Текст книги "Военные противники России"

Автор книги: Борис Фролов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 68 страниц)

Лишь в конце мая по приказу императора он прибыл в Париж, где получил предложение вступить на службу в новую императорскую армию. Ней согласился. 2 июня он был возведен Наполеоном в звание пэра Франции. С началом кампании 1815 года император поручил ему командование левым крылом своей армии (1-й и 2-й пехотные корпуса), развернутой для вторжения в Бельгию (13 июня 1815 года). Вступив в командование всего за два дня до начала военных действий, Ней оказался в довольно сложном положении. Его штаб представлял собой поспешно собранную группу случайных людей; никакого представления о состоянии вверенных ему войск он не имел; личные контакты с подчиненными командирами налажены не были; из Главного штаба Наполеона, который возглавлял его старый недруг маршал Сульт, в изобилии сыпались противоречивые приказы; из двух подчиненных ему корпусов один без его ведома и согласия сразу же получил самостоятельную задачу. В такой ситуации Ней теряет самообладание и способность трезво оценивать обстановку.

В сражении при Катр-Бра (16 июня 1815 года) он, имея в своем распоряжении всего 25 тыс. человек, столкнулся с главными силами англо-голландской армии А. Веллингтона, обладавшей значительным превосходством в силах. Только благодаря проявленной им энергии и высокой стойкости войск Нею удалось избежать поражения. Но Наполеон остался крайне недоволен его действиями при Катр-Бра. Встретившись с маршалом на следующий день, он обвинил его в пассивности, заявив: «Вы погубили Францию!»

В битве при Ватерлоо (18 июня 1815 года) Ней командовал центром французской армии, проявив неукротимый порыв, упорство и беспримерную храбрость. После того как все его яростные попытки сломить сопротивление англичан успехом не увенчались, он лично ведет в атаку кавалерию. В течение двух часов огромные конные массы, как неистовый смерч, обрушиваются на каре англичан и их союзников. Но без поддержки уже до предела измотанной и понесшей большие потери пехоты кавалерии решительного успеха добиться не удалось. Англичане, проявив непоколебимую стойкость и высокое мужество, устояли перед этим всесокрушающим ураганом. И не только устояли, но и отразили все атаки французской конницы и с большими для нее потерями. И тогда Наполеон вводит в сражение свой последний резерв – 8 батальонов Старой гвардии, 5 тыс. отборных воинов, опаленных огнем многих сражений ветеранов наполеоновских походов. Его ведет в атаку Ней. Он идет пешком в голове одной из колонн с обнаженной саблей в руке. Из-за рассеченного в одной из атак лба лицо его окровавлено. Англичане встречают атаку гвардии убийственным огнем, расстреливая ее колонны почти в упор. Но испытанные в боях ветераны, несмотря на большие потери, продолжают упорно продвигаться вперед. Под их мощным натиском противник вынужден начать отход. Подход на помощь англичанам прусской армии Блюхера, опрокинувшей правое крыло французов и начавшей выходить в тыл их главным силам, заставляет гвардию остановиться. Затем, перестроившись в каре и ощетинившись штыками, она начинает медленно отходить. И это явилось началом конца. Крики – «Гвардия отступает!» и «Спасайся, кто может!» – лишают мужества даже самых отважных. Французская армия дрогнула, попятилась назад и… начавшееся было ее отступление вскоре превратилось в паническое бегство. Напрасно Ней с перекошенным от ярости, залитым кровью лицом пытается остановить бегущие с поля битвы войска. Он кричит, обращаясь к ним: «Здесь мы отстаиваем честь и независимость Франции! Так ляжем же здесь все до последнего!» Но его никто не слушает. Армия в беспорядке бежит, и не было такой силы, которая могла бы остановить ее. С немногими сохранившими мужество солдатами Ней бесстрашно бросается в контратаку на врага, пытаясь хоть на какое-то время задержать его. «Смотрите, как умирает маршал Франции!» – кричит он охваченным всеобщей паникой и бегущим в тыл солдатам. Но им до этого нет дела. Животный страх превратил их в отупевшее от ужаса стадо. Ней явно ищет смерти, но она обходит его стороной. Не думая об опасности, он неоднократно в течение дня бросался в самое пекло сражения и тем не менее уцелел в этом адском огне последней наполеоновской битвы, отделавшись лишь легкими царапинами. Под ним были убиты или ранены 5 лошадей, его шляпа прострелена, изрешеченный пулями мундир превратился в лохмотья, а сабля сломалась во время одной из атак, когда он, вспомнив, видимо, свою гусарскую молодость, рубился с врагом наряду с рядовыми солдатами. Это был единственный из маршалов Империи, кто участвовал (не считая Сульта, возглавлявшего Главный штаб) в последней битве Наполеоновских войн. Ней сражался до самого позднего вечера и покинул поле боя одним из последних. Он нисколько не заблуждался относительно своего будущего. Еще в самый разгар сражения «храбрейший из храбрых» зло бросил генералу Ж. Друэ д’Эрлону (командир корпуса): «Если мы не умрем сегодня здесь под пулями англичан, то завтра нас повесят эмигранты!»

После Ватерлоо Ней прибыл в Париж. Когда в палате пэров обсуждался вопрос о возможности продолжения борьбы, он решительно заявил: «Мы полностью разгромлены, и никакое новое сражение невозможно!» Это мнение известного своей легендарной храбростью воина явилось для пэров чем-то вроде холодного душа. Нея авторитетно поддержали маршалы Сульт, Мортье и Массена. 3 июля Париж был сдан союзникам.

Наскоро простившись с семьей, маршал Ней уехал на восток Франции, намериваясь эмигрировать в Швейцарию или даже в Америку. Маршал Л. Сюше снабдил его паспортом и деньгами, выделил проводников для перехода швейцарской границы. В те июльские дни 1815 года Ней мог совершенно свободно покинуть Францию, никаких препятствий для этого не существовало. Но не таков был маршал Ней, чтобы спасаться бегством, тем более, что он не признавал за собой никакой вины. Бегство же за границу, полагал маршал, означало был признание им своей вины и бесчестье, которое неминуемо пало бы не только на него самого, но и на его семью. И он решил не покидать Франции. Добравшись до замка Бессони, принадлежавшего родственнице его жены, он остановился там и стал ожидать решения своей участи. Тем временем вышел королевский указ, в котором маршал Ней объявлялся опасным государственным преступником, подлежащим преданию суду военного трибунала. Известие об этом он встретил совершенно спокойно.

3 августа Ней был арестован королевскими жандармами. 19 августа под усиленным конвоем его доставили в Париж и заключили в тюрьму Консьержери. Еще со времен Революции эта тюрьма пользовалась самой мрачной репутацией. Ее ворота распахивались перед узниками лишь дважды – сначала, когда их привозили сюда после ареста, и во второй раз, когда их отправляли на казнь. Между прочим, по пути от замка Бессони до Парижа Нею не раз предоставлялась возможность бежать, но он не воспользовался ею.

Предание военному суду национального героя Франции вызвало бурю эмоций в обществе, которое, по существу, раскололось на две части. Одна, меньшая часть, требовала примерно наказать изменника; другая, большая часть, настаивала на снисхождении. Сам Ней не ждал обреченно своей судьбы, а отчаянно защищался. Прежде всего он заявил, что как пэр Франции он не подлежит суду военного трибунала, а его судьбу должна решать только палата пэров. Однако его доводы королевскими властями не были приняты во внимание. Окружение короля жаждало мести и настаивало на проведении именно военного суда (как военный суд рассматривает дела об измене, известно с незапамятных времен). Приказ короля маршалы, назначенные в состав суда, восприняли неоднозначно. Так, Монсей категорически отказался от такой «чести», Массена также пытался отказаться, ссылаясь на свои крайне нелицеприятные отношения с подсудимым, а вот бывший «пламенный революционер» Журдан с готовностью согласился исполнять роль председателя военного трибунала.

Заседание военного суда состоялось 11 ноября, но, к разочарованию королевского двора, его члены (маршалы Журдан, Массена, Мортье и Ожеро) признали себя не вправе решать судьбу пэра Франции. После этого военный трибунал был распущен и дело передано на рассмотрение палаты пэров. Однако и тут маршалам пришлось делать нелегкий нравственный выбор, поскольку многие из них, как и Ней, имели звание пэра.

Палата пэров действовала по указу королевского двора, одержимого жаждой мести. На новом суде, начавшемся 4 декабря, Ней защищался, как мог. Он заявил, что его переход на сторону Бонапарта диктовался волею обстоятельств, ибо он один не мог противостоять воле и желанию всей армии и т. д. Когда один из адвокатов маршала (кстати, роялист, но честно исполнявший свои обязанности) выдвинул как последний аргумент в защиту обвиняемого довод, что его подзащитный является иностранцем (на том основании, что родной город Нея по мирному договору отошел к Пруссии) и не подлежит юрисдикции французского суда, то Ней возмущенно воскликнул: «Нет, я француз, и французом умру!»

У него было много врагов (известно, что еще с юношеских лет ангельским характером Ней никогда не отличался), но немало и сочувствовавших, в том числе русских и английских офицеров из оккупационных войск. Даже были английские лорды, выступавшие в его защиту. Но судьба маршала была предрешена заранее. Впрочем, решил ее сам Ней, добровольно отдавший себя в руки врагов.

На заседании 6 декабря палата пэров признала Нея виновным в государственной измене и подавляющим числом голосов вынесла ему смертный приговор. Из 162 пэров, судивших его, 139 проголосовали за смертную казнь, 17 (в том числе маршал Сен-Сир) высказались за изгнание, 5 пэров (в том числе маршал Макдональд) воздержались. И лишь один из судей проголосовал против смертного приговора. То был молодой французский аристократ из старинного дворянского рода герцогов де Брольи. Любопытно, что судьи, проявившие милосердие, принадлежали в основном к старой аристократии. Но их было немного. Среди пэров, вынесших обвинительный вердикт, оказались и 5 маршалов Франции (Мармон, Виктор, Келлерман, Периньон и Серюрье). Когда читавший приговор дошел до перечисления чинов и титулов Нея, тот прервал его: «Оставьте, к чему это? Я – Мишель Ней, и скоро буду прахом!» Видимо, предвидевший исход суда, маршал Ней воспринял приговор с полным самообладанием. Ни один мускул не дрогнул на лице «храбрейшего из храбрых».

Утром 7 декабря приговор был приведен в исполнение. Власти спешили, опасаясь бурной реакции общественности на вынесенный пэрами приговор. Садясь в карету, в которой его повезли на казнь, Ней сказал сопровождавшему его священнику, пропуская его вперед: «Садитесь, святой отец, прежде меня, зато я прежде вас буду на том свете». Его доставили на перекресток у парижской Обсерватории. Маршал подошел к решетке сада Люксембургского дворца, где предстал перед взводом солдат. Герой многих сражений достойно встретил свой последний час. Как и на суде, Ней одет был в штатский костюм. Ему хотели завязать глаза, но он с негодованием вырвал черную повязку из рук жандармского офицера и бросил ее ему под ноги, сердито прорычав, что более 20 лет без страха смотрел в лицо смерти и теперь, когда она пришла, намерен встретить ее с открытыми глазами, как и подобает солдату. Спокойно, с достоинством, без какой-либо рисовки, он снял с головы шляпу и отбросил ее в сторону. Затем, воспользовавшись короткой паузой, пока жандарм отходил от него, Ней обратился к уже взявшим наизготовку ружья солдатам: «Французы, я протестую против моего приговора! Моя честь…» Ружейный залп оборвал его – и маршал рухнул навзничь. Барабанный бой и крики построенных в каре войск: «Да здравствует король!» довершили мрачную картину казни. Было 9 часов утра 7 декабря 1815 года. Маршал Ней умер, как и жил, без страха. «Прекрасная смерть. Вот как нужно умирать!» – сказал своим офицерам военный комендант Парижа граф Л. де Рошешуар.

Узнав о приговоре, вынесенном Нею, его жена, по совету маршала Макдональда, бросилась к королю умолять о помиловании мужа. Но сразу во дворце не приняли. Только через час после казни Нея ее принял герцог Дюра. Выслушав посетительницу, этот придворный заявил: «Мадам, аудиенция, о которой вы просили, потеряла всякий смысл». Присутствовавшая при этом разговоре герцогиня Ангулемская (дочь казненного короля Людовика XVI), не скрывая своего злорадства, добавила: «Слишком поздно, мадам. Ваш муж уже понес наказание». Аглая Луиза Ней лишилась сознания… Казнь маршала Нея произвела тяжелое впечатление на французское общество и вызвала много нареканий в адрес новых правителей, вернувшихся к власти на иностранных штыках.

Кроме французских наград Ней имел высшие степени иностранных орденов Железной короны (Италия) и Христа (Португалия).

* * *

Как и все наполеоновские маршалы, Ней был храбрым и мужественным воином, выдающимся боевым генералом, затем маршалом Империи, долгие годы отважно сражавшимся с многочисленными врагами Франции сначала под знаменами Революции, а затем – под императорскими орлами. Как и большинство маршалов Первой империи, Ней обладал ярким военным талантом, но его военные дарования не выходили за рамки тактического масштаба, отдельно взятого боя или сражения, когда требовалось решение какой-то конкретной, частной боевой задачи. Тут Ней как боец первой линии был незаменим. Но, будучи блистательным тактиком, он оказался начисто лишенным полководческого таланта, показал себя крайне слабым стратегом. Со всей очевидностью «храбрейший из храбрых» подтвердил это в сентябре 1813 года, когда Наполеон попытался использовать его в роли командующего армией. То же самое повторилось и во время последней кампании Наполеона, самой короткой из всех проведенных им кампаний – кампании 1815 года. «Какая нерешительность! Какая медлительность!» – так оценил действия Нея в сражении при Катр-Бра Наполеон. Через два дня в битве при Ватерлоо вся армия стала свидетельницей безумной отваги маршала Нея. Но его беспримерная храбрость не подкреплялась точным расчетом, хладнокровием крупного военачальника и полководческим искусством. В геройских, но бесплодных лобовых атаках на английские пехотные каре он без какой-либо пользы погубил цвет французской кавалерии. Осознав в конце концов свой грубый, граничивший с преступлением, просчет, «храбрейший из храбрых» с фанатичной решимостью ищет смерти на поле битвы. Но он уцелел в этом кровавом побоище лишь для того, чтобы через полгода пасть от французских пуль.

Во всех войнах, в которых Нею довелось участвовать, он прославился прежде всего как отличный бригадный и дивизионный генерал, затем – командир корпуса наполеоновской армии, четко и неукоснительно исполнявший приказы и распоряжения своего главнокомандующего на поле боя. Именно в этом качестве он был идеальным исполнителем, особенно в могучих руках Наполеона.

Настоящий гусар, порывистый и нетерпеливый, бесстрашный и решительный, отважный и находчивый в бою, но в то же время амбициозный и своенравный – своего рода это было «дитя природы». Он был всем обязан своей неукротимой энергии и легендарной храбрости. Недаром не очень-то щедрый на похвалы Наполеон, в армиях которого всегда имелось несчетное количество храбрецов, особо выделял Нея, назвав его «храбрейшим из храбрых». Ему абсолютно неведомо было чувство страха. Когда однажды у него спросили, испытывал ли он когда-нибудь страх, Ней, не задумываясь, ответил: «Нет, для этого у меня не было времени». Он терпеть не мог трусов и малодушных людей. К примеру, однажды, узнав, что некий офицер, пользовавшийся сомнительной славой неисправимого бретера и скандалиста, проявил трусость и бежал с поля боя, Ней не поленился отыскать его, чтобы публично бросить презрительное: «Много я повидал в жизни трусов, но таких негодяев, как вы, встречать не приходилось». И, наоборот, храбрых солдат и офицеров маршал ценил и всячески поощрял. Проявлял постоянную заботу о своих подчиненных, за что пользовался их большим уважением и доверием. В отличие от некоторых других маршалов (например, Даву или Лефевра), Ней, чтобы обеспечить выполнение боевого приказа, никогда своим подчиненным не угрожал и не ругался. Однажды в одном из сражений, недовольный действиями своего начальника артиллерии, он не сдержался и грубо отчитал его, но уже вскоре, поостыв, извинился перед ним: «Извините, генерал, я погорячился».

Его влияние на войска было необычайным. Умением вдохновлять и увлекать их на решение, казалось бы, невыполнимых задач он владел в совершенстве. Так, весной 1813 года под его командованием молодые солдаты-новобранцы, прибывшие на укомплектование 3-го пехотного корпуса, покрыли себя славой в сражении под Лютценом. Восхищенный их беззаветным мужеством Ней воскликнул: «Эти юноши – герои! С ними я мог бы сделать все, что угодно!» Вместе с тем нельзя не отметить, что известно немало случаев, когда Ней злоупотреблял своей храбростью, используя личный пример военачальника, когда в том не было особой необходимости. Выступая в роли лихого гусара или отважного гренадера, он в пылу боевого азарта забывал о своих прямых обязанностях командира крупного соединения или даже объединения, который должен руководить вверенными ему войсками, а не уподобляться рядовому бойцу. Это обычно приводило к негативным последствиям. Наглядным тому подтверждением служат сражения при Денневице или Ватерлоо.

Ней не был тщеславным человеком, хотя больше всего на свете ценил военную славу и относился к ней очень ревниво. Например, в 1805 году под Ульмом, находясь в самой гуще сражения, он ответил адъютанту императора, прибывшему с сообщением о подходе подкреплений: «Скажите его величеству, что мы не делим славу с кем бы то ни было!» Будучи потомственным простолюдином, Ней искренне не понимал, как можно, не имея никаких личных заслуг, кичиться знатностью происхождения или заслугами своих предков, их чинами и титулами.

Особенно громкую славу Ней снискал во время похода 1812 года в Россию, несмотря на его трагический финал. Своей доблестью он тогда превзошел всех других маршалов. Даже вечно недовольный Даву, с которым у Нея к тому же были довольно напряженные отношения, не мог скрыть своего восхищения его стойкостью в столь отчаянной обстановке, которая сложилась во время отступления наполеоновской армии из России в конце 1812 года.

Когда началась Великая французская революция, Нею было всего 20 лет, и он только начал службу рядовым солдатом-кавалеристом королевской армии. Однако очистительный ветер революции, разметавший до основания старые, вековые порядки, открыл перед такими, как он, молодыми, но честолюбивыми выходцами из народа широкие перспективы. Их нужно было только реализовать. И сын бочара с этим справился успешно. Реализации его устремлений в решающей степени способствовали начавшиеся весной 1792 года Революционные войны Франции против 1-й коалиции европейских монархических государств, поставивших своей целью силой оружия подавить революцию во Франции и восстановить в ней старые порядки («загнать быдло в скотные дворы»). В число защитников революционных завоеваний французского народа одним из первых встал и молодой гусар Мишель Ней. Проявив выдающуюся храбрость и большое мужество на полях сражений за свободу и независимость своей Родины, гусарский вахмистр Ней уже через полгода получает офицерские эполеты, о которых до революции не мог даже и мечтать. Незаурядные военные способности, проявившиеся у бывшего гусарского вахмистра, способствуют его быстрому продвижению по служебной лестнице. Через 2 года он уже полковник. Проходит еще около двух лет, и сын бочара становится генералом республиканской армии. Было ему в ту пору всего 27 лет. А в 30 лет Ней получает чин дивизионного генерала – высшее воинское звание в армии республиканской Франции. Таким образом, за 7 лет он проходит путь от гусарского вахмистра до дивизионного генерала. Но и это еще не предел в его блистательной военной карьере – в 35 лет он становится маршалом Франции. Взлет феноменальный! Такие встречаются только в периоды эпохальных потрясений, каковыми являлись Великая французская революция и последующие за нею Революционные войны. Выдающиеся заслуги на бесчисленных полях сражений принесли Нею громкую боевую славу и широкую известность. Он становится одним из ближайших боевых соратников Наполеона, участвует во всех его походах. За доблестную службу во славу его империи Наполеон щедро осыпает своего боевого сподвижника всевозможными милостями и наградами. Из рук своего императора, которому он служит верой и правдой, Ней получает титулы герцога, а затем и князя (принца Империи), становится одним из богатейших людей Франции.

Политикой Ней никогда особо не интересовался и, более того, откровенно ее сторонился, хотя в молодости и придерживался республиканских взглядов. Он всегда считал основным своим принципом «исполнение солдатского долга». От своих подчиненных требовал ревностного исполнения служебных обязанностей и неукоснительного следования законам воинской чести. Когда после термидорианского переворота 1794 года в армии резко ослабла воинская дисциплина (революционная армия превратилась в республиканскую, и все революционные принципы были отброшены) и воцарилась «революционная» анархия, Ней твердой рукой наводил воинский порядок в своем полку, а затем в бригаде. И ему это в значительной мере удалось. В то же время он с пониманием относился к разного рода человеческим слабостям и нередко проявлял снисходительность к провинившимся. Своих ближайших подчиненных Ней держал на расстоянии и никаких фамильярностей, свойственных эпохе Революции, обычно не допускал. Даже своих адъютантов за свой стол он никогда не приглашал.

В первые годы своей военной карьеры Ней довольно трезво оценивал свои военные способности. Так, в конце 1794 года он демонстративно отказался от звания бригадного генерала, к которому был представлен, считая, что такой высокой чести он еще не заслужил. В годы своей офицерской молодости Ней вообще отличался революционной скромностью. Да и впоследствии еще долгие годы он не забывал о ней. В 1799 году Ней пытался отказаться даже от временного командования армией, сославшись на недостаток своих военных способностей. В письме Директории, обосновывая свой отказ, он писал: «Учли ли вы недостаточность моих военных способностей, чтобы доверить мне столь высокую должность?» Но тогда с его мнением не посчитались.

Несмотря на свою верную службу под знаменами Наполеона, убежденным бонапартистом Ней никогда не был. Приверженность республиканским идеалам, хотя и смутная, в его подсознании сохранялась всегда, так же, как и ненависть к деспотии, в какой бы форме та ни выступала. В частности, он твердо был убежден, что служит прежде всего своему Отечеству, а не человеку, в данный момент его возглавляющему, будь то хоть первый консул, хоть император или король. Отсюда и его убежденность в своей невиновности в 1815 году, ведь Отечеству он не изменял и даже сражался за него на полях Бельгии.

Вера в гений Наполеона и его счастливую звезду впервые у «храбрейшего из храбрых» поколебалась после катастрофы 1812 года и гибели в России Великой армии. Окончательно она пошатнулась после сокрушительного поражения Наполеона в «битве народов» под Лейпцигом в октябре 1813 года. Нею стало ясно, что войну против объединенных сил всей Европы Наполеону не выиграть, тем более что все союзники покинули его, а людские ресурсы самой Франции были уже до предела истощены, на пополнение в армию уже призывали почти детей. Нужно было немедленно заключать мир с державами коалиции, располагающими огромным превосходством в силах, но император не желал идти ни на какие уступки союзникам, не хотел и слышать об отказе от своих завоеваний. И война продолжалась.

В январе 1814 года вражеские армии, впервые после 1792 года, вторглись на территорию Франции. Ней, как и другие маршалы, все еще по привычке продолжает беспрекословно повиноваться императору, хотя и полностью разделяет недовольство высшего командования французской армии его внешней политикой. Самоотверженно сражаясь с вторгшимся на родную землю врагом, он делает все от него зависящее для спасения Империи и устранения нависшей над Отечеством угрозы. Однако бесперспективность борьбы становится все более очевидной, и его раздражение политикой императора продолжает нарастать. Этому способствуют также происки явных и тайных врагов императора, настойчиво внушавшим его соратникам, что спасение Франции заключается только в отстранении Наполеона от власти. Ядовитые семена вражеской пропаганды падают на благодатную почву.

Понимая, что дело Наполеона обречено и крушение его империи неизбежно, несколько маршалов, возглавлявших главные силы наполеоновской армии, среди которых были и Ней, после сдачи Парижа (31 марта 1814 года) решили потребовать от императора отречения от престола. Под благовидным предлогом спасения Франции от ужасов вражеского нашествия заговорщики преследовали и свои корыстные интересы. Путем предательства своего повелителя они стремились сохранить положение и обеспечить свое будущее при новом режиме, который будет установлен победителями после падения Наполеона. На роль человека, способного открыто предъявить императору ультиматум с целью заставить его отречься от престола, заговорщики избрали известного своей смелостью и решительностью, но совершенно не искушенного в политике маршала Нея. Его должны были поддержать другие маршалы. Эту неблаговидную задачу Ней выполнил. Его просто использовали как орудие для достижения своих политических целей люди, которые уже давно плели заговоры против Наполеона (Талейран, Фуше и другие). Преданный своими маршалами Наполеон вынужден был отречься от престола. «Бунт маршалов» застал его врасплох, и он сдался почти без сопротивления. Что касается измены Нея королю весной 1815 года, то она, по всей вероятности, произошла не вследствие вероломства его характера, а скорее всего из-за отсутствия такового. Маршала увлекли его подчиненные, и он не смог устоять в сложившейся ситуации. Измена Бурбонам и переход на сторону Наполеона явились для самого Нея полной неожиданностью.

Ней был рослым, крепким, физически сильным, на редкость выносливым и неутомимым человеком. Отличительными чертами его прямого, вспыльчивого, хотя и отходчивого характера являлись неистовый темперамент, чрезмерное самолюбие и поразительное упрямство. В целом же это была далеко неоднозначная и довольно противоречивая личность. Среди солдат был известен под прозвищем «Рыжий». И еще одна интересная деталь. Будучи эльзасцем по происхождению, Ней до конца жизни сохранил в своей речи немецкий акцент. По существу, как и Лефевр, он был полуфранцузом, полунемцем, но при этом, что особенно любопытно, откровенно не любил немцев. Известны его многочисленные резкие отзывы о них. Ней довольно низко оценивал боевые качества немцев, причем дело нередко доходило до прямых оскорблений. Никакие выговоры Наполеона не могли изменить негативного мнения маршала о союзниках. Неприязнь к немцам проявлялась у него даже и на бытовом уровне.

Суровый воин, проведший почти всю свою сознательную жизнь в боях и походах, Ней, как это ни покажется странным, был страстным любителем музыки, литературы и искусства. Он сам хорошо играл на флейте, собрал обширную библиотеку и большую коллекцию произведений искусства. Его любимыми авторами были Корнель, Мольер, Вольтер и Бомарше. Очень ценил военную литературу. Еще будучи в Швейцарии, Ней первым безошибочно разглядел в простом часовщике талант будущего знаменитого военного писателя и теоретика А. Жомини. Пригласив швейцарца на французскую военную службу, он зачислил его в свой штаб. В дальнейшем Жомини в течение многих лет являлся одним из ближайших боевых сподвижников маршала, дослужился до генеральского чина. Залы замков в поместьях Нея и его роскошного парижского особняка украшали около 100 картин старинных мастеров, вывезенных в качестве трофеев из различных стран.

Слава и богатство не вскружили голову Нею, не сделали его чванливым и заносчивым нуворишем. Подтверждением тому служит такой характерный пример, кстати, один из многих. Однажды в Германии маршал присутствовал на официальном приеме, завершившемся устроенным по этому случаю обедом. Рядом с ним оказался один из владетельных германских принцев, которому прислуживал лакей. Присмотревшись к лакею, маршал вдруг воскликнул: «Ты ли это, Фредерик?» И тут же пояснил присутствовавшим, что встретил своего давнего сослуживца по гусарскому полку. Сиятельный принц оказался в крайне неловком положении. Получалось, что его слуга является чуть ли не другом маршала Франции! Немец тут же под каким-то предлогом выпроводил слугу из залы. Но Ней на этом не успокоился. Оставив застолье с важными персонами, он бросился на кухню. Разыскав там старого товарища, маршал обнял и расцеловал его, дал ему денег и предложил свое покровительство…

Ней закончил свой жизненный путь в расцвете сил, когда ему не исполнилось еще и 47 лет. Уцелев в огне бесчисленных сражений, он пал, сраженный французскими пулями, погиб от руки тех самых французских солдат, которых бесстрашно водил к победам более 20 лет, с которыми праздновал не только радость побед, но и разделял горечь неудач; солдат, которые когда-то восхищались своим маршалом и беспредельно верили ему. Казнь Нея свершилась вопреки акту о капитуляции Парижа, заключенному французским командованием с представителями союзников, один из пунктов которого гарантировал Нею право свободного выезда за границу. В силу своей политической наивности «храбрейший из храбрых» не считал себя в чем-то виновным перед Францией и ее народом. Но он не учел злобной мстительности роялистов, не остановившихся ни перед чем, чтобы покарать «предателя». Маршал Ней стал одной из многочисленных жертв «белого террора», развязанного роялистами в стране сразу же после 2-й Реставрации Бурбонов.

Находясь на острове Св. Елены, Наполеон из доставленных ему в ссылку с большим опозданием газет узнал о суде над Неем. Экс-император был очень удивлен странной, на его взгляд, позицией, избранной на суде обвиняемым. Как сообщали газеты, Ней не признавал себя виновным в измене Бурбонам, ссылался на разного рода обстоятельства, заверял пэров в своей преданности королю и т. п. Все эти попытки своего бывшего соратника оправдаться Наполеон назвал глупостью. При такой защите, пояснил он, Ней не спасет своей жизни, а свою честь потеряет. Он оказался прав. Когда на далекий остров пришла весть о казни Нея, Наполеон холодно заметил, что тот получил по заслугам. «Никто не должен нарушать данное слово. Я презираю предателей. Ней обесчестил себя», – пояснил свою мысль бывший император. Давая там же, на острове Св. Елены, оценку Нею как военачальнику, Наполеон высказался так: «Ней – храбрейший человек на поле битвы, но вот и все». Его мнение о Нее как о личности: «Ней был человеком храбрым. Его смерть столь же необыкновенна, как и его жизнь. Держу пари, что те, кто осудил его, не осмеливались смотреть ему в лицо». В другой раз он высказался более определенно: «Участь Нея и Мюрата меня не удивила. Они умерли геройски, как и жили. Такие люди не нуждаются в надгробных речах».