жарко?
– Немного.
Я бегал, пока ее собака не нашла меня, и это было после того, как я целый час
атаковал тяжелый мешок.
– Можешь снять, – говорит она. – Твоего отца сейчас здесь нет.
Ее голос такой прагматичный. Это не испытание. Это лишь кажется испытанием в
моем сознании.
Под толстовкой на мне надета спортивная футболка с длинными рукавами, так что
проблем не возникнет. Она ничего не увидит.
Я думаю о том чувстве в подвале, когда был уверен, что Мэтью наблюдает за мной.
Прямо сейчас, в этой толстовке, я чувствую себя трусом. Мне кажется, что я
прячусь.
«Твое молчание говорит о многом, Сын».
Я действительно прячусь.
– Я не хотела давить на тебя, – тихо говорит Эмма.
– Ты не давила.
Но давила. Вроде бы.
И это нелепо. Мы говорим о свитере.
Я хватаю край толстовки и тяну его через голову.
– Вау. – Резко выдыхает она.
Я замираю. Толстовка падает на землю смятой кучей рядом со мной.
Эмма пялится на меня. Ее глаза с тем же успехом могли бы быть лазерными
лучами, настолько силен их взгляд.
– Рев... я не...
– Перестань, – говорю я. Должно быть, моя футболка задралась вместе с
толстовкой. Должно быть, она увидела парочку отметин, которые оставил мой отец. Это
было такой ошибкой. Я такой тупица.
Я тяну за рукава, но футболка обтягивающая и уже висит у меня на запястьях.
– Пожалуйста. Перестань.
– Прости. – У Эммы прерывистый голос, и она отворачивается в сторону улицы. –
Прости.
Напряжение вцепилось когтями мне в плечи.
–
Что
ты
видела?
– Ничего.
– Ты что-то видела. – Мой голос хриплый, злой и напуганный, и во всем этом нет
ни капли ее вины, но она здесь, а я чувствую себя разоблаченным и все складывается
совсем не так, как я планировал. – Ты сказала «вау».
– Эй, – тихо произносит Эмма. – Рев. Я ничего не видела.
Воспоминания об отце вспыхивают у меня в сознании, так быстро, что я не могу
подавить ни одно из них. Это не имеет значения – ни одно из них не хорошее. Мои пальцы
сжимаются вокруг живота. Я до смерти боюсь, что она дотронется до меня, и я наброшусь
на нее и причиню ей боль.
– Не трогай меня, – выдавливаю я, стараясь говорить как можно спокойнее. – Не...
тебе лучше вернуться домой.
Эмма ерзает в траве, будто бы отодвигаясь. Хорошо. Я могу вдохнуть.
Затем она говорит, прямо передо мной.
– Эй. Открой глаза. Посмотри на меня.
Не помню, чтобы я закрывал глаза, но, должно быть, закрыл. Я подчиняюсь.
Она стоит на коленях в траве, протягивая мне толстовку.
– Я ничего не видела, – повторяет она. – Правда.
Я сглатываю.
– Все нормально. Я в порядке.
Все не нормально. И я не в порядке. Я все еще не могу пошевелиться.
– Ладно. Слушай. Не знаю, что, как ты думаешь, я видела, – быстро говорит Эмма.