Текст книги "Электрическое тело (ЛП)"

Автор книги: Бет Рэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– Зунзана – не террористическая группировка! – не сдержавшись, кричит Джек. Его лицо покраснело, дыхание стало тяжелым. Я задела за живое.

– Тогда в чем же дело? – ухмыляюсь.

Джек проводит рукой по волосам.

– Мы… мы просто… Смотри, раньше…

– Раньше что?

– До всего. Мои родители были против СС со времен кризисной войны, и они пытались изменить ситуацию. Не через насилие, – добавляет он, увидев мое лицо. – Политически. Затем…

– Затем? – требую я.

– Затем они начали умирать. Как и любой, кто соглашался с ними. Мы – все, что осталось. Я, Джули, Ксавье, – он произносит фамилию по-французски, за-ви-ай. – Наши родители… все наши друзья… главнокомандующий приказал их всех убить. Может быть, не напрямую, но это не так сложно собрать воедино. Несчастный случай, внезапный переход в кризисное состояние, автомобильная авария… – его голос затихает, и я вспоминаю некролог родителей Джека, двух помощников в кабинете представителя администрации. Автомобильная авария. Интересно, что случилось с родителями Джули и Ксавье? Джек поднимает голову, его глаза пронзают меня насквозь. – Несчастный случай в лаборатории.

Я с трудом сглатываю. Папу убили террористы, а не правительство. Он не имел никакого отношения к политике. Но… Эстелла Беллз тоже не имела никакого отношения к политике.

– Так вот в чем дело! Месть?

Джек разочарованно качает головой. – Нет, нет, конечно, нет, – говорит он, но я не уверена, что верю в это. Если я узнаю, что правительство убило моих родителей, я захочу отомстить так кроваво, что море станет красным.

Джек снова начинает расхаживать по комнате. – Только недавно мы начали понимать, что произошло. Я поступил на военную службу в прошлом году, – он смотрит на меня так, словно это важно для него, но продолжает, когда я не отвечаю. – Потом увидел, что творит правительство с солдатами, людьми из бедных домов, по которым некому было скучать. Людям как Акила.

– Она не умерла, – шепчу я, слыша сомнение в своем голосе. Я повторяю, уже громче. – Она не умерла. И она не имеет к этому никакого отношения.

Мой разум пошатнулся. Я ожидала увидеть целое подпольное движение, систему шпионов и мятежников, а не трех подростков против Объединенных стран. Я почти смеюсь над ними, но потом вспоминаю зияющую, горящую дыру в моей квартире и понимаю, какой вред может причинить горстка людей.

– Вас всего трое? Пытающихся свергнуть правительство?

Джек уставился на меня. – Мы не этим занимаемся.

– Разве не это представляет собой Зинзана? – интересуюсь, не скрывая презрения.

– Мы не устраивали атаку андроидов! – говорит Джек, повышая голос. – Все, что мы хотим – это дать людям знать, что люди исчезают!

– Акила не исчезла, – говорю я. – Но знаешь, кто исчез? Сто четыре человека, погибших во вчерашних взрывах.

Джек расхаживает, как зверь в клетке, бросая на меня разочарованные взгляды. В его движениях отчаяние, гнев.

– Элла, – отрывисто произносит Джек. – Почему ты здесь? Что… что ты помнишь обо мне?

– Ничего, – немедленно отвечаю я. – Потому что нечего вспоминать.

Его лицо превращается в бесстрастную маску. Я заметила, что он делает это всякий раз, когда вспоминает о нашем предполагаемом прошлом. Это его бесстрастное лицо, его способ убедиться, что я не вижу, как он пытается мной манипулировать.

Ну, в эту игру могут играть двое.

– Давай договоримся, – предлагаю я. – Я тебя о чем-то спрашиваю, затем ты меня о чем-нибудь спрашиваешь, – он не узнает обо мне ничего важного, потому что просто нет ничего важного, – но я смогу вытянуть больше информации, чтобы распять его.

Джек снова падает под дерево, его тело оседает. Он похлопывает по камню рядом с собой, но я не принимаю его предложение. Я хочу стоять. Я хочу иметь возможность убежать.

– Ты что-нибудь помнишь обо мне? – спрашивает Джек.

– Мы познакомились несколько дней назад, – отвечаю я. – Ты приставал ко мне в Центральном саду.

– Я пытался предупредить тебя, – рычит он. Потом его лицо смягчается. – Ты не помнишь, что было раньше?

– Никакого «раньше» не было, – огрызаюсь я. – И теперь моя очередь. Ты лидер этой террористической организации?

– Мы не террористы.

Я не утруждаю себя ответом; он может сколько угодно спорить о семантике. Я почти верю ему, но не могу рисковать и ошибиться, основываясь на интуиции. Наконец, Джек вздыхает и говорит: – Полагаю, что теперь, после… после всего, я ближе всего к лидеру. Что ты знаешь об исследованиях своего отца?

Вопрос застает меня врасплох. Я совсем не ожидала, что папа будет вовлечен в этот разговор. – Его последние эксперименты были направлены на создание искусственного мозга, – отвечаю я. Судя по документам представителя Белл, это не секрет или что-то, чего Джек еще не знает. – Что невозможно, – добавляю я. – Ученые могут создать что-то в точности похожее на человеческий мозг, вплоть до каждой морщинки и складки, но они не могут заставить его думать. Андроиды – ничто, кроме сложных схем внутри и лишь похожие на людей. Они не могут думать самостоятельно.

Джек кивает. – Но знаешь ли ты, что у него начались проблемы с методами, которые хотел использовать СС? Он не соглашался с ними в некоторых вещах – я до сих пор не уверен, в чем именно. Так или иначе, у него начались проблемы с начальством.

Я тупо смотрю на него. – Нет, – отвечаю я. Я никогда не слышала, чтобы папа жаловался на свою работу. Но в моих последних воспоминаниях об отце я помню, как он волновался. Он сильно похудел. Какое-то время я волновалась, что он тоже болен, как и мама. – Почему ты так думаешь?

Джек выглядит удивленным. – Потому что я работал с твоим отцом над этим исследованием, – говорит он. Теперь я вспоминаю фотографию, на которой он и папа в лаборатории, рука отца мягко лежит на плече Джека.

– Меня завербовали сразу после окончания средней школы, на год службы, – продолжает Джек. – Я должен был быть только лаборантом, но доктор Филипп взял меня под свое крыло.

– Папа всегда любил безнадежные дела, – это вызывает у меня кривую усмешку.

– За месяц до смерти доктора Филиппа он меня уволил. Ни за что, – торопится сказать Джек. – Но он не хотел, чтобы я вмешивался в политику и беспокоился, что у него будут неприятности из-за некоторых его исследований, не хотел опорочить мое имя. Ни одна из его проблем так и не вышла наружу.

Потому что он умер. Потому что его убили. Я не могу позволить себе забыть или потерять концентрацию на этом.

– Итак, после того, как тебя уволили, – продолжаю я, – ты решил создать небольшую террористическую группировку…

– Группу протеста! – говорит Джек, повышая голос. – Есть разница.

– С моей точки зрения, нет.

– Может, ты стоишь не на той стороне.

Я закатываю глаза.

– Всегда были протестующие против СС, еще до гражданской войны. Как ты думаешь, Мальта хотела, чтобы ее столица была названа в честь города в Италии? Вы думаете, что люди хотели переехать в район Фокра? Протесты начались здесь, на Мальте, и как бы она ни старалась, ПМ Янг не сможет уничтожить всех. Он бросает взгляд на дверь, за которой остались только Жюли и Ксавье.

– Раньше нас было больше, – продолжает он. – Раньше мы были сетью людей не только на Мальте, но и во всем СС. Мы были организованы, мы были сильны… И мы собирались изменить мир.

– Зунзана, – говорю я, пробуя это слово на вкус. Неужели это действительно то, о чем говорит Джек? Не террористическая группировка, а Сила добра?

– Зунзана, – задумчиво произносит Джек, – это старое мальтийское слово, означающее «Шмель», как ты и сказала. Пчелы были символом ума и жизни. А название нашей страны «Мальта» – значит «мед». – Как пчелы защищают свой мед, так и мы защищаем свою страну.

– Защищаете от чего? – спрашиваю я.

– От СС.

– СС ничем не хуже любого правительства, – говорю я. – И нам не нужна еще одна война, – Гражданская война началась задолго до меня, но там, где когда-то стояла столица Мальты, есть гигантский, заполненный морем кратер, который никогда не позволяет нам забыть о цене, которую пришлось заплатить.

Джек издает разочарованный стон. – Как заставить тебя видеть? – спрашивает он. – СС готов контролировать нас любыми возможными способами. Только посмотри на свои наручники – посмотри, как правительство все контролирует. Думаешь, они делают это ради твоей безопасности? Они лгут. Это то, за что сражались Зунзаны – за что боролся твой отец перед смертью. Он не хотел, чтобы мы превратились в игрушечных солдатиков и марионеток.

– Оставь моего отца в покое, – огрызаюсь я.

– Как я могу? – ревет Джек, вскакивая. Он бросается на меня и останавливается прямо перед моим лицом. – Твой отец погиб, сражаясь с правительством, как и мои родители, и ты отвергаешь его жертву, как будто это ничего не значит. Возможно, тебе было легко забыть прошлое, но мне никогда не удавалось.

– Я ничего не забыла! – кричу в ответ. – Я просто не верю твоей лжи!

Лицо Джека застывает. – На самом деле? – спрашивает он низким и опасным голосом. – Это ложь? – прежде чем я успеваю что-либо сделать, кроме как ахнуть от шока, Джек прижимает меня к своему твердому телу, обнимая, и целует в губы.

Глава 32

Мои руки прижаты к его груди так, что я чувствую твердые очертания мускулов под кончиками пальцев. Долгое мгновение все, о чем я могла думать, это о его теле напротив моего, его губах напротив моих. А потом… Потом мои руки сжимаются в кулаки, и я отталкиваю его. Вытирая рот, смотрю на него.

– Как ты смеешь! – кричу я.

– Элла, я просто подумал… – сукин сын выглядит оскорбленным, что я оттолкнула его.

Я пересекаю небольшое пространство между нами, вскидываю руки и толкаю его так сильно, что он ударяется спиной о стену. – Не прикасайся ко мне больше, подонок! – я поворачиваюсь на каблуках и бегу к двери. Не думая о том, как горит мое тело, как я не могу избавиться от его вкуса во рту. Он не имел права.

Он хватает меня за запястье и тянет к себе. Я использую инерцию своего тела, двигающегося в его направлении, чтобы направить кулак ему в лицо, но он ловит мою руку на полпути. – Элла. Элла! Прости, ладно? Я просто подумал, может, ты меня вспомнишь.

– Вспомню тебя? Вспомню тебя?! Если ты хочешь, чтобы я это вспомнила, я рада, что забыла! Я вырываюсь из его хватки, но он легко отпускает мое запястье. Он выглядит расстроенным.

– Мы встречались год, – глухо говорит он.

Я смотрю на него.

– Ты говорила, что любишь меня, – говорит он. – Мы…

Я оборачиваюсь. – Хватит врать. Я никогда не встречала тебя прежде.

Его взгляд наполняет меня страхом и ужасом. – Я работал с твоим отцом. Я ужинал в вашем доме, с вашей семьей – вот как я тебя встретил. Мы были вместе целый год. Я был с тобой, когда тебя назначили стажером в Ревери на год службы, когда Акилу назначили на военную службу. Мы были… вместе, – то, как он произносит это слово, заставляет меня понять, что он имеет в виду нечто особенное.

– Нет.

Джек качает головой. Его рука тянется к собственному запястью – туда, где была бы запонка, будь она у него. Но какие бы доказательства он не собирался мне показать, они давно исчезли. Его рука опускается. – Как ты могла забыть меня? Нас?

– Потому что я никогда не встречала тебя раньше!

Он кажется таким потерянным, таким растерянным. Мой голос смягчается. Может быть, это не какой-то сложный трюк.

– Не знаю, за кого ты меня принимаешь, но я не та девушка, которую ты знал год назад. Мы никогда раньше не встречались.

– Ты – Элла Шепард, а я Джек Тайлер, – он произносит эти слова громко, словно подтверждая их истинность своей речью. – Мы были вместе целый год. Ты порвала со мной, и я пошел в армию. Я знаю тебя так же хорошо, как себя. Твоим отцом был Филипп Шепард, он был нейробиологом, специализирующимся в наноробототехнике и созданием интеллекта для Андроидов. Твоя мать – Роза Шепард. У нее болезнь Хебба, но до этого она разработала технологию, используемую в Ривьере, ведущем в мире психическом спа. У тебяза спиной год службы, и через несколько недель ты должна решить, поступишь ли ты в университет или пойдешь на работу, но в день смерти отца ты решила не поступать. Твоя лучшая подруга – Акила Сюэреб, и ты проплакала целую неделю, когда ее назначили в армию, не в качестве стажера, как ты. Ты носишь медальон с печеньем-предсказанием, который подарил тебе отец, когда ты переехала от Акилы, тебе было восемь лет, а внутри него файл, где вы вдвоем играете в Центральном саду, ловите светлячков после летней фиесты.

Мир вокруг меня начинает кружиться. – Откуда ты все это знаешь? – шепчу я.

– У тебя родинка под левым коленом в форме шоколадной крошки, – продолжает он громче, неуютно приближаясь ко мне. – У тебя был плюшевый мишка с зеленой бабочкой, но собака, которая жила в Рабате, съела его. Когда вы переехали, вам пришлось отдать собаку соседу, и ты неделю не разговаривала с отцом.

– Как?..

– Раньше ты хотела стать виолончелисткой, хотя и играть-то не умеешь, но никогда не говорила об этом родителям, потому что твоя мама считала, что ты пойдешь по ее стопам, будешь ученым. Но после того, как она заболела, ты не стала говорить ей, что меньше всего на свете ты хочешь изучать науку или медицину.

У меня даже нет возможности сделать вдох, чтоб заговорить. Я падаю прямо в лужу на полу. Джек садится передо мной на корточки и наклоняется ко мне. – Я знаю тебя, Элла Шепард. Вопрос в том, почему меня не знаешь ты?

Глава 33

– Это невозможно, – тихо, не желая верить, говорю я. Я хватаюсь за воздух, как будто тону, но этого недостаточно.

– Ты действительно совсем меня не помнишь?

Я бросаю на него раздраженный взгляд. – Думаю, я запомнила бы кого-нибудь столь же надоедливого, как ты.

– Но ты не помнишь. Несмотря на мою потрясающе красивую и незабываемую улыбку, – он ухмыляется мне.

Я толкаю его в грудь обеими руками, так, что он отшатывается, давая мне немного пространства. – Это не шутка, – сердито говорю я. Что-то серьезно не так. Он слишком много знает обо мне, то, чего не знал никто, даже Акила. Может быть, моя память действительно стерта… но нет. Нельзя просто выборочно стереть память. Я не забыла свое прошлое. У меня сводит живот. Может, он сможет сделать то же, что и я. Может быть, он каким-то образом нашел способ проникнуть в мой разум с помощью мечтаний, и покопался в них… но я не помню, чтобы у меня были мечты связанные с кем-то, кроме себя… но…

– Это похоже на то, что случилось с Акилой, – говорит Джек. – То же самое случилось с большинством из тех, кого я встретил в армии, – он заглядывает мне в глаза. – Поэтому я и ушел. Поэтому я присоединился к Джули и Ксавье. У правительства есть какой-то план – они заставляют людей забывать…

В моем разуме творится хаос. Все, что говорит Джек, невозможно. Но… это кажется правильным. Я стискиваю зубы. Хочу, чтобы он замолчал. Мне нужно выяснить – лжет ли он обо всем этом или мне действительно подчистили память? И если ее стерли… то кто?

– Что случилось с Акилой? – спрашиваю я. – Я видела дигифайл, который ты мне дал, но я не понимаю. Ее убили, а потом… что? Кого я видела в следующем видео?

Джек проводит рукой по волосам. – Хотел бы я знать. Я исследовал его, как мог, но он бросает вызов всем законам науки.

Раз Джек работал с моим отцом – он, должно быть, гораздо умнее, чем кажется.

– … то, кем стала Акила… Она не может быть клоном – клоны растут с нормальной скоростью, и даже с ускорителями роста они не смогли бы вырастить ее так быстро. И, несмотря на это, кажется, она сохранила большинство воспоминаний. Ты не можешь просто щелкнуть выключателем и бац! Идеальная копия человека.

– Но новая Акила, она была… Более сосредоточена на борьбе – и вообще стала сильнее, быстрее, но вместе с тем и… жестокой, – последнее слово он произносит тихо, будто хочет, чтобы оно исчезло, как рассеивающийся дым.

Джек смотрит на меня.

– Акила не единственная. Я не могу сказать тебе, сколько изменившихся людей я видел. Я не могу этого объяснить. Но чем дольше ты на войне, тем меньше похож на себя.

– И ты ушел.

Я смотрю на пустое запястье Джека. Дезертир. Предатель. А может и нет. Можете ли вы предать правительство, которое уже предало вас?

– Я ушел.

Что-то внутри меня напряглось. Такое чувство, будто мне на сердце давит невидимая тяжесть. И я понимаю: я начинаю верить Джеку. Все, в чем я сомневалась, полностью совпадает с тем, что говорит мне Джек.

Стискиваю зубы. Я должна взять себя в руки. Я не могу позволить этому парню повлиять на меня. Возможно, я не могу доверять правительству, но и ему тоже.

– Итак? – спрашиваю я, уперев руки в бока.

– Итак, что?

– Так как же нам спасти Акилу? Если именно поэтому ты ушел из армии, почему ты решил присоединиться к ним – к этой Зунзане – что ты узнал? Как нам спасти ее?

Лицо Джека бледнеет. – Понятия не имею. Ксавье был студентом-медиком; у него есть несколько теорий, но…

– Ты не знаешь. Ты говоришь, что Акила испорчена, но ты не знаешь, как именно и как все исправить. Ты говоришь, что я запуталась, но не знаешь в чем. Ты говоришь, что не имеешь никакого отношения к взрыву андроида, который чуть не убил мою мать, но… Ты. Не. Знаешь. Кто. И ты говоришь мне, что я должна доверять тебе? Знаешь, что отвечу тебе на это? Я не знаю как.

– Ты нужна мне, Элла, – голос Джека срывается на моем имени. Этого достаточно, чтобы я остановилась. Он делает шаг ко мне, но я инстинктивно отступаю. Может, он и не является причиной восстания этим утром, но он по-прежнему связан со всем этим беспорядком, на его руках кровь. Только не знаю, чья именно.

– Зунзана нуждается в тебе.

Мои пальцы сжимаются в кулаки. Если все это лишь способ убедить меня присоединиться к его группе, то…

– Ты мне не доверяешь, – глухо произносит он.

– Конечно, нет, – немедленно отвечаю я. – Я тебя не знаю.

– Чего ты от меня тогда хочешь? – Джек всплеснул руками. – Если бы я мог расколоть себе череп и позволить тебе прочесть мои мысли, как книгу, я бы так и сделал!

У меня перехватывает дыхание. Потому что я… я могу читать его мысли, как книгу. И я могла бы найти все секреты Зунзаны – я могла бы узнать все, о чем он молчит, правду обо всей ситуации. Это было бы последним доказательством, которое мне нужно передать мисс Уайт и ПМ Янг, и любая маленькая война, в которой Джек думает, что участвует – в какую бы паутину Акила не попала – может закончиться.

Он только что дал мне доступ к самой важной информации, которую мы когда-либо могли получить. Забудь о представителе Беллз и других мелких правительственных чиновниках, вовлеченных в мятеж. Джек внутри.

– Есть способ, – говорю я.

Джек с любопытством смотрит на меня.

– Я имею в виду, что могу выяснить, врешь ли ты или говоришь правду.

– Я слишком боюсь уколов, чтобы позволить тебе ввести мне сыворотку правды, – саркастически замечает он. – А мое лицо слишком красивое, чтобы выбить из меня правду.

Я заставляю себя рассмеяться. – Хватит об этом. Это… Это что-то из Ривьеры.

На лицо Джека падает маска. – Не уверен, что могу доверять хоть чему-то в психбольнице.

– Это простая процедура. Ты погружаешься в грезы, и у нас есть мониторы, которые показывают, говоришь ли ты правду. Все очень просто, – качаю головой. – Я это уже говорила. В любом случае, просто сделай это. И тогда я пойму, что ты…

– Говорю правду или нет? – заканчивает за меня Джек.

– Псих ты или нет.

– Та же разница, – эта глупая улыбка снова приклеилась к его лицу.

– Ты сможешь сам добраться до Ривьеры? – спрашиваю я. – Сегодня вечером?

Джек кивает. Он почувствовал настойчивость в моем голосе. – Встретимся в нашем старом доме.

Я тупо смотрю на него. Что-то темное вспыхивает в глазах Джека. – Точно. Ты же не помнишь наш дом.

Я качаю головой.

– На крыше.

– Часть его исчезла, – говорю я. – Он взорвался.

Глаза Джека слегка расширяются. Не думаю, что он осознавал, насколько близко к дому было нападение.

– Но сад цел, – говорю я. По крайней мере, я так думаю. Джек пристально смотрит мне в глаза.

– Я не доверяю ментальному спа. Но я доверяю тебе, Элла.

– Даже если я тебе не доверяю? – не могла не спросить.

– Даже тогда.

Глава 34

Джек показывает мне скрытый лифт внутри одной из колонн, на которых держался мост Верхнего города Новой Венеции. Он явно предназначен для рабочих, которые должны обслуживать электрические и канализационные потребности города, но мне все равно; я просто благодарна, что мне не нужно подниматься по лестнице, чтобы вернуться домой.

Лифт останавливается у триумфальных башен, и когда я прохожу мимо площади, меня поражает странная смесь цветов и пламени. На мраморе и известняке площади есть глубокие черные шрамы, огороженные желтой лентой. Толпы людей собираются на небольшом пространстве между отделенной зоной и воротами в Центральный сад, и оставляют цветы и записки, свечи и молитвы.

Я стараюсь избегать толпы. Мне достаточно пересечь Центральный сад, чтобы вернуться домой, но тут я вижу знакомое лицо.

– Она была вашей дочерью, не так ли? – тихо спрашиваю я.

Человек в мятом грязном костюме смотрит на меня. Глаза представителя Белл сухие, но это только от того, что уже больше нет слез. Он смотрит на белого плюшевого мишку с розовыми бантиками, точно такого же цвета, как платье его дочери.

– Откуда ты знаешь? – спрашивает он хриплым голосом. Интересно, как давно он здесь сторожит свою дочь?

– Я узнала ее по вашему профайлу, – вру я. – Тот, который был для ваших грез.

Представитель хватает меня за локоть и отводит подальше от толпы. – Грезы, – говорит он, и свет заполняет его пустые глаза. – Могу я снова увидеть ее в мечтах?

– Э-эм… – я колеблюсь. Сейчас ему, наверное, будет легко погрузиться в задумчивость, и это идеальное прикрытие для меня, чтобы проникнуть в его мысли и увидеть, что он скрывает от ПМ Янг. Но это так… так неправильно. Так неправильно пользоваться горем человека из-за потери жены и дочери, чтобы шпионить за ним.

– Пожалуйста, – говорит он, и теперь я замечаю осунувшееся лицо и темные круги под глазами.

Мой позвоночник напрягается. Независимо от того, кого убили террористы в этом восстании машин – и кто они такие на самом деле – вина за то, что он сделал, лежит у его ног, точно так же, как плюшевый мишка с розовыми бантами и увядающими цветами, усеянные мерцающими свечами. Я не могу позволить жалости скрыть от меня тот факт, что он был связан с изменническими заговорами и террористами, и что его семья заплатила за это. Это он играл с огнем, думал присоединиться к террористам. Я не могу думать о Зунзане, террористах или правительстве – мне просто нужно найти убийц.

Моя цель – остановить их.

Это то, что я могу сделать.

– Идемте со мной, – зову я. – Мы можем провести сеанс грез сейчас.

Когда мы добираемся до Ментального Спа Грез, я вздыхаю с облегчением, что мисс Уайт здесь. К ее чести, она немедленно поглощает представителя сочувствием, уводя его в комнату грез, давая мне время ускользнуть и войти в потайную комнату.

Руки трясутся, пока я готовлю кресло для грез, чтобы войти в сознание представителя Белл. Сглатываю комок в горле. Я не могу позволить себе погрузиться в кошмары, как раньше. Я не могу позволить себе галлюцинации, ни здесь, ни сейчас.

Слабый гул наполняет мои уши, когда ультразвуковой шлем нагревается. Это напоминает мне звук, который издавали андроиды перед тем, как взорваться. Я опускаю ультразвуковой шлем на голову и отключаюсь.

В голове представителя Белл бушует ураган. Как только я вхожу в его сон, я чувствую это. Воздух тяжел от запаха теплой влажной земли, и я слышу, хотя и не вижу, грохот волн и отдаленные крики, наполненные страхом. Там темно. Этот мощный шторм заливает улицы и топит лодки. Поначалу, из-за темноты, я боюсь, что это то, что старики называют хита тал-амриджа – шторм, когда песок из пустынь на юге переносится облаками и осыпается на Мальту. Постепенно мир проясняется. Свет жуткий, почти зеленый. Город заброшен – я даже не вижу здесь представительниц прекрасного пола.

Огромная капля дождя падает мне на плечо. Я вытираю каплю рукой, и та сразу становится красной. Определенно, это пылевая буря – иногда люди называют ее кровавым дождем, потому что Земля красноватая и оставляет все – окна, машины, одежду – в пыльном, темно-розовом цвете.

Снова идет дождь, словно стена из воды. Липкий, вязкий – не зернистый, как шита тал-амриджа. И тут я понимаю: это не грязная вода, падающая с неба. Это, буквально, кровь.

Я поднимаю голову, и капля крови попадает мне прямо в глаз. Ругаясь, вытираю лицо, пытаясь стереть кровь, но она повсюду, словно я пытаюсь высохнуть посреди океана. Прикрывая лицо ладонью, смотрю в небо.

Я в центре циклона.

Гигантские белые облака кружатся надо мной, как спиральная галактика, глаз – крошечное темное пятнышко. Буря набирает обороты, хлещет кровавым дождем, как удары кулаков, ветер столь свирепый, что рвет одежду и режет кожу.

В голове представителя Белл крутятся мрачные мысли – кровавые мысли – и они вызвали самую большую бурю, которую я когда-либо видела. Я закрываю глаза, когда над головой раскатывается гром, молния шипит и потрескивает так близко, что волосы на руках встают дыбом. Представитель Беллз здесь, где-то в этом шторме. Я должна найти его. Я должна остановить циклон. Я должна погрузить его в мирную задумчивость, что-то, за что он сможет держаться, пока я роюсь в его мозгу в поисках ответов.

Я сосредотачиваюсь на том, чтобы остановить кровавый дождь. Капли падают все медленнее и медленнее. Делаю глубокий вдох, представляя, как облака распадаются, превращаясь в пушистые кусочки сахарной ваты. Я не открываю глаз до тех пор, пока шум дождя не стихает и я не чувствую тепло средиземноморского солнца на своем лице.

Однако когда я поднимаю глаза, вихрь все еще никуда не делся – это просто яркие белые облака, никакого дождя. Он нависает над нами, напоминая о том, что сознание представителя не может быть полностью очищено от его насущных мыслей. Но так как больше не льется кровь, а гром и молния прекратились – я оставляю его.

Солнечные лучи из облаков прекрасно освещают представителя. Он лежит на земле, весь в крови. Поначалу я думаю, что он ранен – редкое зрелище в мечтах, будь они счастливыми или нет. Но потом он моргает, белки его глаз невозможно ярко выделяются на темно-красном лице, и я понимаю – он не пропитан собственной кровью. Эта буря была хаосом его разума; кровь была кровью его жены и дочери, лежащих мертвыми на земле перед ним.

– Простите меня! – он кричит на их тела. – Простите меня!

Представитель хотел снова увидеть жену и дочь, но не для того, чтобы вновь пережить счастливые воспоминания. Это было извинение, а извинение означает, что он помнит, что произошло, а это значит, что он оказался в ловушке кошмара, который уже сбылся. Я должна заставить его погрузиться в другую задумчивость, такую, чтобы он мог забыть.

Я закрыла глаза и сосредоточилась.

– Что ты делаешь, мальчик? – спрашивает грубый голос.

Представитель смотрит на деда. Пока он смотрит на него, город растворяется в апельсиновой роще, а печаль представителя Беллз постепенно тает, откидывая его воспоминания в то время, когда он еще не стал отцом, до того, как у него появились обязанности, до того, как он стал виновен в их невыполнении. Но тела по-прежнему там. Он почти спотыкается о них, приближаясь к деду.

– Они ушли, – глухо говорит представитель Белл.

– Семья никогда не исчезает, – говорит дед.

На моих глазах кровь медленно блекнет, а вместе с ней и последние страхи и тревоги представителя Белл. На какое-то мгновение он погрузился в задумчивость. Он заново переживает свое детство. На горизонте темные тучи – он еще не все забыл – но и этого уже достаточно.

– Я могу приступать к работе.

Глава 35

В прошлый раз я искала вслепую, надеясь наткнуться на что-нибудь полезное. Но в этот раз, когда я сама лично леплю образы и мечты представителя Белл, я точно знаю, что ищу.

Я направляю сознание представителя Белл в кабинет, заполненный шкафами с картотекой. В каждом шкафу есть папка. В каждой папке – память. Хрустнув костяшками пальцев, я начала копаться в его мозгу.

В воздухе разносится музыка. Я… я знаю эту песню… «Лунная река» – любимая мелодия отца. Я медленно поворачиваюсь. Вдали, почти вне поля зрения, представитель беседует со своим дедом. Но здесь, рядом со мной…

– Папа? – неуверенно спрашиваю я. Но там никого нет. Только музыка и ощущение, что за мной наблюдают.

Я пожимаю плечами и снова возвращаюсь к мыслям представителя Белл. И, наконец, вижу именно то, что искала. Картотечный шкаф с написанной от руки, зелеными чернилами того же цвета, что и наркотик грез, этикеткой.

«Джек Тайлер».

Заперто. Мои напряженные пальцы дергают ящик, но он не поддается. Не могу его открыть.

– Как думаешь, почему? – интересуется голос. Я оборачиваюсь, сердце бешено колотится. Вдали, почти вне поля зрения, представитель беседует с памятью своего деда. Но здесь, рядом со мной…

– Папа? – зову его. Папа не останавливается, кружа маму – молодую маму, здоровую – в такт музыке. Они раскачиваются вместе, кружатся, смеются и игнорируют меня.

Сон смазывается. Их движения становятся дергаными, как при помехах. Изображение родителей, танцующих, останавливается и возобновляется на несколько секунд, как поцарапанный диджи файл.

Они не реальны. Я знаю, что они не настоящие. Здесь, во сне, нет ничего реального. Но они не являются реальной частью мира снов.

Нет, конечно. Они не являются частью мечты представителя Белл. Они – часть меня.

– Уходи, – говорю я как можно тверже.

Я слышу тихое жужжание в глубине сознания.

– Не могу! – кричит он через мамино плечо. Она прислоняется к нему, словно не замечая ни меня, ни папу. – Это твои мечты. Ты контролируешь нас.

– Это не мои мечты! – я подхожу ближе к родителям, но с каждым шагом они становятся все дальше и дальше, будто изящное движение, часть танца. Но они всегда вне досягаемости для меня.

– Как и этот картотечный шкаф, – добавляет папа, кивая головой туда, где я работала. Я разворачиваюсь на каблуках как раз вовремя, чтобы увидеть, как запертый шкаф с именем Джека исчезает в клубах зеленого дыма.

– Это не мое, – словно оправдываюсь я. – Я в грезах представителя Белл.

– Ты, Элла. Это ты видишь сны в картотеке, – папа поворачивает маму на каблуках, и она хихикает. – Картотечные системы устроены так же, как и компьютеры. Давным-давно, когда их только изобрели, разработчики организовали систему тем же образом, каким устроены обычные картотеки, потому что именно это они использовали для классификации и ведения записей. Мы больше не используем картотеки, но компьютеры по-прежнему используют. Это эффективный способ организации.

– Спасибо, папа, – говорю я, проходя мимо него. – Будто я андроид с компьютером вместо мозга.