Текст книги "Сказочное наказание"

Автор книги: Богумил Ногейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

14. Алена кричит, а мотоцикл скрывается из вида

В Винтице почти в каждом доме собака. По пути к трактиру, где мы условились встретиться с Тондой и Мишкой, мы смогли заглянуть всего-навсего в два дома. Туда, где за воротами не бесилась ощетинившаяся жучка и не скалил зубы овчар.

Из одного двора нас прогнала ворчливая бабка, она решила, что мы покупаем яйца для перепродажи.

– Мы свою норму еще в мае сдали, – буркнула она, закрывая калитку. – Сами не могут выманить, так детей посылают! – сказала она кому-то в доме и в сердцах хлопнула кухонной дверью.

Мы быстро осмотрели двор с постройками и пошли дальше.

– Так искать пропажу никакого толку, – сказал я. – Ты только представь себе: отворяет нам двери верзила, на нем вельветовые брюки и резиновые сапоги. Что бы ты сделала?

– Конечно, глупости, – Алена мотнула головой. – Уж если мы его у старого Рихтра не обнаружили, то теперь вряд ли где отыщем.

– Тебе, видно, наскучило по деревне бродить, а? – спросил я и по ее губам догадался, что прав.

А когда нас прогнали еще из одного дома, то и мне эти визиты осточертели, я устремился прямо к трактиру. Но тут за спиной у нас послышался пронзительный свист, и мы, разом повернувшись, увидели, что за нами, дико размахивая руками, бежит какой-то маленький человечек. Я узнал в нем помощника маляра, который так пристально нас изучал, кидая косые взгляды, когда мы были во дворе у Рихтра.

– Смотри, он что-то хочет нам сказать, – простодушно заметила Алена.

Поравнявшись с нами, парнишка молча показал, чтобы мы свернули в ближайший переулок, и, оглядевшись, сам потянул нас туда.

– Привет, – выговорил он, с трудом отдышавшись. – Я Франта, – добавил он, все еще задыхаясь, протянул нам руку и быстро начал: – Если не ошибаюсь, вы из замка, да? Отлично, мы завтра придем к вам белить.

– Ага, – отозвался я, сделав вид, что для нас это новость.

– Так вот, с нами придет еще один человек. Он сговорился с нашим главным. – Франта огляделся и зашептал: – Пятьсот монет обещал, если его проведут. Я слышал через окно, как они договаривались, и подумал, что вам неплохо бы об этом знать. Пять сотен крон за одно посещение замка – это кое-что значит.

– Ты молодец, – похвалил я Франту и пожал ему руку. – Скажи, а как он выглядит, этот человек? Или погоди, лучше я его сам опишу. Верзила двух метров ростом, носит вельветовые брюки и черные резиновые сапоги. Так?

Наш новый знакомец непонимающе вытаращил на меня глаза:

– Вовсе нет. Не верзила. Скорей, наоборот. Коротышка с усиками, ходит в джинсах, носит ботинки на толстой подошве, чтобы казаться повыше. Я уж на что невелик и то ему до бровей достаю. Даже без подставки, – подчеркнул он.

Наверное, вид у меня был очень озадаченный, потому что, немного помолчав, он потряс меня за плечо:

– Да что с тобой? Ты его знаешь?

Я отрицательно покачал головой и объяснил, почему он удивил меня своим описанием этого человека.

– Так это ошибка, – сказал Франта. – Наш не больше ста пятидесяти сантиметров ростом. Да, чуть не позабыл, торгует картинами, сегодня утром у старика Рихтра несколько пейзажей купил. За пятнадцать сотен, сам видел. А может, это его агент, кто их разберет.

– Вскружил ты нам голову своими сообщениями, – сказала Алена. – Сперва появляется какой-то верзила, потом исчезает мотоцикл а теперь еще один бандит к нам в гости собирается… Как, по-твоему, чего ему у нас надо? – спросила она, обращаясь ко мне. – Картины красть?

– Там увидим, – ответил я. – Теперь мы предупреждены, и его легко будет схватить. Спасибо Франте, дело теперь в шляпе.

Франта отмахнулся: чего уж там, предупредить нас – это его долг, – и вместе с нами не спеша пошел по улице.

– Ты заговорила о пропаже мотоцикла, – вернулся он к начатому разговору. – Может, я вам помогу. Мы ведь все время по домам ходим. Как он выглядит?

– Обычно, – отозвался я. – Обыкновенная «двухсотпятидесятка», красная.

– Вроде вон той, у трактира, видишь, на нее как раз какой-то бородач садится. – Алена сделала жест в сторону трактира.

– Конечно, вижу, там никакой другой и нет, – кивнул Франта.

– Вот его номер на всякий случай. – Я пошарил в кармане и протянул Франте листок с опознавательными знаками.

– Здорово! – сказал Франта и по складам прочитал: – «КА-ТЕ-10-12». – И, посмотрев еще раз в сторону трактира, с восхитительным спокойствием произнес: – Но по-моему, у той каталки как раз такой знак.

– Брось шутки шутить, дело действительно серьезное. Кому-то надо было украсть мотоцикл из лесной сторожки, – обиженно проговорил я и без особого интереса посмотрел, куда показывал Франта.

Но Алена уже подняла гвалт, как торговка, у которой из-под носа унесли товар.

– Во-о-о-р! Держите его! – кричала она на всю деревню и, сунув Франте сетку с яйцами, стрелой полетела вперед.

Прошло несколько секунд, прежде чем я поверил в неожиданный поворот дела; помню только – наш новый друг стряхивал с пальцев растекшиеся белки и желтки, а я уже летел со всех ног за Аленой.

У мотоцикла Иваны зажигание работало безотказно. Мы добежали до того места, где он стоял, но там висело лишь облачко голубоватого дыма. Мы помчались дальше – посмотреть, куда он повернет: налево, к райцентру, или направо, в Градиште?

Добежав на последнем дыхании до перекрестка, мы увидели – мотоцикл двигается по середине шоссе, прямо к замку Ламберт. И тут силы окончательно оставили нас.

15. Урок рыбацкой латыни

В этот день мы обедали чуть ли не целый час. Сперва Ивана решила, что кнедлики из творога и земляники не удались, но потом поняла, что мы не столько едим, сколько никак не можем наговориться, и позвала на помощь Станду. Тот попытался нас утихомирить, но это не помогло, и тогда он отослал Алену, которая тараторила больше всех, обедать в спальню, Мишку в парк, а меня на второй этаж. За столом остался сидеть один Тонда и был очень доволен, потому что миска с кнедликами стояла у него под носом. После такого разгона наша компания закончила обед молниеносно, если не считать Тонды. Мы за две минуты облизали тарелки, передали их Иване и развалились на траве. Вскоре выбрался из кухни и Тонда и с видом ублаготворенного бегемота свалился на газон. Все обстоятельства нашей утренней вылазки были ясны.

«Двухсотпятидесятка» Иваны возвратилась в замок так же спокойно, как и исчезла из лесной сторожки. Предполагаемый жулик оказался окружным лесником Нетрефой; в понедельник он обходил с утра лесные сараюшки и сеновалы, подготавливая их под хранение зимнего корма для зверья. Маленький замок, вдетый Стандой в петли, он посчитал чьей-то шалостью, потому что сторожка никогда не запиралась. Он легко сбил замок, а обнаружив мотоцикл, завел его и уехал в полесье. Решив подождать, не объявится ли хозяин, поставил его в гараж и пошел пить пиво. К счастью, в трактире он повстречал председателя кооператива Караса, которому история с мотоциклом показалась подозрительной, и он сам пошел поглядеть на него. Сразу же признав «двухсотпятидесятку», которую Станда чинил у него в мастерской, он послал лесника в замок Ламберт. Но тот прособирался до самого вечера и только потом, отоспавшись, в самом радужном настроении с утра покатил в Винтице. Сначала завернул в трактирчик, где заказал себе четыре шпекачки с луком, две кружки пива и пачку «Спарты». К еде и напиткам Тонда проявлял особое внимание, он мог бы перечислить завтраки всех клиентов, посетивших это заведение. А вот самое главное – что лесник приехал на нашем мотоцикле – от него ускользнуло.

Мишка тоже не приметил лесника, он следил за парочкой, развлекавшейся в дальнем углу зала. Пока мы с Аленой совершали обход «важных объектов» деревни, они сидели в трактире и надувались лимонадом, опустошая бутылку за бутылкой. Прикончив седьмую, они заказали восьмую; тут главный официант начал уже подозрительно на них коситься, но стоило Мише выложить на стол десять крон, выданных на покупку яиц, как он перестал обращать на них внимание. Когда же Мишка потребовал девятую, а потом десятую бутылочку, официант непонимающе покачал головой и попытался сострить:

– Черт побери, ребята, вы пьете, как сапожники. Как бы вы у меня тут драку не затеяли!

Конечно, он и не подозревал, что в эту минуту у ребят все в горле пересохло от напряжения. Их внимание и слух были обращены на парочку в углу. Один – двухметровый гигант в серых вельветовых брюках. И хотя на ногах у него не было черных сапог, как Мишке и Тонде хотелось бы, но зато на полу около стола валялся полотняный тюк, по бесформенному виду которого можно было заключить, что там лежат сапоги. Рядом валялся еще один футляр – собственно, длинный чехол, сшитый из сурового полотна, откуда выглядывали концы упрятанной в него удочки.

Второй был по меньшей мере на голову ниже, одет в выцветшую гимнастерку и холщовые штаны, засунутые, как нарочно, в черные резиновые сапоги. Миша попробовал представить их на ногах гиганта, но сразу же отказался от таких попыток, поскольку лапы верзилы были на добрых пять сантиметров длиннее. И стал внимательно слушать, о чем эти двое рассуждают.

Собственно, это был затянувшийся почти на два часа чешско-немецкий и немецко-чешский экскурс в латинскую терминологию, касающуюся рыбной ловли. Тонда запомнил из нее только разные предписания насчет приготовления форели, карпов, окуней и угрей, а в памяти Мишки застряли немецкие слова: щука, например, по-немецки будет Hecht, пестряга – Forelle, а угорь – Aal. Потом они наблюдали, как один рыболов-любитель показывал другому размеры былых удачных уловов. Но тут широкоплечий гигант оказался недосягаем; при размахе его рук все демонстрируемые образцы производили колоссальное впечатление. Любая из пойманных рыб представала в его изображении молодой акулой, а у соседа, сколько он ни тщился, такого не получалось.

Миша с Тондой пытались выудить из этого разговора хоть какие-нибудь сведения о могучем гиганте, но, кроме разных рыбацких и гастрономических выражений на искаженном чешском или на плохом немецком языке – в зависимости от того, кто в данный момент подделывался, – так ничего и не разузнали. А когда неподалеку раздался вопль Алены, все посетители высыпали на улицу, чтоб поглазеть на жулика, который не боится красть среди белого дня. Конечно, Алена не слышала улюлюканья ротозеев, так же, как и я, мчавшийся за нею, не глядя по сторонам, так что обществу ничего не оставалось, как наградить нас титулами «ошалевшие хулиганы» и разойтись. Миша тактично подождал, когда клиенты возвратятся к своим пивным кружкам, заплатил за лимонадное угощение и, прихватив Тонду, устремился за нами. Разложив по полочкам происшествие предыдущих дней и результаты утренней разведки, Станда подвел такой итог.

– Ясно, что кому-то хочется незамеченным проникнуть в замок и что-то здесь найти, – сказал он и тут же назвал первого, на кого падает подозрение. – Прежде всего это старый Рихтр. В воскресенье мы видели, как он бродил вокруг замка. Однако ночью тут появился еще один тип – бородатый верзила в черных резиновых сапогах. Скорее всего, у «бороды» есть пособник, которого он снабдил ключом от черного хода. Не надо забывать, что Рихтр был в замке чем-то вроде реставратора и мог сохранить ключи от любых дверей. Любопытно, что здесь искал верзила? Если бы не Бояр, который как раз в воскресенье проник в замок, мы уже знали бы это. Теперь нужно готовиться к новым приключениям. Одна попытка у дедушки сорвалась, и он попытается предпринять следующую. Очень важную вещь сообщил Франта: завтра вместе с малярами в замок придет низенький мужчина, который дал мастеру взятку. Ясно, что мастер будет ему содействовать и поручать работу там, где тому захочется. Мы все должны за ними наблюдать, а главное, не терять связи с Франтой, он-то без труда проникает куда угодно. А вам мозолить глаза не следует, это может показаться назойливостью. Впрочем, кому где быть, мы определим вечером.

Тут Станда взглянул на Мишку.

– Но чтобы вы снова не перессорились, устроим жеребьевку. Каждый сам вытянет себе бумажку с обозначением поста, где он должен дежурить с утра до вечера.

– А что, этот верзила, этот немец, нас больше не интересует?

– Им я займусь сам, – сказал Станда. – Сначала выясню, что к чему, а там поглядим. У меня такое предчувствие, что он хотел бы продолжить дело, начатое молодым Ламбертом.

– Так ведь шкатулку уже вынули, – напомнил Тонда.

– А откуда известно, что его интересовал только этот ящик? И что именно этот ящик он искал?

– Справедливо, – согласилась Алена. – Значит, завтра нас наверняка ожидает какая-нибудь неожиданность.

Однако неожиданность ждала нас еще сегодня. Она была уже на пороге.

16. Казан-Бояр покидает нас навсегда

Чугунные створы главных ворот замка заскрипели, и на замковом подворье появился бывший кастелян Клабан. Его приход так нас удивил, что мы разом вскочили – а ну как он снова разразится громоподобной бранью из-за того, что мы развалились на газоне? И только некоторое время спустя до нас дошло, что роли переменились и пан Клабан теперь не более чем обыкновенный посетитель.

К нашему великому изумлению, он так себя и держал. Нам показалось даже, что переселение из замка в деревню благотворно сказалось на его поведении: остановившись посреди подворья, он снял шапку и громко с нами поздоровался. И мы, все еще под впечатлением от его внезапного появления, тоже громко поздоровались с ним, а Станда встал ему навстречу и, протянув руки, сказал:

– Приветствую вас, пан Клабан. Вы пришли взглянуть на наше житье-бытье?

Бывший кастелян часто-часто заморгал, прокашлялся и, отведя глаза в сторону, сказал:

– У меня пес пропал.

Мы переглянулись. Станда повернулся ко мне. Я пожал плечами. Последний раз мы видели Бояра в понедельник после обеда, и с тех пор он в замке не показывался.

– Утром в понедельник он поджидал нас здесь, – ответил пану Клабану Станда.

По вполне понятным соображениям он умолчал о ночных событиях, иначе он мог проговориться, что с воскресенья на понедельник мы были в замке. А как подсказывал наш прошлый опыт, знать об этом кастеляну было ни к чему.

Клабан прокашлялся еще раз.

– Слыхал я, будто ночью в воскресенье тут стреляли, вот и подумал…

– Ерунда, – оборвал его Станда. – Какие-то парнишки играли в разбойников, наверное, и из сигналки хлопали. К Бояру это никакого отношения не имеет, в понедельник до обеда он все время тут крутился. Так ведь, Лойза?

– Да и после обеда тоже с нами под деревьями валялся, – добавил я. – А потом куда-то сгинул. Ивана послала нас убираться в комнатах, и больше мы его не видели. Думали, он у вас.

Старый Клабан покачал головой.

– Нет его с воскресенья. Я подумал, что вечером пес удерет в замок, но решил, что вы, наигравшись, отошлете его назад.

– Да мы его и не задерживали, – немного задетый, ответил я.

– Но ведь и не прогоняли, – возразил кастелян. – А могли бы подумать, что я его хвачусь.

Тут в разговор вступила Алена. Подчеркнуто называя овчара нашим именем, она сказала:

– Казан чувствовал здесь себя как дома, он нас любил, зачем же нам его прогонять?

Клабан побагровел, на висках вздулись толстые жилы.

– Я его хозяин! – взорвался он и собирался продолжать, но Станда вовремя вмешался и спросил, сохраняя ледяное спокойствие:

– Вы верите или не верите нам, что овчарки здесь нет? Ведь не думаете же вы, что мы ее где-нибудь прячем?

– Я не говорил, что прячете…

– Но в мыслях держали, – договорил Станда. – В конце концов, мы не имеем ничего против, если вы все осмотрите. Прошу! – Станда сделал широкий жест. – Смотрите повсюду. Или покличьте. Если пес здесь, отзовется.

Нерешительно потоптавшись, бывший кастелян сделал несколько шагов к выходу.

– Боя-ар! – прогремел по всему подворью его бас.

Нам его старания показались совсем неуместными, и, не сдержавшись, мы рассмеялись.

Станда бросил на нас укоризненный взгляд и предупреждающе поднял руку.

Между тем Клабан подошел к запасному входу, поднялся на ступеньки, и по внутренним замковым покоям разнесся его крик:

– Бояр, ко мне!

В ответ – ни шороха. Разъяренный хозяин спустился с лестницы, ворча:

– Чертов пес, и где только он шатается?

Некоторое время мы стояли не двигаясь и ждали, что будет дальше.

Подумав, Клабан нахлобучил кепку чуть не до ушей и собрался уходить.

– В самом деле, куда мог подеваться пес? – сказал Станда. – Нет ли у него еще какого излюбленного местечка? Припомните, а мы поможем вам его отыскать. Его исчезновение у меня из головы нейдет.

Угрюмый кастелян безнадежно махнул рукой.

– Отсюда он никуда надолго не уходил. Было у него местечко под сараем, рядом с прежней конюшней.

– Не хотите туда заглянуть? – предложил Станда.

Бывший кастелян пожал плечами, кашлянул, но потом все-таки шагнул в направлении старого сарая, где, дожидаясь перевозки, валялся всякий мусор, выброшенный из замка. Мы прошли все ветхое строение насквозь, до самых дверей опустевшей конюшни; там в углу сохранился убогий деревянный навес, который прежде мог служить и птичником и собачьей будкой. Заглянув внутрь, мы обмерли.

На клочке старой трухлявой соломы лежал Бояр, раскинув лапы, как бывало, когда он с блаженным урчанием подставлял свою шубу теплым солнечным лучам. Пасть его была приоткрыта, взгляд устремлен куда-то в пустоту, а вокруг морды вились тучи жирных зеленоватых мух.

Первой расплакалась Алена. Наклонившись над мертвым Бояром, она протянула было к нему руки, но Станда схватил ее за плечи и сказал:

– Не нужно, Алена, теперь ему уж никто не поможет.

Мы сгрудились вокруг, и из наших глаз покатились слезы. Если бы не Станда, повторявший, что нельзя касаться дохлого животного руками, мы бы даже поссорились, кому первому напоследок погладить Бояра. Алена подняла с земли дощечку и попробовала ею отогнать назойливых мух, которые тучами вились над собакой. Но мухи со злобным жужжанием снова и снова возвращались к насиженному месту. Бывший кастелян вдруг раздраженно заговорил:

– Черт побери, что же мне теперь с этой падалью делать? – И плюнул чуть ли не на шкуру Бояра.

Я подскочил к нему так быстро, что Станда еле успел вытянуть руку и загородить мне дорогу.

– Не извольте беспокоиться, – холодно произнес он. – Дети похоронят его тут же, в парке.

Клабан отступил на шаг, на лице его выразилось удовлетворение.

– Ну, тогда прощайте, – сказал он, резко повернулся и испарился из сарая.

А мы остались и долго еще слышали отзвук его шагов. На душе было очень тяжело.

Алена погрозила кулаком вслед удалявшемуся кастеляну.

– Все равно это он до смерти замучил Казана, – проговорила она, и по ее щекам снова покатились слезы.

– Да нет, – примирительно сказал Станда. – Бояр был уже не молод, он свою жизнь прожил. Наверное, пес привык к замку, но подох не из-за того, что пришлось переселяться. Просто пришло время, похоже, с ним случился удар.

– Если бы дед оставил его у нас, этого наверняка бы не произошло, – сказал Миша.

– Если бы да кабы, – проворчал Станда, обнимая нас за плечи. – Пойдемте устроим Бояру последнее прибежище, которое ему еще послужит.

Мы похоронили Бояра в левом углу парка, под раскидистой плакучей ивой. На стволе повесили дощечку с такой надписью:

ЗДЕСЬ ПОХОРОНЕН НАШ ВЕРНЫЙ ДРУГ ОВЧАРКА БОЯР-КАЗАН.

Потом долго обсуждали, как подписаться. Решение предложил Станда.

– Послушайте, ребята, дощечку мы, конечно, можем повесить, почему бы и нет. Но скоро нас здесь не будет, в замок приедут другие люди, которые о Бояре и знать не знают. Возьмут да и сбросят ее. А если не сломают люди, то это сделают дождь и ветер. По-моему, дружеские чувства и добрые воспоминания нужно записывать не на памятных досках, а хранить в сердце. У вашей компании еще нет имени. Что, если вы придумаете себе имя, которое постоянно напоминало бы вам о дружбе с четвероногим товарищем? Ну, к примеру – Волчата.

Мы с восторгом приняли это предложение и тут же придумали для каждого прозвище. Я стал Большим волком, Алена – Быстроножкой, Мишка согласился на Дикого волка, а Тонду мы назвали Толстым волком.

И на дощечке, повешенной над последним прибежищем Бояра, подписались: градиштъские волчата.

17. С Бояром, оказывается, не так-то все просто

К вечеру нам привезли целый грузовик опилок, так что еще до ужина пришлось изрядно попотеть. Свернув потертые дорожки, что покрывали лестницы и часть коридора на первом этаже, мы вытащили их во двор и бросили на газон. Станда роздал нам ореховые прутья, и вскоре по всему замковому подворью разнеслась пулеметная дробь ударов – это мы выколачивали из ковров многолетнюю пыль.

На сей раз за работой следила Ивана, направляя наши усилия. Приходилось поминутно перестилать дорожки на другое место, грязи из них сыпалось пропасть, весь газон словно мукой припорошило. Но наш шумовой оркестр заслужил-таки признание.

– А все же они стали почище! – удовлетворилась Ивана, и я вспомнил, что такими же словами заключает противопыльные операции мама, когда после долгих уговоров папа находит время выбить ковры.

Между тем Станда разыскал где-то старые мешки, набил их опилками и, закинув на плечи, поднимался на второй этаж замка. Мы искоса наблюдали за ним и в восторге толкались локтями – ведь после каждого его похода от всей кучи опилок исчезала по крайней мере пятая часть, а когда мы кончили стегать прутьями ковровые дорожки, Станда, взяв метлу, уже подметал двор.

Теперь нам предстояла третья задача – ровным слоем рассыпать опилки по полу, чтобы брызги известки и красок не попали на паркет. И это задание мы выполнили успешно.

Станда не переставал удивляться, откуда это вдруг в нас такая основательность. Ну, прежде всего каждый успел приобрести кое-какой опыт у себя дома, когда приходилось помогать родителям убираться после ремонта, а поскольку здесь вся уборка после малярных работ должна была лечь на нас, то вот мы и старались заранее ее облегчить.

Опилки мы рассыпали до самого обеда. За работой снова зашел разговор о походе в деревню, но больше всего мы говорили о Бояре, с которым так внезапно и навсегда разлучились.

– А я все равно не верю, что он умер от удара, – сказала Алена, когда мы на минутку сели передохнуть на ступеньках лестницы. – Вспомните хотя бы, как он носился с Тондиной колбасой. Никакой хвори не было заметно.

– Ты у нас умница, да только удар наступает неожиданно, – возразил я. – Паралич предсказать невозможно. Ни с того ни с сего хвать – и конец. Остановка сердца.

– А что, если мы тоже виноваты? – вдруг заговорил Тонда. – Не нужно было так его гонять из-за какой-то колбасы. Может, он ослаб – и сердце не выдержало.

Мы смолкли. Во-первых, нас поразила доброта и сердечность Толстого волка, а во-вторых, приходилось признать, что в его соображениях есть доля правды.

– Скажи на милость, и ты нисколечко не пожалел бы о той колбаске? – спросил Миша. – Ведь там чуть не кило было!

– Н-да! – задумчиво проговорил Тонда. – Колбаса была туристская, пять двадцать за сто граммов, но ведь ее всегда купить можно. А вот Бояра уже ни за какие деньги не вернешь.

Мы снова помолчали, потому что Тонда сейчас проявил себя с какой-то другой, совсем неожиданной стороны. Недаром о толстяках говорят, что у них доброе сердце, по Тонде это было заметно уже в его четырнадцать лет.

Однако Алена никак не желала отступаться от своих подозрений.

– А по-моему, Бояра отравили, – убежденно произнесла она. – Все-таки просто так, ни с того ни с сего, он бы не подох.

– Тебе любой ценой еще одну детективную историю подай, да? – ухмыльнулся Мишка.

– Не хочешь – не слушай, – оборвала его Алена.

– Что же мне теперь – уши себе обрезать? – едко парировал Дикий волк.

– Да просто отсядь подальше! – воскликнула Алена.

Словесная перебранка грозила вот-вот перейти в рукопашную.

– Не ссориться! – словно специально прозвучало откуда-то сверху, и на лестнице возникла фигура Станды.

«Вроде бы он только что вниз спускался, а вот, поди-ка, наверху оказался, – мелькнуло у меня в голове. – Наверное, вышел из замка и на первый этаж по другой лестнице вернулся, через комнату кастеляна». И еще я подумал, что Станда, наверное, слышал все, о чем мы болтали, и мне сделалось не по себе. Зачем ему, собственно, подслушивать?

– Мне не хотелось вас огорчать, – снова заговорил Станда, – но все-таки лучше, если вы узнаете правду. Аленка правильно предполагает: пса отравили.

Быстроножка восхитилась собственной догадливостью, а мы взбежали вверх по лестнице и со всех сторон обступили Станду.

– Кто? Зачем? Когда? Чем? – посыпались вопросы, лица наши пылали гневом.

– А не замешан ли тут Клабан? – спросил я. – Уж очень легко он пережил смерть Бояра, мне даже показалось, что он был рад от него избавиться.

– Не знаю. – Станда пожал плечами. – Трудно сказать, ведь Клабан мог и другим способом от него избавиться. Как-никак хозяин. А если бы захотел из мести обвинить в гибели собаки нас, то сразу же поднял бы страшный шум. Но промолчал. По-моему, он просто обрадовался, что мы избавили его от хлопот. Он ведь обещал бывшему садовнику не бросать собаку, пока та не подохнет. А теперь он от своих обязательств свободен и может вместо овчарки завести поросенка.

– Звучит убедительно, – с серьезным и важным видом согласилась Алена, потому что Станда подтвердил ее догадку.

– Разве мы сможем доказать, что Бояра отравили? – выразил сомнение Дикий волк.

– А кому ты хочешь это доказывать? – задал встречный вопрос Станда. – В данный момент лучше, если про это будем знать только мы и вести себя так, будто ничего не подозреваем. Ясно, что здесь появился еще НЕКТО. И этот НЕКТО через ограду набросал на навес, под которым укрывался Бояр, куски отравленного мяса. Два из них застряли во мху на досках навеса.

Станда вынул из кармана жестяную коробочку из-под крема для загара и снял крышку. Внутри лежали два зеленых кусочка, потерявшие цвет мяса.

– Не дотрагиваться! – громко предупредил Станда, стоило Мише протянуть руку. – Можно только понюхать, да и то осторожно, носом в коробку не суйтесь!

Алена наклонилась над коробочкой и понюхала.

– Фу, вонь какая! – поморщилась она.

Один за другим мы убедились, что пахнет гнилым мясом.

– Так пахнет отравленное мясо? – недоверчиво спросил Миша.

Станда покачал головой и захлопнул крышку коробочки.

– Нет, так резко и противно пахнет гнилым мясом. Но, кроме запаха гнили, человек с хорошим обонянием уловит еще и другой, послабее. – Станда выжидающе смотрел на нас, переводя взгляд с одного на другого. – Ну, никто ничего не унюхал?

Толстый волк, поморгав, несмело поднял руку.

– По-моему… – начал он и тут же замолчал, как бы подыскивая точное слово. – Мне показалось, будто пахнет так, когда расколешь сливовую или абрикосовую косточку.

– Вот видите, – довольно улыбнулся Станда. – Знатоку всегда виднее. Запах специфический, это цианистый калий. В книгах можно прочесть, что так пахнет горький миндаль.

– Цианистый калий! – воскликнула Алена. – Да ведь это страшный яд.

Станда кивнул и начал развивать еще одну вполне вероятную версию:

– А теперь подумайте, держит ли обыкновенный смертный из Винтиц дома такое. А если бы и держал, то разве пошел бы сюда, в замок, когда каждому известно, что Бояр не наш и забегает сюда случайно?

– Ясно, – влез я в его рассуждения. – Бояра отравил тот, кто считал, что пес сторожит замок. Видел он его только ночью с воскресенья на понедельник или вчера утром, так что подозрение падает на…

– Верзилу в вельветовых брюках и черных сапогах. – На этот раз Станда не мог лишить себя удовольствия подвести итог. – Логически выходит так. А кроме того, можно заключить, что он готовился предпринять еще одну вылазку. Из опасения, что пес может его выдать, отравил Бояра.

– Эх, жаль, что я этого болтливого рыболова бутылкой по башке не трахнул! – вырвалось у Дикого волка. – Кто же еще мог отравить нашего пса!

– Успокойтесь, – сказал Станда. – Теперь следует рассуждать трезво, с ясной головой, взвешивая все доводы «за» и «против». И непременно на сытый желудок, – весело добавил он. – Двигаем на кухню!