Текст книги "Сказочное наказание"

Автор книги: Богумил Ногейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– Теперь мне все ясно, – воскликнул Станда. – Кастелян спрятал вещи, оставленные долговязым незнакомцем, потому что им не удалось забрать их ночью.

– Пойдем, покажешь мне эту дверцу, – предложил Тонде ротмистр.

Потом все завертелось, как в калейдоскопе. Кастеляну пришлось выздороветь, и представитель органов госбезопасности извлек из тайника кожаный чемоданчик, кое-какую одежду, плащ и различные мелочи, связанные в узелок, который Клабан сделал из полотенца.

Кастелян выдавил из себя, что таинственный верзила, у которого ступни, как лыжи, не кто иной, как графский сын, именуемый Гербертом фон Ламбертом.

– Захотел посмотреть места, где он родился, – внушал нам пан Клабан, – такой приличный господин, держится по-дружески, я и не смог отказать. Одну-то ночь, может, и ничего. Только он все-таки иностранец, и нужно смотреть в оба…

– Пан Клабан, вы, конечно, знаете, что давать приют чужим в замке запрещено, – заметил Станда, вытаскивая из каморки мусорную корзину, битком набитую различными бумагами, и передавая ее ротмистру.

– Здесь один мусор, – подкрался к нему старый кастелян и потянул корзину из рук Бничека. – Я сейчас вынесу. Две минуты – и тут будет полный порядок.

Ротмистр не отреагировал на столь ревностное стремление к чистоте и порядку. Повернувшись спиной к Клабану, он сунул руку в бумаги.

– Должно быть, очень разборчивый человек, – заметил Станда. – За одни сутки столько ненужного хламу выбросил. Вам не кажется, что это все-таки многовато?

– Я его не проверял, – холодно ответил Клабан, который, имея в виду Станду, никак не хотел признать, что сам он в замке только жилец.

Ротмистр повернулся и потряс конвертом перед носом кастеляна.

– А должны были бы проверить, пан Клабан. И тогда вы заметили бы, что на конвертах указан адрес: Герберт фон Ламберт, Винтице, Чехословакия, до востребования, – и стоит почтовый штемпель от восемнадцатого июня. Это означает, что данное письмо пришло в Винтице две недели назад. Где же ваш граф жил все это время?

– Вот уж не знаю, – выкручивался кастелян. – Не знаю. Откуда мне знать, где он был до того, как пришел в замок…

– Об этом мы его самого спросим, – сухо ответил ротмистр Еничек. – А теперь будьте любезны, отнесите все обратно в комнату, этот молодой человек ее запрет, а мы спустимся в канцелярию и составим протокол. Да, вот еще что – вы сейчас же, не сходя с этого места, откажетесь от своих небылиц по поводу сегодняшней ночи – так и скажете товарищу и этим двум ребятам прямо в глаза: «Я солгал, все я выдумал, за что и прошу у вас прощения».

Старый Клабан даже задохнулся, прошамкал что-то бессмысленное, теряя контроль над собой.

– Извиняться перед этими сопляками? – взорвался он. – И не подумаю! Лучше в тюрьму сяду!

– Ну, это как вам будет угодно, – бросил ротмистр и обратился к нам: – Придется вам удовлетвориться тем, что скажу вам я. Поверил я старому человеку, стал подозревать вас, потому что все происшедшее представлялось мне явным мальчишеством. Я не хочу сказать, что вы все делали правильно, мы об этом еще поговорим, но правда на вашей стороне. Я вас обидел, вы уж меня простите.

– Да ничего, – сказал Станда и подал ему руку. – Главное, все выяснилось.

Ротмистр пожал нам со Стандой руки и подождал, пока Клабан отнесет вещи иностранца назад в каморку.

– А как с моим фотоаппаратом? – быстро прошептал Станда.

– Будь спокоен, твой аппарат я у него вытяну, – самоуверенно усмехаясь, пообещал Еничек.

Но я-то знал, что, сколько ни тяни, фотика у Клабана не вытянуть. Где там!

14. Все равно они свое получат

Бывший кастелян сделал замок источником дохода. Посетителей он водил только по первому этажу, где для обозрения были выставлены предметы обихода графской семьи, среди предков которой затесался один противник императора Сигизмунда, и Ламберты кичились его подвигами в эпоху гуситских войн. Второй этаж замка находился в полном распоряжении кастеляна, который большую часть комнат заполнил своим скарбом, а одну комнату сдавал за изрядную плату. Тем, кому очень хотелось разыгрывать из себя господ.

«Нам, чтобы оказаться в графских постелях, стоило только раскокать в птичнике яйца», – подумалось мне, когда Станда сообщил о результатах проходящего расследования.

– Этот долговязый, должно быть, очень заинтересован в том, чтобы жить в замке, – сказал Станда после обеда, когда поутихли волнения, вызванные разоблачением Клабана, а ротмистр Еничек укатил на своем мотоцикле. – Он платил кастеляну две сотни в день – за пятнадцать дней это три тысячи крон. Да к тому же оплачивал номер в городской гостинице, но только для виду, чтобы иметь отметку о проживании.

– Поэтому-то Клабан так ужасно и расстроился, когда мы здесь объявились, – заключил я. – Но что могло заинтересовать немца? Ведь никаких драгоценностей мы в замке не видели.

Станда усмехнулся:

– Видишь ли, он сюда прибыл отнюдь не ради расписного графского ночника. Чтобы представлять ценность, вещь не обязательно должна быть из золота.

– Это понятно, но что бы это могло быть?

Станда пожал плечами:

– Может, он и впрямь хотел только несколько дней поиграть в графа из рода Ламбертов… Но все-таки будьте начеку и, если вам что-то покажется подозрительным, немедленно скажите. – Закурив, он перевернулся на живот и, лежа в траве, стал обкуривать цветочки. – А теперь я бы хотел знать, удастся ли найти мой фотик? Он стоит две тысячи крон, и мне жалко его потерять. Клабан клянется, что не брал. После всего, что произошло, я ему не верю. Что скажешь, Лойза?

У меня были свои соображения на этот счет, но я постарался их скрыть, хотя чувствовал, как кровь бросилась мне в лицо.

– Он обязательно найдется. Мы с ребятами сходим на разведку. Ведь где-то он должен быть.

– Где-то? Что ты имеешь в виду? – Станда подпер голову рукой. – Не вздумайте вломиться в квартиру к Клабану. И думать об этом не смейте – он только и ждет, чтобы подловить вас.

– Зачем в квартиру? Если он взял аппарат, то, конечно, спрятал не в квартире, не дурак же он. Воры добычу никогда сразу домой не уносят, а сначала прячут в укромном месте.

Станда рассмеялся:

– Начитался детективов! Хотя, может, ты и прав.

Поглядев на часы, Станда вскочил и захлопал в ладоши. Это означало конец послеобеденного отдыха, и моя малярная бригада вылезла из-под тенистых дерев, куда мы уселись подышать чистым воздухом и выветрить из легких запах краски. Под звяканье ложек и тарелок мы отправились на кухню к Иване, потом ввалились в гостиную и взялись за кисти. Для меня это была первая за все утро нормальная работа, и я принялся за нее с истинным воодушевлением. Не отрываясь от дела, мы и так и эдак обсуждали события, пока не остановились на истории с фотоаппаратом. Карательная экспедиция к сторожке за скалой была делом решенным. Оставалось только придумать, как незаметно выбраться из замка.

– Вам что! – сказала Алена. – Вы все вместе, вам легко через окно выбраться. А вот как быть мне, я ведь с Иваной…

– Ужасно трудно, – скорчил гримасу Мишка, – просто выйди, будто в туалет, а там и смоешься.

– Ага, в пижаме, – съязвила Алена.

– Да хоть бы и в пижаме, какая разница? Все равно темно, – сказал Миша.

Тонда замахал кисточкой – это должно было означать, что он нам тоже кое-что сообщит, только кусок проглотит.

– А если нам и Ивану к этому делу привлечь? – выдавил он из себя спустя некоторое время. – Скажем ей прямо, что идем Стандин фотик искать, а заодно сведем с ними старые счеты.

– Я – за, – поддержала Алена. – Ивана мировая девчонка, но идти к ней надо всем вместе, всей компанией.

– А если она расскажет Станде? – предположил Мишка.

– Скажем, что хотим сделать Станде сюрприз. Он Клабана подозревает, и вдруг мы являемся с фотоаппаратом. То-то он удивится. Я думаю, Ивана согласится, – заключил я.

На этом и порешили.

– Ишь какие хитрые! – засмеялась Ивана. – Хотите, чтобы я вас с тыла прикрывала. Ну, так и быть, только при одном условии: в разведку я пойду вместе с вами.

От неожиданности мы остолбенели. Когда к нам вернулся дар речи, отговаривать ее было поздно. Ивана ни в какую; тогда мы стали осторожно выведывать, какой способ мести она допускает.

– Ни о какой мести не может быть речи, – ответила она, выслушав наши объяснения. – Похоже, эти ребята удрали из дому и теперь безобразничают по всей округе. Из ваших слов получается, что уже и до воровства дошло. Так вот, мы просто захватим их в плен, приведем сюда, в замок, и узнаем всю правду. А потом сообщим родителям. Что из того, что вы их заграбастаете? Они убегут в другое место и опять примутся за свое.

– Все равно мы их поколотим, – упрямо сказал Миша. – За все пакости, которые они нам устроили, они свое получат.

Ивана пожала плечами.

– Ну, предположим, вы наподдадите им немножко, чтоб неповадно было. Только объясните, чем они вам, в сущности, насолили? Что вам здесь – плохо? Да нигде бы вы не получили столько впечатлений, сколько здесь. Станда хочет, чтобы вы еще и поработали, но ведь и эту малость вы делаете для своих же товарищей.

– Да, это точно, – сказала Алена, которая всегда соглашалась с Иваной. – Здесь с ними за два дня случилось всего столько, сколько в другом месте и за два месяца не произошло бы.

– Все, что мы здесь делаем, – чистые пустяки, – вставил Мишка. – Но в Градиште мы попали из-за них в список хулиганов, и за это их ждет расплата, – добавил он кровожадно и важной походкой отправился к себе в угол, где красил шкаф.

Условившись встретиться в десятом часу за воротами замка, мы разошлись по своим рабочим местам.

15. Готовь веревку!

Меню наше зависело от разных обстоятельств. Из деревни Станда принес только самое необходимое, потому что и кухня, и столовая так пропахли скипидаром, что пища с привкусом растворителя нам бы в рот все равно не полезла. А тут мы съели на обед баночный гуляш с картошкой и перекусили бутербродами с сыром. Но к вечеру из кухни до нас донеслись приятные запахи, да такие сильные и стойкие, что перебили даже скипидарный дух. Это Ивана жарила картофельные оладьи.

Тонда уже настроился на лакомство и теперь, вдыхая запах шкворчащего сала, смешанного с чесноком и майораном, метался под открытым окном кухни, как растревоженный кот.

– Ивана, долго еще? – приставал он каждые пять минут, из-за чего наша повариха под конец разозлилась, сунула каждому по тарелке и швыряла в них оладьи прямо из окна.

И под окном вечно кто-нибудь торчал. Мы беспрестанно сновали между кухонным окном и газоном, то отщипывая от дымящейся лепешки кусочки, то облизывая масляные пальцы. Хотя Ивана и ворчала, что таких обжор еще не видывала, но глаза у нее светились от радости. Ей было приятно сознавать, что ее стряпня пришлась нам по вкусу.

Когда Станда вернулся из райцентра, мы лежали рядком на газоне, сопя, как разомлевшие поросята. А вскоре я заметил, что Станда с Иваной стоят у окна, поглядывая на компанию ублаженных едоков, и жуют бутерброды с паштетом. Им не досталось ни одной лепешки, все исчезло в наших животах. Я поделился своим наблюдением с Аленой, и она убежденно прошептала: – Ребята что надо!

Чем выразила общую глубочайшую признательность.

Нашему хорошему настроению способствовало и содержимое Стандиной мотоциклетной сумки. Он вынул из нее транзисторный приемник и настроился на «Знакомые мелодии». Алена немедленно потребовала полной тишины, а когда Мишка, по обыкновению, пристал к ней со своими шуточками, забрала приемник и удалилась на скамейку под серебристыми елями. Обосновавшись там, уставилась в светящуюся панель, словно оттуда каждую минуту мог появиться Карел Готт во всей своей красе.

Около восьми часов Станда прочел нам вечернюю сводку. Из всех известий нас больше всего заинтересовала новость о том, что наш командир отправляется на заседание национального совета в Винтице и до его возвращения нами будет командовать Ивана. Мы с огромной радостью приняли это к сведению и заговорщически подмигнули друг другу, выражая наше полное одобрение. Как бы выразился мой отец, Станда пустил козла в огород. Ивана стояла поодаль, безучастно дожевывая последнюю горбушку хлеба.

Проводив Станду за ворота замка, мы помахали ему рукой и подождали, пока мотоцикл не исчезнет за поворотом. Тут наша ватага с криками восторга бросилась назад во двор замка и устроила вокруг Иваны индейский танец. Основное препятствие на пути к ночному приключению укатило на «двухсотпятидесятке», и можно было спокойно начинать сборы.

Но прежде чем мы успели перейти к боевым действиям, Ивана неожиданно выступила с собственной идеей.

– Разведка – самое трудное дело, – объявила она и собралась распределять задания.

Это вызвало бурное сопротивление, потому что в разведку хотелось каждому. И поэтому было решено, что жребий – это самое справедливое. Ивана протянула нам кулак с зажатыми полосами бумаги, и одна из них была помечена большой буквой Р. Тянуть нужно было по алфавиту, так что первую очередь нам пришлось уступить Алене, тем более что Ивана взяла ее под защиту, заявив, что дамы всегда имеют преимущества.

Вытянув листок, Алена запрыгала от восторга. Она сразу вытащила нужную бумажку. Было решено, что «дама» пойдет в полусотне шагов впереди остальных, а в случае опасности дважды коротко прокричит совой. Алена тут же продемонстрировала, как она будет ухать, и Мишка не то одобрительно, не то иронически заметил:

– Хорошо ухаешь, «дама»!

А вот о дальнейших действиях мы долго не могли договориться. Мишка предлагал взять «воровское гнездо» штурмом, Тонда считал, что нужно выждать, когда они уйдут спать в сарай, да там их и сцапать; мне же больше всего по душе была индейская хитрость: хорошо бы какими-нибудь звуками выманить их в лес и обезвредить с помощью веревки, которую я «одолжил» у пани Клабановой в сушилке для белья. Ивана настаивала на том, чтобы способ нападения выбрать на месте, оценив ситуацию.

И мы выступили. Первой исчезла в лесной чаще Алена, а немного погодя углубились в сосняк и мы. Мы крались друг за другом, словно контрабандисты, стараясь не хрустеть веточками и прислушиваясь к шороху в вершинах деревьев. В лесу было таинственно и до жути тихо – признаюсь, не будь с нами Иваны, я бы струсил и повернул обратно. Если бы не Ивана!..

В какой-то момент, когда под чьей-то ногой хрустнула сухая веточка и мы застыли, затаив дыхание, неожиданно раздался глухой звук, будто кто-то учился играть на валторне. Несколько секунд прошло в полном молчании, и снова коротко ухнуло: бу-у-у… бу-у-у, а вслед за этим будто зарычал невидимый пес: р-р-р-р…

И опять гробовая тишина.

– Что это? – шепотом спросил Мишка.

– Тс-с-с, – подала знак молчать Ивана.

И вдруг чуть-чуть впереди меня раздался тихий, спокойный голос Тонды:

– Ничего особенного, это у меня в животе бурчит.

Мишка аж зашелся:

– Ах ты, чтоб тебя…

– Тише! – прошептала Ивана, и ее голос слился с уханьем совы. Мы прислушались, но больше ночная птица не крикнула. Должно быть, это была настоящая сова.

Мы двигались дальше, и остаток пути прошел спокойно. Если не считать того, что Тондин живот перешел с низких тонов на высокие, а за несколько метров до скалы из него вырвался какой-то отчаянный стон. Ивана, все время шедшая впереди, подождала, пока мы ее догоним, и нащупала руку Тонды.

– На вот, возьми два кусочка сахара, замори червячка, – шепотом сказала она.

Вместо ответа раздалось такое хрупанье, как если бы мельничные жернова перемалывали скелет; несколько раз причмокнув, Тонда засопел:

– Уже лучше.

Мишка вздохнул и нетерпеливо буркнул:

– Так как, будем мы их брать или нет?

Однако и у скалы никаких следов Алены не было.

Осмотрев местность вокруг тропинки, мы прислушались, попробовали даже тихонько окликнуть Алену, но все напрасно: Алена исчезла.

– Подождем немножко, – предложила Ивана, – может, она решила подкрасться с той стороны скалы, чтобы разведать обстановку.

– Не нравится мне это, – сказал Мишка, – и никаких отблесков от костра не видно, будто за скалой все вымерло. Хотел бы я сходить посмотреть, что там творится.

– Сходи, – позволила Ивана, – только осторожно, не столкнись с Аленой, а то наделаете шума.

Мишка отполз, а я стал прислушиваться к каждому шелесту, ко всем звукам, похожим на тихие шаги, которые означали бы приближение Алены. Время шло, мы снова окинули взглядом силуэт скалы и очертания леса за ней, но не было и намека на отблески огня, со всех сторон нас окружала темная неподвижная ночь. Терпение мое лопнуло.

– Пойду гляну, что там такое, – прошептал я и, не дожидаясь согласия Иваны, шмыгнул в просвет между кустами.

– Осторожно! – услышал я за собой ее умоляющий шепот и опустился на четвереньки.

Порядком измучившись, я прополз чуть вперед – и вдруг передо мной открылась ровная площадка. Я с трудом различил очертания сторожки и черную громаду сеновала. Ночь была темная, черные тучи еще с вечера затянули месяц и звезды. Подобравшись к костру, я ощупал камни. Камни были совершенно холодные.

«Они оставили лагерь», – мелькнуло у меня в голове, и окружающая тишина была тому подтверждением. Но куда исчезла Алена и где шатается Мишка? Я полежал, приникнув к земле, еще некоторое время, но не произошло ничего такого, что бы дало ответ на мой вопрос.

По всей вероятности, в сарае их нет. Рассуждая сам с собой, я вспомнил о воровском тайнике в куче сена. Может, Алена с Мишкой ищут фотоаппарат?

Это было единственно пришедшее мне на ум объяснение, куда могли исчезнуть Алена и Мишка. Я подполз к сторожке, напрягши слух так, что зашумело в ушах. Перед входом я собрался с духом, встал и открыл дверь. Меня поглотила темень куда более непроглядная, чем та, через которую я пробирался в лесу. Я шагнул к тому месту, где должна была находиться куча сена, в душе ругая себя за оставленный у Иваны фонарик. И тут мне на спину свалился какой-то тупой, твердый предмет, и сзади раздался низкий повелительный голос с иностранным акцентом:

– Ни слофа, а то уш в шизни нишефо не скашеш!

Темноту прорезал узенький лучик голубоватого света и ушел прямо передо мной, на копну сена. Там уже жались друг к другу две фигуры, и это были Алена с Мишей.

– Сесть! – приказал незнакомый голос и снова повторил: – Ни слофа, а то пудет плёхо!

Я опустился на сено и плечом прислонился к Мишкиной руке. Свет погас, в воздухе было слышно только наше дыхание. Что-то коснулось моей согнутой ноги, скользнуло вверх и остановилось на ладони. Это была Мишкина рука. Повернув мне руку ладонью вверх, он стал пальцем что-то на ней писать. Первые три-четыре буквы я поначалу не разобрал, от неожиданности нервы мои сдали, страх сковал руки и ноги, мысли оцепенели. Закрыв ладонь большим пальцем, я дал знак, что не понимаю. Мишка снова вывел начальные буквы, и тут до меня дошел смысл его сообщения:

ГОТОВЬ ВЕРЕВКИ К НАПАДЕ…

Закончить ему не удалось. За дверями сарая послышалось пыхтение, как будто к нам приближался по меньшей мере носорог. Чья-то рука нащупала щеколду, и я почуял, что это та самая минута, когда внимание неизвестного будет отвлечено. Осторожно привстав с земли, я вытащил из кармана два мотка бельевого шнура и ощупью стал их разматывать.

Дверь со скрипом открылась, и, несмотря на полную темноту, я распознал в проеме двери грузную фигуру Тонды. Он пытался задержать дыхание, но от бега на четвереньках легкие его так напряглись, что он пыхтел, как паровоз. А потом – я остолбенел от изумления – в его руках зашуршал коробок спичек, послышалось чирканье, и в свете пламени перед Тондой предстали наши скрюченные фигуры.

– Что вы здесь делаете? – воскликнул он и рванулся было в сторожку.

Да запнулся носком кеды о деревянный порожек и мигом растянулся на земле. Горящая спичка выпала у него из рук и отлетела к пучкам сена, которые тут же вспыхнули ярким пламенем, осветив человека, стоящего у входа. Я успел только заметить, что он был закутан в серый нейлоновый плащ, а лицо закрыто темным платком. Незнакомец бросился затаптывать горящее сено. В наступившей темноте я сделал то единственное, на что меня могла подтолкнуть близость незнакомца, – бросился ему под ноги и резким рывком вывел его из равновесия. Он свалился как подкошенный, увлекая за собой встававшего Тонду. Тот испустил страшный рык, в котором яснее других были слышны такие слова:

– Кончайте дурить, это же я, Тонда!

Но Мишка с Аленой и я уже прижимали рвущегося незнакомца коленями к земле, пытаясь впотьмах схватить его за руки, чтобы я мог их связать.

Это был страшный бой, порой без надежды на победу. И только когда Тонде удалось выбраться из-под навалившегося на него тела и из наших криков уразуметь, что происходит, наши шансы на победу резко возросли. Тонда набросился на врага и принялся тыкать его носом в землю с такой яростью, что тот испустил первый стон, почти перестал брыкаться и Миша смог затянуть на ногах первую петлю, а мне удалось связать ему руки. В этот момент снаружи на нас упал пучок яркого света.

– Santa madonna mia note 3Note3
  Пресвятая богородица! (итал.)


[Закрыть]! – изумленно воскликнула Ивана (этому она научилась во время поездки в Италию) и принялась хохотать. Указывая рукой на нашу жертву, она привалилась плечом к притолоке и залилась таким смехом, что светлое пятно фонарика затряслось.

Мы были сбиты с толку ее неожиданной реакцией и на минуту оставили загадочного незнакомца в покое. В нем тотчас проснулись новые силы. Не успел я и глазом моргнуть, как он вскочил и стряхнул с себя нас всех. Вновь наброситься на него было делом одной минуты, но, когда при свете фонарика мы увидели его лицо, руки и языки у нас одеревенели.

Перед нами, грязный и исцарапанный, стоял Станда.