Текст книги "Самодовольный наглец (ЛП)"

Автор книги: Боско Джанин Инфанте Боско

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Глава 23

Марко

Ричи предлагает мне кофе в пластиковом стаканчике.

– Как дела? – спрашивает он, когда я отрываю взгляд от стекла, разделяющего нас и отца Антонии. Смотрю на жидкость, кружащуюся в стаканчике, и снова на своего напарника.

– Он не хочет говорить.

Танк сидит в комнате для допросов за металлическим столом в наручниках напротив Тони Динасо, который допрашивает его на протяжении последних трех часов.

Когда мы прибыли в участок, я, наконец, понял, каков, черт возьми, был план. Как выяснилось, вовсе не Бендетти привел Флойда к «Восставшим из ада». Потому что даже после нескольких месяцев расследования дела печально известного гангстера все доказательства – косвенные. Есть пара трупов, которые можно на него повесить, но без его отпечатков на оружии или свидетелей Бендетти не посадить. Вот тут-то и решили повязать Танка. Тони хочет, чтобы он дал показания и признался, что продал оружие Бендетти.

Я не уделял особого внимания допросу, так как был слишком занят зализыванием своих ран из-за Антонии.

После того, как она сказала, что ненавидит меня, то добавила, что пожалела о встрече со мной. Потом пожелала мне смерти и сказала, чтобы я, бля*ь, горел в аду. Стало ясно, что она не даст мне шанса объясниться в ближайшее время, поэтому я здесь… стою несчастный и наблюдаю, как допрашивают ее отца.

Уже сбился со счета, сколько раз он плюнул в лицо Динасо.

Этот человек – гребаный дикарь.

– Ты в курсе, что она ждет внизу? – уточняет Ричи, делая глоток кофе. У меня было предчувствие, что Антониа придет сюда. Не то чтобы у нее было много вариантов – люди, которых она считает семьей, находятся либо здесь, в камере предварительного заключения, либо в морге. Интересно, понимает ли она это.

Сглотнув, смотрю на стаканчик.

– С ней все в порядке?

– Пойди и выясни сам.

Качаю головой. Я – последний, кто ей нужен.

Иронично, учитывая, что я жажду быть для нее всем.

Как все это произошло, мне никогда не понять.

Я не должен был влюбляться в нее.

Внезапно из динамика раздается голос Тони, и перед стеклом появляется Флойд.

– Пирелли, на выход.

– О чем он? – я поворачиваюсь к Ричи. Флойд стучит в стекло и подает мне знак присоединиться к допросу.

– Похоже, Де Лука зовет тебя, – отвечает Ричи.

Прекрасно.

Вздохнув, вручаю напарнику свой кофе и направляюсь в комнату для допросов. Флойд открывает дверь и протискивается мимо меня, проклиная Танка себе под нос. Вообще-то, это ведь не мое дело. У меня на столе лежит гребаная стопка штрафов, которые нужно ввести в систему. Вместо этого я иду в логово льва.

Закрыв за собой дверь, скрещиваю руки на груди и выжидающе смотрю на Тони. Возможно, он подскажет, что, черт возьми, мне теперь делать.

– Этот сукин сын не признается, – ворчит Динасо.

– Сколько раз повторять, я не гребаная крыса, – усмехается Танк.

– Зато сдохнешь, как крыса в клетке, если не начнешь говорить, – выпаливает Тони, отталкиваясь от своего стула. Схватив папки со стола, он засовывает их под мышку и кивает мне на выход. Я выхожу вслед за ним из комнаты и прислоняюсь к двери.

– Заставь его сдать Бендетти, – велит он, указывая на меня пальцем.

Мои глаза расширяются от нелепого требования. Я последний человек, которому Танк даст показания.

– С чего ты решил, что он станет со мной говорить?

– Он просил тебя позвать.

– Это потому, что он хочет меня убить.

– Он прикован наручниками к стулу, – парирует Тони. – Если не будешь садиться к нему на колени, то останешься в живых. А теперь иди, и, возможно, тогда я смогу убедить Флойда не сообщать о тебе в отдел внутренних расследований.

Что касается меня, то я выполнил свою работу. Нет никаких оснований для того, чтобы меня проверяли, но у меня нет возможности расспросить Тони, потому что он поворачивается и уходит.

Проклиная его, Флойда и весь отдел, я грубо провожу пальцами по волосам и толкаю дверь в комнату для допросов. Зайдя внутрь, пинком закрываю ее. Не сразу встречаюсь взглядом с Танком. Вместо этого медленно иду через комнату. Сжимая кулаки, вытягиваю шею и смотрю на наши отражения в двустороннем стекле.

– Тяжелый день? – беспечно интересуется Танк.

Как я уже сказал, этот человек – дикарь.

Жестокий гребаный дикарь.

Поворачиваясь, я склоняю голову набок и пристально смотрю на него.

– Можно и так сказать, – выдавливаю я.

– Представляю, как тяжело разбивать сердце девушки ради звездочек на погонах, – многозначительно произносит он.

– Вероятно, так же тяжело, как разбить сердце своему единственному ребенку ради нашивки, – спокойно отвечаю я и пересаживаюсь на место напротив Танка.

Откидываясь на спинку стула, не свожу с него глаз.

Мы два совершенно разных человека.

Я принял крещение.

Он воспитан во грехе.

Наша единственная общая нить – женщина, которую мы оба подвели.

– Скажи мне кое-что, офицер… Я ведь могу называть тебя так? – я не отвечаю, и Танк продолжает. – Ты хотел когда-нибудь иметь детей?

Понятия не имею, к чему он клонит, но почти уверен, что не стану вытягивать из него показания, если мы будем продолжать это дерьмо, словно кучка баб в салоне красоты.

– Я не хотел детей, – признается он. – Я знал, что мой образ жизни не подходит для детей. Но у небес был другой план на мой счет. – Танк делает паузу и слабо улыбается, прежде чем продолжить: – В тот момент, когда я узнал, что мать Антонии беременна, что-то изменилось внутри меня. Я захотел стать лучше. Захотел быть достойным такого подарка, но уже вырыл себе яму. Я дал клятву и отказался от обычной жизни, и не мог нарушить ее только потому, что моя девушка от меня залетела. Никто бы меня не помиловал. Существует определенная линия. Ты сидишь по одну сторону от нее, а я по другую. Ты можешь перейти на мою сторону, но я не могу вернуться на твою, потому что, если я когда-нибудь так сделаю, моя дочь заплатит за это, а ни один ребенок не должен страдать за грехи своего отца.

Его глаза сужаются, когда Танк наклоняется вперед.

– Ты совершил дерьмовый поступок, используя мою дочь, чтобы добраться до меня, но твой план провалился, потому что я никого не выдам. Много крови побывало на моих руках, но крови моей дочери на них никогда не будет.

– Повторю в последний раз, так что слушай, старик. Я не использовал твою дочь. Я остановил Антонию на дороге пару недель назад, потому что она никудышный водитель. Это у нее от тебя? – не даю ему ответить на вопрос и продолжаю, подражая его позе, тоже наклоняясь над столом. – Я собирался забрать ее с работы и привезти к тебе. Она хотела, чтобы мы пообщались, чтобы ты увидел во мне то, что видит она.

– Все, что я вижу – это лживый полицейский, который воспользовался моей дочерью.

Беру свои слова обратно.

Он не дикарь.

Он тупоголовый сукин сын с проблемами самоконтроля.

– Посмотри получше. И увидишь мужчину, который заботится о ней. Я не планировал будущего с твоей дочерью. Я не хотел ни с кем делить свою жизнь, но то, как ее существование изменило тебя, изменило и меня. У меня нет врагов.

– Ты смотришь на одного.

– Потому что я делал свою работу? Поэтому ты считаешь меня врагом? – Танк открывает рот, чтобы заговорить, но я поднимаю руку. – Я полицейский, и притом посредственный. Это мое единственное преступление, Де Лука. Если бы не я надел на тебя сегодня наручники, это сделал бы кто-то другой. Другой коп, возможно, лучший в своем деле. Твой арест стал бы кульминацией его карьеры.

– Почему не твоей?

– Потому что внизу сидит женщина, которая страдает из-за всего произошедшего, и моя карьера не кажется такой уж важной, когда я знаю, что приложил к этим страданиям руку. У тебя есть выбор, Танк. Можешь держать рот на замке и брать на себя ответственность за оружие, но с твоим послужным списком тебе светит пятнадцать лет. И не забудь об обвинениях, которые выдвинут за сегодняшний день. Есть видео, как ты с оружием напал на полицейского, и есть новость о том, что один из наших парней находится в критическом состоянии с огнестрельным ранением в шею. Если он не выкарабкается…

– Я понимаю, – перебивает он. – Но это ничего не меняет.

– Сдай им Бендетти, и я заставлю их заключить с тобой сделку. Пять лет. Если будешь держаться подальше от неприятностей, то, возможно, даже получишь право на досрочное освобождение.

Понятия не имею, выполнимо ли, бля*ь, что-нибудь из этого.

Я словно гребаный фокусник.

Танк злобно смеется мне в лицо, и я морщусь.

Да, чувак, я тоже бы не купился на такое дерьмо.

Но нельзя винить меня за то, что я пытаюсь.

– Ты сам сказал, что ты посредственный полицейский, – указывает он.

– Я посредственный полицейский, зато хороший парень, – Танк поднимает бровь. – Хороший парень, который любит твою дочь, – выпаливаю я.

– Ты едва ее знаешь, – издевается он.

– Сколько времени тебе потребовалось, чтобы влюбиться в нее?

– Секунды.

– Тогда ты понимаешь, что это возможно, – отвечаю я, делая на мгновение паузу. – Заключи сделку со следствием, а я позабочусь об Антонии.

И сделаю это с удовольствием.

Глава 24

Антониа

То, что моего отца выволокли из клуба в наручниках, не было для меня таким уж шоком. Это было нормально и, если честно, стало облегчением. Потому что означало, что его враги не достали его. Означало, что одно из тел на полу принадлежало не ему.

И означало, что еще было время все исправить между нами.

Папа провел большую часть своей жизни, опровергая выдвинутые против него обвинения; я не сомневалась, что он победит и сейчас, в чем бы его ни обвиняли. Хотя я и не помню, когда для его ареста привлекали спецназ, но мой отец был жив, а у меня была вера.

Примерно на секунду.

Затем мой взгляд переместился на мужчину, ответственного за блестящие наручники, украшающие запястья моего отца. Мужчину, которому я доверяла, того, кто клялся, что не такой, как все остальные. Мужчину, которого, как я думала, могла бы полюбить и который любил бы меня в ответ. Марко должен был излечить мое сердце, а не разбить его безвозвратно.

Больше всего на свете я ненавижу, когда меня выставляют дурой, а именно ей я сейчас и являюсь. Тупая гребаная дура, которая так жаждала любви и привязанности, что потеряла бдительность и пригласила врага к себе на порог. Те тела, о которых я упоминала, вся эта бойня – из-за меня.

Виноваты я и мое глупое сердце.

И если мой отец никогда больше не увидит дневного света, это тоже будет моя вина.

Звук каблуков, стучащих по полу, привлекает мое внимание, и я поднимаю голову, сразу же замечая их владелицу. Она совершенно шикарная и неприлично богатая. Держу пари, ее туфли стоят больше, чем мой «Харлей».

– Антониа! – восклицает она, бросаясь ко мне.

Не закатывай глаза.

Она нужна, чтобы вытащить отца из хаоса, который ты создала.

– Мама, – коротко здороваюсь я, поднимаясь на ноги. Ее взгляд медленно скользит по мне, и на лице появляется выражение легкого ужаса.

– Что с тобой случилось?

– У меня был тяжелый день. Может, пропустим разговор о моем самочувствии?

– Я не это имела в виду, – возражает она. – Ты плакала.

Кто-нибудь, отполируйте для нее трофей.

– Да, потому что единственный родитель, которому не наплевать на меня, в настоящее время находится в камере, а люди, которые помогали ему меня воспитывать, либо мертвы, либо сидят в соседней камере.

Закрываю глаза, желая, чтобы правда не была такой суровой.

Мир стал немного менее уродливым.

Я не буду плакать перед ней.

Делая глубокий вдох, игнорирую боль, отражающуюся в ее глазах. Мама не должна чувствовать себя плохо. Она ушла от всего этого, и уйдет снова.

– Папа платит тебе кучу денег, чтобы ты ходила в этих дизайнерских туфлях. Заработай их и спаси его от тюрьмы.

Мама не делает ни единого движения, и я теряю терпение. Обвожу взглядом переполненный участок, пока не останавливаюсь на капризной пожилой дежурной, которая украла мои дыни. Протискиваясь мимо матери, направляюсь к ней, вспоминая свой последний визит сюда и пачку сигарет, которую заметила у нее в кармане. Прежде чем успеваю стрельнуть у нее сигаретку, слышу знакомый голос, зовущий меня по имени.

Голос, принадлежащий мужчине, о существовании которого я мечтаю забыть.

– Антониа, – повторяет Марко.

Как будто я, бля*ь, не слышала в первый раз!

– Нам надо поговорить, – говорит он.

Этот мужчина глуп. Если бы мир сгорел дотла, а он был последним оставшимся в живых, я бы не стала тратить на него свой плевок, не говоря уже о том, чтобы говорить с ним.

– Слушай, я знаю, о чем ты думаешь, но…

Что-то внутри меня обрывается, и я оборачиваюсь. Ослепленная яростью, я даже не смотрю на него, когда заношу кулак и бью его в челюсть. Его рука перемещается к щеке, и весь участок замирает, когда Марко смотрит на меня с выражением поражения в своих выразительных глазах.

– Ты понятия не имеешь, о чем я думаю! – кричу я. – Я сказала тебе оставить меня, бля*ь, в покое! Я не хочу тебя видеть! Не хочу с тобой разговаривать… – слова срываются с языка, когда я разжимаю свои пульсирующие пальцы.

Марко убирает руку со щеки и расправляет плечи.

Почему он все еще стоит здесь?

– Я никуда не уйду, пока ты меня не выслушаешь. Я говорил с твоим отцом…

Пронзительный крик срывается с моих губ, я затыкаю пальцами уши и отключаюсь от Марко. Он может взять свои оправдания и засунуть их туда, где не светит солнце! Когда его губы, наконец, перестают шевелиться, я убираю пальцы от ушей и поворачиваюсь к нему спиной. Дежурная смотрит на меня так, будто я сошла с ума, и я начинаю сомневаться, не права ли она.

– Я знаю, что вы курите, – начинаю я. – Видела вас с пачкой сигарет на днях.

– К чему вы клоните?

– У меня вроде как нервный срыв, и мне бы сейчас не помешала сигарета.

Женщина моргает в ответ, и я раздраженно выдыхаю.

– Вы украли мою композицию из съедобных фруктов, леди, и самое меньшее, что вы можете сделать, это одолжить мне сигарету.

– Вы только что напали на одного из офицеров.

– Отлично, так посадите меня! Это вы здесь делаете лучше всего! – закипаю я, ударяя кулаком по стойке. – Знаете что? Оставьте гребаную сигарету себе.

Хочется убраться отсюда к чертовой матери. Я собираюсь выйти из участка, когда Марко хватает меня за руку. Поразительно, но я не противлюсь его прикосновению. Вместо этого мой взгляд блуждает по нашим соединенным рукам.

Я действительно мечтала держать Марко за руку всю оставшуюся жизнь.

– Я не плохой человек, Антониа, – заверяет он. – Дай мне шанс все исправить.

Смотрю на него, и, наконец, отстраняюсь.

– Нет, ты не плохой. Ты еще хуже.

Слезы, которые я так усердно сдерживала, скатываются из уголков глаз, и я не пытаюсь скрыть их. Оглядываю участок в поисках мамы, но ее нигде не видно, отчего сердце сжимается еще сильнее. У меня действительно никого нет.

Всхлип срывается с моих губ, и я выбегаю из участка. Успеваю наполовину спуститься по лестнице, прежде чем окончательно теряю самообладание. Рыдая, падаю на ступеньки, побежденная.

Я должна была знать, что так все закончится.

Я должна была возвести стены вокруг своего сердца.

Я должна была бояться любви.

Я должна была понять, что «долго и счастливо» на самом деле не существует.

Понятия не имею, как долго сижу и плачу, жалея себя, но, когда слез больше не остается, поднимаю голову и замечаю, что солнце зашло. Взяв себя в руки, вытираю глаза и оглядываюсь на полицейский участок. Двери распахиваются, и на улицу выходит моя мама. Она сокращает расстояние между нами и ставит свой портфель на ступеньки. Не говоря ни слова, притягивает меня в свои объятия, и я совершенно замираю.

Не помню, когда моя мать в последний раз обнимала меня.

Аромат ее духов доносится до моего носа, и я чувствую, как у меня сжимается горло. Долгое время я пыталась вспомнить ее запах. Вспомнить, как ее руки касались моих волос. Даже ее смех. Не понимаю, уязвима ли я или в чем дело, но мне нужны эти объятия, и, возможно, мне нужна моя мама.

– Что бы ни случилось, с тобой все будет в порядке. Ты не одна, – шепчет она мне в волосы.

Я хмурюсь и высвобождаюсь из ее объятий.

– Значит, в этот раз ты не сможешь его вытащить?

– Твоему отцу предложили сделку, и я посоветовала ему согласиться. – мама делает паузу, чтобы покачать головой. – Антониа, твой отец уже тридцать лет играет в русскую рулетку с законом. Если он не согласится на сделку, ему грозит минимум пятнадцать лет, и, хотя я чертовски хороший адвокат, не думаю, что смогу замять это дело.

– Ты даже не попыталась, – обвиняю я.

– Это слишком рискованно, – настаивает она. – Не уверена, что он выберется, не отсидев срок. Можно гадать и надеяться, что он выйдет через пятнадцать, но давай называть вещи своими именами, Антониа, такой срок убьет твоего отца. Но пойдя на сделку, он выйдет через пять.

Я качаю головой.

Я и дня не была без него, как мне прожить эти пять лет?

– Это слишком сложно принять, но Танк уже согласился. Мы лишь ждем, пока окружной прокурор соберет документы, а затем он предстанет перед судьей.

– И все? Мы просто дадим ему сесть в тюрьму?

Мама не отвечает.

– Пойдем, я отвезу тебя домой, – предлагает она.

Во мне не осталось сил бороться, поэтому я позволяю ей увести меня из участка, но такое чувство, что я оставляю здесь часть себя.

Все в порядке.

Так или иначе, кому нужно сердце волка в овечьей шкуре?

Глава 25

Антониа

После того, как мама отвезла меня домой, я вырубилась прямо на диване. Не знаю, оставалась ли она со мной, но к тому времени, как я проснулась, ее уже не было. Я этому только обрадовалась, потому что у меня не было ни настроения, ни духа разговаривать с кем-либо.

Однако это не мешало телефону трезвонить о бесконечных смс от Марко, которые я игнорировала. Наверное, единственная причина, по которой я не закопала мобильный на заднем дворе, заключалась в том, что я все еще ждала чуда. Ждала, что папа позвонит и скажет, чтобы я забрала его, что обвинения сняты, и он свободный человек.

Но чуда не произошло.

Сорайя тоже оставила несколько смс. Сначала они были связаны с работой.

«Привет, хотела узнать, как ты. Надеюсь, твои семейные дела уладились.»

Час спустя:

«Ты придешь позже сегодня? Все в порядке?»

Еще через двадцать минут:

«Ладно, думаю, ты сегодня не приедешь. Можешь хотя бы позвонить мне и сообщить, все ли с тобой в порядке? Вчера ты внезапно ушла.»

Пять минут спустя…

«Я только что разговаривала по телефону с Марко. Позвони мне.»

Последнее смс, которое прислала Сорайя, было ответом на мое анонимное сообщение, которое я отправила ей на прошлой неделе. Я не нашла в себе силы прочитать его. Просто осознание того, что она догадалась, что анонимом являлась я, было достаточно, чтобы довести меня до крайности. Я вытащила все, что смогла найти в отцовском винном шкафчике, и начала пить.

Было где-то около пяти часов, а если и нет, то мне было плевать. Когда жизнь превращается в дерьмо, никакого руководства по решению проблем не существует. Просто выдерживаешь удары и надеешься, что переживешь этот день.

Когда на самом деле пробило пять, телефон пиликнул напоминанием о запланированной встрече. Я совсем забыла о своей договоренности с Тигом. Я была слишком пьяна, чтобы садиться за руль, но решила, что не пропущу встречу. И о татуировке я думала в самую последнюю очередь. Мне просто хотелось знать, было ли все ложью. Тиг реально хотел встретиться со мной или он тоже являлся частью плана? В пьяном угаре я даже задалась вопросом, а не наврал ли Марко о проблемах Тига и Делии с бесплодием? Это не казалось такой уж большой чушью, когда я уже успела убедить себя, что единственная причина, по которой Сорайя наняла меня, заключалась в том, чтобы помочь Марко в его планах посадить моего отца.

Такси подъехало за мной спустя десять минут, и вот, я стою под дождем у салона Тига, держа в руках пустую бутылку «Джек Дэниэлс», и удивляюсь, как, черт возьми, я позволила всему этому случиться. Собираюсь развернуться и уйти, когда вдруг ловлю взгляд Тига в окне. Он встает с табурета и направляется к двери. Выходит и натягивает капюшон толстовки на голову.

– Не думал, что ты придешь, – говорит он сквозь шум дождя.

Я смаргиваю дождь с ресниц и сглатываю. Приход сюда был еще одной ошибкой.

– Извини… – запинаюсь я, глядя на пустую бутылку в своей руке. Слезы наворачиваются на глаза, и я чувствую, что начинаю ломаться. Тиг забирает бутылку у меня из рук и пальцем приподнимает мой подбородок.

– Пойдем внутрь.

Знаю, что не следует этого делать, но все равно позволяю ему завести меня в салон. Тиг кивает, чтобы я села на его место, и сбрасывает с плеч толстовку. Повесив ее у стойки администратора, он выбрасывает пустую бутылку «Джека» и тянется под стол, чтобы открыть шкафчик и вытащить бутылку «Патрона». Затем подходит к двери и меняет табличку с надписью «открыто» на «закрыто».

Я мысленно возвращаюсь к тому вечеру, когда Марко поделился со мной историей Тига. Он говорил, что процедуры по лечению бесплодия причиняют им с Делией финансовый ущерб. Говорил, что Тиг и Делия не пропускали ни одного рабочего дня и не закрывали салон без уважительной причины. Тем не менее, нет никаких признаков присутствия здесь Делии, и Тиг только что закрыл салон.

Вранье.

Оно повсюду.

– Ты тоже был в этом замешан? – выпаливаю вопрос, и Тиг поворачивается ко мне лицом. Откручивая крышку с бутылки текилы, он садится верхом на табурет и предлагает ее мне. Он растопчет то, что осталось от моего сердца, я буду дурой, если перед этим не выпью.

– Не понимаю, о чем ты, – говорит он, пока я пью текилу. Та плавно скользит по горлу, и я делаю еще глоток.

Тиг забирает у меня бутылку, прежде чем я успеваю сделать третий глоток, и я ухмыляюсь.

– Не притворяйся, будто не в курсе, что произошло. Он твой двоюродный брат.

– У каждой истории есть две стороны, и я знаю только одну, – отвечает он, ставя бутылку на стойку рядом с тату-пистолетом.

– Эй, я еще не закончила, – возмущаюсь я, указывая на текилу.

– Закончила, – отвечает Тиг, скрещивая руки на груди. – Если не хочешь рассказывать, тогда говорить буду я, а ты послушаешь.

Я пришла сюда не для праздных бесед, а чтобы раскрыть всю ужасную ложь, в которую позволил мне поверить его двоюродный брат.

– Я понял, что ты особенная, судя по тому, как Марко говорил о тебе, когда был здесь, вот почему я тоже захотел познакомиться с тобой. Марко мало что пугает, но ты потрясла весь его гребаный мир, и в субботу он был самым счастливым, я его таким никогда не видел. Он очень хотел будущего с тобой.

– Он использовал меня, чтобы добраться до моего папы, – огрызаюсь я.

– Это чушь собачья, Антониа. Может, в это хочет верить твой отец, но все совсем не так.

В этом нет никакого смысла.

– Почему мой отец хочет в это верить?

– Потому что легче указать пальцем, чем брать вину на себя.

Слова проникают в меня, и я ломаю голову, пытаясь вспомнить, было ли в моей жизни время, когда папа признавался в своих грехах, но терплю неудачу.

– Слушай, я не знаю твоего старика, но, похоже, он сделал в своей жизни какой-то выбор, который связан с довольно серьезными последствиями.

Не так давно я думала о том же самом. На самом деле, это был аргумент, который я использовала против него, когда получила работу в «Спроси Иду», и, вероятно, использовала бы его снова, если бы привела Марко в клуб, как и планировала.

Не буду отрицать тот факт, что мой отец – человек, который сделал больше плохого, чем хорошего. Он причинял боль людям и разрушал семьи. Он нарушал закон и выходил сухим из воды больше раз, чем кому-либо позволено. Но он мой отец, и, несмотря на то, что он устроил хаос в своей жизни, это я подвела его.

– Он построил карьеру преступника, – продолжает Тиг. – Тюрьма с таким же успехом могла быть его пенсионным планом.

– Может и так, но если бы я послушала и держалась подальше от Марко…

– Он в любом случае был бы в камере, только ему светило бы пятнадцать лет, а не пять.

– О чем ты говоришь?

– Сделка, на которую согласился твой отец, была идеей Марко.

– Моя мать, его адвокат, заключила эту сделку с окружным прокурором, – утверждаю я.

– Твоя мама лишь просмотрела сделку, милая. Слушай, допустим, Марко вчера не пошел бы на работу. Допустим, вы с ним прогуляли и весь день просидели дома. Думаешь, это остановило бы департамент от поимки преступника? Каждый мужчина со значком, несмотря ни на что, совершил бы облаву клуба, и все закончилось бы именно так, как и закончилось. За исключением того, что твой отец не попросил бы поговорить с Марко, а Марко не убедил бы его сотрудничать с копами.

Тиг почти завладел мной до последней строчки. Ни за что на свете мой отец не будет добровольно ни с кем сотрудничать.

– Если это тебе рассказал Марко…

– Марко не лжет мне, Антониа. Если бы ты просто выслушала его, то поняла, что он самый благородный парень, которого ты когда-либо встречала. Не веришь, спроси своего отца.

– Мой отец никогда бы на это не пошел.

– Уверена? – спрашивает Тиг, выгибая бровь.

– Ты серьезно утверждаешь, что папа не верит, что Марко его подставил? Что он не использовал меня?

– Я говорю, что твой отец достаточно доверяет Марко, чтобы согласиться на сделку и оставить свою дочь в его надежных руках. – Тиг делает паузу и качает головой. – Ты не осознаешь этого, да?

– Я немного пьяна…

– Марко любит тебя, Антониа, и его чертовски убивает то, что ты думаешь, что он намеренно причинил бы тебе боль. – он проводит рукой по щеке, прежде чем пригвоздить меня взглядом. – Ты в курсе, что он всю ночь просидел возле твоего дома на случай, если к тебе решит наведаться один из врагов твоего отца? Не как полицейский. У него не было при себе ни значка, ни пистолета. Он находился там как мужчина, чтобы защитить то, что принадлежит ему.

Слишком многое придется переварить.

Признание в любви.

Откровение о том, что Марко считает меня своей.

Мой отец доверяет копу.

Слезы катятся по моим щекам, когда я смотрю на Тига.

– Он сказал тебе, что любит меня?

Бормоча проклятие, он качает головой.

– Ты заноза в заднице, ты в курсе?

– Значит ты не сделаешь мне татуировку?

– Это значит, что я отвезу тебя к Марко, и он сам ответит на твой вопрос.

Мое сердце снова предает меня, потому что я не спорю с Тигом. Я хочу, чтобы все, что он говорит, было правдой. Я хочу стереть черту, которая разделяет нас.

Но больше всего я хочу любви Марко.