Текст книги "Военные противники России"

Автор книги: Борис Фролов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 68 страниц)

Переворот 18—19 брюмера 1799 года завершился для Наполеона Бонапарта успешно. Его победный исход решил предводимый генералом Мюратом отряд гренадеров, штыками разогнавший наиболее упорно сопротивлявшийся Совет пятисот. Как признавались впоследствии некоторые из депутатов, у них до конца жизни звучал в ушах громовой голос Мюрата, скомандовавшего своим солдатам: «Вышвырните-ка всю эту свору вон!» В действительности бравый гасконец подал несколько иную команду, воспроизводить которую дословно на бумаге не принято.

После прихода Бонапарта к власти в результате государственного переворота 18 брюмера 1799 года Ожеро стал усиленно заискивать перед ним, повсюду демонстрируя свою преданность Наполеону и, надо сказать, довольно быстро вошел к нему в доверие. В конце 1799 года первый консул Французской республики Наполеон Бонапарт назначил его командующим войсками Батавской армии (французские войска в Бельгии и Голландии). С началом кампании 1800 года Ожеро двинулся со своей армией в Южную Германию на помощь генералу Ж. Моро. Но его действия были настолько вялыми и нерешительными, что никаких особо значимых результатов добиться ему не удалось. Вся эта кампания была проведена Ожеро довольно бесцветно.

После окончания войны со 2-й антифранцузской коалицией и заключения Люневильского мира (9 февраля 1801 года) в армии постепенно стало нарастать недовольство политикой Наполеона, стремившегося к ликвидации республиканской формы правления и установлению режима личной власти. Сохранившие верность республиканским принципам генералы и офицеры французской армии переживали это крайне болезненно. Складывалось что-то вроде «военной оппозиции», неформальное лидерство в которой приписывали генералам Журдану и Бернадоту. Ожеро также оказался среди недовольных. Вместе с некоторыми другими военачальниками он резко выступил против подписания Наполеоном религиозного конкордата с папским престолом (15 июля 1801 года). На следующий день после первого торжественного богослужения в соборе Парижской Богоматери в присутствии консулов, высших сановников и генералов Наполеон спросил Ожеро, понравилась ли ему вчерашняя торжественная церемония в соборе? Тот, не задумываясь, ответил, проявив при этом несвойственное ему остроумие: «Очень понравилось, – громовым голосом, словно подавал команду войскам, прогрохотал Ожеро, – красивая церемония!.. Жаль только, что на ней не присутствовали сто тысяч убитых ради того, чтобы таких церемоний не было!» Наполеону такая дерзость, тем более проявленная публично, не понравилась.

Ожеро подвергся немилости, 1 октября 1801 года он был заменен в Голландии генералом К. Виктором и удалился в свое поместье. Но уже летом 1803 года первый консул вызывает его в Париж и назначает командующим войсками Байоннского военного лагеря.

После провозглашения Империи (май 1804 года) в числе других наиболее видных военачальников французской армии он получает звание маршала Франции (19 мая 1804 года). В первом списке маршалов Империи, в который Наполеон включил 14 генералов, имя Ожеро стояло 6-м, после Массены. Наравне с другими своими боевыми соратниками император осыпал его милостями и наградами. Еще в 1803 году Ожеро получил из рук Бонапарта вновь учрежденный орден Почетного легиона. Менее чем через год следует новая награда – командорский крест ордена Почетного легиона (июнь 1804 года) и, наконец, в числе других маршалов император удостаивает его высшей награды Империи – Большого креста ордена Почетного легиона (2 февраля 1805 года). Все эти пожалования сопровождались крупными денежными наградами и другими, не менее весомыми материальными благами.

Следует отметить, что Наполеон всегда охотнее награждал и отличал людей, особенно своих сподвижников, нежели их наказывал, даже тогда, когда они этого заслуживали. Маршалы в наполеоновской Франции были самыми уважаемыми людьми, а со временем сделались и самыми богатыми. «Я плачу за кровь, а не за чернила!» – обычно отмахивался Наполеон, отвечая на вопросы некоторых завистников из числа высокопоставленных чиновников, недовольных тем, что их «гражданские» заслуги оцениваются императором куда ниже маршальских. Маршалы были обладателями роскошных особняков в самых престижных местах Парижа, прекрасных замков и великолепных поместий в провинции. Кроме крупных денежных дотаций, которыми Наполеон щедро одаривал своих соратников после каждой победоносной кампании, для маршалов, обладателей герцогских титулов, на завоеванных территориях в 1806 году были учреждены особые лены. Их владельцам полагалась 1/15 часть всех доходов, поступающих в казну с соответствующих территорий. С падением Империи они этих доходов лишились.

В период подготовки Наполеона к вторжению в Англию Ожеро возглавлял войска, сосредоточенные в районе Бреста (Бретань). С началом войны против Австрии они составили 7-й корпус Великой армии (август 1805 года). Чтобы присоединиться к главным силам наполеоновской армии, корпусу Ожеро пришлось совершить более чем 1000-километровый марш с берегов Атлантики до берегов Дуная. Это произошло уже после завершения Ульмской операции (октябрь 1805 года), завершившейся блистательной победой Наполеона, принять участие в которой Ожеро не успел. Передовые части 7-го корпуса подошли к району боевых действий сразу же после завершения сражения под Ульмом. После сосредоточения на Дунае всех сил корпуса Наполеон поставил перед Ожеро задачу обеспечить правый фланг Великой армии, развернувшей наступление на Вену. Для решения этой задачи Ожеро должен был занять область Форарльберг (западная часть Австрии), а затем прикрывать главную тыловую базу французской армии, размещавшуюся в районе Аугсбург, Мюнхен. Ожеро успешно справился с поставленной задачей. Развернув наступление в южном направлении, он разбил на реке Иллер, южнее Кемптена, австрийский корпус генерала Елачича, а затем под Фельдкирхом заставил его положить оружие (14 ноября 1805 года). В ноябре 1805 года его войска заняли весь Форарльберг. На этом активное участие Ожеро в кампании 1805 года закончилось. Затем он участвовал в войне 1806—1807 годов против Пруссии и России, продолжая командовать 7-м корпусом, входившим теперь в состав главных сил Великой армии.

Так, спустя 10 лет он снова оказался под непосредственным командованием Наполеона. Во главе 7-го корпуса маршал Ожеро участвовал в сражениях под Йеной (14 октября 1806 года), Голымином (26 декабря 1806 года) и Прейсиш-Эйлау (7—8 февраля 1807 года), но без особого блеска, хотя предводимые им войска и внесли определенный вклад в достижение успеха.

Война 1806—1807 годов завершилась для Ожеро сражением при Прейсиш-Эйлау. Накануне этого сражения он простудился и заболел. Чувствуя, что не в состоянии должным образом исполнять свои служебные обязанности, маршал обратился к императору с просьбой временно освободить его от командования корпусом, но Наполеон уговорил его остаться еще на один день. В ходе сражения 7-й корпус (9 тыс. человек) <sup>[11]11
  С начала войны потери 7-го корпуса составили уже более 50 % его первоначальной численности.


[Закрыть]</sup> получил приказ нанести удар в стык между центром и левым флангом русской армии. Ожеро велел привязать себя к лошади и лично повел свои войска в бой. Тем временем разыгралась сильная снежная вьюга. В условиях резко ограниченной видимости корпус Ожеро сбился с заданного маршрута и вышел прямо к центру русской позиции. 70 русских орудий почти в упор ударили картечью по внезапно появившимся перед ними из снежной мглы колоннам французов. Огонь артиллерии дополнялся плотным ружейным огнем русской пехоты. В короткий промежуток времени (всего около получаса) не успевшие развернуться в боевой порядок колонны французов понесли огромные потери. Их разгром завершила стремительная контратака русских войск. От полного уничтожения остатки 7-го корпуса спасла контратака конницы Мюрата и гвардейской кавалерии.

В этом неудачном для него боевом столкновении корпус Ожеро потерял 2/3 своего состава, а сам маршал получил пулевое ранение в правую руку. После сражения при Прейсиш-Эйлау остатки 7-го пехотного корпуса были расформированы. Ожеро получил отпуск по болезни и, оставив армию, уехал во Францию. В марте 1808 года Наполеон даровал маршалу Ожеро титул герцога Кастильонского.

В преддверии войны с Австрией, в марте 1809 года, Ожеро был назначен командиром 8-го (вюртембергского) корпуса, вошедшего в состав Великой Германской армии (La Grande Armee de J’ Allemagne). Однако в командование им Ожеро так и не вступил. Официальная причина – болезнь. Но на самом деле, по всей вероятности, это назначение пришлось не по душе герцогу Кастильонскому, и болезнь явилась лишь отговоркой. Укомплектованный немцами 8-й корпус не отличался высокой боеспособностью (его солдаты вынуждены были сражаться за чуждые им интересы) и к тому же имел небольшую численность – всего 12 тыс. человек; поэтому маршал, горевший желанием реабилитировать себя в глазах Наполеона за неудачу при Прейсиш-Эйлау, вполне резонно посчитал, что рассчитывать на победные лавры в будущей войне во главе такого соединения не имеет смысла. В течение всей войны 1809 года с Австрией этим корпусом командовал генерал Д. Вандам. Видимо, истинную причину уклонения Ожеро от участия в войне с Австрией понял и Наполеон. Через полгода он назначает герцога Кастильонского командиром 7-го корпуса в Испании (28 сентября 1809 года). Это назначение тоже не очень-то обрадовало Ожеро. Обстановка на Пиренейском полуострове для французов продолжала ухудшаться. Добиться коренного перелома в этой затяжной войне им так и не удалось. Неудачи следовали одна за другой. Уже многие из военачальников, испытав горечь неудач, были вынуждены покинуть Испанию. Покинули они эту негостеприимную страну не по своей воле, а будучи отстранены Наполеоном от командования. Их боевая репутация в глазах императора оказалась серьезно подорванной, для некоторых дело закончилось изгнанием из армии. Так что особых причин радоваться этому назначению у Ожеро не было. Но и отказываться от нового назначения во второй раз было уже нельзя, можно было оказаться вообще за бортом. Поэтому, скрепя сердце и проклиная императора, герцог Кастильонский вынужден был подчиниться. Но он так долго тянул со своим отъездом в Испанию, ссылаясь на различные обстоятельства, что потребовалось не одно напоминание начальника Главного штаба.

В командование 7-м корпусом маршал Ожеро вступил только в конце ноября 1809 года. Этот корпус вел тогда боевые действия в Каталонии. Вначале все у Ожеро складывалось довольно успешно, он одержал ряд частных успехов и был даже назначен командующим Каталонской армией (8 февраля 1810 года). Но на этом посту герцог Кастильонский проявил свою полную несостоятельность. Командование войсковым объединением в боевой обстановке ему было просто не под силу. Потерпев ряд неудач, он был вынужден оставить большую часть Каталонии и отступить к Барселоне. Наполеон быстро понял свою ошибку с выбором командующего Каталонской армией и отстранил Ожеро от командования, заменив его маршалом Ж. Макдональдом (24 апреля 1810 года). Ожеро был отозван во Францию.

Вернувшись в Париж, он в очередной раз попал в немилость и в течение двух лет находился не у дел. Проводя большую часть времени в своем поместье Ла-Уэссэ, герцог Кастильонский бывал в столице лишь наездами, когда того требовали какие-то официальные мероприятия, присутствие на которых считалось обязательным (например, день рождения императора или императрицы, годовщина коронации и т. п.).

Во время подготовки к походу в Россию Наполеон снова вспомнил о своем старом соратнике. В апреле 1812 года Ожеро получил назначение на должность командира 11-го корпуса Великой армии, составлявшего ее стратегический резерв <sup>[12]12
  Численность 11-го корпуса составляла 27 тыс. человек.


[Закрыть]</sup> . Участвовать в боевых действиях во время Русской кампании 1812 года маршалу Ожеро так и не довелось. Всю войну он просидел в Берлине, занимаясь подготовкой резервов для действующей армии. Большая часть его 11-го корпуса в ходе войны была отправлена в Россию и разделила там судьбу Великой армии. К моменту вступления русских войск на территорию Пруссии в распоряжении Ожеро оставалось лишь немногим более 6 тыс. солдат и 40 орудий. С ними он пытался организовать оборону Берлина, но потерпел неудачу. 21 февраля 1813 года казаки совершили внезапный налет на прусскую столицу и на несколько часов даже захватили ее. Попавшему в окружение маршалу едва удалось спастись.

4 марта русские войска окончательно заняли Берлин. После этого Ожеро получил приказ императора отправиться во Франкфурт-на-Майне и сформировать там 9-й корпус новой наполеоновской армии. Это поручение он выполнил к осени 1813 года и в сентябре во главе нового корпуса прибыл в действующую армию. Участвовал в «битве народов» при Лейпциге (16—19 октября 1813 года), отважно сражаясь на правом фланге французской армии южнее города.

После отступления наполеоновской армии из Германии за Рейн Наполеон поручил Ожеро сформировать Ронскую армию (две дивизии), которая должна была прикрыть восточную границу Франции. Ядром этого нового формирования, не превышавшего по численности отдельного корпуса, были части, прибывшие из Испанской армии. Возглавив Ронскую армию (5 января 1814 года), Ожеро, несмотря на ее малочисленность, развернул наступление на Женеву и вначале добился некоторых успехов. По замыслу Наполеона, Ронская армия после овладения Женевой должна была нанести удар во фланг и тыл главным силам союзников, вторгшимся во Францию с северо-востока. Однако маршал Ожеро вскоре разочаровал своего императора. Внезапно прекратив успешно начатое наступление, он затем отступил в исходное положение. От былого боевого духа маршала не осталось и следа. Напрасно Наполеон взывал к его испытанному в сражениях мужеству. «Старина Ожеро, вы уже не тот, что при Кастильоне», – писал император маршалу, призывая его быть «первым под пулями», «надеть сапоги 93-го года» и т. п.

Отклики герцога Кастильонского на все призывы были вполне дипломатичны, но тверды. «Сир, я снова буду Ожеро времен Кастильоне, если вы вернете мне солдат Итальянской армии», – написал в одном из своих донесений императору маршал. Похоже, герцог Кастильонский уже окончательно уверовал в неизбежность падения Наполеона и теперь больше был озабочен своим будущим в «посленаполеоновской» Франции.

20 марта Южная армия союзников разгромила французскую Ронскую армию при Лимоне. На следующий день Ожеро сдал врагу Лион, второй по значению после Парижа город Франции. Поражением в сражении при Лимоне Ожеро завершил свое боевое поприще. Отступив на юг от Лиона, он по существу прекратил военные действия и стал выжидать развития событий на главном, парижском, направлении. Ждать ему пришлось недолго. Вскоре, узнав о падении Парижа и отречении Наполеона, Ожеро 16 апреля объявил об этих событиях своим войскам. Но сделал это в столь грубой форме, наградив императора такими непристойными эпитетами, что вызвал резкое недовольство своих подчиненных. Особенно возмутили солдат и офицеров Ронской армии те раболепные выражения прокламации Ожеро, в которых он прославлял возвращение к власти Бурбонов. Спустя годы, вспоминая обстоятельства своего отречения, Наполеон вынес суровый приговор этому маршалу: «Ожеро давно перестал быть солдатом. Его достоинства и прежняя смелость вознесли его из толпы очень высоко. Но фортуна переменчива. Имя победителя при Кастильоне может остаться дорогим для Франции, но она отвергла память о лионском изменнике».

Среди изменивших Наполеону и перешедших на сторону Бурбонов маршалов Империи Ожеро был одним из первых. По дороге на остров Эльбу низвергнутый император встретился с Ожеро. Произошло это недалеко от Валанса. Герцог Кастильонский направлялся в Париж, чтобы засвидетельствовать свою лояльность Бурбонам. Наполеон еще не обвиняет маршала в предательстве и вступает с ним в довольно спокойную беседу. Очевидцы той короткой случайной встречи двух старых боевых соратников были буквально поражены наглостью, которую проявил маршал по отношению к своему бывшему императору. Он не только не соизволил снять шляпу перед вышедшим к нему навстречу Наполеоном, но, проявив вызывающую бестактность, сразу же стал обращаться к нему на «ты». Со стороны могло показаться, что идет разговор просто двух давних знакомых. На самом же деле все обстояло довольно просто. Никогда не питавший особых симпатий к Наполеону, но вынужденный повиноваться ему на протяжении многих лет, Ожеро, получив благоприятную возможность, не смог отказать себе в удовольствии уязвить самолюбие своего бывшего повелителя и тем самым как бы отомстить ему. Он полагал, что звезда Наполеона закатилась навсегда и с ним можно больше не считаться. Бывший якобинец спешил на север, в Париж, надеясь как можно скорее снискать милость новых властей, борьбе против которых, кстати, были посвящены многие годы его жизни, начиная с первых дней Революции. Роялисты же, на благосклонность которых теперь рассчитывал этот бывший генерал революционной армии, хорошо помнили роль, которую он сыграл 18 фрюктидора 1797 года. Тот переворот стоил жизни сотням их друзей и единомышленников, сосланных Директорией в тропические джунгли Гвианы, откуда почти никто из них не вернулся. Но король Людовик XVIII принял маршала Ожеро милостиво. В числе других 16 маршалов Империи (Бертье, Виктор, Келлерман, Лефевр, Макдональд, Мармон, Монсей, Мортье, Ней, Периньон, Сен-Сир, Серюрье, Сульт, Сюше, Удино), присягнувших на верность Бурбонам, он получил звание пэра Франции, был удостоен ордена Св. Людовика и назначен губернатором (командующим) 19-го военного округа, штаб которого находился в Лионе (июнь 1814 года). На церемонии, посвященной раздаче королевских наград, сын лакея и дитя парижских трущоб, достигший на службе Республики и Империи таких чинов, почестей и материальных благ, о которых простой смертный не смел даже и мечтать, впав в верноподданнический раж, произнес тост, поразивший своим откровенным цинизмом не только бывших генералов республиканской армии, но даже и закоренелых роялистов. Подняв свой бокал, Ожеро рявкнул: «За нашего горячо любимого монарха, короля – отца французов!»

Закончилась бурная эпоха почти непрерывных войн, продолжавшихся почти четверть века. Для маршалов Империи, обласканных новой властью, началось время спокойной и приятной во всех отношениях жизни. Хотя большинство из них получило свои престижные и не очень обременительные должности в провинции, но в Париже и в своих поместьях они проводили времени не меньше, чем в своих округах.

Но все перевернулось весной 1815 года. 1 марта в бухте Фрежюс, на юге Франции, высадился бежавший с острова Эльбы Наполеон. В своей первой же прокламации, обращенной к войскам французской армии, он объявил Ожеро предателем. «Мы были побеждены, – писал император, – из-за двух человек – Ожеро и Мармона. Оба они перешли на сторону врага, предав наши лавры, свою страну, своего сюзерена и благодетеля».

Поход Наполеона на Париж в марте 1815 года был подобен триумфальному шествию национального героя. Народ и армия повсюду, где он проходил, встречали его восторженно. Всеобщая ненависть к Бурбонам, эмигрантам, роялистам и их прислужникам прокладывала ему дорогу на Париж. 10 марта окруженный многотысячной толпой простого люда крошечный отряд Наполеона подошел к Лиону. Прибывший туда накануне, чтобы лично возглавить борьбу с «узурпатором», надменный граф д’Артуа (брат короля), убедившись, что народ и войска поддерживают Наполеона, поспешно бежал из города, передав «командование» маршалу Ж. Макдональду. Но и Макдональду не удалось остановить Наполеона – весь гарнизон города и его население перешли на сторону императора (этот титул в 1814 году державами-победительницами за Наполеоном был сохранен). Макдональду тоже пришлось спасаться бегством. А что же Ожеро – командующий войсками Лионского военного округа? А ничего… Убедившись в ненадежности своих войск, он даже и не пытался противодействовать Наполеону.

Поняв, что дело Бурбонов проиграно, герцог Кастильонский объявил себя преданным слугой императора и привел к нему свою дивизию <sup>[13]13
  Каждый военный округ имел в своем составе одну дивизию.


[Закрыть]</sup> . Затем на сторону Наполеона перешел со своей армией маршал М. Ней, незадолго до этого торжественно обещавший королю привезти Наполеона в Париж в железной клетке.

В 21 час 20 марта 1815 года восторженно встреченный огромными толпами народа Наполеон вступил в Тюильрийский дворец, над которым уже развевалось трехцветное знамя. Это триумфальное возвращение его к власти затмило многие прежние громкие победы, одержанные на полях сражений. Звезда знаменитого полководца еще раз ослепительно вспыхнула на небосклоне мировой истории.

Несмотря на переход Ожеро на сторону императора, последний не простил «предателя». Натолкнувшись на его холодное отчуждение, маршал счел за благо на время уйти в тень и, по своему обыкновению, выждать дальнейшего развития событий. Оставшийся не у дел Ожеро уехал в свое поместье Ла-Уэссэ, где пребывал в полной растерянности, глубокая апатия охватила его, он не мог решиться ни на что.

10 апреля 1815 года Ожеро был исключен из списка маршалов Империи, то есть, попросту говоря, разжалован Наполеоном. Это его как бы встряхнуло. Разжалованный маршал начал усиленно заискивать перед императором, пытаясь вернуть его былое расположение, предлагал свои услуги. Однако Наполеон остался непреклонен, не пожелав иметь никакого дела с человеком, запятнавшим себя предательством. Все домогательства герцога Кастильонского были решительно отвергнуты.

Но «Сто дней» Наполеона пронеслись быстро. Потерпев сокрушительное поражение при Ватерлоо, он вновь отрекся от престола и вскоре оказался пленником англичан, сославших его в заточение на далекий остров св. Елены. Во Францию на иностранных штыках вновь вернулись Бурбоны. Произошла их вторая Реставрация.

Возвратившиеся во второй раз в страну роялисты не забыли нанесенных им обид, они стали мстить за пережитый страх предавшим их «пособникам узурпатора». В стране начался Белый террор, расправы следовали одна за другой. Предложивший было свои услуги королю Ожеро был отвергнут им. Людовик XVIII не пожелал вновь принять на службу «пострадавшего от узурпатора» герцога Кастильонского. И заметно постаревшему бывшему маршалу снова пришлось отправиться в свое поместье. И только сохранившееся за ним звание пэра в какой-то мере позволяло отличить это вынужденное уединение от ссылки.

Осенью 1815 года Ожеро вновь напомнил о себе, когда неожиданно для всех, чтобы снискать доверие властей, вызвался участвовать в суде над маршалом Неем, в то время, когда большинство его бывших соратников-маршалов с презрением отвергли такую «честь». Этим поступком он оттолкнул от себя всех, кто еще продолжал питать к нему какое-то уважение. Но военный суд над Неем закончился тем, что признал себя некомпетентным судить пэра Франции. В декабре 1815 года король уволил маршала Ожеро (это звание Бурбоны ему все же вернули, как и другим разжалованным Наполеоном в период «Ста дней» маршалам) в отставку.

Окончательно убедившись, что карьера его закончилась и рассчитывать больше не на что, отставной маршал покидает Париж и удаляется в свое поместье. Но прожил на покое Ожеро недолго. Сбылись пророческие слова Наполеона, в сердцах брошенные им своим маршалам в драматические дни весны 1814 года, когда они настаивали на его отречении: «Вы хотите отдохнуть? Ну что ж, так тому и быть! Но вы даже не представляете, сколько опасностей и огорчений ожидает вас на пуховых перинах. За несколько мирных лет большинство из вас заплатит так дорого, как ни за одну самую тяжелую войну».

Через полгода после увольнения в отставку всеми забытый маршал Ожеро умер от водянки (12 июня 1816 года). Умирал он тяжело, агония продолжалась долго. Завершивший свой земной путь маршал был похоронен в своем поместье. Его молодая жена (она была моложе Ожеро на 32 года), овдовев, вскоре вышла замуж. Много лет спустя, в 1854 году, останки герцога Кастильонского были перенесены в Париж и перезахоронены на кладбище Пер-Лашез в фамильном склепе графов Сент-Альдегод, к роду которых принадлежал второй супруг его жены. Перезахоронение было связано с тем, что территория, прилегавшая к замку Ла-Уэссэ, подверглась перепланировке, и чтобы могила маршала не затерялась, его вдова распорядилась перенести останки герцога Кастильонского в Париж. Так маршал Ожеро присоединился к своим знаменитым соратникам, большинство из которых обрели вечный покой под сводами величественного собора Дома инвалидов рядом со своим императором или же в тиши знаменитого кладбища Пер-Лашез.

Ожеро был женат дважды. Его первая жена гречанка Габриэлла Граш, на которой он женился в 1787 году в Неаполе, умерла в 1806 году в возрасте 40 лет, когда маршал воевал в Германии. Ожеро тяжело переживал смерть жены. В 1809 году он женился во второй раз. Его избранницей стала 20-летняя Аделаида Бурлон де Шаванж, происходившая из старинного дворянского рода. Оставшись вдовой в 27 лет, она намного пережила своего первого мужа – маршала Ожеро. Скончалась она в возрасте 80 лет. Потомства после себя Ожеро не оставил.

Кроме французских наград маршал Ожеро имел высшие степени иностранных орденов: Железной короны (Италия) и Карла III (Испания).

* * *

Как и большинство наполеоновских маршалов, Ожеро полководческим талантом не обладал. За всю свою долгую боевую жизнь ни одной победы, имеющей стратегическое или хотя бы крупное оперативное значение, он самостоятельно не одержал. Но это был храбрый солдат, отважный офицер и способный военачальник дивизионного масштаба.

Как генерал тактического звена Ожеро представлял собой яркое военное дарование. Это был своего рода самородок или, как называют иногда ему подобных, «дитя революции». Не имея абсолютно никакого образования, будучи совершенно безграмотным человеком (правда, в зрелом возрасте он все же кое-как научился читать и писать), он благодаря прежде всего выдающимся природным способностям сумел подняться на такую высоту, о какой не могли даже и мечтать высоколобые военные интеллектуалы, постигшие все премудрости военной науки, каковых в то время как во Франции, так и в Европе, было немало. В этом плане весьма любопытна характеристика, данная Ожеро Наполеоном: «Совсем не имея образования, не умел вести себя, ум у него был ограниченным, но среди солдат он поддерживал порядок и дисциплину и был ими любим. Атаки производил правильно и в должном порядке, хорошо распределял свои колонны, хорошо располагал резервы и дрался с неустрашимостью. Но все это продолжалось какой-нибудь день.

Победитель или побежденный, он к вечеру обычно падал духом – не то по свойству своего характера, не то вследствие малой расчетливости и недостаточной проницательности своего ума. По своим политическим убеждениям примыкал к партии Бабефа, то есть к наиболее ярко выраженным анархистам… ввязывался в интриги, часто бывал смешон. Не было человека, более непригодного, чем он, для политических дискуссий и гражданской деятельности, в которой он, однако, любил принимать участие». Характеристика довольно емкая, но слишком общая. В ней смешано все – и военные, и умственные, и политические, и все прочие способности, пристрастия и недостатки Ожеро. При этом, на наш взгляд, нельзя сбрасывать со счетов и такой весьма важный момент, что давалась эта характеристика в то время, когда отношение Наполеона к этому человеку было сугубо отрицательное. Попытаемся разобраться с каждым из этих аспектов более обстоятельно. Но прежде всего следует остановиться на взаимоотношениях этих двух людей, на каком фоне они строились.

Выше уже отмечалось, что взаимоотношения между двумя этими военачальниками с самой первой их встречи на дорогах войны сложились далеко не идеальные. Таковыми, по существу, они продолжали оставаться на протяжении всего, и притом довольно длительного, периода их совместной деятельности, временами то улучшаясь, то ухудшаясь.

Хорошо зная Ожеро, Наполеон никогда не питал особых иллюзий в отношении его лояльности. Он нисколько не сомневался в том, что Ожеро принадлежит к тем его ближайшим сподвижникам, которые при первой же крупной неудаче готовы предать его. Однако император верил в свою звезду и был уверен, что в случае чего сумеет перехватить руку с кинжалом предателя раньше, чем тот нанесет удар. Таких, как Ожеро, в его окружении не только в военном, но и в гражданском (те же Талейран или Фуше) было немало, и цену им Наполеон отлично знал. Все эти люди, каждый по-своему, были талантливы. А талант Наполеон, будучи человеком проницательным и сугубо прагматичным, всегда высоко ценил и старался извлечь из него максимальную пользу, по крайней мере, до тех пор, пока он давал отдачу. То же самое относилось и к Ожеро. Наполеон ценил его военные способности. Как военачальник и хороший исполнитель он ему был нужен, поскольку вполне его устраивал, а все остальное императора мало интересовало.

Как боевой генерал Ожеро обладал далеко незаурядным военным талантом, был удачлив, энергичен и предприимчив. В общем и целом это была по-своему уникальная личность, воплощавшая в себе неповторимый колорит и яркую индивидуальность.

Как и все наполеоновские маршалы, Ожеро отличался большой личной храбростью. По свидетельству современников, он не боялся ничего – ни бога, ни черта. Обладал хорошим тактическим предвидением. Этот человек как бы создан был для боя, который являлся его стихией. Его талант блистательного тактика особенно ярко раскрывался в критические минуты боя и помогал ему не раз возвращать победу в ряды уже дрогнувших войск. Но умело, инициативно и напористо Ожеро действовал только на поле боя, которое мог лично обозревать и быстро принимать необходимые решения, соответствовавшие обстановке. Руководить же крупными массами войск, действовавшими на значительном пространстве, в силу отсутствия необходимой для военачальника такого ранга широты кругозора он не был способен. Характерная деталь: после бурного подъема энергии Ожеро часто впадал, даже после победы, в состояние глубокой апатии и крайней неуверенности, его действия становились неуверенными и нерешительными, а иногда на некоторое время он вообще самоустранялся от руководства войсками и замыкался в себе. Причину таких неадекватных особенностей его характера современники усматривали в неврастении, которой он страдал якобы уже давно.

Как человек Ожеро был полон недостатков. Сын лакея, он в полной мере унаследовал менталитет своего родителя, служил только тому, кто хорошо платил и кто в данный момент находился у власти. Поэтому свои убеждения Ожеро менял в зависимости от обстановки, хотя по своим взглядам он более всего был близок к якобинцам и одно время примыкал к ним.