Текст книги "Сказочное наказание"

Автор книги: Богумил Ногейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

11. Раз, два, три – на помощь!

Мне не спалось. Я попытался было прокрутить в памяти кадры прошедшего дня, но уже на нашем шествии мимо градиштьской купальни все расплылось, растаяло, и сон погасил последние проблески сознания. Помню только, что за окном сияли звезды, а Тонда разговаривал во сне и иногда причмокивал.

Как выяснилось позднее, мой безмятежный сон был неожиданно прерван около полуночи. Сначала мне почудилось, что меня кто-то зовет, но оказалось, что это мне не мерещится, а так и есть на самом деле. Не успел я сообразить, откуда доносится зов, как получил кулаком по плечу.

– Лойза! Лойза, дай-ка мне эту палку, – хрипел мой сосед Мишка, молотя руками по моей кровати, будто копьем.

Но, скатившись во сне на край, он оказался очень близко от моей постели, так что я стал одновременно и жертвой его кулаков, и защитником, которого он призывал. При этом Мишка поднял такой гвалт, что прервал Тондины сновидения (тому снились колбаски).

– Да вы что, сдурели? Спите и не валяйте дурака, – с досадой пробурчал он. – А мне такой вкусный сон снился. – Тонда горестно вздохнул. – Такой вкусный. Да что тут происходит?

– Мишка вышел на тропу войны, – сказал я и подергал беспокойного засоню за руку.

Тот все еще где-то витал, потому что посчитал это очередным нападением, и трахнул меня по лбу. Я защемил ему нос пальцами.

– Лойза… Лойза, – застонал он и проснулся. – Уф, значит, это было во сне, – с облегчением выдохнул Мишка, когда в наводящих ужас покоях замка распознал мирно настроенное окружение. – Они хотели утопить меня в бассейне.

– Кто?

– Те двое, с птичника. Держали за ноги и через бортик кунали в воду. А ты стоял рядом и смотрел. Пальцем не двинул, чтобы вступиться за меня, – с укоризной сказал он.

– Зато ты дрался как сумасшедший. У меня и сейчас еще голова трещит.

– А вода была какая, чистая или грязная? – поинтересовался Тонда.

– Не знаю. По-моему, чистая, – сказал Миша, – а что?

– Моя бабушка говорит, что когда во сне видишь чистую воду, тебя, значит, ожидает радость…

– А если кто-то уплетает во сне свиную колбасу, это как твоя бабушка толкует?

– Никак.

– Жаль, а то мы могли бы узнать, что ожидает тебя.

– Мне совсем не свиная колбаса снилась, а кровяные колбаски, – возразил Тонда.

– Ай-яй-яй, – прыснул Мишка. – Ну, после этих колбасок от ожирения лопаются примерно на год раньше. Это уж точно, можешь спросить у бабушки, так и в соннике написано.

– Дурачки вы оба, не понимаете, какая это вкуснятина, – сказал Тонда, натягивая одеяло по самую шею. – И оставьте меня в покое, я спать хочу.

– Спокойной ночи, – пожелал я, – а как только тебе опять кровяная колбаска приснится, буди нас, мы ее хоть понюхаем.

– Ты у меня прямо сейчас можешь кой-что понюхать, доиграешься, – пробурчал Тонда и повернулся на другой бок.

Лунный свет проникал через окно, освещая обстановку спальни. Силуэт деревянных зубчиков на спинке моей постели напоминал теперь очертания сказочного города, а вдали за ним виднелся залитый лунным светом сосновый лес. Ветви ближайших деревьев образовывали фантастические переплетения, и для полноты впечатления где-то поблизости ухала сова. Мишка прошептал:

– Кыш, урод!

И вдруг за окном раздались глухие металлические удары, как будто по улице катили пустую жестянку. Продолжалось это недолго, одну минутку, но сон, смеживший нам веки, мигом улетучился. Мишка тоже, должно быть, что-то расслышал, потому что, приподнявшись на локте, прошептал:

– Слыхал? Что это?

– Ш-ш-ш, – зашипел я.

Мы пододвинулись к краю постели, так что весь прямоугольник окна стал хорошо виден. От нашего внимания не ускользнуло бы ничего. Но тут Тонда начал громко вздыхать, и его вздохи напоминали конский храп.

– Тс-с-с, – цыкнул я, и Тонда взял на два тона выше.

Вскоре я забыл про него, потому что с правой стороны окна появилась тень: голова, за ней плечо, и неизвестный лазутчик замер. Тонда как раз перестроился на паровую пилу и теперь храпел заливисто, с присвистом, так что уши закладывало. Пронзительные звуки наверняка были слышны за окном, потому что тень, отбросив осторожность, стала расти, и вот уже за стеклом виднелась половина мужской фигуры. Я следил за ночным пришельцем, полузакрыв глаза, и уголками губ помогал Тонде «пилить дрова». Таинственный посетитель был, по-видимому, успокоен картиной сонного царства. Он исчез так же внезапно, как и возник, и за окном осталось только ночное небо, усеянное звездами.

– Может, Станду разбудить? – шепотом осведомился Миша.

Я слез на пол и на четвереньках пополз к дверям. Еще один быстрый взгляд на окно – убедившись, что ничего необычного за ним нет, я одним прыжком вскочил и надавил на ручку.

Комната Станды была пуста. Одеяло сбито в ногах кровати, дверь в коридор открыта настежь. Я сообразил, что с чердака вся округа видна как на ладони.

Лестница тоже была залита лунным светом, так что наверх я взлетел легко и проворно, как ласка. Полуоткрытая дверь второй комнаты справа подсказала мне все остальное. Мне хватило двух секунд, чтобы убедиться, что в комнате кто-то есть. К оконному простенку прижался Станда, да так ловко, что почти слился с ним.

– Тс-с-с, – прошипел он, – иди сюда.

Я в мгновение ока очутился возле Станды. Пошарив в кармане, он сунул мне в руку что-то металлическое и холодное.

– Это сигнальный пистолет. Умеешь с ним обращаться? Отлично! Так вот, как только я скажу «три», пальнешь разок из окна. Направление выстрела – вниз вправо.

Ставни были распахнуты настежь, так что обозревать округу ничто не мешало. Я потихоньку высунулся наружу и тут же отпрянул. От ограды замка в нашу сторону направлялись две фигуры, они несли лестницу.

– Тащат лестницу, – предупредил я Станду.

– Отлично, – нервно выдохнул он. – Так, значит, как я сказал: раз, два, три – и пли.

На груди у Станды оказалась какая-то сумка с округлой блестящей бляхой, подвешенная на ремешке, обвивавшем шею. В лунном свете я разглядел, что это фотоаппарат со вспышкой.

Подтащив лестницу к крайнему окну, незнакомцы снова заглянули в комнату первого этажа. «А вдруг они заметят, что постель пуста, – мелькнуло у меня, – и все будет кончено?»

Но никто ничего не заметил. Они принялись устанавливать лестницу, а когда она наконец приняла вертикальное положение, Станда пихнул меня в бок:

– Раз, два, три!

Грянул выстрел, и в ту же секунду тьму разорвала ослепительная вспышка.

– Hilfe note 1Note1
  На помощь! (нем.)


[Закрыть]! – взвизгнул высокий мужчина, закрывая лицо руками.

Кастелян Клабан, его сообщник, пригнулся и, оставив ношу, бросился прочь. Неизвестный верзила – судя по крику о помощи, это был иностранец – некоторое время очумело вертелся около раскачивающейся лестницы. Я еще раз нажал на курок, и Станда снова осветил незнакомца.

– Um gotteswillen note 2Note2
  Господи помилуй! (нем.)


[Закрыть]! – взвыл великан и припустил вслед за кастеляном.

Давясь от смеха, Станда показывал пальцем на лужайку перед замком. Наше дело довершила упавшая лестница. Она расколола ветхий крольчатник, словно карточный домик, и теперь двор выглядел так, будто там происходил кроличий съезд. Но через несколько секунд ушастые разбежались. Кругом, всего в двух прыжках, протянулись овощные грядки пани кастелянши. Мы пожелали кроликам приятного аппетита и отправились на боковую.

Но не тут-то было, с первого этажа навстречу нам поднималась вся компания. Мне пришлось исповедаться перед Аленой, Мишкой и Тондой, пока Станда героически отражал нападки Иваны. Она сердилась, что не смогла «при сем присутствовать». Кончилось дело тем, что Станда совершил обход спален с кувшином воды в руке, грозясь облить каждого, кто еще пикнет.

Уснули мы и без холодного душа.

12. Кто, из чего, почему и в кого стрелял?

Когда мы утром собирали для Иваны в лесу ветки и шишки, чтобы она смогла растопить плиту и продемонстрировать свое кулинарное искусство, я уже в двадцатый раз рассказывал о ночном происшествии. Мишка, разумеется, дразнил Тонду тем, что тот пропустил такую великолепную штуку ради какого-то колбасного сна. Алена, как всегда подражая Иване, замучила меня упреками, почему, дескать, я ее вовремя не разбудил. Тонда строил из себя оскорбленного. Он обогнал нас, но неожиданно остановился, указывая на что-то впереди:

– Смотрите, тут чей-то лагерь!

Ниже по склону находилась маленькая площадка, с одной стороны защищенная скалой. На другой стороне площадки стояла деревянная сторожка, а немного подальше пряталась кормушка, в которой лежало немного сена. Посреди полянки располагалось круглое кострище, огороженное несколькими валунами.

Мы сбежали вниз. Мишка помчался прямо к сторожке и толкнул дверь. Она была закрыта только на деревянный колышек, засунутый в петли для замка. Мы ринулись вслед за Мишкой, но смотреть в сарае было нечего: в одном углу лежал ворох сена, в другом мы разглядели кучку совершенно высохших, съежившихся каштанов. Алена распахнула дверь, и в сторожке стало совсем светло. Но больше мы ничего не увидели. Я подтолкнул Тонду к выходу, но Мишка схватил меня за руки и завел их за спину.

– Ш-ш-ш. Тихо!

Откуда-то опять послышались непонятные звуки. Затаив дыхание, мы попробовали установить, откуда они исходят. Вдруг Аленка, оттеснив меня, показала на кучу сена:

– Там!

Мишка стоял ближе всех и поэтому раньше других запустил руку в сухую траву. Он вытащил что-то длинное и блестящее. Приглядевшись получше, мы увидели, что этот предмет имеет знакомые очертания. Я не сразу догадался, что это такое.

– Да ведь это наша пилка! – воскликнула Алена.

Мишка протянул пилку нам, Тонда схватил ее. Она была из хозяйства его родственника, но уже несколько недель обитала в нашей лесной резиденции на Градце. Я посмотрел на деревянную рукоятку, помеченную выжженной буквой «Г».

– Точно, – подтвердил я, – у нас стащили.

Тонда потянул пилу к себе.

– Как… как она здесь оказалась?

– Видимо, так же, как и вот эти часы, – сказал Мишка, поднимая над головой будильник, который до недавнего времени обретался в нашем лесном укрытии.

Алена раздобыла этот будильник у своего дедушки – поиграть, для дела он уже был непригоден и для украшения тоже не годился. У него было два звонка, пожелтевший облупленный циферблат и переломившаяся пополам большая стрелка. Часы шли, если их заводили до упора и клали циферблатом вниз. Шли они иногда час, иногда два, а однажды протикали целых три. Потом будильник остановился, и, как я его ни заводил, он уже не тикал. Теперь он показывал время однозначно.

– Выходит, они нас ограбили! – воскликнул Тонда, до которого все доходило позже остальных.

– Воришки были здесь совсем недавно, – сказала Алена, подкручивая пружину, – часа два назад самое большее.

– Это-то ясно, – отозвался Мишка, который, в последний раз вороша сено, выудил из него кухонный нож, початую коробку печенья, две бутылки пива и полную банку апельсинового сока.

– Здесь они ночуют, отсюда и на разбой отправляются. И здесь же нынче ночью мы их застукаем и намылим шею, – тихонько проговорил я, твердо вознамерившись отомстить.

Ребята кивнули. Судьба тех, из-за кого мы погорели на птичнике, была решена.

– Девять часов! – охнула Алена. – Ивана ведь дров ждет! Ужас как летит время.

Мы быстренько привели все в порядок, стараясь замести следы, чтобы у ворюг не возникло подозрений. Пусть они думают, что о них никто не знает.

– Ну подождите, синьоры, устроим мы вам спектакль!

Мы мчались к замку, насколько позволяла тяжесть за спиной.

– Вы что в лесу делали – ждали, когда ветки вырастут? – набросилась на нас Ивана. – Какао на плите, рогалики на столе, мармелад там же. Да не рассиживайтесь, а начинайте красить мебель, краску Станда уже развел. Вы когда-нибудь этим прежде занимались? – Губы ее раздвинулись в улыбке, и нам показалось, что мы попали домой к маме.

– Занимались, и не только этим! У нашего директора две страсти – плотницкое и малярное дело. Как раз во время последних каникул мы все скамейки перекрасили, – сказал Миша.

– О чем разговор, остается повторить пройденное, – согласился я.

– Ну хорошо, вот и покажите, на что вы способны, – сказала напоследок Ивана и пошла к насосу за водой.

Мы уселись за стол, а Тонда побежал за остатками домашних запасов. Он выдал каждому по крутому яйцу и кружку охотничьей колбаски. На столе нас ждал небольшой завтрак. Мы проглотили по две чашечки какао, слопали уйму рогаликов и вазочку мармелада, и только теперь подошел черед Тондиных лакомств. Но мне не суждено было дозавтракать.

В открытом окне появилась голова Станды.

– Лойза здесь? Лойза, выйди-ка сюда. А все остальные после завтрака пусть сразу принимаются за дело: краска и кисти под окном, покрасьте полки, а потом и все прочее. И чтоб никто отсюда ни ногой. Идешь, Лойза? Да шевелись же, черт возьми!

Сбитый с толку таким тоном, я выбрался через все двери во двор замка. В словах Станды не проскальзывало ни тени былого дружелюбия, меня словно окатили холодной водой.

Следующий сюрприз ждал меня на улице. Рядом со Стандой стоял представитель органов госбезопасности ротмистр Еничек. Кивнув в ответ на мое приветствие, он сказал:

– Ага, наш яичный шериф. – Прозвучало это так, как будто он сказал: «Попался, мошенник».

Все дальнейшие замечания, однако, он приберег «на потом». Указывая рукой на ближайшую дверь, ротмистр Еничек прокартавил:

– Пггошу, уважаемые!

Напуганный Стандой, я перебирал в уме все свои последние провинности, но ответ был однозначный: яичная баталия и перевернутые копешки. А может, органы госбезопасности поинтересовались нашей первой ночью в замке?

Как оказалось, дело было именно в этом. Ротмистр подвел нас к дверям с надписью «Комната инспектора» (раньше я о ней не знал), открыл ее и молча указал на два стула. Голубоватая пелена папиросного дыма свидетельствовала о том, что в комнате недавно работали, выполняли служебные обязанности.

Товарищ Еничек устроился за старым письменным столом, открыл записную книжку и посмотрел на кончик своей авторучки.

– Ну, и как тебе сегодня спалось? – спросил он как бы у своей авторучки.

Я украдкой взглянул на Станду, так как не понял, к кому, собственно, обращен этот вопрос.

– Так как же, – вопрошал ротмистр, целясь в меня острием самописки, – снилось тебе что-нибудь?

– Ничего не снилось.

– Так крепко спал?

– Да нет. Просто мне вообще ничего не снилось.

Станда приподнялся на стуле.

– Товарищ ротмистр, что вы ходите вокруг да около? Спросите у Лойзы прямо, пусть он вам скажет, что было.

Милиционер нахмурил брови:

– Позвольте уж мне самому решать, а? Подождите, я еще и вас кое о чем спрошу.

– Пожалуйста, – рассердился Станда и отвернулся к окну.

Закурив сигарету, ротмистр продолжал чиркать зажигалкой и задувать пламя.

– Ну, так как все это было?

– Что это?

– Да вчерашнее! Как только вы пришли в замок, сразу же поднялась стрельба. Кто стрелял, из чего стрелял, в кого стрелял? Это первое. Второе: кто ночью уронил лестницу на крольчатник и разрушил его? Кто стрелял из пистолета и пускал ракеты? Ведь у пана Клабана от этого чуть инфаркт не приключился! Лежит в постели и ни рукой ни ногой. – Ротмистр метнул взгляд на Станду. – Не был ли при всем этом и ваш руководитель?

– Я вам уже говорил, товарищ… – взвился Станда, и в этот момент я начал понимать, откуда взялись его холодность и дурное настроение. Он был, в сущности, порядком рассержен, но не на меня и не из-за меня, а…

– Вам слово потом, – прервал Станду ротмистр. – Я хочу, чтобы сначала говорил Лойза.

– Около полудня мы пришли к закрытым воротам, – начал я по порядку расписывать все наши злоключения, в то время как ротмистр делал пометки.

Когда я дошел до того места, как Станда пустил в ход фотоаппарат со вспышкой, ротмистр удивленно поднял голову.

– Фотоаппарат со вспышкой? Что это значит? – обратился он к Станде. – О нем вы мне ничего не говорили!

– Вы меня спросили, как я устроил молнии, и я вам ответил, что с помощью аккумуляторной вспышки.

– Но о фотоаппарате вы не заикнулись, – настаивал ротмистр.

– Вы с самого начала поверили этому мошеннику кастеляну и принимаете нас за разбойников, а у меня есть доказательства того, что безобразия здесь творил он.

– Поосторожней в выражениях, пожалуйста, – сделал ему замечание Еничек. – То, что он мошенник, надо еще доказать.

– Докажу, когда понадобится, – похвалился Станда, – вот проявлю пленку, и получите доказательства. Черно-белые снимки.

Ротмистр задумался.

– Сколько времени у вас уйдет на проявление пленки?

– Полчаса, – сказал Станда. – Только у меня здесь нет ни проявителя, ни закрепителя, иначе я уже давно бы все сделал. Все-таки любопытно.

– Ага, – протянул Еничек. – Знаете что? Поедем вместе в город, и пусть ее проявят в нашей лаборатории, идет?

– Пожалуйста, – пожал плечами Станда и кивнул мне: – Лойза, сбегай за аппаратом, он на столике около кровати.

– Стой, – взревел ротмистр, только я поднялся со стула. – с ним я еще не закончил. – Подперев подбородок ладонью, он вперил в меня взгляд своих темных глаз. – Так ты уверяешь, что ночью вы никакой лестницы не ставили?

– Лестницу? Мы? – Я вопросительно посмотрел на Станду.

– Именно это утверждает пан Клабан, – быстро затараторил Станда, чтобы ротмистр не успел его прервать, – говорит, что мы ночью подставили лестницу к окну его квартиры, стучали в стекло, стреляли и делали молнии. Он вроде бы так испугался, что ударился лицом о ночной столик и набил себе шишку. Потом мы из чистого хулиганства повалили лестницу на крольчатник и убежали.

– Вот вранье! – вырвалось у меня. – Да не верьте вы этому вралю! – закричал я, чуть не плача.

– Успокойся, – сказал ротмистр Еничек, – я верю прежде всего фактам, а не словам. А факт состоит в том, что под окном кастеляна и сейчас видны ямки от лестницы, а у самого пана Клабана на лбу шишка. Вот и объясни мне, как это могло случиться, понял?

– Не знаю, – огрызнулся я и отвернулся к окну.

– Я вот что подумал, – размышлял Станда, – вы ведь измеряли расстояние между ямками, скажите, совпадает оно с расстоянием между жердями?

Ротмистр насторожился.

– Это могло бы натолкнуть вас на интересную мысль. Я, видите ли, еще ночью внес лестницу в замок. Если ямки под окном кастеляна были оставлены лестницей, тогда виноваты мы. Но я советую вам проверить.

– Пожалуйста, – пожал плечами пан Еничек и взял со стола связку ключей, – можем прямо сейчас и пойти.

И мы пошли.

13. Стой! руки вверх!

Перед замком нежился на солнце кастелянов Бояр, по-нашему Казан. Заслышав шаги, он завилял хвостом и побежал мне навстречу. И сразу же сунул свою лоснящуюся голову мне под руку. Я же некоторое время колебался, разыгрывая равнодушие. В этот момент мне было противно все, что связано с Клабаном. Но потом я сказал себе: «Дурень, пес-то тут при чем?» – и погладил его.

– Бояр! – заверещала из окна пани Клабанова. – Отойди от этих убийц!

Пес убрался восвояси, а Станда сухо заметил:

– Вам не кажется, что пани тоже следовало бы выбирать выражения?

Ротмистр махнул рукой:

– У нее с нервами плохо.

– Вот оно что! – сказал Станда.

Взвалив на себя лестницу, он завернул за угол замка.

Вот и место ночного приключения. Станда остановился под первым окном справа и осмотрел узенькую грядку. Полоска земли была так заботливо выровнена, как будто ее засеяли морковью.

– Следов, разумеется, нет. Этого следовало ожидать.

Перейдя к другому крылу замка, Станда поднял взгляд вверх, на окна кастелянова жилища.

– Здесь? – спросил он ротмистра.

– Здесь, – отозвался Еничек.

Станда положил лестницу так, чтобы ее нижний конец точно указывал на две прекрасно сохранившиеся вмятины.

– Так? – спросил он.

– Да, хорошо, – одобрил милиционер, присаживаясь на корточки. Расстояние между жердями лестницы оказалось на целых пять сантиметров больше, чем между ямками в земле.

Сняв фуражку, ротмистр поглядел наверх, быстро перебежал на другую сторону замка, что-то поискал на земле, обследовал место под окном и не спеша вернулся к нам.

– Что-то здесь и впрямь не так, – согласился он. – Вы, стало быть, утверждаете, что их было двое?

– Ну да, – подтвердил я. – И второй говорил по-немецки.

– Это я уже слышал, – буркнул милиционер. – Лучше всего скорее проявить пленку. Тогда и увидим, кто прав.

– Ну что ж, – согласился Станда. – Лойза, принеси аппарат, а я пока выведу Иванину машину.

– Будет сделано.

Перед главным входом мне в ноги неожиданно кинулся Казан. Не успел я обернуться, как он выскользнул в дверь и скрылся из виду. Я пробежал мимо наших пустых комнат, ухватил на бегу кружок колбаски из Тондиных запасов, разложенных на столе, дружески погрозив пальцем вслед Казану.

– Ах ты злодей!

Я побежал в спальню Станды и, оказавшись у его ночного столика, замер с раскрытым ртом. Никакого фотоаппарата там не было. Я открыл дверцу, но внутри стоял только расписной ночник, бывшая собственность графа. Распахнув гардероб, я обследовал и его содержимое, даже залез Станде в рюкзак. Нет! На кровати нет, под кроватью нет! Я высунулся из окна.

– Станда! Фотика здесь нет!

– Протри глаза, – крикнул он, направляясь к замку. Оказалось, что с глазами у меня все в порядке. Сумка с фотоаппаратом и вспышкой окончательно и бесповоротно исчезла.

Первое подозрение пало, разумеется, на бывшего кастеляна.

– Кто еще заинтересован в том, чтобы фотик пропал? – спрашивал Станда.

– Клабан говорил только о вспышке, которая его ослепила, и о том, что он ударился головой о ночной столик, – напомнил пан Еничек.

– Думаю, что на эту басню мы можем внимания не обращать. Наплел бог знает чего.

– Поживем – увидим, – снова повторил свое любимое присловье пан Еничек и поправил ремень. – Подождите минутку. Я схожу за Клабаном.

Станда последовал за ротмистром, оставив меня одного. Этого момента я только и ждал.

В комнате было что-то не то. Я это заметил еще до того, как крикнул Станде в окно, что фотоаппарат исчез, но только теперь у меня появилось время это обдумать. На подоконнике между внутренней и внешней рамой виднелись следы. Ничего определенного – какие-то грязные полосы и бороздки да немного размазанной грязи, но фантазия моя разыгралась вовсю.

Итак, кто-то забрался в комнату Станды через окно. Куда он направлялся, мне разузнать не удалось – на полу еще со вчерашнего дня оставалась невообразимая путаница разных отпечатков, но в ту минуту я был убежден, что неизвестный и непрошеный гость устремился прямиком к ночному столику.

Вернувшись к окну, я вскочил на подоконник и высунулся наружу. Под окном по наружной стене дома тянулась длинная вертикальная царапина, а в глинистой почве можно было различить несколько следов. Окно Станды было третьим по счету, и на них никто внимания не обратил.

Кто-то влез через окно Станды, это факт. Но кто? Скорее всего, Клабан. Он больше всех был заинтересован в том, чтобы фотик исчез. Дело это надо было обделать половчее, потому что с самого утра в замке или около него кто-нибудь постоянно болтался. За исключением того времени, когда мы были в лесу, Станда в деревне, а Ивана на кухне. Так, ясненько.

Правда…

Точно так же могли посетить замок обитатели лесной сторожки. Те, кто однажды уже нас обокрали и на чьей совести яичная баталия в птичнике. Они тащат все, что им под руку попадется и, главное, что получше. Стащили наш будильник, пилу, нож, они могли ограбить и замок. Преспокойненько. Это уж точно.

Не знаю почему, но эта последняя догадка нравилась мне больше. Я даже хотел, чтобы так все и случилось. Клабан был для нашей компании недосягаем, с ним мог справиться только ротмистр Еничек, а до тех двух воришек – рукой подать. Счеты у нас с ними еще не закончены, и это работало на мою версию о том, что в замок залезли именно они. Чем больше я об этом думал, тем больше догадка стала походить на истину. У меня созрел план. Я представил себе, как ночью мы нападем на лесную сторожку и вытащим из этого логова все: самих парней, вещи, которые они у нас украли, и – Стандин фотик со вспышкой. Мысленно я уже представлял себе, как он лежит там в сене. Хотя меня и терзали сомнения – все-таки больше всего в исчезновении аппарата был заинтересован именно кастелян, – но дальнейшие события укрепили меня во мнении, что аппарат украл кто-то другой.

Из коридора послышались шаги.

– Кастелян лежал в постели, – рассказывал ротмистр Станде, – перину натянул по самый подбородок, с лица красный весь и потный. Я говорю ему: «Пан Клабан, не надо бы вам так париться под периной, раз у вас сердце слабое». А он – мне, дескать, от этого легче, а сам ее уже чуть не до самого носа натянул. Смотрю, а из-под перины торчат ботинки со шнуровкой. Стягиваю с него перину, а он лежит, как будто обход производить собрался: одет, обут и связка ключей в руках.

– Значит, – сказал Станда, – он нарочно притворился больным.

– Видать, я был к вам несправедлив, – признал ротмистр, – но мне недостает против него прямой улики. Если бы была фотография… Я его об этом в лоб спросил, но он и слышать не хочет о фотоаппарате.

– Он, должно быть, залез туда, когда мы с Лойзой сидели в комнате инспектора, – размышлял Станда. – Надо бы проверить у ребят в столовой, не проходил ли он мимо.

– Не забывайте, что замок можно и с другой стороны обойти, а если пригнешься, так из окна тебя ни за что никто не увидит.

– Что правда, то правда, – согласился Станда, – но все-таки давайте их спросим для верности.

Станда и ротмистр Еничек удалились в сторону кухни.

Выждав, когда дверь за ними закроется, я снова подошел к окну. Находясь под впечатлением только что услышанного, я представил себе, что следы на грядке, на окне и под окном вполне определенной формы. Стало совершенно очевидно, что следы эти невелики, а у кастеляна – я заметил – подошвы будь здоров. Тут дело яснее ясного. Те двое, из птичника, преследовали нас до самого замка, а потом выждали, когда дом остался без присмотра. Стибрили фотик и бог знает что еще. Наверняка что-нибудь еще пропало.

Со второго этажа донесся шум. Шаги! Я спрятался за угол и затаил дыхание. Все, кто имел отношение к замку, были с ротмистром Еничеком на кухне. Кастелян Клабан не мог там прохаживаться, ротмистр ведь сказал, что он преет в постели. Значит, либо наверху бродят те два молодца из птичника, либо это неизвестный великан, которого после ночного приключения с лестницей я мысленно прозвал паном Гильфе.

Присутствие в доме Станды и ротмистра прибавило мне храбрости. Вернувшись потихоньку к рюкзаку Станды, я быстро нашарил в нем стартовый пистолет. Он лежал на самом верху, вероятно, с тех самых пор, когда Станда показывал его ротмистру. Стиснув пистолет в руке, я снова спрятался за лестничный стояк.

«Давай-давай», – сказал я сам себе, прислушиваясь к шарканью шагов, – человек неуклюже спускался вниз. Как только незнакомец приблизился к последним двум ступенькам, а тень его пала на пол коридора, я завопил во все горло:

– Стой! Руки вверх!

– Н-н-не дури! – раздалось из-за угла. – Эт-т-то я-я-а… И передо мной, еле держась на ногах, появился Тонда.

Дверь кухни распахнулась, и ротмистр Еничек, держа руку на кобуре пистолета, выскочил в коридор.

– В чем дело?

Станда, Ивана, Мишка и Алена высыпали вслед за ним.

– Лойза только что задержал Тонду, – сказала Ивана, чем всех рассмешила.

Станда отобрал у меня пистолет и сунул в карман.

– Нечего тут Дикий Запад устраивать, – сказал он и встряхнул Тонду, который все еще хватался рукой за потолочную балку и молча таращил глаза. – Проснись, фермер, шерифа я обезоружил.

– У-уф, ты ужас как меня испугал, – заикаясь, проговорил Тонда, опустил руки и схватился за живот, – мне даже плохо стало.

Ивана погладила меня по голове.

– Если Тонда станет заикой, тебе придется искать ему невесту.

Ротмистр напустил на себя строгость.

– Орешь, как будто по меньшей мере матерого убийцу поймал. Сейчас не время для мальчишества!

– Это не мальчишество, – оправдывался я, – я думал…

– Чересчур уж громко ты думаешь, – заметил Станда.

– Если бы ты и впрямь думал, не стал бы панику поднимать, – сказал Еничек.

– Но Лойза и вправду не мог знать, кто ходит наверху, – ни с того ни с сего начал защищать меня Тонда. – Сейчас он меня застукал, а мог поймать кого и посерьезней.

– Думаешь? – заинтересовался ротмистр.

– Тебе что-нибудь известно? – спросил Станда.

– Известно, – важно кивнул Тонда, – кое-что посерьезней.

– Вот это меня очень интересует, – сказал ротмистр. – Пойдем-ка в комнату, попробуем выяснить. А остальные бегом работать, – махнул он рукой, – кыш-кыш, разойдись.

Станда положил руку мне на плечо:

– Останься. Первым делом объясни мне, с чего весь этот шум.

Я объяснил. Ротмистр презрительно наморщил нос и покачал головой, но Станда сказал:

– Я рад, что ты не испугался. А будь это действительно разбойник…

– По-вашему, так он и расхаживает тут средь бела дня? – усомнился Еничек.

– А почему бы и нет? – вырвалось у Тонды. – Я его собственными глазами видел.

– Кого?

– Пана Клабана.

– Где?

– Здесь, наверху.

– Подожди, расскажи-ка связно и с самого начала.

Тонда собрался было с духом, но вдруг опять обмяк и робко сказал:

– Сперва надо бы подкрепиться, а то я такого страху натерпелся – ужас как есть хочется.

Он сбегал в спальню и вернулся с несколькими кружками неистребимой охотничьей колбаски. Предложил Станде и ротмистру, но те отрицательно замотали головой. Меня уговаривать не пришлось, я без лишних слов хапнул два крайних кусочка.

– Рассказывай, рассказывай, – поторапливал его Станда.

– Мне еще колбаски хочется, – признался Тонда и проглотил кусочек. – Это было, наверное, через четверть часа после того, как вы позвали Лойзу. Ну а я здесь оставался. Развернул колбасу, взял кружок, и вдруг у меня над головой послышались шаги. Сначала я подумал, что это мне только почудилось, но потом уж убедился. Да и Лойза говорил, что над нами есть закрытая комната, куда эти двое хотели по лестнице забраться.

– Вот видите, еще один свидетель, – прервал его Станда и взглянул на ротмистра.

– Так, так. Дальше, дальше, – подгонял Тонду Еничек.

– Вот я и говорю, подозрительно это как-то. Если комната заперта, кто может ходить? Прокрался я наверх, чтобы застукать того, кто там прохаживается. А это был пан Клабан.

– Нет, нет, ты рассказывай все, до мелочей. Что он там делал? – допытывался ротмистр.

– Тащил какой-то чемоданчик, одежду и всякое такое прямо через коридор, то есть поперек. Я хотел узнать, куда он это все несет, подождал, пока он зайдет в комнату, и забежал в помещение напротив лестницы. Дверь там была приоткрыта.

– И куда же он это нес?

– А в такую каморку в стене. Когда он ее закрыл, ее и не различить – того же цвета, что и стена. Я подождал, пока он уйдет, и хотел было вниз спуститься и все вам рассказать, но тут снаружи послышался чей-то незнакомый голос. Я испугался, как бы пан Клабан в последнюю минуту не вернулся. Вот и выжидал наверху, пока в замке все стихло. А тут Лойза как заорет: «Руки вверх!»