Текст книги "Призвание"

Автор книги: Борис Изюмский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

– Приду, Анна Васильевна, обязательно приду, – обещает Федюшкин, ласково поглядывая на девушку. – Я прошлую пропустил – на заводе был занят. А о своем случае Димка мне рассказал – каялся. Я еще подбавил ему на орехи…

– Могу вас порадовать, – говорит ему Анна Васильевна, – в нашем классе за четверть только у четырех тройки…

– А по всей школе как? – интересуется Федюшкин, перебирая окладистую бороду.

– Троек еще много… – сокрушенно говорит учительница и виновато смотрит на старика.

В это время в комнату вошла мать Игоря. Рудина обрадовалась и, извинившись перед Федюшкиным, пошла к ней навстречу.

– Людмила Павловна, здравствуйте! Как хорошо, что вы пришли!

«Неужели для Леонида Михайловича наш разговор прошел бесследно?» – подумала она, пожимая руку Афанасьевой.

– Здравствуйте, – ответила Людмила Павловна. – Игорек и его товарищ Костя Рамков меня, можно сказать, на буксире притащили. Спасибо, что вы к нам заходите…

Игорь стоял здесь же и смотрел на мать преданными, немного настороженными глазами, словно боялся – не обидел бы ее кто неосторожным словом.

– Как вы себя чувствуете? – участливо спросила Рудина.

– С моим сынком не пропаду, – с гордостью глядя на Игоря, ответила женщина. – Вот надо только малыша устроить в ясли.

– В этом мы вам постараемся помочь…

– Буду вам очень обязана! А как у Игоря с успеваемостью?

Игорь опустил глаза. У него было две тройки, и он стыдился их.

– Я уверена, что во второй четверти Игорь вернет себе доброе имя отличника и станет комсомольцем, – сказала Анна Васильевна.

– Вот посмотришь, мама! Посмотришь! – воскликнул мальчик.

– Ты обещал зайти ко мне в гости, почему же не приходишь? – укоризненно спросила Рудина и улыбнулась той своей милой улыбкой, которая, казалось, широко распахивала ее душу.

– Я зайду, – тихо пообещал Игорь, вспомнив и первый приход учительницы к ним домой, и то, как он ни о чем ей тогда не рассказал, и как она потом приходила снова. – Я обязательно приду, – повторил он.

Сейчас она стала для него такой же близкой, как мать, и он мог бы ей рассказать, что слышал вчера из своей комнаты, как взволнованно разговаривали о чем-то мама и пришедший к ним отец, что когда он вышел в большую комнату, отца уже не было, – но у матери тревожно и радостно блестели глаза и она как-то сразу похорошела.

Он не спросил ее, зачем приходил отец, – боялся разрушить надежду, что возникла в сердце, но от этой надежды все вокруг становилось светлым и хотелось скакать и петь непонятное для всех, но дорогое ему: «Это будет! Это будет!»

* * *

Ровно в четыре часа горн торжественно возвестил начало сбора.

Родители уже сидели в зале. Пионеры выстроились напротив большого портрета: чья-то детская рука с любовью написала красками портрет маленького Володи Ульянова.

– Отряд, к выносу знамени – смирно! – раздалась громкая команда, и ряды застыли.

Терентий Петрович расправил свою бороду и решительно встал. За ним, неуверенно переглядываясь, поднялись все родители.

Костя Рамков, ловко щелкнув каблуками, повернулся лицом к строю.

– Сдать рапорт! – приказал он.

Его осанка, горделивая посадка головы, весь он – порывистый и увлеченный – как нельзя лучше подходил к этому праздничному сбору.

Приняв рапорт, Костя начал перекличку.

– Василий Светов! – вызвал он, и голос его зазвенел, как струна.

Правофланговый Леня Пронин ответил торжественно:

– Геройски погиб, защищая социалистическую Родину!.

– Игорь Афанасьев!

– Есть!

– Лев Брагин!

– Есть!

Закончив перекличку, Костя громко предложил:

– А теперь давайте споем песню, посвященную нашей школе. – И первым начал высоким мальчишеским голосом:

 
Мы гордимся нашей восемнадцатой.
Именем прославленным Героя…
 

Все дружно подхватили слова песни.

Доклад «Великий Октябрь» делал Алеша Пронин. Говоря, он требовательно поглядывал на слушателей черными глазами.

Инженер Пронин сидел у стены, опершись о колени руками, и на его полном смуглом, лице были написаны удивлению и гордость.

Алеша, пригладив вихор, который тотчас же снова вскакивал, говорил звонким голосом:

– Вся наша страна выполняет пятилетний план. Да еще как! И вы, наши родители, все свои силы отдаете! Дедушка Димы Федюшкина недавно орден трудовой получил на заводе…

Терентий Петрович с удовольствием подумал: «Ишь ты, мальчонка, ножки, что сошки, а похвалил – и приятно».

– А маму Левы Брагина, – продолжал Алеша, – наградили медалью «За доблестный труд»… Значит, и мы не должны отставать от своих родителей и нам надо учиться только на «отлично». И быть дружными…

Отец Алеши оглянулся по сторонам, словно призывая в свидетели: «Видели? Какие растут наши-то?» Он гордился и тем, что сын его отлично закончил четверть, и тем, что готовится поступить в комсомол. «Теперь я действительно буду комсомольским папашей», – удовлетворенно подумал инженер.

После доклада семиклассники, взяв под руки родителей, повели их в класс. На партах лежали подарки: картины, стихи, самодельные портсигары, старательно раскрашенные глиняные кувшины для цветов. Алеша Пронин краешком глаза наблюдал за отцом. Большой, добродушный, он, улыбаясь, рассматривал выпиленную сыном полочку из фанеры; полочка отливала светлокоричневым лаком и в руках отца казалась особенно хрупкой.

– Это ты ловко сделал, – одобрительно сказал Пронин, привлекая к себе сына.

– У себя над кроватью повесишь, – стараясь сохранить серьезность, посоветовал Алеша и немного отстранился – неудобно на людях нежничать.

…Борис Петрович, убедившись, что все идет как нельзя лучше, незаметно ушел.

Сюрприз ждал и Анну Васильевну.

Вдруг открылась дверь класса, и на пороге его появился торжественный Лева Брагин. В руках он держал альбом.

– Это вам от нашего класса, – подойдя к Анне Васильевне, сказал Лева, и толстые губы его расплылись в улыбке.

В альбоме оказались портреты советских писателей. Их тайно рисовали целый месяц лучшие художники седьмого «Б».

Анна Васильевна растерянно оглянулась, но на нее так ласково-ободряюще смотрели родители и так радостно – дети (в их взглядах можно было прочитать: «Не ожидали? Здорово мы придумали?»), что, прижав подарок к груди, она ответила Леве счастливой улыбкой, чувствуя, что не в состоянии сказать ни слова.

– Спасибо, – наконец, тихо сказала она. И окончательно овладев собой, добавила: – Ребята, вы идите! Пора готовиться. Мы немножко позже придем.

* * *

Дети ушли готовиться к спектаклю, а родители сели за парты.

– Я думаю, – начала Анна Васильевна, – что этот вечер укрепит нашу дружбу.

Она мельком посмотрела на инженера Пронина. Он в последнее время был частым гостем в школе.

Пронин, с трудом втиснув себя в парту, задумчиво гладил ее лакированную крышку.

«Школьная парта, – растроганно думал он, – сколько здесь шалунов пересидело!.. Если бы описать историю какой-нибудь парты, получилась бы интереснейшая поэма. В нашей памяти могут стереться лица знакомых, события и книги, но мы всегда будем помнить каждую морщинку на лице своего учителя, будем помнить парту, за которой мы сидели, потому что невозможно забыть светлые страницы детства. Эта парта вызывает и немного грустные мысли… вдруг увидишь себя за ней мальчишкой и подумаешь: „Да как же это было давно!“»

– Именно в единстве воспитателей школы и родителей наша сила, – откуда-то, словно издалека, доносился до его слуха молодой голос учительницы, и то, что она говорила, было очень важно и близко, не отвлекало его от собственных мыслей, а как бы вплеталось в них.

«И если, обремененный делами, уже в годах, ты неожиданно оказываешься за этой детской партой, и учительница, ясная и чистая, как твой сын и его будущее, говорит: „Будь ближе к школе“, разве можно не откликнуться?»

Анна Васильевна умолкла. Пронин встрепенулся, поднял руку и, получив слово, вышел к столу:

– Давайте, товарищи, от пожеланий перейдем к делу, – оказал он. – Кто чем может быть полезен нашей школе?

«Нашей школе» у инженера получилось очень душевно и почти каждый подумал: «Действительно, школа-то наша».

– Я, например, раз в неделю мог бы руководить радио-кружком… Провести экскурсию в цехи и лаборатории. Потом, я думаю, мы с Анной Васильевной пройдем в заводской комитет комсомола, договоримся там о встрече с молодыми стахановцами. Верно?

– Ну, еще бы не верно! – воскликнула Анна Васильевна и все заулыбались.

Выступали многие, говорили недолго, но хорошо – так всегда бывает, когда слова идут от сердца.

В класс вошел Леонид Богатырьков и что-то тихо прошептал Анне Васильевне.

– Сейчас, – ответила ему Рудина и, обращаясь к родителям, пояснила: – Мы для вас пьесу подготовили. Не судите только слишком строго, как сумели!

Зал был переполнен. Все же просочились и неприглашенные ценители.

На сцене появились «артисты». В неузнаваемого старика превратился Алеша Пронин. Красноносый, беззубый Жигалов – Долгополов под всеобщий хохот то и дело повторял: «Без жульничества». Очаровательная Змеюкина (трудно было узнать Анну Васильевну в этой женщине с нелепо взбитой прической в яркозеленом платье), – жеманно вздыхала: «Дайте мне поэзии, восторгов!»

Борис Балашов, сидя в последнем ряду, бранил себя за то, что отказался от роли Жигалова. Он бы сыграл не хуже… «И все мой гонор, – когда же ты, критически мыслящая личность, избавишься от него».

* * *

После спектакля «артисты», в гриме и костюмах, к великому удовольствию семиклассников и, видимо, своему собственному, появились среди зрителей, провожали родителей.

Балашову очень хотелось подойти к Анне Васильевне, сказать ей что-то такое хорошее, чтобы она поняла – он осуждает себя. Но он не сделал этого: «Еще подумает, что заискиваю».

Домой он пошел с Виктором. Они жили по-соседству и в последнее время сдружились.

– Ну как? – допытывался Долгополов.

Рядом со стройным Борисом он казался крепышом. Черный свитер его, выглядывая из-под пальто, подступал к широкому подбородку.

– Неплохо, – скучным голосом неохотно ответил Балашов. – Были мелкие недостатки, как говорят и театральном мире – «накладки», а в общем – вполне прилично.

– Прилично? – фыркнул Долгополов. – Великолепно! А все же молодец Анна Васильевна, молодец! Ну, признайся хоть теперь, ты ведь тогда по-хамски ее обидел? Верно? Молодого учителя мы должны больше других поддерживать… Ну, признайся!

Виктор был возбужден и не замечал, что товарищ не в духе.

– Вспомнил! – сначала недовольно поморщился Борис, но справедливость взяла верх и он подумал:

«Ты прав, я знаю, что поступил, как невежа». – Ему хотелось признаться в этом Виктору, но не позволило глупое мальчишеское самолюбие.

– И все же я бы на твоем месте извинился… Лучше с запозданием, чем…

– Я не институтка! – срываясь на грубый тон, выкрикнул Балашов и, резко отбросив камень, попавший под ноги, отвернулся.

Виктор с удивлением пожал плечами.

– Что с тобой? – мягко спросил он.

– Ничего, – ответил Борис и глухо, каким-то незнакомым голосом добавил: – воспаление совести…

Виктор внимательно посмотрел на Балашова и промолчал.

У сквера их догнал Костя Рамков. Чуб выбился у него из-под кубанки, коричневая куртка была распахнута, глаза восторженно горели.

– Ну, братцы, вечерок!

После памятного разговора у Богатырьковых Костя некоторое время сторонился Бориса, хмуро поглядывал на него, как, впрочем и большинство комсомольцев класса. Но, видя, с какой энергией Борис выпускает стенные газеты, как искренне изменил он свое отношение к классу, Костя с готовностью и первый пошел на сближение с Балашовым.

– Директор только в начале вечера был. Я думаю, чтобы Анну Васильевну не связывать, – проницательно заметил Долгополов… И, помолчав, добавил: – Борис Петрович – невозмутимый. – Непонятно было, одобрительно или осуждающе оказал он это.

Балашов усмехнулся, подумав: «Много вы знаете!»

– Нет и нет! – убежденно возразил Рамков и переменил ногу, чтобы идти в лад с товарищами. – Он сдержанный… а это тоже признак воли. Он не оскорбит, не накричит, но так посмотрит. – Рамков выпрямился, вытащил руки из карманов куртки и попытался проницательно посмотреть на Бориса, но из этого ничего не получилось.

– Понимаешь, взглянет осуждающе, и ты на неделю сам не свой, потому что ценишь его уважение. Помните, мы с урока химии сбежали и потом сами явились к Борису Петровичу с повинной? Он только и сказал: «Школу позорите». Больше ничего. Но так стыдно стало!

Они подошли к трамвайной остановке, потоптались на асфальтовой площадке, шутливо боксируя и, отойдя в сторону, продолжали разговор.

– Я заметил, – скупо сказал Балашов, – у Бориса Петровича обычай: что заработал, то и получай. После двойки пять поставит, если заслужил.

– Правильно, – подхватил Костя, энергично поворачиваясь к Борису, – а хвалит редко… Но зато, если похвалит, кажется – медаль золотую получил!

– Не удостаивался, – мрачно усмехнулся Борис.

– Он особенно уважает трудолюбивых, – простодушно сказал Костя и, спохватившись, – не обидел ли Бориса? – умолк.

– Я к нему не постесняюсь за любым советом прийти, – не заметив замешательства Кости, признался Виктор.

– Да хватит дифирамбов! – сдержанно попросил Борис.

Вдали показались огни трамвая.

Костя уехал, а Борис и Виктор отправились дальше пешком.

* * *

Виктору уже давно хотелось душевно поговорить с Балашовым, да останавливало опасение, что Борис примет этот разговор как очередную попытку воздействовать на него «по комсомольской линии», «найти подход». Но сейчас, – Виктор это чувствовал, – с Борисом можно было говорить так, кал этого хотелось Виктору. И когда они свернули в городской сад и стали спускаться по лестнице к пустынной площадке у раковины для оркестра, Долгополов взял Бориса за руку повыше локтя и сказал:

– Ты знаешь, один из отделов обсерватории называется «Службой солнца». Какое название!

В голосе Виктора слышалось восхищение и удивление – придумали же люди такое чудесное название! – Борис остановился на площадке лестницы и пальцами задумчиво стал сгребать тонкий слой снега с каменных перил.

– И вот я думал, – немного стесняясь и своей откровенности и задушевного тона, продолжал Виктор, – во время блокады Ленинграда комсомольцы спасали умирающих… ходили по домам… несли в промерзшие квартиры тепло, – несли «Службу солнца».

Борис, подняв голову, жадно слушал, его охватило волнение.

– Понимаешь, Боря, – ты извини меня, я не могу это точно выразить, лучше чувствую, – чем больше людей нашей Родины будет нести «Службу солнца» для всех, тем лучше, теплее будет нам жить… и ничто не страшно!

Виктор умолк. Балашов порывисто схватил его руку.

– Веришь? Я честно буду нести эту службу!

Они долго стоили на площадке.

ГЛАВА XXIV

Опустела школа, Анна Васильевна еще раз проверила, все ли убрано. Подумала о Балашове: «Жаль, что он не участвовал».

Неприязнь к нему, чувство обиды, вызванное происшествием в классе, – прошли. Теперь Борис стал очень хорошо заниматься по литературе. «Правильно, что за четверть я ставлю ему пять». Она устало провела рукой по лбу и остановилась у окна.

В классе было темно, от этого на улице свет казался особенно ярким. Празднично горели огни города.

«Сергей Иванович делает сейчас доклад в клубе железнодорожников». Ей почему-то стало немного грустно.

Одевшись и застегивая на ходу шубку, Анна Васильевна начала спускаться по лестнице. Опустила руку в карман, нащупала конверт, достала его.

«Дорогая Анна Васильевна, комитет комсомола нашей школы поздравляет Вас с наступающим праздником Великого Октября и желает…»

Такое письмо получили сегодня все учителя.

Снег на улице почти весь смело, но ветки деревьев и кустов, провода были оторочены белыми иглистыми бахромками. В зимнем молочном тумане царили покой и торжественность.

Рудиной вспомнился отец. Он был до войны учителем, погиб, защищая Москву, в сорок первом году. Перед уходом на фронт, уже в военной форме, говорил ей:

– Мне, Анка, кажется почему-то, что ты будешь хорошей учительницей.

Вот она и стала учительницей… Но такой ли, о какой мечтал отец? Нет еще, – неуравновешенна, нетерпелива… «У Сергея Ивановича такой же высокий лоб, как у папы» – неожиданно подумала она.

Домой идти не хотелось. «Может быть, зайти к Кремлеву? Он, наверно, уже возвратился с доклада. Посижу полчаса и уйду… Нет, неудобно… Хотя, что же здесь неудобного? Ведь он приглашал. Отношения между товарищами должны быть простыми. Интересно, какой у него сын?»

Эта промелькнувшая мысль о сыне Сергея Ивановича уничтожила сомнения, и Анна Васильевна решительно направилась к автобусу.

Она поднялась на второй этаж, разыскала квартиру Кремлева и неуверенно позвонила. Дверь открыла пожилая женщина со скорбными глазами. Рудина догадалась, что это бабушка.

– Могу я видеть Сергея Ивановича? – смущенно спросила девушка.

– Его нет дома, – ответила Наталья Николаевна, внимательным взглядом рассматривая гостью. – Можно узнать, зачем он вам нужен?

– Мы вместе работаем, – неуверенно стала объяснять Рудина, – Сергей Иванович приглашал меня зайти… – Она совсем сконфузилась и мысленно воскликнула: «Ну зачем я пришла?»

«Вот как она понимает независимость», – осуждающе подумала Наталья Николаевна, недружелюбно глядя на девушку. Но когда гостья сделала движение, собираясь уйти, она вежливо предложила:

– Вы, может быть, подождете?

Анна Васильевна заколебалась.

– Можно мне с Васильком познакомиться? – по-детски непосредственно вырвалось у девушки, и она так просительно взглянула, такая искренность желания прозвучала в ее словах, что Наталья Николаевна невольно улыбнулась.

– Пожалуйста… – сдержанно сказала она и провела гостью в квартиру.

Мальчик сидел за столом, покрытым клеенкой, и что-то мастерил из катушек и щепок. У него были точно такие же, как у Сергея Ивановича, серьезные серые глаза.

Увидев незнакомую женщину, мальчик встал.

– Василек, – баском сказал он, протягивая руку.

– Аня… тетя Аня, – быстро поправилась Анна Васильевна, и с нежностью подумала: «Какой маленький… и очень похож на него».

Она подсела к столу и, не зная, что делать, о чем говорить, в замешательстве все время поправляла волосы. Наталье Николаевне стало даже немного жаль ее: «Нет, она, видно, не испорченный человек, но приходить сюда ей не следовало».

Наталья Николаевна вышла в кухню. Набирая воды для чая, она вдруг так отчетливо вспомнила Таню, что на глазах невольно навернулись слезы.

Василек первым нарушил молчание.

– А вы рисовать умеете? – спросил он вежливо.

Анна Васильевна обрадовалась:

– Умею! Давай… давай нарисую!

Он побежал в соседнюю комнату, принес тетрадь и цветные карандаши.

– Папа подарил, – с гордостью пояснил он, передавая коробку Анне Васильевне, и, положив перед ней тетрадь, спросил:

– А вы папу любите?

Рудина покраснела. Хорошо, что Наталья Николаевна вышла из комнаты.

– Его все в школе любят, – тихо сказала она, и ее ответ, повидимому, понравился Васильку. Он доверчиво подсел ближе к гостье. Анна Васильевна стала рисовать зайчиков и цыплят.

– Тетя Аня, а вы верблюдов умеете рисовать? – осведомился мальчик, и его круглое, с упругими щеками лицо выражало такое сильное желание увидеть нарисованного верблюда, что Анна Васильевна смело сказала:

– Попробую.

И хотя верблюд у нее больше походил на изуродованную собаку, Василек остался вполне доволен.

– Нарисуйте, что он плюет, – попросил он и в предвкушении удовольствия подался всем туловищем вперед.

Они не слышали, как в комнату возвратилась бабушка. Настороженно поглядывая на светлую голову девушки рядом с головой внука, Наталья Николаевна ревниво подумала: «Подход ищет».

Но Анна Васильевна так заразительно смеялась, с такой бесхитростной старательностью рисовала плюющего верблюда, что неприязнь к ней у Натальи Николаевны стала рассеиваться, и когда Анна Васильевна начала прощаться, она даже огорчилась, что гостья так быстро уходит.

– Да вы посидите еще… Сергей Иванович вот-вот придет.

– Нет, уже поздно, – с сожалением посмотрела на часы Анна Васильевна, – мне пора… Я очень рада, что познакомилась с Васильком, – она почувствовала, что сказала как-то не так, смутилась и чистосердечно добавила: – и с вами.

Сергей Иванович, сделав доклад, на концерт не остался. Не терпелось увидеть сына. Утром он купил ему книгу сказок с красочными иллюстрациями, хотел скорее порадовать Василька. Хорошо, если Наталья Николаевна еще не уложила его спать.

По дороге домой Кремлев невольно возвращался мыслями к школе, к своему классу. «Четверть закончили неплохо, тон задают комсомольцы… Чувство ответственности за честь и дела всей школы уже появилось, но его надо развивать, сделать прочным.

Взять того же Балашова. Два дня тому назад он у Анны Васильевны получил пятерку за сочинение. Прочитал всю дополнительную литературу, цитировал Ленина… Анна Васильевна даже похвалила Бориса. Правда, он, чертушка, отвесил при этом церемонный поклон и разгневал ее снова, но главное в том, что Борис честно потрудился… И дома ему вменено в обязанность колоть дрова, починять мебель, электропроводку. Он иронически называет это „использованием внутренних стратегических ресурсов“, но делает все охотно.

Надо, чтобы Борис держал ответ и за Пронина и за Плотникова… Интересно, как прошел сегодня спектакль? Анне Васильевне, наверно, изрядно досталось».

В те редкие минуты, когда Сергей Иванович разрешал себе думать о Рудиной, он честно признавался самому себе: «От всего сердца хочу я ей самого лучшего и большого, что может дать жизнь такой хорошей, как она». В чувствах своих к Анне Васильевне он замечал что-то, похожее на отношение взрослого к девочке, которую хочется бережно оградить от грубости, никому не дать в обиду, самому оставаясь при этом в стороне.

Сергей Иванович негромко позвонил в свою квартиру. Входя, тихо спросил у Натальи Николаевны:

– Спит?

Она так же тихо ответила:

– Спит.

Он разделся и осторожно ступая, прошел в комнату.

Василек вдруг вскочил с кровати и обнял его. В длинной белой рубашке, с взлохмаченной головой, он был сейчас особенно дорог Сергею Ивановичу.

– Папуня, а к нам тетя Аня приходила! – изумил его неожиданным сообщением Василек.

– Какая?

– Да твоя…

Сергей Иванович так обрадовался, услышав это, что забыл даже пожурить сына за то, что он не спит.

– Давно? – шопотом спросил Кремлев.

– Недавно. Она – хорошая! – убежденно сказал Василек.

Сергей Иванович нахмурился.

– Верно, славная, – скупо подтвердила Наталья Николаевна, стоя в дверях комнаты, и притворно-сердито погрозила внуку:

– Если ты немедленно не уснешь, я тебя на демонстрацию не возьму, так и знай.

– Я сейчас, сейчас, только папуню поцелую, – заторопился Василек, Он обвил шею отца теплыми руками, прижался щекой к его щеке.

– Теперь сразу усну, – уверенно сказал он и деловито укрылся одеялом.

«Отдам ему сказки утром», – решил отец.