Текст книги "Сказочное наказание"

Автор книги: Богумил Ногейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

16. Станды нет, а обманщица под замком

От отца я знаю, что, когда ты чем-нибудь расстроен, не стоит уединяться и погружаться в раздумья.

От себя не убежишь, считает мой отец и всегда, когда он чем-то огорчен, принимается за работу. В тот несчастный день, когда мы, ввиду чрезвычайных событий, остались даже без обеда, мне вспомнилась эта поговорка. Я побрел в замок, взял в кухонном шкафу большие бумажные пакеты, привезенные Стандой со сборного пункта кооператива, и стал насыпать в них сушеные грибы. Нетрудно себе представить, что поначалу я не испытывал от этой работы особого восторга, но, когда вдоль стены выстроился ровненький ряд пузатых кульков, а полы двух первых комнат освободились, этот окаянный суматошный день обрел в моих глазах некий смысл.

Я попытался пристроить к делу Мишку и Тонду – хватит, мол, бессмысленно валяться под деревом, надо как-то отвлечься. Но они не вняли моим призывам. Вот я и усердствовал один, в глубине души надеясь, что Станда оценит мой исключительный трудовой порыв, как выразился бы наш директор, и перестанет меня ругать.

Комнаты пропитались запахом сушеных подберезовиков, маслят, белых и подосиновиков, так что у меня закружилась голова. Но и в этом грибном опьянении я расслышал доносившийся снизу, со двора, звук маленьких шажков, которые засеменили по замку, несколько раз пересекли коридор и после троекратного скрипа дверей затопали вверх на второй этаж. Спрятавшись на всякий случай за распахнутой створкой двери, я прильнул к замочной скважине, получив отличную возможность обозревать больше половины коридора и верхнюю часть лестницы.

Тук-тук-тук – на лестнице, покрытой ковром, шаги звучали приглушенно. И вот в пространстве, ограниченном замочной скважиной, появилась «реставраторша» Марта Томашкова!

– Есть здесь кто-нибудь? Ау!

Я застыл, прильнув к дверному косяку, словно резной ангелок в соборе. Обманщица еще раз повторила свой вопрос и, не получив ответа, затопала к дальней комнате, где обитала прежде. Несколько раз надавила на ручку – дверь не поддалась, тогда в руках «реставраторши» зазвенела связка ключей; один из ключей проскрежетал в замке, и дверь со скрипом отворилась. В эту минуту меня беспокоило только одно: а что, если эта ловкая тетка попытается унести еще одну картину? Решение пришло мгновенно. Вынув из кармана брюк перочинный нож, я открыл штопор и осторожно высунулся в коридор. Незваная гостья уже зашла в комнату и, судя по звуку, который издала металлическая сетка, уселась на кровать. Несколько прыжков – и я одолел две пустые залы, захлопнул за «реставраторшей» дверь и рассчитанным движением накинул затвор на петлю. В считанные доли секунды засунул в петлю перочинный ножик по самый штопор – получился отличный колышек. Все было рассчитано тютелька в тютельку. Задрожи у меня рука хоть самую малость, все было бы кончено – мнимая реставраторша налегла бы на дверь раньше, чем я успел закрепить петлю.

Но она опоздала. Может, на какую-то десятую долю секунды, но мне этого хватило.

– Не валяйте дурака и выпустите меня. – Арестованная забарабанила костяшками пальцев по деревянной филенке. – Я вернулась, чтобы все вам объяснить.

– Объяснять будете следователю, – злорадно отрезал я, ощутив себя героем детективной истории, которую расследует комиссар Мегрэ.

Я отошел к окошку, выходящему во двор, чтобы сообщить последние новости двум засоням – то-то они расстроятся.

– Эй, мальчик! – взывала изнутри ночная похитительница картин. – Немедленно позови сюда вашего воспитателя или кто он там есть…

– Начальник, – ответил я серьезно. – Большой начальник. Сейчас он как раз вместе с представителем органов госбезопасности находится в вашем воровском притоне и вот-вот привезет вашего напарника! – На последнем слове я сделал особое ударение, потому что так было принято почти во всех детективах из тайного собрания моего брата, которое тот хранил на чердаке.

– Боже правый! – зарыдала женщина. – Какого напарника? Ты что, намекаешь на пана Кроца из министерства?

– Я намекаю на водителя «Татры-603», который прячет украденные картины.

– Какие картины? Что ты плетешь, мальчишка? – Пойманная «реставраторша» перестала ныть и перешла на пискливый крик: – Они еще из нас воров сделают, а сами тут бог знает что вытворяют! Отопри немедленно. – Она молотила в дверь кулаками, но освобождения не дождалась.

Я предоставил ей возможность побушевать.

Тонда и Мишка посапывали, развалившись под елью, Толстому волку снились, скорее всего, ветчина или кнедлики со шпиком, потому что он причмокивал во сне, как поросенок градиштьского соседа Маржатки. Лицо Дикого волка было мрачно и брюзгливо, последние события, казалось, проникли и в его сон.

Одна Толстая торпеда выглядела по-прежнему тупо, как всякая тварь, живущая лишь для того, чтобы набить себе брюхо. Она лениво приоткрыла один глаз, но, увидев, что я ничего не принес, опять прикрыла веки. Эта всеобщая леность возмутила меня. Пихнув Мишку и Тонду носком кеда, я выпалил в их заспанные физиономии известие о событии, которое они проспали.

– Глупости, – отмахнулся Мишка, переворачиваясь на другой бок. – Ты нарочно придумываешь себе нервотрепку, чтобы развлечься.

Тонда, к моему удивлению, гораздо быстрее стряхнул с себя сонную одурь.

– Вот и мне в какой-то момент показалось, будто по двору кто-то идет, но я тут же заснул.

– Не верь ему, – бурчал Мишка, уткнувшись носом в цветы, – просто он хочет залучить нас в замок, чтобы мы помогли ему складывать эти поганые грибы.

– Они по воле случая уже сложены, – сказал я. – Двенадцать кульков.

– Вот это да! – пробормотал Мишка и, заткнув уши руками, притворился спящим.

Тонда поднялся с травы и вытер рукавом вспотевший затылок.

– Пойду взгляну на нее. Но если ты нас разыгрываешь, то я…

– Что ты? – спросил я, удивленно подняв брови.

– То я с тобой до понедельника разговаривать не буду, – надул губы Толстый волк и скорчил страшную рожу.

Махнув рукой, я зашагал к замку. Пройдя несколько метров, мы обнаружили под ногами Толстую торпеду, которая с необычайным проворством ковыляла к двери, полагая, видимо, что мы направляемся на кухню. Но по пути у меня родилась одна идея, и я, к удивлению собаки и ее владельца, остановился, не дойдя до дверей.

– Куда ты меня ведешь? – удивился Тонда, когда я повернул направо и мы пошли вдоль здания.

– Посмотрим, что там делается. Все равно из коридора ничего не видно, разве что через замочную скважину, – сказал я и подвел Тонду к тому самому месту у ограды. – Если вы помните, мы с Мишей оттуда однажды уже наблюдали за пронырой-художницей – в тот момент, когда она признавалась Станде, каким способом проникла в замок.

17. «Трубку мира» мы раскуривать не станем

На этот раз перед нами как на ладони оказалась верхняя половина комнаты художницы. Запертая «реставраторша», по всей вероятности, смирилась со своей участью, потому что стояла у окна и красила губы.

– Хочет произвести на Станду впечатление, – прошептал Тонда, увидев, как долго женщина рассматривает себя в настенном зеркале.

– Так он и попался на ее художества! – ответил я. – Для Станды не важно, как человек выглядит, ему надо знать, что у того в душе. А с этой обманщицей он уже столько хлебнул, что ей и килограмм краски не поможет.

– Значит, все правда, – сказал Тонда, и это были последние слова, произнесенные у южной стены замка.

Со стороны двора донесся такой тарарам, что мы вылетели из нашего убежища в ветвях бузины, как вспугнутые воробьи. Мишка орал, будто сражался с целой разбойничьей шайкой, а когда мы на всем ходу завернули за угол здания, в бассейн ухнуло что-то тяжелое. Увидев, что происходит, мы застыли на месте, как если бы на пути выросла бетонная стена. За каменным бордюром нашей крохотной купальни, издавая торжествующие крики, хлопали себя по ляжкам наши старые недруги – Ирка и Слава, беглецы из детдома, главные зачинщики градиштьской яичной баталии. Мишка как раз вынырнул на поверхность и, не успев как следует отплеваться, бросился на стоявших у бассейна обидчиков. Тут мне припомнился его сон, когда он с остервенением колошматил кулаками по краю кровати, отбиваясь от двух хулиганов, вознамерившихся сбросить его в бассейн. Как вы, наверное, помните, проснувшись, он упрекал меня в том, что я и пальцем не шевельнул ради его спасения. И сейчас все происходило точно как во сне, но ни Тонда, ни я вовремя этому не помешали.

Незваные гости, стоя к нам спиной, окунали Дикого волка в воду и держали так, пока он не начинал пускать пузыри. Мишка отбивался и нападал, поднимая вокруг гейзеры воды, а мы с Тондой тем временем быстро, но осторожно приближались к месту сражения. Последние два метра мы преодолели одним прыжком и неожиданно схватили обоих парней за ноги. Мишка, успевший нас заметить еще в разгар битвы, отпрянул в сторону, и все было кончено.

Двор огласился ужасными криками, и наши главные недруги шлепнулись в воду. По купальне пошли страшные волны, и добрая четверть воды хлынула через край на траву. Мишка очень вовремя выскочил из бассейна и, оказавшись на суше, встал в позу беспощадного мстителя. Несколько секунд спустя поверхность воды успокоилась, и посреди бассейна поднялись две жалкие фигуры, по которым вода стекала ручьями.

– Ребята, ребята… может, хватит дурить… – загнусавила та, что повыше ростом, пытаясь вытащить из глаза песчинку. – Мы ведь… хрр… фрт… фу, какой противный вкус у этой воды, мы ведь уже не на тропе войны… хрр… фррт… мы пришли к вам раскурить «трубку мира»…

– Га-а-а! – загоготал Дикий волк. – Бросили меня в бассейн, и, по-вашему, это называется раскурить «трубку мира»?

– Ты мог не трогать нас, – подал голос второй наш враг, – а то, едва мы вошли, сразу начал гоняться за нами по саду, как будто мы тебе невесть что сделали.

– Ха, – усмехнулся Мишка. – А раскоканные яйца и выбитые стекла в птичнике? Бедненькие, больно у вас память короткая!

– Мы будем держать вас в воде, пока ландыши из ушей не вырастут, – пригрозил Тонда, а Толстая торпеда несколько раз тявкнула.

Но оказалось, что собачонка лает не на этих двух кашляющих и фыркающих водяных, а на незнакомого мужчину, появившегося в воротах.

– Слава, что вы делаете в воде? Ирка, марш из бассейна! Знаете ведь, что до конца месяца вам запрещено купаться!

Голос звучал так строго и решительно, что мы не стали препятствовать этим двум водяным выбираться из фонтана.

– Залезть в воду прямо в одежде и башмаках! – ужаснулся пришедший, отчаянно жестикулируя. – Как же вы могли им такое позволить? – строго обратился он ко мне.

Взгляд у него был не менее проницательный, чем у Станды. Склонив голову набок, я честно признался:

– Мы им это не позволяли, мы их туда сбросили.

– Сбросили? А за что? Что еще они вам сделали?

– Ха! – взорвался Мишка. – Они заварили кашу в градиштьском птичнике, а мы должны здесь три недели вкалывать. По сравнению с этим их купание просто курорт!

Мужчина засмеялся и провел рукой по седоватым волосам.

– Я предполагал, что первая ваша встреча примерно этим и кончится. Почему вы не дождались меня внизу, в деревне? – обратился он к худышке, стоявшему рядом со мной.

– Вы с тем товарищем все про урожай да про урожай, нам скучно стало, – ответил детдомовец и украдкой взглянул на меня. – Подумали, что мы тем временем сами с этими ребятами договоримся – и все пойдет как по маслу.

– Ну да, по маслу! – озорно усмехнулся пожилой мужчина. – Вы только поглядите, как оно с вас течет, это масло. Быстро снимайте с себя все и вешайте где-нибудь на солнце. Ребята ведь одолжат вам треники, правда?

Я пожал плечами и оглянулся на остальных. Тонда запротестовал:

– Ну уж нет, сперва мы должны узнать, зачем они сюда пришли. Никакие они нам не желанные гости, а враги!

– Точно, – согласился Мишка, вытряхивая песок из подсыхающих волос. – За то, что мы в Градиште натерпелись, они должны не меньше года голышом ходить.

– Насколько я знаю, в Градиште вашему изгнанию все только завидуют, – высказал свое мнение наставник этой парочки. – Многие ребята и девочки охотно бы оказались на вашем месте.

Что правда, то правда. И я пригласил Ирку и Славу в нашу графскую резиденцию, выдал им из своих запасов сухие треники, развесил их мокрые брюки и рубашки на Иваниной бельевой веревке – все это под Мишкино брюзжание.

– Какая неожиданная забота! – ворчал Дикий волк, прикрепляя прищепками шорты и майку рядом с одеждой своих обидчиков. – Как будто меня не искупали так же, как их.

– Сам виноват, – сказал я. – Нужно было сначала спросить, что им надо, а не гонять по саду.

– Ну конечно, опять из себя умника разыгрываешь, – оборвал меня Мишка. – Хотел бы я знать, что бы ты делал, если бы они ни с того ни с сего появились в замке. Наверное, соорудил бы для начала триумфальную арку, да?

– Будет вам, – примирительно проговорил седовласый мужчина из детского дома и обнял нас за плечи. – Мы шли к вам с самыми лучшими намерениями, а чуть было не приключилась еще одна неприятность. Предоставьте слово мне, я должен внести ясность в ваши отношения.

– Может, сядем, а? – Я показал на газон, радуясь тому, что ссора между мной и Мишкой так быстро прекратилась.

– Пришел я, собственно говоря, к инженеру Михалу, – объяснил воспитатель-богатырь, но, увидев наше недоумение, быстро добавил: – К вашему, стало быть, руководителю, чтобы вам было понятно.

– То есть к Станде? – уточнил Толстый волк и важно добавил: – К Большому начальнику?

Мужчина кивнул и произнес длинную речь, из которой мы узнали, что коллектив детского дома целую неделю работал в колхозе и хочет из своего заработка возместить ущерб, который причинили нам Ирка и Слава.

– За кражи в кооперативе и в гостинице мы уже уплатили, а сейчас я хотел бы договориться с вами, – сказал воспитатель, вынимая деньги из кармана пиджака. Положив на колени три стокроновые бумажки, он разгладил их ребром ладони. – У нас осталось не так уж много, но и не мало. – Он разложил деньги передо мной на траве. – Будете рассчитываться за погром на птичнике, приложите и эти деньги.

Я глянул на разноцветные бумажки – меня словно огнем обожгло. Посмотрел на Мишку и Тонду, но они, уставясь куда-то вдаль, машинально выщипывали травинки на газоне.

– Знаете, – сказал я, собираясь с мыслями, – мы, видите ли… о деньгах вообще речи нет… Станда еще неделю назад говорил, что мы заработали на два разгромленных птичника, а теперь нам хватит и на каноэ.

– Никаких денег мы не возьмем, – присоединился Мишка. – Мы не какие-нибудь там пентюхи, чтобы кто-то расплачивался за наши проделки.

– Эта та часть, на которую вы имеете право, – убеждал нас воспитатель из детского дома. – Ведь яичную баталию начали Ирка и Слава. Они сами в этом признались.

– Начали – не начали, – сказал Мишка и надулся как индюк. – Да им ничего другого не оставалось, как в птичник спрятаться. Не то мы бы им так наподдали, что вы бы их только по росту различили.

– Ах, ты!.. – сжав кулаки, приподнялся с травы долговязый верзила.

– Сиди! – прикрикнул на парня его наставник и, нахмурившись, посмотрел на Мишку. – Любишь ты, брат, прихвастнуть. Неудивительно, что тебе и подраться случается.

– Нас было четверо, а их двое, – быстро вставил я, потому что Мишкина рожа не предвещала ничего хорошего. – Их ждала изрядная трепка – это не для красного словца сказано.

– Да черт вас разберет, – махнул рукой седовласый гость. – Вас, как я погляжу, волнует не ущерб, который вы нанесли, а вопрос престижа. Что, не так?

– Не ущерб, а… – не понял Тонда, но ответа не получил.

От ворот замка послышались шаги, и во двор вошли гуськом шесть человек: Алена, Станда, Ивана, наш новый реставратор, шофер «Татры-603» и ротмистр Еничек, который нес на плече охотничье ружье.

– Привет! – крикнул я и бросился навстречу Быстроножке.

18. Шофер врет, а ротмистр таращит глаза

Для такого большого собрания в нашей временной гостиной стульев не хватало. Поэтому Мишка с Тондой носили из соседних комнат табуретки, а мы со Стандой провожали посетителей из детского дома. В первый и, возможно, в последний раз я подал руку Ирке и Славе, а когда их воспитатель опять стал предлагать деньги, Станда сказал:

– Нет-нет, товарищ, это вы оставьте. Мои ребята скоро возвращаются домой, и все опять войдет в норму, а вот ваши… Ну да вы меня понимаете.

Не знаю, понял ли Станду этот седовласый атлет. Только он еле заметно кивнул и крепко пожал ему руку.

Станда смотрел вслед уходящей троице, пока она не исчезла из виду. Потом обнял меня за шею.

– Эх, ребята, вы даже и не подозреваете, сколько у вас всего есть.

Я до сих пор раздумываю, что бы эта фраза могла означать, но ничего путного мне в голову не приходит. А вам? Но я отвлекся. В замке все общество уже расселось вокруг стола, и не успели мы со Стандой переступить порог гостиной, как ротмистр Еничек поднялся со своего места.

– Все говорит о том, что сегодня в замке совершена еще одна кража. Пропала очень ценная картина работы Тициана. Если кому из собравшихся что-либо известно о ее судьбе, пусть заявит.

Несколько секунд стояла мертвая тишина. Никто даже не шевельнулся, и мне это показалось очень странным.

– Разве вы не нашли ее на даче этого господина? – спросил я, указывая на водителя министерской «Татры».

– Пан Кроц утверждает, что никогда не видел этой картины и что историю про него и барышню Томашкову ты просто придумал, – ответил ротмистр.

– Он врет! – крикнул я. – Я собственными глазами видел, как он взял у нее этот сверток. И еще поцеловал ее за это!

– Детская фантазия безгранична, – спокойно возразил шофер, презрительно сморщив нос. – До тех пор пока органы госбезопасности будут брать в свидетели детей, которые, кстати сказать, и сами обворовывают дома, неизвестно, до чего мы докатимся…

– Вы просто врете! – произнесла Алена внятно, но без особого пыла.

Вероятно, после всех дневных происшествий шоферское вранье уже не могло ее удивить.

Ротмистр покраснел и так сжал обеими руками свой ремень, что даже сморщилась кожа.

– Каждому воздастся по заслугам, будьте уверены, – сурово произнес он. – Я уже послал за товарищами из уголовного розыска, они об этом и позаботятся. Но кое-кого из вас я допрошу сам. Так вот, товарищ инженер будет приводить вас ко мне по очереди. – Ротмистр надел фуражку и пошел к дверям. – Лойза, идем, ты будешь первым.

Усадив меня в Стандиной комнате напротив себя, он предоставил мне возможность рассказать все с самого начала. О том, как ночью совершила побег мнимая реставраторша, о моей экспедиции на дачу и наших с Аленой неудачных поисках пропавшей картины.

– Тот человек, что запер Алену на даче, – отец шофера. Он стрелял в тебя из дробовика, на который у него нет разрешения, – сказал милиционер, когда я кончил.

– Вот видите, оба они мерзавцы, – резко заключил я.

– Отложим такие выводы на потом, когда все выяснится, – заметил с укоризной ротмистр. – Что касается Кроца, то хорошо бы найти какую-нибудь зацепку. Будь у него совесть чиста, он не стал бы утверждать, что вообще не знаком с Томашковой. А ты уверен, что это не мог быть никто другой? Ночью трудно разглядеть лицо.

– Так я ведь его не в первый раз видел, – возразил я и указал на купы искривленных сосен за окном. – Он сидел тогда на сосне и следил за профессором, а потом прошел совсем близко от меня. И дело было днем. Это точно он, товарищ ротмистр. А сегодня ночью он закуривал сигарету, и лицо опять было видно как днем.

Еничек кивнул, но тут же нахмурился:

– Прекрасно, но как это ему доказать?

Не успел он договорить, как на втором этаже что-то стукнуло об пол. Черт, осенило меня, я ведь забыл о «реставраторше»! Счеты с детдомовцами поглотили меня настолько, что шельма художница просто выпала у меня из памяти. Должно быть, физиономия моя в эту минуту просияла, как лампион, потому что ротмистр Еничек спросил:

– Чего это ты так злорадно ухмыляешься?

– Есть свидетельница! – завопил я. – Самая лучшая, какую только можно пожелать, – мнимая реставраторша!

– Ты имеешь в виду Томашкову? – скептически отнесся к моему ликованию милиционер. – Да кто ее знает, где она теперь. Нужно будет поискать в Рыбницах. Только она может нам кое-что прояснить, тут ты прав. А если мы не найдем ее у тетки?

– И напрасно бы проискали, товарищ ротмистр. Она у меня здесь заперта, в замке, – важно заявил я и показал пальцем на потолок.

Блюститель порядка удивленно поднял глаза кверху, готовясь задать вопрос. Но прежде чем он успел открыть рот, я обрушил на него рассказ о всех утренних происшествиях и испытал чувство необыкновенного подъема, когда увидел, что после каждой фразы у него все шире и шире раскрываются глаза.

– Чертов мальчишка, и везет же тебе на удивительные происшествия! – отвел душу ротмистр и поднялся из-за стола. – Мы сходим к ней сейчас же.

И мы пошли.