Текст книги "Охотник на ведьм (ЛП)"

Автор книги: Блайт Гиффорд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Похоже, тебе много лучше, а значит завтра ты сможешь прийти в церковь, – сказал священник.

Перестав улыбаться, девушка надулась.

– Если злые чары не завладеют мною вновь.

Мать погладила ее по волосам и обняла за плечи.

– После того, как Джанет Рейд умерла, у нее больше не было приступов.

Что-то в надутом виде Анны зацепило Александра.

– Но она не обвиняла Джанет Рейд в наведении порчи. Джанет Рейд даже не было в церкви.

Глаза девушки широко распахнулись, и она задрожала.

Мать притянула ее к себе.

– Видите, что вы натворили. Испугали ее своими речами.

Она обняла дочь и попыталась увести ее, но Анна не двинулась с места. Мелкая дрожь переросла в сотрясания. Руки ее завертелись, точно крылья мельницы, описывая в воздухе круги и попадая матери по лицу.

Оксборо, посерев, вскочил на ноги.

– Вы раздразнили Дьявола, и вот, полюбуйтесь. Оно снова началось!

Еще раз ударив мать, Анна попятилась назад, словно ею управляли невидимые демоны. Ее голова задергалась из стороны в сторону, а потом она зашлась криком – очень странным, то низким, то пронзительно высоким.

– Кто с тобой это делает? – Оксборо сделал шаг ей навстречу. – Скажи, кто так сильно тебя мучает?

Одна из бешено крутящихся рук остановилась. Потом начала слегка раскачиваться взад-вперед, словно стрелка компаса, и наконец указала прямиком на Александра.

– Он.

Глава 23.

Поначалу Александр даже не понял смысла этого слова.

Он так привык к мысли, что попытаться остановить его может только Дьявол, что со стороны людей, да еще таких праведных, совершенно этого не ожидал.

Но когда Оксборо приказал своим людям схватить его, и ему заломили руки за спину, до него наконец-то дошло, что она сказала.

Он. То есть, Александр Кинкейд.

– Нет! – вырвалось у него. – Я не ведьмак…

…и никогда им не был. Тщетная попытка оправдаться, которая поможет ему не больше, чем той обреченной женщине в Джедборо.

– Теперь все ясно! – бушевал граф. – Вместо охотника на ведьм мы пустили к себе Дьявола.

– Это абсурд. Вы что, не видите, что ваша дочь…

Лжет.

Нет. Любящий родитель никогда этого не увидит.

Он пытался думать, но его разум мог ухватиться только за одну мысль: если он умрет, спасти Маргрет будет некому.

– Вижу! – вскричал граф. – Я вижу, что моя дочь одержима, а вы хотите отпустить ведьм на свободу, чтобы они причинили нам еще большее зло.

Девушка осела на пол, как будто, указав на него, разрушила злое заклинание. Диксон забормотал над нею молитву, а мать опустилась рядом на колени, помогая ей отпить немного вина.

Александр сделал глубокий вдох. Если взять вину на себя, то Маргрет, возможно, отпустят на свободу.

– Оксборо, подумайте еще раз…

– Нет. Никаких больше отсрочек. Вы первый сказали, что ждать больше нельзя и со злом нужно покончить немедленно. Именно так я и поступлю. Довольно мучить мою дочь. Привести женщину! – крикнул он двоим стражникам, которые ждали в дверях. – Мы сожжем их всех. Сегодня же.

***

Маргрет разбудили крики, такие пронзительные, что, казалось, врезались в кладку каменных стен.

Стояла ночь. Которого дня? Проснувшись, она сразу подумала об Александре. Перед уходом он говорил о поездке в Джедборо, о каком-то плане, но ее сознание не воспринимало ничего, кроме смерти матери.

И вот теперь эти крики.

Ее пробрала дрожь, когда она поняла, что кричит дочь графа. Шатко поднялась на ноги и выглянула в окно в глупой надежде увидеть лошадь Александра, хотя из ее комнаты не было видно дороги.

Крики прекратились.

Она напрягла слух, но вместо перестука копыт услышала только жалобное завывание ветра.

И шаги на лестнице.

Скрежет ключа в замке, и дверь, скрипнув, отворилась.

На пороге стояли двое мужчин с мрачными лицами палачей. Один схватил ее за руку и дернул к двери.

– Куда вы меня ведете?

Но всю дорогу до обеденного зала внизу стражники молчали.

Первым, кого она увидела, был Александр, которого удерживали двое человек с такими же угрюмыми физиономиями как и у тех, кто держал ее.

Напротив стояли в ряд Оксборо, Диксон, леди Оксборо и ее дочь. Девушка повисла на плече матери, словно еще не успела оправиться от очередного припадка.

Маргрет встретилась взглядом с Александром. Нет!

Потом снова крик, словно ее появление послужило сигналом.

– Это она! – завизжала леди Анна. – Ведьма!

Девушку затрясло и подбросило, будто марионетку, которую дернули за ниточки. Отшатнувшись, она с протяжным воем закружила по комнате, размахивая конечностями и подергивая головой.

Ее пытались поймать, но она металась между стенами, то и дело меняя направление.

– Он гонится за мною, они натравили на меня Дьявола!

Забившись в конце концов в тень самого дальнего угла, она замолотила воздух, крича, чтобы ее не отдавали Дьяволу, потом согнулась пополам, захрипела, содрогаясь в рвотных позывах, и сквозь пальцы, которыми тщетно пыталась зажать рот, извергла на пол содержимое своего желудка.

Мать немедленно оказалась рядом, вытирая ее лицо платком, а потом в ужасе оглянулась на Маргрет.

– Смотрите! – вскрикнула она. – Ведьма вызвала у нее рвоту булавками!

Маргрет обменялась с Александром коротким, безнадежным взглядом.

***

Александр увидел в глазах Маргрет отчаяние. И вдруг, несмотря на творящийся вокруг хаос, взглянул на ситуацию под новым углом, и на него снизошло зловещее спокойствие.

Одержимая?

Или хитрая девица, которая не прочь подольше поспать?

Граф уже стоял возле жены, склонившись над дочерью, а та тянула к нему ладони, полные маленьких медных булавок с загибающимися спиралью головками, очень похожих на те, которыми скрепляли воротники и манжеты.

Тяжело, с ненавистью взглянув на него, Оксборо набрал в грудь воздуха, чтобы отдать приказ стражникам увести его. Александр утратил всю свою власть. Терять было нечего.

– Леди Анна, – окликнул он девушку, сам подивившись твердости своего голоса. – Где ваша игольница?

Леди Оксборо, вытиравшая платком дрожащие руки дочери, воззрилась на него исподлобья.

– Перестаньте терзать мою девочку. Прошу вас, отзовите Дьявола.

Но в позе графа что-то неуловимо изменилось. Точно он наконец-то услышал Александра и понял его.

– Анна, где твоя игольница?

Дьявол, которого ни Маргрет, ни Александр не призывали, казалось, ушел сам по себе, а леди Анна, которая только что с воплями металась по комнате, заскулила, что-то невнятно бормоча.

– Отвечай, – настаивал граф.

– Я не знаю.

Леди Оксборо замерла. В ее встревоженном взгляде появилась тень сомнения.

Владевший графом пламенный гнев обратился в стальной холод.

– Дочь, спрашиваю в последний раз. Скажи, где твоя игольница, и дай ее мне.

Пошарив в расшитой сумочке, свисавшей с пояса, девушка достала оттуда небольшой деревянный футляр. Глаза ее округлились, как в моменты, когда она якобы видела Дьявола, только теперь вдобавок ко всему у нее стал подрагивать подбородок.

Отец протянул руку, и она положила футляр на его ладонь. Граф открыл его. Внутри было пусто.

– Это все они. – Она ткнула пальцем в сторону Александра и Маргрет и облизнула губы. Глаза ее нервно забегали. – Всем известно, ведьмы умеют перемещать вещи, даже не притрагиваясь, и убивать людей на расстоянии, – сбивчиво лепетала она. – Они украли мои булавки и засунули мне в живот. Вот как они там оказались…

Жена Оксборо попятилась прочь от дочери, слепо хватаясь за стену.

– Господь милосердный, что ты наделала?

Наступила тишина, такая же оглушительная, как недавние крики.

Александр еле сдерживал торжествующую улыбку, а Маргрет обмякла от облегчения и упала бы на пол, если бы ее не поддерживал стражник.

Леди Оксборо пришла в себя первой. Выпрямила спину и отвесила дочери подзатыльник.

– Почему? Говори, почему ты это сделала?

Та сердито выпятила губу – точно двухлетний ребенок, а не девица на выданье.

– Потому что он старый.

– Кто? – Резкий возглас ее отца.

– Барон. За которого ты хочешь меня выдать.

Граф с женой потрясенно переглянулись. Потом леди Оксборо схватила дочь за руку и поволокла ее к выходу, бросив напоследок на мужа умоляющий взгляд.

– Ее жених…

Граф, которого била дрожь, молча кивнул и заговорил только после того, как женщины вышли.

– Первый человек, – произнес он непререкаемым тоном, – который ляпнет хоть слово за пределами этой комнаты о том, что здесь было, станет последним. – Он мотнул головой на стражников. – Вон.

Отпустив Маргрет и Александра, те поклонились и вышли. Они были его слугами. За молчание им будет заплачено.

Александр шагнул было к Маргрет, но остановил себя. Умирая от желания обнять ее, он остался стоять, где стоял. Его мотивы не должны вызывать подозрений. Только не сейчас, когда свобода так близко.

– Я накажу свою дочь сам, – сказал граф священнику. – Сажать ее на покаянную скамью я не позволю.

– Не позволите? – Спокойствие Александра испарилось. – Погибла женщина, а вас волнует только то, как бы вашей дочери не пришлось каяться перед общиной?

– Каяться публично она не будет.

– А как же извинения?

– Никаких извинений.

– Ваши вопросы довели Джанет Рейд до погибели!

– Я боролся со злом. Это знают все!

– Вы чуть не запытали до смерти Элен Симберд! И вы не раскаиваетесь?

– К моей дочери это не имеет ни малейшего отношения. Ведьма Симберд призналась, причем дважды! – Поза графа выражала упрямство: скрещенные на груди руки, выпяченная нижняя губа, совсем как у его юной дочери.

Волна облегчения, даже радости, нахлынувшая на Александра, откатилась обратно. Оксборо не чувствовал ни угрызений совести, ни ответственности за содеянное.

– Как же нам оправдать их, если вы собрались молчать?

– Мне все равно, как. Диксон, оставляю это на вас. Я заплачу… сколько потребуется. – На пороге он задержался и оглянулся на Александра. – Только сделайте это побыстрее и оставьте нашу деревню с ее печалями в покое.

Когда он ушел, все трое, глядя друг на друга, надолго застыли в молчании. Александр взял Маргрет за руку. Ее пальцы были холодными.

Диксон заговорил первым.

– Сегодня я буду молиться вместе с семьей графа, а завтра… – Он покачал головой. – Завтра воскресенье. И Церкви нужен отчет.

За неделю, прошедшую с прошлого воскресенья, леди Анна побывала одержимой, Маргрет было предъявлено обвинение, Бесси Уилсон и Элен Симберд признались, а Джанет Рейд умерла. Что можно сказать после всего этого?

– Я могу рассказать им, – заговорил Александр, – о том шиле, которое использовал Скоби…

– Что? – Это имя будто вывело Маргрет из тумана оцепенения. – Что насчет Скоби?

Он коснулся ее щеки, не обращая внимания, смотрит ли Диксон, потом достал из кармана свое медное шило.

– Его шило внешне похоже на это, но стержень уходит в рукоять, и кажется…

– Будто оно пронзает кожу, но на самом деле это не так. – Боль и осознание закружились спиралью в глубине ее потемневших глаз. – Вот почему ведьма не чувствует боли, и у нее не идет кровь. – И вдруг улыбка. – Ты доказал это. Ты доказал, что моя мать не была ведьмой.

Она потянулась к шилу, и он разрешил взять его. Отныне оно больше ему не нужно.

– Я воткну это ему в сердце, – прошептала она, и голос ее был так холоден, что его пробрала дрожь.

– Но Скоби творит свои дела далеко отсюда. – Диксон начал расхаживать по комнате. – А мы поддельным шилом не пользовались. Для всех наших обвиняемых это ничего не меняет.

– Я не понимаю, – проговорила Маргрет, зажав шило в кулаке, словно вознамерившись никогда его не отпускать. – Она же солгала… смошенничала. Так почему я не могу быть свободна?

Александр привлек ее к себе, снова жалея о том, что ни один из них не обладает колдовскими способностями и не может изменить положение вещей.

– Пока она не откажется от своих слов или не покается во грехе, обвинение с тебя не снимут. – Внезапно он понял, что это означает. – Тебе нельзя даже выходить отсюда без сопровождения охранника, чтобы никто не заподозрил тебя в побеге.

– А что до остальных, – вмешался Диксон, – то обвинения против них никак не связаны с леди Анной.

– У меня есть ордер. Я увезу их.

– На суд? – спросил Диксон. – Без разрешения Церкви судить их нельзя.

– Нет, – произнес Александр. – Не на суд.

На лице Диксона отобразилась смешанная с ужасом догадка.

– Вы хотите судить их сами? Но откуда вы знаете, что они невиновны?

– На костер я их не отправлю.

Диксон покачал головой.

– Вы думаете, что совершаете благое дело, но это не так. Допустим, вы увезете Бесси Уилсон и Элен Симберд. Но что потом? Вы отпустите их в каком-нибудь незнакомом месте далеко отсюда? И как они будут жить? У них нет ни друзей, ни средств к существованию. Все кончится тем, что их вновь назовут ведьмами.

– Вы могли бы написать рекомендательное письмо для нового прихода.

– Все равно нам придется как-то объяснять падеж скота, вытоптанные посевы и детские смерти. Я не уверен…

Настоящие ведьмы все равно существуют, вспомнил он наущение Форбса. Диксон придерживался того же мнения.

А может оба они, как и многие другие несчастные души, попросту заблуждались, выискивая способы объяснить несправедливость жизни?

– Зато я уверен, – отрывисто ответил он. – Мы вынудили их признаться насильно. Откуда нам знать, что несчастья посылает на землю Дьявол, а не Господь? Скот и посевы гибнут, а дети умирают из года в год, но до сих пор никто не сваливал вину за это на ведьм.

Со вздохом Диксон оглядел пустую комнату, словно окидывая взглядом руины своего прихода.

– Если все это правда, и это говорите вы – человек, которого обучали поиску ведьм, – тогда главная вина лежит на мне, ибо это я сбил свою паству с пути праведного.

Извиняющим жестом Александр положил руку Диксону на плечо.

– Заблуждались не вы один.

Но священник был прав. Просто забрав женщин из деревни, проблему не решить. Жителям Кирктона нужен козел отпущения, какое-то объяснение всего случившегося, благодаря которому они поверят, что выполнили свой долг и одолели зло. Он потер кулаками глаза, пытаясь собраться с мыслями. Сон и время наедине с Маргрет. Вот, что ему нужно.

– Молитесь за них, – произнес он.

– Я помолюсь о том, чтобы Господь направлял нас.

Прижимая к себе Маргрет, Александр шагнул к лестнице, думая о том, что будет рад заснуть где угодно, хоть на каменному полу, но Диксон остановил их.

– Нет, дети мои. Только после того, как все будет кончено, а ваш союз – благословлен.

Маргрет крепко прижалась к нему, и он уже приготовился заспорить, но внезапно прозрел. Диксон был озабочен не только соблюдением внешних приличий. Александр должен хранить дистанцию. За пределами этой комнаты Маргрет по-прежнему считалась ведьмой, и если люди увидят, что он благоволит ей, то наверняка найдется еще кто-нибудь, кто укажет на него и крикнет то, что крикнула леди Анна.

Он.

И тогда он вообще ничем не сможет помочь ей.

Александр обнял ее за плечи.

– Он прав. Какое-то время нам лучше побыть врозь. Я поставлю у твоей двери одного из людей Оксборо.

Маргрет вцепилась в него, словно он был единственной незыблемой опорой в ее мире.

– Зачем?

Отчаяние в ее взгляде ранило сердце.

– Чтобы тебя охраняли.

– Но что будет завтра? – Страх, облегчение, замешательство сменялись одно за другим на ее лице, и она стиснула в кулаке отвергнутое им шило.

– Скоро все закончится, и мы будем вместе. – Она потеряла мать, над нею еще висело обвинение, и ее было необходимо хоть как-то приободрить. – Обещаю, – сказал он, понимая, что лжет.

Ибо если в ближайшее время ничего не изменится, в Кирктоне – хочет он этого или нет – запылают костры.

Глава 24.

Маргрет поднялась по лестнице. Дверь в комнату, где ее держали, была открыта. Прежний стражник ушел. Новый еще не прибыл.

И все же она была не свободна.

Ее жизнь по-прежнему была в руках Александра, и она помолилась о том, чтобы с нею все обошлось лучше, чем с ее матерью.

Когда-то она считала его всемогущим, но с тех пор повидала столько зла, в стольких обличьях, о которых раньше и не подозревала, и это зло могло одолеть даже самого сильного из людей.

Она поставила фонарь на пол и разжала кулак. Посмотрела на оставленные шилом вмятины на ладони. Удовлетворение умерило страх. Александр выяснил правду о Скоби. Она верила, он обязательно сделает так, чтобы всех негодяев с их фальшивыми инструментами изловили, наказали и заставили страдать так же, как они заставляли страдать других.

Это не вернет ее мать, не вернет потерянные годы, но возмездие, о котором она молилась, свершится. Ее мать будет оправдана.

Она цеплялась за эту мысль всю ночь напролет – так же крепко, как за рукоять медного шила.

***

Следующим утром Александр сидел в церкви рядом со священником и ждал, когда затихнет толпа.

Проснувшись на рассвете, он попросил Диксона привести трех обвиненных женщин на воскресную службу, а после уступить ему кафедру, и священник, который почти всю ночь провел в молитвах за леди Анну, в конце концов согласился на его предложение.

И за это Александр вознес свою собственную благодарственную молитву.

Как и раньше, возможности посвятить Маргрет в свои планы у него не было. В ее глазах он заметил беспокойство, но она доверяла ему, а значит поймет.

Вынужденная встать перед всем приходом, она набросила на голову шаль и, прячась от взглядов, низко опустила лицо.

При виде ведьм прихожане, точно онемев, стали вести себя тише обычного. Привести в храм прислужниц Дьявола да еще в Божий день, отведенный для проповедей, казалось кощунством.

Святотатством.

Но в минувшее воскресенье они алкали крови, настаивали на расправе над ведьмами, а ведь тогда тоже был Божий день. И сегодня пришло время замолить грех.

Диксон вышел вперед, и люди встревоженно оглянулись на пустующую скамью на хорах. Только смертельный недуг мог помешать графу прийти на воскресную службу. Все присутствующие были свидетелями одержимости леди Анны и теперь гадали: неужто Дьявол обрушил свою длань на самое могущественное семейство в округе?

– Сегодня перед вами выступит мистер Кинкейд, – произнес священник и отошел, бросив на Александра предостерегающий взгляд.

Поднявшись на кафедру, Александр оглядел испуганные лица и попросил небеса о прощении за то, что он собирался сделать: придать Джанет Рейд после смерти тот образ, которого при жизни она избежала, чтобы ее гибель не была напрасной.

– Прихожане! Вместе мы пережили трудные времена. – Он сделал вдох, выравнивая голос. Маргрет не поднимала головы. – Вы пригласили меня сюда, потому что ощутили на себе гнет Сатаны. Вы знали, что вас окружили ведьмы, однако бороться со злом в одиночку вы не могли.

От этого напоминания на лица людей набежал страх. И вновь Александр пожалел, что другого пути у него нет. Он так хотел рассказать им, что все это – ложь, надувательство, жестокий фарс, что никаких ведьм не существует, что Джеймс Скоби и ему подобные – грязные мошенники… Хотел, но не смел. Чего он добьется? Они слепо уставятся на него, как если бы он сказал, что солнце не встает каждый день на востоке, а потом, без сомнения, забьют камнями за богохульство.

Нет, правдой Маргрет не спасти. Только ложью.

– Обнаружилось, что среди нас и впрямь жила ведьма.

Бесси Уилсон скептически насупилась, скрестив на груди руки, а Элен Симберд подняла подбородок и широко улыбнулась стоящему напротив мужу. Тот отвернулся.

– И звали ту ведьму Джанет Рейд.

Маргрет рывком вскинула голову. Если бы он верил в то, что ведьма способна убить взглядом, то испугался бы за свою жизнь.

Доверься мне, мысленно заклинал ее он. Доброе имя твоей матери уже не спасти, но твое – еще можно.

– Скрываясь от правосудия, Джанет Рейд бежала из Эдинбурга сюда, в Кирктон, где втайне распространяла зло.

Люди зашептались. Им было легко поверить в эту историю. С севера деревни доносились крики. Женщина, которую никто никогда не видел, восседала на телеге, неподвижная точно каменное изваяние. Она изрыгала проклятия, видела духов, что-то бормотала на непонятном языке, а потом убежала навстречу смерти за холмы.

Она была застывшая как камень, когда ее перевезли через мост. Я сам видел… Сатана помог ей вырваться на свободу, и она мчалась так быстро, будто летела по воздуху…

– После того, как эту женщину, эту ведьму, наконец-то вычислили и допросили, она сбежала к своему хозяину Сатане, который забрал ее к себе и умыкнул от Божьего правосудия.

Теперь все смотрели на Маргрет, ибо он подтвердил их давние подозрения. Странные глаза. Пугающий взгляд.

– Но прежде я успел выяснить, что она сделала. Не желая делиться вниманием Сатаны, она околдовала женщин, представлявших по ее мнению угрозу. Зло творила она одна. Вдова Уилсон и Элен Симберд не заключали союз с Сатаной и теперь, когда Джанет Рейд мертва, освободились от наложенных на них чар.

Он задержал дыхание, надеясь, что приговор прозвучал достаточно убедительно.

Хмурое лицо Бесси Уилсон разгладилось, и у нее вырвался крик:

– Слава тебе Господи!

Улыбка Элен Симберд поблекла.

– Вы хотите сказать, что я не ведьма? – озадаченно спросила она.

– Нет, – мягко ответил он. – Вы не ведьма.

Она посмотрела на свои ладони так, словно видела их впервые, потом ощупала свои плечи, провела руками по бокам и с разочарованием на лице перевела взгляд на Александра.

– А вы уверены?

Поднялся староста Пратт.

– Меня тоже интересует этот вопрос, мистер Кинкейд. Откуда у вас такая уверенность?

Теперь он должен предоставить им доказательство в виде авторитетного мнения со стороны.

– Это было самым сложным делом, – начал он. Люди закивали, довольные тем, что он принял во внимание их страхи. – Поэтому вчера я отправился в Джедборо, чтобы проконсультироваться с главным судьей тамошней Комиссии. Он-то и рассказал мне об этой ведьме и о том, что произошло в Эдинбурге. Вместе мы сложили части истории воедино. Судья Форбс сказал, что деревня чудом избежала погибели, и просил поблагодарить преподобного Диксона, графа и всех старост за добросовестную работу.

Ложь ядом осела на языке. Ничего. Скоро он отсюда уедет. Диксон был прав. Забрать женщин из родной деревни было бы смертным приговором, а не спасением. Нужно сделать все возможное, чтобы успокоить их, чтобы они остались жить в мире друг с другом. И примирились с последствиями.

Жестом он отпустил стражников, и они, поскольку охранять теперь было некого, разошлись.

– А как же она? – выкрикнул кто-то, уже не заботясь о соблюдении воскресного покоя. – Что будет с ведьминым отродьем?

Александр рискнул взглянуть на Маргрет. В ее глазах стояло разочарование. Он все объяснит. Она поймет. У него не было другого выхода.

– Эти две женщины невиновны, а дочь ведьмы я отвезу на суд в Эдинбург.

В ее взгляде больше не было ни капли доверия. Только изумление, ярость и страх.

И ненависть.

Ее снова обступили стражники.

– Она проведет ночь под охраной в десятинном амбаре, – завершил он свою речь. – А на рассвете мы уедем. – Он долго спорил с Диксоном, но тот остался непреклонен. Путешествовать в воскресенье было нельзя, и точка. Он не мог увезти Маргрет до наступления понедельника.

Он сошел с кафедры, не желая больше отвечать на вопросы. Завтра. Завтра они уедут, и она будет в безопасности.

Заступая на кафедру, Диксон незаметно и, кажется, одобрительно кивнул ему.

– А где граф? Где его дочь?

– Дома, – ответил священник и взглянул на Александра, прося его о помощи.

– После смерти Джанет Рейд злые чары, наложенные на его дочь, распались, – произнес он. – Преподобный Диксон всю ночь молился о ее здоровье. Она поправляется, и скоро вы увидите ее прежней.

Он надеялся, что это будет не так. Что она уже не будет человеком, способным приговорить другого человека к смерти лишь затем, чтобы уклониться от нежеланного брака и ежедневного чтения Библии.

С легкой улыбкой Диксон вновь повернулся к собранию.

– У графа и его семьи, – заговорил он, и голос его зазвучал уверенно, а поза расслабилась, – есть много причин благодарить Бога за милосердие. В знак благодарности за исцеление дочери граф преподнесет Церкви подарок: деньги на то, чтобы нанять для ваших детей школьного учителя.

Люди зашептались, но теперь радостно. Прошли годы с тех пор, как их бедный приход мог позволить себе учителя.

Но на заднем ряду кузнец и его жена, которая по привычке держалась за уже пустой живот, обменялись тоскливыми взглядами.

Я заплачу сколько потребуется, пообещал Оксборо.

Александр шепнул об этом Диксону, и тот, кивнув, повернулся к пастве.

– И еще граф купит кузнецу новую корову.

Жена кузнеца ахнула и взяла мужа за руку, а тот улыбнулся – впервые на памяти Александра.

Маргрет не улыбалась.

Он назвал и ее, и ее мать ведьмами, и когда ее уводили, она оглянулась и посмотрела на него со всей враждебностью, которую предполагало это название.

И когда прихожане склонили головы в благодарственной молитве, он попросил небо о своем: чтобы завтра, когда он все объяснит, она поняла его и простила.

***

Я обещаю, сказал он. Верь мне.

И она, идиотка, поверила.

Но как только за нею захлопнулась дверь десятинного амбара, она поняла, что больше никогда в жизни не повторит этой ошибки.

Он назвал Джеймса Скоби убийцей, но сам был не лучше. Сперва он погубил ее мать. Потом ее доброе имя.

А теперь он убьет ее.

Она поверила в то, что он другой, что его поступки будут другими. Как можно было совершить подобную глупость? Она же с самого начала знала, кто он: охотник на ведьм. Ровно такой же, как все остальные, только хитрее. Заговорил ей зубы, чтобы проникнуть в их дом, в их жизни…

В ее постель.

Ты должен быть уверен, сказала она, точно девственница, которой тогда и являлась, думая убедить его в своей невиновности.

А он нашел метку и убедился в обратном.

Все, что он говорил, все, чем они занимались, все те причины, по которым она поверила ему, все это происходило в моменты, когда они были наедине. Он втерся к ней в доверие лишь затем, чтобы получить свое удовольствие. А после очернил ее перед всем белым светом и вынес приговор.

Она зажмурилась, глотая подступившие к горлу слезы, и стиснула кулаки. Пошатываясь, споткнулась о мешок с ячменной мукой и в исступлении начала пинать его, вымещая свою ярость.

– Я… не допущу… никаких… воспоминаний. – Удар за ударом, между каждым словом, пока в солнечных лучах, струящихся сквозь просветы в кладке каменных стен, не заплясала мучная пыль.

Но воспоминания не слушались. Они окружили ее, всепроникающие точно частички муки, которые набивались в рот, липли к волосам, оседали снежинками на плечах. Его рот, голодный и теплый на ее губах, его горячее тело, соприкасающееся с нею от плеч до лодыжек, когда он обнимал ее во сне, его голос, вибрирующий и хриплый, когда он шептал ей на ухо…

Я никогда никого не испытывал.

Боже… она поверила даже в это. Поверила, когда он сказал, что разоблачит злодеяния Скоби.

Только полная дура могла позволить любви себя одурачить. Но больше – никогда.

Когда прошли слезы и вернулось самообладание, она залезла на вершину сваленных в кучу мешков, чтобы выглянуть наружу из щели под потолком. Солнце уже зашло за холмы. Наступили сумерки. Прихожане вереницей потянулись из церкви, расходясь по домам.

В дверном проеме церкви она увидела Александра. Он разговаривал со священником. Все такой же высокий и сильный, только плечи поникли, чего раньше она за ним не замечала. Вместе с Диксоном он прошел мимо амбара, знакомой походкой, сильной и плавной, словно плыл над землей.

Потом остановился и сделал шаг в сторону амбара. Маргрет сжала в кармане рукоять спрятанного там медного шила. Она заколет его, если придется. Пойдет на все, но не подпустит его к себе…

Священник, качая головой, придержал его за плечо, и Александр повернул назад. Они о чем-то коротко переговорили. Она не расслышала, о чем. Диксон хотел присоединиться к нему? Или отговаривал?

Александр оглянулся на амбар. Завтра, читалось в его взгляде. Предупреждение.

Они зашагали прочь и исчезли за деревьями.

Она всмотрелась вдаль, на синеющие, зловещие очертания холмов. Там погибла ее мать – одинокая, испуганная, окруженная демонами, которых породил ее разум. Туда она убежала от своих мучителей и бросилась в распростертые объятья смерти.

Что ж, на примере матери Маргрет твердо уяснила одно: для ведьмы есть один-единственный способ выжить – побег. И когда она убежит, искать ее наверняка будут там, куда ушла ее мать – на холмах. Но испытывать судьбу на припорошенных снегом Чевиотских холмах значило бы, что она желает найти забвение, которое нашла ее мать.

Ничего подобного она не хотела.

Она желала смерти, но не себе, и потому, убежав, направится не на холмы.

Маргрет потрогала острое шило в кармане. Она найдет ему совсем другое применение.

Глава 25.

Маргрет дождалась, пока совсем стемнеет, а человек за дверью ее узилища захрапит.

Будить уже приговоренную ведьму было без надобности.

Очень медленно она отворила дверь. Скрипнули петли. Она затаила дыхание. Стражник спал. Он лежал на некотором расстоянии, не под дверью, а ближе к углу постройки, рассудив, вероятно, что безопаснее держаться подальше от входа, откуда мог вылететь ведьмин дух.

Выскользнув наружу, она крадучись пошла через деревню, никем не замеченная и не услышанная. Люди крепко спали, очевидно уверившись, что сегодня ночью никакие призраки не будут блуждать в ночи и тревожить их сны.

Она остановилась всего один раз, у дома священника. Взглянула на маленькое окошко на верхнем этаже. Спит ли он или лежит без сна? Думает ли о ней?

Сожалеет о чем-нибудь?

Из погруженного в темноту дома не доносилось ни звука, ни шороха.

Она опустила голову. Ни о чем он не сожалеет и ни в чем не раскаивается. Спит себе крепким сном, охотник на ведьм.

Ее верный пони был где-то в деревне, стоял на привязи у ограды или на конюшне. Она подумала не поискать ли его, но риск был слишком велик. Волнения последних дней изнурили, казалось, даже животных, и они вместе со всей деревней притихли и погрузились в дрему. Если их потревожить, если кто-нибудь явится на шум, то ее поймают.

Подавив сожаления, она повернулась к деревне спиной.

И бросилась бегом через мост. Прочь отсюда.

На волю.

В горле пузырьками забурлил смех, и она раскинула руки навстречу усыпанному звездами небу, закружилась в приступе сумасшедшей радости, обдуваемая холодным, очистительным ветром, что смывал с нее зловоние плена. Закружилась голова. Оступившись, она упала на колени на мерзлую, сырую землю и подняла лицо к небу.

Ночь стояла ясная, без тумана, и под ласковым сиянием звезд она на миг представила, что ничего не изменилось. Что она вновь прежняя Маргрет, которая в короткие мгновения уединения на пути от коттеджа к деревне избавлялась от роли дочери и становилась просто собой. Теперь этот путь подарил новое избавление. Здесь некому было назвать ее ведьмой.

Но кто же она теперь, когда никто ее не видит? Не дочь, не жена.