Текст книги "Игра, или Невероятные приключения Пети Огонькова на Земле и на Марсе"
Автор книги: Борис Карлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 34 страниц)
Тучи сгущаются. – Дьявол в милицейских погонах. – Новый стиль работы Главного управления
Встреча у трапа самолета произвела на Яблочкина и Мушкину гнетущее впечатление. Еще хуже им сделалось в кабинете генерала Потапова. Всегда бодрый и жизнерадостный, Михал Михалыч выглядел сегодня очень нездоровым: лицо его приобрело сероватый оттенок, голос звучал по-старчески слабо, глаза смотрели тускло и безжизненно.
Минувшей ночью у Потапова вдруг разболелась печенка. Потом началась головная боль и тошнота. К утру, едва он начал засыпать, наглотавшись таблеток, словно кто-то кинжалом ударил в его желудок.
Приняв лошадиную дозу обезболивающего, он все-таки пришел в положенное время на службу, потому что с нетерпением ждал встречи с прибывшими из Южной Америки героями. К тому же он ни разу еще не видел Петю Огонькова – ни большим, ни маленьким.
И вот теперь, когда все трое оказались в его кабинете, у Потапова страшно, до рези в глазах, болела голова. А ведь еще вчера он был совершенно здоровым и бодрым человеком.
– Михал Михалыч, вы плохо себя чувствуете? – вместо доклада встревожено воскликнул Яблочкин, едва только увидел командира.
Развалившийся в кресле и закуривший папиросу Мракобесов раздраженно гаркнул:
– Лейтенант Яблочкин, вы не на завалинке! Извольте соблюдать устав и субординацию!
Что-то быстро менялось в Главном Управлении петербургской милиции.
Яблочкин вытянулся по стойке «смирно» и отрапортовал:
– Товарищ генерал-полковник, лейтенант Яблочкин по вашему приказанию прибыл…
– Не надо, – слабо выговорил Потапов. – Не надо официально. Садитесь сюда к столу. А где же мальчик? Я его не вижу…
Вместо ответа Яблочкин и Мушкина стали выразительно смотреть на Мракобесова. Тот зловеще произнес «так-так», поднялся и, поскрипывая сапогами, вышел из кабинета.
* * *
Мракобесов спустился в Секретный отдел, прошел по коридору и закрылся в своем кабинете. Затем он отворил проход в свою расположенную за шкафом секретную лабораторию и приблизился к своему сатанинскому «алтарю».
Восковая фигурка была истыкана иглами в областях спины, живота и головы. Мракобесов взял последнюю иглу, обмакнул ее конец в пузырек, поднес к левой части груди фигурки… но передумал, обтер иглу и положил обратно в коробочку.
– Рано, – прошептал он. – Дадим ему еще час. Необходимо послушать, что рассказывают эти поразительно везучие молодые люди.
Мракобесов вышел из лаборатории, сел за стол и включил компьютер. На экране появился кабинет Потапова, послышались голоса.
Яблочкин рассказывал, как глупо он попался, как висел на цепи, которая била его током, едва его ноги касались пола, как Шульц усадил его в пыточное кресло, и как неожиданно подоспела ему на помощь курсант Мушкина, облаченная в комбинезон-невидимку.
Потом Мушкина рассказала, как она проникла незамеченной в фашистское логово и освободила Яблочкина. А дальше они вместе рассказывали, как на протяжении четырех суток были призраками пещерного города, обследуя по ночам его внутреннее устройство. Как нашли Петю Огонькова, как перепутали все склянки в лаборатории и, наконец, как пытались захватить в плен самого Гитлера, засунув его в бумажный пакет из-под муки. По большому счету этот эпизод героев не красил, и Яблочкин скомкал его, совсем не упомянув Фриду с ее сногсшибательной шваброй.
Затем Петя Огоньков рассказывал о своих похождениях, а Потапов смотрел на него через лупу, слегка приоткрыв рот. Ему то и дело приходилось принимать горстями разноцветные шарики обезболивающих таблеток и пить крепчайший кофе чашку за чашкой, чтобы внимание не рассеивалось.
Секретарь доложил, что в приемной Славик Подберезкин и Маринка Корзинкина. Потапов сказал «пусть заходят».
– Теперь, – обратился он к Пете Огонькову, – необходимо подготовить твою встречу с родителями. Сначала с ними поработает наш психолог, а потом они заберут тебя домой.
Петя смиренно молчал; продолжать скрываться от родителей больше не имело смысла.
Мракобесов захлопнул компьютер и резко поднялся из-за стола. Он услышал все, что хотел, и теперь не должен был медлить ни секунды. Приблизившись к «алтарю», он достал из коробочки иглу, снова обмакнул ее в пузырек и вонзил острие в грудь восковой фигурки.
* * *
Четверть часа спустя майор Мракобесов поднялся в надземную часть Управления и вышел из лифта. В коридорах было тихо, не смотря на то, что все служащие вышли из своих кабинетов и стояли вдоль стен.
– Что случилось? – поинтересовался Мракобесов.
– У Михал Михалыча сердечный приступ… – отвечали ему шепотом.
В конце коридора замелькали белые халаты. Вскоре мимо провезли каталку с подключенной к телу реанимацией и бледное, словно вылепленное из воска, лицо генерала Потапова.
Машины «скорой помощи» с включенными мигалками отъехали от Управления, и по коридорам прокатился шепот: «Вчера рядом в столовой обедали», «Ничего, он выкарабкается, мужик здоровый…»
– Все по местам! – неожиданно громко и грубо скомандовал Мракобесов. – Завтра ровно в восемь отчет о работе за неделю. От каждого, мне на стол. Предупреждаю: в ближайшее время ожидаются крупные перемены. Это касается и штатного расписания: со многими придется расстаться уже сегодня.
В повисшей тишине, поскрипывая сапогами, Мракобесов прошел сквозь строй перепуганных сотрудников и скрылся за дверью «главного». Теперь он был главным.
Мракобесов вошел в кабинет, не обращая внимания на присутствующих, и уселся за стол генерала Потапова. Вынул из кармана коробок, вытряхнул на стол спички и, не успел никто и глазом моргнуть, как он засунул внутрь мальчика. Затем упрятал коробок в нагрудный карман, тщательно застегнул клапан на медную пуговицу.
– Эй, вы! – шагнул к нему покрасневший от гнева Яблочкин. – Сейчас же отпустите мальчика!
– Стоять, – отрывисто произнес Мракобесов, и Яблочкин увидел направленное на него дуло пистолета. – Четыре шага назад. Быстро!
Яблочкин отступил и в волнении схватился за воротник.
– Вы ответите за все, – прошептал он.
– Это вы все подстроили, – гневно сказала Мушкина. – Вы отравили генерала Потапова!
– Зачем не вы такое говорите, – покачал головой Мракобесов с отеческим упреком. – Да еще при детях… Можно подумать, что у нас здесь не милиция, а какая-то средневековая инквизиция. Вот как, даже в рифму получилось, забавно, правда?
Никто не улыбался.
– А ну, ребята, – обратился Мракобесов к Славику и Маринке, – погодите немного там, в приемной.
Ошарашенные всем происходящим, дети повернулись и вышли. Голос у самозванного начальника снова сделался резким и неприятным:
– А вы, товарищи, не забывайте, где находитесь и с кем разговариваете. Я не Михал Михалыч и за неподчинение буду наказывать беспощадно. К тому же вы слишком много знаете, и оставлять вас живыми у меня вообще нет никакого резона. – Мракобесов вынул из кармана глушитель и стал его медленно наворачивать на ствол пистолета. – Нет, нет, совершенно никакого резона… Впрочем, – он поднял глаза, будто найдя только что выход из создавшейся неприятной ситуации, – ведь вы можете доказать свою преданность делу и даже получить значительное повышение. Люди с такой внешностью как у вас, незаметные в толпе, мне нужны, очень нужны. Для этого только нужно исполнить одно мое негласное, конфиденциальное и, возможно даже, шокирующее вас в первую минуту поручение. Вы беретесь за это поручение или…
– Или? – повторила Мушкина.
Мракобесов взвел курок пистолета.
– Или вы не покинете пределов этого кабинета.
– Вы не посмеете, – прошептала Мушкина. – Вас сегодня же арестуют. Есть губернатор, есть контрразведка, есть Президент, в конце концов.
– Считайте, что я сошел с ума. Итак, ваше окончательное решение?
«Соглашайтесь!» – шепнула Мушкина и встала по стойке «смирно»:
– Приказывайте, товарищ майор, я на службе.
– А вы, товарищ лейтенант? Вы – на службе?
– Так точно, товарищ майор, – Яблочкин тоже встал как положено.
– Вот и прекрасно, – улыбнулся Мракобесов. – Теперь мы в одной команде. – Он положил пистолет в ящик стола. – И у нас есть одна проблема, которая требует незамедлительного решения. Эти дети, которые сейчас сидят в приемной. Они ведь тоже много знают, однако не могу же я их, также как и вас, взять к себе на службу в Секретный отдел? Согласитесь, это было бы нелепо. Поймите, необходимо, просто необходимо от них избавиться. – Мракобесов, «гоня понты», прочертил в воздухе вспыхнувшую огнем пятиконечную звезду. – Избавиться, но так, чтобы не возникло никаких подозрений.
Яблочкин сделал движение бросится и задушить негодяя, но Мушкина сжала его ладонь в своей, и он прочитал в ее глазах: «Соглашайтесь, иначе это поручат кому-нибудь другому, и тогда мы не сможем помешать».
– Как прикажете это сделать?
– Проявите фантазию, товарищ младший сержант. Вы стихов не пробовали писать?
– Нет.
– А жаль. Наша работа в новом стиле потребует от сотрудников не только соблюдения строжайшей дисциплины, но и творческого подхода к разного рода поручениям. Ву компроне?
– Мы с лейтенантом подумаем, как это сделать. Разрешите идти, товарищ майор?
– Идите. Но помните, что жизнь и здоровье ваших близких зависят только от вас. Банальность, избитый штамп, но ничего более эффективного мир еще не придумал.
Мушкина и Яблочкин вышли из кабинета, взял детей за руки и повели их к выходу.
– А где Петя? – спросила Маринка Корзинкина.
– Петя?.. – рассеянно повторила Мушкина, соображая, что ответить. Петя останется пока здесь.
– У этого дядьки?!
– Этот дядька замещает Михал Михалыча. На время болезни.
– Но ведь он злой! Нехороший!
– Другого пока нет…
* * *
Оставшись один, Мракобесов закинул ноги на генеральский стол, закурил и с самодовольной улыбкой пустил дым в потолок. Докурив, загасил окурок в настольном сувенирном наборе и вызвал секретаря:
– Записывай, – приказал он вошедшему в кабинет лейтенанту.
Тот сел за стол и молча склонился над клавиатурой.
– Приказ номер один. В связи с чрезвычайными обстоятельствами, с 12 июня сего года Главное Управление Внутренних Дел города Санкт-Петербурга начинает работать в особом режиме. С новой строки. Командование над личным составом целиком и полностью берет на себя Секретный отдел.
Приказ номер два. В связи с болезнью и вероятной скорой кончиной генерал-полковника Потапова М.М., на его должность назначается бывший начальник Секретного отдела майор Мракобесов А.Л.
Приказ номер три. В связи с назначением на новую должность майору Мракобесову А.Л. присвоить звание генерал-полковника.
Приказ номер четыре. Все заместители бывшего начальника ГУВД гр. Потапова М.М., а также все начальники отделов увольняются из органов внутренних дел с сегодняшнего дня.
Приказ номер пять. На должности заместителей начальника ГУВД и на должности начальников отделов назначаются бывшие сотрудники Секретного отдела: Козлов Нафан Мисоилович, Быков Евмений Зотович, Баранов Косма Ставрович, Лосев Кирнак Сарвилович, Конев Урван Каркисович, Рогов Еверест Гранович, Свиньин Хрисанф Ромадиевич, Оленин Гемелл Татиевич, Овчинников Пеон Феогенович, Коровин Ларгий Сысоевич, Жеребятников Полиен Амфианович, Копытин Астерий Вассович, Сохатый Фирс Аскалонович. С новой строки.
Секретарем-адъютантом начальника Управления назначить старшего лейтенанта Курослепова Савела Карповича.
Подпись, число, печать.
Оригинал мне на стол, копии вывесить в коридорах.
Уже бывший секретарь поднялся, неуклюже зацепил ногой ножку стула и, не проронив ни слова, вышел из кабинета. В приемной на его месте сидел рыжий, рябой и хилый молодой человек с бесцветными глазами на выкате и погонами старшего лейтенанта. Он резво подскочил и прокудахтал высоким хрипловатым фальцетом:
– Курослепов. Распечатайте и развесьте новые приказы, а затем незамедлительно сдайте мне дела.
– Сами развешивайте… – старый секретарь швырнул папку на стол и вышел прочь.
Через систему громкой связи по Управлению прокатился голос нового начальника:
– Все ко мне, одеться по форме.
Спустя несколько минут в кабинет начали один за другим прибывать маленькие коренастые люди с необычными лицами и заметной порослью волос или шерсти в области лба и ушей. Опустив головы и быстро стреляя глазами по сторонам, они деловито исчезали за дверью, докладывая Мракобесову глухими, хрипловатыми или блеющими голосами свои новые должности и фамилии согласно перечню приказа номер пять.
6Выйти нормальным пацаном. – Замученный и сожженный в пепельнице? – Четырнадцать позорных резолюций
Закончив инструктаж новых начальников отделов, которые разошлись, все так же опустив головы, Мракобесов велел секретарю ни с кем его не соединять и запер дверь кабинета на ключ. Затем он вынул из кармана коробок, раздвинул его и вооружился увеличительным стеклом.
– Не буду долго морочить тебе голову, пацан, – сказал он, вдоволь насмотревшись. – Скажи мне честно, что ты думаешь о Секретном отделе?
Петя молчал, презрительно глядя в сторону.
– Секретный отдел, парень, это такая штука, которая может все. Абсолютно все, понимаешь? Летать, проходить сквозь стены, превращать свинец в золото, делать из великанов крошечных карликов, а из мухи слона.
Петя поднял глаза.
– Я буду краток, – продолжал Мракобесов. – Предлагаю тебе сделку. Она, разумеется, покажется тебе гнусной и отвратительной, и твоим первым побуждением будет желание плюнуть мне в лицо, разорвать меня на кусочки и растоптать каждый кусочек… Но такова жизнь, пацан, таковы правила игры. Где-то в чем-то приходится уступать, унижаться, даже предавать кого-то, но при этом где-то взамен получать деньги, любовь и уважение окружающих, а иногда приводить в исполнение свое са-амое заветное желание. А твое самое заветное желание, пацан, написано у тебя на лбу во-от такими буквами. А исполнить твое желание, – Мракобесов развел руки и пустил между ладонями трескучую молнию, – исполнить твое самое заветное желание, пацан, для меня все равно что раз плюнуть.
В глазах у Пети появилась надежда, все еще смешанная с недоверием и неприязнью. Мракобесов же, почувствовав, что материал поддается, усилил давление.
– С того самого дня, когда мы превратили тебя в козявку, с тобой работал наш отдел. Вся эта мура – сны, зеркальная комната, достоинства и недостатки, игра, в которой нет ни правил, ни смысла – все это опытные разработки нашего отдела. Зачем это нам нужно? – спросишь ты у меня. – Это нужно затем, чтобы сегодня заставить играть по нашим правилам одного мальчишку. Потому что завтра по нашим правилам будет играть вся страна. Такие дела, пацан.
И Мракобесов для убедительности показал еще один фокус: взмахивая указательным пальцем над поверхностью стола, он шепотом сосчитал до десяти, и на каждый взмах на столе возникала копия маленького Пети Огонькова. Удивленно повертев головами, они растаяли.
– Не буду раскрывать тебе, пацан, мои хорошие карты. Но твой понт состоит в том, что ты через пять минут сможешь выйти из этого кабинета нормальным пацаном, а еще через десять – обнять своих дорогих мамашу и папашу, которые, скажу тебе по секрету, уже совсем готовы свихнуться от огорчения.
– Что надо сделать? – тихо проговорил Петя, опустив голову. На глазах у него выступили слезы.
Мракобесов положил перед ним на стол бумажку величиной с почтовую марку и кусочек остро отточенного грифеля.
– Сейчас под мою диктовку ты напишешь в двух словах о том, что дескать лейтенант Яблочкин и курсант Мушкина под непосредственным руководством генерала Потапова, удерживали тебя насильно и больно истязали. И что только исключительно вмешательство майора Мракобесова А. Л. спасло тебя от мучительной смерти в лабораторной пробирке.
От нахлынувшего на него ужаса и гнева Петя оцепенел.
– Ну, что, что я говорил? Теперь в твою маленькую голову хлынул поток ядовитой желчи. Куда подевался твой разумный расчет, твоя рассудительность и воля к жизни? Шипение ядовитого гнева вытравило все твои мысли. Попробуй собраться, сконцентрируйся хорошенько еще раз.
Петя зажмурился, сморщился и сжал кулаки. Встряхнулся и произнес отрывисто:
– Если я откажусь?
– О, это хороший вопрос. На хороший вопрос будет и хороший ответ. Засекай время. Ровно через пятнадцать минут твои мамаша и папаша получат на руки бандерольку с крошечным трупиком внутри, в котором они несомненно опознают своего возлюбленного сыночка. При этом бандеролька будет вся как нарочно заляпана кровавыми отпечатками пальцев упомянутых уже лейтенанта, курсанта и генерала. Едва только, спустя несколько дней, мама и папа обретут способность говорить, квартира загорится из-за неисправной проводки. Пожарные, как это всегда бывает, приедут чуть позже, ровно настолько, что спасать будет уже некого. А чьи кровавые отпечатки нашли на бандерольке, пойдут под расстрел. Вот именно так оно все и будет, пацан.
Петя искусал губы в кровь, по щекам текли слезы.
– Диктуйте, – сказал он и взял грифель.
– Вот это разумно, – похвалил Мракобесов. – Как только закончим, побежишь к своим родителям высокий и красивый, словно олимпиец!
– Что писать?
– Пиши. Справа сверху: Губернатору Санкт-Петербургской губернии Баеву Спартаку Васильевичу. Ниже, в центре страницы крупно: ЗАЯВЛЕНИЕ…
* * *
Петя закончил и поднял полные слез глаза на Мракобесова. Тот быстрым движением пальца отодвинул бумажку, вооружился лупой и стал проверять написанное.
– Так… так… так… число-подпись… Все верно.
Маленьким пинцетом, которым обычно дергал волосинки из носа, он взял «заявление», сунул в бумажник и упрятал в карман.
– Отлично. Теперь пойдем в лабораторию и сделаем из тебя настоящего пацана.
Желтыми от табака пальцами Мракобесов взял Петю, запихал его в коробок, задвинул крышку и вышел из кабинета. Поднялся на лифте в расположенную на верхнем этаже лабораторию. Положил коробок на полку стеклянного шкафчика с реактивами, сходил в буфет, принес кусочек хлеба, налил воды в блюдечко и поставил все это рядом с коробком. Захлопнул дверцу и запер на защелку.
Петя выбрался из коробка и с удивлением следил за его действиями.
– Вот что, урод, – сказал Мракобесов через стекло. – Никогда ты не станешь нормальным пацаном. Поверил дешевым фокусам? Продал друзей за фуфло? Сиди теперь, думай. Завтра будем делать над тобой опыты. Надо же знать, на самом деле, откуда берутся такие уродливые чудики. А заява вместе с твоей фоткой будет завтра в газетах. Предки увидят, сюда прибегут: что! где! где наш замученный в милиции сыночек?! А я им: поздно, дорогие мамаша и папаша, поздно вы хватились. Замучил генерал Потапов вашего сыночка до смерти. Замучил и сжег в пепельнице. Вот, получите горстку пепла, в конверте и распишитесь. Похороните как положено. Эй, слышь, пацан!..
Но Петя уже ничего не слышал: повалившись на бок, он без чувств лежал на стеклянной полке.
* * *
Скривив презрительную рожу, Мракобесов вышел из лаборатории и запер дверь на ключ. Не успел он дойти до лифта, как бумажка с «ЗАЯВЛЕНИЕМ» совершенно непостижимым образом вылезла из бумажника, выпала из-под кителя, запорхала словно бабочка по коридору, в бреющем полете спланировала под в дверь лаборатории, скользнула в вертикальную щель между створками стеклянного шкафа и легла на полку. На обороте листа крошечной машинкой в два столбика были напечатаны четырнадцать (или все-таки тринадцать?) красноречивых резолюций.
1. Не осуждаю, ибо человек слаб.
2. А в чем дело?..
3. Утешение впереди.
4. Мне понравились оба варианта.
5. Дуэль! Только дуэль!
6. Хотя мальчика обманули, но очко он проиграл.
7. Позор! Тщательнее надо!
8. Нельзя принимать такое решение впопыхах.
9. Черт побери!..
10. Запугать так можно кого хочешь…
11. Не надо отчаиваться.
12. Он ничтожество! Ничтожество!!
13. Без комментариев.
13. Надо было изменить почерк, а потом настаивать, что все подделка.
Сделанная внизу от руки приписка гласила:
«Последний ход был настолько отвратителен, что Собрание большинством голосов отказалось от твоего присутствия на обсуждении. Д. Д.»
7Славик и Маринка вынуждены на время исчезнуть —…но тоже не теряют времени даром. – Никаких переговоров
Держа детей с двух сторон за руки, лейтенант Яблочкин и курсант Мушкина вышли на улицу из здания Главного Управления.
– Валентина Николаевна, вы уже сдали спецкомбинезоны в Секретный отдел? – поинтересовался Яблочкин.
– Нет, товарищ лейтенант, – отвечала Мушкина. – Я думаю, что Секретному отделу сейчас нет никакого дела до наших спецкомбинезонов.
– В таком случае, мне бы хотелось поговорить с вами наедине.
– Если уж выдался такой случай, девушке надо соглашаться.
– Хм.
– Извините.
– Дело в том, что я не верю во внезапную болезнь Потапова.
– И ее причину следует искать в недрах ведомства майора Мракобесова, не так ли?
Молчавшие до тех пор, Славик и Маринка не выдержали и наперебой заговорили:
– Это он, этот дядька, отравил Михал Михалыча, мы точно уверены! Его надо арестовать, его надо пытать, его надо расстрелять!..
«Знали бы они всю правду…» – одновременно подумали Яблочкин и Мушкина. А вслух начали осаждать разбушевавшихся детей:
– Во-первых, – строго сказала Мушкина, – это надо еще доказать.
– Во-вторых, – строго сказал Яблочкин, – никакого самоуправства быть не должно.
– А в-третьих, мы сейчас же увезем вас в такое место, откуда вы и носа не покажете до тех пор, пока мы сами за вами не приедем, – закончила Мушкина.
– Почему? – обиженно воскликнули дети.
– Потому, что окончание на «у», – объяснил Яблочкин. – Приказы старших по званию не обсуждаются.
– А что родители скажут?..
– А родители как раз пускай поинтересуются у нового начальника Управления, где теперь находятся их дети. Интересно, как он будет выкручиваться, – ответила Мушкина. – Не волнуйтесь, если повезет, до завтра все постараемся уладить.
Яблочкин поймал такси, и детей отвезли в один из расположенных недалеко от города дачных поселков. Там их передали на руки пожилой женщине очень интеллигентной внешности. Это была школьная учительница Мушкиной Вали – в недалеком прошлом старосты класса и круглой отличницы.
– Только пока не говорите им, что вы учительница, – шепнула ей Мушкина, обо всем договорившись. – У них вроде как каникулы…
* * *
Татьяна Сергеевна оказалась женщиной спокойной и покладистой. Даже удивительно, что она отработала в школе учительницей до самой пенсии. Она разрешила детям пастись на грядках с клубникой и рвать из земли тоненькую, едва созревшую морковку. Сама она сидела на веранде с вязанием и только следила, чтобы Славик и Маринка не выходили за пределы участка. Впрочем, на этот счет они уже дали честное слово курсанту Мушкиной.
Маринка и Славик были, конечно, не дураки до клубники, но сейчас их волновали гораздо более серьезные проблемы. И едва Татьяна Сергеевна отлучилась в продуктовую лавочку собрать что-нибудь на ужин, как оба принялись искать по всему дому телефон.
Мобильная трубка, наконец, нашлась в стоящем под вешалкой резиновом сапожке, аккуратно примятая сверху шерстяным носком. Трубка «прокололась» тем, что по номеру Татьяны Сергеевны кто-то позвонил, и оба сыщика, грохоча ногами по лестнице, сбежали в прихожую.
Голосом, каким, наверное, должны говорить изнеженные своим достатком барышни, Маринка Корзинкина промяукала:
– Будьте любезны Катю пожалуйста. Спасибо.
Славик тут же выхватил у нее трубку:
– Алло! Алло! Катя? Это Подберезкин!..
– Привет, привет. – промяукала Катя скучающим голосом. – Да, да, как раз сейчас я ее читаю, довольно занятная книжка.
– Вам неудобно говорить? Вас слушают? – догадался Славик.
– Да-да, именно это мне не очень нравится. Есть в этом роде немножко похожая, перевод с французского… как же его… Погоди минуточку, я перейду в библиотеку.
Послышались реплики, шаги и щелканье замка.
– Теперь можно, – зашептала Катя. – Я закрылась от них в туале… в другой комнате.
– Катя! – зашептал Славик. – У меня к вам чрезвычайно важное дело!
– Послушайте, а вы-то зачем говорите шепотом? Вас тоже родители наказали?
– Нет, нет, – заговорил Славик нормальным голосом. – Это я так, от волнения.
– Я слышала, что вас Михал Михалыч к себе вызывал… Это что, из-за немца? Из-за ресторана?
– А разве ваш папа знает?…
– Мой папа знает все. Между прочим, он в трансе от этой истории. Знаете чем это пахнет? – заговорила Катя голосом Потапова. – Это пахнет международным скандалом!
– Вам тоже влетело? – сказал Славик, чувствуя себя виноватым.
– Это не то слово. Меня не выпускают на улицу даже погулять с собакой. Вместо поездки в Испанию – залив и дурацкие грядки на даче в Репино.
– Катя! Мы говорим совсем не о том! Ваш папа знает, что Потапов в больнице?
– Нет, этого он, кажется, еще не знает. Хотя трудно сказать с уверенностью. А что с ним случилось?
– Это долго рассказывать. В Главном Управлении милиции захватил власть ужасный человек. Но это не телефонный разговор, вы должны как можно скорее приехать. Все настолько чудовищно и нелепо, что ваш папа не станет меня даже слушать.
– Погодите, вы меня совсем сбили с толку. Как я могу куда-то поехать, если меня не пускают даже… впрочем, это я, кажется, вам уже говорила. Пускай папа съездит в больницу к Михал Михалычу и поговорит с ним.
– Им не позволят увидеться! С вашим папой сделают то же самое или еще хуже!..
– Ой, мальчик, вы меня пугаете!
– Катя, приезжайте сюда как можно скорее; приезжайте с охраной или приезжайте тайком, если вас совсем не отпускают, но только скорее! В городе, во всей стране может случиться нечто ужасное, и это уже начинается: на месте генерала Потапова сидит опасный маньяк!
– Хорошо, хорошо, я приеду, говорите адрес.
* * *
За ужином Славик и Маринка, стараясь быть вежливыми, разговаривали с Татьяной Сергеевной, но только очень рассеянно и невпопад. А едва допив чай, прилипли к забору, вглядываясь в серую ночную пелену.
Вдруг дорога осветилась: несколько больших автомобилей свернули с шоссе и, переваливаясь на стоках и рытвинах, двинулись прямо на детей, все больше ослепляя их мощными фарами.
– Вот! Вот же они! – послышался голос Кати.
Двое вышколенных охранников вышли из первой, двое из третьей машины, заняли позиции и стали зыркать по сторонам. А из средней вылез небольшое роста лысый упитанный мужчина. Катя схватила его за руку и подвела к забору.
– Знакомьтесь: Слава Подберезкин, Маринка Корзинкина. А это Спартак Васильевич Баев, мой папа.
До глубокой ночи Славик и Маринка рассказывали губернатору все, что знали. Обалдевшая от такого визита хозяйка тактично удалилась на веранду и перемывала там уже вымытые банки для будущих варений и солений. Охранники, потушив фары автомобилей и рассредоточившись, стерегли дом со всех сторон.
Пока есть время, скажем несколько слов о губернаторе, который еще сыграет немаловажную роль в этой необычной истории.
* * *
Спартак Васильевич родился в Ленинграде в 1955 году. Он был послушным мальчиком, и родители были им довольны, хотя изредка замечали за ним две нехорошие черты: уж очень он любил сладкое и еще при случае мог наябедничать.
В младших классах школы Спартак тоже ябедничал по привычке, но постепенно заметил, что учительница, хотя и пользуется его информацией, но относится к нему ничуть не лучше, чем к провинившемуся, а часто даже и хуже. А после того, как его за это самое несколько раз поколотили одноклассники, от этой отвратительной и глупой привычки в его характере не осталось и следа.
Являясь мальчиком способным и прилежным, Спартак имел в дневнике одни пятерки, за исключением одной позорной тройки по физкультуре. И действительно, это было довольно странно: добегая всегда первым на переменке до столовой, в спортивном зале и на стадионе он был неизменно последним.
В шестом классе, болтаясь словно сарделька на турнике, он начал стыдиться девочек и решил записаться в какую-нибудь спортивную секцию. Но за что бы он ни брался, – плаванье, настольный теннис, бокс или борьбу – везде в первые же дни терпел неудачу и отчаивался. Тренеры искали перспективных спортсменов и не желали возиться с маменькиными сынками и неудачниками.
Но вот однажды школьный учитель физкультуры посоветовал ему попробовать заняться штангой и – о чудо! – дело пошло. Тренера как нельзя лучше устраивал пухленький невысокий мальчик с широкой костью и спокойным целеустремленным характером. Он мог лепить такой материал словно пластилин, и уже через полгода мышцы у маленького Спартака Васильевича окрепли. Он стал брать очень приличный для своего возраста вес, а брюшной пресс не мог пробить на спор ни один его сверстник.
Еще через год Спартак выступил на городских юношеских соревнованиях и занял второе место. После этого он стал самым сильным и авторитетным мальчиком в классе, а может быть, и во всей школе. Прилипшее к нему, казалось, уже навсегда обидное прозвище «Плохиш» никто больше не произносил даже шепотом.
Закончив школу с отличием, Спартак поступил на юридический факультет ленинградского университета. Не то, чтобы ему очень нравилась работа адвоката или нотариуса, а потому что это был один из самых престижных в городе факультетов с огромным конкурсом двадцать человек на место. И он уверенно занял это место, заставив посторониться девятнадцать других претендентов.
К этому времени юный Спартак Васильевич был уже мастером спорта и двукратным чемпионом города в своем весе. А поскольку он был к тому же отличником и веселым, компанейским парнем, то ко второму курсу сделался комсоргом своего факультета. Теперь ему даже не приходилось особенно много заниматься по специальности: пятерки и зачеты ему ставили в зачетную книжку автоматически. В перспективе у него была карьера освобожденного комсомольского, а затем и партийного работника.
Все это рухнуло на четвертом курсе, перед самым дипломом.
В канун Первого мая – дня солидарности трудящихся против мирового капитала – Спартак узнал, что один из студентов, которого собирались отчислить за хвосты и прогулы, готовит подрывную акцию.
Ничего глупее этой акции придумать было невозможно: во время прохождения под трибунами и транслирующими демонстрацию видеокамерами, студент намеревался поднять свой транспарант с лозунгом «Я НЕУДОВЛЕТВОРЁН» на английском языке. Таким образом, он хотел прославиться если не на поприще юриспруденции, то хотя бы как борец за свободу запрещенной тогда музыки рок.
Молодой Спартак Васильевич был обязан донести обо всем университетскому особисту, но вместо этого зажал героя рок-н-ролла в темном углу, взял двумя руками за грудки, приподнял над паркетом и, глядя на него снизу вверх, сказал несколько слов. Проблема в ту же минуту была исчерпана.
Проблема была исчерпана для любителя РОЛЛИНГ СТОУНЗ, но не для комсорга факультета Баева Спартака Васильевича. За недонесение он был лишен всяческих перспектив на идеологическом фронте и после выпуска уехал по распределению в город Петрозаводск. Там он работал на должности юриста в администрации древесностружечного комбината, разбирая трудовые конфликты, связанные с прогулами и пьянством на рабочем месте. Знания, полученные в университете ему не пригодились, потому что все разбираемые им конфликты были предусмотрены тоненькой брошюркой с названием «Кодекс о труде».
