Текст книги "Периферийная империя: циклы русской истории"
Автор книги: Борис Кагарлицкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 30 (всего у книги 38 страниц)
Чем дешевле было зерно, тем больше требовалось его вывозить. Главным импортером советских товаров в тот период являлась Великобритания. Общий импорт из Советского Союза после начала депрессии, несмотря на снижение цен, вырос с 21 051 633 фунтов в 1927 году до 34 245 419 фунтов в 1930 году [697]
[Закрыть]. По данным советского торгового представительства в Лондоне, на долю СССР в 1930 году приходилось 13,3% ввозимой в страну пшеницы. А уже за первые 9 месяцев 1931 года доля СССР достигла 24,5% [698]
[Закрыть] [Общий импорт Великобритании из СССР в 1930 году составил, по советским данным, 34 245 419 фунтов (см. там же). Великобритания к тому времени была основным импортером продукции из СССР. Советское представительство в Лондоне вело здесь очень тщательный мониторинг цен, что, возможно, связано и с «репрезентативностью» британского рынка с точки зрения мировой конъюнктуры]. Компенсировать снижение цен приходилось не только увеличением вывоза зерна (что вело к еще большему падению цен), но и расширением номенклатуры экспортируемых товаров. Готовы были вывезти все, что только можно продать, за любые деньги, в любом количестве. Кроме зерна вывозили: нефтепродукты, лесоматериалы, железную руду, лен, пеньку, паклю, асбест, марганец, драгоценности, кустарные изделия, ковры, спички, икру, сало, свежие и сушеные фрукты, овощи и т.д. Но цены снижались практически на все виды продукции. В отчете «Союзпродэкспорта» за 1931 год говорилось, что состояние мировых цен по товарам, экспортируемым из СССР, можно изобразить «в виде кривой, беспрерывно падающей» [699]
[Закрыть].
Индекс оптовых цен в Британии упал с 177,9 в 1925 году до 129,3 в 1930 году и продолжал идти вниз, достигнув 101,6 в августе 1931 года. В США он снизился с 152,3 в 1925 году до 125,1 – в 1930-м, а в августе 1931 года составлял уже всего 100,4. В Германии падение было с 130,2 до 103,8, а к августу 1931 года индекс составил 101,351 [700]
[Закрыть].
За период 1929-1930 годов масло подешевело на 39,76%, а в 1931 году – еще на 11,9% [701]
[Закрыть]. Снижение цен в 1931 году было настолько значительным, что, несмотря на увеличение вывоза масла на 10%, общая стоимость вывезенного оказалась меньше, чем в предыдущий год, на 13% [702]
[Закрыть].
Яйца упали в цене на 44,27%, потом еще на 10,4%. По нефтепродуктам снижение цен составляло в среднем 4-6%, а в 1931 году произошел новый спад, уже на 10-15%. Асбест подешевел примерно на треть, затем еще раз на треть. Тобольский лисий мех упал в цене на 38,67%, потом снова на 33%. Якутский горностай стоил в условиях депрессии на 58% дешевле, а к 1931 году потерял еще 21% цены. Бухарские ковры упали на 8,93%, затем еще на 17,5% [703]
[Закрыть].
Но даже резко подешевевшие товары не всегда можно было продать. Латвийская газета «Сегодня» сообщала в сентябре 1931 года: «Во всех европейских гаванях лежат огромные партии советского сырья и товаров, не находящих сбыта. Стоимость этого сырья оценивается в десятки миллионов долларов» [704]
[Закрыть].
Но все же ничтожные цены, по которым государство приобретало продукцию у сельского хозяйства, позволяли получать прибыль за границей, несмотря на кризис. Даже если товар на мировом рынке часто приходилось продавать вообще в убыток, принципиального значения это уже не имело: нужна была наличная валюта.
ВСЕ НА ПРОДАЖУ
«Цифры внешней торговли, – писал Троцкий в 1931 году, – все больше становятся командующими цифрами по отношению к планам и темпам социалистического строительства» [705]
[Закрыть].
Между тем, СССР находился в этот момент на грани дефолта по внешним долгам, а пятилетний план – на грани провала. Рассматривая последствия глобального капиталистического кризиса, немецкая пресса в те дни писала, что советское коммунистическое правительство «в собственных своих интересах не может в настоящее время ощущать большой радости от растущего в других странах темпа затруднений, оно вовсе не заинтересовано увеличивать в этих странах внутриполитические противоречия» [706]
[Закрыть].
Страшным ударом по Советскому Союзу стало падение курса английского фунта в 1931 году. В фунтах традиционно устанавливались цены на российский экспорт – хлопок, лен, зерно, нефть. В фунтах хранились и советские активы за рубежом. Между тем большая часть оборудования приобреталась за немецкие марки и доллары. Как отмечала эмигрантская пресса, «к переведенным в Америку и Германию суммам в фунтах для оплаты срочных векселей придется доплатить разницу примерно от 15 до 18 процентов» [707]
[Закрыть].
На Западе были убеждены, что без кредитов, взятых в Англии, США и Германии, «пятилетний план не мог бы даже быть начат» [708]
[Закрыть]. А кредитоспособность Советской России была под вопросом. В эмигрантских газетах в сентябре 1931 года писали, что советские торговые представительства вот-вот вынуждены будут «объявить мораторий по заграничным платежам» [709]
[Закрыть]. Советский золотой запас истощался, по оценкам иностранных газет, в России «оставалось всего на 50 или 70 миллионов рублей золота» [710]
[Закрыть]. В Москве к подобным заявлениям относились крайне болезненно, но драматизма ситуации не отрицали.
В Германии по договору 1926 года советские торговые представители могли использовать кредит в 300 млн. марок, из которого правительство Веймарской республики гарантировало 60%. В результате, отмечали в Москве, «мы имеем кредит не в 300 млн. марок, а только в 200 млн.» [711]
[Закрыть]. К началу Великой депрессии задолженность СССР по этому кредиту составляла 80 миллионов марок [712]
[Закрыть]. В 1930-1931 годах условия кредита постоянно ухудшались, а положение Советского Союза как должника становилось все сложнее. В Москве признавали, что имела место задержка платежей, «ставшая хронической с начала 1930 года и являвшаяся предметом обсуждения в иностранной печати и в официальных переговорах с представителями правительства, широко использованная в антисоветской кампании» [713]
[Закрыть].
К 1932 году пассивное сальдо СССР в торговле с Германией составляло примерно 300 млн. марок, иными словами, оно было примерно равно номинальной сумме предоставленного стране кредита. Неудивительно, что немецкие финансисты нервничали. Однако официальные лица в Берлине старались поддерживать в деловых кругах оптимизм. Оценивая экономическое положение в СССР, представитель немецкого министерства иностранных дел писал: «Они сделают все от них зависящее, чтобы выполнить свои обязательства, поскольку каждый неоплаченный вексель означал бы банкротство государства» [714]
[Закрыть].
Эта оценка была верна. Долги были выплачены, а закупки оборудования за границей продолжены. Несмотря на нехватку валюты, план по ввозу в страну машин был даже перевыполнен (составив 105,6% от заданной цифры), тогда как в целом по импорту его выполнили всего на 48,6%. Доля средств производства в импорте составила до 90%. «К концу пятилетки Советский Союз занимал первое место в мире по импорту машин и оборудования. В 1931 г. около 1/3, в следующем году– около 1/2 всего мирового экспорта машин было направлено в СССР» [715]
[Закрыть].
В больших количествах ввозился металл (на него шло около 20% валютных затрат). Особенно не хватало качественной стали, которую приходилось закупать за границей.
Поскольку валюты хронически недоставало, государство готово было вывозить все, что угодно – от золота, нефти и мехов до картин Эрмитажа. Для получения экспортной продукции созывались специальные совещания в союзных республиках и областях, «организовывались ударные комсомольские бригады, устраивались массовые месячники».
Добыча ресурсов для экспорта обеспечивалась сочетанием политической мобилизации, материального поощрения и репрессий. Премирование экспортных бригад и введение специальных тарифов для оплаты продукции, предназначенной на вывоз, является обычным делом. Но особенное значение придавалось агитации. Необходимо было разъяснить трудящимся, что речь идет о первостепенной государственной задаче: «Мобилизовать как колхозную, так и, в особенности, комсомольскую общественность на решительную борьбу за выполнение экспортных годовых заданий». Кроме проведения месячников и двухнедельников по заготовке экспортных товаров, создавались ячейки содействия экспортной работе. В разъяснительной кампании должны были участвовать профсоюзы, партийные органы, печать.
Вывозят древесный уголь, бекон, языковые консервы, пушнину, меховое сырье, щетину, тряпье. Список непрерывно пополняется: стекло-фарфоровые изделия, кружева, ивовый прут, корзины, табак, шерсть, поташ, парафин, цемент, промышленные отходы, апатиты, хлопок, лекарственные травы, мак, шпалы, доски, паркет, пух, перо. Разумеет-
ся, направляют на мировой рынок драгоценные металлы и водку. В списке экспортных товаров появляется конский волос, крахмал, канифоль, глицерин, яблоки, орехи, сушеные грибы, соленые огурцы, мороженые мясные отходы, битая птица, рыбий клей, мед, сульфицированная клубника и смородина, подсолнечное и касторовое масло, яйца.
Несовпадение между планами и реальным положением дел постоянно становится причиной неудачи в деле повышения экспорта. На Северном Кавказе вынуждены были признать, что экспортный план был сорван «по причине отсутствия в крае ресурсовых возможностей» [716]
[Закрыть]. Иными словами, искомых товаров на территории просто не было, во всяком случае, в тех количествах, которое было затребовано. В результате обычным делом было выполнение планов на 5-10%. В 1932 году из 23 областей, получивших экспортные задания, выполнили их лишь 8.
Однако общий результат был все же достигнут. Ценой огромных усилий, отчаянной работы на местах программа индустриализации получила необходимую валюту.
УСПЕХ ИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ
В качестве одного из важнейших признаков тоталитаризма либеральные мыслители всегда называли «закрытую экономику». Между тем Великая депрессия стала временем, когда все страны, в том числе и наиболее либеральные, стали в экономическом отношении гораздо более закрытыми. Для Советского Союза поворот Запада к протекционизму означал серьезные проблемы и требовал ответных мер.
Решающим событием в этом смысле стал отказ Великобритании от принципов свободной торговли. На Оттавской конференции Британского содружества в 1932 году было принято решение о переходе к политике протекционизма в рамках империи. Заморские доминионы получили льготы, тогда как товары из стран, не входящих в империю, были обложены высокими пошлинами. Впоследствии определенные уступки были сделаны скандинавским государствам и Аргентине, но, разумеется, не СССР. Англо-советский торговый договор прекратил свое действие, и экономические взаимоотношения стран резко ухудшились.
Британия, несмотря на все изменения политики, оставалась основным экспортным рынком для России. Самым неприятным было то, что именно товары из доминионов конкурировали здесь с советскими. Если канадская пшеница была теперь освобождена от пошлин, то советская обложена пошлиной в 2 шиллинга за центнер. Поставки канадской пшеницы в Британию резко выросли, превысив 40% от ее импорта, увеличились и поставки из Австралии. В 1930 году пшеница из СССР составляла 17,9 % британского ввоза, в 1931 году – уже 24,2%, а в 1932 году доля Советского Союза упала до 3,1% [717]
[Закрыть] [Для того чтобы как-то смягчить конкуренцию на мировом рынке зерна, в августе 1933 года в Лондоне была созвана конференция стран-экспортеров и импортеров пшеницы, в которой активную роль сыграл Советский Союз. Производители зерна обсуждали введение квот. Однако уже с середины 30-х годов на фоне углубляющегося упадка сельского хозяйства и растущего спроса, предъявляемого городами, СССР начинает сокращать свое присутствие на мировом рынке продовольствия]. Пострадали также поставки масла и других видов продовольствия. Советский ввоз в Англию сократился почти наполовину [718]
[Закрыть]. После того, как в середине 1933 года англо-советская торговля достигла низшей точки, товарооборот начал несколько расти, но все равно, по оценкам торговых представителей в Лондоне, положение оставалось «крайне тяжелым» [719]
[Закрыть]. Единственным утешением было то, что столь же резко упали и поставки американского зерна.
До 1932 года Британия представляла собой, по оценке советских специалистов, «единственный свободный рынок». Теперь в Москве вынуждены были признать, насколько серьезной проблемой была «чрезмерная наша зависимость от английского рынка» [720]
[Закрыть]. Были предприняты отчаянные попытки наладить торговые связи с государствами, ранее не привлекавшими к себе особого интереса. Обсуждалось расширение советских поставок в колониальные страны. Но особых успехов здесь добиться не удалось. Налажены были поставки нефти в Южную Африку. В Индию и Британскую Африку вывозили спички, мыло, консервы, керосин, носовые платки, швейные машинки, сигареты и многое другое – главным образом через английских посредников. Но протекционистская политика в рамках Британской империи делала такую торговлю затруднительной. Пытались продавать муку на остров Мальту, но это оказалось невыгодно из-за того, что там брали слишком малые партии.
Торговля с французскими колониями также развивалась плохо. Главной проблемой была нехватка товаров, пригодных к вывозу. Так, был подписан контракт с Марокко, а «после заключения контракта оказалось, что почти все товары, предусмотренные контрактом, за отсутствием их, не могут быть поставлены» [721]
[Закрыть].
Не слишком успешной была и работа советских экспортеров на рынке США. Эксперты Американской ассоциации промышленных экспортеров доказывали, что «факты не оставляют камня на камне от идей тех, кто говорит про «дэмпинг» или «продажу за бесценок» [722]
[Закрыть]. Главным препятствием был опять же протекционизм. Этот протекционизм ударял по самой американской промышленности, поскольку ослаблял покупательную способность СССР, превращавшегося в важнейшего клиента [Данная мысль неоднократно повторяется в документах Американской ассоциации промышленных экспортеров, копии которых мы находим в советских архивах. Экспортеры подчеркивали: «Совершенно очевидно, что повышение продаж российских продуктов в Соединенных Штатах приведет к росту покупательной способности России в Америке» [723]
[Закрыть]].
Протекционизм, торжествовавший на Западе, вынуждал Советский Союз решать свои проблемы в одиночку.
Чем труднее было заработать валюту, тем более важной задачей становилось замещение импорта. Частично нехватку средств на закупку сырья компенсировала отечественная промышленность. Так, в Советском Союзе впервые в мире было налажено массовое производство синтетического каучука. Развитие химической промышленности позволило заменить или свести к минимуму ввоз кислот, удобрений, красителей, пластмасс, кокса, азотной продукции. Начались поиски и разработка новых месторождений полезных ископаемых.
Далеко не всегда подобные программы были предусмотрены первоначальным планом. Но чем больше ввозилось машин, тем больше Советский Союз нуждался в замещении других видов импорта. В условиях острого дефицита средств советское руководство решило, что «затрата валюты на приобретение за границей оборудования, которое может быть получено внутри страны, является совершенно недопустимой» [724]
[Закрыть]. Иными словами, «отключение» советской страны от мирового рынка и создание «закрытой экономики» в значительной мере оказалось результатом процессов, происходивших в 1929-1932 годах на самом мировом рынке.
В 1931 году в ведомствах, занимавшихся импортом оборудования, царил такой же хаос, как и в других отраслях. Ответственные работники признавали, что в вопросе планирования «нет никакой ясности и возможности установить правильность выполнения планов» [725]
[Закрыть]. Не понимали, как работать с западными компаниями, – в Наркомате внешней торговли сотрудников предупреждали: «За деятельностью представительств инофирм надо хорошо смотреть и не допускать таких вещей, чтобы они ходили у нас по учреждениям и заранее узнавали, что мы им закажем» [726]
[Закрыть].
К концу 1931 года ситуация начинает несколько выправляться. Цены на экспортирующуюся из СССР продукцию начинают расти. Повышается и эффективность советских внешнеторговых организаций. Поскольку в условиях депрессии значительная часть продукции отпускалась в кредит (а условия кредита становились тем выгоднее, чем более тяжелым было состояние компаний), то у советских внешнеторговых организаций появляется возможность рассчитаться по долгам и сделать новые заказы.
С 1932 года импорт оборудования неуклонно сокращается, поскольку растет производство отечественного машиностроения. Уже с 1932 года СССР полностью обеспечивает себя сельскохозяйственными машинами, резко выросло собственное производство металла. Прекращен импорт газогенераторных устройств, запчастей к автомобилям, многих видов измерительных приборов и т.д.
Новая советская промышленность создается сразу на основе наиболее передовых технологий своего времени. Главным импортером советских товаров, несмотря на все политические проблемы, оставалась Великобритания. В годы депрессии она обогнала в этом качестве Германию. В 1929– 1931 годах на нее приходилось 23,7% советского экспорта, тогда как в Германию уходило 21,4% [727]
[Закрыть]. Напротив, в Соединенные Штаты советских товаров вывозилось крайне мало. Но именно Америка, наряду с Германией, становится главным поставщиком оборудования. В 1930 году отсюда приходит 31,2% всей ввозимой техники, а в первом квартале 1931 года уже 42,8% [728]
[Закрыть].
Немецкие технологии и оборудование были привычными для России. С начала 1932 года СССР занял первое место в германском экспорте, причем «явился единственной страной, в которой германский экспорт продолжал расти» [729]
[Закрыть]. В основном в Советский Союз ввозились машины и металл. В годы депрессии СССР получил из Германии 50% всех закупленных машин и оборудования. При этом сама немецкая промышленность в высшей степени зависела от советского рынка. «В 1932 г. Германия экспортировала в СССР почти все производимые паровые и газовые турбины, прессы, краны и автомобили, 70% станков, 60% – экскаваторов, динамо-машин и металлических ферм, половину никеля, сортового железа, воздуходувок и вентиляторов» [730]
[Закрыть].
С приходом к власти в Берлине нацистов экономические отношения между двумя странами начинают ухудшаться, причем инициатива исходит от немецкой стороны. Советские представители сообщают, что экспорт в Германию падает и это «связано главным образом с торговой политикой германского правительства» [731]
[Закрыть]. Увеличивается количество деловых споров, причем контролируемые нацистами арбитражные суды неизменно выносят решения в пользу немецких фирм. Торгпредство в Берлине констатирует, что с первых же дней после прихода к власти режим Гитлера «начинает готовиться к пересмотру основ советско-германских отношений» [732]
[Закрыть] [В 90-е годы в российской прессе появилась целая серия публикаций, где авторы со ссылками на архивные источники сообщали о широком технико-экономическом сотрудничестве между СССР и нацистской Германией в 30-е годы. В заключение авторы неизменно делали вывод, что тем самым подтверждается сходство двух тоталитаризмов. Они неизменно забывали упомянуть, что речь шла о выполнении договоренностей, достигнутых еще в Веймарской Германии, причем связи между двумя странами на протяжении 1933-1939 годов неуклонно сокращались. С другой стороны, западные демократии вплоть до начала Второй мировой войны тоже не отказывались от работы с немецкими фирмами. Совершенно иной характер приняло советско-германское сотрудничество после пакта Молотова-Риббентропа, когда стратегические поставки из СССР действительно укрепляли военный потенциал нацистской Германии].
Ухудшение отношений с Германией усиливает роль, которую в планах советской индустриализации начинает играть Америка. Московское руководство сделало выбор в пользу страны, обладавшей новейшими технологиями. К середине 20-х годов Соединенные Штаты не просто лидировали в технологическом перевооружении промышленности. Конвейерные производства и соответствующая им организация труда, внедренные первоначально на заводах Генри Форда, позволяли резко повысить эффективность производства и сделать выпуск продукции по-настоящему массовым. Большинство отраслей советской промышленности, не зная предшествующей фазы, сразу создавалось на основе фордистских технологий.
Основным партнером СССР в Америке была финансово-промышленная группа Моргана. Советские представители в США старались строить отношения с местными корпорациями стратегически, стремясь «учитывать их европейские интересы, увязывая сдачу заказов в Америке с заказами в Европе» [733]
[Закрыть].
Тяжелой проблемой оставалось пассивное сальдо советско-американской торговли, составлявшее в 1930 году 107 млн., а в 1931 году – 79,969 млн. долларов [734]
[Закрыть]. Постоянный дефицит советского торгового баланса вызывал беспокойство у самих американцев, опасавшихся, что советские заказы могут перейти к немецким или британским конкурентам. Однако развитие политических событий в Европе благоприятствовало американским корпорациям, и они оставались главными партнерами советской индустриализации.
Форсированный рост промышленности принес свои плоды во время Второй мировой войны. Сопоставляя итоги индустриализации 1928-1940 годов с промышленным ростом 1900-1913 годов, либеральные социологи Л.А. Гордон и Э.В. Клопов пришли к выводу, что сталинская модернизация была куда успешнее реформ Витте и Столыпина. «За каждым из этих равнопродолжительных периодов последовало военное столкновение нашей страны с одним и тем же внешним противником. Война выступила в качестве своего рода экзаменатора, проверяющего результаты сделанного. Причем во втором случае экзаменатор был гораздо «строже», нежели в первом. Всю Первую мировую войну Германия и ее союзники воевали на два фронта и могли выставить против России лишь меньшую часть своих армий; большая их часть оставалась на западном театре военных действий. Три года из четырех лет Великой Отечественной войны Советский Союз вел борьбу с фашистской Германией практически один на один. Не треть, как в 1914-1918 гг., а примерно 3/4 немецких вооруженных сил было сосредоточено против нас в 1941-1945 гг. Тем не менее, дореволюционная Россия не сумела добиться военного успеха, а Советский Союз сокрушил фашизм» [735]
[Закрыть].
И в том, и в другом случае индустриализация основывалась на вывозе зерна и эксплуатации деревни, хотя сталинские меры по своей жесткости и эффективности не идут ни в какое сравнение ни с фискальным нажимом Витте, ни с репрессиями Столыпина. Однако было ли это выдавливание средств из деревни главным условием успеха? Безусловно, нет. Достижения первых пятилеток предопределены были не репрессиями против крестьян, а неучастием советской России в международном процессе накопления капитала. Именно это отсоединение от миросистемы, de-linking, пользуясь терминологией Самира Амина, позволило сосредоточить все средства на решении главной задачи индустриализации. Именно эта независимость от мировых рынков капитала позволила советской индустрии набрать вполне приличные темпы уже к середине 20-х годов.
Напротив, сплошная коллективизация и переход к тоталитаризму в 1929-1932 годах были в значительной мере (хотя и не исключительно) результатом общемирового хозяйственного кризиса, который затронул Советскую Россию иначе, чем Германию или США, но не менее судьбоносно.
