Текст книги "Охотник на ведьм (ЛП)"
Автор книги: Блайт Гиффорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Какие-то крики вторглись в амбар, прервав его мысли. Александр встал и обернулся.
– Что происходит?
Граф не ответил. Он онемело застыл, разинув рот, ибо прямо за порогом амбара корчилась на земле его дочь – она визжала и плакала, лягалась и размахивала кулаками, и выкрикивала такие непотребные ругательства, каких не положено знать ни одной христианке.
Одержимая – повис в воздухе невысказанный вслух приговор.
Поодаль стояла жена графа. Оставив девушку у их ног, она отошла в сторону, подальше от ее молотящих воздух конечностей, и теперь, не замечая ливня, взирала на дочь.
– Она хорошая девочка. Добрая христианка. Это все ведьмы. Это они сотворили с нею такое.
Граф, столь неистовый с подозреваемыми ведьмами, от ужаса утратил дар речи, увидев, как его дочь извивается в грязи. На ее крики под дождем собралась небольшая толпа. Расталкивая друг друга, люди сгрудились вокруг нее – достаточно близко, чтобы видеть, как леди Анна бьется в припадке, но все же держась на некотором отдалении, словно опасаясь от нее заразиться.
Александр присел рядом с девушкой, не обращая внимания на то, что ее ноги пинают его до синяков, а ногти оставляют царапины на лице. Ее испачканная юбка высоко задралась, обнажив бледные, голые выше чулок, ляжки. Это шокирующее зрелище придавало ее стонам развратный оттенок.
Из повозки, которая привезла их из башни, он достал промокшее покрывало и набросил его на девушку.
– Когда это началось?
– Днем, после трапезы. Я отослала ее в свою комнату, а потом услышала…
– Она в таком состоянии весь день?
Леди Оксборо пыталась что-то сказать, но среди криков и раскатов грома вести разговор было невозможно. Александр жестом велел одному из мужчин сторожить Элен Симберд, которая к этому времени уже заснула беспробудным сном, а сам взял девушку за ноги и вместе с Диксоном, подхватившим ее подмышками, понес ее к священнику домой. Она было притихла, обмякнув мертвым грузом в его руках, но вскоре снова стала кричать и отбрыкиваться, так что он едва не выпустил ее заляпанные грязью лодыжки из рук.
Оксборо с женой поспешили за ними следом, а остальные разошлись искать укрытие от непогоды.
В помещении, где было тихо и сухо, ее крики прекратились. Во взгляде появилось осмысленное выражение. Однако ее заплаканная, промокшая до нитки мать по-прежнему держалась от дочери на безопасном расстоянии.
– Анна, что с вами случилось?
Девушка непонимающе огляделась по сторонам.
– Ничего.
– Но что-то точно случилось, – резко сказала мать. – Ты и слов-то таких раньше не знала.
– Каких слов? – Она широко распахнула свои голубые глаза.
– Вы совсем не помните, что говорили? – Александр взял ее за плечо, и девушка вздрогнула. Он никак не мог считать, что выражает гримаса на ее лице. Страх, наверное. Или презрение.
Качая головой, она перевела взгляд на отца.
– Где я? Как я сюда попала?
Ее мать, позабыв о страхе, опустилась на колени и приняла дочь в свои объятия.
Александр предпринял еще одну попытку:
– Леди Оксборо, вы можете рассказать нам, что именно произошло?
Она погладила дочь по волосам.
– Как я уже говорила, я отправила ее в свою комнату, потому что он… – Она покосилась на мужа и не закончила фразу.
Девушка болела – вспомнил Александр. Однако было не похоже, чтобы ее отправили отдыхать.
– И что было потом?
– Потом я услышала крики. Прибежала в ее комнату и обнаружила Анну на полу среди осколков разбитого кувшина. Она бранилась такими словами, каких я никогда от нее не слышала. И ее голос был таким странным. – Она вновь покосилась на мужа. – Тогда я дала ей пощечину.
Оксборо оторопел.
– Ты ее ударила?
– Чтобы привести ее в чувство, но она завопила еще громче, она кричала такие ужасные слова…
Девушка все еще выглядела оцепеневшей.
– Леди Анна, вы это помните?
Она покачала головой.
– Буквально через минуту, как я пришла, болезнь отпустила ее, – продолжала ее мать, – но перед закатом все началось снова и уже не прекращалось. Понадобилось трое слуг, чтобы поймать ее и удерживать, пока я везла ее сюда.
– На этой неделе с нею не происходило ничего необычного?
Тут граф словно очнулся от своего собственного оцепенения.
– Во всем виноваты ведьмы. Они поняли, что я их прищучу, и задумали мне отомстить.
Если бы ведьма решила напасть на тебя, она бы действовала напрямую, а не через дочь, подумал Александр, но вслух этого не сказал.
– Единственная женщина, признавшаяся в том, что она ведьма, сидит под стражей.
– Ну и что, – огрызнулся граф. – Наверняка есть и другие. Кроме того, с помощью Дьявола ведьмы могут выходить из тела и переноситься куда угодно.
Александр и сам это знал. В голове его стучали слова из The Malleus Malleficarum: «Нет такой болезни, которой не могли бы ведьмы наслать на человека. Они могут наслать даже проказу и эпилепсию».
Он обязан переловить их и немедленно. Обязан остановить зло, пока все не зашло слишком далеко.
– Она контактировала с кем-то вне круга своих знакомых? – снова обратился он к леди Оксборо. – С кем раньше не виделась и не общалась?
Та обвила дочь руками и сжала ее так крепко, что девушка, если бы захотела, не смогла бы произнести ни слова.
– Да. Да! В воскресенье, после службы. Та женщина, она навела на мою девочку порчу.
– Какая женщина?
Леди Оксборо пробрала дрожь.
– Та, со странными глазами, которая живет у дороги в Джедборо.
Глава 15.
Мир сковало холодным, неподвижным, твердым и острым льдом.
– Маргрет Рейд?
Ее имя осколком стекла оцарапало горло.
– Я так и знал! – клокочущим голосом вскричал Оксборо.
– Это была она, так? – Жена графа взглянула на притихшую в ее руках дочь.
Девушка не шевельнулась.
– Так или нет? – тряхнула ее мать.
Не открывая глаз, она кивнула.
Надо было отпустить ее – пронеслось у него в голове.
– Все сходится. – Граф, оправившись быстрее своих дам, вновь принял на себя командование. – Она, наверное, верховодит в их шайке, ведь все это началось после ее приезда.
Лицо Диксона облегченно обвисло.
– Наверняка это ее слышал кузнец, когда кто-то бежал за кричащим призраком.
– То был не призрак, а еще одна ведьма, – убежденно сказал граф.
– Или еще одна несчастная душа, которую она заставила мучиться! – ответил Диксон.
Александр молча встал, гадая, как теперь ее защитить. Каждое сказанное им слово должно быть тщательно взвешено, чтобы они верили, что он по-прежнему вместе с ними борется с Дьяволом.
– Захватите веревку, – сказал граф, открывая дверь. – Возьмем мою повозку и съездим за нею.
Священник с готовностью подхватил плащ.
– Подождите, – сказал Александр, удивляясь, что голос до сих пор его слушается. – Лучше я сам. – Это даст ему время вместе с нею что-то придумать, разработать план, как спасти ее.
Диксон тронул его за плечо.
– Только не в одиночку. Иначе вы…
Он не договорил, но будь фраза закончена, она стала бы обвинением. Каждый раз, оставаясь с нею наедине, вы ее отпускаете.
– Это небезопасно, – в конце концов молвил священник. – Встречаться с ведьмой один на один.
Он онемело кивнул и вслед за ними вышел за дверь.
До сих пор он гордился тем, что отдавал все свои силы борьбе со злом, и переживал только о том, что однажды освободил виновную. Теперь, похоже, пришла пора переживать, как бы не покарали невинную.
А хуже всего было то, что он, кажется, был бессилен что-либо изменить. Как бы он ни старался, все будет так, как пожелает Господь. Или распорядится судьба.
***
В итоге из-за непогоды, темноты и страха встречаться с ведьмой посреди ночи было решено отложить поход до рассвета. Заснуть Александр не смог. Всю ночь, словно его самого будил сторож, он просидел без сна, незряче глядя в окно и пытаясь придумать способ спасти Маргрет и ее мать.
Но когда наутро он оседлал лошадь и присоединился к остальным, никакого плана у него не было. Только молитва. Ехать в одиночку ему не позволили, однако когда они добрались до коттеджа, все трое – граф, священник и староста – послушно остановились по его приказу на некотором отдалении. К двери Александр пошел один.
Он шел очень медленно, благодаря небо за то, что у него будет хотя бы минута наедине с нею.
Он никому не сказал о ее матери.
У двери он на мгновение замер с поднятым кулаком и вспомнил, как почти две недели назад стоял ночью, под полной луной у этого дома и смотрел на ее окно. Маргрет он не видел, но все равно что-то почувствовал. Чары колдуньи, подумалось ему позже.
Только теперь он понял, что это было. Притяжение женщины.
Какое-то время – пока она, верно, подходила к окну – его стук оставался без ответа. Увидев людей у повозки она, вне всякого сомнения, догадалась, зачем они здесь.
Наконец она отворила. Волосы непокрыты – как всегда, когда она бывала одна. Александр сжал кулаки, борясь с желанием, которое вспыхнуло внутри при виде гривы непокорных золотисто-красных волос, которые ниспадали на ее плечи как у девицы, которая ни разу не была замужем.
Она мельком взглянула на его спутников.
– Вот и все, значит. – Она посмотрела ему в глаза, словно спасти ее было в его власти. – Раз уж вы ее забираете, можно мне поехать вместе с нею?
Он медлил с ответом, внезапно осознав, что именно она подумала.
– Я не сказал им о ней.
На ее лице мелькнуло облегчение. Сменившееся замешательством и, наконец, прозрением.
– Не она им нужна, – сказал он. – А вы.
***
Его слова донеслись до нее словно с огромного расстояния, и только после того, как эхо утихло, она смогла полностью постичь их значение.
Все то время, пока она пыталась защитить свою мать, она мнила, что ей самой ничего не угрожает.
Впору посмеяться над собственной глупостью. Будь она в состоянии смеяться.
Она воззрилась на него с пересохшим ртом, зная, что поверив ему, поступила как полная идиотка. Зная, что другого выхода у нее не было.
– Но про нее они не знают?
Он покачал головой.
Хоть в одном он ее не подвел.
Но какая-нибудь пара минут – и они узнают. И раз теперь они подозревают, что Маргрет – ведьма, то обнаружив в ее доме сквернословящую женщину, которая разговаривает с призраками, лишь укрепятся в своем подозрении.
– Вы точно не сказали, что…
– Я не сказал им ни слова. Ни о ее существовании, ни о том…
Ни о том, что ее судили как ведьму.
Она выдохнула, испытав мимолетную благодарность.
– Ее присутствие должно стать для меня неожиданностью, иначе они перестанут мне верить.
– Верить вам? – Лишенные смысла слова закружились на ветру. – Вы же охотник на ведьм.
– Но здесь я их не нашел.
Она смотрела на него, а изнутри рвались бранные слова, которые хотелось швырнуть ему в лицо за то, что он не сдержал своего обещания. Но потом, заглянув в себя, она поняла, что сама во всем виновата. Она сама доверилась ему, позабыв о том, какую ненависть питала к подобным людям, к своему кузену и ко всем тем, кто довел ее мать до сумасшествия.
Потом до нее дошел смысл его слов. Если он не нашел в ее доме ведьм, но за ней все равно пришли…
– Значит, они явились по собственному почину.
– Да. – Шепотом. Кивнуть он не посмел. Он неотрывно смотрел в ее глаза, и его следующие слова прозвучали тихо и мягко: – Просто случилось кое-что еще. Припадок у девушки. И она обвинила вас.
– Ну конечно. Кого обвинить, как не какую-то пришлую с чудными глазами, которую никто и защищать-то не станет. – Не надо было, наверное, говорить так резко, но время смирения вышло. И несмотря на все, ее охватило странное ликование. Не он обвинил ее. Не зря она согласилась ему довериться. – Кто она?
– Она призналась? – долетел с дороги рев графа.
Она расслышала в его голосе дрожь.
– Дочь графа, выходит.
Он кивнул.
Хуже и не придумаешь.
– Потому что я столкнулась с ней в воскресенье. – Ветка рябины да красная нить…
За его спиной священник и граф шагнули вперед. Она отступила, зашла за порог, закрывая дверь до маленькой щели, чтобы выгадать для матери несколько последних мгновений покоя.
– Как она будет без меня? – Она оглянулась. – Кто о ней позаботится?
На одну безумную секунду она подумала: а что, если выйти, закрыть за собою дверь и отдать себя в их руки? Мать останется одна, но зато о ней никто не узнает. Разве это подвергнет ее большей опасности, чем встреча с этими людьми?
Но если брошенное животное могло вспомнить, как прокормиться и заботиться о себе, то ее мать – нет.
Он стоял, терпеливо дожидаясь, когда она осознает и примет правду, и глядел на нее… С жалостью?
Нет. Рано сдаваться.
– Если они не знают о ее прошлом, то, быть может, они поймут и сжалятся…
Выражение его лица осталось суровым, убивая вспыхнувшую было надежду.
– Они скорее поверят в то, что вы наложили на нее чары. Или что ведьмы вы обе.
– И вы тоже?
Я хочу вам верить. Это по-прежнему читалось в его взгляде, но отныне доверия его одного было мало.
– Кинкейд? Вам нужна помощь?
Не оборачиваясь, Александр махнул на вопрос графа рукой. Тянуть больше нельзя.
– Она спит?
Маргрет покачала головой.
– Нет, но ничего вокруг себя не воспринимает. Вы уже видели ее в таком состоянии.
– Впустите меня. Я притворюсь, будто вижу ее впервые, и позову остальных.
– Если им хватит храбрости.
Они обменялись печальными улыбками.
Он помахал испуганным людям у повозки.
– Я зайду в дом.
Священник и граф переглянулись.
– Просто выведите ее и поехали! – крикнул граф, явно не испытывая большого желания заходить внутрь.
– Я на минуту.
Она отворила дверь, показывая тем самым, что доверилась ему полностью, что уверовала в то, что он не такой, как остальные. Жизнь ее матери была в его руках.
И ее жизнь тоже.
***
Александр ступил внутрь. Как ни странно, но он чувствовал себя словно дома в этом созданном ею мирке. Она создала его, чтобы продлить матери жизнь, но уют этого дома тронул и его тоже. А теперь, через одну-две минуты он будет вынужден уничтожить ее убежище.
И за это он чувствовал вину не меньшую, чем за то, что пришел ее увезти.
Ее мать сидела на стуле. Неподвижная, с остекленевшим взглядом – совсем как кукла, что была у нее на коленях. Будто кто-то умыкнул ее душу. Волосы у него на загривке встали дыбом. Если она наводит страх даже на него, то легко представить, что подумают остальные: происки Дьявола.
– Я дала ей Генриетту. С нею она быстрее успокаивается, когда… просыпается.
Он присел рядом с женщиной, стараясь ничем ее не потревожить.
– Мама? – спокойно обратилась к ней Маргрет. – Ты можешь проснуться? Ради меня.
Ответа не последовало.
– Никогда не угадаешь, сколько времени она так просидит или что будет, когда она очнется.
Он встал.
– Может, оно и к лучшему. – Если она останется в бессознательном состоянии, увезти ее будет проще. – Я позову их. – Он вышел в туман и окликнул своих спутников: – Здесь есть кто-то еще. Идите сюда и помогите мне.
Все трое беспокойно переглянулись. Диксон нервно сглотнул.
– Давайте сначала помолимся, – сказал он.
Священник и староста встали на колени в грязь – вдвоем, поскольку граф не захотел пачкать платье, – и попросили у Господа благословления. Потом поднялись и зашли в дом, где их ждал Александр.
Узрев Джанет Рейд – незрячую, неподвижную – все они, включая графа, остолбенели. Ни один не посмел подойти к ней ближе, чем на расстояние вытянутой руки.
– Она совсем не может двигаться? – прошептал Диксон.
– В таком состоянии нет, – сказал Александр. – Но она может прийти в себя в любую минуту. – На его счастье никто не стал допытываться, откуда он это знает.
– Еще одна одержимая! – воскликнул Оксборо. – Как же нам защитить себя?
Но в защите нуждались не они, а Маргрет и ее мать. И Александр твердо решил с божьей помощью дать им эту защиту.
– Вряд ли она околдована. Я думаю, она просто душевнобольная, – произнес он.
– Кто она такая? – спросил Диксон.
– Моя мать. – Ее голос. Ровный и такой отважный.
Они воззрились на Маргрет, стоявшую рядом с матерью. Взгляды заметались между ними двумя: той, что застыла как статуя, и второй, в глазах Александра, полной жизни.
– Раз она не может идти, – наконец проговорил Диксон, – придется ее понести.
С некоторым колебанием Диксон и староста встали по бокам от женщины, потом с осторожностью подняли ее. Бам! – Генриетта упала на пол. Маргрет хотела было поднять куклу, но граф остановил ее.
– Не тронь! Это игрушка Сатаны.
Задевая углы и сшибая стулья, они вынесли Джанет Рейд наружу. Маргрет держалась рядом.
– Аккуратнее. Она может очнуться и испугаться.
Но Александр знал, что те, кто ее нес, сами были напуганы. Когда ее положили в повозку, Маргрет завернулась в черно-белую шаль, укрываясь от сырого тумана.
А потом обернулась и увидела в руках графа веревку.
Глава 16.
Когда повозка, дребезжа, переехала мост, поглазеть на Маргрет и ее мать вышла, кажется, вся деревня. Александр взглянул на нее. Она сидела рядом с матерью, прямая и совершенно неподвижная.
С тех пор, как они уехали из коттеджа, не было сказано ни единого слова.
Александр ожидал, что толпа начнет издеваться и глумиться над ними, но, как и в Джедборо, люди примолкли при виде повозки. Мрачные. Испуганные.
Они смотрели на Маргрет, на ее непокрытую, высоко поднятую голову, будто не узнавая. И только в момент, когда повозка прогрохотала мимо первого ряда крестьян, по толпе пронесся шепот.
Это она. Но кто вторая?
Если кто-то из них и видел Джанет Рейд прежде, то принял ее за нечистого духа. Но теперь, во плоти, неподвижная и незрячая, она пугала еще больше.
Околдована. На нее наложили чары.
Маргрет, казалось, тоже ослепла и оглохла перед лицом толпы. Запястья ее были связаны, но тем не менее она старалась держать мать поближе к себе. Александр надеялся, что это поможет ей почувствовать заранее момент, когда Джанет Рейд очнется от транса.
Староста остановил лошадь, и повозку окружила толпа.
– Кто это?
Спрашивал, кажется, кузнец. Александр уже собрался ответить, но Маргрет его опередила:
– Это моя мать.
Изумленные вздохи. Шепот.
– Она больна и нуждается в постоянном уходе. – У него защемило сердце от того, насколько ровным был ее голос. – Поскольку я… – Ее горло перехватило от слез. – Поскольку какое-то время я не смогу за нею ухаживать, я прошу одного из вас, во имя христианского милосердия, побыть с нею, пока я…
Никто не вышел вперед.
– Но эта женщина, вдруг она… – заговорил священник.
Маргрет умоляюще взглянула на Александра. Если он расскажет, что Джанет Рейд однажды признали ведьмой, то тем самым подпишет ей смертный приговор.
– По моему убеждению она душевнобольная. – Он повысил голос и повторно воззвал к их христианскому милосердию: – Неужели никто не готов оказать помощь больной соседке?
Не вызвался ни один.
Диксон и Оксборо переглянулись, но ничего не сказали.
Таково было наказание Маргрет за то, что она скрыла свою мать от общины. Она всегда держалась в стороне и теперь, когда ей предъявили обвинение, моментально стала изгоем.
Его горло опалило гневом.
– Я заплачу шотландский шиллинг тому, кто возьмет ее под присмотр.
Сумма была щедрая. Кузнец нерешительно зашептался с женой, но та мотнула головой. Страх перевесил жадность.
Тут сквозь толпу пробралась Изобел Бойл.
– Я заберу ее.
На лице Маргрет расцвела благодарная, облегченная улыбка.
– Давайте я провожу ее к вам. – Позабыв про свои путы, она начала выбираться из повозки. – Я должна объяснить…
И в этот момент Джанет Рейд очнулась. Моргнула. Увидела вокруг незнакомые лица и пронзительно закричала. Толпа бросилась врассыпную.
– Дьявол! – в страхе завизжала она, когда заметила Александра.
Здесь, в деревне, где они впервые увиделись, Александр превратился из друга, которым она считала его в безопасном убежище коттеджа, в наводящего ужас Дьявола.
– Дьявол пришел забрать меня!
Пытаясь вырваться, она лягалась и размахивала руками. Маргрет, со связанными запястьями, не смогла ее удержать, и она вывалилась из повозки и упала в грязь.
Маргрет спрыгнула за нею, взглядом предупредив его не приближаться. Став Дьяволом, он ничем не мог ей помочь. Теперь он своими глазами увидел все, чего опасалась Маргрет, все причины, которые заставили ее биться за жизнь матери, все, что могло произойти с ними во враждебном, безразличном внешнем мире.
На ее месте, случись это с его матерью, он поступил бы так же.
Изобел Бойл не убежала вместе со всеми. Присев, она оставалась рядом, пока Джанет Рейд плакала, спрятав лицо на плече дочери. Маргрет гладила мать по волосам, и в конце концов она затихла.
Сама Изобел ее не трогала, дожидаясь, когда она снова поднимет лицо.
Толпа, увидев, что она не двигается, выжидательно замерла на расстоянии. Александр спешился и вышел из ее поля зрения.
– Ну вот, – произнесла Изобел. – Он ушел. Маргрет попросила меня помочь, поэтому какое-то время я буду за вами присматривать. Хорошо?
– Да ты такая же ведьма! – крикнул кто-то.
– Заткнись, Гилберт Фидлар, – отозвалась она, не оборачиваясь. – А не то ответишь у меня за клевету.
Тишина. Один уже попробовал возвести на нее напраслину и теперь сидел по воскресеньям на покаянной скамье.
Вместе с Маргрет Изобел помогла дрожащей женщине встать. Маргрет обняла мать, о чем-то шепча ей на ухо, пока заворачивала ее в промокшую шаль, а после Изобел обхватила ее за плечи и повела в сторону таверны. Маргрет смотрела им вслед. Мать, к счастью, не оглядывалась.
Когда за ними закрылась дверь, Маргрет обернулась, с непокрытой головой, готовая встретить свою судьбу.
– Что теперь?
Она обращалась к нему одному, и когда ее взгляд настиг его, он призвал себя помнить о долге, о доказательствах, о признаниях, об обязательствах… но все было тщетно. Он вспоминал только об одном: как прижимал к себе ее тело.
– Теперь, – ответил он, – я допрошу вас.
И с каждым вопросом он будет пытаться доказать ее невиновность.
***
Маргрет черпала утешение в прикосновении его теплой ладони, когда он взял ее за руку чуть выше локтя и повел за собой. Касаться ее было таким же безрассудным по смелости поступком, как выходить без оружия в бой. Толпа расступалась перед ними. Люди боялись смотреть ей в глаза – из страха превратиться в соляной столп, не иначе.
Онемев от отчаяния, она ковыляла за ним, безразличная ко всему. Она знала только одно: она не справилась. Окончательно, бесповоротно, непоправимо. Не справилась с тем единственным делом, что занимало ее последние двенадцать месяцев. Она не спасла свою мать.
Она вытащила себя из черной бездны отчаяния, чтобы помолиться за Изобел Бойл, которая вызвалась взять на себя заботу о ее матери. А он… Он предлагал за это свои деньги. Как те холодные, проклятые, похороненные ею монеты, которые и близко не оправдали ее надежд на спасение.
И он сохранил самую гибельную из всех ее тайн. Тайну прошлого ее матери.
И теперь, когда его вопросы вскоре поставят ее между жизнью и смертью, его твердые, теплые пальцы казались единственным светом во тьме. Единственной дорогой к спасению. Глупая надежда… Будто жизнь ничему ее не научила.
Угодив к ним в лапы, на свободу уже не выбраться.
Погрузившись в свою собственную темноту, она не прислушивалась к их разговорам и не сразу заметила, что вместо церкви они направились к жилищу священника. Темному, убогому, запущенному дому человека, который очень долгое время жил один.
В комнате, куда ее привели, было холодно и темно. Несколько человек снаружи прижались носами к оконному стеклу, загораживая и без того неяркий осенний свет.
Александр не отпускал ее руку. Боялся, что она убежит?
На этот раз присесть ей не предложили.
Диксон убрал со стола бумаги, и она услышала, как заскрипели сдвигаемые к столу стулья.
– Она ведьма, – заявил Оксборо. – На нее указала моя дочь. Зачем тратить время на допрос?
Ладонь Александра крепче сжала ее руку.
– Затем, что таков порядок.
Она высоко подняла голову. Взгляд ее был прикован к маленькому кувшину кофейного цвета, стоящему на полочке за столом. Если смотреть на него долго и неотрывно, то она не заплачет.
И не станет понапрасну надеяться.
– Где Библия? – Староста. Тот, что был с ними утром. – Она должна быть под присягой.
– Она уже нарушала присягу. – Снова граф. Голос холоден как смерть. – Что толку еще раз просить ее клясться?
– И не нужно. – Голос священника. – Предыдущая присяга еще действует.
Александр выпустил ее руку, и Маргрет покачнулась, словно его прикосновение было якорем, которое удерживало ее на ногах. Заняв свое место за столом, он откашлялся и начал со знакомых слов.
– Назовите свое имя.
Даже такой невинный вопрос казался ловушкой.
– Маргрет Рейд.
– Где вы родились?
– В Эдинбурге.
– Не в Глазго? – Бедняга Диксон оторопел.
Она покачала головой.
Александр не стал развивать эту тему дальше. К счастью. Незачем усугублять список ее грехов подделкой рекомендательного письма.
– Ну, а ваш брак?
Минуту она молчала.
– Ваш брак, – повторил он. – Отвечайте правду, если клятва перед Богом для вас что-то значит.
Маргрет встретила его взгляд, вспоминая поцелуи, которые дарила ему, когда он считал ее женщиной, познавшей мужчину. Он просил правду прежде всего для себя. Она знала это и захотела дать ему эту правду.
– Я никогда не была замужем.
И поскольку она смотрела ему в глаза, то заметила, как они потемнели от желания. Только вот не считает ли он теперь ее шлюхой за то, что она его целовала?
– Так вы не вдова? – Диксон даже привстал. – И при этом жили одна…
– Вы сами видели, что я жила не одна, – ответила она священнику. – Со мною была моя мать.
Оксборо выдвинулся вперед.
– У вас ведьмины глаза. Как вы это объясните?
Его собственные глаза, заметила она, были выпучены от страха.
– Такой уж я родилась. Почему – не знаю.
– Отродье Дьявола! – торжествующе провозгласил он. – И старуха тоже.
Маргрет хотелось кричать, спорить, протестовать, но она знала, что ни к чему хорошему это не приведет.
– Доказательств этого у нас нет. – Ровный голос Александра. – Вы можете прочитать молитву?
Он пытался помочь, ибо любое дитя Церкви могло это сделать.
– Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое…
Пока она читала молитву, граф, староста и священник разочарованно переглядывались, но перебить цитирование священных строк не посмели.
– Благодарю, – торжественно произнес Александр, когда она закончила. – Вы можете назвать Десять заповедей?
Она без запинки перечислила все десять. Молитва, заповеди, выдержки из катехизиса – всему этому ежедневно учили в церкви.
– Когда вы стали ведьмой? – спросил Александр, когда она назвала последнюю заповедь.
Напрасно она всматривалась в его черные глаза. Все эмоции исчезли. Или были хорошо скрыты.
– Я не ведьма.
– Почему вы стали ведьмой? – Будто и не было ее отрицательного ответа. Будто он не придал ему никакого значения.
Я хочу вам верить. Хотел, но поверил ли?
– Вы не слышали? Я сказала, что я не ведьма.
– Расскажите, как вы стали ведьмой. – Он задавал вопросы по памяти, не заглядывая в список. И так, словно ее отрицание, ее правдивые ответы были пустым звуком. Точно так же допрашивали ее мать. – Когда вам впервые явился демон?
– Демон никогда ко мне не являлся.
– Как демоны посвящали вас? – Вопросы звучали ровно, механически – как и ее ответы.
Шло время. Он монотонно забрасывал ее вопросами, она все отрицала. В комнате стало темно, оттого ли, что набежали тучи, или же день близился к концу – Маргрет не знала. Кто-то принес свечу, и она уставилась на огонек, пошатываясь со связанными впереди руками, не зная, сколько еще сможет стоять.
– Довольно! – вмешался вдруг граф и вскочил на ноги. – Скажи, почему моя дочь? Почему ты навела порчу именно на нее?
На секунду она испытала жалость. Разве она сама не задавалась тем же вопросом? Почему именно моя мать?
– Мне неизвестно, что случилось с вашей дочерью. – Александр ничего толком не рассказал. – Я знаю только то, что я к этому не причастна.
Оксборо уже не садился.
– Хватит. Мы попусту тратим время. – Он выставил на нее палец. – Кинкейд, обыщите ее. Найдите метку.
Задвигались стулья. Внезапно граф и староста оказались рядом, и она ощутила на себе грубое прикосновение рук. Страх взял ее горло в тиски, душа любые протесты.
Очень медленно Александр поднялся из-за стола и произнес всего одно слово:
– Нет.
Граф вцепился в ее плечо. Его пальцы были совсем рядом с ее шеей.
– Обыщите ее, Кинкейд. Или это сделаю я.
В ее горле застрял ком. Пульс ударил в виски. Только не это. Господи, пожалуйста, только не это. Она в панике зашарила взглядом по лицу Александра, но он отказывался смотреть на нее. Впервые она увидела проблеск того, что он скрывал от нее. Того, что не давало ему покоя.
Они оба знали, что происходило после того, как ведьму раздевали и обыскивали.
– Хорошо. Я сделаю это. Но без свидетелей, – железным тоном объявил он.
Наедине с ним. Пусть ненадолго, но в безопасности. Наедине, ее плоть обнажена…
Хватка графа ослабла.
– Но так не положено, – молвил Диксон. В свете свечи его лицо с черными провалами глазниц выглядело жутко. – А вдруг она наложит на вас чары?
– Я охотник на ведьм. Или я сделаю свое дело так, как считаю нужным, или уеду и боритесь с чертями сами.
Она задержала дыхание. Если он уедет и бросит ее, надеяться будет не на что.
Пальцы Оксборо до боли впились в ее плоть, а потом разжались.
– Вы предъявите мне метку к завтрашнему утру, иначе я найду ее сам. Мы оба знаем, что она есть.
Глава 17.
Выходя из дома священника, Александр сохранил на лице бесстрастное выражение. Было выиграно всего лишь сражение, но не война.
Одна из лачуг, предназначенных для сезонных сборщиков урожая, пустовала. Туда он ее и повел. И хотя он держал ее за руку, она то и дело спотыкалась на онемевших ногах.
В голове его была только одна мысль: увести ее, спрятать. И никакого представления о том, что делать потом. Мгновения безопасности продлятся недолго.
Прежде чем отворить дверь, он развернулся к остальным.
– До рассвета я не желаю вас видеть. Никого из вас.
Страшась возражений, он поднял фонарь повыше и оглядел их лица. Взбешенное – Оксборо, обеспокоенное – священника, уставшее – старосты.
По счастью, ответом ему была тишина.
Перед уходом граф вперил в него цепкий взгляд.
– Одна из привилегий вашей профессии, да? Ладно, Кинкейд, приятно вам поразвлечься с нею, но не теряйте бдительности. Дьявол может добраться и до вас тоже.
Он завел Маргрет внутрь и захлопнул дверь, оставляя графа с его намеками за порогом. Кроме нескольких разложенных вдоль стен соломенных тюфяков, в помещении почти ничего не было, и все же по сравнению с тюрьмами, где обычно держали обвиненных, эта лачуга казалась дворцом.
Как только они остались наедине, он выронил ее руку и отошел в сторону, пытаясь сориентироваться. Наступило то, чего он больше всего боялся.
Или то, на что он уповал?
Александр разложил дрова, высек кремнем искру и разжег огонь в надежде, что тепло ее успокоит. Но вместо этого в потрескивании огня чудилось грозное предостережение.