Текст книги "Охотник на ведьм (ЛП)"

Автор книги: Блайт Гиффорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Она умерла, твердил отец, словно заодно с женой похоронил и память о ней. Тебе ее не воскресить.

Но он может – он должен – спасти от гибели других.

– Вы когда-нибудь задавались вопросом, – проговорил Александр, – насколько вы правы? Насколько они на самом деле виновны? – Еще до Скоби, работая помощником при Комиссиях, он смотрел на череду лиц и не мог узреть разницу между теми, кто служил Богу, а кто – Дьяволу.

Форбс вздохнул, и морщины на его лице обозначились резче.

– Ты же служил при Комиссиях. Ты сам знаешь ответ. К тому времени, как дело доходит до нас, зачастую только и остается, что вынести смертный приговор.

Несмотря на все свои подозрения, Александр продолжал видеть перед собой Маргрет; представлял, как она обнимает мать, как склоняет голову во время молитвы, как идет за водою к ручью или занимается чем-то еще, таким же обыденным. Как все обычные люди. Для нее и для других женщин на его попечении все могло закончиться в один момент – скажи он всего одно слово.

Он содрогнулся.

***

Хотя стояли октябрьские холода, утром Александр проснулся весь мокрый от пота и не сразу осознал, что уже не спит.

Во сне он балансировал на кромке узкой, вздымающейся из морской пучины, стены. По небу неслись черные штормовые тучи. Ревел ветер. Сверкнула молния, и на дальнем краю стены он увидел Маргрет. Противостоя ветру, он пошел по скользким камням ей навстречу, зная, что один неверный шаг – и его поглотят клокочущие волны.

А в спину ему, перекрывая гром, хохотал Дьявол.

На улице же сегодня не было ни дождя, ни ветра, ни грома с молниями, только тяжелое, свинцово-серое небо давило сверху на город.

Следуя за толпой, Александр пришел на площадь. Богс уже стоял вместе с отцами города возле помоста, с которого предстояло выступать священнику, слишком далеко, чтобы до него дозваться.

Зеваки болтали без умолку, радуясь выходному дню и предвкушая предстоящее зрелище, но как только услышали громыхание выезжающей на площадь телеги, примолкли.

Две женщины из приговоренных рыдали, третья кричала. Еще одна была в таком состоянии, что не могла ни стоять, ни идти, и на костер ее потащили волоком.

Их привязали к столбам, лицом к толпе, и заставили слушать священника. Слова проповеди не долетали до сознания Александра. Вместо того, чтобы слушать, он пытался заглянуть осужденным в глаза, высматривая в них то, что обязан был уметь находить, уметь распознавать для того, чтобы выявить своих собственных ведьм.

Та женщина, что не смогла идти, держалась в вертикальном положении только благодаря веревкам, которыми ее привязали к столбу, отчего казалось, будто ее душа уже покинула тело. А может Дьявол и впрямь уже забрал ее душу себе?

Глаза второй были наполнены ужасом, таким же пронзительным, как тот, что Александр увидел во взгляде матери Маргрет, когда она приняла его за Дьявола. Чего она боялась, эта женщина? Смерти или божьей кары за свои грехи?

Но в глазах третьей стоял страх иного рода. Она боялась того, что будет потом. После казни.

Священник, наконец, повернулся к ним.

– Раскаиваетесь ли вы перед Господом в своих прегрешениях?

Первая, висевшая на веревках, осталась безучастной, точно уже умерла. Четыре другие вразнобой заголосили «да».

А шестая подняла глаза к небесам и возопила:

– Раскаиваюсь! Я прошу у Бога прощения за то, что сделала ложное признание! Я не ведьма и никогда ею не была!

От ее слов Александр оцепенел подобно жене Лота, обратившейся в неподвижный соляной столп. Неужели Богс осудил невиновную?

Но в голосе священника, когда он заговорил, не было и тени сомнения.

– Те, кого ты обвинила, во всем признались. Мы знаем, ты – ведьма.

Вы уверены? – чуть не закричал он. Эта женщина стояла на пороге Страшного суда. Кроме своей бессмертной души, терять ей было нечего.

– Господь знает, я невиновна. – В ее голосе звенела сила, уже утраченная остальными.

– Глупая, – прошептал кто-то сзади. – Делает себе только хуже.

– Тогда пусть Господь накажет тебя за то, что свою нечестивость ты усугубила ложью, – сказал священник, – а Дьявол пусть забирает тебя прямиком в ад!

Богс кивнул, и человек с факелом поднес огонь к горке торфа. Повалил дым. Пламя уже лизало подол ее платья, но женщина продолжала, не смолкая, кричать и просить у Бога прощения за лжесвидетельство.

Остальные – которые признались и не отказались от своих слов – были безмолвны; одни зажмурились, другие смотрели, вытаращив глаза, губы их шевелились, как если бы читали молитву. Палач зашел одной за спину, набросил на ее шею веревку и затянул петлю.

Рывок, и ее голова повисла на сломанной шее. Такова была награда за признание: милосердное удушение, чтобы не чувствовать боли от пожирающего плоть огня.

Когда палач взялся за следующую, Александр, борясь с тошнотой, вытянул из кармана носовой платок. Не в силах смотреть на происходящее, он отвернулся, шатаясь, завернул за угол и оставил вчерашний ужин на камнях мостовой.

***

Богс догнал Александра, когда он уже выводил коня и готовился выехать обратно в Кирктон – немедленно, как можно скорее, прочь от пропитавшей воздух вони костров.

– Тяжелое зрелище, знаю. – Слабая улыбка с оттенком сочувствия. – Ваш первый раз, да?

– Да, – признался Александр. Неохотно, лишь потому, что этот человек мог его понять.

– Ничего, в следующий раз будет полегче. – Богс говорил так спокойно, словно они стояли воскресным днем у церковных дверей и вели непринужденную беседу.

Александр покачал головой, гадая, хватит ли ему мужества для того, чтобы заниматься этим богоугодным делом. Его душу раздирали на части сомнения – о Бесси Уилсон, о Элен Симберд, о Маргрет… Что, если ее мать невиновна?

А что, если нет?

Он сел в седло и, помедлив, взглянул на Богса.

– Вы когда-нибудь слышали об обвинении против женщины по имени Джанет Рейд? Из Глазго.

– Уж очень распространенное имя. Да я их и не запоминаю.

– Она была вдовой, кажется. И довольно состоятельной. – Если судить по кружевам и вазе.

– Вроде судили такую, но в Эдинбурге. Дело вел Скоби, странно, что вы сами не в курсе. Он говорил, под конец она так верещала, словно воочию видела перед собой Дьявола.

Нет – была его первая мысль. Он же сам сказал: имя слишком распространенное.

– У нее была семья?

– Племянник – он-то ее и обвинил – и, вроде бы, дочь.

Воздух внезапно стал неподвижным.

– Что с нею стало? С ее дочерью. – Скажи, что она умерла, заклинал он мысленно. Что угодно, лишь бы она не оказалась той, которую он знал.

– Их было столько… Всех и не упомнишь. – Широкий лоб наморщился. – Но если это та, на кого я думаю, она сама походила на ведьму – глазами. Надо было сжечь их обеих.

                – Глазами? – Дальше можно не спрашивать. Он уже понял. Понял все. И все же: – Значит, сожгли только ее мать? – Надеясь услышать «да». Зная, что не услышит.

– Нет. В тот раз никого не сожгли. Уж не знаю, как, но ее мать сбежала. А почему вы спрашиваете? Вы нашли ее?

– Нет. Нет, та женщина, про которую я спрашивал, она из Глазго. Вряд ли это одна и та же. – Боже помилуй, он лжет напропалую. Как Маргрет.

Богс протянул ему руку.

– Ну, тогда удачи. Храни вас Бог.

По счастью, лошадь знала дорогу домой, ибо Александр почти не следил, куда едет.

Все, что ранее ставило его в тупик, получило объяснение. Глазго вместо Эдинбурга. Письмо, где про ее мать не говорилось ни слова. Ее страх. Ее гнев. Изуродованный палец ее матери. Он был покалечен тисками, а не в результате какого-то несчастного случая.

Она прятала свою мать, потому что та была ведьмой.

Она держала его за дурака. Его и всех жителей деревни.

Поддавшись ее лжи и ее телу, он защищал ведьму вместо того, чтобы ее изобличить, и чуть было снова не отпустил виновную на свободу.

На этот раз он сам исправит свою ошибку.

***

Все время, пока Кинкейд был в отъезде, Маргрет не выходила из дома. Да, он был опасен, но почему-то его присутствие внушало чувство защиты. Она боялась показать свое лицо, боялась ненароком кого-нибудь испугать, что без него могло обернуться чем-то худшим, чем обвинение, и потому, когда она вновь услышала его лошадь, то ощутила глупое облегчение, а когда он встал на пороге – глупое желание распахнуть перед ним дверь.

Она так и сделала, не дожидаясь, пока он постучит.

И натолкнулась на непробиваемую стену его взгляда.

– Где она?

– Внутри. – Она прикрыла за собой дверь, чтобы он не зашел. – А что?

– Вы мне солгали.

Сердце ее заколотилось, громко отдаваясь в ушах.

– Вы знали это и раньше.

– Нет. Вы солгали о большем.

Он разузнал что-то новое. Но как? Ответ из Глазго не мог вернуться так скоро.

– О чем вы? – Надо было бежать. Пусть без лошади, но надо было поставить мать на ноги и…

– Сегодня утром в Джедборо сожгли на костре шестерых ведьм.

После этого она уже не могла ни думать, ни говорить. Не могла ничего, только чувствовать, как у горла бьется в ритме молитвы пульс.

– Но какое… – Во рту пересохло. – Какое отношение это имеет ко мне?

– Ваша мать ведьма. – В его голосе больше не было сомнения, что спасало ее до сих пор. – Вы не из Глазго. Вы из Эдинбурга. Охотник на ведьм вспомнил ее. Он вспомнил вас.

Ее дыхание, ее сердце, все остановилось. Они уже близко? Едут за ним следом?

– Господи боже, вы ведь не сказали ему, что она здесь?

И тут она увидела на его лице разочарование. Острое разочарование в себе самом.

– Я должен был убедиться лично. Я не верил…

Их глаза встретились. В его взгляде стояла такая ярость, словно он жаждал наказать ее за то, что она его разочаровала.

– Вы не можете ее забрать. Она не…

– Приведите ее. Сию же секунду.

– Подождите. – Она схватила его за рукав, всеми пальцами вцепившись в шерстяную ткань.

– Зачем? Чтобы вы успели выдумать новую ложь?

– Она не ведьма, клянусь.

– Клянетесь? Вы клялись на Библии и солгали. Почему я должен вам верить сейчас?

Маргрет не ответила, только крепче ухватила его за рукав, словно остановить его и впрямь было ей по силам.

– Вы не тронете ее. Я не позволю.

– Потому что я найду на ее теле метку?

– Нет. – Она не могла больше лгать. – Потому что именно такие, как вы, и довели ее до безумия. – Столько месяцев прятаться и изворачиваться, чтобы в итоге своим собственным языком вынести матери приговор, и все потому что она посмела довериться, понадеялась, что он…

Она заглянула в его темные глаза, надеясь на толику сострадания, но они смотрели на нее с каким-то новым, загнанным выражением.

Потом он моргнул, и оно исчезло.

– Расскажите. Так, чтобы я понял.

Один только взгляд на него будил в ней желание поверить, что ему не все равно, что он спасет их, что он, быть может, смягчится, если услышит историю о том, как все было, из ее собственных уст.

– Я расскажу вам все, что вы хотите знать, только обещайте не забирать ее.

– Никаких обещаний.

Ни одного повода доверять ему не было. Он был последним, кому можно было довериться – и единственным. Но если он так или иначе заберет их, то почему не рискнуть?

И она отворила дверь.

Глава 13.

Пригнув голову, Александр перешагнул через порог и решительно раздавил в себе сострадание.

Она может убить тебя взглядом. Не верь ей ни на секунду.

Но Джанет Рейд, которая сидела у камина и переодевала куклу, выглядела не опаснее ребенка.

Пока не подняла на него глаза и не осыпала бранью.

Маргрет поспешила обнять ее.

– Она не нарочно, – сказала она, загораживая мать от его взгляда. – Вы же знаете, она говорит это всем подряд.

– Что свидетельствует далеко не в ее пользу, – буркнул он хмуро.

Пошептав над матерью, пока та не успокоилась, Маргрет указала на лавку в углу.

Не отрывая взгляда от матери, она тихим голосом заговорила:

– Мы так славно жили в Эдинбурге. Мама, папа и я. На нашем дворе росли колокольчики, и еще туда прилетали такие маленькие желто-синие птички… – На миг она забылась, погрузившись в счастливые воспоминания. Потом боль вернулась. – Но когда папа внезапно скончался, мама чуть не лишилась рассудка от горя. Я занималась делами… когда она не могла. У нее были папины деньги, да и мне он оставил немного по завещанию, так что мы с нею и дальше могли жить в достатке.

– Значит, она была нездорова задолго до того, как ее обвинили?

– Да… но не настолько.

– Зачем же ваш отец отписал свое имущество ей?

– Тогда все было не так плохо. Иногда она заговаривалась, у нее бывали видения, но папа знал, я всегда буду рядом, чтобы о ней позаботиться.

Правдоподобно. Когда кто-то был болен рассудком, такому человеку часто назначали опекуна. Он задумался, как ко всему этому относился муж Маргрет, но перебить ее не решился.

– После того, как он умер, ей стало хуже. Кузен Джон Дан, сын папиной сестры, предложил мне свою помощь. Я почти не знала его, поэтому поняла причину его внезапного интереса только через несколько лет. – Ее голос был пропитан горечью. – Ему нужны были деньги. Наши деньги. И вот однажды он якобы занемог и обвинил маму в том, что она навела на него порчу.

Он видел, как это бывало, не далее, как на прошлой неделе. Злопамятные соседи обвиняли друг дружку, стремясь поквитаться за давние обиды. Вот почему сам факт злодеяния не считался веским доказательством. Было необходимо доказать сговор с Сатаной.

– Но не могли же они просто взять и поверить…

– Ее обвинил член семьи. Какие еще доказательства им были нужны, кроме ее признания?

На него снизошло непрошенное прозрение.

– И они пытали ее, пока не получили это признание.

Она закрыла глаза и кивнула.

– Они… – Слова замерли у нее на губах.

Пояснения были не нужны. Александр точно знал, что они сделали.

Господь знает, что я невиновна.

Маргрет смотрела на женщину, что сидела у камина, подергиваясь и бормоча что-то себе под нос.

– Вы же и сами все знаете, верно? – прошептала она, уже не обращаясь к нему. – На что они способны, чтобы довести человека до сумасшествия.

Он знал. Досконально. Но если она одержима Дьяволом, вмешался предупреждающий голос разума, то внешне все выглядело бы точно так же.

– Почему вы не поверили в то, что это правда? Зло повсюду! И поскольку она призналась…

Она вскинула голову. Глаза вновь засверкали гневом.

– Она слышит голоса! Она может услышать все, что угодно! И сказать тоже!

Однако Джанет Рейд мирно сидела позади него у камина, а не в тюремной камере.

– Но ее отпустили, так? Когда поняли, почему он ее обвинил.

Она покачала головой и шепнула с дрожью в голосе:

– Нет. Ее не отпустили. Ее приговорили к смерти, а все наше имущество отдали моему кузену, который чудесным образом оклемался и теперь живет-поживает в нашем доме в Эдинбурге.

– И проедает ваши деньги?

– Мамины. Свою долю мне удалось сохранить.

Она расплачивается кронами Кромвеля. Так сказал ему Диксон в первый же день.

– И вы забрали деньги, забрали ее и ударились в бега.

Ее история была похожа на правду. Даже в городах осужденных держали в тюрьмах, которые охранялись немногим лучше, чем десятинный амбар или сарай деревенского мельника.

– Она моя мать. Что еще я могла сделать?

Он задавал себе тот же самый вопрос. И знал ответ. Он сделал бы то же самое.

– Как вы попали сюда? Этот дом, он достался вам от мужа?

Она смотрела в пол, когда отвечала.

– Коттедж принадлежал моей матери. Он как раз освободился, вот мы сюда и приехали.

– Но о его существовании наверняка известно вашему кузену. Почему он не преследовал вас?

Она горько усмехнулась.

– Судебное разбирательство ведется на деньги самого обвиняемого, и он же платит за свое содержание в тюрьме. Кузен не хотел и дальше растрачивать ее долю. Конечно, если я начну доставлять ему хлопоты, то он не пожалеет денег, чтобы натравить на меня человека вроде вас. И в следующий раз нам не спастись.

Как не спастись тем, кого ведьмы назначили своими жертвами. Как не спаслась его мать.

– Но вы же не станете отрицать, что по миру гуляет зло? Что Сатана пытается отвратить человека от Господа? – Все, кто посещал церковь, заучивали этот догмат наизусть.

Она оглянулась на мать, потом вновь посмотрела ему в лицо.

– Я не вижу разницы между Сатаной и людьми, которые сотворили с нею такое.

Внезапно все встало на свои места. Скут. Скуп.

– Так вот, что она кричала… Его имя. Скоби.

Она кивнула.

– Я боялась, что вы догадаетесь с самого начала.

– И вы считаете меня таким же воплощением зла.

Какое-то время она молчала.

– Нет. – Она всмотрелась в его глаза. – Я ошибаюсь?

Ее неуверенность перекликалась с его собственной нерешительностью.

Он резко встал и не зная, как еще удержаться от искушения обнять ее и утешить, принялся расхаживать по тесному помещению. Ее дремавшая на стуле мать снова выглядела совершенно обычно, как уставшая пожилая женщина. Которую, тем не менее, осудили как ведьму. Которую он обязан допросить. Найти на ней метку. Проследить за тем, чтобы ее наказали.

Но потом он вспомнил крик умирающей женщины, которая, призывая Бога в свидетели, клялась, что она невиновна, и понял, что не сможет этого сделать.

Он откашлялся.

– Это случилось с моей матерью.

Она не перебивала. А он стоял, отвернувшись. Не глядел на нее.

– Однажды она… просто слегла. – Пришел его черед через силу вызывать тяжелые воспоминания. – День ото дня она слабела. Врачи ничего не находили. Мир тогда погрузился в хаос, короля казнили, всюду были ведьмы… – В свои шестнадцать он ничего не мог с этим поделать. Ни с чем.

Александр повернулся к ней лицом. Он не был обязан объяснять Маргрет причины своих поступков, но все же хотел, чтобы и она поняла его.

– Потом нашли ведьму. Она призналась. Ее казнили.

Его отец был прав. Смерть ведьмы не вернула его матери жизнь.

– А вы стали одним из них. – Они. В ее устах это слово звучало зловеще.

– Не сразу. Я был безбородым подростком, когда она умерла. Я пошел в университет. Потом воевал. А потом, поскольку изучал право, устроился помощником при Комиссии и работал на судах, но этого оказалось мало. Я должен был что-то предпринять, сделать все, что в моих силах, чтобы знать наверняка: никто больше не умрет той смертью, которой умерла моя мать. Пока в Шотландии есть хоть одна ведьма, мне не будет покоя.

– И вы пошли к Скоби.

– Я пошел к Скоби. – И опять он не смог сознаться в своем провале, хоть это чуточку и обелило бы его в ее глазах.

Она не смотрела на него, глядя на мать.

– Она ни в чем не повинна. Это все, что я знаю.

Господь знает, что я невиновна.

И тем не менее ее поглотило пламя.

И ту женщину, которую он назвал невиновной, а Скоби приговорил к костру. Кто из них был прав?

В молчании глядя на Маргрет, он видел перед собою только уставшую дочь, которая несла на своих плечах непосильное бремя.

– Допустим, вы убедили меня, что она не ведьма. – Он сделал паузу и дождался, когда она повернется к нему лицом. – Ну, а вы сами?

С ее щек схлынула вся краска. Только глаза, голубой и карий, двумя пятнами цвета горели на белом лице.

– Вы думаете, я обладаю колдовской силой, потому что я ведьмино отродье?

– Нет. Потому что я боюсь, что околдован вами.

Уголок ее рта дернулся в крошечной улыбке.

– Какие бы силы не влекли нас друг к другу, Дьявол тут не при чем.

Он смотрел в ее глаза, выискивая в них правду, и вдруг ощутил, как зудящее желание сменяется умиротворяющим чувством родства.

– Я хочу вам верить, – вырвалось у него. Признание далось легче, чем он ожидал.

– Я тоже хочу вам верить. – Сколько тоски было в этих словах, ведь она очень, очень давно никому не доверяла. – И другого выбора у меня, кажется, нет. Жизнь моей матери в ваших руках.

– Как и жизни всех остальных душ в этом приходе.

Но, всматриваясь в ее глаза в поисках правды, он испытал пугающую готовность променять все эти жизни на спасение ее одной. Потому что он не просто хотел ей поверить.

Он уже ей поверил.

***

И Александр поскакал сквозь вечерние сумерки в деревню, оставив осужденную ведьму на свободе.

Говоря о матери, он впервые за много лет сознательно вызвал воспоминания о ее последних днях. Она умирала тяжело, в мучениях. Если бы ее назвали ведьмой, возможно, ее предсмертный бред тоже показался бы кому-нибудь разговором с Сатаной.

И это сблизило его с Маргрет. Они были похожи. У них обоих отняли мать. И оба они пытались добиться от мира справедливости.

Но что ему теперь делать? Как найти настоящую ведьму, чтобы невиновная осталась на свободе?

Как только он пересек мост и въехал в деревню, навстречу, из своего дома, выбежал Диксон и подхватил его лошадь под уздцы.

– Элен Симберд! – Он выглядел изнуренным, однако его лицо было озарено каким-то странным возбуждением. – Она во всем призналась!

На Александра снизошло облегчение.

Не Джанет Рейд. И не Маргрет.

– Слава богу. – Он спешился, и Диксон последовал на ним на конюшню. – Кто записал ее слова?

– Я был там, – сумбурно забормотал Диксон. – Вместе с графом. Мы оба ее слышали.

Александр взял его за плечо и легонько встряхнул.

– Что именно она сказала?

Диксон казался слегка не в себе, словно тоже провел несколько суток без сна.

– Я не помню. Но она призналась.

Зловещая тень заволокла его облегчение, и Александр со всех ног бросился к амбару, где держали Элен Симберд.

Диксон поспешил следом, фонарь болтался в его руке.

– Показания может дать граф, – задыхаясь, крикнул он на ходу. – Он был там.

Александр замер у порога.

– Она должна повторить признание сама.

Но когда он открыл дверь и увидел Элен Симберд, то понял, что она не сможет ничего повторить.

Глава 14.

Она лежала без сознания на полу. Ее голая спина была залита кровью и сплошь покрыта следами проколов.

Над ней возвышался граф с маленьким кинжалом в руке и смутной улыбкой удовлетворения на лице.

К его горлу подкатила ярость.

– Вы должны были подождать меня.

– Подождать? – Нижняя губа графа затряслась со смесью ужаса и презрения. – Здесь бесчинствует Сатана, а вы уехали!

Нахлынули сомнения, размывая твердую почву уверенности в топкое болото.

– Что дословно она сказала?

Оксборо дернул плечами.

– Что отреклась от крещения, заключила союз с Сатаной и стала его слугой. И что он пометил ее.

Ровно то, что требовалось Комиссии. Как по списку.

– Где вы пропадали? – спросил священник. – Мы уж испугались…

– Что меня умыкнул Дьявол? – Диксон, стоя позади, высоко поднял фонарь, и его свет разогнал собравшиеся по углам тени. Сумасшедшая пляска бликов на распростертом теле женщины напомнила Александру об увиденных утром кострах. – В Джедборо сожгли шестерых ведьм.

Они обратили на него искаженные ужасом лица.

– Они уже близко, – прошептал Оксборо. Он взглянул сверху вниз на лежащую женщину, не выражая ни капли христианского сострадания. – Слава богу, хоть эта призналась.

Призналась ли? Опустившись на колени, Александр прикрыл спину женщины обрывками платья. Она еще дышала.

– Они окружают нас, – шепотом поговорил Диксон. – Как вы и предупреждали.

В амбар ввалился какой-то крестьянин, размахивая пузатой керамической бутылочкой. Увидев тело на соломе, он остановился как вкопанный.

– Так это правда? Моя жена ведьма? Она навела на меня порчу? – Широко распахнутыми глазами он воззрился на Александра. – Я скоро умру?

Элен Симберд признала свою вину, сказали они, но ведь та женщина в Джедборо, которая божилась, что невиновна, она тоже призналась.

Как и Джанет Рейд.

И теперь они смотрели на него и ждали, чтобы он отделил ложное от истинного.

– Я не знаю, – в конце концов проговорил он.

Священник тронул крестьянина за плечо.

– Мистер Кинкейд имеет в виду, что лично не присутствовал при том, как она призналась.

Ее собственный муж. Они что, все спятили? Или он знал ее секрет и скрывал ото всех?

– Ты жил с нею. Неужели ты ни о чем не подозревал?

Крестьянин посмотрел на истерзанное тело жены так, словно она была бешеной собакой.

– Иногда ее приходилось поколачивать, но я и помыслить не мог, что живу с исчадием ада. – Он прижал бутылочку к груди, как талисман. – Но ей до меня не добраться. Вот, я помочился туда и еще положил булавки, листья и клок волос. Я защищен. – Он направил бутылочку на жену. – Защищен! – По его лицу полились слезы, но он оплакивал не потерю жены. Он плакал от страха.

– Лучше бы ты помолился и попросил защиты у Господа, – строго сказал Диксон и потянулся к бутылочке, но крестьянин ее не отдал.

– Много ли проку принесли наши молитвы? – Он отвернулся от священника и в отчаянном поиске поддержки снова обратил взгляд на Александра. – Этого хватит? Что еще мне сделать?

– Ничего, – ответил он с фальшивой уверенностью. – Ничего больше не нужно.

Не глядя на жену, крестьянин развернулся и выбежал прочь из амбара.

Я и помыслить не мог, что живу с исчадием ада.

Александр вновь глубоко задумался. Может, и он не замечает очевидного зла? Чем было признание Элен Симберд – правдой или ложью? Или ведьмаком был ее муж, который теперь пытается выгородить себя?

Все они отчаянно ждали от него поддержки. Ждали, что он даст им уверенность. Даже если Джанет Рейд ни в чем не повинна, это еще не делает невиновными всех остальных.

Александр расправил плечи.

– Я опрошу ее еще раз. Она может знать имена других ведьм.

Граф протянул ему окровавленный кинжал.

– Найдите метку. И заставьте ее назвать всех.

***

После ухода Александра Маргрет долгое время простояла в молчании. Опустилась темнота. Поднялся ветер.

Охотник на ведьм вспомнил ее. Он вспомнил вас.

Как же глупо она заблуждалась, думая, что нашла убежище. Угроза исходила не только от ее кузена. Даже если Александр Кинкейд и поверил ей, в одиночку он волну не сдержит. Если хоть одна живая душа прознает про ее мать и про ее прошлое в Эдинбурге, все будет кончено.

У нее осталось немного денег. Можно сходить пешком в Джедборо и купить там нового пони, но тогда мать придется оставить одну, а это опасно.

Но еще больше Маргрет пугала опасность встретить в Джедборо охотника на ведьм, который ее запомнил.

Они поужинали хлебом и молоком, потом она дала матери Генриетту и уложила ее спать. Когда та захрапела, Маргрет достала из-под кровати маленький тяжелый ящичек и положила его на колени.

Золотые и серебряные кроны с выгравированными щитом и крестами. Когда-то она думала, что этого будет достаточно, чтобы спастись. Но если они найдут эти деньги, когда придут забирать мать, то потратят их на покупку торфа и дров для ее сожжения.

Не бывать этому. Раз уж этим деньгам не суждено спасти ее мать, то пустить их на то, чтобы разделаться с нею, Маргрет не позволит.

Она сошла вниз по лестнице, взяла лопату и отворила дверь. Закрываясь от ветра, хлеставшего дождем ей в лицо, завернула на нетвердых ногах за угол коттеджа и дошла до ручья.

А там, опустившись на колени, начала копать раскисшую от дождя землю.

***

Александр, стоя между Диксоном и Оксборо, смотрел на распростертое у его ног зло – сознавшуюся ведьму.

Но полуголая, заснувшая впервые за несколько дней Элен Симберд вовсе не выглядела воплощением зла. Она выглядела измученной, хрупкой, немолодой женщиной. Предполагалось, что он обыщет ее на предмет метки, но все, чего он хотел, – это прикрыть наготу несчастной и дать ей выспаться.

Вместо этого он присел на корточки и потряс ее за плечо.

– Сударыня?

Она вздрогнула и тотчас проснулась. А когда увидела у него кинжал, то забилась подальше в угол, тщетно пытаясь прикрыть свои оголенные груди.

– Прошу вас, только не трогайте меня снова.

– Скажите нам, где метка, и все пройдет проще.

– Вы ее не нашли? – Она пощупала свою исколотую спину. – Так откуда знать мне?

– Он Ведьмино шило, – сказал Диксон. – И уж он-то отыщет твою метку в два счета. Можешь даже не пытаться ее утаить.

Не отыщет, ибо он этого не умел. Все, что ему оставалось, это смотреть и колоть наугад, вслепую, снова и снова, сияющим, еще не бывшим в употреблении шилом, которое он купил себе сам, поскольку не заслужил право получить то, которое Скоби дарил прошедшим обучение до конца.

Александр бросил кинжал на пол.

– Сначала пусть она назовет других ведьм. – Он взял ее за плечи, заставляя смотреть себе в лицо. – Назовите нам еще имена.

Ее глаза остались пустыми.

Граф так и стоял позади него, отбрасывая тень на них обоих.

– Отвечай, или он заставит тебя заговорить.

Она уставилась в пол, потом подняла голову с таким видом, словно нашла клевер-четырехлистник.

– Хозяйка таверны. Да. Изобел Бойл.

– Глупая женщина, – встрял из-за плеча Александра Диксон. – Мы только-только наказали Джорджа Коммона за клевету против нее. Ее доброе имя восстановлено, и не смей пятнать его наговорами.

Между ее бровями, над воспаленными от отсутствия сна глазами, залегла глубокая складка.

– Барбара Кохран.

Против этого имени никто не возражал.

– Кто она? – спросил Александр.

– Жена одного из моих батраков, – сказал Оксборо.

– Добрая христианка, которая недавно разрешилась от бремени, – добавил Диксон. – Правда, и она, и младенчик еле выжили. Ты что, приглашала на роды Дьявола?

– Кто еще? – требовательно спросил граф. – Кто еще присутствовал на твоих оргиях с Сатаной?

– Еще? – В ее голосе зазвенела паника. – Никого там не было. Только Дьявол и я. – Ее веки дрогнули, и она уронила голову на грудь.

Александр встряхнул ее, взяв покрепче за плечи.

– Не отвлекайтесь. Все уже потеряно, поэтому назовите нам имена остальных и молитесь об искуплении своих грехов.

Она шмыгнула носом и утерлась рукавом.

– Я сказала все, чего вы хотели. Почему вы никак от меня не отстанете?

Все, чего вы хотели. Все ли?

– Вы сказали нам правду?

– Правду? – Он услышал в ее усталом голосе какую-то новую интонацию. – К чему спрашивать об этом сейчас?

Правдой будет то, что скажете вы – однажды сказала ему Маргрет.

Снаружи ударил гром. Дождь перешел в ливень, просачиваясь внутрь сквозь щели в крыше амбара.

– Имена! – взревел Оксборо, сотрясая потолочные балки. – Говори, кто еще, женщина!

В ее усталые глаза закралась какая-то хитринка. Или то был всего лишь блик от колеблющегося фонаря?

– Я не знаю. Сатана меняет наш облик, чтобы мы не узнавали друг друга при свете дня.

– Ничего подобного Сатана не делает, – немедленно вставил Диксон.

Она смерила его надменным взглядом.

– Вам-то почем знать? Ведьма здесь я, разве нет?

Александр отпустил ее.

– Ее словам нельзя доверять. Она уже не соображает, что говорит.

Граф подобрал с пола кинжал и подал ему.

– Найдите метку. Это освежит ее память.

– Нет! – взвизгнула она при виде кинжала. – Джиль, жена кузнеца. Она ведьма. Она была там!

Александр нахмурился.

– Вас обвиняют в том, что вы уморили ее дитя. – Ведьме не полагалось знать, в чем ее провинность, но допрос с самого начала пошел наперекосяк.

– Она сама его и уморила, чтобы вас одурачить. Но она была на шабаше, я ее видела. – Элен Симберд вздернула подбородок под его скептическим взглядом. В том и заключалась его работа – отделять ложь от истины, – однако ни одно ее признание не вызвало у Александра доверия.