Текст книги "Игра, или Невероятные приключения Пети Огонькова на Земле и на Марсе"
Автор книги: Борис Карлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)
Начало возмездия. – Стигматы на теле дьявола. – Где Петя Огоньков?
Этой же ночью, ближе к утру, почувствовал себя плохо самозванный начальник Управления Авраам Люцеферович Мракобесов. Сначала, когда он еще укладывался спать в боковой комнатке своего нового кабинета, то ощутил какое-то нехорошее, смутное предчувствие. Но поскольку день был сегодня особенно трудный, Мракобесов от предчувствия отмахнулся – мало ли теперь людей, которые точат на него зуб… Он страшно хотел спать и с урчанием завернулся в байковое одеяло.
Не прошло и часа, как там, внизу, он короновал на царствование своего маленького фантомного двойника, и отныне цепочка кажущимися случайными событий будет стремительно сплетаться в замысловатую, жестокую и кровопролитную связь, которая непременно, подобно самонаводящейся ракете, приведет его к цели.
Мракобесов закрыл глаза и представил облик своей новой Империи.
Несомненно это будет абсолютная монархия с мощной структурой тайной полиции. Больше театрализации. Опереточные мундиры, кружева, треуголки, плюмажи на улицах и – пара зорких глаз в каждом подвальном окошке, крошечный микрофончик и объективчик в каждом кабинете, в каждом туалете, в каждой квартире. Малейшее неповиновение или высказывание крамолы даже в семейном кругу – бесшумный выстрел парализующим дротиком и пытки, пытки, пытки в специально оборудованном подвале ближайшего полицейского участка.
Столица – в Санкт-Петербурге (никаких дурацких святых, город будет называться Невгород); его личная резиденция – в Зимнем дворце. Двадцати, нет! тридцатиметровый памятник императору Мракобесову Первому на тридцати, нет! пятидесятиметровом постаменте – на Знаменской площади у Московского вокзала.
Высокопоставленных заговорщиков он будет допрашивать лично. Одного-двух в неделю, этим не следует злоупотреблять, это слишком возбуждает, но впоследствии истощает… Но, черт побери, как же сильно это возбуждает, доводит до оргазма… Нет, нет, сам он не прикоснется к инструментам, он будет только смотреть. Сначала палач возьмет острейшее стальное шило и медленно, плавно покручивая, введет его между третьим и четвертым позвонком. Но только чуть-чуть, не до конца, лишь только сделав намек на увертюру к предстоящей симфонии звуков и ощущений. Насладившись первыми криками и рыданиями, он прикажет отложить шило и взять маленькие маникюрные ножнички…
Но в это мгновение Мракобесов вдруг сам почувствовал резкую боль в плече.
Мечтательная улыбка мгновенно слетела с его лица, глаза широко раскрылись. Он вскрикнул, сел на кровати и включил лампу. С правой стороны исподней рубахи темнело и расплывалось пятно крови.
Мракобесов дернул рубаху, но разорвать ее не хватило сил. Лихорадочно разгрыз ворот зубами и снова рванул.
Обнажилось белое округлое плечо с рыхлой кожей и ранка, сочащаяся кровью.
– Что это! – в панике забормотал Мракобесов. – Что! Что такое!..
В тот же миг ему обожгло бедро, и кровь брызнула из вены, затем живот, шею, спину, лицо, затылок, ступни, уши… Он начал страшно и непрерывно орать, зажимая пальцами то одну, то другую рану, понимая, что может истечь кровью. На шум прибежал дежурный офицер, ахнул и убежал за аптечной.
Тугие повязки и пластырь умерили кровотечение. Мракобесов остался жив и даже не потерял сознание. Теперь ему было необходимо спуститься в Секретный отдел, где хранились его снадобья, но он не мог передвигаться самостоятельно, а дежурный офицер не имел доступа на нижние этажи.
– Срочно… – проговорил Мракобесов ослабшим голосом. – Срочно вызовите Курослепова.
Не прошло и четверти часа, как поднятый с кровати секретарь уже хлопотал вокруг своего патрона:
– Ах какая неприятность! Какая же сволочь это сделала? Быстрее, быстрее надо найти его…
– Никого не надо искать, болван, – Мракобесов наконец сообразил, что на самом деле происходит. – Он просто выкрал мою собственную фантомную куклу… А теперь втыкает в нее иголки. Простые, без яда и без заговора. Помоги мне.
– Так значит, этот фраер просто лопух, а, патрон? – рыжий секретарь поволочил на себе грузное тело начальника. – А что если этот пижон просто-напросто возьмет и отрежет вам голову?.. Ой! патрон. простите, простите меня, я хотел сказать, что отрежет не вам, а этой чертовой кукле… то есть…
– Кретин. Если он разрежет или расплавит фигурку, она потеряет силу, – простонал Мракобесов. Четырнадцать рассредоточенных по всему телу ран причинили ему страшную, невыносимую боль. – Но раны-то, раны, они останутся на мне!..
– А как он туда пролез? Как он вообще узнал? Эй, дежурный! – Курослепов окликнул дежурного офицера, находившегося на своем месте за перегородкой, и тот подбежал, чтобы подсобить. – Кто-нибудь был здесь после…
– После двух часов ночи, – выдавил из себя Мракобесов, припомнив время, когда он поднялся из Секретного отдела и лег спать.
– Нет, никого не было, – уверенно сказал дежурный.
– Ну как же не было, как же не было! – начал наскакивать на него Курослепов. – Как же не было, если кто-то был!
– Я, товарищи, пока еще не слепой и не глухой, а также не имею привычки спать на посту, – обиделся дежурный офицер. – Мимо меня и мышь не проскочит, не то что человек, если только он не привидение или не невидимка.
– Что!!? – дернулся всем телом и застонал Мракобесов. – Невидимка! Это они! Они так и не сдали спецкомбинезоны!
– Кто? Кто они? Скажите, патрон, о ком это вы, а, скажите…
– Это они, Яблочкин и Мушкина! Они обманули!
Дежурный офицер почесал затылок:
– Час назад вроде бы лифт поднимался… или показалось.
– Что?!!
– Я полагал, кто-то из ваших…
Мракобесов слабо потянулся к дежурному, чтобы своим желтым ногтем проткнуть ему глаз, но промахнулся, и они вместе с Курослеповым едва не завалились на пол.
Спустившись в кабинет, Мракобесов нащупал кнопку, сдвинул шкаф и, шумно дыша, протиснулся в щель. Голова его плохо соображала и он, забыв про несколько ступенек, с воем затравленного зверя повалился на каменный пол, изрезав ладони осколками стекла.
– Свет!.. – выдохнул он.
Газовые рожки не горели; Курослепов начал зажигать свечи, и глазам заговорщиков предстал погром, учиненный лейтенантом Яблочкиным и курсантом Мушкиной. Чаша с жертвенной кровью была опрокинута, лежавшие на ее дне фигурки расплавлены, склянки со снадобьями рассыпаны или разбиты.
Неожиданно Мракобесов издал радостный возглас. Курослепов обернулся и увидел в его руках истыканную иглами восковую фигурку.
– Она здесь! Они не взяли ее! Бери, бери скорее… – он протянул куклу секретарю. – Осторожно, иголки… Теперь скорее, скорее… только очень осторожно… вынимай их!
Курослепов понял, осторожно, словно кактус, взял фигурку и, покручивая, вытащил из холодного, затвердевшего в прохладе воска первую иглу, торчащую прямо из темечка.
Мракобесов схватился за голову и заорал.
Не желая долго мучить своего патрона, секретарь, не дав ему произнести и слова, начал быстро выдергивать иголки из лица, туловища, ног и рук восковой куклы.
Потеряв способность кричать, Мракобесов, слабо попискивая, дрожал, подергивался и катался по полу, словно в приступе эпилепсии.
Когда все было кончено, он долго лежал на спине мокрый от пота и крови, с широко открытыми глазами и тяжело, шумно хрипел.
– Иголки… надо было… разогреть… – сумел он выговорить через некоторое время.
– Так вы бы сказали раньше, – начал как всегда многословно и бестолково оправдываться Курослепов. – Как я мог знать, что нужно греть иголки? Вы мне сказали: скорее вынимай их, а я так и сделал, патрон, ведь верно? Вы же не сказали мне, что иголки надо греть? А если бы вы…
– Тихо… молчи… Зажги огонь под тиглем. Сожги ее.
– А вам не будет… То есть, я хотел сказать, что не вам, а этой… то есть…
– Молчи.
Курослепов пожал плечами, фыркнул, бросил фигурку в быстро раскалившийся тигелек и смущенно захлопал длинными руками по бокам. Воск вспыхнул и затрещал.
– Теперь пошли отсюда.
Не с первого раза, с неимоверным трудом, Курослепов помог патрону подняться с пола, и они вместе протиснулись в кабинет.
Мракобесов сел за свой стол, повалился, было, на него грудью, но оперся руками и, дрожа от напряжения, отжался и перевалил свою обессиленную тушу на спинку кресла. Отдышавшись, выдвинул верхний ящик стола, пошарил внутри него руками, но искомого предмета не обнаружил.
– Патрон, вы ищите свой компьютер? – подсказал Курослепов. – Он перед вами, на столе.
– На столе… – Мракобесов задвинул ящик. – На столе… мерзавцы, они и здесь успели побывать…
Он ткнул пальцем поочередно в несколько кнопок, и на экране высветился список сотрудников согласно перечню приказа номер пять.
– Внимание всем, – проговорил он по возможности твердым голосом. – Общая тревога. Срочно. Всем прибыть в Управление.
Против фамилий замелькали подтверждения.
Было восемь часов утра, здание оживало, дежурный офицер доложил по телефону о сдаче дежурства, новый – о заступлении. Ничего не ответив, Мракобесов бросил трубку. Придвинув настольную лампу, Курослепов пытался рассмотреть его раны, но это были уже не раны, а гноящиеся язвы.
– Патрон, у вас все загноилось, слышите, патрон… – бормотал секретарь, брезгливо разглядывая язвы через увеличительное стекло. – Надо чем-то помазать, иначе может быть заражение крови…
– Не надо. Ничего не надо. Ничего не поможет. Я сделал его слишком податливым для программирования. Программу один раз изменили, и этого уже не исправить.
– Как же так, патрон, совсем не исправить? Вы же умеете все…
– Там… ничего не осталось. Они уничтожили все.
– Что же теперь делать, патрон, что же теперь делать?!
– Мстить.
– Кому?..
– Всем. Этому паршивому городу. Этому паршивому миру. Поднимись наверх, в лабораторию. Принеси мне этого мальчика, гомункулуса. Он будет моим заложником. Карманный заложник, как это удобно. И кто бы еще до такого додумался… – лицо Мракобесова скривилось в улыбке.
– Уже лечу, патрон! – крикнул Курослепов на ходу.
Зазвонил телефон, и в трубке послышался взволнованный голос нового дежурного:
– Разрешите обратиться, товарищ генерал-полковник: на улицах движение, военная техника…
– Уже? – тяжело проговорил Мракобесов. – Начальники отделов прибыли?
– Так точно, прибыли все. Будут какие-то распоряжения?
– Нет…
Мракобесов положил трубку и включил изображения с внешних камер. Квартал окружала колонна бронетранспортеров. Автоматчики держали под прицелом окна и двери Управления.
– Все, – прошептал узурпатор. – Обложили.
Не отвечая на звонки и настойчивые сигналы компьютера, он нащупал в ящике стола коробку с медикаментами, вынул банку с пилюлями, которые он использовал для поддержания собственных сил во время утомительных ночных допросов, и высыпал на ладонь целую горсть, закинул в рот, тщательно переживал и проглотил.
Спустя несколько минут он был уже в состоянии самостоятельно подняться из кресла. Раскрыв чуланчик с гардеробом, он оглядел свою коллекцию. Здесь было платье на все случаи жизни: от сверкающего фрака и цилиндра до рваных нищенских лохмотьев.
Мракобесов натянул на себя грязные «треники», затасканные резиновые кеды на босу ногу и серый неприметный плащ с пуговицами, не сходящимися на животе. Взял дырявый рекламный пакет с двумя пустыми пластиковыми бутылями внутри. Теперь он был образцовым бродягой, побирающимся по помойкам, на которого никто не обращает, а чаще не хочет обращать внимания.
Таблетки заглушили боль и запитали организм искусственной химической энергией. Слегка еще пошатываясь, Мракобесов прошел по коридорам, миновал заброшенную кочегарку, пыточные подвалы, спустился еще ниже, снова прошел по коридорам, пролез в забитый ржавым хламом чулан, подобрался к одной из стен, разрезал ножом картонную перегородку, спустился по затянутой паутиной деревянной лесенке, и своим ключом открыл металлическую дверь и оказался в тоннеле метрополитена.
Это был перегон между станциями «Чернышевская» и «Финляндский вокзал».
Трусцой, по шпалам, он заспешил к «Чернышевской», через каждые две минуты сторонясь электрички и вжимаясь в бетонные ниши тоннеля.
Наконец впереди замаячил свет, беглец прибавил шагу и вскоре вылез на платформу. К нему сразу подошел как назло оказавшийся поблизости милиционер:
– Слушай ты, красавец, какого рожна лезешь под электрички? – всмотревшись в лицо бродяги, он поморщился: – Э-э, брат, да тебя надо срочно в изолятор, а не то заразишь своей проказой половину города. Пошли со мной, живо.
Мракобесов молча вдавил в бок милиционера дуло пистолета и выстрелил. Негромкий хлопок утонул в гудении набежавшей электрички. На перрон высыпали люди, и неопрятный человек с язвами на лице затерялся в толпе.
* * *
Поднявшись в лабораторию, Курослепов бросился к стеклянному шкафу, на полке которого лежал коробок, кусочек хлеба и блюдце с водой. Дверцы распахнуты настежь, мальчика-гомункулуса на полке не было. Курослепов лег на пол и, медленно перемещаясь на животе, осмотрел пол под столами, шкафами и батареями отопления:
– Эй, мальчик, где ты? Цып-цып-цып! Иди сюда, получишь конфетку! Слышишь меня? Цып-цып-цып!..
Внезапно откуда-то сверху раздалась команда:
– Курослепов, встать! Руки за голову!
Секретарь поднял бегающие водянистые глаза и сначала увидел начищенные сапоги, затем галифе с генеральскими лампасами, затем китель, перетянутый портупеей и, наконец, суровое лицо генерала Потапова. Живого, здорового и настроенного, судя по всему, очень решительно. Позади него стояли, ощетинившись автоматами, военные пехотинцы.
– Я все скажу, все-все-все, только не стреляйте, – торопливо залепетал Курослепов и заплакал. – Мракобесов, это все он, он заставил… Я все скажу, я напишу, я всех, всех выдам. Я сам, первый, чистосердечное признание. Только не бейте, я сам я все сделаю, сам…
– Молчать! – рявкнул на него Потапов. – Где мальчик?
– Мальчик? Мальчик был здесь. Вчера был здесь. Сейчас, сейчас, я найду его, цып-цып-цып… Он где-то здесь, я найду его…
Но Пети Огонькова в лаборатории уже не было.
Тринадцать бывших сотрудников Секретного отдела застрелились в своих новых кабинетах, не оказав сопротивления. Бориску, малолетнего сына губернатора, обнаружили в одном из помещений целым и невредимым. Курослепов давал подробные показания.
Глава десятая
ДЬЯВОЛ В МИЛИЦЕЙСКИХ ПОГОНАХ
1Глаза фюрера, мокрые от слез. – Отравить санкт-петербургский водопровод бубонной чумой
Во вторник, ближе к вечеру, арестованный Карл Ангелриппер и больной Курт, в сопровождении агентов Пятого Рейха, прибыли в столицу Колумбии. Там они пересели в спортивный самолет и на предельной спорости домчались до предгорья Кордильер, где на замаскированной крошечной взлетной полосе их поджидал вертолет. Вертолет стремительно поднялся в горы, запетлял в ущельях и сел на поляне, расположенной у самого входа в бункер. Четверо рядовых бросились к машине, подхватили носилки и легким бегом поднялись по петляющей каменистой тропе.
У распахнутого настежь входа, в окружении высших чинов, скрестив опущенные руки и выражая всем своим видом скорбь, стоял сам Адольф Гитлер. Маленький и щуплый, он доходил ростом всего только до пояса своим сподвижникам, и тем не менее, не смотря на эту несуразность, в нем чувствовалась магическая, завораживающая сила.
Увидев носилки, Адольф не сдержался, кинулся навстречу и схватил за руку своего приемного сына. Рука показалась ему холодной, и он всхрапнул от волнения. Курт открыл глаза и бессмысленно посмотрел на него.
– Мой мальчик… сынок… мой несчастный принц… – по впалым щекам фюрера заструились слезы. – Зачем… что они сделали с тобой… за что! за что!..
Фюрер закрыл лицо руками и разрыдался.
Осоловело смотревший на него юноша внезапно перегнулся через край носилок и блевонул на форменные брюки Адольфа. Тот отнял ладони от лица, взглянул на свои мокрые ляжки и печально пробормотал:
– Великий Мумрик… что скажет Фрида?
Больного внесли в лифт, а из вертолета выпихнули наружу скованного наручниками старшего дознавателя.
– К Шульцу, – бросил на ходу Гитлер. – Я сам буду его допрашивать.
И фюрер с некоторым трепетом в душе поспешил к Фриде, чтобы попросить у нее свежие штаны.
Шульц был пьян. Отсутствие в бункере непосредственного начальника и потрясения последнего времени вынудили его увеличить ежесуточную дозу шнапса с обычных четырехсот граммов до одного литра. Предстоящий допрос шефа, да еще в присутствии самого фюрера, тоже было явление необычное и сбивающее с толку. Глухо бормоча бессвязную околесицу, Шульц сделал большой глоток из фляги, надел кожаный фартук, развел огонь и разложил инструменты.
Вскоре дверь в подвал распахнулась, и по ступенькам с воплем скатился «великий инквизитор». По полу зазвенел брошенный ему вслед ключ от наручников, и дверь снова затворилась. Некоторое время было тихо, только огонь потрескивал в жаровне, затем послышались стоны, и приходящий в сознание Карл принял сидячее положение.
– Шульц, – проговорил он слабым голосом. – Ты помнишь, я всегда был добр к тебе…
Не обратив внимания на это сомнительное во всех отношениях заявление, палач снял с Карла наручники, взял его за шиворот и волоком подтащил к свисающим с потолка цепям.
– Послушай, Шульц, – продолжал канючить Ангелриппер, – мы здесь вдвоем, никто ничего не узнает. Я ведь еще буду твоим начальником, понимаешь?.. Не надо, не делай этого…
Шульц тем временем ловко перехватил запястья рук за спиной Карла, застегнул наручники и опустил цепь. Подцепил наручники за крюк, взялся за ручку лебедки и начал деловито вращать. Лебедка загремела, цепь медленно натянулась и стала выворачивать из суставов руки и плечи жертвы. Страшный крик разнесся под каменными сводами.
Подняв цепь на необходимую высоту, палач стащил с болтающихся ног шефа ботинки и носки. Затем ослабил цепь, и босые ступни Карла обрели опору на металлической воронке со сточной дырой посередине.
– Только не включай ток, не включай электричество, Шульц, не делай этого… – залепетал шеф. – Я заплачу, я отпущу тебя на волю, я дам тебе все, все что ты хочешь… Там тебе понравится, очень понравится, клянусь Мумриком, поверь мне…
Наслушавшийся на своей работе и не такого, Шульц начал раздевать Карла догола, разрывая и разрезая на нем одежду. Он что-то бормотал про себя, и от запаха перегара Карлу сделалось плохо. На минуту он потерял сознание, а когда открыл глаза, увидел сидящего перед ним Гитлера. Шульц, согнувшись над углями жаровни, разогревал стальные, с загнутыми концами, щипцы.
Некоторое время Гитлер молча, с ненавистью смотрел на своего старшего дознавателя, которому он столь опрометчиво доверил жизнь и здоровье своего ребенка, своего воспитанника, несостоявшуюся славу и надежду Пятого Рейха.
Резко и внезапно поднявшись, он шагнул к Карлу и принялся яростно избивать его стеком.
– Свинья! свинья! свинья!.. – повторял он снова и снова, до тех пор, пока не выбился из сил.
Упав на стул, Гитлер откинул со лба мокрую челку, отдышался и произнес страшное:
– Приступайте.
* * *
Четыре часа спустя Гитлер знал все подробности времяпровождения Карла в Петербурге и в особенности подробности того злосчастного воскресного вечера, когда Курт остался без присмотра и был отравлен. Старший дознаватель рассказал, как он проспал открытие и не попал на стадион, как был опоен и ограблен хулиганами, как провел ночь в отделении милиции.
Выслушав его, Гитлер поднялся с места, молча прошелся по подвалу и затем произнес:
– Вы виновны, и вы будете наказаны, но прежде я хочу дать вам возможность искупить вашу вину хотя бы отчасти. Вы в состоянии слушать?
– Да, мой фюрер…
– Моего мальчика отравили, – заговорил Адольф с дрожью в голосе, поднявшись с места и заходив взад-вперед. – Отравили подло и трусливо, только для того, чтобы медали могли взять все эти разномастные ублюдки, позавидовавшие силе и красоте моего мальчика. Но этого не будет. Все они, все до одного – эти негры, евреи, славяне и мулаты – все до одного умрут, подохнут в страшных корчах. Бубонная чума карающей десницей возмездия обрушится на их жилища, проникнет в каждую клетку их плоти и разнесется с ними по всему погрязшему в пороке и собственных отходах никчемному миру. Она вывернет наизнанку и сожрет всех, кто посмел надругаться над самым красивым, самым совершенным из людей, над моим мальчиком.
Карл смотрел на Гитлера, изо всех сил пытаясь сосредоточиться.
Наконец фюрер перешел к делу:
– Завтра вы снова отправитесь в Петербург, и дам вам ампулу с раствором новой, устойчивой ко всем известным вакцинам бубонной чумы. Чумы, от которой нет лекарств и которая распространяется со скоростью атомного взрыва. Вы отравите их систему водоснабжения, водопровод, и спустя неделю инфицированные чумой туристы и спортсмены покинут город, разнося неизлечимую заразу по всему миру.
Карл и даже Шульц склонили головы в некотором недоумении. Отвечая на их немой вопрос, Гитлер пояснил то, с чего надо было начинать:
– В ближайшие часы каждый гражданин пятого Рейха, каждый преданный делу товарищ по партии, каждый из нас – будет привит нашей, особой вакциной. Этот препарат есть только у нас, его формулу не разгадать за неделю и тысяче мудрецов, будь они хоть семи пядей во лбу. Через неделю все умрут, а через год или два на Земле останутся одни скелеты. Животные и растения не пострадают. Фабрики, заводы, машины, плантации – все это будет наше.
Карл нашел в себе силы подать голос:
– Мой фюрер… вы вносите изменение в Программу партии?
– Они сами, сами виноваты, Карл. Да, я хотел только сделать всех их бесплодными, чтобы они вымирали спокойно и безболезненно. Но теперь… теперь они сами подтолкнули меня к этому жестокому решению. Шульц.
– Да, мой фюрер!
– Вы тоже поедете.
Шульц раскрыл рот и остолбенел.
– Вы добросовестный работник и, я не сомневаюсь, будете хорошим слугой господину старшему дознавателю.
Шульц начал осторожно освобождать от цепей и наручников господина старшего дознавателя.
– С некоторых пор я не доверяю Фрицу, – задумчиво произнес Гитлер, глядя в догорающие угли жаровни.
Неожиданный поворот событий придал Карлу сил, а при последнем замечании Фюрера глаза его радостно блеснули.
– Да, да… Я называл его своим другом, но теперь интуиция подсказывает мне, что Фриц способен изменить нашему делу.
– Доверьтесь своей интуиции, – прошептал Карл.
– Он отправится в Петербург прямо сейчас с тем же заданием. Но его ампула будет наполнена водой, той же самой простой водой, которой мы вакцинируем его от чумы перед отъездом. Если он поведет себя правильно, то получит свою дозу настоящей вакцины сразу после выполнения задания. Если он отнесет ампулу русским, а у меня там есть свой человек, то подохнет вместе со всеми. К тому же оставшись в дураках напоследок. Это будет для него очень сильный удар, очень, очень сильный…
– Он подохнет, подохнет! – едва слышно зашевелил Карл губами.
– Итак, приведите себя в порядок и отдохните. Ровно в восемь утра я жду вас двоих у себя в кабинете.
– Слушаюсь, мой фюрер, все будет так, мой фюрер, – проговорил Карл, не сдерживая рыданий.
