Текст книги "Сказочное наказание"

Автор книги: Богумил Ногейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

23. Тракторист удивляется, а Мишке не нравится…

Направляясь к коровнику, мы взяли такой темп, как будто шли на европейский рекорд по марафону. Один Толстый волк все время отставал, потому что на всех кривоногих толстых псов бросался с криком: «Кро-о-ошка!»

На скотный двор мы ввалились, как шайка разбойников, и обступили первую платформу, которая попалась на пути. Мужчина, работавший на автопогрузчике, забыл о своих обязанностях, и ковш с вонючим грузом застыл в воздухе.

– Что здесь происходит? – удивленно проговорил он.

– Вы не видели здесь письма? – выпалил Мишка, а Алена тем временем пыхтела, перелезая через боковую стенку платформы.

– Чего? Письма? – Мужчина оглядел нас одного за другим, неуверенно улыбаясь, словно видел перед собой толпу сумасшедших. – Здесь, товарищи, не почта, а навозная куча, – уверенно заявил он немного погодя, убедившись, что лица у нас нормальные.

– Мы ищем прицеп с трактористом, который примерно полчаса назад выехал из дома номер двенадцать, – коротко и ясно сказал Станда.

– Вы имеете в виду Матея Зоубка? – догадался человек, окруженный рычагами, и махнул рукой куда-то вперед себя. – Вон его экипаж стоит, да и сам он вот-вот явится – за сигаретами побежал.

Посмотрев в указанном направлении, мы увидели у задних ворот зеленый трактор, а за ним – платформу-прицеп, доверху наполненную навозом.

Незаметно подкравшись к мужчине на погрузчике, Ивана спросила его с милой улыбкой:

– Вы не могли бы опять освободить это платформу?

В глазах тракториста снова мелькнуло опасение, не имеет ли он дело с умалишенными. Но он тут же отогнал его и добродушно сказал:

– Слышите, молодые люди, нет у меня времени шутки шутить, мне платят за центнер, и я должен грузить. Ступайте отсюда, а то я вам этот навоз на спины вывалю!

И стрела погрузчика закружилась над нашими головами. Все невольно попятились, а Мишке не повезло – он споткнулся о бетонное ограждение навозной ямы и шлепнулся в зловонную жижу. Станда успел протянуть ему руку и помочь подняться, но тут у задних ворот зафырчал трактор и прицеп с навозом, покачиваясь, тронулся.

– Подождите! – закричала Ивана и бросилась догонять отбывающий груз.

За ней последовали Тонда, Алена и Станда. Один Мишка беспомощно торчал во дворе коровника и со слезами на глазах обозревал заднюю часть своего тела, где по ляжкам ручейками стекала навозная жижа. Я же колебался между желанием бежать за остальными и долгом перед товарищем. При этом я испытывал примерно то же чувство, что отражалось на Мишкиной физиономии в тот раз на птичнике, когда мне залепили яйцом по лбу. Вот и у меня защекотало под носом, так что пришлось расчихаться, чтобы как-то скрыть смех.

Мужчину с погрузчика уже оставили все страхи по поводу нашей ненормальности, и он, громко хохотнув, дал нам совет:

– Слышьте, мальчуганы, возьмите вон там шланг и поверните кран. Эту жижу нужно побыстрее смыть, а то она в штаны всосется.

Я окатывал Мишкины тылы струей ледяной воды до тех пор, пока он не запротестовал, шевеля посиневшими губами:

– Хо… холо… холо-о-дна-ая… а-а-й… б-р-р…

Повесив свернутый шланг на крючок, мы припустили за Иваной, Стандой и остальными. Дикий волк, желая согреться, бежал так быстро, что все время обгонял меня. И мне ничего не оставалось, как любой ценой не отставать, потому что за ним тянулся хвост такой вони, как от только что унавоженного картофельного поля.

К лесочку, что у Гомоли, мы добрались в ту самую минуту, когда тракторист остановил самосвал и начал ссыпать навоз в кучу у распаханного поля. Все обитатели замка стояли около кузова и с напряжением смотрели на дымящийся навоз, как скворцы, высматривающие дождевых червей.

Как только кузов достиг наивысшей точки и с платформы съехали последние остатки груза, под верхним ее бортом забелел прямоугольник. В сущности, он не белел, потому что уже давно окрасился в золотисто-желтый цвет навоза, но нам показалось, что он сияет.

– Вон он! – вскрикнула Алена и полезла по мягким, дымящимся навозным горам.

– Постой, полоумная! – завопил тракторист и, подав машину от навозной кучи немного вперед, начал опрокидывать кузов.

Мы стояли у его боковой стенки и протягивали руки. Тонда подпрыгнул и, не в силах ждать, повис на бортике, наивно надеясь, что этим он что-нибудь ускорит. Первым дотронулся до письма, разумеется, Станда – ведь он был выше всех и руки у него были самые длинные. Окружив его, мы смотрели на этот не слишком приятно пахнущий конверт прямо как на найденное сокровище.

– То-то посмеюсь, если в нем ничего, кроме привета из Берлина, – сказала Ивана, отчего наше нетерпение только возросло.

Большой начальник раскрыл и без того уже расклеившийся конверт и вынул из него лист бумаги в желто-коричневых пятнах. Мы все склонились над письмом, и, глядя на наши затылки, можно было подумать, что мы откусываем от пирога с запеченной пятикроновой монеткой.

24. Случаи с оладьями

Во дворе замка стояла машина, на которой прибыли сотрудники уголовного розыска, а весь личный состав сидел на газоне, развлекаясь дружеской беседой с профессором Гибшем. Едва они нас завидели, ротмистр Еничек встал, а оба штатских повернули к нам головы. Реставратор запыхтел трубкой и сказал:

– Ну, наконец-то!

Милиционер потряс руки Станде и Иване и потянул носом воздух.

– Вы, верно, кооперативу помогали? – предположил он, поднося ладонь к носу. – От вас просто разит деревней.

– Вы же сами понимаете, – спокойно отвечал Станда, – от агронома не может пахнуть фиалками. Мы с молодыми людьми провели небольшую экскурсию в винтицкий кооператив, – добавил он якобы для ясности.

Один из штатских придвинулся поближе.

– Мы бы хотели еще раз осмотреть ваш замок, если позволите. Ни барышня, ни пан Кроц знать ничего не хотят об этом тициановском портрете. Мы выслушали старого пана Рихтра – тот клянется, что портрет должен быть здесь. Остается еще одна возможность: кто-то спрятал картину тут, в замке.

– Да что вы говорите?! – удивился Станда, разводя руками. – Вы полагаете, что в этом замешан кто-нибудь из нашей команды?

– Ничего такого я не говорил, – возразил мужчина из уголовного розыска, мило улыбаясь. – Насколько нам известно, первым посторонним в замке был профессор Никодим.

В разговор вступил и второй товарищ в штатском:

– Вы сами недавно говорили, товарищ инженер, что как-то заметили в комнате профессора картину, которую до того нигде не видели.

– Верно, – кивнул Станда. – Но это был портрет барышни Томашковой, написанный паном Кроцем. Я его почти сразу узнал вчера на даче.

Сотрудники уголовного розыска переглянулись и на минутку задумались. Наступила тишина, но она продолжалась недолго. Ни с того ни с сего Тонда подпрыгнул чуть ли не на метр, взревел и рванулся вон из круга собравшихся, да так стремительно, что у ротмистра Еничека свалилась фуражка.

– Кро-оошка! – заорал Толстый волк и бросился вперед.

На ступенях у дверей замка метался валёк из мяса и сала, обтянутый собачьей шкурой, на коротких, кривых лапках. Толстая торпеда, пискляво повизгивая, покатилась навстречу своему хозяину и приложила исполинские усилия, пытаясь попасть к нему на руки. Тонда опустился на колени, дал ей себя облизать, как головку сахара, сюсюкая при этом вроде какой-нибудь кумушки над младенцем.

– Эти двое от любви когда-нибудь слопают друг друга, – хмыкнул Мишка.

– В следующий раз лучше присматривай за своим песиком, – сделал ротмистр замечание Тонде. – Вчера вечером он влез к нам в машину, сожрал у поручика ужин, а потом уснул за задним сиденьем. Дежурные всю ночь глаз не сомкнули – этот твой барбос непрерывно скулил под дверью. – Милиционер повернулся к нам, поднял четыре пальца. – За ночь пес умял четыре ломтя хлеба с маслом и колбасой, выпил термос кофе и еще пол-литра пива. Покуда было что жрать, вел себя тихо, но как только у дежурного кончились запасы, заскулил опять – и так до утра. Да, еще слизнул тридцать кусков сахара, которые секретарша держит для кофе. Невероятно, но факт.

Мужчина из розыска, которого Еничек назвал поручиком, с печальной усмешкой добавил:

– Жена дала мне вчера с собой десять картофельных оладьев, мое любимое кушанье. Он их тоже слопал вместе с полиэтиленовым пакетом.

Хотя на наших лицах изображалось возмущение ненасытностью Тондиного пса, но внутри у нас все сотрясалось от хохота. Алена душила приступ смеха тем, что щипала меня за спину, Ивана покусывала костяшку пальца, а Станда, как всегда, когда хотел сохранить серьезность, сосредоточенно раскуривал сигарету.

Счастливое выражение на Тондиной физиономии сменилось виноватым.

В его объятиях резвилась, блаженствуя, Толстая торпеда, а поручик притворно хмурился.

– Но… – пытался что-то высказать Толстый волк. – Но… значит… если… я, вероятно, должен буду заплатить, да?

Поручик замялся и дотронулся подушечкой указательного пальца до кончика носа.

– Как скажет начальник, – ответил он.

– А может, сделаем так: я бы натер картошки, а Ивана испекла бы вам оладьи? – осторожно спросил Тонда.

– Почему же нет, вполне пойдет, – согласился поручик, – но как быть с нашими дежурными? У них съедено больше, чем у меня.

– А может, и они тоже взяли бы лепешек, а? – размышлял Тонда. – Если бы мы послали им – ну, скажем… Как вы сами думаете, сколько?

Работники службы госбезопасности переглянулись и запрокинули головы.

– Десять? – прикинул первый.

– Пятнадцать, – сказал ротмистр Еничек. – И это, если не учитывать тридцати кусочков сахара.

– Тогда, значит, двадцать, – внес поправку поручик. – Так мы возместим и секретаршины убытки.

Тонда опустил Толстую торпеду на землю, вытер тыльной стороной ладони вспотевший нос и повернулся к замку.

– Тогда… тогда я сейчас же иду тереть картошку, – грустно сказал он.

Только за Тондой закрылись двери, двор огласился взрывом хохота. Алена повалилась на траву и как помешанная стала молотить по ней руками, Станда с Иваной стояли обнявшись и хохотали, уткнувшись друг другу в плечо, Мишка паясничал перед Толстой торпедой, а стражи порядка покатывались со смеху. Только профессор Гибш делал вид, что это его не касается, а когда веселье улеглось, тихо сказал:

– Удивляюсь, как вы можете так подшучивать над этим пареньком. Он честный добряк и не заслуживает такого отношения. А вы… – Он обращался ко мне, Алене и Мишке. – Если вы настоящие друзья, то не дадите ему одному крутиться на кухне и придете на помощь.

Как вы думаете, мы пошли? Пошли, только не сразу, потому что сперва хотели узнать, найдется ли портрет Тициана, а потом уже пошли.

И без всяких отговорок.

25. Счастливого пути, графы!

«Уважаемый пан инженер, – писал Станде профессор Никодим, – я не думал, что задержусь в Берлине. Обстоятельства сложились так, что мое пребывание здесь затягивается почти на месяц (обнаружилось несколько картин, увезенных нацистами во время войны), а вы, насколько мне известно, оставляете замок первого августа. Должен вам заранее сообщить, что во время своего пребывания в замке я неожиданно нашел исключительную ценность – портрет пятнадцатого столетия работы итальянского мастера Тициана Вечеллио. Мне не хотелось поднимать лишнего шума, пока его подлинность не удостоверит один мой коллега, хотя сам я почти уверен, что это подлинник. Когда меня отозвали в Прагу, я спрятал картину, потому что не хотел везти с собой в автобусе такую ценную вещь. Не сердитесь, что я вам ничего не сказал о своей находке, но я боялся, что эта новость получит огласку, в замок заберутся какие-нибудь жулики и прибавят вам забот. Но теперь я не вижу другого выхода и поэтому уведомляю вас, что портрет Тициана спрятан за рыцарем в раме, который висит в коридоре замка. (Надеюсь, он еще там!) Будьте так добры, передайте портрет моему заместителю профессору Гибшу, который уж решит, что с ним делать дальше. Приветствую Вас, Ивану и всю Вашу молодежь, которой, наверное, не терпится вернуться домой. Желаю вам хорошо провести остаток каникул.

Никодим».

Поручик с шумом выдохнул и набрал в легкие побольше свежего воздуха.

– Это ничего, что бумага так воняет, зато ее содержимое благоухает тысячами гвоздик.

– Вы уже смотрели? Тициан там, за рыцарем? – спросил ротмистр Еничек.

Станда развел руками:

– Когда же мне? Только и разговоров, что про Толстую торпеду и ее прожорливость.

– Про кого? – изумился поручик.

– Так ребята прозвали этого барбоса, – объяснил Станда.

– Ха-ха, Толстая торпеда! – засмеялся поручик и бросил взгляд на Тондиного пса. – Метко сказано, что правда, то правда. Но пойдемте заглянем под этого рыцаря. Держите кулаки, а то как бы опять не вышел конфуз.

Вскоре мы убедились, что профессор Никодим был прав. Никакого конфуза не получилось, потому что за изображением рыцаря в латах, обрамленного толстой позолоченной рамой, действительно находилась картина поменьше, представлявшая собой портрет старого мужчины с бородой.

В приподнятом настроении все отправились в нашу гостиную, профессор Гибш внимательно осмотрел полотно через лупу и дал ожидаемое заключение эксперта: несомненно, перед нами работа итальянского художника Тициана Вечеллио.

– Это означает, что барышня Томашкова и пан Кроц ни в чем не замешаны, – заключила Ивана, и под ее рукой зашипела первая порция картофельных лепешек.

– Ну, без небольшой нотации, наверное, не обойтись, – сказал поручик. – Маленький обман – все равно обман, даже если они никому не хотели причинить вреда. Профессор Никодим, по-видимому, не пришел бы в восторг от своей внучки.

– Мы замолвим за них словечко, – предложила Алена. – Правда, мальчики, мы напишем профессору, чтобы… – Вдруг она замолчала.

– Ну-ну, – подбадривал ее ротмистр Еничек, и Быстроножка покраснела, как помидорчик. – Чтобы что? – приставал милиционер.

– Чтобы они могли пожениться, – выпалила Алена, сделавшись пунцовой.

– Да? – удивился пан Еничек. – А откуда вы знаете, что профессор мешает им пожениться?

– Но ведь барышня Томашкова и пан… – сыпалось из Быстроножки.

Но Станда не дал ей договорить.

– Я рассказал ребятам, почему внучка профессора выдавала себя за реставраторшу, – поспешил вставить он, догадавшись, что во время допроса мы подслушивали под окном.

Ротмистр слегка улыбнулся, погрозил нам пальцем, но ничего не сказал. Когда вся лепешечная затея подошла к концу и мы дули на стертые кончики пальцев, милиционер еще раз подошел к нам.

– Чуть не забыл – наш начальник просил вам передать, что он приглашает вас пятого августа поехать на десять дней в лагерь отдыха, организованный для детей в Татрах. Вы получите и письменное уведомление, но уже и так можете считать, что это премия за вашу помощь по спасению народного достояния. Что вы на это скажете?

Мы ничего не сказали. Мы загалдели. Пол в гостиной содрогался от наших радостных прыжков, поручик и его спутник заткнули уши мизинцами, а Станда взвыл:

– Тихо, черти полосатые, вы же топаете, как стадо буйволов!

Одного ротмистра Еничека наш восторг не вывел из себя. Он спокойно дождался, пока мы успокоимся, и подал Нам руку.

– Я с вами не прощаюсь, – сказал он. – Мы еще не раз встретимся в Градиште. Но если на следующей неделе не увидимся, желаю вам хорошо провести время в Татрах. Счастливого пути, графы!

Потом все блюстители порядка получили от Иваны по пакетику свежеподжаренных оладышков, уселись в машину и выехали из ворот замка. Наша компания бежала следом и махала руками. Когда машина набрала скорость, мы вернулись во двор замка и направились к купальне.

Вода была прозрачная и теплая, так что не устояли даже Станда с Иваной.

Только Толстая торпеда неподвижно лежала в траве. И спала.