355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Борис Карлов » Игра, или Невероятные приключения Пети Огонькова на Земле и на Марсе » Текст книги (страница 26)
Игра, или Невероятные приключения Пети Огонькова на Земле и на Марсе
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 09:21

Текст книги "Игра, или Невероятные приключения Пети Огонькова на Земле и на Марсе"


Автор книги: Борис Карлов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 34 страниц)

2
Никому ни слова… – Рассказывать долго и подробно

Мракобесов никоим образом не был причастен к болезни Курта. Он появился в гостинице лишь для того, чтобы выяснить причину недомогания спортсмена и затем доложить Потапову о результатах своего расследования.

Немцы уехали в аэропорт, а Мракобесов все еще не мог понять, что же на самом деле произошло. Но вот за дверью послышались голоса, и он спрятался за штору.

В номер зашли Славик Подберезкин и Маринка Корзинкина. У них были испуганные, озабоченные лица.

– Никого нет, – сказал Славик. – Уже увезли.

– Знаешь, а меня тоже немножко того… вчера вечером, – стыдливо пожаловалась Маринка.

– Немножко! Это для нас немножко; привыкли, закалились на школьных завтраках. А у него знаешь, какая диета? Все стерильное, отмеренное по миллиграммам.

– Официант сказал, что рекомендует…

– Конечно рекомендует. Потому что неделю из одной тарелки в другую переливал.

– Но ведь другие тоже ели…

– Они не ели, они водку пили. А с водкой можно хоть дохлую кошку стрескать, ничего не будет.

– Ой, мне, кажется, опять нехорошо…

– Короче, – Славик заговорил шепотом. – Про то, что были в ресторане, никому ни слова. Гуляли, мосты смотрели, а потом – по домам. Даже мороженого нигде не покупали, понятно?

– Ладно, только ты сам не проговорись. И Катю свою предупреди.

Славик хотел возразить, что Катя не его, но в это мгновение штора распахнулась словно театральный занавес, к ребятам шагнул одетый в штатское майор Мракобесов и крепко взял обоих за уши.

– А! – закричал Славик.

– Ой! – взвизгнула Маринка. – Вы что, дядя, с ума сошли?!

– Молчать! – рявкнул Мракобесов. – Вы оба арестованы, поедете со мной.

– За что? Куда?!

– Арестованы за участие в отравлении немецкого спортсмена. Едем в милицию, к генералу Потапову. Будете рассказывать долго и подробно, как все было, со всеми междометиями.

И Мракобесов, крутанув напоследок уши подозреваемых так, что они взвыли, отпустил и подтолкнул их к дверям. В сущности он был доволен, что расследование завершилось так быстро. Судя по всему, Курт стал жертвой нелепой случайности.

* * *

Вчерашним воскресным утром Славик Подберезкин и Маринка Корзинкина застали Курта за завтраком в его гостиничном номере. Атлет не спеша съел два ломтика подсушенного хлеба из цельного зерна и отрубей, запил стаканчиком свежеотжатого морковного сока. На предложение присоединиться дети только поблагодарили, сообщив, что успели позавтракать дома. (Маринка ела сырники и какао со сгущенкой, а Славик – котлеты с макаронами и чай с вафлями.)

Потом вместе с другими спортсменами они уселись в большой автобус и поехали на стадион. Время было раннее, движение на улицах еще не превратилось в праздничное столпотворение, поэтому минут через пятнадцать автобус остановился у служебного входа в спорткомплекс.

Когда начала прибывать публика, Славик и Маринка заняли свои места на трибунах. Места оказались очень хорошие: над проходом, рядом с правительственной ложей. За несколько минут до торжественных фанфар в ложе появились Президент и губернатор с семьями и многочисленной свитой. Славик моментально разглядел губернаторскую дочку и навел на нее с десяти шагов бинокль. Однако дочка упрямо его не замечала, а Маринка, обидевшись, что ее не слушают, поджала губы и отвернулась.

Но вот началось шумное, красочное действие, и все обратились к арене.

Во время перерыва, разделявшего дневную и вечернюю части программы, Славику удалось настигнуть предмет своего интереса. Все содержимое правительственной ложи где-то пообедало и прогуливалось по прибрежной аллее западной оконечности острова. Охрана еще раньше запомнила Славика Подберезкина и не обращала на него внимания.

– Здравствуйте, Катя, – сказал Славик, будто невзначай пристроившись девочке в ногу.

– А, это вы, – небрежно покосилась на него губернаторская дочка. – Что же вы опять бросили свою спутницу, которая вам не подруга, но которая всегда и везде рядом с вами?

Попав под острый язычок, Славик смутился.

– Я вам кажется говорил, – начал он оправдываться, – что не могу рассказывать всего.

– Ах да, ваши военные или какие-то там еще секреты…

– Хорошо, я скажу. Сегодня эта девочка рядом со мной потому, что нам поручили шефство над одним немецким спортсменом.

– Кто же это?

– Курт Шикельгрубер.

– Тот самый независимый, который намерен взять все золотые медали?

– Откуда вы знаете?

– Так, слышала. За ним очень пристально наблюдали на тренировках. А вы разве говорите по-немецки?

– Нет.

– Значит, ваша спутница говорит?

– Нет, к сожалению, она тоже не говорит.

– Любопытная ситуация. Но, может быть, Курт Шикельгрубер говорит по-русски, или у него есть переводчик?

– Да… Помните, в консульстве был такой красивый блондин, к которому все время вязалась пьяная?

– А, Фриц Диц, помню, конечно. Его весь вечер кому-нибудь представляли, а он говорил: Диц; Фриц Диц. Диц; Фриц Диц…

Дети рассмеялись.

– Знаете, он свободно говорит на всех языках. Но его срочно куда-то вызвали, он ведь человек военный. Теперь мы с Куртом все больше жестами, – Славик потешно изобразил из себя глухонемого.

Катя снова засмеялась.

– А как же ваше секретное задание? Или вы тогда тоже пошутили?

Славик сделал серьезное лицо, помолчал и затем произнес:

– Если бы я знал, что вы отнесетесь так легкомысленно…

– Но вы обещали рассказать, а сами даже не позвонили.

– Я обещал рассказать… если узнаю вас ближе. О таких вещах не говорят с малознакомыми.

– Ну хорошо, хорошо, мы познакомимся поближе, если вы так хотите. Только сначала расскажите хотя б немножко.

– Мы могли бы вместе поужинать сегодня.

– Ой, ну прямо как в кино! Можете не строить из себя взрослого. Разумеется, что меня одну никуда не отпустят.

– А если все вместе – вы, я, Курт и Маринка?

– Курт? Курт Шикельгрубер? Вы серьезно?

– Как никогда.

– Даже не знаю… Если только получится уговорить папу… то есть, отложить другие дела.

– Придумайте что-нибудь.

– Хорошо, я подумаю. На всякий случай, если сумею сбежать… то есть, если отложу другие дела и приму ваше приглашение – давайте забьем стрелку.

– У Александрийской колонны, ровно в десять.

– Хорошо, я подумаю, прощайте.

– До свидания.

– Да! – оглянулась Катя. – Я говорю по-немецки!

Славик улыбнулся и оттопырил большой палец.

* * *

Вечером над городом гремели фейерверки, рассыпаясь в небе разноцветными огнями и раскрашивая знакомые фасады домов, улицы и площади в яркие, причудливые цвета. С эстрадных площадок гремела музыка, с лотков продавали все, что душе угодно. Начинались народные гулянья, каких еще не видела ни одна петербургская белая ночь.

На Дворцовой было особенно многолюдно: здесь ожидался мощный, наикрутейший рок-фестиваль.

Успевшего прославиться еще до начала состязаний Курта удалось склонить к прогулке благодаря отсутствию надзора со стороны Карла Ангелриппера, находившегося на то время в отделении милиции. Но и сам юноша не особенно сопротивлялся, находясь в эйфории, вызванной опьянением, так сказать, воздухом свободы. Прожив все свои девятнадцать лет в благоустроенной пещере и лишь изредка совершая пробежки по горным тропам, он впервые оказался в городе, в центре многолюдного праздника.

Курт смотрел по сторонам и глупо улыбался. Он был послушен как цирковая лошадка.

Наконец прибежала Катя, раскрасневшаяся, с блестящими глазами. Она за руку поздоровалась с Маринкой и с Куртом, представилась и что-то сказала Курту по-немецки, а он закивал, заулыбался и забормотал что-то вроде «о, зер гут, данке, данке…»

Крепко взявшись за руки, компания стала змейкой пробираться через толпу с площади на Невский проспект.

Но и на Невском оказалось не легче: народ столпился на тротуарах, ожидая прохода уже видневшегося в районе Думы карнавального шествия с немыслимыми конструкциями на платформах.

Протиснувшись вперед еще на пару кварталов, компания посмотрела шествие и свернула в более или менее тихую улочку с яркой вывеской ресторана «Разгуляй».

Катя вовсю тарахтела с Куртом по-немецки, и не успел он повторить на новый лад свои пожелания по поводу соблюдения режима, как уже сидел за столиком у фонтана.

Подошел официант и подал карту. Немец повертел ее в руках и передал Славику. Тот пробежал глазами столбики названий и цифры в правой части, растерялся и отдал карту Маринке. Та долго водила пальцем по строчкам, шевелила губами, и в конце концов заявила, что хочет сборную солянку. «Там всегда плавает много всякой всячины, а я страшно проголодалась», – пояснила она свой выбор. Голодными были все, поэтому Славик велел официанту принести четыре солянки.

– Что-нибудь будете пить, закусывать? – поинтересовался тот равнодушно.

– Да, принесите… чего-нибудь. – сказал Славик с усталой небрежностью завсегдатая злачных мест.

– Будет сделано, – отреагировал официант, не вдаваясь в подробности.

Вскоре он принес минеральную воду и фрукты.

– Соляночку подождать придется, – сказал он. – Если желаете, можно икорки подать, салатик, ассорти из дичи…

– Нет, нет, не надо, у нас режим, – быстро возразил Славик. – А что так тихо? – переменил он тему. – Музыка у вас есть?

– Так точно, будет. Оркестр на перерыве.

3
Долго и подробно. – Курт отпускает ремень на несколько дырочек

Едва только за столиком появилась известная нам компания, саксофонист оркестра Дмитрий Иванович Котов тотчас узнал мальчика и девочку, вертевшихся на приеме в мексиканском консульстве.

После обрушившихся за последнее время потрясений Котов сделался болезненно подозрителен. Заходя в квартиру, он прежде всего заглядывал под кровать, резко отдергивал оконную штору, разглядывал на просвет пустые бутылки. У него появилась привычка носить темные очки, а также внезапно останавливаться у какой-нибудь витрины и коситься по сторонам. Возможно, что его инстинкт самосохранения запоздало реагировал на ту настоящую слежку, которую в течении нескольких дней вел за ним убийца.

Потом еще был дурацкий сон, где он выступал свидетелем в суде и после которого Альбина на неделю прервала с ним отношения. Да и Юрик вел себя довольно странно…

И вот теперь, когда уже все, казалось, вошло в обычную колею, за столиком у фонтана появились эти люди, совсем еще дети, которые несомненно за ним следили.

Котов шарахнулся в служебный коридор, прихватив на ходу спрятанную в шкафчике с чистым бельем початую бутылку коньяка. На кухне он схватил стакан с присохшими на сахарном дне чаинками, плеснул на три пальца и быстро опрокинул себе в глотку.

– Ага, докатились, – забормотал он себе под нос, занюхивая коньяк хлебной корочкой. – Детей используют. Опыты делают, психотронщики…

В последние дни в голове у Котова возникла теория, что все необычное произошло с ним не случайно, что некие секретные спецслужбы выбрали его объектом для своих опытов в области психотронного воздействия.

– Конечно, – злобно шептал он, пережевывая корку. – пьющий, одинокий, никому нет дела…

Его вдруг осенило:

– А ведь это могло начаться еще тогда, в 88-м…

Пораженный этой мыслью, Котов выпил почти полный стакан и, закашлявшись, стал шарить рукой по разделочному столу.

– На, – повар Егорыч вручил ему очищенную морковку. – Грызи.

Котов захрустел морковкой и налил повару. Тот выпил и занюхал коньяк рукавом.

– А я никогда не закусываю, – сказал повар. – Я даже никогда не пробую то, что варю. Это те, которые варить не умеют, всегда пробуют. А я и без пробы знаю, что у меня в кастрюле.

Это он повторял всякий раз, когда ему подносили стаканчик.

– Слушай, – сказал ему Котов, прикуривая от горячей плиты сигарету, – Егорыч, ты про психотронное оружие чего-нибудь слышал?

Отвернувшись, Егорыч шинковал овощи, молотя ножом по доске со скоростью машины. Не прекращая работы, он ответил:

– Так, что-то слышал…

– А если, допустим, такую штуку надо испытать… Кого используют?

Повар пожал плечами:

– Преступников каких-нибудь из тюрьмы. Которым уже «вышку» дали.

– А у таких психика непредсказуемая, опыт неправильные результаты покажет.

– Тогда не знаю.

– А если просто кого-то одинокого взять, из толпы? Облучать и наблюдать за ним, облучать и наблюдать…

– Не знаю, Котов, ничего не могу сказать.

– Тогда давай, Егорыч, выпьем еще по одной.

Они выпили, и повар снова затарахтел ножом по доске. А Котов, попыхивая сигаретой, заглянул в стоящую на краю плиты кастрюлю.

– Это что у тебя за супчик, Егорыч?

– Солянка сборная.

– А-а, – понимающе кивнул Котов и выронил изо рта сигарету.

В раздаточном окошке показался официант:

– Соляночку четыре раза побыстрее.

– А что так? – поинтересовался Егорыч, не поворачиваясь.

– У меня спортсмен сидит, знаменитость. «Темная лошадка из Германии». Курт… Курт…

– Воннегут, – сказал повар и подмигнул Котову.

Котов смотрел на Егорыча, не мигая.

– Некультурный ты человек, Егорыч, – сказал официант. – Телек смотреть надо, развиваться. Шевелись, шевелись, я им пойду пока минералку поставлю.

Егорыч взял черпак и шагнул к стоящей на краю плиты кастрюле. Он хотел привычными круговым жестом перемешать содержимое, но Котов вдруг сказал ему:

– Погоди.

Повар с удивлением поднял на него глаза.

– Погоди, Егорыч, ты только, самое главное, не нервничай…

– Ты чего?..

– Егорыч, такое дело, понимаешь, я только что туда сигарету уронил, окурок… Случайно выскользнула, понимаешь?..

Лицо у повара сделалось испуганное, он быстро заглянул в кастрюлю. Среди аппетитных кусочков копченостей, сосисок, оливков и прочего добра в темном наваре плавала размокшая половинка сигареты. Она распухла, развалилась и распустила по всей поверхности мелкие крошки табака.

Егорыч медленно поднял глаза на Котова, и тому сделалось страшно по-настоящему.

– Погоди, погоди, ты чего… – начал он пятится назад. – Погоди, щас вынем, оно сверху плавает…

– Психические опыты, говоришь, – мрачно произнес повар и шагнул на Котова. – Облучают в толпе, говоришь… Скрытно следят… А если так, в открытую, черпаком по морде… Это нормально?

Егорыч замахнулся черпаком, и Котов прямо в концертном костюме полетел спиной на груду сваленной у входа в мойку грязной посуды – противни, котлы, сотейники…

Раздался такой грохот, что сбежались официанты, буфетчики и администратор. Не дожидаясь окончательной расправы, Котов на четвереньках выбежал прочь из кухни.

Стоимость испорченной солянки у Егорыча могли вычесть из зарплаты, поэтому он ничего не сказал про окурок, а когда все разошлись, попросту вылил испорченный продукт в канализацию, а на плиту поставил остатки вчерашней.

– Егорыч, четыре соляночки моментально, – снова заглянул в раздаточное окошко официант.

Повар сосредоточенно помешивал содержимое небольшой кастрюльки.

– Погоди, – хмуро сказал он. – Пускай закипит.

– Не надо, не надо, ты чего! – запротестовал официант. – Пускай будет как есть, опять кто-нибудь накатает жалобу, что горячо. Что у тебя рожа такая кислая?

Недовольно ворча себе под нос, Егорыч снял с плиты так и не закипевшую солянку, освежил каждую порцию свеженарубленной зеленью и сдобрил ложкой сметаны. Потом он вылил в стакан весь оставленный Потовым коньяк и выпил. Но даже после этого его кислая физиономия не разгладилась.

* * *

Наконец принесли горячее, и дети стали с аппетитом уплетать сборную солянку. Курт тоже был чертовски голоден. Он был готов проглотить разом весь свой запас сушеных хлебцев и выпить весь морковный сок за месяц вперед. При виде плавающих в супе кусочков копченого гуся, сосисок, буженины и копченого языка у него началось головокружение.

Чувство блаженного восторга, охватившее его с первой же ложки, заставило забыть обо всем. За то время, пока дети успели вычерпать свои порции только до половины, Курт уже сидел с пустой миской, сверкающей мельхиоровым донышком.

– Я хочу еще, – сказал он, и дети подозвали официанта.

Томно прикрывая глаза, немец выкушал вторую порцию.

Он вспомнил о девятнадцати годах проведенных в аскезе, и ему стало обидно. Разумеется, конечно, он больше туда не вернется. Чего стоят Мумрик, его отец и святая Ева здесь, в этом прекрасном и радостном мире!

– Я хочу обедать и ужинать здесь каждый день, – сказал он, и Катя повторила его слова по-русски. – Я возьму все медали и останусь жить здесь.

Дети зааплодировали и чокнулись с ним минералкой.

Потом были куриные котлетки «деваляй», десерт и безалкогольное шампанское, потом Славик пригласил Катю танцевать (саксофон играл отвратительно), а Маринка и Курт остались за столом, увлеченные десертом: свежей клубникой, покрытой шапкой взбитых сливок.

Только после одиннадцати Курт с идиотски счастливым лицом расплатился с официантом кредитной картой. (У Славика при этом словно камень свалился с души.)

– Я хочу спать, – заявил Курт, поднимаясь из-за стола. – О! – он заулыбался. – Надо немного отпустить…

Никого не стесняясь, он задрал полу пиджака и отпустил на несколько дырочек свой брючный ремень.

– Теперь хорошо.

Дети проводили Курта до гостиницы и распрощались, пообещав утром за ним заехать.

– Завтра я плыву четыреста метров и беру золотую медаль, потом прыгаю с шестом и беру другую, – пообещал немец. – Ауфвидерзеен.

Потом Маринка пошла домой одна, а Славик отправился провожать Катю.

4
Международный скандал?.. – В какие куклы играет майор Мракобесов. – Мальчик или подопытный кролик?

Дети закончили рассказывать о том, что сами знали, и в кабинете наступила тишина. Генерал Потапов и майор Мракобесов смотрели на них во все глаза. Затем Потапов казенным голосом проговорил на одной ноте:

– Подите вон и ждите в приемной.

Как только дверь закрылась, генерал вскочил с места и заходил по кабинету.

– Мракобесов, я убью этих детей, я не могу больше с ними возиться. Убью и сам застрелюсь из табельного оружия. Теперь они еще втянули дочку губернатора. Ты понимаешь, что это значит?

Мракобесов молча курил.

– Ты понимаешь, что это значит?! – наклонившись, закричал Потапов ему в лицо.

– Ну, так… – рассеянно отвечал Мракобесов, задумавшийся о чем-то своем.

– Так вот я тебе скажу сейчас, что будет: международный скандал, бойкот, экономические санкции, железный занавес!..

– Ну-ну, – очнулся Мракобесов. – Это вы чересчур загнули.

– Чересчур? А как тебе нравится такая картинка: губернатор руками своей малолетней дочери выводит из игры самого перспективного спортсмена. Да как только эта пакость просочится в СМИ, половина участников разъедется по домам. Позор будет на весь мир, еще хуже, чем в 80-м!

– Знаем только мы двое. А детей надо изолировать.

– Изолировать? Это как?

– Надо подумать.

– Хорошо, допустим, во избежание международного скандала мы, с согласия губернатора, спрячем детей от репортеров. Но ведь были и другие свидетели, есть, в конце концов, сам пострадавший, которому вы никак не заткнете глотку!

– Курт будет молчать.

– Это еще почему?

– Скоро вам все станет понятно из доклада лейтенанта Яблочкина.

– Допустим. Но другие – повар, официант? У них было достаточно времени, чтобы растрепать о вчерашнем направо и налево.

– У них не было времени, – спокойно возразил Мракобесов. – И повар и официант уже у меня и дают показания. Лично мне все представляется нелепой случайностью. – Он включил один из мониторов, и Потапов с ужасом увидел пыточную камеру, в которой на дыбе, в отблесках пламени с заломленными за спиной руками висели две голые окровавленные фигуры. Палач в красном колпаке и клеенчатом фартуке делал свое дело, зажав в клещах раскаленное до красна железо.

Потапову показалось, что в нос ему ударил запах паленого мяса, и он отрывисто приказал «уберите!». Затем распахнул окно и долго смотрел перед собой.

Мракобесов выключил монитор.

– Да, генерал, я думаю, что в их действиях не было никакого злого умысла, но сейчас они готовы признаться в том, что убивали людей и кормили посетителей человеческим мясом.

– Мракобесов, – генерал Потапов наконец обрел дар речи.

– Да, я вас внимательно слушаю, генерал.

– Сегодня же вы пойдете под трибунал. А затем я уйду в отставку.

– Вы это серьезно?

– Более чем. Я откладывал это решение, полагая, что так будет лучше для пользы дела. Однако то, что я сейчас увидел, не дает мне права ни дня более находиться в должности руководителя Петербургской милиции. Гражданин майор, вы арестованы.

– Нет, не так. Это вы уйдете в отставку, генерал, а я сяду на ваше место.

Потапов медленно обернулся, одновременно расстегивая кобуру с табельным орудием.

В кабинете никого не было.

Значит, он ослышался? Но, может быть, не было и никакой пыточной камеры? Ему сегодня же необходимо обратится к врачу; возможно, сказывается переутомление последних дней.

В кабинет без стука просунулся чрезвычайно взволнованный секретарь:

– Михал Михалыч! – выкрикнул он. – Яблочкин на связи!..

* * *

Тем временем Мракобесов спустился в Секретный отдел, прошел по пустым коридорам, по гремучим железным ступенькам спустился еще ниже, в котельную, миновал еще один коридор, темный и обшарпанный, остановился и навалился плечом на тяжелую дверь пыточной камеры.

В дыму и в чаду, в отблесках пламени, на дыбе висели замученные повар и официант ресторана «Разгуляй».

Мракобесов натянул кожаные перчатки, вынул из кармана изящный перочинный ножик с перламутровой ручкой и приблизился к несчастным вплотную.

– Что говорят?

– От всего отказываются, патрон.

– От чего именно?

– Говорят, что никого не травили. Шкуры с них надо содрать, тогда признаются.

– Чем кормили немца? – спросил Мракобесов, обращаясь к официанту.

– Солянка сборная, котлеты деваляй, десерт, – прошептал официант.

– Громче!

– Не могу… голос…

– Они оба голос сорвали, патрон, – объяснил палач.

– Ну так нечего было орать. Что пили?

– Минеральная вода, безалкогольное шампанское.

– Отраву куда сыпали в воду или в закуску?

Официант заплакал.

– Надо еще часок с ними поработать, – сказал палач, разогревавшим в пламени стальной прут. – Хотя если честно, патрон, то или они сознаются сразу, или начинают на себя наговаривать.

Мракобесов шагнул к повару, двумя пальцами широко раскрыл ему глаз и поднес к зрачку острие перочинного ножа:

– Теперь соображай быстро. Чем немец мог травануться, что ты в котлеты подмешал, падла? Какую тухлятину на фарш пустил?

– Солянка… – выговорил повар сквозь начавшие душить его рыдания. – Котов…

– Что? Кошку на мясо разделал?!

– Нет! Нет!! Котов… Дима… музыкант из оркестра. Он свежую солянку испортил… Я дал вчерашнюю.

– Вчерашнюю? Ну и что?

– Надо… до кипения… не успел… прокисла чуток. Он торопил, – Егорыч кивнул на висевшего рядом официанта.

Не обратив внимания на последнее пакостное замечание повара, Мракобесов задумался и поднес кончик ножа к губам:

– Котов, Котов… А! Котов Дмитрий Иванович. Опять замешан. Совпадение?… Ладно, – похлопал он повара по щекам. – С этими все ясно. Напои водкой, подправь память – и обоих в вытрезвитель. – Он подрезал веревку, и повар с официантом, задыхаясь от счастья, рухнули на пол. – Следы своих зверских истязаний замажешь супербальзамом. И чтобы через час духу их здесь не было.

– Слушаюсь, патрон, – палач стащил с головы красный колпак и оказался женщиной.

– Я пойду к себе, немного поработаю.

Мракобесов вернулся в официальную часть Секретного отдела и зашел к себе в кабинет. Сел за стол, закрыл ладонями лицо и так просидел несколько минут, приготовляясь к чему-то важному. Затем резко отнял ладони, поднялся и надавил неприметную кнопку в стене. Шкаф с бумагами бесшумно отъехал в сторону, высвободив узкий проход в то самое помещение, в котором у него находилось нечто вроде колдовской лаборатории и где лейтенант Яблочкин, а затем и курсант Мушкина проходили свой первый в Секретном отделе инструктаж.

Теперь в центре комнаты, в главном котле, холодным кипением бурлила густая темно-красная жидкость. Мракобесов засучил рукава, погрузил руки в котел и достал со дна восковую фигурку. Он аккуратно осушил фигурку платком и поставил на некое подобие алтаря, украшенного чучелом головы козла, куриными лапками и сушеными летучими мышами.

– Здравствуйте, товарищ генерал, – обратился Мракобесов к фигурке. – Да только недолго осталось тебе быть генералом и здравствовать.

Он вынул из стальной коробки тонкую иглу от шприца, обмакнул ее конец в пузырек с грязновато-мутноватой жидкостью, произнес заклятие и вонзил иголку в область поясницы восковой фигурки генерала Потапова.

* * *

Славику Подберезкину и Маринке Корзинкиной надоело сидеть в приемной. К тому же противный Мракобесов давно вышел, и генерал Потапов находился в кабинете один. Осторожно постучав, они приоткрыли дверь.

– А, ребята, заходите! – увидев их, воскликнул Потапов. Он вроде как взбодрился и повеселел. – Присаживайтесь, не стесняйтесь.

Славик и Маринка присели на краешек кожаного дивана.

– Только что звонили наши общие знакомые, – тоном, каким преподносят сюрприз сообщил Потапов. – С ними полный порядок, завтра утром они будут в городе.

– Правда? – обрадовались дети, догадавшись, что речь идет о Мушкиной и Яблочкине. – А Петя? Он тоже с ними?

– И Петя – тоже – с ними! – подтвердил Потапов с улыбкой.

Славик и Маринка переглянулись:

– Так мы завтра придем?

– Конечно, конечно, ребята, приходите. Только помните – ни про Петю, ни про немца никому ни слова, даже дома!

– Хорошо, мы обещаем. Если только он сам не расскажет.

– Кто?

– Немец, Курт.

– Курт ваш сейчас в таком месте, где он уже никогда ничего не расскажет.

– Умер что-ли!.. – схватилась за грудь Маринка.

– Тьфу, типун тебе на язык! От поноса еще никто не умирал. Идите, ребята, домой, пока я не рассердился. Завтра увидите своего Петю.

– А вы над ним опыты делать не будете? – снова поинтересовалась Маринка Корзинкина.

– Какие опыты? – не понял в первую секунды Потапов и поднял глаза от бумаг, которые уже начал читать. – Я вам, ребята, серьезно говорю: идите отсюда подобру-поздорову. А не то я ремень сниму и начну такие опыты делать, что запомните на всю жизнь.

Дети выскочили из кабинета, Потапов с улыбкой смотрел им вслед.

Вдруг он изогнулся от боли, скрючился, вскочил, вытянулся струной, схватился за поясницу, заохал и медленно опустился.

– Что же это такое… – прошептал он, моментально взмокнув. – Неужели радикулит прострелил? Не надо было тогда на сырой земле сидеть, на рыбалке…

В кабинет вернулся Мракобесов, ни слова не говоря развалился в кресле, закинул ногу на ногу и закурил. Потапов привык к существованию Мракобесова, но сегодня его поведение было особенно странным и вызывающим.

– Завтра утренним рейсом прибывают наши герои, – сказал Потапов. – Они везут с собой мальчика.

– Я знаю. Я сам их встречу.

– Вы? – генерал скривился от нового приступа боли в пояснице.

– Да, да, лично я, прямо у трапа. Кстати, что вы были намерены делать с мальчиком?

Из-за боли Потапов не уловил того нюанса, что Мракобесов говорит о нем в прошедшем времени.

– С Огоньковым? А что мы можем с ним делать? Отдадим родителям, пусть молятся за него.

– Абсурд.

– Что?

– Я говорю, что это абсурд. Мы обязаны разобраться до конца в этом деле. Не вздумайте поставить в известность его родителей, вы все испортите. Пускай с ним поработают наши эксперты.

– Нет, нет, я этого не позволю. Мальчик не подопытный кролик, он такой же человек как…

Потапов хотел сказать «как вы и я», но осекся, потому что внезапно понял, что Мракобесов никакой не человек, а демон. Глядя на меняющееся лицо генерала, Мракобесов тоже все понял, вмял свою папиросу в пепельницу и поднялся.

– Полагаю, что наш дальнейший разговор не имеет разумной перспективы. Завтра вас ожидают большие, разительные перемены, а потому отложим дискуссию до лучших времен. Но ведь, – у самых дверей Мракобесов повернулся и подмигнул, – но ведь кое-какие перемены вы ощущаете уже сегодня, не так ли?

Дверь хлопнула, а Потапов перекрестился и прошептал:

– Дьявол… сатана…

В это мгновение его с новой силой пронзил приступ радикулита, и все мысли в голове от страшной боли перемешались.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю