Текст книги "Сокрушитель Войн"

Автор книги: Брендон Сандерсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 39 страниц)

Брендон Сандерсон
Сокрушитель Войн

Посвящается Эмили, ответившей «да»

Карта Т'Телира

Благодарности

Работа над «Сокрушителем войн» была необычной сразу в нескольких отношениях. Подробнее об этом вы можете прочитать на моем сайте. Достаточно сказать, что альфа-ридеров у меня было больше обычного, и со многими из них я впервые столкнулся на форуме. Я постарался упомянуть здесь их всех, но уверен, что некоторых пропустил. Если вы входите в их число, не стесняйтесь, напишите мне на электронную почту, и мы добавим вас в следующее издание.

Прежде всех хочу поблагодарить мою любимую жену Эмили Сандерсон. Мы поженились во время работы над этой книгой. Это мой первый роман, к которому она приложила руку, высказывая пожелания и советы, и ее помощь очень ценна. Кроме того, как всегда, выражаю благодарность моему агенту Джошуа Билмсу и редактору Моше Федеру, колоссально потрудившемуся над рукописью и поднявшему ее со второго или третьего возвышения как минимум на восьмое.

В издательстве «Тор» несколько человек проделали работу, выходящую за рамки их служебных обязанностей. Первый их них Дот Лин, мой рекламный агент, который был особенно бесподобен. Спасибо, Дот! Как всегда, упоминания заслуживают неустанные старания Ларри Йодера, равно как и превосходная работа арт-директора «Тора», гениальной Ирен Галло. Дэн Дос Сантос сделал для этой книги обложку, и я настоятельно советую посетить его сайт и посмотреть другие его работы, поскольку считаю его на данный момент одним из лучших в этом деле. Также слова благодарности заслужил Пол Стивенс за то, что поддерживал корпоративную связь для моих книг.

В разделе особых благодарностей у нас Joevans3 и Dreamking47, Луиза Симард, Джефф Крир, Меган Кауффман, thelsdj, Меган Хатчинс, Иззи Уайтинг, Дженси Олдс, Дрю Олдс, Карла Беньон, Эрик Джеймс Стоун, Дэн Уэллс, Айзек Стюарт, Бен Ольсен, Greyhound, Demented Yam, D.Demille, Loryn, Kuntry Bumpken, Vadia, U-boat, Tjaeden, Dragon Fly, pterath, BarbaraJ, Шир Хасирим, Digitalbias, Spink Longfellow, amyface, Ричард «капитан Горадель» Гордон, Swiggly, Дон Коули, Drerio, David B, Мишель Траммел, Мэтью Р. Карлин, Олли Табугер, Джон Палмер, Хенрик Ник и невероятный Питер Альстром.

Пролог

 «Занятно, – подумал Вашер, – сколько всего начинается с того, что я попадаю в тюрьму».

Смеющиеся стражники с лязгом захлопнули дверь камеры. Вашер поднялся, отряхнул пыль и, поморщившись, потер плечо. В верхней части деревянной двери имелась решетка. Сквозь нее Вашер видел, как трое стражников открыли его сумку и принялись в ней копаться.

Один из стражников – звероподобный здоровяк с бритой головой, форма которого оказалась настолько грязной, что яркие желто-синие цвета т’телирской городской стражи были едва различимы, перехватил взгляд Вашера.

«Яркие цвета, – подумал Вашер. – Придется снова привыкать к ним».

В любой другой стране солдаты в мундирах сочной желто-синей расцветки выглядели бы смешно. Но это Халландрен – страна возвращенных богов, безжизненных слуг, биохроматических исследований и, конечно же, красок.

Здоровяк оставил своих дружков, роющихся в пожитках Вашера, и медленно приблизился к двери камеры.

– А ты, говорят, не слабак, – сказал он, смерив Вашера оценивающим взглядом.

Вашер не ответил.

– Трактирщик сказал, ты в драке два десятка человек уложил. – Стражник потер подбородок. – Хотя по виду не скажешь. Но все равно не стоило бить жреца. Другие отсидят ночь в тюряге, а вот тебя… тебя повесят. Придурок бесцветный.

Вашер отвернулся. Камера ему досталась надежная, но обычная. По верху одной из стен шла тонкая щель, пропускавшая свет. Влажные каменные стены поросли мхом, а в углу гнила куча грязной соломы.

– Чего молчишь? – спросил стражник, подходя ближе к двери.

Цвета его формы стали ярче, будто он ступил в полосу света. Изменения были слабыми. У Вашера осталось не так много дыхания, и его аура не слишком сильно воздействовала на цвета вокруг. Сам стражник перемен не заметил, как не заметил их и в трактире, когда с приятелями оторвал Вашера от пола и швырнул в повозку. Конечно, столь незначительную разницу почти невозможно уловить невооруженным глазом.

– Эй, глянь-ка, – произнес один из стражников, перебирающих пожитки Вашера. – Это что такое?

Вашеру всегда казалось занятным, что стражники в тюрьмах, как правило, были настолько же безнравственны, как и те, кого они стерегли. А то и похуже. Возможно, это делалось намеренно. Обществу все равно, по какую сторону решетки такие люди; главное, чтобы они оставались подальше от более честных граждан.

Если такие вообще существуют.

Стражник вытащил из сумки Вашера длинный, завернутый в белое полотно предмет, развернул ткань и, присвистнув, показал остальным длинный меч с узким лезвием в серебристых ножнах. Его рукоять была абсолютно черной.

– Как думаете, у кого он его спер?

Главный стражник смерил Вашера взглядом, явно прикидывая, не из знати ли тот. Хотя в Халландрене аристократия отсутствовала, во многих соседних королевствах были лорды и леди. Но какой лорд наденет невзрачный рваный коричневый плащ? Разве у лорда могут быть синяки после трактирной драки, неухоженная борода и сапоги, сношенные годами странствий? Стражник отвернулся, заключив, что Вашер никакой не лорд.

Он был прав. И ошибался.

– Дай-ка посмотреть, – сказал главный стражник, беря меч в руки.

Взвесив его в руке и удивленно хмыкнув, он повернул клинок и, разглядев застежку, которая скрепляла ножны с рукоятью и не давала вытянуть лезвие, расстегнул ее.

Цвета в комнате стали более насыщенными. Они не прибавили в яркости, как куртка стражника, когда он подошел к Вашеру. Они сгустились. Потемнели. В красных тонах возобладал бордовый. Желтизна обернулась золотом. Синий превратился в иссиня-черный.

– Поосторожнее, приятель, – тихо сказал Вашер. – Этот меч опасен.

Стражник поднял голову, и все замерли. Потом он фыркнул и пошел прочь от камеры Вашера, сжимая меч в руке. Остальные двое, прихватив сумку Вашера, двинулись следом и скрылись в караулке в конце коридора.

Дверь захлопнулась. Вашер немедля опустился на колени возле кучи соломы и выбрал несколько крепких прутиков. Выдернув пару нитей из обтрепанного плаща, он связал соломинки так, что получился человечек трех дюймов ростом, с разлохмаченными на концах ножками и ручками. Вашер выдернул волосок из брови, закрепил его на голове фигурки и вытащил из сапога ярко-красный шелковый шарф.

Затем выдохнул.

Энергия вытекла из него, клубясь в воздухе, – полупрозрачная и переливающаяся, словно масло на освещенной солнцем воде. Вашер чувствовал, как его покидает то, что ученые называли биохроматическим дыханием, а большинство людей – просто дыханием. Одно дыхание было у каждого. По крайней мере, обычно. Один человек – одно дыхание.

У Вашера их было около пятидесяти, как раз чтобы достичь первого возвышения. Такая малость по сравнению с тем, чем он обладал когда-то, но многие посчитали бы пятьдесят дыханий великим сокровищем. К несчастью, пробуждение даже небольшого предмета из органического материала с частичкой своего тела в качестве фокуса потребовало почти половины дыханий.

Соломенный человечек дернулся, впитывая энергию. Половина ярко-красного шарфа в руке Вашера потускнела и стала серой. Он наклонился вперед, представляя то, что должна сделать фигурка, и завершил процесс, отдав приказ:

– Принеси ключи.

Соломенный человечек взглянул на Вашера и поднял единственную бровь. Вашер указал в сторону караулки. Оттуда внезапно донеслись изумленные крики.

«Времени мало», – подумал он.

Соломенный человечек пробежал по полу, подпрыгнул и протиснулся меж прутьев решетки.

Вашер сдернул плащ и разложил его на полу. Плащ очень напоминал человеческую фигуру: прорехи совпадали со шрамами на теле Вашера, в капюшоне были прорезаны дыры на уровне глаз хозяина. Чем больше форма и внешний вид предмета совпадали с человеческими, тем меньше дыханий уходило на пробуждение.

Вашер наклонился, стараясь не думать о днях, когда у него хватало дыханий, чтобы пробуждать, не обращая внимания на форму и фокус. Тогда было иное время.

Поморщившись, он вырвал прядь волос и разбросал их по капюшону плаща.

И снова выдохнул, истратив остатки дыхания. Плащ тут же задергался, а шарф совсем лишился цвета. Вашер ощутил себя… потускневшим. Потеря дыхания не была смертельна; собственно, лишние дыхания, которые он пустил в ход, некогда принадлежали другим людям. Вашер не знал, кому именно, – он не сам их собрал. Их ему передали. А как иначе? Так все и устроено: дыхание нельзя отобрать силой.

Однако потеря дыхания все же изменила его. Цвета не казались столь яркими. Он больше не ощущал присутствия людей в городе наверху, хотя раньше принимал эту связь как должное. Все люди ощущали друг друга: во сне чутье подсказывало им, когда кто-то входил в комнату. У Вашера это чутье было в пятьдесят раз сильнее.

А теперь оно исчезло. Дыхание втянулось в плащ и соломенного человечка, наделив их силой.

Плащ шевельнулся. Вашер наклонился и отдал приказ:

– Защищай меня.

Плащ застыл. Вашер поднялся и накинул его на плечи.

В окошке показался соломенный человечек, тащивший большую связку ключей. На соломенных ножках виднелись красные пятна. Теперь ярко-алая кровь казалась Вашеру тусклой.

– Спасибо, – сказал он, взяв ключи.

Вашер всегда благодарил их. Он не знал почему, особенно принимая во внимание то, как поступал с ними после.

– Дыхание твое – ко мне, – приказал Вашер, коснувшись груди соломенной фигурки.

Та мгновенно обмякла, жизнь покинула ее, и дыхание снова влилось в Вашера. Вернулось знакомое чувство восприятия, осознание взаимосвязей и соответствий. Он мог забрать дыхание лишь потому, что сам пробудил это существо – собственно, такие пробуждения редко бывали постоянными. Вашер не тратил дыхание зря, он выдавал его малыми порциями и забирал обратно.

По сравнению с тем, чем он когда-то владел, запас в двадцать пять дыханий был неимоверно мал. Однако по сравнению с его полным отсутствием и это казалось бесконечным. Вашер затрепетал от удовольствия.

Крики в караулке прекратились, в подземелье наступила тишина. Пришло время выбираться.

Вашер просунул руку сквозь прутья решетки и отпер камеру. Оставив соломенную фигурку, он толкнул тяжелую дверь и выбежал в коридор. Он не пошел ни в караулку, ни к расположенному за ней выходу, а повернул на юг, вглубь подземелья.

С этого момента в дальнейшем его плане не было определенности. Найти таверну, куда часто наведывались жрецы Радужных Тонов, оказалось довольно просто. И ничуть не сложнее – ввязаться в трактирную драку и ударить одного из этих жрецов. Халландренцы очень серьезно относились к религии, и Вашер заработал не обычное заключение в местной тюрьме, а пропуск в подземелья короля-бога.

Зная, что за люди обычно охраняют подобные подземелья, он был уверен в том, что они попытаются вынуть Кровь Ночи из ножен. Отвлекающий маневр удался, и он смог добыть ключи.

Но теперь начиналась самая непредсказуемая часть.

Вашер остановился. Пробужденный плащ затрепетал. Найти нужную камеру оказалось несложно: значительный участок камня вокруг нее был лишен цвета, а стены и двери казались тускло-серыми. Камера предназначалась для пробуждающих, ибо без цвета пробуждать невозможно. Вашер подошел к двери и заглянул сквозь решетку. Закованный в цепи обнаженный человек был подвешен за руки к потолку. По глазам Вашера ударили цвета: смуглая кожа, яркие пятна сине-фиолетовых кровоподтеков.

Рот узника был заткнут кляпом. Еще одна мера предосторожности. Чтобы пробуждать, требовалось три условия: дыхание, цвет и приказ. Обертона и оттенки, как говорили некоторые, – Радужные Тона, связь между цветом и звуком. Приказ надо было отдать ясно и четко, на родном языке пробуждающего. Любая запинка, любая ошибка в произношении лишала пробуждение силы: дыхание выплескивалось, но объект не мог действовать.

Отперев дверь тюремным ключом, Вашер вошел в камеру. Аура узника усиливала цвета всего, что к нему приближалось. Такой мощный ореол мог заметить любой, но достигшему первого возвышения это было намного проще.

Не самая сильная биохрома из тех, что доводилось видеть Вашеру, – ауры Возвращенных, которых в Халландрене считали богами, гораздо сильнее. И все же мощь узника впечатляла и значительно превосходила мощь самого Вашера. Заключенный владел множеством дыханий. Сотнями и сотнями дыханий.

Пленник качнулся в оковах, изучая Вашера. Его пересохшие губы потрескались и кровоточили. Мгновение помедлив, Вашер подошел, чтобы вытащить кляп.

– Ты, – прошептал узник, слабо закашлявшись. – Ты пришел меня освободить?

– Нет, Вар, – тихо ответил Вашер. – Я пришел тебя убить.

Вар фыркнул. Заключение сильно отразилось на нем. Когда Вашер видел его в последний раз, мужчина был полным. Теперь же, судя по истощенному телу, он уже долгое время голодал. Кожу покрывали свежие порезы, синяки и ожоги.

Следы пыток, затравленный взгляд и мешки под глазами выдавали мрачную истину. Дыхание передавалось лишь намеренным, добровольным приказом. Но к этому приказу можно было принудить.

– Итак, – прохрипел Вар, – ты осуждаешь меня, как и все остальные.

– Мне нет дела до провала твоего восстания. Я просто хочу забрать твое дыхание.

– Весь халландренский двор хочет того же.

– Да. Но ты не отдашь его одному из возвращенных, ты отдашь его мне. Взамен я тебя убью.

– Не слишком выгодная сделка.

В лишенном эмоций голосе Вара появилась твердость, которой во время предыдущей встречи много лет назад Вашер не заметил.

«Странно, – подумал Вашер. – Спустя столько времени у нас наконец нашлось что-то общее».

Вашер держался от Вара на безопасном расстоянии. Теперь узник обрел голос и мог приказывать. Однако он не касался ничего, кроме металлических цепей, а пробуждать металл очень трудно. Цепи никогда не были живыми и формой совсем не напоминали человека. Сам Вашер даже на пике силы смог пробудить металл только в нескольких исключительных случаях. Конечно, некоторые особо могучие пробуждающие могли вдохнуть жизнь в предметы, которых не касались, ибо сила пребывала в их голосе. Но это умение требовало девятого возвышения. Даже Вар не обладал таким количеством дыханий. Собственно, Вашер знал только одного ныне живущего человека, способного на нечто подобное, – короля-бога.

Это означало, что Вашеру, скорее всего, ничего не грозило. В распоряжении Вара имелось огромное количество дыханий, но пробуждать ему было нечего. Вашер обошел скованного пленника и понял, что едва ли испытывает сочувствие. Вар получил по заслугам. И все же жрецы не дадут ему умереть с таким запасом дыханий. Умри он – и дыхание пропадет напрасно. Исчезнет. Навсегда.

Даже власти Халландрена, в котором были очень строгие законы о покупке и передаче дыхания, не могли упустить такое сокровище. Его хотели заполучить настолько сильно, что отложили казнь такого опасного преступника, как Вар. Наверное, впоследствии они будут проклинать себя за то, что не приставили больше стражи.

Но, с другой стороны, Вашер два года ждал этой возможности.

– Ну так что? – спросил Вар.

– Отдай мне дыхание, Вар, – сказал Вашер, шагнув к нему.

Вар фыркнул.

– Сомневаюсь, что ты сравнишься мастерством с палачами короля-бога, Вашер. А их пытки я терплю уже две недели.

– Ты бы удивился тому, что я умею. Но не важно – ты отдашь мне свое дыхание. Ты знаешь, что можешь выбрать лишь одно из двух: отдать его или мне, или им.

Подвешенный за руки Вар медленно покачивался. И молчал.

– У тебя не так много времени, – добавил Вашер. – В любой момент кто-нибудь может заметить мертвых стражников. Поднимется тревога. Я уйду, а тебя снова будут пытать, и в конце концов ты все-таки сломаешься. И вся собранная тобой сила попадет в руки тех самых людей, которых ты поклялся уничтожить.

Вар уставился в пол. Вашер дал ему несколько секунд на размышление и понял, что мятежник полностью осознал ситуацию. Наконец Вар перевел взгляд на Вашера:

– Тот... твой предмет. Он здесь, в городе?

Вашер кивнул.

– Я услышал крики… это из-за него?

Вашер снова кивнул.

– Сколько еще ты пробудешь в Т’Телире?

– Какое-то время. Возможно, год.

– Ты направишь его против них?

– Мои цели – мое дело, Вар. Ты примешь мое предложение? Быстрая смерть в обмен на дыхание. Я обещаю одно: твои враги его не получат.

Помолчав, Вар наконец прошептал:

– Оно твое.

Вашер потянулся вперед, положив ладонь на лоб узника и стараясь не коснуться его кожи ни единым клочком одежды, чтобы не дать Вару вытянуть цвет для пробуждения.

Вар не шевелился, будто оцепенев. Когда Вашер уже забеспокоился, что узник передумал, Вар выдохнул. Цвет покинул его. Прекрасное сияние, аура, придававшая величие, несмотря на раны и цепи, вытекла изо рта, повисла в воздухе переливающимся туманом. Закрыв глаза, Вашер вдохнул ее.

– Жизнь моя – тебе, – приказал Вар с ноткой отчаяния в голосе. – Дыхание мое – тебе.

Дыхание затопило Вашера, и все вокруг налилось красками жизни. Коричневый цвет плаща казался теперь глубоким и насыщенным. Кровь на полу вспыхнула ярко-красным, словно загоревшись. Даже тело Вара показалось шедевром: угольно-черные волосы, фиолетовые синяки и алые порезы. Уже много лет Вашер не чувствовал себя таким… живым.

Поддавшись затопившей его силе, Вашер задохнулся и рухнул на колени. Пришлось даже упереться ладонью в каменный пол, чтобы не упасть.

«Как я жил без этого?»

Он знал, что его чувства на самом деле не изменились, но ощущал теперь все иначе, восприятие непередаваемо обострилось. Коснувшись каменного пола, он поразился его шероховатости. Свист ветра, проникавшего сквозь маленькое окно подземелья вверху… Он всегда был столь мелодичным? Как он раньше не замечал?

– Выполни свою часть сделки, – проронил Вар.

Вашер уловил оттенки в его голосе, красоту каждого из них, их близость к обертонам. Сейчас у него был абсолютный слух – дар любому, кто достиг второго возвышения. Приятно иметь его снова.

Конечно, при желании Вашер мог в любой момент достичь пятого возвышения. Но это потребовало бы определенных жертв, которые он не хотел приносить. И потому он заставил себя пойти старым путем – собирать дыхания у людей вроде Вара.

Вашер встал, вытащил уже послуживший чуть раньше бесцветный шелковый шарф, набросил его на плечо узника и выдохнул.

Он не стал придавать шарфу форму человека и не воспользовался волосами или кожей для концентрации, хотя пришлось вытянуть цвет из рубашки.

Вашер взглянул в полные смирения глаза Вара.

– Задуши его, – приказал он, коснувшись дрожащего шарфа кончиками пальцев.

Тот мгновенно дернулся, вбирая множество дыханий, но сейчас их количество казалось Вашеру ничтожным. Быстро обернувшись вокруг шеи Вара, шарф начал его душить. Вар не боролся и не ловил ртом воздух, просто с ненавистью смотрел на Вашера, пока его глаза не вылезли из орбит и жизнь не покинула его.

Ненависть. Вашер достаточно повидал ее за свою жизнь. Он осторожно коснулся шарфа, забрал из него дыхание и оставил Вара висеть в камере. Затем бесшумно прошел по тюрьме, поражаясь оттенкам дерева и камня. Через несколько секунд он заметил, что в коридоре прибавился еще один цвет. Красный.

Он обогнул образовавшуюся на наклонном полу подземелья лужу крови и вошел в караулку. Трое стражников оказались мертвы. Один из них сидел на стуле. Кровь Ночи, прямо в ножнах, торчал из его груди. Над краем серебристых ножен виднелось около дюйма черного лезвия.

Вашер аккуратно задвинул оружие в ножны до упора и застегнул пряжку.

«Я сегодня отлично справился», – прозвучал голос у него в голове.

Он не ответил мечу.

«Я их всех убил, – продолжил Кровь Ночи. – Ты что, не гордишься мной?»

Вашер поднял оружие. Он привык к его необычному весу и держал меч одной рукой. Затем подхватил сумку и забросил ее на плечо.

«Я знал, что тебе понравится», – с явным удовольствием сказал Кровь Ночи.

Глава 1

У незначительности множество преимуществ.

Конечно, по меркам многих людей Сири вовсе не была «незначительной». Она все же дочь короля. К счастью, ее отец имел четверых ныне здравствующих детей, и семнадцатилетняя Сири была самой младшей. Фафен, следующая по старшинству, исполнила семейный долг и стала монахиней. Перед ней шел Риджер, старший сын, наследник трона.

А еще была Вивенна. Вздохнув, Сири продолжила путь по тропе, ведущей к городу. Вивенна, первенец короля… ну, она просто Вивенна. Прекрасная, уравновешенная, совершенная почти во всем. И это хорошо, поскольку она обручена с богом. Так или иначе, Сири, четвертый ребенок – лишняя. Вивенна и Риджер полностью сосредоточились на учебе. Фафен помогала людям пасти скот и вести домашние дела. А незначительная Сири могла позволить себе куда больше – к примеру, постоянно исчезать и часами пропадать в окрестностях.

Конечно, ее отсутствие замечали, и, само собой, возникали проблемы. Но даже отцу приходилось признавать, что ее отсутствие не причиняет особых неудобств. Город прекрасно существовал и без Сири… Собственно, даже лучше, когда она не крутилась поблизости.

Незначительность. Для других это слово звучало оскорблением. Для Сири – благословением.

Сири с улыбкой вошла в город и, как всегда, приковала к себе взгляды. Хотя формально Бевалис считался столицей Идриса, он был не так уж велик, и все знали ее в лицо. Судя по рассказам захаживающих к ним странников, ее родной город казался деревней по сравнению с крупными городами других стран.

Но Сири он все равно нравился, несмотря на невзрачные улочки, крытые соломой крыши и унылые, но крепкие каменные стены. Здесь женщины гонялись за отбившимися от стаи гусями, мужчины вели ослов, нагруженных мешками с зерном для посева, а дети гнали овец на пастбища. Более экзотичные виды открывались в огромных городах Заки, Хадреса или даже наводящего страх Халландрена, но эти города были переполнены гомоном, снующими повсюду безликими толпами и надменной знатью. Все это не нравилось Сири, которая даже Бевалис считала чересчур оживленным.

«И все же, – подумала она, посмотрев на свое строгое серое платье, – могу поспорить, что красок в тех городах больше. Вот на что мне и правда хотелось бы взглянуть».

Там ее волосы не бросались бы в глаза. Как и всегда после прогулки по полям ее длинные локоны посветлели от радости. Она сосредоточилась, стараясь заставить их повиноваться, но смогла изменить цвет лишь на тускло-каштановый. Стоило на миг потерять концентрацию, как волосы тут же обретали прежний оттенок. В отличие от Вивенны, Сири никогда толком не удавалось их контролировать.

Пока Сири шла по городу, за ней увязалась стайка детишек. Улыбнувшись, она притворилась, что не замечает их, пока одна девчушка не набралась храбрости подбежать и дернуть ее за платье. Вот тогда Сири с улыбкой обернулась. Ее встретили серьезные лица. Идрисских детей с раннего возраста учили избегать позорных проявлений эмоций. Учение Остре гласило, что в проявлении чувств нет ничего дурного, но не следует с их помощью обращать на себя внимание.

Сири никогда не отличалась особенным благочестием. Она считала, что в этом не было ее вины, раз уж Остре наделил ее явной неспособностью к послушанию.

Дети терпеливо ждали, пока Сири наконец не выудила из складок юбки несколько ярких цветков. При виде живых красок глаза ребятишек широко распахнулись. Три голубых цветка и один желтый. Они отчетливо выделялись среди беспроглядной серости города, в котором отсутствовали любые оттенки, за исключением тонов кожи и глаз жителей. Камни покрывали известью, одежду шили из серой или коричневой ткани. Все ради того, чтобы избавиться от цвета.

Ибо без цвета не бывает пробуждающих.

Девочка, дернувшая Сири за юбку, схватила цветы и побежала прочь, остальные дети кинулись за ней. Сири поймала несколько неодобрительных взглядов прохожих. Никто из них, впрочем, не возразил. В положении принцессы, пусть и незначительной, были свои преимущества.

Она двинулась дальше, в сторону дворца. Это было низкое одноэтажное строение с просторным утоптанным двором. Сири проскользнула мимо торговцев у ворот, обогнула угол и вошла на кухню. Когда открылась дверь, главная кухарка Маб, на полуслове оборвав песню, взглянула на Сири.

– Твой отец тебя ищет, дитя. – Отвернувшись, Маб принялась крошить лук, снова замурлыкав что-то себе под нос.

– Не сомневаюсь. – Сири подошла к котлу и принюхалась к ароматному пару от кипящей картошки.

– Опять сбежала в холмы? Могу поспорить, чтобы прогулять занятия.

Сири улыбнулась, а затем достала еще два ярко-желтых цветка и покрутила их между пальцами.

Маб закатила глаза.

– И снова развращала городскую детвору. Нет, ну в самом деле, девочка, пора повзрослеть. Ух, отец еще поговорит с тобой о твоей безответственности.

– А я люблю поговорить, – заметила Сири. – И всегда столько нового узнаю, когда отец злится. Нельзя же упускать шанс поучиться?

Маб фыркнула и добавила к луку немного соленых огурцов.

– В самом деле, Маб, – продолжила Сири, помахивая цветком и чувствуя, как ее волосы слегка краснеют. – Не вижу здесь никакой проблемы. Остре сотворил цветы, верно? Он даровал им цвет, так что они не могут нести зло. Да во имя всего святого – мы его называем Богом Цвета!

– В цветках зла нет, – ответила Маб, положив в варево немного зелени, – если только они остаются там, куда Остре их поместил. Нельзя использовать красоту Остре, чтобы придавать себе значимости!

– Цветок не придает мне значимости.

– Разве? – Маб кинула в один из кипящих котлов зелень, огурцы и лук.

Она постучала по стенке котелка плоской стороной ножа, прислушалась и, кивнув, полезла под стол за другими овощами.

– Вот скажи мне, – приглушенно спросила она, – ты и впрямь думаешь, что не привлекаешь внимание, гуляя по городу с этими цветками?

– Это потому, что сам город слишком тусклый. Будь он чуть более красочным, на цветы бы никто не обращал внимания.

Маб выпрямилась, ставя на стол коробку с клубнями.

– Ты бы предпочла, чтобы мы раскрасили его подобно Халландрену? Может, нам еще и пробуждающих в город пригласить? Как тебе это? Демонов, которые высасывают души у детей и душат людей их же одеждой? Поднимают трупы из могил и заставляют их делать черную работу? Режут женщин на нечестивых алтарях?

Сири почувствовала, как ее волосы белеют от беспокойства.

«Хватит уже!» – подумала она. Кажется, у волос был собственный разум, реагирующий на малейшие эмоции.

– Рассказы про приносимых в жертву девушек – всего лишь небылицы, – сказала Сири. – На самом деле никто ничего подобного не делает.

– Истории откуда-то берутся.

– Да, от старух, которые устраивают зимой посиделки у каминов. Не думаю, что нам надо бояться. По мне, пока халландренцы нас не трогают, пусть делают что хотят.

Маб, не поднимая головы, принялась крошить клубни.

– У нас соглашение, Маб, – продолжила Сири. – Отец и Вивенна позаботятся о том, чтобы ничего не случилось и чтобы халландренцы оставили нас в покое.

– А если не оставят?

– Оставят. Не волнуйся.

– У них армия лучше, – сказала Маб, не отвлекаясь от резки овощей. – Сталь лучше. Еды больше. И эти… эти создания. Народ беспокоится. Может, тебе все равно, но те, у кого с головой в порядке, волнуются.

Кухарка была права, от этого никуда не деться. У Маб хватало мудрости, чтобы разбираться не только в специях и бульонах. Однако она легко поддавалась панике.

– Ты зря волнуешься, Маб. Вот увидишь.

– Я просто хочу сказать, что сейчас неподходящее время для того, чтобы принцесса бегала с цветками, выделяясь в толпе и навлекая неодобрение Остре.

– Ну хорошо, – вздохнула Сири и кинула цветок в котел. – Теперь будем выделяться все вместе.

Маб на мгновение замерла, закатив глаза, затем продолжила нарезать клубень.

– Надеюсь, это был ванавель?

– Конечно! – ответила Сири, принюхиваясь. – Я не стала бы портить еду. И все равно я считаю, что ты преувеличиваешь.

Маб тоже принюхалась.

– Держи, – сказала она, доставая второй нож. – Займись хоть чем-то полезным. Нужно покрошить эти коренья.

– А я разве не должна идти к отцу? – Сири принялась нарезать изогнутый корень ванавеля.

– Он же тебя сюда и пошлет, заставит работать на кухне в наказание! – отозвалась Маб, снова постучав ножом по котелку. Кухарка твердо верила, что может оценить готовность блюда по звону.

– Да поможет мне Остре, если отец когда-нибудь узнает, что мне здесь нравится.

– Тебе просто нравится вертеться рядом с едой, – заметила Маб, выловив цветок Сири из варева и отбросив его в сторону. – В любом случае, к королю сейчас нельзя. Он совещается с Ярдой.

Сама Сири никак не отреагировала и продолжила крошить коренья, но ее волосы внезапно посветлели от волнения.

«Обычно отец совещается с Ярдой часами, – подумала она. – Что толку сидеть тут и ждать, пока он закончит…»

Маб отвернулась, чтобы взять что-то из шкафчика, а когда перевела взгляд на Сири, та уже вылетела за дверь и бросилась к королевским конюшням. Спустя пару минут она в своем любимом коричневом плаще вовсю неслась на лошади прочь из дворца. Радость отозвалась ярким теплым цветом в волосах. Быстрая скачка – отличное завершение дня.

В конце концов, ее в любом случае накажут.

* * *

Король Идриса Деделин положил письмо на стол. Он уже достаточно на него насмотрелся. Пришло время решать, отправлять старшую дочь на смерть или нет.

Несмотря на приближение весны, в покоях было холодно. Идрис был расположен в горах, и тепло сюда приходило редко; его ценили и ему радовались, но каждое лето оно длилось недолго. Покои были строгими, но прекрасными в своей простоте. Даже король не мог позволить себе помпезности.

Деделин подошел к окну и посмотрел на двор. Для некоторых стран такой дворец считался бы скромным: один этаж, остроконечная деревянная крыша, невысокие каменные стены. Но для Идриса он казался большим и граничил с излишеством. Этому было объяснение: дворец служил еще и залом заседаний, и штабом армии для всего королевства.

Король перевел взгляд на генерала Ярду. Кроме них в комнате никого не было. Дородный мужчина ждал, сцепив руки за спиной. Его борода была перевязана в трех местах.

Деделин снова посмотрел на письмо. Кричащий ярко-розовый цвет бумаги выделялся на его столе подобно капле крови на снегу. Розовый был невиданным цветом для Идриса. Но в Халландрене – центре мирового производства красок – такие безвкусные оттенки считались обычными.

– Итак, дружище, – произнес Деделин. – Что ты мне посоветуешь?

Генерал Ярда покачал головой.

– Близится война, ваше величество. Я чувствую ее в воздухе и читаю это в донесениях наших шпионов. Халландрен по-прежнему считает нас мятежниками, а наши перевалы на севере слишком соблазнительны. Они нападут.