Текст книги "Самодовольный наглец (ЛП)"
Автор книги: Боско Джанин Инфанте Боско
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)
Глава 3
Марко
– Ты! – восклицает чертовски сексуальная брюнетка, тыча пальцем мне в грудь. На долю секунды ее взгляд скользит туда, где она прикасается ко мне, и на милых чертах лица появляется выражение шока. Но оно мимолетно, потому что в мгновение ока карие глаза возвращаются к моим, и девушка хмурится.
Антониа Де Лука.
Обычно я не запоминаю имена каждого нарушителя, которого останавливаю, но эта дамочка оставила впечатление. Не знаю, что в ней привлекло меня больше – глаза или полные губы, которые, кажется, всегда чем-то недовольны. А, может, дикие кудри, которые большую часть утра я представлял намотанными на свой кулак, пока наклонял цыпочку над байком – произведением искусства, кстати. Очень жаль, что девушка, понятия не имеет, как на нем ездить.
Только когда она поспешно отталкивает мои руки, я понимаю, что все еще крепко сжимаю ее талию. Антониа вздергивает подбородок и гневно смотрит на меня.
Черт возьми, как сексуально.
– Что ты здесь делаешь? Следишь за мной? – огрызается она, сузив свои шоколадные глазки в крошечные щелочки.
– Слежу за тобой? – усмехаюсь я, не в силах удержаться. На Кудряшку Сью приятно смотреть, и я предполагаю, что, судя по исходящему от нее жару, она, вероятно, хороша в постели. Взвинченные обычно таковыми и являются. Весь этот гнев и плохая энергия создают фантастический секс. Но в тот день, когда я буду следить за какой бы то ни было женщиной, у меня отвалится член.
– Я знаю таких, как ты, – усмехается Антониа, снова указывая на меня, – думаешь, твой значок делает тебя всемогущим, но я запросто предъявлю обвинение в домогательстве в твой адрес.
Быть полицейским не было моим первым карьерным выбором, черт возьми, это даже не было моим вторым выбором. Я привык жаловаться на свою мать любому, кто был готов слушать. Видите ли, она очень строга, и ее любимое занятие – отрываться на мне по полной. В четырнадцать лет она заставила меня разносить газеты, потом заболела и все такое, но следила за тем, чтобы я доставлял гребаные газеты каждое воскресенье. Кармелла Пирелли не любит скандалов. Она итало-американка старой закалки, и не настаивай она на том, чтобы я сдал тесты во все городские инстанции, я бы, вероятно, спал до четырех часов дня на ее диване, который она до сих пор накрывает защитной пленкой.
Я заплатил регистрационный взнос и сдал тесты в полицейское управление, пожарную службу, даже в санитарную – и все это только для того, чтобы она заткнулась. Только потеряв работу на стройке, я, наконец, оценил усилия моей мамы. Полицейская академия позвонила спустя пять дней после того, как я обналичил последний чек пособия по безработице. Я получил ценный урок.
Жизнь не всегда идет по плану. Поэтому всегда носите с собой гребаный страховой полис.
Полиция Нью-Йорка являлась моим страховым полисом, и поэтому, да, быть копом не было мечтой всей моей жизни, но стало очень большой частью того, кто я есть. Я – патриот своей профессии, и Кудряшка Сью меня обидела, намекнув, что я использую свой значок не только для защиты граждан Нью-Йорка. Ладно, возможно, я и подцепил пару девушек, сказав им, что всегда ношу в заднем кармане наручники, однако я всецело за то, чтобы ловить плохих парней и, конечно же, случайных нарушителей ПДД.
– Значит вот как вы, копы, работаете? Останавливаете женщин, воруете их водительское удостоверение и преследуете по месту работы после вручения кучки штрафов? Нельзя придумать способ потрахаться получше? Какой-нибудь менее жуткий. И при котором не выглядишь гигантским мудаком!
Горячая, с примесью безумия – именно такая, как мне нравится.
– Подожди минутку. То есть, по-твоему, я остановил тебя, чтобы затащить в постель? – удивленно спрашиваю я.
– Я заметила, как ты разглядывал мою задницу, – обвиняет Антониа.
Ладно, возможно, разглядывал. Задница потрясающая, но я ни за что, черт возьми, не признаюсь девчонке в этом. Ее самомнение и так уже размером с гору Рашмор.
– Я проверял, не разбита ли задняя фара. На случай, если тебе интересно, так оно и было, и я мог бы выписать тебе еще один штраф, но у тебя, похоже, выдалось плохое утро, поэтому я тебя пощадил. Было бы неплохо сказать спасибо, – многозначительно отвечаю я, скрещивая руки на груди.
Ее глаза становятся огромными, как блюдца, и Антониа ругается по-итальянски. По сути, она велит отвалить и обзывает куском дерьма, но почему я нахожу это чертовски сексуальным – поди разберись.
– Давай кое-что проясним. Мое утро шло просто замечательно, пока ты не остановил меня. Из-за тебя я не только опоздала на работу, ты выписал мне три штрафа, три! И из-за тебя я потеряла права!
Я закатываю глаза. Отлично, значит, Крошка Сью любит преувеличивать.
– Ты не потеряешь свои права, если пройдешь курсы безопасного вождения, что, вероятно, из области фантастики, учитывая, что ты ни хрена не умеешь водить.
– Я уже их потеряла! – кричит Антониа, стиснув зубы. – Маленькую карточку с моей фотографией, адресом и датой рождения, которая доказывает, что я гребаный житель Нью-Йорка!
Расстроенная, она поднимает руку и проводит пальцами по волосам точно так же, как сделала это, когда я ее остановил. Я завидовал ее пальцам тогда и завидую сейчас.
Разжимаю руки и массирую виски. Прекрасно помню, как возвращал Антонии права, потом она уронила их, но я не помню, чтобы кто-то из нас наклонился их поднять. Я бы точно запомнил ее задницу, задранную в воздух. Однако, прежде чем успеваю ей что-либо сказать, причина, по которой я оказался здесь, прочищает горло. Я отрываю взгляд от горячей девушки передо мной и смотрю на ту, что стоит позади нее.
Большие карие глаза Сорайи перескакивают с Антонии на меня. Мой взгляд отмечает синий цвет кончиков ее волос – признак того, что в стране Сорайи все хорошо. Если бы они были красными или даже фиолетовыми, я бы развернулся и убрался к чертовой матери отсюда подальше. Одной сумасшедшей итальянской бабы на сегодня достаточно, необязательно перевыполнять план.
– Что здесь происходит? – интересуется Сорайя.
– Я объясню, что происходит, – шипит Антониа. – Этот осел – причина, по которой я опоздала сегодня утром, и теперь он преследует меня!
Сдерживая ухмылку, Сорайя смотрит на меня.
– Вдобавок ко всему, он украл мои права!
А вот и гигантский красный флаг. Абсолютная бесполетная зона.
– Ради всего святого, – рычу я. – Я не крал твое гребаное водительское удостоверение и хорош обвинять меня в преследовании. Я здесь не ради тебя, и ты бы это поняла, если бы позволила вставить словечко.
Антониа скрещивает руки на груди и закатывает глаза.
– Да, конечно. А я – астронавт.
– Боже, надеюсь, что нет, – бормочу я. – Ты и мотоцикл-то водить не умеешь; а за штурвалом космического корабля я тебя даже представлять не хочу.
– Марко, прекрати, – отчитывает Сорайя, но в ее тоне слышится намек на юмор.
– Марко? Так вы знаете этого клоуна?
Сорайя хихикает.
– Знаю, – подтверждает она. – У нас ланч в 12. – она оглядывается на меня. – Ты действительно остановил девушку и выписал три штрафа?
– А мог бы и четыре.
Она наклоняет голову и бросает на меня раздраженный взгляд, прежде чем снова сосредоточиться на Антонии. Со вздохом Сорайя произносит:
– Послушай, сегодняшний день оказался не самым лучшим, и ввести тебя в систему без твоего удостоверения невозможно, поэтому поезжай домой, а завтра попробуем все сделать.
Гнев исчезает с лица Антонии, когда она с опаской смотрит на Сорайю. Иной образ дикой женщины и, осмелюсь сказать, даже привлекательный.
– Это такой вежливый способ уволить меня?
Сорайя смеется.
– Если бы я тебя уволила, ты бы об этом узнала. – она указывает на себя обоими большими пальцами. – Королева второго шанса, помнишь?
Антониа не выглядит убежденной, и по какой-то причине я чувствую себя обязанным вмешаться.
– Да, Сорайя резину не тянет. Если бы она хотела, чтобы ты ушла, она бы попросила меня вывести твою задницу из здания.
Как только слова слетают с моих губ, я осознаю, что следовало держать рот на замке, потому что сумасшедшая девчонка ненавидит меня, и когда она разворачивается, ее взгляд доказывает именно это.
– С удовольствием бы на это посмотрела.
Сдерживая смех, я пожимаю плечами.
– Было бы забавно.
– Марко, оставь девушку в покое! – отчитывает Сорайя, но трудно воспринимать ее всерьез, когда она пытается не хихикать. Антониа неохотно исчезает в своем кубрике, чтобы забрать свои вещи, пока я обдумываю идею вернуться туда, где я остановил ее, чтобы проверить, лежат ли ее права на дороге.
Чувствуя на себе пристальный взгляд Сорайи, отбрасываю свою идею на задний план и сосредотачиваюсь на своей давней подруге.
– Что? – спрашиваю я.
Ухмыляясь, она качает головой.
– Ничего. Пойдем, я умираю с голоду, – говорит она, берет меня за руку, тащит к лифту и тычет пальцем в кнопку.
– Твой муж знает о нашем маленьком свидании за ланчем? Он же не появится волшебным образом в ресторане и не раскроит мне лицо правым хуком снова?
Да, подобное уже случалось.
Однажды Сорайя обратилась ко мне, чтобы заставить ревновать ее нынешнего мужа. Всегда услужливый друг, я добровольно предложил свои услуги и выдал себя за нового парня в ее жизни. Полагаю, наша миссия увенчалась успехом, поскольку красавчик вывихнул мне челюсть. Но я стараюсь оставить прошлое в прошлом. Я даже пожал парню руку и подарил им с Сорайей толстый конверт на свадьбу.
Я за то, чтобы быть выше этого.
* * *
Мы идем обедать в «Кац Дели». У них лучшая копченая говядина во всем Нью-Йорке, и это не мнение, а гребаный факт. Готов драться с любым, кто скажет иначе. Я наполовину съедаю свой сэндвич, когда Сорайя берет блокнот и вытаскивает ручку из своего декольте. Совершенно равнодушный к ее манерам, я откусываю еще кусочек, пока она просматривает какой-то список.
Около месяца назад она позвонила мне и попросила встретиться за ланчем. Лучшие друзья Сорайи и мои родственники, Тиг и Делия, через пару недель празднуют десятую годовщину своей свадьбы, и, поскольку в последнее время у них были тяжелые времена, Сорайя подумала, что вечеринка-сюрприз поднимет им настроение. Тиг – огромная заноза в моей заднице, но они с Делией – моя семья, а когда семье больно, то больно и мне. Кроме того, я всегда за хорошую вечеринку. Мы с Сорайей встретились два дня спустя после ее звонка и ежедневно общались по смс. Никогда мы столько не общались с тех пор, как она вышла замуж, и я осознаю, что мне ее немного не хватает. Ну и что с того, что ее муж – заносчивый бизнесмен, Сорайя – хороший человек, а хороших людей много не бывает, особенно когда в мире полно идиотов.
– Ты меня слушаешь? – спрашивает она, кончиком соломинки касаясь моего лба.
Понятия не имею, что она говорила, но киваю с полным ртом еды и тянусь через стол, чтобы схватить одинокий маринованный огурчик на ее тарелке. Это грех – тратить еду впустую.
– Итак, какие у тебя предложения? – настаивает она.
Бля*ь.
– По поводу? – отвечаю я. Она раздраженно вздыхает и перебрасывает свои волосы, похожие на волосы Покахонтас (прим. перев.: г-героиня одноименного мультфильма 1995 г), через плечо.
– Ты не слушал!
– Прости, повтори еще раз, куколка, – говорю я, застенчиво улыбаясь. Это жалкий утешительный приз за то, что я не обращал на нее внимания. Последнее, что сейчас нужно – чтобы синие кончики волос Сорайи стали красными. Тогда Грэм надерет мне задницу, придется планировать эту вечеринку в одиночку, и все превратится в дерьмо.
– Тебе нужно придумать способ пригласить Тига и Делию на вечеринку.
– Ого, – говорю я, чуть не задыхаясь. – Почему мне достается самая тяжелая работа? – Тиг и Делия владеют тату-салоном на Восьмой авеню, и, если не случится апокалипсиса, они ни за что на свете не закроют свое детище по моей просьбе.
– Кто-то же должен это сделать.
– И этот кто-то – я?
– Почему нет? Нужно придумать способ отвлечь их обоих от работы. – Сорайя делает паузу и хмурится. – Будь у тебя девушка, все было бы проще.
Причем тут девушка? Не вижу связи.
– Что-что? – спрашиваю я.
– Мы бы им сказали, что ты собрался сделать предложение или что-то в этом роде. Они ни за что не пропустили бы такое событие.
Сорайя права.
Как Антониа – бесполетная зона, так и гребаный брак тоже.
– Прекрасно, значит, брак и девушка отпадают, – говорю я ей.
Поверить не могу, что приходится произносить это вслух.
Сумасшествие, говорю вам. Весь гребаный женский род абсолютно чокнутый.
– Это просто позор, – выпаливает подруга, откусывая огромный кусок от своего сэндвича. – Я видела, как ты пялился на моего нового стажера и… – ее голос затихает, пока она жует. – …не пытайся отрицать или раскручивать какую-нибудь дерьмовую историю, которую рассказал ей. Проверял заднюю фару? Правда, Марко? Это лучшее, что ты смог придумать?
А мне кажется, получилось довольно креативно.
– И ты реально остановил ее и выписал ей все эти штрафы?
Я тупо смотрю на Сорайю. Она что, издевается?
– Я, по-твоему, сделал что-то не так?
Подруга пожимает плечами.
– Ну, зачем давать три штрафа. Черт возьми, ты мог бы просто отпустить ее с предупреждением. Особенно, если она тебе понравилась.
– Это моя работа – выписывать штрафы.
Сорайя закатывает глаза и откусывает еще один кусок от своего сэндвича.
– Ты коп, Марко, а не гребаная горничная, и Тиг рассказал мне историю про то, как ты остановил трех девушек за один день и взял у всех номера телефонов.
– Это было однажды, и я тогда только закончил академию, – возражаю, молча проклиная своего двоюродного брата.
Он хуже сплетницы.
– Значит, ты остановил моего стажера не потому, что она чертовски сексуальна?
Когда мы перешли от планирования вечеринки-сюрприза к тому, что я цепляю цыпочек?
Нужно больше слушать людей, и перестать красть еду с их тарелок, когда они не смотрят. Тогда можно избежать нелепых разговоров, подобных этому.
– Знаешь, что я думаю? – Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы это прекратилось. – Может, ты и остановил Антонию, потому что она нарушила какие-то правила дорожного движения, но как только ты поговорил с ней, то захотел большего. Давай будем честными, Марко, тебе нравятся горячие и дерзкие. Ты захотел узнать, сможешь ли вывести ее на эмоции, поэтому выписал три штрафа. Но ты облажался. Вместо того, чтобы получить ее номер и свидание на пятницу, ты на нее запал. Я права?
Вот почему мы перестали регулярно общаться еще до того, как она нашла себе мужа. У Сорайи нет гребаного фильтра, она вечно сует свой нос в чужие дела.
– Ты не в своем уме, – усмехаюсь я, запихивая в рот еще один маринованный огурец. – Она проскочила прямо на красный свет. Горячая или нет, я бы остановил любого, кто так поступил.
– Ага! Значит, ты признаешь, что она горячая!
– Ну, не отрицаю, – отвечаю я, хрустя огурцом. – И вообще, нахрена тебе стажер?
– Ида взяла себе более легкую работу, так что теперь, когда у меня появилось больше обязанностей, Антониа будет фильтровать материал.
Я размышляю над этим, пытаясь представить красотку на «Харлее» за экраном компьютера с девяти до пяти.
– Она не похожа на человека, который подходит для офисной работы, – комментирую я.
– Ты знаешь ее пять минут.
Это правда, но я хорошо разбираюсь в людях, и запирать эту женщину в кабинке на восемь часов в день равносильно попыткам крестить кошку.
– Черт, – ругается Сорайя, бросая взгляд на свой телефон. – Мне пора. Грэм занят в офисе, и мне нужно забрать Хлою из школы.
Она лезет в сумку за бумажником, и я протягиваю руку через стол, хватая Сорайю за запястье.
– Прекрати, – предупреждаю я. – Я оплачу счет.
Мы некоторое время препираемся, и она предлагает оставить чаевые. Когда я, наконец, убеждаю ее спрятать свои гребаные деньги, она перекидывает сумочку через плечо и бросает мне дерзкую ухмылку, советуя быть вежливым с ее новым стажером, когда в следующий раз зайду обсудить планирование вечеринки.
Едва подруга выходит из кафе, как на мой телефон приходит смс.
Сорайя: Отправь ей съедобную фруктовую композицию. Я слышала, она их фанатка. О, и не забудь придумать, как заманить Тига и Делию на мероприятие.
Спорить с Сорайей бесполезно, поэтому я не утруждаю себя ответом. Вместо этого заказываю себе еще один бутерброд с копченой говядиной на вынос, оплачиваю счет и выволакиваю свою задницу за дверь. Прежде чем отправиться обратно в Бруклин, делаю пит-стоп там, где оштрафовал Антонию. Решаю, что, если найду ее водительское удостоверение на улице, то это будет знаком подружиться с пылким стажером. Если документов там нет, что ж, тогда, наверное, выброшу девушку из головы, как и всех остальных.
Хороший план.
Надежный.
Тогда почему я ему не следую?
Глава 4
Антониа
Тихо ступаю по клубу и кладу шлем на деревянную стойку бара. Взгляд падает на мужчину, стоящего за ней, и из горла вырывается стон. Как можно сделать ужасный день еще хуже? Встретить парня, которого, по моему мнению, я когда-то любила.
Серхио, более известный в наших краях как Хаунд (прим. перев.: бабник), отворачивается от полностью заставленных алкоголем полок и встречается со мной взглядом. Приподняв проколотую бровь, он буквально впитывает меня в себя. Было время, когда его взор возбуждал и заставлял чувствовать себя желанной. Потом я поняла, что не особенная, что он одинаково смотрел на всех с сиськами и вагиной – отсюда и его прозвище.
– Так, так, так. Неужели сама принцесса пожаловала, – игриво поддразнивает Хаунд.
Уголки моих губ приподнимаются. Жаль, что он такой придурок, потому что в постели он просто рок-звезда, и на него приятно смотреть. Он намного более суровый, чем красавчик-коп, и его взгляд далеко не такой пьянящий. Господи.
Я только что призналась себе, что нахожу взгляд полицейского пьянящим?
Что, черт возьми, со мной не так?
Качая головой, отвлекаюсь от бывшего соседа по кровати и захожу за барную стойку.
– Отвали, Хаунд, я не в настроении, – ухмыляюсь, хватая бутылку текилы с полки.
– Эй, я еще не записал ее в журнал, – предупреждает он, пытаясь вырвать текилу у меня из рук.
Игнорируя его, я откручиваю крышку. Не теряю времени даром и, потянувшись за рюмкой, подношу бутылку к губам, делая большой глоток. Жжение распространяется по горлу и согревает грудь. Еще пара рюмок и, может, мне удастся забыть о сегодняшнем дне.
– Вау, – говорит Хаунд. – Возможно, стоит быть аккуратнее с этим, принцесса. Текила – жесткая хрень. Но ты ведь любишь пожестче?
Вот идиот.
Убрав бутылку ото рта, вытираю губы тыльной стороной ладони и закатываю глаза.
– Знаешь, что я ненавижу больше всего на свете? Когда кто-то называет меня принцессой.
– Все здесь зовут тебя принцессой с тех пор, как ты появилась в утробе матери, – отвечает Хаунд. – Теперь это внезапно стало проблемой?
Нет, это является проблемой на протяжении многих лет, но никто не хочет этого признавать. Все говорят, что я избалована, и называют меня сучкой. Для всех, у кого есть нашивка мотоклуба, я неблагодарная заноза в заднице, которую они вынуждены защищать. Принцесса Танка ДеЛука.
Неприкасаемая.
Неебабельная.
В которую нельзя влюбляться.
К Хаунду относилось только первое и третье. У него не было загвоздок с тем, чтобы трахать меня, о чем мой отец так и не узнал. Боже упаси, чтобы нашивка Хаунда оказалась под угрозой из-за меня, маленькой сучки.
Сделав еще один глоток из бутылки, ставлю ее на стол и встречаюсь взглядом с парнем.
– Где Маус? – спрашиваю я, теряя терпение.
– Зачем он тебе? – интересуется Хаунд, убирая бутылку из зоны моей досягаемости. Я не спорю с ним. Вместо этого наблюдаю, как он выписывает чек в планшете и возвращает текилу на полку, откуда я ее стащила.
Маус – технарь, единственный из «Восставших из Ада», у кого есть талант к чему-то полезному. Он может сделать документы на новую личность и миллион долларов на оффшорном счете, и все это одним взмахом руки. Это также означает, что он может на скорую руку раздобыть копию моего водительского удостоверения, и я завтра начну работу стажера без каких-либо проблем.
Однако я не обязана Хаунду ничего объяснять.
– Можешь просто сказать, где он?
Он секунду обдумывает мой вопрос, кладет планшет на стойку и скрещивает руки на груди.
– Ты в курсе, что твой отец ищет тебя? – произносит Хаунд. – У него чуть крышу не снесло, когда я сказал, что ты сегодня устраиваешься на работу. – он делает паузу и упирается обеими руками в край стойки. Наклонившись вперед, Хаунд опускает взгляд на мой рот, и на долю секунды меня охватывает знакомое притяжение.
Может, он все-таки не придурок?
Может, это я?
Дура.
Дура, которая все еще реагирует на него, потому что одинока и несчастна.
– Почему ты не сказала отцу, что получила стажировку?
Самое плохое в том, что я вышвырнула Хаунда из своей постели и порвала связи с его членом – то есть потеряла в клубе свое единственное доверенное лицо. Быть дочерью Танка – неблагодарный труд, и иногда после занятия сексом, я говорила с Хаундом о происходящем в моей жизни. О том, чего я хотела достичь, и том, что надеялась увидеть. Не думаю, что он обращал внимание на мои откровения, но лежал тихо и не перебивал.
– Чтобы он отговорил меня? – отвечаю я со вздохом.
Хаунд качает головой. Выражение его лица становится жестким, когда он сердито прищуривается, глядя на меня.
– Ты когда-нибудь думала, что есть причина, по которой он так о тебе беспокоится? По которой тебе небезопасно разгуливать без охраны? Ради всего святого, как ты думаешь, почему он перевез тебя в клуб? – вскипает Хаунд.
Гнев переполняет меня и прежде, чем я успеваю передумать, хватаюсь за край столешницы и копирую стойку парня.
– Я не знаю, почему он перевез меня в клуб, он ни хрена мне не рассказывает. Лишь командует, будто я какая-то маленькая марионетка… будто я собственность. И вы все относитесь ко мне одинаково. Словно «Восставшие из Ада» владеют мной!
Хаунд придвигается ко мне еще ближе, и в его глазах мелькает нечто такое, что я не могу точно определить, но моя позиция не меняется. Когда ваш отец – король, вас мало что пугает.
– Срочные новости, принцесса, ты действительно принадлежишь нам, и тот факт, что ты постоянно ведешь себя безрассудно – является еще одной проблемой, которая не нужна клубу. Особенно сейчас, когда все так…
– Хаунд! – рявкает отец позади меня. – Достаточно.
Парень стискивает зубы от раздражения, когда его взгляд скользит за мое плечо. Не говоря больше ни слова, он отступает от стойки и поднимает руки вверх, словно сдается.
– Она вся твоя, Президент. Удачи.
– Что, черт возьми, это значит? – набрасываюсь я.
– Антониа, – отрезает отец. Его бруклинский акцент звучит сильнее, чем обычно. – В кабинет. Сейчас же, – грубо приказывает он.
Прекрасно.
Если я пойду туда, то знаю, что произойдет. Он скажет уволиться с работы или найдет какой-нибудь способ контролировать меня. Танк Де Лука всегда так делает. Он не хочет причинить вреда, просто не знает другого способа.
Когда хаос и беспредел являются проклятием существования, ничего нельзя с собой поделать. Вы пытаетесь контролировать то немногое, что можете. Например, дочь. Но я устала от того, что меня контролируют. Дело не в том, чтобы бросить вызов моему отцу, а в том, чтобы стать самой собой. Может, работа в «Спроси Иду» и не мое место. Давайте будем честными, если я продержусь неделю – будет чудо. Но это шаг в правильном направлении. Подальше от клуба.
Не желая встречаться взглядом с отцом, я отодвигаюсь от стойки и поворачиваюсь к нему спиной.
– Нет, – возражаю я.
Хаунд бормочет проклятие.
Прерывисто выдыхая, я заправляю волосы за уши и делаю шаг к двери.
– Антониа, куда, черт возьми, ты собралась? – снова рявкает отец. – Я сказал…
Я останавливаюсь на полпути и, наконец, разворачиваюсь к нему лицом. Его темно-карий взор мгновенно смягчается, и на минуту я становлюсь не женщиной, которая просит своего отца отпустить ее. На одну-единственную минуту я – его маленькая девочка. Маленькая девочка, чьи волосы он заплетал в косу, когда все дети в школе смеялись над ее дикими кудрями.
– Тоня, – бормочет папа со вздохом, проводя рукой по лицу.
Не знаю, сколько раз мы будем вести один и тот же разговор. Мечтаю, чтобы кто-нибудь просто подсказал, как мне ему объяснить, чтобы он понял. Я люблю отца, но ненавижу то, что он олицетворяет, и я устала чувствовать, что застряла на месте.
Сглотнув, заставляю себя посмотреть ему в глаза.
– Это – твоя жизнь, твой выбор, и никто не может отнять его у тебя. Все, чего я прошу – дать мне шанс выбрать ту жизнь, которую люблю я. – Папа не отвечает, но в этом нет ничего нового. – Я домой, – делаю паузу, чтобы проглотить комок, застрявший в горле. – Домой, папа, где находятся все наши семейные фотографии и стоит бабушкин фарфор в шкафу.
Домой, где нет места коррупции и хаосу.
– Пожалуйста, не ходи за мной.
* * *
Наверное, не следовало выбегать из клуба, не пообщавшись с Маусом по поводу водительского удостоверения, но нет, я повела себя как маленькая девчонка и проявила эмоции. Это до меня доходит, как только я въезжаю на своем «Харлее» на подъездную дорожку и опускаю подножку.
Без удостоверения Пенелопа не сможет принять меня на работу… Похоже, вместо того чтобы сортировать завтра скрепки и стикеры, придется подавать заявление на пособие по безработице.
Чувствуя себя обескураженной, снимаю шлем и перекидываю ногу через борт байка. Роюсь в заднем кармане в поисках ключа от дома, и желудок урчит, когда я направляюсь к двери. Еще одна вещь, которую следовало сделать – остановиться, чтобы поесть. Ни я, ни папа не были дома больше месяца. Если в холодильнике что-то и есть, то, скорее всего, оно протухло.
– Кудряшка Сью.
Да ну нахрен.
Жду, когда парни со скрытыми камерами выскочат из кустов, и пригласят меня на одно из тех шоу, где предлагают денежный приз за то, что напугали до смерти.
Медленно оборачиваюсь и, конечно же, встречаюсь взглядом с Марко. Чувствую, как в мое существо закрадывается истерика, и недоверчиво качаю головой.
– Прежде чем ты продолжишь и скажешь, что я преследую тебя, клянусь, я здесь не поэтому поводу, – защищается он, и мои глаза расширяются еще больше.
Такими темпами они просто вывалятся из головы.
– Тот факт, что ты стоишь на моей лужайке перед домом, доказывает обратное. Что ты здесь делаешь, и откуда, черт возьми, ты знаешь, где я живу?
– Ну…
– Нет, – перебиваю я, поднимая руки к голове. Запускаю пальцы в кудри и делаю шаг к нему. – Не отвечай. Разумеется, ты знаешь, где я живу, и, скорее всего, знаешь мою группу крови и какого цвета нижнее белье я ношу.
Марко приподнимает бровь.
– Группу крови не знаю, но если хочешь сказать цвет своего нижнего белья, то мне вероятно, придется сначала угостить тебя ужином.
Необходимо постараться, чтобы лишить меня дара речи – ну, по крайней мере, я так думала. Очевидно, все, что нужно – чтобы коп подкрался ко мне и пригласил на ужин.
Он ведь пригласил, верно?
Я снова качаю головой, выталкивая нелепую мысль из головы.
– Послушай, у меня был тяжелый день. Правда. И я больше ничего не смогу вынести, так что, если ты здесь, чтобы выписать мне еще один штраф или, еще лучше, арестовать меня, тогда сделай это уже.
Сокращая расстояние между нами, Марко останавливается и одаривает меня улыбкой. Не знаю, что более смертоносно – его улыбка или аромат туалетной воды. Решив, что всего сейчас слишком много для меня, я делаю шаг назад. Что это за штука, о которой все говорят? Что-то о меркурии и ретроградности, мол, когда это случается, весь гребаный мир переворачивается вокруг оси. Все выходит из-под контроля. Это, по всей видимости, оно самое.
– Ретроградный меркурий, и здравствуй конец света, – бормочу я.
Марко смеется.
Забудьте про аромат.
Забудьте про улыбку.
Его смех – опаснее всего на свете.
Я так облажалась.
– Я приехал не для того, чтобы арестовывать тебя, хотя уже пожалел, что не захватил с собой наручники, – дразнит Марко. Он лезет в задний карман, и я с любопытством прищуриваюсь, когда он вытаскивает оттуда мое водительское удостоверение. У меня мгновенно подскакивает кровяное давление.
Сукин сын реально украл мои права!
