Текст книги "Периферийная империя: циклы русской истории"
Автор книги: Борис Кагарлицкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 38 страниц)
«РАЗОБЩЕНИЕ» РУСИ
Истоки «русской отсталости» надо искать в событиях, начавшихся еще до прихода Батыя на Русь [Тезис о «татарском иге» как причине отсталости кажется все менее убедительным даже историкам-«западникам», продолжающим мыслить в рамках старой парадигмы «порочного азиатского влияния». Потому начинаются поиски «восточно-азиатских основ» еще в дотатарской Руси. При этом «грех» Киевской Руси видят в том, что во времена Рюрика или Владимира там было сильное государство и существовала «коллективная феодальная собственность», тогда как на Западе «наблюдалось как раз развитие индивидуальной феодальной собственности»[127]
[Закрыть] Соответственно, ясно, что все «коллективное» и «азиатское» – п/юхо, а «индивидуальное» тождественно «европейскому» и хорошо. Беда в том, что подобные авторы Русь IX века сравнивают с Францией XIV века. Если же говорить об империи Каролингов, существовавшей в одну историческую эпоху с Киевским государством, то там феодализм тоже развивался именно на основе государственности и коллективной собственности, более того, ни на какой иной основе феодализм в принципе развиться не мог, поскольку феодальные отношения формировались именно на основе постепенной «приватизации» административной власти родовой знатью – маркграфами в каролингской Европе, князьями и боярами на Руси]. Военные поражения русских в XIII веке были вызваны разобщенностью сил. Однако эта разобщенность сама по себе была результатом предшествующего экономического, социального и политического развития. В IX-X веках создание единого государства способствовало расцвету торговли и росту городов, а это неминуемо вело к появлению новых торгово-политических центров, бросивших вызов Киеву. Вражда между усиливающимися княжествами северо-восточной Руси, традиционным киевским «центром» и Новгородом вела к развалу единого государства. Торговое соперничество сопровождалось набегами и грабежами. Вообще, нашествия русских княжеств друг на друга в конце XII века вполне сопоставимы с погромами, которые спустя несколько десятилетий учинят татары. Внутри выросших городов обострились социальные конфликты, периодически приводившие к бунтам и междоусобицам.
По мнению Покровского, кризис и упадок русских городов в XII-XIII веках вызван, в конечном счете, теми же причинами, что и их бурный рост в IX-X веках. Дело в том, что города росли в первую очередь на основе международной торговли. Но в то же время для того, чтобы жить и развиваться, они должны были получать продовольствие и сырье из деревни, причем давая очень мало взамен. Это паразитическое развитие города за счет деревни, своего рода «неэквивалентный обмен» характерен для многих периодов русской истории вплоть до XX века. В принципе, отношения между городом и деревней нигде в Европе не являются равноправными, но именно ориентация Киева, Новгорода и других основных центров Руси на международную торговлю делает противоречие роковым. «Опустошив все вокруг себя своей хищнической политикой, древнерусский город падал, и никто не мог задержать этого падения» [128]
[Закрыть].
Саморазрушение города было особенно заметным в Киевских землях, где хроники XII века постоянно сообщают о социальных конфликтах и восстаниях. Владимир и Суздаль, находившиеся дальше от главных торговых путей, оказались теснее связаны с внутренним рынком, а потому продолжали расти даже тогда, когда кризис Киева стал очевиден. Но это, в свою очередь, привело к новому соотношению политических сил и к постоянным нападениям северных князей на богатый, но слабеющий юг.
В целом картина феодальной раздробленности на Руси мало отличается от того, что мы видим в те же времена на Западе. XI-XII века в Европе были не только временем роста городов, но и эпохой castellisazzione. Этим итальянским словом историки XX века начали называть массовое строительство каменных замков. Деревянные укрепления раннего Средневековья редко могли выдержать длительную осаду, и лишь крупнейшие политические центры имели хорошо построенные каменные стены. Развитие экономики в X веке позволило улучшить и качество строительства. Фортификационные сооружения стали более сложными, более надежными, а главное, сооружать их мог любой более или менее влиятельный сеньор. Если в Уэльсе массовое строительство замков проводится английскими королями для удержания под контролем нелояльных поданных, то во Франции, Италии и Германии феодалы строят замки для защиты как от крестьян и соседних сеньоров, так и от короля.
Средства защиты, как и во времена Первой мировой войны, резко превзошли по эффективности средства нападения, и боевые действия обречены были стать позиционными. Для того чтобы эффективно изменить соотношение сил в свою пользу, требовались большие армии, которые правителям было собрать сложно, а еще труднее удержать на долгий срок.
Последствием массового строительства замков стало, с одной стороны, усиление власти феодалов над крестьянами, а с другой – ослабление власти короля над феодалами. Но феодальная вотчина на Западе уже все дальше уходила от классической модели «натурального хозяйства», обитатели замков все менее были связаны со своими крестьянами по образу жизни и интересам. Эксплуатация крестьян усиливается именно потому, что правящий класс нуждается в товарах для обмена. Поскольку земли поделены, а отнять их у соседа все сложнее, вместе с ростом населения увеличивается и масса безземельных и малоземельных рыцарей, вообще исключенных из системы натурального хозяйства.
Военно-политическим следствием этой новой ситуации стали Крестовые походы. Экспедиции европейских рыцарей на Ближний Восток были лишь частью более широкого процесса. Идея защиты и распространения веры оказывается мощным идеологическим стимулом, способствующим военно-торговой экспансии западно-христианской Европы на восток и на юг. Генрих Лев завоевывает земли поморских славян, затем немецкие рыцари первоначально при полной поддержке польских королей начинают осваивать Прибалтику, покоряя и истребляя пруссов, ливов, эстов. Шведские короли организуют Крестовые походы в Финляндию. К середине XIII века в Европе практически уже нет политически и религиозно «не освоенных» земель.
«БЕЗМОНЕТНЫЙ» ПЕРИОД
В IX-X веках поток арабского и персидского серебра стимулировал развитие русской и скандинавской торговли. К XI веку поступление серебряных монет с Востока почти прекращается, а затем сокращается и приток денег из Византии. На первых порах недостаток серебра компенсируется за счет Западной Европы. Благодаря богемским рудокопам серебро поступает здесь на рынки в достаточном количестве. Но к концу XII века немецкие купцы оставляют в Новгороде все меньше серебряных монет. Историки объясняют это тем, что с ростом внутренней торговли в Германии там заметно возрастала внутренняя потребность в серебре [129]
[Закрыть]. Однако, скорее всего, причину надо искать в сокращении экспорта из русских земель. Если раньше вывоз существенно превышал ввоз, то теперь возникает равновесие, что в условиях средневековой торговли способствует натуральному обмену.
Так или иначе, на Руси наблюдается острый дефицит монеты, некоторые историки даже говорят о начале «безмонетного периода» [130]
[Закрыть]. Монету заменяют импортируемые из Германии серебряные слитки, но они являлись «неразменными» и, как признают исследователи, могли обслуживать «лишь очень крупные платежи» [131]
[Закрыть]. Разменную монету заменяют шкурки пушного зверя, лоскутки кожи и т.д. Короче, явно происходит примитивизация обмена.
С ростом городов в Западной Европы переориентируется и скандинавская торговля. Между тем в XII веке наблюдается постепенный спад в экономической жизни Константинополя, тогда как растет значение провинциальных центров. Русская торговля тоже все более переориентируется на провинции, но здесь уже сильна конкуренция итальянцев. Уже в 1169 и 1192 годах генуэзцы (к зависти своих конкурентов, венецианцев) заключают торговые договоры с Византией, которые фактически отдают им в руки черноморскую торговлю. Именно итальянские корабли везут в Константинополь продовольствие и сырье из Крыма. «Те исключительные привилегии, которыми иногда пользовались русские купцы, – пишет г. Литаврин, – перешли теперь к итальянскому купечеству» [132]
[Закрыть].
Итальянцам не нужно спускаться к Черному морю по рекам: они строят более крупные морские суда, которые имеют перед русскими ладьями преимущество и в бою, и в торговле. А грекам в это время военная помощь нужна, прежде всего, на море. Русский корпус в империи по-прежнему существует, и вербовка в него носит в землях славянских князей массовый характер, но славяне и варяги – не единственные, кого может нанять император. Русский корпус все более «размывается» англо-саксами [133]
[Закрыть].
В 1204 году крестоносцы берут штурмом Константинополь и создают там свою Латинскую империю. Показательно, что это – одно из немногих «международных» событий, удостоившихся подробного описания в первой новгородской летописи. И речь в данном случае идет не только о разгроме православной столицы католиками. Русский летописец подробно описывает, как православные греки и католики-варяги совместно обороняли Царьград. Крестоносцы, как известно, разгромили Константинополь по наущению венецианцев. Для итальянских купеческих республик – Венеции и Генуи – начинается эпоха процветания, эра торгового господства на Средиземноморье. Важнейшие торговые пути оказываются под контролем Венеции и отчасти Генуи. Именно через Италию теперь в Европу поступают товары из южных стран. Можно сказать, что Венеция убила Киев.
Впоследствии Византийская империя была восстановлена, но ее упадок уже необратим. Поскольку генуэзцы оказали помощь грекам в восстановлении империи, их торговые привилегии подтверждаются и расширяются, тогда как позиции русских купцов еще более слабеют. Путь из варяг в греки, пишет Покровский, теперь кончался «коммерческим тупиком». Центры торговли на великом водном пути «из этапных пунктов на большой дороге международного обмена превратились в захолустные торговые села на проселке и были разрушены татарами» [134]
[Закрыть].
Князья, правящие во Владимире, контролируют торговые пути, ведущие по Волге в страны Востока, одновременно поддерживая через Новгород связь с Западом. Киев, открывающий путь на юг в Византию, не представляет для них такой же ценности, как для новгородцев во времена Рюрика. Потому Андрей Боголюбский, предприняв успешный поход на юг, не только предает Киев разграблению, но и не пытается здесь княжить. Разорив «мать городов русских», он сажает там на престол своего ставленника и удаляется обратно во Владимир.
В Западной Европе тем временем налаживаются новые торговые пути между Севером и Югом. Товары из средиземноморских стран поступают в Нидерланды и далее – в Англию, Данию, Швецию по Рейну и другим немецким рекам. Бурный расцвет нидерландской торговли совпадает с деградацией Новгорода. Торговая столица русского Севера по-прежнему богата, но ее стратегические позиции слабеют.
НЕМЦЫ ПРОТИВ НОВГОРОДЦЕВ
Немецкая экспансия на Восток в начале XIII века создает новую ситуацию на Балтике. В X-XI веках Новгород и Псков – единственные торговые центры в ее восточной части. Но в конце XII века немецкие рыцари, разгромив славян, создают собственные города. В 1143 году гольштинский граф Адольф II закладывает город Любек на месте разрушенного славянского поселения Любеч. С помощью герцога саксонского и баварского Генриха Льва, судовладельцы Любека обосновались на острове Готланд, формально зависевшем от Швеции. «Немецкие купцы, опираясь на Готланд, постепенно входили в силу и организовали торговый союз – «Купеческую Ганзу». Ганзейцы плавали в Балтийском море на «круглых», высокобортных палубных, парусных судах «когге» (или «ког»), которые были остойчивее и вместительнее длинных гребных скандинавских судов. Но верное торговое преобладание Ганзы на Балтийском море объясняется не лучшей конструкцией их судов, а тем, что купцы были союзниками немецких феодалов в «дранг нах остен», – отмечают советские историки [135]
[Закрыть]. Отношения крестоносцев с Ганзой на Севере складывались так же, как с Венецией на Юге. Не имевшие собственного флота, рыцари становились инструментом торговой экспансии купцов. «В XIII в. Любек стал главным центром германской торговли с Восточной Европой. А немецкий купец с середины этого века почти совершенно вытеснил скандинавского в прибалтийских и славянских странах. В XIV в. Любек возглавил союз северогерманских торговых городов, который с 1356 года стал называться «Немецкой Ганзой» [136]
[Закрыть].
Скандинавские историки отмечают еще одно важное преимущество, которое позволило немцам вытеснить датчан и шведов из балтийской торговли. Немецкие купцы обладали большими финансовыми ресурсами. Они могли пустить в оборот серебро, добывавшееся в Богемии, они обладали большим опытом работы на новых, бурно развивавшихся рынках Западной и Центральной Европы, по Рейну шел поток товаров и денег из Италии [137]
[Закрыть]. К середине XIII века немецкие купцы уже обладали торговыми привилегиями в скандинавских странах точно так же, как генуэзцы – в греческих землях.
Именно немцами в XIII веке начата была на Балтике зерновая торговля, которой предстояло сыграть столь важную, возможно – роковую, роль в истории Восточной Европы. Но в Средние века зерно еще не является ключевым товаром. Гораздо большее значение имеют лес, металлы.
Новгород ведет с Ганзой активную торговлю, но роль крупнейшего делового центра в регионе он бесспорно утрачивает [Немецкие закупки в Новгороде начинаются раньше, чем в Скандинавии. В XI веке, по данным археологии, немецкие монеты сначала попадают в Новгород, а лишь оттуда – дальше на север [138]
[Закрыть] Однако по отношению к новгородцам роль немецких купцов уже иная, в отличие от скандинавов и арабов, они прибывают сразу и с оружием, и со звонкой монетой, а потому сами выступают в качестве доминирующей силы]. В 1201 году в устье Западной Двины появляется немецкий порт – Рига. В 1219 году датчане строят в земле эстонцев города Таллин (Ревель) и Нарву. В 1230 году Тевтонский орден начинает покорение пруссов. Возникают новые торговые центры – Мемель и Кенигсберг. На западе Финляндии из шведского королевского замка вырастает город Або (Турку), а в 1292 году недалеко от Ладожского озера появляется замок и порт Выборг. «Опираясь на этот пункт, шведы могли осуществлять двойной контроль: над важнейшим морским путем новгородцев – через Финский залив в Балтику и над их внутренним водным путем – через Ладожское озеро вверх по Вуоксе в систему Сайменских озер, в глубинные районы страны «Сумь и Емь» [139]
[Закрыть]. Если Венеция и Генуя вытеснили Киев из мировой торговли, то Ганза превратила Новгород в свою периферию.
Изменилась и политическая конфигурация на Балтике. До середины XII века господствующей силой здесь оставалась Дания, интересы которой не входили в прямое противоречие с Новгородом. Дания была далеко и закрывала западный выход из Балтийского моря точно так же, как Новгород замыкал балтийскую зону на востоке. С подъемом немецкой торговли ситуация изменилась. Немецкие купцы не только превратили Ливонский и Тевтонский ордена в свой военно-политический инструмент, но в северной части Балтики нашли покровительство королей Швеции. Это партнерство между ганзейскими городами и шведской короной оказалось невероятно устойчивым, сохранившись вплоть до Тридцатилетней войны в XVII столетии. Подъем Швеции происходит на протяжении XII-XIII веков. Ему не помешало даже объединение в 1397 году Дании, Швеции и Норвегии в некое подобие конфедерации – Кальмарскую Унию (Kalmar Union) под эгидой датской короны.
Захват шведами Финляндии и части Карелии в XIII веке поставил Новгород в положение обороняющейся стороны. Раньше Финляндия разделяла скандинавов и русских, являясь жертвой набегов со стороны тех и других. Теперь Новгород непосредственно граничил с владениями шведского короля, а новгородским разбойникам и купцам путь в земли финнов был закрыт. В 1293 году Швеция и Новгород договорились о разграничении своих территорий, но окончательно пограничный конфликт был исчерпан мирным соглашением 1323 года (the Treaty of Noteborg), после которого граница не двигалась до конца XV века. Показательно, что договор 1323 года регулировал не столько раздел территорий в пограничной Карелии, сколько контроль над речными и озерными путями, а также допускал совместное использование части Карелии и Финляндии шведами и новгородцами.
Если первая эра европейской экономической и политической экспансии создала Киевскую Русь и обеспечила ее расцвет, то вторая ее ослабила и, в конечном счете, предопределила ее гибель. Если в IX-X веках Западная и, особенно, Северная Европа без Руси просто не могли бы развиваться, то в XIII веке Западная Европа в Руси уже не очень нуждается – и в скором времени за торговым упадком наступает татарская катастрофа. М. Покровский, пожалуй, единственный из русских историков, осмелился заявить, что татарский погром XIII века был не причиной, а следствием упадка древнерусского государства. Набегу Батыя предшествовал «процесс разложения городской Руси X-XII веков» [140]
[Закрыть].
Именно разрушение единого экономического пространства вело к неуклонному ослаблению центральной власти, княжеским усобицам и военной дезорганизации, которой столь успешно воспользовались татары. В этом же и объяснение того, что татарское иго оказалось столь долгим. Возрождению страны препятствовала в первую очередь не непреодолимая сила Орды, а внутренняя слабость самого русского общества, которое в XIII веке утратило первоначальную экономическую организацию и не могло найти новой.
Глава III МОСКВА И НОВГОРОД
Живо описанный Покровским торговый упадок XIII века действительно сыграл роковую роль в истории России, ослабив ее перед татарским нашествием. Но катастрофа была далеко не столь полной, как полагал Покровский и многие другие историки. Дело в том, что восточный торговый путь продолжал исправно функционировать, а торговля на Черном море не прекращалась.
Генуэзские колонии в Крыму переживали в ту эпоху расцвет. Как и многие другие торговые центры того времени, эти города были средоточием торгово-финансового капитала, паразитически эксплуатировавшими деревню (что в значительной мере относится и к городам Киевской Руси) [141]
[Закрыть]. Татарские нашествия XIII века были достаточно разорительными, но не привели к развалу крымской экономики. После набегов жизнь в городах довольно быстро восстанавливалась, и все шло как раньше. «Совершив набег, татары уходили, и город оживал, возобновлялась торговля, снова отправлялись в степи торговые караваны». Впрочем, уходили не все. Как отмечают исследователи крымской истории, представители татарской знати селились вместе с греками и итальянцами, смешивалась с ними, «усвоив местную греческую культуру, а многие из них даже приняли христианство» [142]
[Закрыть].
ПАРТНЕРЫ МОСКВЫ: ТАТАРЫ И ИТАЛЬЯНЦЫ
Если поход Батыя в 1223 году не нанес Причерноморью катастрофического ущерба, то набег хана Ногая в 1299 году оказался гораздо более тяжелым ударом. Традиционные греческие центры приходят в запустение, но на их место приходят новые, прежде всего Кафа и Судак (Сурож). В XIV веке татарские мурзы уже непосредственно господствуют в Крыму над грекоязычным сельским населением, причем феодальные поборы получают в денежной форме. Иными словами, местное хозяйство остается вполне товарным, рыночным. После войн 40-х и 50-х годов XIV века торговля вновь расцветает: «Водный путь шел на север по Дону, караванный – в Астрахань, от которой дорога разветвлялась: один путь вел вдоль Каспия в Закавказье и Персию, откуда вывозился столь ценившийся на Западе шелк, другой путь из Астрахани шел в Среднюю Азию, сначала к Сарай-Бату, оттуда к устью реки Урала, затем в Ургенч и далее в Китай» [143]
[Закрыть].
В это время торговля Москвы с Кафой, как отмечают историки, «приняла систематический характер и начала входить в экономический быт Московской Руси» [144]
[Закрыть]. Из Руси на Юг везли мех, холсты, кожу. Со Средиземноморья итальянские купцы везли на Север мыло, сахар, шелк, миндаль, перец, гвоздику, пряности. В Кафе работали русские ремесленники. Как и в большинстве торговых городов Востока, население Кафы представляло собой этнический, культурный и религиозный конгломерат – наряду с итальянцами здесь жили греки, армяне, евреи, татары и русские. Последние закрепили за собой важное место в этническом разделении труда: все скорняки в городе были русскими. В 1334 году арабский путешественник Ибн-Батута насчитал в порту Кафы не менее 200 судов, заключив, что «это одна из известных гаваней мира» [145]
[Закрыть]. Для сравнения, по данным, которые приводит в «Цивилизации средневекового Запада» Жак Ле Гофф, «общее число купеческих галер, которые обслуживали в 20-х годах XIV в. три главных торговых пути Венеции, составляло примерно 25 единиц» [146]
[Закрыть]. Разумеется, если прибавить к этому другие торговые пути, другие типы судов и корабли, базировавшиеся на другие порты (в частности на Крите), венецианский флот будет выглядеть несколько более внушительно. Тем не менее гавань, принимавшая до двухсот судов одновременно, должна была производить в те времена огромное впечатление.
Процветанию Кафы не помешали ни сложные, временами даже враждебные, отношения с татарами, ни чума 1348 года. Упадок наступил лишь после захвата Крыма турками в 1475 году, да и то не сразу.
Итак, важные для процветания Москвы торговые пути идут через Орду. Как известно, князь Московский Иван Калита, прежде чем стать собирателем земли русской, стал сборщиком податей для татар. Метод Калиты был прост до гениальности: князья, не имевшие средств на выплату дани, получали от него ссуду, но расплачиваться за это им приходилось своими землями. Легко догадаться, что подобный способ собирания земель мог успешно работать лишь при одном условии: у московского князя всегда имелась свободная наличность.
«Московский князь в начале того периода, о котором мы говорим, – пишет Покровский, – был одним из самых мелких и незначительных, но он сидел чрезвычайно удобно. Через Москву шли тогда два пути: один, более старый, из Смоленска к реке Клязьме, с запада на восток. На Клязьме стоял самый крупный тогда из городов феодальной России – Владимир. Все товары, направлявшиеся с запада во Владимирскую землю, шли через Москву. Другая торговая дорога шла с севера на юг, из Новгородской земли, которая была в те времена в более тесной связи с Западной Европой, чем какая бы то ни было другая часть России, в нынешнюю Рязанскую губернию, землю очень хлебородную. Отсюда тогда шел хлеб в Новгород, редко обходившийся своим урожаем» [147]
[Закрыть].
Большинство историков, описывающих возвышение Москвы в XIV веке, особое внимание уделяют удаленности города от Орды. И в самом деле, находясь сравнительно далеко от основных баз татар, Москва становилась относительно безопасным местом. И все же отнюдь не это обстоятельство предопределило ее последующий успех. Ведь даже в XVI-XVII веках крымские всадники могли легко добраться до окраин русской столицы. Причины возвышения Москвы надо искать не только в политике, но и в экономике. Именно контроль над пересечением торговых путей, обеспечив Ивана Калиту деньгами, в конечном счете, сделал Москву столицей возрожденной России. Однако не только внутрирусские торговые пути сходились в Москве. Как уже говорилось выше, Покровский переоценил упадок черноморской торговли, произошедший в начале XIII века, а восточную торговлю историки вообще редко оценивали по достоинству [Справедливости ради следует отметить, что в «Русской истории с древнейших времен» Покровский отмечает и связи Москвы с Генуей, и продолжение активной торговли с Востоком по волжскому пути, однако, как ни странно, он не анализирует значение этой торговли, ограничиваясь лишь ссылкой на итальянское участие в строительстве Кремля]. В XIV веке экономические связи Руси с Югом успешно развиваются, но торговать в этом направлении невозможно, если не поддерживать лояльные отношения с татарами. Ведь именно через ордынские земли идут пути не только по Волге в Персию, но и по Дону в Крым, во владения генуэзцев – Кафу, Судак. Как отмечают исследователи, генуэзские колонии служили в XIV веке «своего рода окном в Европу, непосредственной связью русских земель с богатым Средиземноморьем» [149]
[Закрыть].
С развитием генуэзских колоний в Крыму «греческий» торговый путь сместился с Днепра на Дон. Это усугубляет упадок Киева. Отныне развивающиеся города Северной Руси – по-прежнему богатые Новгород и Псков, растущая Москва – куда меньше заинтересованы в единстве земель прежнего киевского государства. Зато лояльные отношения с татарами им выгодны. И это вопрос не только безопасности, но и благополучия.
Можно сказать, что татары не только не отрезали Русь от Европы, но, напротив, были посредниками, поддерживавшими связи с Италией и Грецией. Другое дело, что политическую цену за это посредничество приходилось платить весьма большую. В отличие от времен величия Киева, новая Россия, формирующаяся под контролем ордынских ханов, уже не господствует на своих торговых путях. Господствующее положение принадлежит немцам на севере, итальянцам и татарам на юге. И все же Русь XIV-XV веков, находясь формально под «татарским игом», развивается достаточно динамично. Что не менее важно, она развивается примерно так же, как и Запад. Боярская аристократия понемногу утрачивает свое влияние, удельные князья один за другим теряют самостоятельность, формируется единое государство. Если считать его становление важнейшей предпосылкой вхождения в новую эпоху, то приходится признать, что в этом смысле для России ситуация складывается более благоприятно, чем, например, для Германии или Италии. Городская вольница уступает место централизованной бюрократии не только в Московии, но и во Франции или Англии. Разумеется, институты самоуправления в Западной Европе сохранились лучше, но и на Руси остатки республиканских порядков видны, по крайней мере, в Новгороде и Пскове, до конца XVI века.
ФЕОДАЛИЗМ В РОССИИ
В условиях, когда упадок городов, начавшийся еще до прихода татар, способствовал откату к натуральному хозяйству, татары требовали от русских платить денежную дань, стимулируя экономическое развитие. Относительное спокойствие и отдаленность от Золотой Орды гарантировали Московскому княжеству и устойчивый прирост населения.
Богатство и влияние местного князя тем самым опирались одновременно и на торговлю, и на средства, поступавшие от аграрного населения. Именно это сочетание (наряду со стабильной финансовой базой) сделало Москву идеальным лидером для объединения других русских княжеств. Объединение это происходило в целом по той же логике, что и в других европейских странах, причем борьба с татарами, начавшаяся в конце XIV века, тоже не является специфической особенностью русской истории. Формирование французской монархии сопровождалось постоянной войной с английскими захватчиками (сначала династическая борьба парижских Капетингов с англо-норманнской династией Плантагенетов, затем Столетняя война). Испания была продуктом Реконкисты – многовековой войны против арабов.
Сравнивая общественные порядки Московии с западными, обнаруживаешь, что представление об «отсутствии феодализма» и полном бесправии народа в XIV-XV веках тоже не подтверждается фактами. Сравнивая по документам положение немецкой общины-«марки» и русской волостной общины, известный историк Н.П. Павлов-Сильванский отмечал «глубокое сходство русских и германских учреждений средних веков» [150]
[Закрыть]. Права и вольности волостной общины, существовавшие в обычае, закреплялись многочисленными грамотами и хартиями XV-XVI веков. Например, уставная грамота 1488 года, пожалованная Иваном III «всем белозерцам», предоставляла местному населению такую самостоятельность, что в просвещенном XIX столетии приходилось искоренять остатки средневековых вольностей, трактуемых как «фактическое безвластие правительства». В Московской Руси, напротив, подобные порядки не воспринимались как проявление слабости государства, они были здесь вполне нормальны, как и в других европейских странах. «На Белом озере в XV в., – пишет Павлов-Сильванский, – мирское самоуправление сохраняло вполне свое древнее значение главной опоры государственного порядка» [151]
[Закрыть].
В Вятке (Хлынове) вечевое правление было отменено в 1489 году, когда под стенами города показалось многочисленное московское войско. Однако это отнюдь не означало конца местного самоуправления. В задачи земских старост и целовальников, выбиравшихся жителями, входили сбор податей, отвод земель, сыск, челобитные государю. На протяжении последующих двух столетий значение местного самоуправления не только не сокращалось, но, напротив, росло. «После земской реформы середины XVI века в городе Хлынове наместническое правление постепенно полностью заменяется земским самоуправлением, и главной фигурой в городе стал городовой приказчик, избираемый из наиболее влиятельных жителей города, преимущественно из купцов» [152]
[Закрыть]. В XVII веке, когда центральная власть была ослаблена Смутой, самостоятельность города укреплялась еще больше. И лишь в петровские времена центральная администрация смогла эффективно подчинить себе местное управление.
То же относится и к вассальным отношениям. «Наш удельный боярин, вассальный слуга князя, наравне со своим западным товарищем феодалом имеет своих слуг, подчиненных ему на тех же началах военной, вольной, договорной службы. Боярин, так же как западный вассал, должен был иметь своих военных слуг, потому что он исполнял вполне свое обязательство службы только тогда, когда по призыву князя «садился на конь», являлся в военном снаряжении не один, а в сопровождении более или менее многочисленного отряда своих конных слуг и пеших людей» [153]
[Закрыть].
Сходство русского и западноевропейского права того времени очевидно. Говорить о «бесправии» населения в Московии XV-XVI веков можно не в большей степени, нежели в Германии или Франции. «И господин Великий Новгород, и его счастливый соперник, великий князь московский Иван Васильевич, мы это твердо должны понимать, – отмечает М. Покровский, – властвовали не над толпой однообразных в своем бесправии подданных, а над пестрым феодальным миром больших и малых «боярщин», в каждой из которых сидел свой маленький государь, за лесами и болотами северной Руси умевший не хуже отстоять свою самостоятельность, чем его западный товарищ за стенами своего замка» [154]
[Закрыть].
