Текст книги "Игра, или Невероятные приключения Пети Огонькова на Земле и на Марсе"
Автор книги: Борис Карлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 34 страниц)
Кое-что можно выловить даже в Неве, если иметь достаточный запас времени и терпения
Вечером того же дня на набережной возле Охтинского моста стояли два рыболова. Вернее, удочка была только у одного, а другой дядя стоял рядом просто так, для компании. Поймать в Неве что-нибудь вообще трудно, а сегодня не везло вчистую: полиэтиленовый пакетик, предназначенный для пары-другой мелких рыбешек, так и не пришлось вынимать из кармана. Говорили они мало, а все больше молчали и смотрели на темную, влекомую мерным течением, воду. Приходили они сюда, конечно, не ради улова, а ради, как это они сами называли, «моциона».
– Степаныч, кажется, у тебя клюет, – сказал первый не то в шутку, не то всерьез.
– Ну-ка, ну-ка… – нацепил очки второй.
– Нет, показалось.
– А-а…
Помолчали еще минут десять.
– Слушай, Степаныч, – снова подал голос первый, – не пора ли нам того, по домам? Темнеть скоро начнет, да и ветерок…
– Погоди, надо Черномырдину хоть что-нибудь достать.
– Куда ему, он и так здоровый.
– Ну, не скажи. Порода такая, что килограмм двадцать может набрать.
– Сколько-сколько? Да таких котов в природе не бывает, двадцать килограмм… Это ты загнул, Степаныч. Лучше Чубайса своего подкорми, а то скоро будет под дверью пролезать.
– Ничего, этот не пропадет. Я его вообще больше кормить не буду.
– А чего так?
– Так ведь эта рыжая морда на прошлой неделе со стола на кухне мясо стащила. Парную вырезку…
– Гляди!
– Чего?
– Тяни, тяни!
Степаныч потянул, удочка изогнулась дугой, и над водой закачался во всей своей красе «Кашалот». Общими усилиями рыболовы вытащили находку и, уложив на гранитный парапет, стали разглядывать.
– Вот так штука, – сказал первый рыболов. – Такая, наверное, больших денег стоит. Ты ее, Степаныч, не торопись никому отдавать, не продешеви.
– По телевизору сегодня что-то такое показывали, – вспомнил второй. – Детишки модели запускали, так одна, наверное, уплыла. Если хозяин найдется, пусть забирает, я денег не возьму. А нет – так пускай внук играет, он такие штуки любит, все что можно в доме уже переломал.
– Смотри, смотри, там внутри штурвальчик маленький, и рычажки…
– Ладно, пошли. Черномырдину, видать, сегодня не повезло.
– А я бы за такое вообще прибил.
– Кого?
– Да этого, Чубайса твоего, за мясо. Рыжие они все наглые. Если бы у меня рыжая котяра что-нибудь со стола стащила, хоть шкурку от колбасы…
И приятели, неспешно болтая о том, о сем, побрели к дому. Подводную лодку Степаныч держал под мышкой словно полено.
Петя давно проснулся и все слышал. За Володарским мостом сели батареи, мотор заглох, и «Кашалот» медленно несло течением обратно, в сторону залива, пока тросик радиоантенны не зацепился за леску рыболова. Когда лодку вытаскивали из воды, пришлось покувыркаться, а теперь он смотрел через стеклышко наружу, пытаясь понять, куда его несут.
Улица была как назло незнакомая, а таблички на глаза не попадались.
Степаныч распрощался с приятелем, зашел в парадную и поехал вверх на лифте. По обрывкам разговора Петя знал только то, что в квартире, куда его везут, есть какой-то вредный мальчишка, который все ломает, и два кота с диковинными прозвищами, один из которых скоро будет весить двадцать килограмм, а другой ворует сырое мясо.
На Славика Подберезкина он уже не сердился и был бы не прочь, чтобы его забрали из этой опасной квартиры вместе с лодкой. «Надо как можно скорее добраться до телефона», – решил он после некоторого раздумья.
10Вынужденное бегство
Поднявшись к себе, Степаныч оставил находку на подоконнике в кухне, заварил чайку и ушел в комнату смотреть телевизор. Как только он скрылся, тершиеся о его ноги и слушавшие его ворчливую отповедь коты запрыгнули на подоконник и принялись обнюхивать незнакомый предмет. Так же как рыба, которую приносил хозяин, он пах невской водой. Петя настороженно следил за ними через стеклышко.
Черный и вправду оказался непомерно огромным и толстым. Маленькому Пете он вообще казался каким-то динозавром величиною с гору. Рыжий выглядел по-спортивному и все время воровато стрелял глазами по сторонам. В общем, приятного было мало.
Время шло. Какая-то женщина громыхала кастрюлями, коты уходили и снова внезапно появлялись; покидать лодку в таких условиях было опасно.
Вот дверь кому-то открыли, и минуту спустя с криками «где! где!..» влетел стриженный мальчуган лет девяти. Он схватил лодку и в восторге начал крутить ее так и сяк. Петя внутри закувыркался, цепляясь за что попало.
Не удовольствовавшись внешним осмотром и не сумев ногтем и консервным ножом отковырнуть крышку люка, мальчишка выбежал из кухни, что-то бормоча про инструменты.
«Сейчас начнется, – с тревогой подумал Петя. – Сначала он разломает лодку, а потом примется за меня. Ну уж дудки.»
Воспользовавшись тем, что поблизости в эту минуту не было ни котов, ни хозяйки, Петя быстро выбрался из лодки. В коридоре уже слышались шаги и голос малолетнего вандала. Имея кое какой опыт хождения по карнизам, Петя ступил на жестяной подоконник, а с него на каменный выступ. И вовремя: изнутри послышалось яростное сопение и треск вскрываемого «Кашалота».
Следующее окно оказалось закрытым. В комнате за столом сидел пожилой мужчина и пил чай с баранками. Наверное, тот самый рыболов, благодаря которому лодку не унесло в залив, тогда поминай как звали. Мысленно поблагодарив Степаныча, Петя двинулся по опасному выступу к следующему окну.
Глава третья
МУКИ ТВОРЧЕСТВА
1Взаперти – Страдания молодого художника – Кровавое убийство, совершенное в полночь
Следующее окно было приоткрыто, и Петя, не задумываясь, юркнул внутрь комнаты.
Не смотря на царивший здесь беспорядок – рулоны бумаги, обрезки, стопки книг и альбомов, разбросанные повсюду краски и карандаши, даже приютившуюся на столе у окна клетку с хомяком – Петя сразу приметил на полу телефонный аппарат.
В комнату вошел средних лет мужчина в очках. Он, похоже, куда-то торопился и бормотал рассеянно: «Так, так, так, не забыть… вода, корм… документы, деньги, ключи…»
Он подошел к клетке, засыпал в автоматическую кормушку пачку крупы, залил воды, поговорил с хомяком, погладил его по спинке и поднял с пола плотно уложенный рюкзак. Поставил рюкзак на подоконник (так, что Петя едва успел отскочить), пролез в лямки, распрямился, похлопал себя по карманам, звякнул ключами, подошел к дверям, огляделся напоследок, вернулся к окну, прикрыл створки и щелкнул шпингалетом, не заметив вжавшегося в уголок крошечного мальчика.
– Ну, кажется, все… – проговорил он задумчиво.
Затем хлопнула дверь, а через пару секунд еще одна, где-то далеко.
Стало тихо. Только хомяк возился в своей клетке, да голуби курлыкали где-то под крышей.
Петя осторожно спустился на пол и подбежал к телефону. Увы! Сколько не нажимал он ногами на податливые кнопки, плавно опускавшиеся под его весом, трубка молчала. Только теперь он обратил внимание на пачку квитанций, торчащих из-под аппарата. Увы, увы! Вот уже неделю телефон был отключен за неуплату.
Квартира с неработающим телефоном Петю совершенно не интересовала, и он полез обратно на подоконник.
Увы! Увы! Увы! Окно было закрыто, дорога обратно на карниз была для него надежно отрезана.
Снова спустившись на пол, Петя бросился к выходу, уже предчувствуя нехорошее.
И точно: в щелку под просевшей дверью он сумел просунуть разве что ладошку…
Итак, он оказался взаперти, без связи с внешним миром. Оставалось надеяться, что хозяин ушел ненадолго, что он вернется сегодня или хотя бы завтра… Но сегодня день уже клонился к вечеру, и «г-н Бекетов Андрей Васильевич», как настойчиво обращались к нему в письмах с телефонной станции, мог уехать со своим рюкзаком дня на два, три, а то и больше…
«Нет, нет! – отмахнулся Петя от такого предположения. – Конечно же он вернется сегодня или завтра. Ну, в крайнем случае, послезавтра. А иначе… что же со мной будет?..»
* * *
Самые худшие опасения Пети Огонькова, о которых он и думать-то боялся, именно они соответствовали действительности. Бекетов Андрей Васильевич или, как называли его друзья и коллеги по работе, просто Бекеша, в это время уже сидел в электричке и мчался в Приморском направления к себе на дачу.
За окном сменялись привычные картинки, но Бекеша рассеянно смотрел мимо них вдаль и старался мысленно подготовиться к осуществлению главной цели своей поездки.
Этой целью был творческий прорыв, который он намеревался совершить в течение недели специально взятого за свой счет отпуска.
Прорыв был нужен ему для решительного перелома в собственной жизни, которая, как ему казалось, зашла в безнадежный и застойный тупик.
На студии мультипликационных фильмов, где работал Бекеша, вот уже год не происходило ничего интересного. Не было успешного проката уже сделанных фильмов, не было достойных идей на будущее. Сам же Бекетов приближался к возрасту, который принято считать знаковым, и в свои без малого тридцать три года он еще не сделал ничего такого, что бы могло остаться по большому счету после него.
Он не построил дом, не родил сына, не посадил дерево.
Он вообще жил на всем готовом, оставшемся от родителей, которые переехали в другой город.
Поспешно и необдуманно женившись, он развелся, так и не успев обзавестись детьми. Дерево он тоже не посадил и, мало того, основательно запустил свой дачный участок в престижной курортной зоне, который весь зарос черт знает чем.
После унизительной, разгромной рецензии на его последний мультфильм, Бекеша решил собрать в кулак всю свою волю и талант и совершить прорыв. Он решил придумать такого рисованного героя, который бы сразу сделал его, создателя этого персонажа, богатым и знаменитым. Как это, к примеру, случилось с Уолтом Диснеем, когда тот выпустил на экраны Микки Мауса.
Разумеется, Бекеша понимал, что такие удачи приходятся одна на сто лет, но он был полон решимости и находился в отличной творческой форме. К тому же, в конце концов, эти пресловутые сто лет уже закончатся через какие-нибудь шестнадцать…
Молодой художник сошел на перрон, пропустил гудящую электричку и зашагал по главной улице дачного поселка, с удовольствием вдыхая запах моря и соснового леса. Здороваясь мимоходом, он добрел до своего участка, через лужи допрыгал до крылечка и при помощи топорика разобрал доски с заколоченной двери.
В доме было холодно, затхло и сыро. Бекеша настежь растворил окна, затопил печку и начал обживаться.
* * *
На небо выползла полная луна, и космические вихри закружили вокруг нее хороводы разноцветных звездочек. Основательный, грузный жук-водолюб Пантелеймон Иванович Расторгуев вылез из салона автомобиля и неспела поднялся по ступенькам своего загородного особняка.
Швейцар принял у него пальто и шляпу. С диванчика поднялась и застыла, глядя на хозяина, горничная.
– Подай мне чаю в кабинет, Аннушка, – устало проговорил Пантелеймон Иванович.
– Вам нотариус звонил, велел передать, что будет завтра утром, как вы договаривались.
– Хорошо.
Расторгуев прошел к себе в кабинет, задернул плотные шторы, уселся за письменный стол спиною к окну, откинул голову и прикрыл глаза.
Его торговый дом, занимавшийся импортом элитной пушнины, оказался на грани полного разорения. Ряд нелепых случайностей и просчетов в короткий срок привел к потере большей части его активов. Сегодня к полуночи должно было встать на разгрузку судно с партией особо ценного и редкого меха гусеницы-шелкопрядки. В этот груз Расторгуев вложил весь свой оставшийся капитал и столько же занял под вексельные обязательства. Если пушнина завтра же не будет выставлена на продажу, у него не останется ничего, он не сможет рассчитаться с долгами и тогда… Рука его потянула за ключ верхний ящик стола и там, в глубине, матово блеснул корпус револьвера.
В дверь постучали, вошла горничная с подносом. Она молча поставила перед хозяином чайные принадлежности и хотела выйти, но Расторгуев ее удержал, взяв за лапку.
– Погоди. Не обижайся на меня, Аннушка, день сегодня тяжелый.
– Барыня хотела, чтобы вы к ней зашли.
– Да что барыня… Какая она барыня без моих капиталов. Ты одна только у меня и осталась.
– Так уж.
– Верно тебе говорю. С тех пор как свою первую похоронил, только к тебе у меня душа и лежит.
– Зачем же вы на молодой женились? Вот меня бы и узаконили, если любите.
Расторгуев отпустил ее и вздохнул:
– Не я хотел. Общество проклятое свои законы диктует.
– Да уж конечно, нас за жуков не считают, наше дело «чего изволите».
Аннушка пошла к дверям.
– Постой, – Расторгуев снял с себя золотое кольцо с бриллиантом. – Вот возьми. Если нужда случится – продай, не жалей. В Перекупном переулке живет один листоед, Гурвич его фамилия, он тебе правильные деньги за эту вещицу даст.
– Вы что же, барин, – Аннушка прыснула слезами в передничек, – вы что же, меня прогнать хотите?
– Не прогнать, дура. Я сам, может быть, того, уеду навсегда.
Горничная сделала круглые глаза, всплеснула лапками, но тут зазвонил телефон, барин вздрогнул, побледнел и сделал ей знак удалиться. Он ждал и боялся этого звонка.
– Да, слушаю…
– Хозяин, все пропало, это конец! – послышался взволнованный голос управляющего с того конца провода. – Штормовое предупреждение огласили слишком поздно – весь груз, весь, до единой пушинки пришел в негодность. Все пропало, хозяин, все пропало!..
– Хорошо, я понял.
– Почему у вас такой голос, хозяин! Не делайте глупостей, прошу вас, еще можно взять кое-какие кредиты…
– Поезжайте домой, Красавцев, вы сделали свою работу.
Расторгуев повесил трубку.
Он был готов к этому известию и знал, что теперь делать.
Он выдвинул верхний ящик стола и достал из него тяжелый восьмизарядный револьвер. Положил его возле себя и взял лист бумаги. «В моей смерти прошу никого не винить», – вывел он аккуратно, расписался и обмакнул написанное пресс-папье.
Теперь все.
Он приставил револьвер к виску, на мгновение замер…
Но тут ветер с треском распахнул окно. Расторгуев вскочил, захлопнул окно и вернулся на свое место.
Но что это? Револьвера на столе не было.
Пантелеймон Иванович растерянно огляделся, недоумевая, потянулся к звонку… И тут из темного угла кабинета выступила фигура.
– Это вы? – удивленно сказал Расторгуев. – Почему вы здесь? Зачем вы взяли револьвер?
Ответа не было, послышался звук взводимого курка.
– Что вам нужно? Не смейте, не подходите ко мне!..
Раздался выстрел, голова несчастного откинулась назад, он быстро-быстро зашевелил лапками, грудью навалился на стол и замер.
Убийца торопливо вложил ему в правую верхнюю лапку револьвер, раскрыл настежь окно и перелез через подоконник. Ворвавшийся свежий ветер взметнул и разбросал по полу стопку деловых бумаг.
Часы по всему дому начали бить полночь.
2Всего несколько правильных округлых линий… – Элегантный жук-сыщик начинает действовать
Проснувшись на другой день утром. Бекеша некоторое время лежал, с удовольствием слушая шорох ветвей на верхушках сосен, пение птиц и отдаленный рокот прибоя. Что ни говори, а хорошо на даче.
Он позавтракал консервами, заварил кофе покрепче и сел за письменный стол.
Еще вечером он здесь все удобно разложил для плодотворной работы: стопки бумаги, остро отточенные карандаши, наборы фломастеров, ручки, резинки, линейки, лэптоп, справочная и вспомогательная литература – все в нужный момент должно было оказаться под рукой, дабы какая-то досадная проволочка не могла прервать полет его творческой мысли.
Бекеша положил перед собой чистый лист бумаги, взял карандаш с мягким грифелем, дающим яркую, отчетливую, убедительную линию, и застыл, готовый опустить кончик карандаша на бумагу, едва только Муза коснется его своим легким дыханием…
Однако время шло, а бумага оставалась чиста.
Просидев минут двадцать и с неудовлетворением отметив, что в голову лезет только не относящаяся к делу чепуха, Бекеша начал в раздражении рисовать звездочки, квадратики и кружочки. Они получались емкими, красивыми, выразительными…
Скомкав и отбросив бумагу, он поднялся и зашагал взад-вперед по комнате. «Пожалуй, надо прогуляться. – сказал он себе. – Это, наверное, резкая перемена обстановки действует мне на нервы. Погуляю часок-другой, и все встанет на свои места».
На берегу залива Бекеша встретил двух знакомых дачниц и разговаривал с ними до обеда. Тот факт, что он развелся со своей женой, девушек чрезвычайно заинтересовал, и они его ни за что не отпускали, расспрашивая обо всем в подробностях.
После обеда молодого художника сморил сон, и он проболтался в гамаке до вечера, не пытаясь сопротивляться этой вызванной переменой обстановки потребности организма.
Солнце уже наполовину погрузилось в воды залива, когда Бекеша, совершенно обалдевший, чувствуя в голове какую-то вату, выбрался из гамака. Теперь он испытывал сильнейшее желание себя поколотить. Вот уже сутки он находился здесь в «творческой командировке», и за это время только ел, пил и спал, а также тратил время на глупую, бесполезную болтовню.
Бекеша треснул себя кулаком по лбу, взвыл, окунул голову в бочку с дождевой водой, встряхнулся как собака и решительно направился к электроплитке. Дав себе слово не ложиться спать, пока работа не принесет ощутимых результатов, он заварил себе крепчайшего кофе, сел за стол и злобно стиснул в пальцах карандаш.
* * *
Приятной наружности жук-крастотел Максимилиан Петрович Н-ский, мужчина с щегольскими усиками и едва заметным шрамом на усталом лице, снял цилиндр, бросил в него две пары белоснежных перчаток и, протяжно зевнув, принялся стаскивать с себя элегантные лаковые туфли.
Максимилиан Петрович не был богатым бездельником; он служил в полиции, в отделе по расследованию убийств, и работа у него бывала порою очень даже тяжелая и рискованная. Он был хотя и молодой жук, но успел побывать на военных действиях и привык ко всему. Друзья и коллеги называли его просто Макс.
Сегодняшний покер затянулся далеко заполночь, за это время бумажник нашего героя, увы, успел заметно похудеть. Настроение было прескверное, а до звонка будильника оставалось не более четырех часов.
Наспех приняв душ, Макс надел пижаму, хорошенько завернулся в одеяло, начиная согреваться, протянул лапку к выключателю светильника… и в это самое мгновение телефон отвратительно задребезжал. Предчувствуя, что несколько часов спасительного сна летят к черту, он снял трубку.
– Господин обер-лейтенант, это вы?
– Ну, что…
– Говорит дежурный по Управлению. Несколько часов назад у себя в загородном доме застрелился купец первой гильдии Пантелеймон Расторгуев.
– А я тут при чем?..
– Я понимаю, господин обер-лейтенант, что вы из отдела по расследованию убийств, но господин начальник Управления велел вам передать, чтобы вы все-таки поехали на место и все проверили. Фигура, он говорит, слишком заметная. Знаете, как это бывает: сегодня водолюб застрелился, а завтра в газетах пишут, что его прихлопнул родной племянник из-за выигрышного лотерейного билета…
– Ладно, хватит болтать, я все понял. Там ничего не трогали?
– Сержант из тамошнего околотка следит, чтобы не трогали.
– Когда он умер?
– Выстрел раздался в полночь, доктор тоже подтверждает это время.
– В полночь? Почему же вы раньше…
– Я уже звонил вам несколько раз, господин обер-лейтенант, но только ваш денщик все время говорил, что вы на особо секретном задании, а когда вернетесь, он не знает…
– Хорошо, я сейчас же еду.
Макс свесил ноги с кровати и зевнул так, что заболели челюсти.
– Кузьма! – окликнул он денщика, спавшего в прихожей на сундуке. – Кузьма!..
Появился взъерошенный ординарец, сметливый жук карапузик, большой лентяй и любитель поспать. Глаза у него были полузакрыты, со сна он плохо соображал и хватался за притолоку.
– Ты почему не доложил, что мне звонили, харя бессовестная!
– Еще не успел доложить, господин обер-лейтенант.
– Скажи лучше – спал.
– Никак нет, господин обер-лейтенант.
– Как же нет, если я мимо тебя проходил.
– Задумался, господин обер-лейтенант.
– Ладно, еще поговорим, одевайся. Ты, кстати, вот что запомни, мыслитель: здесь не казарма и военные действия уж год как закончились. И если я одет не по форме, то я не «господин обер-лейтенант», а просто Максимилиан Петрович. Если я в штатском, но при исполнении – я для тебя «господин старший инспектор». Все понял?
– Так точно… господин старший инспектор.
– Почему же сейчас инспектор, болван?
– Так ведь, надо полагать, что мы сейчас уже при исполнении, коли господин дежурный по Управлению до вас все-таки дозвонился.
Макс попытался посмотреть на ординарца как можно строже, но это вышло не достаточно убедительно.
– Ладно, я с тобой еще поговорю. Оделся? Спускайся вниз, заводи мотор и жди меня в машине. Да рожу умой и причешись, в приличный дом едем!.. – крикнул он уже вдогонку Кузьме.
Макс надел бежевый шерстяной костюм в клетку, мягкую кепку, тщательно выколотил трубку и сунул ее в наружный карман. Прихватив кожаные шоферские перчатки с раструбами и очки-консервы, он поспешил на улицу, где перед входом уже стоял фыркающий автомобиль с открытым верхом.