Текст книги "Теплица (сборник)"

Автор книги: Брайан Олдисс

30
Драгоценные находки

Очередная экспедиция готовилась к выходу, причем через задний шлюз, чтобы не попасть на глаза сидевшим под башней погорельцам. Причина: стыд за многодневное ничегонеделание. Ноэль, уже проинформированная о гибели Мангаляна, вдруг получила от него личное сообщение на персональный визгун. Должно быть, какая-то мелкая сошка или вовсе временно нанятая трудовая единица позабыла отправить эту запись вовремя. Помучившись сомнениями открывать ли, Ноэль наконец проиграла файл, и ее сердечко застучало быстрее. Несмотря на назидательный тон, в послании почудился ответ на ее любовь к Мангаляну, единственному мужчине, в чей адрес она испытывала внутреннюю сексуальную теплоту.

В сообщении говорилось следующее:

«Ты не хуже остальных понимаешь необходимость изменить, улучшить человеческую расу, особенно по части моральных качеств. Разумеется, мы отдаем себе отчет в том, что контакт с зюйдамерскими птицелюбами грозит риском заражения. И все же такова суть нашей надежды, нашей тоски – которую, знаю я, ты тоже разделяешь, дражайшая Ноэль – по моральному прогрессу, и вот почему Запад должен, прямо-таки категорически обязан, предоставить выжившим приют, причем незамедлительно, к каким бы плачевным последствиям это ни привело в результате. Мои чаяния и мое сердце с тобой. Мангалян».

Его голос затих.

Ноэль хватила коробочкой о стену. Подскочила и еще врезала пяткой.

– Лицемер проклятый! – завизжала она. – Да с какой стати мы, чистенькие и здоровенькие, должны обниматься чуть ли не с прокаженными?! Нам что, своих опасностей не хватает? Нет уж, дудки! Тащи свой героизм к себе в могилу!

Позже она объявила всем и каждому, что от СУ поступили строжайшие указания не допускать в башню ни единого зюйдамерца:

– Они сами себя подставили под удар, сознательно нарушив правила содержания животных. Вот пусть теперь и расплачиваются. А у нас жизнь и без того не сахар.

Заявление было встречено, в общем-то, вздохом облегчения, хотя выискались и те, кто счел сей эдикт вопиющим попранием всех тех ценностей, за которые ратовала подлинная цивилизованность.

* * *

Дальше – хуже. Прибыла немногословная информсводка о двойном самоподрыве террористов-смертников в корпусах Гарвардского университета. Этот старейший вуз Америки, основанный еще в семнадцатом столетии одним из английских поселенцев, был вынужден захлопнуть свои двери в связи с масштабным ремонтом. Все внешнее финансирование временно заморозили, включая регулярные взносы в СУ, которые полагалось делать раз в два года.

Через несколько минут доставили еще одну сводку. В ней сухо сообщалось, что результаты вскрытия Герберта ибн Сауд Мангаляна показали, что его пытали перед смертью.

Прочтя это, Ноэль исполнилась чувства, будто ее саму разорвали пополам. Подобрав с пола покореженный визгун, она поцеловала его и бережно убрала в ящик стола.

Многие жители башни оплакали смерть Мангаляна – кто-то украдкой, другие напоказ.

* * *

Как марсианская колония, так и собственно СУ пребывали сейчас в глубоком кризисе, несмотря на ошеломительное известие о подтверждении жизни на Марсе.

Зябко обняв себя за плечи, Хэддод маялся в обсерватории.

– Мы пропали, да? Теперь-то им точно до нас нет дела…

– А позорней всего, – отвечал Фихт, – что за этим проектом, из-за которого мы тут очутились, все-таки стояла надежда – и даже обоснованное ожидание! – в конечном итоге добраться до юпитерянских лун. Еще бы парочку поколений научно-технического прогресса, и, думаю, у нас бы получилось.

– Ха! А сейчас-то как быть? – Хэддод спрашивал скорее риторически, но у Фихта сыскался ответ: «Насколько я понимаю, есть только две альтернативы. Либо нас всех – или почти всех – вывозят обратно на Землю… так сказать, спасают… либо просто оставляют за бортом. Как на необитаемом острове. Причем второй путь представляется куда более вероятным».

На всех ярусах обитатели приходили к тому же выводу. Робинзон Крузо отделался малой кровью.

* * *

Жизнь, как выяснилось, не бесконечна, а сейчас вообще, похоже, завершится позорнейшим фиаско. Многие остро ощущали собственное одиночество, даже в толпе, и, наверное, бормотали себе под нос нечто вроде:

 
Будущее как заброшенный пляж —
Вечно все те же тоскливые сумерки.
Что ж я так лоханулся? Надо было ее чпокнуть.
О мои «Судебные штучки»… кто вас теперь
           вспомнит?
Зря я ему отказала тем пьяным вечером,
Душа зудит, а как почесать – непонятно,
Ой, мамочка-мамочка, кто ж за тобой присмотрит?
А ведь мы целовались. Я ее пощупал. Мокренькая
           такая.
Мои пределы тают в пустоте.
Зато мы все герои. Эти… как их? Первопроходцы.
Метанипоко, да, сожаление, восторг, хотя бы
           это узнали.
«Марс как чертоги Смерти».
Лаванда, пляж, белые ракушки, пена прибоя.
Что такое умереть? Куда проще, чем жить.
Эх, жаль, что жизнь коротка!
 

А вот Геринт был человеком одержимым, упрямо гнул свое. Подготовка к следующей экспедиции почти завершилась. Оставалось только непосредственно перед выходом заправить кислородные баллоны. Подозревая, что другой такой возможности не представится, Геринт решил сам пойти с группой.

– Веселей, девчата! Нас ждет нечто незабываемое! – бросил он себе за плечо, затаскивая доктора Жиор, личную партнессу, в собственный кабинет. Запер дверь. Жиор уже выпутывалась из комбинезона.

– Родная! – промолвил он, и они бросились друг другу в объятия.

– Сначала ты мне, – сказала она.

Геринт послушно опустился на колени.

* * *

Надев дыхательные маски, облачившись в прочные скафандры-хуахэны, экспедиционная партия – семь женщин, четверо мужчин – вышла в путь. Покинув поселение через задний шлюз, они наткнулись на человека, который сидел, подпирая башню спиной.

– Он болен, – заметил Роой.

– Он мертв, – уточнила доктор Жиор, не испытывавшая никакого сочувствия из-за гормонов секса, которые роились у нее в голове.

Пнув тело мыском сапога, Роой увидел, что одежда зюйдамерца по большей части сгорела. В условиях почти полного вакуума разложение пойдет ох как медленно.

Оставив Олимп за спиной, группа двинулась на юго-восток, пересекая аллювиальную равнину, восходящую к Гесперийскому периоду. Хотя в этом направлении никто еще не делал вылазок, полгруппы считало, что ничего нового они тут не найдут.

Многие древние русла сохранились на протяжении доброй мили, а то и больше. Кое-где они даже сливались, образуя широкие плоские ленты, значительно облегчавшие передвижение. Порой русла перемежались площадками, где рассыпающиеся стенки метеоритных кратеров напоминали руины земных средневековых замков. Здесь дорога становилась опасной: мало того что тени мешали ориентироваться, так можно было еще провалиться в полуприсыпанную канаву. Даже Геринт, поглощенный своими мыслями, умудрился ухнуть в одну из таких ловушек. Над местом падения поднялся султан пыли.

Как только другие члены экспедиции удостоверились, что начальник не пострадал, они поспешили отойти назад, подальше от пылевого облака. Геринт выполз самостоятельно, опустившись на четвереньки. Ладонь угодила на россыпь каких-то зеленоватых голышей. Взяв один, он вскинул его к глазам, подставляя под неверный свет дня.

Геринт уже собирался отшвырнуть камешек прочь, когда Строй вдруг подала голос, прося не торопиться. Она спрыгнула к нему в канаву.

– Может, они ценные, – сказала Строй.

– Только не на Марсе!

– Да нет же… Это… как их… вот проклятие, забыла!

Она принялась рыть обеими руками. Через мгновение вытащила еще один зеленый камень, похожий на первый, только покрупнее.

Очередной нырок в пыль, и на свет появился голубоватый самоцвет, за ним другой. Строй посмотрела оба кристалла на просвет. Богатый лиловый оттенок.

– Тебе известное, что это такое? – спросила она. – Танзанит! Да-да! Если только я не ошибаюсь, вот эта лиловая стекляшечка называется танзанит. Я такие видела в Джайпуре, когда там работала. Дорогая штучка. Давайте все здесь соберем и принесем в башню. За них можно неплохо выручить.

Выбираясь из канавы, Геринт заметил:

– Здесь они ничего не стоят.

– А про экспортный бизнес слышать не доводилось?

Разведпартия не стала идти дальше. Все повернули домой.

Зюйдамерский труп так и продолжал сидеть на своем месте возле заднего шлюза, весьма элегантный в смерти.

* * *

Строй вывалила кристаллы на столешницу. Жиор взяла один, потерла о рукав и поднесла к глазам.

Прожужжал вакипурр, выводя научные данные о камнях.

«Цаворит, или зеленый гроссуляр, – редкая разновидность граната, чья цена недавно достигла отметки в девять тысяч долларов за карат (что в тысячу раз дороже алмаза).

Танзанит – геммологическое название разновидности циозита; встречается синих, лиловых или желтых тонов в зависимости от угла освещения. На Земле цена кристаллов танзанита достигает четырех тысяч долларов за карат, несмотря на экономический спад и дефляцию.

Ряд геологов полагает, что возраст этих редких минералов превышает пятьсот восемьдесят миллионов лет».

– Пятьсот восемьдесят миллионов лет тому назад! – выдохнула Строй. – Ах, как я обожаю непостижимые отрезки времени!

– Не исключено, что здесь наше спасение, – рассудила Ноэль, старательно пряча волнение. – Только кристаллов надо гораздо больше. Геринт, вы можете немедленно выслать партию по сбору самоцветов? Я надеюсь, все понимают, что благодаря этим… этим драгоценным дарам… мы могли бы купить себе собственный университет?

Все расплылись в счастливой улыбке и ласково посмотрели друг на друга. Позднее всплакнула одна лишь Ноэль, да и то при мысли о Мангаляне. Комендант твердо решила: если камни действительно принесут ожидаемую цену, она толику денег пустит на установку рядом со шлюзом статуи в его честь.

* * *

В конечном итоге Земли достигла одна-единственная партия драгоценностей. Когда транспортная ракета вернулась, неся в себе припасов на несколько десятилетий плюс делегацию биологов, связь с материнской планетой внезапно оборвалась – хотя Херб уже забрался «зайцем» в один из грузовых отсеков. Вот так, в миг триумфального торжества, воплотились в жизнь худшие страхи поселенцев.

* * *

Судьба Земли так и осталась загадкой. После многомесячной паники и перекладывания вины с одних плеч на другие колонисты посвятили все свои мысли только выживанию.

* * *

Минули долгие, неторопливые марсианские годы. В который раз Айми и Роой совершали свой традиционный моцион, ежедневный ритуал физических упражнений.

Уменьшенная сила притяжения, ставшая таким барьером на пути первоначальной колонизации, теперь оказалась воистину благодеянием. Вечно давившая тяжесть, доселе сводившая землян в раннюю могилу, на Марсе не столь велика. По земным меркам, Айми с Рооем было по несколько сотен лет, однако выглядели они куда моложе своего возраста. Эдак встретишь таких на тропинке и невольно воскликнешь про себя: «Ах, что за бодрячки!» Мало того, процесс старения не сказался на фертильности: зачатия происходили с прежней легкостью. Плоды любви потихоньку крепчали и дольше времени проводили в чреве матери. Проблему патологических родов преодолеть пока не удалось, однако все прямо-таки нутром чувствовали, что дело вот-вот стронется с мертвой точки. Сами-то они приспособились к Марсу, так что эстафетная палочка теперь в руках младенцев. Время еще есть.

Перемены коснулись и окружающей обстановки. За неспешные, морозные годы удалось изрядно поднять выработку кислорода. Башни развивались и надстраивались, хотя новых никто не закладывал.

Нынче вдоль прогулочной тропинки росли кое-какие насаждения. Того сорта, который некогда кормил и обогревал древнекитайские династии: бамбук.

Почтенная пара миновала Гунча и Тада, которые беспечно тряслись на легком тракторе. Навстречу.

Судьба распорядилась так, что именно этим более моложавым влюбленным и довелось совершить «Исторический наезд на будущее», как потом назвали эпохальный инцидент.

31
Гости

Свет был вполне бледным, звездочки искрились в жирной тьме над макушкой – раз уж на Марсе нет неба в привычном понимании.

Гунча и Тад ехали на тракторетке, позаимствованной в техотделе Китайской башни. Их ждал Олимп, вечный ориентир на Марсе, который заметен аж с Земли: вулкан с колоссальным ореолом.

– Мне он напоминает мою же титьку, – улыбаясь, сообщила Гунча. – Что, в свою очередь, напоминает об удивительно странном сне, который я видела прошлой ночью. Вообрази себе уличную толчею; тротуар буквально кишит народом. Сквозь толпу медленно продирается старомодная коляска типа ландо. А в нем – принцесса красоты несказанной… Тад! Ты вообще слушаешь или нет?

– Ой, прости, пожалуйста. Да-да, и?

– Ты был рядом. И в моем сне я тебе рассказывала свой же сон, как бы надиктовывала, а ты постоянно меня прерывал: дескать, хватит долдонить одно и то же. Но коляска продолжала ехать, и я тебе об этом говорила, а толпа вся такая – «А-ааа!» – только негромко, на выдохе. И еще было странно, что теперь коляска почему-то катила в противоположную сторону. Хотя народ этого не замечал… А я тебе все говорила и говорила… А ты опять за свое: мол, это уже слышал… – Вздохнув, Гунча помолчала. – Глупость, конечно. Только я отчего-то была уверена, что это важно.

– М-м. Угу.

– Хоть бы для приличия вид сделал, что слушаешь, – сказала она без особой обиды.

Тад вдруг выключил мотор.

– Постой… какой-то звук… Ну ладно. Так и что твой сон? Дело было на Марсе?

Его вдруг пробила нервная дрожь.

– А, да! Только не на нашем Марсе.

– Стой! Вот, опять! Слышишь?

Из-за разреженной атмосферы звук здесь не распространялся. На сей раз, однако, вышло исключение. Донеслись две ноты.

И тут… Ба-а! Что такое?

Над головой завис летучий корабль в форме доски для серфинга, только снизу он был весь в пупырышках, как осьминожье щупальце – в присосках. Корабль выскочил из-за вечно лезущего в глаза Олимпа. Пара колонистов словно впала в детство, цепляясь друг за дружку.

– Он садится, садится! Тад! Что нам делать?!

Ее голос был полон восторженного любопытства, приправленного тревогой.

Тад велел ей слезть на грунт. Затем последовал примеру подруги, и они встали возле тракторетки. Гунча не отпускала его руку.

– А что тут вообще можно сделать? – добавил Тад. Впрочем, говоря это, он беспрестанно обшаривал взглядом свою машинку: нет ли чего-нибудь, что сойдет за оружие. Напрасные надежды. – Если это враги… ну, назад в башню все равно не успеем. Просто стой и делай вид, что тебе все нипочем.

Хрустальный смех Гунча оцарапал нервы.

– Но это же не земной ракетоплан?

– Ты шутишь?

Не успел Тад расстаться со словами, как в голове промелькнуло: «Батюшки-светы, а ведь он и вправду может быть откуда угодно…»

Загадочная машина повисла в нескольких шагах от нашей пары и через несколько секунд с гулом опустилась на землю, подняв вихрь песка и пыли. Окрестности залил резкий свет.

– Тс-с, замри! – шепнул Тад, судорожно вцепившись в запястье Гунча.

– Ты всерьез думаешь, что нас примут за мертвых и не тронут?

Нечто вроде исполинского языка вылезло из открывшейся двери. Показались три фигуры. Неспешно спустились по пандусу. Поначалу различить можно было только их силуэты, но чем дальше они отходили от своего летательного аппарата, тем больше деталей становилось доступно взгляду. Троица развернулась в унисон. На них было нечто вроде куцых жакеток и бесформенных штанишек до колен. Пузо голое. На ушах по серебристому приборчику в форме древесного листа. Кожа призрачно-бледная, зато волосы темные. Стрижка ежиком. Как один скуластенькие. Главное внимание, впрочем, обращали на себя отнюдь не их диковинные мордочки, а две палки, походившие на тяжелые копья и направленные на Тада с Гунча.

Невооруженный член сего триумвирата вскинул лапку – возможно, в приветствии – и промолвил нечто неповторимое.

– Пардон, – ответил Тад, чувствуя как кости превращаются в студень. – Мы… мы понимаем… ой! Мы не понимаем, чего вы мяукаете. – Еще не успев договорить, его передернуло от возбуждения – страха? волнения? – когда пришло осознание, что он обращается – подумать только! – к существу из иного мира.

Тогда речь повела Гунча:

– Мы очарованы вашим появлением. Только знаете, у нас есть свой собственный язык, и зря вы думаете, что мы поймем ваше наречие. Общаться будет нелегко, да и вряд ли вообще возможно. Поэтому… – она стеснительно прикусила нижнюю губку, – не могли бы вы улететь обратно? Пожалуйста, а?

И она помахала руками как птица, словно говоря: видите? Несложное же дело!

Троица вновь прибывших вроде бы расхохоталась, ничем не выдав своего веселья.

Тад отметил про себя необычность формы их черепной коробки: лоб выпирал козырьком над глазами размером со зрелую сливу. Он еще млел над сей невиданной красотой, когда визитеры принялись с ним общаться без слов.

Его словно накрыло звездами, планетами, ветрами, океанами, течениями, городами-муравейниками, подушками облаков и полетом едва оперившихся птах, роскошью и нищетой от колыбели до могилы, детством и наследством – и много чем еще, для Тада непостижимым, хотя он и признавал неизбежность собственной ограниченности.

О, что за манеры вести беседу!

Сей снег на голову, обрушившийся из крутых лбов, вполне сносно донес мысль, что гости являются Наследниками. Мучительные потуги человечества разродиться на чужой планете наконец принесли плоды. Это произойдет через каких-то два года. Амниотическая коррекция – правда, спустя многие поколения – и привела к появлению странных визитеров. Да-да, вот этих самых, что стоят сейчас на мощенных лавою просторах Фарсиды.

И та, кого любил Тад, дитя другой страны – она тоже получила свою порцию волшебно-загадочной инфопосылки. Обуреваемые восторгом, Гунча и Тад прильнули друг к другу.

– Они меня зателепатировали на пекинском диалекте! – задыхаясь от упоения, сообщила Гунча.

Ничего, кроме исступленного счастья и потрясения. Ибо при всем величии армий, художников, олигархов и королей – инфопослание сделало сей вывод очевидным до невозможности – так вот, несмотря на все это, человечество было лишь одной из форм жизни среди многих прочих.

Тад взял себя в руки и вновь обратился к гостям:

– Мы ошеломлены. Если вы и вправду те, за кого себя выдаете, то наша встреча… архетипична. Вот. Поразительно, до чего мы похожи. Много-много поколений назад наши пра-прадеды произошли от обезьян. Не исключено, что с вами та же история… Извините. Опять занесло… Думаю, вы ошиблись, решив, что мы говорим на языке «А», хотя в действительности мы всю дорогу изъяснялись на языке «Б». Но коль скоро именно мы являемся резидентами этой планеты, считаю, что будет только справедливым, если и вы перейдете на язык «Б» в беседах с нами.

Гунча обеспокоенно всплеснула руками:

– Тебе плохо? Скажи мне правду!

В ответ он смежил веки, до сих пор не в силах поверить происходящему.

– Ничего не понимаю… Как в том сне. – Гунча беспомощно озиралась по сторонам. – Что же нам делать? После всех… э-э… картинок, которые вы нам передали?

Обменявшись парой мыслей, двое визитеров вернулись в свою машину. По прошествии нескольких минут – явно посвященных решению озвученной задачи на экстраполяцию, – они вернулись, неся с собой нечто вроде стеклянной рекламной брошюры. Штучка заговорила на превосходном китайском и английском.

– Спасибо за теплую встречу. Мы видим, что вы безоружны. Отлично. Быстренько ведите нас к себе, в жилые помещения.

– Вернее, в то, что от них осталось… – буркнул Тад, поворачиваясь лицом к башням. Гости, не проронив ни слова, зашагали следом. А уже за ними двинулся и их корабль. Тихо. По-инопланетному. На волосок от грунта.

Тад взял Гунча за руку.

– Нет, ты подумай! Может, у нас расстройство психики?

Она не сводила с визитеров глаз.

– Что, если это судьба? Мне хочется их потрогать. Что, если в этом-то и состояла та неодолимая тяга – не ведомая и не видимая никому из нас, – из-за которой мы появились на Марсе?

– Не понимаю.

Тут, внезапно оживившись, она заявила:

– А представь только, что они сейчас ка-ак набросятся, нас поубивают – а ты до самого последнего вздоха будешь знать, что я тебя любила!

– И я, я тоже! О, милая!.. Да, но они ведь лингвисты. Лингвисты не убивают. Или как?

– Откуда мне знать? – пожала она плечами. – Но как минимум тот телепатический обмен научил нас: есть многое на свете, чего нам не понять – даже о самой жизни…

А тракторетка так и осталась стоять, где ее бросили.

32
Наследники текущего момента

Их уже ждали. Из шлюзов пяти оставшихся башен посыпались многочисленные колонисты, влекомые любопытством, опаской или их сочетанием. Над ними, над башнями, над Фарсидой левитировала титаническая серая машина, чей бок сверкал в лучах солнца. Она напоминала срезанную макушку дыни, только очень-очень большой. Это был корабль-матка, летучий улей, а рабочей пчелкой являлся тот челнок, на который Тад с Гунча наткнулись.

Если сей корабль внеземного происхождения, что было очевидно хотя бы по его внешнему виду, то откуда же он взялся? Поди, недруги? Из него вылезло несколько гуманоидов, которые спустились на грунт в могучем лифте, желая осмотреться.

Из Западной и Китайской башен продолжали выбираться люди, к которым присоединились их товарищи из дальних поселений. Все были немножко испуганы и кучковались малыми группами, что-то негромко обсуждая. Похоже, каждого успело обдать телепатической волной.

Тишина. Наконец скользнула дверь лифта и вышел человечек в шафрановой тоге. Его голову венчала корона, откуда взмывали языки виртуального пламени. На груди висела картонка с огненной надписью:

НУ ЧЕГО ПЕРЕПУГАЛИСЬ? МЫ ЖЕ ВАШИ ПОТОМКИ

Толпа загудела.

– Ага, – скривился Доран. – Еще неизвестно, как эти сынки относятся к своим папашам и мамашам.

– Но что, если это правда? – Голосок Туот звенел от душевного подъема. – Получается, кризис деторождения преодолен!

Эта конструктивная мысль подверглась обсуждению позднее, потому что прямо сейчас всеобщее внимание было приковано к величественной процессии, показавшейся из гостевого корабля.

Включилось нечто вроде солнечной тени, которую один из визитеров держал над самой высокой фигурой.

Эта внушительная личность, как ни странно, обратилась к народу на его родном языке. И первой откликнулась Ума, которая провизжала:

– Вы слышали? Нет, вы слышали?! Он сказал метанипоко! Наше слово! Это мы его придумали!

Великан поперхнулся, затем расплылся в улыбке и повторил:

– Метанипоко.

Мало того, он выбежал вперед и обнял Уму за плечи. Не сгибая, впрочем, руки в локтях.

Под эту минуту и подгадали Тад с Гунча, появившись со своим эскортом.

Ноэль приблизилась к Таду и узнала, что с пришельцами удалось вступить в контакт; однако комендант не могла взять в толк, откуда гостям известно про метанипоко, которое изобрели на Фарсиде.

– Да брось ты ковыряться в мелочах, – посоветовал ей кто-то из-за спины. – Подумаешь, задачка! Смотри лучше, как все мы ошарашены, в каком восторге!

При помощи толмаческой коробки предводитель визитеров опять обратился к толпе, которая пока что не желала расходиться. Одним показалось, что он говорит по-английски, зато в ушах Гунча и других онемевших от удивления представителей Китайской башни его речь звучала на чистом пекинском диалекте.

– Нам приятно вас найти… Я буду рассказывать про вещи великого значения. Возможно, вы и не догадываетесь, что концепция «Вселенной» является рудиментом докоперниковского мышления. Земля в ту эпоху считалась центром коловращения так называемых небесных светил. Даже после того, как научный прогресс доказал серьезные просчеты сей точки зрения, вы, древние, продолжали пользоваться упомянутым термином из лени. Действительность много шире и куда более расплывчата, нежели вы себе представляете. Даже Эйнштейн давным-давно возвестил в своей специальной теории относительности, что растяжение времени возможно. С точки зрения неподвижного наблюдателя время в быстро летящих ракетах течет по-другому. На наших кораблях мы замедляем его чуть ли не до полной остановки. Фундамент для нового понимания реальности был заложен еще вашим современником по имени Нома.

Пару столетий спустя – только, боюсь, не ваших, а наших столетий – великий Галлован рассудил, что есть способы, посредством которых высокоскоростной объект способен оседлать ударную темпоральную волну и на ее гребне унестись далеко вперед – или, если на то пошло, назад. Эта катахреза, которую мы именуем Матрицей уравнений Голована, в просторечии «муга», есть логическое распространение теоретических посылок Нома. На разъяснение уравнений уйдет белый день и темная ночь, к тому же я вообще сомневаюсь, что у вас хватит мозгов в них разобраться. Тут, знаете, требуется подготовочка.

– Нахал какой! – воскликнула Дэйз. Процесс, замедливший старение поселенцев чуть ли не до точки бессмертия, уронил и скорость достижения половой зрелости. Впрочем, Дэйз уже не первый век числилась взрослым, полноправным и трудящимся членом марсианской колонии.

– Хотя, пожалуй, он прав, – шмыгнул носом Пигги.

Дэйз вскинула руку, желая задать вопрос.

– А кто он, этот Нома? Или мы даже этого понять не в силах?

Благородный гость улыбнулся и с подчеркнутой вежливостью ответствовал:

– Возможно, вы и в самом деле чересчур примитивны для множества вещей, однако уверен, что даже вам доводилось слышать про японского астрофизика, который первым из людей отворил калитку в Реальностное пространство. Его-то и звали Нома Никасаки. – Он вновь продемонстрировал зубы и продолжил свой дискурс: – Преобразования муги и ее прикладные аспекты привели к созданию небольшой машинки-прототипа, которая была запущена в прошлое. Оттуда она прислала сигнал, подтвердивший, что наши расчеты верны. Что дорожка, по которой можно мчаться быстрее скорости света, и впрямь существует. Именно она скрепляет швы реальности… Но это было еще до того, как машинка пропала.

Гунча внимала рассказу и попутно разглядывала Тада. Ее партнер слушал с отвисшей челюстью. Заметив внимание спутницы, он зашептал:

– Какая мощь! Какая сила! Как думаешь, они заберут нас в будущее, если напроситься?

Она дернула плечиком, думая про себя: «А интересно, что его заводит? Власть или вкус к приключениям? Похоже, рано или поздно мы с ним разбежимся. Увы-увы. Ну да ладно… Все равно он начинает действовать мне на нервы».

И Гунча вновь настроилась на речь благородного пришельца.

– …стройка корабля приличных габаритов, который прямо сейчас доступен вашему вниманию. Вот он. Завис. Если его хорошенько разогнать, он запросто выскочит за так называемый световой порог. Правда, не без помощи гравитационной колеи, которая петляет между всеми твердыми и тяжелыми телами. В общем, путешествовать можно где угодно, лишь бы рядом была какая-нибудь звездная система. В том числе в прошлое. Как вы сами изволите видеть…

* * *

У Жиор тряслись коленки и стучали зубы. Это же апофеоз эволюции! Славной докторше очень хотелось, чтобы сей экстраординарный момент сопровождался самыми доблестными, серебряными нотами – и вот, пожалуйста, ее желание исполнилось.

– Слушай, может, им подарок какой сделать? – шепнула она Геринту. – Не ровен час обидятся да нас прихлопнут…

– Что же у нас есть, чтобы не показаться нищими до смехоты? – резонно возразил Геринт.

* * *

Благородный посол тем временем пошел по второму кругу, на случай, если кто не понял с первого раза:

– Благодаря преобразованиям Галлована и его последователей сейчас мы в состоянии переноситься в далекое-предалекое прошлое. Без каких-либо отрицательных последствий для самих себя. Вы, друзья мои, пусть и первобытные донельзя, но все же наши предки. Хоть это вам понятно, нет? Повторяю: вы наше предшествующее звено в достославной цепи существований. Мы развились еще дальше, как физически, так и психически. Кстати, раз уж зашла речь об умственном аспекте, то знайте, что когда мы беседуем, то шлем друг другу телепатокартинки или, если угодно, идеограммы по типу китайского письма. Их мы можем окрашивать в тона неясности или фактичности согласно требованиям момента. Ваши далекие отпрыски виртуозно владеют всеми оттенками языковых вариаций, коих насчитывается… – тут он многозначительно поиграл бровями, – аж полсотни штук. А может, и все пятьдесят пять. Что касается телесного развития, то здесь очень кстати будет публичная демонстрация. Я вам сейчас покажу…

С этими словами он расстегнул ширинку своих диковинных штанишек.

Узрев нагую плоть пришельца, толпа зашлась изумленным вздохом. Морщинистую – как слоновий хобот – кожу рассекала вертикальная щель, чьи края смыкались сочными губами, явно способными приоткрываться, буде возникнет такая надобность.

Хмыканье, фырканье, хихиканье…

– Я щас сблюю! – пробормотал Фипп.

Вновь прикрыв свою непростую анатомию штанишками, благородный потомок заявил:

– Воспользовавшись законами дедуктивной логики, вы можете прийти к заключению, что между вашей и нашей эпохой прошло много-много лет. Я уж не буду говорить об измененной среде обитания. – Его слова звучали бесстрастно, чуть ли не безразлично. – Эволюция есть процесс непрерывный и направленный на повышение процента выживших.

Толпа заворочалась и загудела.

– Он забыл упомянуть, что потерялся стыд! – прыснул кто-то.

– Ти-хо! – рявкнула Херрит. – Мы тоже не питекантропы. Дайте человеку договорить. Эй, але там! Я вижу, вам неинтересно?

– Да ну, наплел с три короба…

– А чего ему вообще надо?

– Эх, одним глазком бы глянуть, как он оттенками телепатоязыка виртуозит…

– Тьфу, пакость!

– Ой, мамочки, это во что же мы превратились…

– Сам такой!

А также иные высказывания неоднородной семасиологии.