Текст книги "Охотник на ведьм (ЛП)"

Автор книги: Блайт Гиффорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Глава 1.

Октябрь 1661 года. Шотландия. Приграничье.

Ее разбудил стук лошадиных копыт, и сердце тоже мигом пустилось вскачь, хоть она и не знала, кто едет.

Добрые люди ночью не ездят.

Который сейчас час? Полночь? Больше? Маргрет подняла взгляд на потолочные балки, молясь о том, чтобы всадник проехал мимо. Дверь была заперта на засов, но это не остановит того, кто захочет войти, только задержит.

Она взглянула на мать, которая спала, беспокойно ворочаясь, на соседней кровати. Только бы она не проснулась.

Отбросив одеяло, Маргрет разгладила помятое платье. Она всегда спала в одежде, готовая в любой момент бежать. Наверное, надо было сделать это уже давно.

Поглядывая в чердачное оконце, которое выходило на дорогу в Джедборо, она наблюдала за приближающейся лошадью.

Сквозь поредевшую умирающую листву светила полная луна, но Маргрет не смогла разглядеть ничего, кроме черного силуэта: лошадь, всадник, вздымающийся за его спиной плащ сливались в одно пятно.

Разбойник? Едет один, в столь поздний час – значит ничего не боится.

Или, напротив, боится всего.

Наверное, держит путь в Кирктон. Деревня стояла на отдалении, так что Маргрет сталкивалась с ее жителями редко, только по необходимости. В этот час все двери там накрепко заперты. Весь приличный люд спит.

Когда лошадь поравнялась с коттеджем, всадник натянул поводья, остановился и посмотрел вверх. Его запрокинутое лицо озарил лунный свет. Черные волосы. Глаза в тени густых бровей. Тонкие губы. Какая бы причина не выгнала его в ночь, то был не страх. Этот человек выглядел так, словно не боялся встречи с самим Дьяволом.

Позади забормотала мать, вступив в перебранку с голосами, которые тревожили ее сны. Маргрет испугалась, что незнакомец ее услышит, и затаила дыхание.

– Ш-ш, – шикнула она. Бесполезно. Мать слышала только те голоса, что роились у нее в голове.

Лошадь требовательно мотнула головой в сторону ручья, журчавшего рядом с коттеджем, и всадник ослабил поводья, разрешая ей напиться.

Держась за сердце, Маргрет перевела дух. Слава богу, он не стал стучаться и спрашивать разрешения. Догадался, должно быть, что в доме спят.

Внезапно ее охватило безудержное желание окликнуть его, сказать…

Мать тихонько всхлипнула во сне, и это привело ее в чувство.

Всадник тем временем отвел лошадь от ручья, потрепал ее по шее и вернулся на дорогу. Напоследок он еще раз оглянулся на окно, точно почувствовав за ним Маргрет и услыхав ее мысленный призыв.

А после продолжил путь.

Вся дрожа, она смотрела ему вслед, пока сумрак и расстояние не поглотили перестук копыт. Его преследуют? Или преследователь – он сам?

Вернувшись в постель, она пролежала без сна до рассвета, не в силах сомкнуть глаз. А рядом, затихнув, спала ее мать.

***

Утром Маргрет положила в глиняную миску каши и вручила матери ложку, а потом, спрятав волосы под вдовьим чепцом из белого муслина и накинув поверх платок, потянулась к корзине.

– Куда ты? – встрепенулась мать.

Маргрет вздохнула. Сегодня был один из тех дней, когда мать пребывала в капризном, несговорчивом настроении.

– В Кирктон.

– Когда ты вернешься? – Выражение ее лица стало обиженным и в то же время обеспокоенным, словно она старалась быть для Маргрет матерью, хотя давно превратилась в ее большое дитя.

– Скоро. – Оставлять мать одну было опасно. Если голоса вернутся – а возвращались они всегда внезапно, без предупреждения, – она будет пытаться прогнать их из головы и может ненароком себя покалечить, а то и, что было хуже всего, выбежать наружу, где ее могут увидеть. Весь год, что они тут жили, Маргрет следила за тем, чтобы этого не случалось. – Нужно докупить овса и эля.

– Но ты точно вернешься? – Старые глаза глядели испуганно, точно перед нею была не взрослая женщина, а малый ребенок.

– Да. Ешь. Я скоро вернусь, ты и моргнуть не успеешь.

Мать попыталась зачерпнуть кашу, но ложка ходила ходуном в ее искалеченных пальцах и стукалась о стенки миски. На ее лицо вновь наползло выражение испуга, и она швырнула ложку через всю комнату.

– Не хочу кашу. Ты помешивала ее справа налево. Ты впустила Дьявола!

Вздохнув, Маргрет подобрала ложку, вытерла ее краем передника и положила обратно в миску.

– Нет. Я помешивала ее правильно, слева направо. Все в порядке. Видишь? – Она попробовала кашу, и теплый вкус овсянки напомнил ей о детстве.

Мать по-прежнему недоверчиво хмурилась, и тогда Маргрет присела с нею рядом и заглянула в ее голубые глаза.

– Здесь нет никакого Дьявола. Честное слово. – Иногда, очень редко, сквозь морок безумия проглядывала женщина, которая когда-то любила ее и заботилась о ней. – И я обещаю, что вернусь домой скоро-скоро.

Маргрет сжала все еще сильные руки матери, стараясь не задевать ее бедный большой палец, изуродованный пыточными тисками, и дождалась, пока та  кивнет. Потом, поднявшись, сняла с колышка и завернулась в большую шаль в черно-белую клетку.

– Никому не открывай, – наказала она, снимая засов, которым они запирались от непрошенных гостей. Замка, чтобы закрыть мать дома, на двери не было. – И не выходи наружу. Обещаешь?

– Ночью я что-то слыхала. Лошадь, вроде бы. Кто-то приезжал?

Молча она обдумала варианты ответа. Сказать да – мать испугается. Сказать нет – подумает, что ее снова одолевали голоса.

К голосам она, впрочем, привыкла.

В конце концов Маргрет отделалась отговоркой:

– Тебе, наверное, померещилось.

Когда она бесшумно притворила за собой дверь, порыв ветра подхватил концы ее шали и сорвал с деревьев ворох красных листьев. Посещать Кирктон было рискованно, и она старалась ходить туда как можно реже. Но что делать, если овес почти вышел, последние грядки с горохом зачахли, а куры неслись неохотно, как на них не кричи.

На время пути, отделяющее коттедж от деревни, короткое и благословенное, она становилась свободна. Она была просто Маргрет, которая шагала наедине с синим небом в окружении белок и говорливых ворон. Она с наслаждением вдохнула свежий, прозрачный, напоенный запахом трав воздух и улыбнулась.

В детстве, когда они с матерью еще не поменялись ролями, она частенько убегала на задний двор и разговаривала с птицами, представляя, что они понимают ее щебетание. Уже давно только им она поверяла свои мысли, и теперь, пока она шла мимо, они с шумным гомоном сновали вокруг, напоминая любопытных соседей.

На подходе к деревне Маргрет опустила голову, вновь становясь скромной вдовой, не желающей привлекать к себе лишнее внимание. Переходя через мост, она оглянулась на приземистое каменное здание, замершее по левую сторону на пригорке в терпеливом ожидании воскресной службы. Местная церковь. Физический символ института, распространившего на земле законы безжалостнее законов парламента и короля.

Не поднимая головы, она сошла на тропку, ведущую к мельнице. Никто с нею не здоровался, но она чувствовала, что прохожие, держась на расстоянии, провожают ее взглядом.

После того, как мельник, не проронив ни слова, наполнил ее мешочки овсом и ячменем, Маргрет проскользнула в таверну, где, пряча лицо, встала в углу, дожидаясь, пока обслужат других покупательниц.

– Я его видела, – авторитетно вещала хозяйка заведения Изобел Бойл, отвешивая покупки жене старосты Пратта и ее сестре. – Он остановился в доме преподобного Диксона. Прискакал посреди ночи, весь в мыле, точно у него черти на хвосте сидели. Напугал меня до полусмерти.

Тот самый всадник. Маргрет вытянула шею и прислушалась.

– А как ладно одет, – выгнув брови, продолжала Изобел, потом понизила голос и доверительно сообщила: – Замучил, видать, с дюжину ведьм, чтобы купить себе такие сапоги.

Маргрет вцепилась в ручку корзины. Боже, прошу тебя, только не снова. Только не здесь.

Она поборола приступ головокружения. Только бы не упасть в обморок. Не закричать. Сердце заколотилось так громко, что за шумом крови в ушах она перестала что-либо слышать…

– Хм! – ворвался в ее мысли голос жены старосты, и Маргрет задалась вопросом, что она пропустила. – Негоже добропорядочным людям так одеваться.

– Его вызвали? – спросила ее сестра. – Или он гонится по чьему-то следу?

Жена старосты покосилась на Маргрет.

– Зуб даю, что вызвали. И очень вовремя.

Быть может, если, не медля, уехать, если снова пуститься в бега…

Вот только бежать им некуда.

Она закрыла глаза, и на нее волной накатили воспоминания. Темная, переполненная комната. Дрожащее мерцание свечи. Вокруг люди, все пожирают глазами ведьму, которую насильно заставили обнажить грудь…

Жена старосты подхватила свой кувшин.

– Что ж, если в деревне и завелась ведьма, он ее вычислит.

Ни она, ни ее сестра не взглянули на Маргрет, направляясь к выходу, но обе придержали юбки, чтобы случайно не задеть ее подолом.

Маргрет шагнула к прилавку и протянула хозяйке монетку.

– Лично я, – молвила та, словно не сомневаясь, что Маргрет слышала весь разговор, – лично я вовсе не считаю, что была нужда звать этого человека.

У нее была щербатая улыбка и острый язычок, а на левой руке не хватало мизинца. Маргрет не могла назвать ее своим другом, но Изобел Бойл, по крайней мере, не боялась встречаться с ней взглядом.

– Посиди-ка ты дома. Чем меньше шансов, что он тебя увидит, тем лучше.

Маргрет благодарно кивнула и наполнила кувшин до краев, чтобы надолго избавить себя от следующего визита в деревню. Потом, укрытая платком и шалью, вышла наружу, на утоптанную землю дорожки, и увидела, что впереди, преграждая путь, маячит фигура охотника на ведьм.

При свете дня он выглядел не менее грозно, чем ночью. Полы плаща завивались вокруг высоких сапог с отворотами; цвета одежды были достаточно мрачными, чтобы угодить самому придирчивому церковнику. Если не знать, кто он таков, можно было бы заподозрить, что это он занимается колдовством.

Глубоко посаженные глаза уцепились за нее загнанным взглядом. Точно это он был одержим демонами.

Она торопливо уставилась себе под ноги, надеясь остаться незамеченной.

Увы.

– Доброго дня, сударыня.

Отвернув лицо к холмам, она попыталась обойти его.

Он придержал ее за плечо.

– Я сказал, доброго дня! – повторил он. Голос его, как и касание руки, был настойчив. – Может быть, посмотрите на меня и удостоите вежливого ответа?

Медленно, нехотя она обернулась, наблюдая за тем, как меняется выражение его лица – точно так же оно менялось у всех, кто впервые ее видел.

– Боже, – вырвалось у него. Пораженный, он отдернул от нее руку. – Меня не обманули.

Она посмотрела ему в глаза, зная, что он, глядя в свою очередь на нее, видит нечто совсем, совсем иное.

– Ваши глаза… – Он запнулся. – Один голубой, а другой…

Она не мешала ему смотреть. Бессмысленно прятать то, что он уже увидел. Один ее глаз был голубым – яркого, чистого цвета, как у матери, а второй – с карим пятном почти во всю радужку.

– А у вас, – прервала она напряженное молчание и посмотрела в его глаза, почти черные под тенью бровей, – один карий, а другой тоже карий. – Тон ее был спокойным, на деле же ей хотелось выцарапать ему глаза и заменить ими свои, чтобы никто и никогда больше на нее не таращился.

В конце улицы стояли женщины из таверны и наблюдали за ними. Он мельком взглянул на них, потом на таверну и снова на Маргрет.

– Вы знаете, кто я.

А он неплохо осведомлен о деревенском укладе. Знает, что новости о чужаках расходятся здесь быстро.

– Я не знаю вашего имени. – От ужаса она, верно, его прослушала.

– Александр Кинкейд. А как ваше?

Она не ответила.

– Говорят, вы охотитесь на ведьм. – Сапоги его были пошиты из великолепной кожи, черная материя плаща еще не поблекла от времени. Вся эта одежда наверняка была куплена ценой жизни какой-то несчастной женщины, а то и двух. – И, как видно, поймали немало.

Он удивленно подался назад. Маргрет глубоко вздохнула. Зря она оскорбила его, однако теперь, когда он ее увидел, ей не оставалось ничего другого, кроме как обороняться. Иногда это срабатывало. Сбивало противника с толку и давало время сбежать.

– Я занимаюсь этим не ради денег.

Она приподняла брови.

– Однако вам платят.

– За богоугодное дело, за искоренение зла – да.

Не в том ли разгадка? Не потому ли он выбрал борьбу со злом, что повидал его в жизни слишком много?

– Сколько же ведьм вы переловили? Много?

Он перевел взгляд на поля и надолго замолчал. Что лежало за его молчанием? Воспоминания о днях, неделях, месяцах, потраченных на поиски ведьм, об убийствах, коих было так много, что он сбился со счета?

– Еще не всех, – наконец ответил он, снова обратив лицо на нее. – Многие все еще среди нас.

Она думала, что перевидала их всех, этих охотников. Одни, поджимая губы и держась за Библию, именовали себя слугами Божьими. Другие, с похотливыми глазами и распущенным ртом, имели более приземленные мотивы.

Но этот человек был другим. Он говорил о Боге, но внутри у него таилась своя, личная боль.

– Вы так и не назвали свое имя, – сказал он.

– Маргрет.

– Маргрет – а дальше?

Она носила довольно распространенную фамилию, которая ни о чем ему не скажет, если только он не жил в Эдинбурге.

– Рейд. Маргрет Рейд.

– Тогда всего хорошего, госпожа Рейд. Полагаю, мы еще встретимся.

Ничего на это не ответив, она поспешила уйти, отчаянно желая, чтобы его обещание не сбылось.

***

Когда Маргрет вернулась, оказалось, что мать сидит снаружи, на лавочке возле коттеджа, устремив безучастный взгляд на дорогу. Вдруг кто-то проезжал мимо? Вдруг ее увидели?

– Мама, идем. – Заставляя себя говорить спокойно, она взяла ее безвольную руку и мягко, чтобы не испугать, потянула на себя. – Ты же знаешь, тебе нельзя находиться снаружи.

Мать напряглась всем телом, но отрешенное выражение ее лица не изменилось.

– Ты кого-нибудь видела?

Кто-нибудь видел тебя? В который раз она пожалела о том, что коттедж не запирается на железный замок вроде того, что охранял их дом в Эдинбурге. Маргрет огляделась по сторонам, посмотрев сначала на юг, потом на север. К счастью, дорога была пуста.

– Я ждала тебя. – Лоб матери пошел морщинами под гнетом воспоминаний. – Ты ушла.

– Да, я говорила, что ухожу в деревню, помнишь? – Маргрет сжала ее руку и легонько встряхнула. – Но я уже вернулась, так что идем в дом, я расскажу тебе сказку.

Кивнув, мать поднялась на ноги. Маргрет была дома. Страх забылся.

Такова была ее доля: стоять между матерью и остальным миром.

***

Преподобный Уильям Диксон выставил локти на обшарпанный стол и окинул Александра скептическим взглядом.

– Граф посылал за Джеймсом Скоби.

Кашлянув, Александр дал заготовленный заранее ответ:

– А Скоби послал меня.

– Но вы работали вместе? Он учил вас?

Учил, но они не должны узнать, что его обучение осталось незавершенным. Они не должны догадаться, что он прибыл сюда без благословления Скоби.

Священник прищурился.

– Скольких вы помогли ему изловить?

Почему всех интересует этот вопрос? Даже ту женщину со странными глазами. Как будто определенное число может стать гарантией безопасности. Что они надеются услышать? Одну? Пять? Дюжину?

Он не хотел копаться в памяти и считать. Не хотел переноситься в воспоминаниях в тесное помещение, битком набитое людьми, которые ждали, затаив дыхание, а кое-кто и задыхаясь от нетерпения, когда Скоби разденет ведьму догола и приступит к поискам отметины на ее обнаженной плоти…

– Мистер Кинкейд?

– Достаточно. Опыт у меня есть.

– Однако это ваше первое дело.

– Первое самостоятельное, и мне бы не хотелось, чтобы в деревне об этом узнали. – Люди не должны сомневаться в том, что он победит зло.

Он сам не должен сомневаться.

– Скажите, – начал Александр со слов, которым научил его Скоби, – что побудило графа вызвать охотника на ведьм?

Сдавшись, преподобный вздохнул и наклонился вперед.

– В деревне случился ряд весьма загадочных происшествий.

Александр кивнул. Так оно всегда начиналось. С падежа скота. С таинственного заболевания. С того, что нельзя объяснить. Зло постепенно подбиралось все ближе и ближе, пока не наносило удар по тебе самому. Но к тому времени останавливать его было поздно.

– Продолжайте.

– Поначалу мы, то есть я и деревенские старосты, не обращали на эти вещи внимания. В конце концов, Господь посылает несчастья всем нам, но потом, на исходе весны, начались эти крики, вопли… – Он оглянулся на окно, за которым простирались поля. По ярко-синему небу плыли кудрявые белые облака, Божье благословление, защищавшее мир от вторжения зла. – По ночам. В полях.

Там, где ведьмы могли привольно резвиться в компании Сатаны.

Голос священника упал до шепота.

– Даже я это слышал.

– Однако вы никого не вызвали. – Стоял октябрь. С тех пор прошло уже несколько месяцев.

Диксон облизнул губы и сглотнул.

– Поймите меня правильно. Король, новый парламент, новые акты, епископы… – Он беспомощно развел руками. – Не было ни закона, ни судов, ни судей… Я счел за лучшее подождать.

Александр кивнул, вспоминая хаос уходящего года. После возвращения Стюартов на престол воссозданный шотландский парламент отменил подавляющее большинство законов, принятых за последние двадцать восемь лет, а Церковь снова официально возглавил король.

Нерешительность священника можно было понять.

– Да и граф… – только и произнес, не договорив, Диксон.

Граф, очевидно, был против.

Александр оглядел его жалкое обиталище. Жена Диксона давно умерла. Дети выросли и разъехались. Священник прожил в этом доме столько лет, что на столешнице появились проплешины, протертые его локтями. Такому человеку трудно принимать перемены – в том числе и внутри Церкви.

– Однако произошло нечто, что в итоге заставило вас действовать, – промолвил он, глядя в усталые, встревоженные глаза человека напротив.

– Однажды, в разгар жатвы, Джеймс Грей проснулся поутру и обнаружил, что его поле вытоптано, а ячмень подчистую уничтожен. Соседские поля остались нетронутыми. Непогоды не было. Скот не пропадал. Отчего могла приключиться такая напасть? – Он воздел пустые, как поле Джеймса Грея, ладони к потолку. – И тогда граф…

Граф не стал дожидаться, пока преподобный Диксон наберется решимости.

– Кого вы подозреваете?

– Наш приход невелик. Все овцы в моей пастве не без греха. – Он сделал глубокий вдох. – Прошлым летом Агнес Бакстер назвала ведьмой Изобел Бойл. Агнес сделали серьезное предупреждение и посадили на покаянную скамью. Дэвид Зиман, по слухам, упоминал имя Господа всуе…

Он пустился по памяти перечислять грехи местных жителей – и большие, и малые, но в данный момент Александр не нуждался в сумбурном пересказе мелких деревенских конфликтов. Если понадобится, он спросит о них позже.

– В деревне есть пришлые? – перебил он священника. – Какие-нибудь чужаки?

Тот нахмурился, досадуя на то, что его вынудили сразу перейти к концу рассказа.

– Вдова из дома на дороге в Джедборо. – С торжественным кивком он подался вперед. – У нее необычные глаза.

– Она вдова? – Она не упомянула этого при встрече.

– Вы ее видели?

Он кивнул, не желая ни вдаваться в подробности, ни вникать, почему.

– Что вам о ней известно?

– Немногое. Она исправно посещает службы и стоит, как положено, позади. Вне церкви ее нечасто встретишь.

– Откуда она?

– Из Глазго. – Он сдвинул брови на переносице. – Рекомендательное письмо из ее приходской церкви было в полном порядке. Живет она, похоже, одна, однако овса закупает изрядно.

– Есть ребенок?

– Нет. А если и есть, то ни в церковь, ни в школу она его не водит. – Он вздохнул. – Правда, в последнее время платить учителю нечем. Граф, конечно, щедр, но из-за войны, из-за нестабильности…

Александр не хотел отвлекаться на денежные неурядицы прихода.

– В деревне у нее есть родня?

Диксон покачал головой.

– Тогда почему она поселилась именно здесь?

– Полагаю, искала тихой жизни в трауре по супругу. – Он оглянулся через плечо, потом с видом завзятого сплетника наклонился поближе. – В ней есть нечто очень странное.

– Помимо ее глаз? – Которые, увидев единожды, невозможно забыть.

– Она держит пони, – зашептал Диксон. – И расплачивается кронами Кромвеля.

Александр почувствовал, как его брови ползут на лоб. Эта женщина, с ее потупленным взором, в поношенном переднике, не походила на тех, у кого водится золото.

– Приличное, судя по всему, было вдовье наследство.

– Здешний народ и полпенни в глаза не видывал, – закивал преподобный.

– Инциденты, которые вы описали, когда они начались?

– Шесть, может семь месяцев назад.

– То есть, после ее появления?

Утвердительный кивок.

– Она пришла прошлой осенью, вскоре после того, как преставился старый Годар, и поселилась в его коттедже.

– От чего он умер?

Тот пожал плечами. Пути Господни неисповедимы, как бы говорил его жест.

– Он не хворал, по крайней мере, нам о том ничего не известно. – Тут священник выпучил глаза. – Вы думаете, что…

– Если бы ведьме понадобилось жилье? Безусловно.

Священник сокрушенно покачал головой.

– Я знаю, Господь решает до нашего рождения, кто получит спасение, а кто будет осужден. Но от мысли, что Он осознанно не мешает злу населять мир, впору озадачиться даже слуге Божьему вроде меня.

Александр и сам пытался осмыслить суть извечной борьбы между Богом и Дьяволом. Это дело станет для него проверкой. Проверкой, которую нельзя провалить.

– Но когда ты видишь зло своими глазами, то нет другого выбора, кроме как принять и поверить в то, что оно реально.

Ибо если это не так, значит, за чередою радостей и несчастий не стоит ни системы, ни логики. Значит, жизнь – всего лишь цепочка непредсказуемых случайностей, а Бог никого не защищает. И ничто не может гарантировать безопасность.

Никому. И его семье в том числе.

Нет. Мучительно даже думать об этом.

– Близится День всех святых, – встрял в его размышления голос Диксона. – Вы должны начать поиски как можно скорее. Если среди нас и впрямь орудует Сатана, то более удобного дня для того, чтобы сотворить зло, и не придумаешь.

Живет она, похоже, одна… Но ведьмы редко селились по одиночке. Найдешь одну, значит, есть и другие. Он задумчиво поскреб указательным пальцем неровную поверхность деревянного стола.

– Покажите мне приходские списки. Я хочу, чтобы вы рассказали мне обо всех жителях без исключения и обо всех связанных с ними происшествиях, даже самых незначительных. А в воскресенье, во время службы, я за ними понаблюдаю.

И в первую очередь за вдовой Рейд.

Глава 2.

Когда пришло воскресенье, Маргрет заставила себя отправиться в церковь и занять свое обычное место в последнем ряду, опасаясь, что пропущенная служба повлечет за собою личный визит священника в понедельник и приговор к покаянной скамье.

Она не могла так рисковать. В особенности теперь, когда появился охотник на ведьм.

Большинство прихожан стояло, в то время как Александра Кинкейда посадили рядом с самим графом Оксборо, его угрюмой супругой и болезненной дочерью на графскую скамью на хорах, откуда открывался вид на собравшуюся паству. Пока тянулась служба, с этого места можно было беспрепятственно наблюдать за всеми деревенскими жителями.

Маргрет была не единственная, кого его присутствие вынуждало неловко переминаться с ноги на ногу.

Склонив голову, она  украдкой посмотрела на него сквозь ресницы. Он сидел очень прямо и совершенно неподвижно, только взгляд методично скользил по толпе, переходя от одного человека к другому, пока староста цитировал отрывки из Библии.

Священник начал читать первую проповедь.

– Господь велит нам сражаться со злом, обитающим среди нас, ибо Сатана искушает нас каждый день, на каждом шагу, выискивая слабые души, коих можно отвратить от Господа и сбить с пути истинного.

На кого он сейчас смотрит? На сварливую вдову, которая после смерти мужа стала несдержанна на язык? На повитуху, которая якобы навела порчу на соседскую девочку, отчего та слегла с лихорадкой? В тот раз Церковь не взялась за нее всерьез, ограничившись выговором перед старостами и предупреждением. На самом деле то были совершенно невинные случаи. Люди всегда будут пытаться использовать могущество высших сил в своих целях. Одни – творя заклинания, другие через фанатичную набожность.

– Давайте помолимся.

Прихожане закрыли глаза, а она взглянула вверх.

Кинкейд не склонил головы вместе с остальными. Он смотрел на нее в упор, приковывая к себе взглядом черных, измученных глаз. Словно он мог читать ее мысли.

Маргрет тотчас закрыла глаза, отгораживаясь от него, но продолжала чувствовать, как он ощупывает взглядом ее тело, пытаясь заглянуть под одежду, выискивая дьявольскую отметину, которая докажет ее вину.

Она стиснула сцепленные в замок пальцы.

Боже, спаси нас.

***

Александр внимательно, одного за другим, рассматривал прихожан, запоминая их лица. Виновный вспотеет под его пристальным взглядом – но и невинный тоже. Нет таких, кто в мыслях не согрешил хотя бы раз.

Как отличить одного от другого?

Именно этому и учил его Скоби – вопросам, проверкам, приемам, которые помогали отделить истинное от ложного. Он научился всему, что мог, но главные секреты этого ремесла не лежали на поверхности. Их можно было постичь только на опыте, самому.

И Александр отрядил себя в эту деревню, где ему предстояло доказать, чего он стоит. Но хватит ли ему знаний?

Та женщина тоже была здесь. Как и предрекал священник, она встала в заднем ряду и опустила покрытую белым чепцом и платком голову, явно стараясь выглядеть незаметной. Ее усилия не увенчались успехом. Напротив, чем смиреннее она держалась, тем сильнее привлекала его внимание.

– Отче наш, сущий на небесах… – вторил священнику нестройный хор голосов.

Он заставил себя отвести от нее взгляд и вернуться к изучению прихожан. Для человека пришлого, со стороны, они выглядели совершенно непримечательно. Обычный деревенский люд, озабоченный ежедневными рутинными делами и в равной степени опасающийся как войны, так и мира – теперь, когда на троне вновь восседал король.

Самому Александру было безразлично, кто держит бразды правления. Правители менялись, но это не останавливало зло. Как и он не остановится в своих попытках искоренить его.

Сам того не заметив, он опять перевел взгляд на нее. Глаза опущены, волосы убраны, тело целиком спрятано под выцветшей черно-белой шалью – она выглядела так, словно хотела быть невидимкой. Что она скрывает? Он вспомнил полные, мягко очерченные губы и невольно представил себе ее груди, бедра… Везде ли она одарена столь же щедро?

Он отогнал искушение. Через подобные похотливые мысли ведьмы и заманивают людей в свои сети.

***

Когда проповеди, чтения и псалмы остались позади, Маргрет затесалась в середину толпы, чтобы не оказаться ни первой, ни последней на пути к выходу из церкви, где рядом с преподобным Диксоном стоял охотник на ведьм, безмолвно наблюдая за тем, как прихожане, прощаясь, по очереди кивают священнику.

Что он высматривает? И кто он такой, чтобы кого-то судить?

Не поднимая глаз, она кивнула священнику и, выскользнув наружу, перевела дух.

Тусклый свет осеннего солнца медленно угасал. Над холмами низко стелились темные тучи. Маргрет заторопилась домой. Оставлять мать в одиночестве на долгое время всегда было рискованно.

Но не успела она выйти за пределы церковного двора, как охотник нагнал ее.

– Уделите мне пару минут, вдова Рейд. – Сказано это было таким тоном, что и близко не походило на просьбу.

Видно, кто-то насплетничал ему про нее.

– Мне нужно домой.

– Зачем? Вас кто-то ждет?

Она сбавила шаг. Надо как-то развеять его подозрения, но так, чтобы не лгать напрямую.

– Домашние дела.

– Не станете же вы работать в воскресенье?

Попалась. Работать в седьмой день недели было запрещено. Истинная христианка, вернувшись из церкви, должна посвятить остаток дня чтению Писания и размышлениям над услышанной проповедью.

Она остановилась и взглянула на него. Суровые глаза, строгая складка рта, несгибаемая спина. Ни намека на лоск и вальяжность, присущие тем, кто успел пожить в большом городе. В облике этого человека не было ничего мягкого – за исключением завитков непослушных черных волос, которые, раздуваемые ветром, небрежно играли друг с другом.

– Зачем вас пригласили в деревню? – спросила она, зная ответ. Все его знали. Но лучше – безопаснее – перевести разговор на него.

– Говорят, здесь завелось зло.

– Говорят, зло водится всюду.

Он цепко взглянул на нее, и она сжала губы, мысленно отчитав себя за то, что заговорила о мире за пределами этой деревни – о жизни, которую она оставила позади.

– Я приехал выяснить, что стоит за этими разговорами.

– Каким образом? Как вы собираетесь это сделать? – И этот ответ она знала, даже чересчур хорошо. Жертву травили, истязали, лишали сна, пока она в полубреду не соглашалась взять на себя любую вину.

Нужно присмотреться к нему повнимательнее, поискать в его ответах какие-нибудь зацепки, которые помогут защитить ее мать.

– У меня был хороший учитель. Один из лучших. Джеймс Скоби.

При звуке этого имени ее кровь обратилась в лед. Скоби. Мучитель, чьи пытки свели ее мать с ума.

***

Александр заметил, как она оцепенела, едва он произнес это имя.

– Вы его знаете?

– Его знают все.

Сомнительно, чтобы от простого знакомства с именем в этих необыкновенных глазах мог поселиться такой страх. Страх – и что-то еще.

Гнев.

Огромные, широко расставленные глаза, казалось, заполонили все ее лицо. Полные губы манили, искушали прикоснуться к ним поцелуем. Какого цвета ее волосы, спрятанные под чепцом?

Он стряхнул наваждение, навеянное ее взглядом.

– Однако не все боятся его, как, судя по всему, боитесь вы.

Опять. Новая вспышка гнева. Промелькнула, точно рыбья чешуя в ручье, и исчезла – так быстро, что он задумался, не померещилось ли ему.

– Как не убояться последствий, если окажется, что среди нас и впрямь живет ведьма?

Разумное оправдание, не придерешься. Это заставило его еще раз напомнить себе о цели. О том, что он должен сохранять ясность мышления и держать ситуацию под контролем, иначе лукавый завладеет его эмоциями, разожжет в нем похоть, гнев, жадность, все семь грехов – и использует их против него. Искушение, одолевающее его, когда он смотрел на нее… Что это – простая мужская слабость или происки Сатаны, который таким образом пытается отвлечь его от его миссии?

– Значит, вам уже доводилось видеть ведьм? – Что еще она расскажет?

– Я видела, как за ними охотятся.

Видела и осталась цела – значит, сама она не ведьма.

Или ее не поймали.

– Где? – негромко спросил он.

Пауза. Потом вздох.

– Не здесь. – И шепотом: – Пока что.

Александр всмотрелся в ее странные глаза, пытаясь проникнуть в таящиеся за ними секреты, но она запрятала их слишком далеко.

– Мне нужно идти. – Коротко кивнув, она опустила голову и ушла до того, как он успел спросить, почему она так торопится.

Не потому ли, что дома ее кто-то ждет?

Глава 3.

Еще на подходе к коттеджу она услышала крики.

Боже милостивый… Маргрет сорвалась на бег. Вдруг ее кто-то услышал? Ее же могут принять за…