Текст книги "Я праздную себя. Будь спокоен и знай"

Автор книги: Бхагаван Раджниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

Такой глубокий поиск, наверное, был скрыт, загнан глубоко в бессознательное Конфуцием. Внезапно он проступил на поверхность. Увидеть этого человека было достаточно, чтобы знать, что путь ведет к Ма-цзы. Если этого человека, не мастера, окружает такая таинственная аура, энергия, харизма, каким тогда будет Ма-цзы? Ничего не сказав ему,

Танка тут же отправился в Косэй. Когда он увидел Ма-цзы, мастер притянул к себе голову Танки и долгое время смотрел на него – смотрел ему в глаза – лицом к лицу. Затем Ма-цзы сказал: “Секито с горы Нангаку будет твоим мастером”.

Он смотрел в глаза этому молодому человеку – какой у него потенциал? Кто будет для него правильным мастером? Должен ли я его принять? Будет ли быстрее со мной или с Секито?

Вы видите не-соревнующийся мир дзен. Он увидел в глазах этого молодого человека, что Секито будет гораздо более подходящим мастером, чем он сам. И он сказал ему: “Секито с горы Нангаку будет твоим мастером”.

Увидев Ма-цзы, он смог увидеть разницу между человеком дзен и мастером дзен. Человек дзен – небольшое огонек; мастер дзен – целый лесной пожар.

И когда Ма-цзы смотрел ему в глаза, он тоже смотрел в глаза Ма-цзы. Он видел сострадание, огромную любовь. Именно из сострадания и любви он говорит ему: “Иди к Секито. Это будет быстрее; здесь тебе потребуется немного больше времени. Зачем тратить время впустую?” И Ма-цзы произвел на него такое впечатление, что он немедленно последовал его совету.

И Танка пришел на гору Нангаку. Когда он увидел Секито, Секито сказал Танке:

– Иди и работай в комнате, где шлифуют рис.

Это всегда происходит в дзенских монастырях, когда приходит новый посвященный, даже когда он входит в комнату – то, как он идет, то, как он сидит – мастер свидетельствует, что будет правильно для него поначалу. Его нужно тренировать согласно его потенциалу.

Ни один дзенский мастер никогда себя никому не навязывает. И Секито сказал ему... глядя на него, он почувствовал, что ему сначала нужно научиться, обождать. Он сказал: “Иди и работай в комнате, где шлифуют рис”.

Танка поклонился и ушел в общежитие. Он три года работал на кухне.

Он никогда не приходил снова и не спрашивал Секито: “Сколько мне еще шлифовать рис?”

Дзенский мастер создает безмерное доверие.

Это не верование – верование в теории,теологии.

Доверие – это личная близость, чувство: “он понимает меня; этого достаточно. Теперь он меня позовет, когда настанет время”.

Люди иногда ожидали не только три года, но и тридцать лет, шлифуя рис.

Однажды это случилось...

Один человек тридцать лет шлифовал рис, и мастер сказал ему: “Пока я тебя не позову, ты не должен приходить ко мне. И ты не должен посещать ученые дискуссии в монастыре, не должен читать писаний. Просто шлифуй рис с утра до поздней ночи. Здесь десять тысяч монахов, и ты должен позаботиться о рисе”.

И на тридцать лет он совершенно забыл мышление – потому что какая необходимость думать, если ты каждый день, тридцать лет, шлифуешь рис? Почти половину жизни он провел за шлифованием риса. И это такой простой процесс, что никакого ума не нужно, не нужно никакого мышления. И ему было запрещено посещать лекции, даже приходить на проповеди, приходить на дискуссии монахов, ему было велено не читать писаний. Для него было совершенно закрыто все, что могло создать ум. Ему была дана простая задача, которая должна была разобрать ум. Какой бы у него ни был ум, он будет разобран.

И эти люди обладали огромной силой, цельностью. Просто ждать тридцать лет, без всякой жалобы, даже не видя больше мастера... и просто потому, что мастер сказал: “Это единственное, что ты должен делать”. Он даже не разговаривал ни с одним другим монахом. Люди просто забыли о нем.

Он жил в небольшой хижине у кухни. Утром он входил в кухню; поздно вечером он возвращался в свою хижину, засыпал. Это был простой процесс. Через тридцать лет никакого ума не было.

И произошел один случай. Мастер старел, и, видя, что приближается его смерть, он сообщил десяти тысячам монахов – исключая того, который просто шлифовал рис: “Если кто-нибудь из вас хочет стать моим преемником, придите ночью и напишите на моей двери суть, самую суть дзен”.

Там были великие ученые, и весь монастырь знал, кто был самым ученым человеком; может быть, будет выбран он. Ученый человек, когда мастер уснул, подкрался очень тихо, чтобы никто не узнал, кто это написал. Даже он боялся; он знал мастера. Его нельзя было обмануть, это было точно. И он сам знал, что ничего не знает о дзен в том, что касается опыта, хотя и может произнести ученое изречение. Но этот старый парень не будет обманут ученостью.

И он написал прекрасное утверждение; он написал его на двери, очень тихо, чтобы мастер не проснулся: “Дзен есть не что иное, как выход из ума, и запредельное открывает двери”. Но он не подписался, боясь, соблюдая большую осторожность: “Если он найдет это правильным, я встану и скажу, что это написал я. Если он найдет это неправильным, я просто промолчу”. Этот старик бил учеников.

Утром, когда мастер открыл дверь и увидел это утверждение, он сказал:

– Какой идиот это написал?

И от десяти тысяч монахов не было никакого ответа.

И он смыл его и сказал:

– Не портите мне дверь! Если вы не знаете... Я могу умереть без преемника, но не потерплю, чтобы моим преемником был школяр.

Конечно, утверждение было совершенно правильное, и его нельзя улучшить: “Дзен – это выход за пределы ума”. Нельзя было его сжать яснее и точнее. Но у мастеров есть свои способы узнавать...

Двое монахов просто прошли мимо шлифовальщика риса. Люди даже не знали его имени, они просто называли его шлифовальщиком риса. Он не считался даже монахом; он никогда никому не говорил, что был посвящен, и никого не заботило, как его звали. Он никогда не приходил на лекции, никогда не посещал медитаций, никогда не участвовал в ученых дискуссиях. А весь монастырь с жаром вел всевозможные философские дискуссии; когда читались писания, сутры Гаутамы Будды, он никогда не приходил. Что это за человек?.. Делает только одно... люди совершенно забыли, сколько лет он это делал.

Двое просто прошли мимо него, обсуждая: “Это предложение совершенно правильно, но этот старик очень странный... как ему удалось узнать, что это интеллектуальное утверждение, но не экзистенциальное, не основанное на опыте?”

Впервые монах, шлифующий рис, рассмеялся. За тридцать лет это было его первым самовыражением. Двое монахов посмотрели на него и сказали:

– Почему ты смеешься? Мы никогда не видели, чтобы ты смеялся...

Он сказал:

– Я засмеялся, потому что тот, кто это написал, должно быть, был идиотом!

Они сказали:

– Точно! Именно это сказал мастер! Можешь ли ты написать что-нибудь лучше?

– Я не умею писать, – сказал он. – Я разучился. Тридцать лет назад я немного умел писать, но теперь разучился. И, в любом случае, кому захочется быть преемником?

Они были потрясены:

– Это человек странный. Тридцать лет в полном молчании, внезапный взрыв...

Среди ночи мастер пришел к шлифовальщику риса и сказал:

– Можешь ли ты это улучшить?

И монах, шлифовавший рис, сказал:

– Никакого ума нет; как можно выйти за его пределы? И запредельного нет – все здесь и сейчас. Не нужно никуда идти, даже за пределы ума. Ум – это вымысел, и люди создали еще один вымысел о том, чтобы выйти за его пределы. Но прости меня. Я не хочу быть твоим преемником. Я так счастлив. Ты такой великий человек, ты дал мне такую медитативную работу...

Мастер сказал:

– Тебе придется принять это и стать преемником, потому что нет больше никого, кому я могу это доверить. Все они наполнены ученостью и всевозможным знанием. Ты – нужный человек, и я ждал эти тридцать лет: может быть, он станет преемником. Это ожидание доказало мне абсолютно, что, должно быть, ты пережил что-то, что позволяет тебе оставаться центрированным, без всякого беспокойства, без всякого напряжения. Ты не сказал никому ни слова; ты просто делаешь свою работу и засыпаешь. Но эти ученые и амбициозные люди создадут для тебя проблемы. И я принес тебе мою робу, посох и шапку – это были вещи, которые преемник получает от мастера. – Возьми эту робу, этот посох, эту шапку.

Он надел ее на голову шлифовальщика риса и велел ему как можно быстрее бежать из монастыря.

– Просто пойди далеко в горы. Те, кому ты нужен, до тебя доберутся. Но остерегайся! Если кто-нибудь из этого монастыря об этом узнает, тебя убьют. Они не примут шлифовальщика риса как своего мастера.

И бедняга взял робу и посох и бежал. Но пока он выбегал в ворота, его увидел привратник, в робе, шапке и с посохом мастера. И он тут же сообщил амбициозным монахам, который пытались и работали над тем, чтобы улучшить это утверждение:

– Остановитесь! Человек выбран.

– И кто же он?

– Помните ли вы человека, который пришел тридцать лет назад и тридцать лет не разговаривал? Шлифовальщик риса! Я только что видел его, он выбегал в ворота с посохом мастера и шапкой на голове, а робу держал в руках!

И амбициозные люди схватили мечи и бросились туда, куда указал им привратник. И вскоре они нашли этого бедного шлифовальщика риса, окружили со своими мечами и сказали ему:

– Отдай нам робу. Ты не знаешь о дзен ни единого слова.

Бедняга рассмеялся. Он сказал:

– Вы думаете, есть слово, которое человек должен знать, прежде чем узнать дзен?

Они были потрясены. Это была правда, но все же их амбиции... и они не могли его принять. Но он сказал:

– Никакой проблемы нет. Оставьте мечи в ножнах, беспокоиться не о чем. Вот вам шапка – и он бросил шапку на землю. – А вот вам роба, а вот посох. Если можете их взять, возьмите.

Но, хотя они и были амбициозны, в них был определенный здравый смысл, так как они долго прожили с мастером. Как они могут их взять? Если мастер дал их ему, это было абсолютно неправильно. И они знали, что не знают, а этот парень, кажется, знает. И неважно было, что он – шлифовальщик риса.

И они коснулись его ног и сказали:

– Мы были неправы. Нами двигали только амбиции. Пожалуйста, вернись.

Он сказал:

– Но я не хочу быть преемником. Я отказался, но старик так настаивал. Пожалуйста, возьмите все эти вещи. Пусть преемником будет любой, кто захочет. Я ухожу в горы.

– Нет, ты должен вернуться, – сказали они.

Он стал преемником.

Дзен – это очень странный путь. Не нужно никакой учености, не нужно никакого знания. То, что нужно – это безмерное молчание, и ожидание, и наблюдение... когда время приходит, существование изливает в вас свои тайны.

Таким образом, тридцать лет он проработал на кухне.

Теперь сутра:

Наш Возлюбленный Мастер,

Однажды Секито объявил во всеуслышание, что на следующий день все будут полоть траву напротив зала будды. На следующий день все монахи собрались с серпами в руках, но только Танка пришел с подносом, полным воды. Прежде чем прийти сюда, он вымыл голову, но волосы еще не были обриты. Теперь он встал на колени напротив Секито, и, увидев его, Секито рассмеялся и обрил ему голову. Как обыкновенно делал мастер, Секито дал Танке определенные заповеди, но когда он это делал, Танка отошел, закрыв руками уши...

...Подавая знак, что “мне не нужно никакого знания, я это знаю. Не наполняй мои уши ерундой. Не наполняй мои уши словами. Я пережил опыт внесловесного”. Этот жест Танки показывает, что он достиг.

Затем Танка отправился в Косэй, чтобы встретиться с Ма-цзы. Прибыв в монастырь... – поскольку именно Ма-цзы послал Танку к Секито; теперь он завершил работу. Он дал обрить себе голову, когда завершил работу. Обычно, когда человек становится монахом, ему бреют голову. Но поскольку ему было велено тут же отправляться на кухню и там работать... В эти три года, просто ожидая, наблюдая и оставаясь осознанным, он реализовал саму свою природу. Сама эта природа – будда, и теперь было правильное время для посвящения. Прежде этого это посвящение было бы формальным. Теперь это было подлинное посвящение. И именно поэтому, когда он склонился перед Секито, мастер рассмеялся: “Этот парень действительно хитрец! Он не брил головы все эти три года. Он ждал момента, когда будет действительно достоин посвящения”.

Он обрил ему голову, и, как делает каждый мастер после бриться головы – это процесс посвящения, – дал ему несколько заповедей. Но когда он это делал – давал заповеди – Танка отошел, закрывая руками уши, показывая Секито абсолютно ясно: “Ты ничему не должен меня учить. Ты применил ко мне средство, и я пришел в состояние, в котором не нужно никакого учения”.

Затем Танка отправился в Косэй, чтобы встретиться с Ма-цзы, – потому что тот был его первоначальным мастером, который посмотрел ему в глаза и направил в нужное место, где он быстро стал буддой. Ему нужно было выразить благодарность, показать, что он достиг, и получить его признание.

Прибыв в монастырь, он пришел в зал и, взобравшись на статую Манджушри, остался там сидеть.

Манджушри – один из очень важных просветленных учеников Гаутамы Будды. Он выбрал статую Манджушри – наверное, были другие статуи: Сарипутры, Махакашьяпы, Маугальяна, других учеников, которые стали просветленными при жизни Гаутамы Будды. Таким образом, они были оригинальными силами. Манджушри был избран по определенной причине, потому что... Я должен вам немного рассказать о Манджушри.

Манджушри всегда сидел под деревом, под одним и тем же деревом. Он никогда не задавал Гаутаме Будде вопросов, никогда не читал никаких писаний. Каждый день он приходил, когда Гаутама Будда говорил, утром, вечером. Он сидел под деревом с закрытыми глазами. И все недоумевали, почему он ничего не спрашивает.

Однажды утром, внезапно, когда пришел Будда... Манджушри сидел под деревом. Вдруг цветы дерева стали осыпаться на Манджушри. Должно быть, дерево расцвело сотнями цветов, и они осыпались как дождь. И Будда велел всем десяти тысячам учеников смотреть, что происходит. Все смотрели – и не могли поверить своим глазам. Почему цветы падают на голову Манджушри, на его тело, на колени? Он почти покрыт цветами.

Гаутама Будда объявил:

– Манджушри стал просветленным. Даже дерево дает ему признание. Существование празднует.

И Манджушри достиг, не задав ни одного вопроса, не получив ни одного ответа – просто ожидая в молчании. Природа праздновала. Одна из амбиций природы была удовлетворена: еще один человек стал буддой, достиг предельного сознания.

Танка, конечно, выбрал статую Манджушри и сел на ней:

Другие монахи были изумлены и доложили Ма-цзы. Он вошел, посмотрел на Танку и сказал:

– Мой сын – теннен.

На китайском языке теннен значит “естественный”. Это было само качество Манджушри. Он сонастроился с природой. Просто сидя под этим деревом, он стал с ним почти одним целым. И когда он стал просветленным, дерево не могло удержаться от искушения осыпать его цветами – на дереве не осталось ни одного цветка. Все цветы осыпались.

И просветление Манджушри называется естественным, спонтанным просветлением, без всякого метода, без всякого средства. “Теннен” значит “естественный”, и когда Ма-цзы увидел его, сидящим на статуе Манджушри... каждый из учеников Ма-цзы был как громом поражен, не мог поверить, как себя ведет этот человек. Но Ма-цзы увидел: этот человек изменился. Это больше не тот человек, которому он смотрел в глаза. Он просто сказал: “Мой сын – теннен”. Мой сын – естественный, естественный будда.

Танка сошел, поклонился и сказал:

– Спасибо, что ты дал мне имя дхармы.

Он принял имя “Теннен” как имя дхармы, как саньясинское имя. С тех пор он стал называть себя Танка Теннен. Танка Естественный.

Тогда Ма-цзы спросил:

– Откуда ты пришел?

– Я пришел от Секито, – сказал Танка.

– Путь Каменной Головы скользок. Не упал ли ты? – сказал Ма-цзы.

Танка ответил: “Если бы я упал, то не пришел бы сюда. Я просто ждал бы. Я не упал, я поднялся выше”.

Вот почему он сидел на голове Манджушри – объявляя: “Я другой Манджушри, и я не упал; иначе я не пришел бы сюда. Я не пришел бы и не показал бы тебе своего лица, если бы не стал буддой”.

Этот человек, Танка Теннен, стал мастером по собственному праву. Все его учение заключалось в том, чтобы просто быть естественным.

Вот и все мое учение: просто будьте естественными. Естество есть дхамма, естество есть дао, естество есть дзен. И в то мгновение, когда вы естественны, вы будете тотчас же осыпаны цветами. В то мгновение, когда вы естественны, вы тотчас же сможете не только праздновать и танцевать, но и все существование вокруг вас будет танцевать и праздновать.

Хакуин написал:

Ваше пение-и-танец -

Не что иное, как голос дхармы.

Ваше празднование, ваше пение-и-танец, – не что иное, как сама ваша природа. И эта природа была искалечена вашими так называемыми религиями – вашим Богом, вашими священниками, вашими теологами.

Дзен – это восстание против всех религий. Он всецело за религиозность, но не за религию. Религиозность – совершенно другое явление, нежели религия. Религия – доктрина, кредо, культ, организация. Религиозность – это просто качество, расцветающее в вас естественно. Вам нужно только глубоко войти внутрь себя, чтобы найти семя будды, которое существует в самом центре вашего существа.

Все наши медитации направлены только на одно: как привести вас к этому семени, где скрывается будда, точно как в семени скрываются цветы. И как только вы достигаете центра, семя начинает расти.

Тогда стать буддой – не очень отдаленное явление. Вы начали становиться буддой, встали на путь, который ведет к трансформации. Прямо сейчас все вы – бодхисатвы, будды по сути, в семени. Если вы сможете найти центр своего существа, вы найдете весь центр существования.

Стоит только найти его, и тотчас же что-то начинает в вас расти -гигантский будда внезапно показывается на поверхности. Вы исчезаете. Вы полностью уходите в океан, точно как капля росы. Вас больше нет, есть только жизнь – танцующая, празднующая.

Вопрос Маниши:

Наш Возлюбленный Мастер,

Ницше выдвигает идею, что человек ищет истину только потому, что предполагает, что истина принесет утешение, лекарство.

Но, говорит он, может быть, истина “существует только для душ, которые одновременно сильны и безвредны, полны радости и покоя... Как несомненно и то, что только такие души окажутся способными искать истину”.

Согласен ли ты с ним?

Маниша, я абсолютно согласен, потому что то, что он говорит, абсолютно истинно. Но это утверждение не вяжется с самим Фридрихом Ницше. Оно было бы совершенно правильно, если бы это сказал Будда.

Вы должны понять разницу. Фридрих Ницше был всего лишь интеллектуалом; он пришел к этому заключению путем логики. Он натолкнулся на правильные вещи, но они были нащупаны в темноте. Будда не спотыкается в темноте, он живет в несказанном сиянии.

Таким образом, то, что он говорит, правильно, но неправилен человек, который говорит. Я согласен с утверждением, но не согласен с Фридрихом Ницше.

Понять это вам будет немного трудно: различие очень тонко. Его утверждение правильно, но это не его опыт. Он сам не был человеком радости – очень печальным. Он не был человеком, который мог петь и танцевать; это было гораздо ниже его. Он был серьезным философом. Философы не танцуют. Они смотрят на танцующих как на глупцов: “Что вы делаете?”

Но даже без ясно очерченного опыта Ницше – редкое явление. Будды всегда говорили это, но этот человек, не будучи просветленным, бессознательно натолкнулся на истину, которая была не его опытом, но только логическим заключением.

Совершенно правильно, что люди, которые ищут истину, в своем большинстве ищут истину потому, что предполагают, что истина будет утешением, лекарством. Это больные люди. Их старое утешение отнято: Бог умер. Теперь они ищут истину, чтобы заместить Бога, и они снова хотят быть утешенными.

Молитва умерла, и они ищут медитацию. Может быть, медитация станет заменителем. Но это люди, которые ее не найдут.

Он говорит: истина “существует лишь для душ, которые одновременно сильны и безвредны, полны радости и мира”. Он не был полон ни радости, ни мира; он был одним из самых напряженных людей, которые только ходили по земле. И в конце концов его пришлось поместить в сумасшедший дом. Его тревога стала такой серьезной, что держать его в доме стало опасно, и его пришлось передать в приют для умалишенных.

Но то, что он говорит, совершенно правильно. Только человек мира, молчания, радости, человек, способный танцевать и петь, человек, способный праздновать – это человек, который может искать и найти истину.

Я пытаюсь всеми возможными способами сделать вас несерьезными, ненапряженными. Смейтесь, танцуйте, пойте, празднуйте, потому что именно такие люди найдут, что в них возникает огромная сила, которая оставалась спящей. Именно такие люди достигнут силы, но этой силой никому не причинят вреда. Их сила будет для мира благословением. Она не будет силой, которая разрушает, она будет силой, которая творит. Они будут творцами.

И именно эти люди узнают – люди, которые исчезли в радости, в танце, и их не стало. Только сознание, остается лишь чистое сознание. Это чистое сознание мы назвали пробужденным сознанием, просветленным сознанием; мы назвали его самадхи, или сатори... Гаутама Будда – это только имя, представляющее это предельное цветение.

Пришло время быть несерьезными!

Время Сардара Гурудаяла Сингха...

Марта Ворчунья и Милдред Мышиное-Дыхание, две домохозяйки средних лет, беседуют по душам за чашкой кофе.

– Я больше не знаю, что делать с моим мужем, – фыркает Марта. – Он никогда не приходит домой раньше трех утра.

– О боже! – вздыхает Милдред. – Мой муж тоже был таким – но перестал!

– Правда? – спрашивает Марта. – Что заставило его измениться?

– Его заставило измениться то, – говорит Милдред, улыбаясь, – что однажды, когда он прокрался в двери в три утра, я сладким голосом позвала: “Это ты, Раймонд?”

– И это все? – спрашивает Марта.

– Так точно и есть! – объясняет Милдред.

– Но я не понимаю, – говорит Марта, – почему это должно было его остановить?

– Все просто, – объясняет Милдред. – Его зовут Сидней.

Джек Придурок однажды гуляет допоздна и приходит домой в три часа утра. Он входит в спальню и находит, что его жена, Джилл Придурок, не спит, а лежит, обнаженная, в постели.

– Какого дьявола ты пропадал до трех ночи? – вопит Джилл в ярости.

Не обращая на нее внимания, Джек снимает пальто и открывает шкаф. К своему изумлению, там он обнаруживает голого мужчину, скорчившегося на полу.

– Что это за чертовщина? – кричит Джек.

Джилл садится в постели и вопит:

– Не увиливай от ответа!

Было солнечное утро на пляже Мыса Катастроф, и Прюнель Многоугольник, очень невзрачного вида девушка, блуждала в грезах наяву. Она споткнулась о бутылку, лежащую в песке, и чуть не упала в обморок, когда пробка из бутылки вылетела и – “Паф!” – из нее выскочил джин.

Джин почесался и потянулся, потом поглядел на Прюнель и объявил:

– Ах! Я навечно у вас в долгу, юная дама. Вы освободили меня из тысячелетнего заточения. Просите что угодно, я исполню ваше желание.

Прюнель Многоугольник не может поверить своей удаче и ни секунды не колеблется.

– Я хочу фигуру как у Софи Лорен, – говорит она, – улыбку как у Ракель Уэлш, волосы как у Бриджит Бардо, и грудь как у Саманты Фокс. И глаза как у Элизабет Тейлор, и зад как у Мэрилин Монро.

Джин смотрит на Прюнель долгим взглядом и говорит:

– Милая, пожалуйста, засунь меня обратно в бутылку.

Ниведано...

Ниведано...

Будьте в молчании... почувствуйте, что ваше тело совершенно застыло.

Это подходящее мгновение, чтобы обратиться вовнутрь.

Соберите всю свою энергию... и со всей тотальностью сознания устремитесь к центру своего существа. Центр существа находится точно в двух дюймах от пупка, внутри тела.

Все, что вам нужно – это такая срочность, словно это мгновение в вашей жизни последнее. С огромной срочностью и интенсивностью поспешите к центру.

Быстрее и быстрее...

Глубже и глубже...

По мере того как вы приближаетесь к центру, на вас нисходит несказанное молчание, словно мягкий дождь.

Вы его чувствуете.

Вы ощущаете его прохладу.

Еще немного глубже, еще немного ближе к центру... и в вас возникает безмерный мир, ошеломляя вас.

Когда вы подходите еще немного ближе, внезапно возникает сияние: все ваше существо становится светом.

Теперь шагните в самый центр.

И вы начинаете чувствовать, как вас опьяняет божественное.

Именно это называется экстазом.

Из этого экстаза – все празднование.

Когда вы центрированы в своем существе, вас больше нет. Вы пришли к семени – бодхисатва растворился в будде.

Лицо Гаутамы Будды – оригинальное лицо каждого человека. Единственное качество, которым обладает Гаутама Будда – свидетельствование.

Свидетельствуй, что ты – не тело.

Свидетельствуй, что ты – не ум.

И в конце концов свидетельствуй, что ты – только свидетель. Этот чистый свидетель – сакшин – есть твоя предельная свобода. Это твое просветление, это твое освобождение.

Это вхождение в вечный источник жизни.

Именно поэтому я снова и снова говорю: празднуйте. Для меня, жизнь есть празднование. Существование есть празднование.

Вы не можете праздновать в одиночестве, существование участвует во всех измерениях. Природа наслаждается, когда кто-то приходит к самому центру существа. Часть природы стала пробужденной.

Чтобы сделать это свидетельствование глубже,

Ниведано...

Расслабьтесь...

Будьте в позволении.

Это – мир, радость, молчание, сила, которая безвредна, которая созидательна.

Именно на это Ницше натолкнулся в своей темноте и слепоте. Но вы идете с открытыми глазами к самому биению сердца вселенной.

Вся вселенная, кроме так называемых религий, пребывает в каждое мгновение в безмерном праздновании: в птицах, в деревьях, в реках, в океанах, в горах, в звездах. Всюду вокруг вас нет ничего, кроме празднования.

Вам следует в нем участвовать.

Отбросьте все преграды.

Это только вымыслы, а реальность обладает огромной силой.

Свидетельствование сделает эту работу. Свидетельствование -другое название медитации.

В это мгновение Аудитория Гаутамы Будды становится океаном сознания. Десять тысяч будд тают, как тает лед в океане – никаких волн, никакой ряби, абсолютное молчание.

Помните, просветление состоит из трех шагов.

Первый шаг – будда, которого вы переживаете внутри, следует позади вас, словно тень. Это сама ваша природа, ваша дхамма. Это ваш теннен.

Второй шаг – пережив будду позади себя, его тепло, его любовь, его истину, его сострадание, его божественное опьянение... вы постепенно сами становитесь его тенью. Он выходит вперед и становится перед вами – это второй шаг.

И ваша тень начинает мало-помалу исчезать. По мере того как вы таете в будде – это третий и окончательный шаг – вас больше нет.

Есть только будда – вас больше нет.

Есть только просветленная осознанность – вас больше нет.

Лишь только жизнь, празднующая.

Сущий танец радости...

Песня, в которой нет слов, музыка без всякого звука.

Вечность в ваших руках.

Вы слились воедино с космическим целым.

Я праздную себя. Я надеюсь, что скоро вы сможете сказать то же самое: “Я праздную себя”.

Прежде чем Ниведано позовет вас обратно, соберите все эти опыты. Вы должны принести их в свою повседневную жизнь. Это изящество, эта красота, эта честность, интенсивность жизни – и свидетельствование должно стать самим вашим дыханием, биением сердца.

И убедите будду – он в вашей природе; вы никогда его не просили, никогда его не приветствовали... Именно поэтому он прятался в самом центре вашего существа.

Помогите ему прийти вместе с вами.

Он обязательно придет. Он приходил тысячи раз, к тысячам будд. Это прирожденное право каждого живого существа.

Просто попросите его прийти вместе с вами, и он преобразит всю вашу жизнь: в каждом жесте, в каждом слове, в каждом молчании вы будете находить его присутствие, его свет.

Ниведано...

Вернитесь... но вернитесь как будды, полными радости. Огромная безмятежность, чистое молчание... и посидите несколько мгновений, просто чтобы вспомнить, напомнить себе золотой путь, которым вы прошли внутри, и безмолвное, мирное пространство, с которым столкнулись.

Вы видели свое оригинальное лицо, лицо будды.

Почувствуйте присутствие будды позади вас – тепло и прохлада одновременно; сила и скромность одновременно. Молчание – полное отсутствие эго и все же безмерное достоинство.

Именно это заставляет человека праздновать жизнь.

Не может быть ничего большего, чем существование уже сейчас.

Просто участвуйте в танце.

Празднуйте безгранично, и все тайны и секреты существования и жизни будут вам открыты.

Это мое обещание.

Это обещание всех будд, прошлого, настоящего, будущего.

Хорошо, Маниша?

Да, Возлюбленный Мастер.