Текст книги "Игра, или Невероятные приключения Пети Огонькова на Земле и на Марсе"
Автор книги: Борис Карлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 34 страниц)
… И он вылетел прямо на пуховую перину широченной кровати.
Утопая коленками, Петя привстал и огляделся. По стенам богато убранной спальной комнаты висели картины бесстыдно обнаженных женщин. Все они были белокожи и хорошо, если не сказать чрезмерно, упитаны. Пахло вином, духами, приторными помадками и несвежим телом. Из-под одеяла выглядывала испуганная голова красавца-мужчины с завитой шевелюрой золотистых волос до плеч, усами и бородкой.
– Здрасьте, – сказал ему Петя.
Мужчина продолжал настороженно смотреть.
– Извините, – сказал Петя, – я не хотел вас беспокоить.
– Ничего, – откликнулся лежавший на кровати неожиданно высоким и даже писклявым голосом. – Меня предупредили.
– А, понятно. Меня Петей зовут. Фамилия – Огоньков.
– Дон Гуан, – пискнул красавец.
– Очень приятно. А с голосом у вас что такое? Чего-нибудь холодного выпили после бани?
– Какая там баня…
Пете показалось, что в глазах у Дон-Жуана блеснула слеза.
Чтобы не молчать, он огляделся по сторонам и заметил:
– Богатая у вас обстановочка. Живопись. Голландская школа?
– Да чтобы провалились они все до самого дна! – внезапно прокричал в сердцах Дон-Жуан. – И тканью завешивал их, и кинжалом резал, и жег дотла в камине – утром смотришь, хоть бы что, висят бесстыжие!
Петя хотя и не понимал еще всей глубины катастрофы величайшего из литературных любовников, но сочувственно произнес:
– Проблема…
– Если бы только эти! Живые проходу не дают, липнут как мухи. А я… что я могу!..
Дон-Жуан упал лицом на подушки и разрыдался. А Петя слез с кровати и на цыпочках вышел. Он начал догадываться о причине столь невыносимых страданий этого купающегося в роскоши и окруженного назойливым женским вниманием красавца.
За богато накрытым столом в гостиной сидел джокер и уплетал завтрак, накрытый, по всей видимости, для хозяина. Шут громко чавкал, то и дело подливал в золотой кубок вина, шумно глотал.
– Вопрос на засыпку! – прокричал он с набитым ртом, едва завидев мальчика. – Восемь секунд! ЧЕГО БОЛЬШЕ В РЕВНОСТИ – ЛЮБВИ ИЛИ САМОЛЮБИЯ?
У Пети в голове завертелось все, что он читал о любви. «Больше любви… нет, нет, больше самолюбия… зависит от чувств…»
– Все зависит от чувств того, кто ревнует! – прокричал он как можно быстрее, чтобы уложиться в отведенные секунды.
– Правильно! – похвалил джокер и потянулся за новой бутылкой.
А Петя снова полетел вниз, заскользил по желобу и влетел…
3… И влетел в нарисованную картинку из детской книжки.
Он стоял на дороге, по обе стороны от которой росли одуванчики, каждый из которых был величиною с фонарный столб. За поворотом виднелись уютные двухэтажные домики, в стороне голубела речка и золотился пляж. Все это было до боли знакомо… Несомненно, это была картинка художника Лаптева из книжки «Приключения Незнайки».
Кто-то осторожно подергал Петю за рукав. Он обернулся и увидел толстенького забавного человечка с огромным упитанным лицом, в курточке со множеством карманов и полосатой шапочке с козырьком.
– С восьмого уровня? – деловито поинтересовался человечек, кивнув вверх бровями. Он был чрезвычайно серьезен и чем-то озабочен.
Петя наконец узнал его.
– Пончик! – закричал он вне себя от радости. – Пончик, дорогой ты мой!..
И Петя полез обниматься к герою своей любимой детской книжки.
В ответ на бурные излияния восторженного почитателя Пончик довольно прохладно отстранился. Задыхаясь от восторга, мальчик пожирал его глазами.
– Ладно, ладно, я вижу, что вы хороший коротышка, – озираясь по сторонам, почему-то шепотом заговорил Пончик. – У вас есть с собой хотя бы немножко соли?
– Соли? – удивился Петя. – Нет, кажется соли у меня нет.
– Пошарьте, пошарьте в рюкзаке и по карманам – может, завалялись хоть несколько крупинок…
Петя добросовестно пошарил в рюкзаке и по карманам, вывернул все наружу, однако соли не нашлось ни единой крупинки.
– Да вы посмотрите, посмотрите получше, – натаивал Пончик, продолжая воровато озираться по сторонам. Не вытерпев, он сам запустил в заново уложенный рюкзак свои пухлые ручки и тут же поранился об острие одного из лазательных крюков. Отскочив в сторону, он оторвал кусок подорожника и стал обматывать им палец, отвернувшись от мальчика.
– Послушайте, вы – Пончик?! – продолжал Петя свои настойчивые приставания.
– Допустим, я Пончик, что дальше, – хмуро отвечал тот, не оборачиваясь. Не получив соли, он окончательно потерял интерес к незнакомцу.
– А где все остальные? Ну, эти… Знайка, Незнайка, Винтик, Шпунтик…
– Послушайте, вам делать нечего?
Петя знал, конечно, что Пончик вреднюга, но такой невежливый прием на страницах самой дорогой и любимой книжки его расстроил. Он опустил голову и сделал несколько бесцельных шагов по дороге.
– Эй, послушайте, – неожиданно окликнул его Пончик.
Петя с готовностью обернулся.
– Вы обратно не можете слазать?
– Зачем?
– Ну за этой, за солью. Я сам, знаете ли, в трубу не помещаюсь. А там точно есть, я знаю.
Как бы там ни было, Петя обрадовался, что Пончик заговорил с ним.
– Что же, у вас здесь совсем нет соли?
– Совсем нет, – горестно вздохнул Пончик. – И что самое подлое, еду подадут какую только хочешь, что только в голову придет, все можно потребовать, тотчас доставят ресторанным лифтом, и все нарочно несоленое. Иной раз пойдешь на хитрость; селедки закажешь, селедки без соли ведь совсем не бывает… Так что они делают! Вымачивают эту селедку в воде, пока она не сделается совершенно пресной, а уже после подают как будто так и надо.
– Да, безобразие какое-то, – сочувственно согласился Петя. – А вы что же один совсем?
– Один, даже не знаю, куда все подевались.
– Знаете, я боюсь, что мне обратно наверх лезть не позволят; я ведь здесь тоже не просто так, я здесь человек подневольный. Что-нибудь сделаю не так – и все пропало.
– Как это вы сказали? Че… чева…
– Человек. Ну, коротышка по-вашему. А вы не думали спуститься вниз по реке? Огурцовая река впадает в море, а море соленое.
– Вот еще, никуда она не впадает. Здесь все нарисованное.
– Но речка-то настоящая?
– Никакая она не настоящая, насосом воду по кругу качают.
В конце дороги, из-за поворота, появился карточный шут. Неторопливо приплясывая на своих кривых ножках, он приближался неестественно быстро и, спустя несколько секунд, был уже рядом. Он что-то сжимал в кулаке.
– Сюрприз! Презент! – крикнул он Пончику и разжал кулак.
На затянутой перчаткой ладони засверкала горсть крупной соли. Пончик хрюкнул от волнения и подался вперед. В тот же миг шут сказал «ой!» и нарочно рассыпал соль на дорогу. С криком отчаяния Пончик бросился на колени собирать крупинки, а Петя смотрел на карточного дурака с ненавистью, готовый его поколотить.
– Спокойно, юноша, – угадал его настроение джокер. – Без эксцессов. Придержите свои эмоции, игра продолжается. Отвечайте: ЧЕЛОВЕК ЖИВЕТ, ЧТОБЫ ЕСТЬ, ИЛИ ЕСТ, ЧТОБЫ ЖИТЬ?
Вопрос был проще некуда, но Петя был застигнут врасплох и начал путаться:
– Ест, чтобы жить… то есть, живет, чтобы есть… Ой, нет! Ест, чтобы жить!
– А корова? – спросил джокер с некоторым ехидством.
– И корова! И любое живое существо!
– А растения?
– И растения!
– Растения-то почему? – джокер сделал притворно-удивленное лицо.
– А они тоже понимают. Некоторые с ними даже разговаривают. У нас одна бабулька жила в квартире, пока не переехала, так у нее в комнате…
– Хорошо, хорошо, достаточно. Скажу прямо, вопрос был непростой. Многие даже полагали, что вы на нем срежетесь.
– Но вы задали не один, а целых три вопроса!
– Как вы могли подумать… Первый и третий я задавал так, в непринужденной беседе, вы могли ничего не отвечать. Я и время не засекал, семь секунд. Настоящий вопрос был только про корову.
О возмущения Петя потерял дар речи.
У шута в кармане засигналила трубка. Он отошел, отвернулся, выслушал, сказал «больше не повторится» и повернулся к Пете с улыбкой:
– Вот видите, мне уже влетело. От души поздравляю вас с переходом на четвертый уровень.
И он протянул свою руку с длинными узловатыми пальцами, затянутую в красную шелковую перчатку.
Петя тоже машинально протянул ему руку, но в тот же миг полетел вниз…
4… В тот же миг полетел вниз, заскользил по желобу и растянулся на каменном полу.
Кругом было совершенно темно. Петя сел и ощупал себя: кажется, руки-ноги целы. Не успели глаза привыкнуть к темноте, как наверху загремели засовы, замерцала свеча, и в темницу начал спускаться седой средневековый старик. Ножны его шпаги постукивали о каменные ступени, на поясе позвякивала связка огромных ключей. Свеча приближалась, и Петя смог разглядеть поблизости от себя сундуки. На всякий случай он спрятался за один из них.
Старик бормотал себе под нос что-то знакомое, и только когда он приблизился вплотную, стало возможными разобрать слова:
– Весь день минуты ждал, когда сойду в подвал мой тайный, к верным сундукам. Счастливый день! могу сегодня я в шестой сундук (в сундук еще не полный) горсть золота накопленного всыпать. Не много, кажется, но понемногу сокровища растут…
Вот-те раз! – сказал себе Петя. – Это же тот самый скупой рыцарь. Да, да! Сейчас он скажет: «Что не подвластно мне?..»
– Что не подвластно мне? – воскликнул скупой рыцарь. – Как некий демон отселе править миром я могу…
«Как бы этот некий демон, чего доброго, не запер меня в этом подвале», – подумал Петя и ползком, на четвереньках, стал подбираться к выходу. Старик, между тем, совершенно обалдевший от вида своего золота, ничего вокруг не замечал и продолжал монолог:
– Я свисну, и ко мне послушно, робко вползет окровавлернное злодейство, и руку будет мне лизать…
Едва Петя выбрался на свет, поднялся на ноги и прикрыл за собой тяжелую, обитую железом дверь, как тут же к нему шагнул молодой, щегольски одетый вельможа.
– Ну? Что? Как? Много там золота? – в нетерпении обратился он к мальчику, сверкая горящими глазами.
– Ну… вообще-то порядочно, сундуков пять или шесть. Во-от таких. – Петя догадался, что перед ним сын и наследник скупого рыцаря – мот, погрязший в долгах.
– Сколько-сколько?!
– Шестой вообще-то не полный, можно сказать, даже половины нет, – попытался Петя успокоить молодого человека.
Но того прямо-таки скрючило, словно от зубной боли. Он взвыл и обхватил голову руками.
– Вы уж так совсем не убивайтесь. Скоро вам все достанется.
– Скоро?! – неожиданно вспыхнул гневом наследник. – Все достанется?!!
Альбер схватился за шпагу, и Петя подумал, что ему конец.
– У Пушкина так написано!..
– У какого еще Пушкина-Кукушкина! Здесь мне вообще ничего и никогда не достанется! По завещанию все! все до копейки уходит на счета Гринпис! По курсу на дату перечисления! Сволочь! Сволочь!! Сволочь!!! – несостоявшийся наследник упал лицом на ковер и забился в бессильной ярости. – Все! Толстым, жирным китам! Наевшим бока лосям! Ушастому самцу из «Плейбоя»! Им достанется все, все мое золото!!! Поганым крокодилам, пингвинам и черепахам! Крысам, паукам и тараканам…
Истерика его плавно перекатилась в рыдания, он невнятно перечислял еще какую-то живность, среди которой даже мелькали человеческие фамилии и должности, а Петя на цыпочках удалился.
И, разумеется, сразу наткнулся на поджидавшего его карточного шута. Тот стоял, вальяжно облокотившись о колонну и сразу спросил:
– ПОЧЕМУ САМЫЙ БОГАТЫЙ СКУПЕЦ ВСЕГДА БЕДЕН?
И одновременно щелкнул лежащим на ладони секундомером, который затикал, словно бомба.
Это было не честно, джокер теперь играл явно против него.
Разозлившись, Петя стал думать со страшной силой.
– Потому!.. Потому!.. Потому, что ему всегда мало!
– Есть, – джокер с безразличным видом щелкнул секундомером и спрятал его в карман. – До новых встреч в эфире.
И Петя полетел вниз, но на этот раз…
5… Но на этот раз не по гладкому желобу, а прямо по воздуху.
И шлепнулся в болото.
– Ква-а-а! – проблеяла у него над ухом огромная лягушка и ускакала, тяжело перепрыгивая с одной кочки на другую.
Петя тоже вылез на ближайшую кочку, присел на мягкий сырой мох и огляделся по сторонам.
Повсюду вокруг него, стоя в болоте по колено, а то и по пояс, дрались грязные, заросшие, взлохмаченные люди. Дрались молча, каждый за себя и без правил, то и дело пуская в ход зубы и ногти, хватаясь за спутанные бороды и волосы. Таких групп бессмысленно мутузящих друг друга людей на болоте было много, они виднелись то там, то сям до самого горизонта.
– Кто это? – спросил Петя шута, спрыгнувшего на соседнюю кочку.
– Это? Да так, разные мерзавцы. Вот эти, например, были пиратами. «Джентльмены удачи», так они себя называли.
– Из «Острова сокровищ»?
– Возможно. Сейчас у них закончится перерыв, и все займутся делом, – джокер кивнул головой в сторону берега.
Петя обернулся и увидел дорогу, на которой стояло множество бочек.
– А зачем они дерутся?
– Ну, этого они и сами не знают. Просто потому, что злые. Спорят все время из-за бочек, кому какую хватать. Между тем, скажу вам по секрету, все бочки совершенно одинаковы.
Джокер по-приятельски разговорился, но Петя был начеку и ждал подвоха. И не напрасно.
– Один секунд! Время пошло! – заорал вдруг шут, изменившись в лице. – В чем смысл жизни?!! Убью!.. Сгною здесь, в болоте!..
Но у него тут же в кармане засигналила трубка, он ответил кому-то «больше не повторится» и сделал умильное лицо.
– Шутка, – сказал он, как ни в чем не бывало.
Где-то ударили в рельсу, разбойники перестали драться и выбрались на берег. Взвалив на себя бочки и согнувшись в три погибели, они зашаркали по пыльной дороге.
– Вот так и носят бочки вокруг болота, а в перерывах дерутся, – пояснил шут.
Петя открыл было рот, чтобы спросить, что в бочках, но джокер перебил его:
– Простенький вопрос: НА СЕРДИТЫХ ЧТО?..
– Воду возят! – выпалил Петя «на автомате».
– Молодец.
И кочка, на которой Петя сидел, перевернулась.
6Сначала Петя не мог понять, где он, а поняв, в страхе попятился назад.
В роскошном склепе, на гранитном возвышении, стоял подсвеченный стеклянный гроб, и в этом гробу… Нет, там не лежала Спящая красавица, ожидающая поцелуя принца, там лежал лысенький, бородатенький мужчина, одетый в костюм «тройку» и галстук в горошек.
– Ой… – выдохнул Петя и сел на ступеньку. – Да это ведь мавзолей на Красной площади. Ленин, что-ли…
Покойник вдруг открыл глаза, повернул голову, облокотился, приподнялся, отодвинул стеклянную крышку гроба и хитро прищурился:
– Здравствуйте, товарищ! – сказал он бодро, козлиным тенорком, картавя на букву «р». – Вас покормили?
– Вообще-то я… не очень…
– Ну и прекрасно. А то, если надо, вы не стесняйтесь: я распоряжусь напоить вас горячим, непременно горячим сладким чаем с баранками.
– Нет, нет, пока не стоит. Спасибо.
– Вы откуда, товарищ? Как настроение в массах?
Ленин оказался совсем не страшным, и Петя из вежливости попытался поддержать разговор. К тому же он испытывал сострадание к этому заживо погребенному человеку, каких бы глупостей и жестокостей он не натворил в своей жизни.
– Настроение ничего, Владимир Ильич, хорошее. В Петербурге Олимпийские игры. Наши спортсмены очень даже прилично выступают.
– Это замечательно, то что вы говорите, молодой человек. – обрадовался Ленин. – Пропаганда и развитие физической культуры в массах – архиважнейший фактор в деле построения коммунизма! Кстати, как там у вас на идеологическом фронте? Поповщину, мелкие частнособственнические инстинкты – полностью искоренили?
Пете не хотелось огорчать Ленина, и он ответил неопределенно:
– На идеологическом фронте у нас большие перемены к лучшему, Владимир Ильич.
– Голод, разруху преодолели?
– Преодолели, Владимир Ильич. Не сразу, но преодолели.
Петя подумал, что этот Ленин, как и все здесь, тоже не настоящий, а такой, каким его выдумали в книжках. И он решил задать вопрос, который сейчас назойливо лез ему в голову:
– Скажите, Владимир Ильич, а вы читали книжки, которые про вас написаны?
– Ознакомился, знаете ли, с огромным интересом. Имею на этот предмет целую библиотечку, кое-что люблю даже перечитывать.
– Вот-вот, я это и хотел спросить: что вам о себе больше всего нравится?
Ленин на мгновение задумался и уверенно сказал:
– Товарищ Зощенко замечательно пишет. Помните его рассказы – «О том, как Ленин бросил курить», «О том, как Ленин перехитрил жандармов», «О том, как Ленину подарили рыбу»…
– Да-да! – подхватил Петя. – Просто замечательные рассказы. Там еще есть такие, которые начинаются со слов «Когда Ленин был маленьким…»
– Удивительно яркий талант.
– Сами-то вы как, Владимир Ильич? Не скучно вам здесь одному?
По щеке Ленина пробежала слеза.
– Да что вам сказать, молодой человек… Очень хотелось бы съездить на могилу Наденьки. Я ведь перед ней виноват, не всегда бывал по отношению к ней честен, увлекался… Уж ее-то добрую душеньку заживо не похоронили, я знаю.
Петя попытался осмыслить хорошенько последнюю фразу, но карточный паяц уже был тут как тут.
– ЧТО БЫЛО РАНЬШЕ ВСЕГО?! – заорал он Пете прямо в ухо.
– Послушайте, товарищ, по какому праву вы… – возмущенно попытался вмешаться Ильич, но джокер бесцеремонно захлопнул гроб словно крышку портсигара, и оттуда доносилось теперь только приглушенное «бу-бу-бу»…
– ЧТО БЫЛО РАНЬШЕ ВСЕГО?! – продолжал орать джокер, явно стараясь помешать думать. – Четыре секунды, время пошло, сгною в могиле!!
У Пети вдруг отчетливо высветились в голове пять букв. Он зажмурился и крикнул:
– Слово!
В тот же миг ноги его потеряли опору, он заскользил по желобу и взгромоздился…
7… И взгромоздился прямо на старую сухую ель.
– Ох! Ох! Да что же ты делаешь, вредитель! – заохала ель.
Исцарапав себя, Петя слез на землю и стал разглядывать говорящее дерево.
– Что вылупился? Дуру старую никогда не видел? Поделом, поделом мне и так. Давай, ломай ветки, пили, руби под корень! Все, все профукала, промотала на старости лет, сгубило зероршко проклятое! Профершпилилась! Все, что предки трудом наживали, все у своих наследников уворовала, французишкам поганым отдала своими руками!
Петя начал догадываться.
– Послушайте, – сказал он, – это не вы случайно «бабуленька», московская помещица, которая на рулетке проигралась? Ну, про вас еще Достоевский писал. Тара… Тара…
– Тарасевичева Антонина Васильевна, она самая. В семьдесят пять лет такую дуру сваляла! Еще и в романе прописали, всем временам на посмешище. Стыд-то какой, позор!
– И вы теперь… Вот так?
– Вот так. Стою теперь здесь, от стыда сохну.
– Ну, вы не очень-то переживайте, потом бы все равно отобрали.
– Как? Кто отобрал!
– Ну, как это кто… Эти самые, революционные солдаты и матросы.
– Революсьенные? Это что же, как во Франции?
– Нет, это, пожалуй, пострашнее было, чем во Франции. Не тот размах.
– Ну, это ты меня не очень сильно успокоил.
– Я просто в том смысле, что ваша беда в мировом масштабе…
Но тут перед Петей возник Джокер, одетый в чекистскую кожанку, с огромным маузером на боку, деревянная кобура которого волочилась по земле. На голове у шута была папаха со звездой, на плечах – бурка.
– Вы мне тут вредной контрреволюционной пропагандой не занимайся! – заорал он, тщетно пытаясь вынуть из кобуры маузер. – С такими как вы у нас тут разговор короткий: раз-два и к стенке. А ты, бабуля, его не слушай. Правильно стоишь. Ты, бабуля, еще благодари товарища Зюкина, что тебя, старорежимную клячу, до сих пор еще к стенке не поставили. Я контрреволюцию за версту носом чую!
Сосенка опять заохала и запричитала, а джокер-комисар взял мальчика под руку и отвел в сторонку.
– Пока очень хорошо продвигаетесь, товарищ, многие удивлены. Некоторые полагают, что вопросы чересчур легкие.
– «Некоторые» – это вы сами?
– Уверяю вас, нас по крайней мере двое. Итак, седьмой вопрос, три секунды. Готовы?
– Да.
– НАСИЛИЕ БЫВАЕТ КАКОГО РОДА?
– Над собой и над ближним! – выпалил Петя.
– И?.. – джокер во все глаза смотрел на стрелку секундомера.
– И… над божеством!
Продолжая смотреть на секундомер, шут скривил физиономию:
– Неважно, молодой человек, очень неважно. Три целых, четыре десятых. С такими темпами мы коммунизма не построим. Мне необходимо посоветоваться с товарищем Зюкиным.
Он снял трубку со стоящего на пеньке аппарата, завертел ручку и заорал в раструб:
– Барышня! Барышня! Смольный мне, срочно. Барышня! Смольный, срочно!.. Товарищ Зюкин? У нас тут непредвиденные… Ах вы уже в курсе? Так… Так… Так… Вас понял, будет исполнено. Так точно, именем революции, немедленно.
Петя неприятно поежился.
Джокер повернулся к нему, ослепительно улыбаясь:
– Юноша, вам повезло как никогда! Мы только что выяснили, что Кодекс юного строителя коммунизма допускает округление спорного числа в сторону уменьшения. Однако товарищ Зюкин все же просит вас дать более развернутый ответ на поставленный вопрос. Без включения счетчика, разумеется. Что вы понимаете под насилием над ближним?
– Это, к примеру, если обворовали.
– А над собой?
– Это, надо полагать, если сам себя обворовал. Пропил или проиграл.
– А что же такое насилие над божеством?
– Может быть, это касается тех, кто именем Бога сжигал на костре Джордано Бруно?
Шут подошел к телефонному аппарату, начал снова орать, добиваясь Смольного и товарища Зюкина. Потом достал из кобуры маузер, взвел курок и выпалил себе в голову. Голова разлетелся вдребезги, но тут же снова собралась и объявила решение:
– Не совсем по существу, но ответ принят. Катитесь дальше.
И Петя покатился.
