Текст книги "История Германии. Том 2. От создания Германской империи до начала XXI века"

Автор книги: Бернд Бонвеч

Соавторы: Юрий Галактионов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 56 страниц)

6. Культура и духовная жизнь Германии в 1945-1949 гг.

Развитие культуры и духовной жизни в оккупированной Германии определялось рядом факторов. Во-первых, в наследие от времени нацистского господства и его преступной политики немцам достались невиданные разрушения и моральное опустошение. В стране шли мучительное отрезвление нации и окончательный отказ от имперских иллюзий. С другой стороны, советская политика в Восточной Германии приводила к крушению симпатий, которые были у немалого количества немцев по отношению к коммунистам в первые послевоенные годы. И в-третьих, крушение Третьего рейха, безоговорочная капитуляция и оккупация (в отличие от военного поражения 1918 г.), – все это выбивало почву из-под ног тех, кто питал иллюзии попытаться пересмотреть когда-нибудь статус Германии военными средствами.

Немецкая политическая культура первых послевоенных лет была сложным явлением, где сочетались и отказ от нацистской идеологии, и от немецкого национализма кайзеровской эпохи, и от романтических настроений Веймарской республики. Их место заняла полная политическая индифферентность или даже апатия. В западных зонах были сильны федералистские настроения и рано выраженные симпатии к европейскому единству. В советской зоне немцы были фактически избавлены от конфликта с национал-социалистическим прошлым, так как рождавшаяся там новая система во главу угла ставила антифашизм. А из этого должно было следовать, что она не имеет ничего общего с германским прошлым периода 1933-1945 гг.

Причем, вина за совершенные нацистами преступления, за военное поражение и все беды, постигшие Германию, легко перекладывалась большинством немцев исключительно на Гитлера и его окружение. Себя же они искренне считали только беспрекословными, бессильными, обязанными к безоговорочному повиновению орудиями в руках фюрера. Деликатный вопрос о том, что же заставило их стать «добровольными подручными Гитлера» (выражение американского историка Д. Голдхагена) предпочитали не задавать, а тем более на него не отвечать. Надо сказать, что в первые послевоенные годы среди высокообразованных немцев наблюдалось такое явление как стремление взять на себя вину за национал-социализм и его преступления. Но под влиянием холодной войны, когда победители искали среди немцев скорее союзников, нежели виновников, это явление быстро прошло.

Союзники по антигитлеровской коалиции еще в ходе войны предполагали, что они установят контроль над немецкой духовной жизнью. Без этого невозможно было осуществить денацификацию и демократизацию. При планировании развития средств массовой информации в оккупированной Германии в качестве первого шага был предусмотрен полный запрет какой-либо публицистической деятельности самих немцев. Предполагалось, что немецкие журналисты придут в лицензированные газеты и радиостанции только после прохождения денацификации, и будут работать под контролем союзников.

В США еще до окончания войны был выдвинут тезис о «коллективной вине» немецкой нации за преступления нацистов. В соответствии с ним немцы не могли сами освободиться от наследия гитлеризма, поэтому был разработан план «перевоспитания» немецкого народа (Re-education) с помощью культуры, которое позднее стало пониматься как «переориентация» (Re-orientation) и должно было, по мнению американцев, привести к радикальным демократическим изменениям в общественной жизни Германии.

Весной 1945 г. в США был организован «Учебный центр для военно-пленных», где из немецких военнопленных осуществлялась подготовка так называемого «резерва духовной элиты». Всего из 400 тыс. немецких солдат и офицеров, которые содержались в 133 американских лагерях, в этот центр было отобрано несколько тысяч человек. Они слушали лекции по истории США и Германии, по экономике, социологии и др. В качестве преподавателей выступали американские профессора, им ассистировали немецкие эмигранты. Военнопленные изучали азы американской демократии, которая превозносилась как лучшая в мире модель государственного устройства. Всего же в американских лагерях для немецких военнопленных выходило 137 газет и журналов.

Аналогичная и также достаточно либеральная политика по отношению к немецким военнопленным проводилась в Англии. В СССР военнопленные широко использовались в качестве бесплатной рабочей силы. С другой стороны, для них создавались различные курсы, «антифашистские школы», где слушателям внушалось, что лучшей в мире моделью государственного устройства является «советская социалистическая демократия». Причем, советское руководство гораздо раньше (уже в июле 1943 г.), чем английское или американское, начало последовательно готовить из немецких военнопленных кадры будущей просоветской политической элиты.

Союзники (прежде всего США и СССР) готовили специально профилированных офицеров («культур-офицеров»), хорошо знакомых с немецкой историей, философией, литературой, живописью, музыкой, а также с нравами и традициями отдельных немецких земель. В качестве консультантов широко использовались немецкие и австрийские интеллектуалы, которые по политическим или расовым мотивам оказались в эмиграции, а весной 1945 г., вместе с армиями союзников или позднее, как реэмигранты, возвращались в Германию. Например, широко известный писатель Альфред Дёблин (1878-1957) работал как «культур-офицер» во французской оккупационной зоне.

Современники и исследователи отмечают, что сразу после окончания войны в Германии наблюдался невероятный «культурный голод» среди населения. Доступ к культурным ценностям был тогда для многих немцев не менее важным, чем питание, топливо или крыша над головой. Союзники видели это и делали все необходимое, чтобы по возможности быстро удовлетворить культурные потребности, но одновременно вынуждены были проводить и широкую денацификацию в сфере культуры. Так, в американской зоне список деятелей культуры, которые должны были пройти процедуру денацификации, включал 1400 фамилий работников издательств, театров, прессы, радио и т. д., из них около 600 было в результате полностью отстранено от работы. Аналогичным образом поступали и в других оккупационных зонах, наиболее радикально – в советской.

В оккупированной Германии между Советским Союзом и западными державами имела место конкуренция не только в области политики, но и в области культуры. Каждая из оккупирующих стран стремилась пропагандировать среди немцев свои традиции и собственную национальную культуру. Немцы фактически пережили тогда насильственное навязывание американской, советской, британской и французской литературы, фильмов, музыки и т. д. Этот «культурный экспорт» осуществлялся через прессу, радио, кинотеатры или специальные «дома» («Америка-хаус», «Дом советской культуры» и др.).

Несмотря на ряд ограничений (выдача лицензий на издание газет и журналов, разрешений на постановку спектаклей, цензура прессы и т. д.), а также запрет критики оккупационных властей, культурная жизнь развивалась во всех четырех зонах довольно свободно. Даже в советской зоне на начальном этапе оккупации было допущено наличие широкого спектра течений в области духовной жизни и культуры. В качестве общей тенденции духовной жизни послевоенного времени можно назвать возврат к ценностям классической культуры и искусства, в особенности эпохи «Веймарского классицизма».

Большую роль в духовном возрождении сыграла церковь. Священники в своих проповедях ставили вопрос о необходимости признания вины немцев за военные преступления. Они пытались с религиозно-метафизической точки зрения объяснить «немецкую катастрофу» как отречение или отход от бога, а успех нигилистическо-тоталитарной демонии Гитлера – как кульминацию этого развития. Католические публицисты подчеркивали очень сильное влияние пруссачества, искали корень зла даже в Реформации и в сочинениях Мартина Лютера. «Час ноль» в сфере духовной жизни у немцев во многом ассоциировался с «часом церкви».

Одним из важных событий духовной жизни послевоенной Германии стало основание 4 июля 1945 г. «Культурбунда» как союза деятелей немецкой культуры по демократическому обновлению. Инициаторами его создания стали Йоханнес Р. Бехер, Бернхард Келлерманн (1879-1951), доктор Фердинанд Фриденсбург (1886-1972) и др. «Культурбунд» объединил людей многих профессий: ученых и писателей, актеров и журналистов, врачей и художников, музыкантов и педагогов; представителей всех мировоззренческих направлений и христиан обоих вероисповеданий.

Они совместно обсуждали исторические условия возникновения национал-социализма; искали его предшественников в немецкой духовной истории; пытались выяснить причины широкого распространения расовых теорий, антисемитизма, милитаризма и т. д. В 1946 г. по всей Германии насчитывалось 42 группы «Культурбунда». За два года (до запрета осенью 1947 г. в западных зонах) «Культурбунд» провел многочисленные дискуссии по самым животрепещущим проблемам прошлого, настоящего и будущего Германии. Его вклад в понимание происхождения и сущности нацизма, в причины «немецкой катастрофы» был весьма значителен.

Сам термин «немецкая катастрофа» происходит от названия книги известного немецкого историка Фридриха Майнеке (1862-1954), вышедшей в 1946 г. Но научная дискуссия о причинах катастрофы началась еще в эмиграции: на страницах журнала «Фрайес Дойчланд», выходившего в Мехико, за 1943-1945 гг. было опубликовано несколько десятков статей, где делалась попытка с разных позиций объяснить причины краха Веймарской республики и установления нацистской диктатуры. Ответом на социал-демократическую версию катастрофы, изложенную в статьях и книгах Фридриха Штампфера (1874-1957), Отто Брауна и др., стало издание в Мехико на немецком языке книг авторов-коммунистов Пауля Меркера (1894-1969) «Германия – быть или не быть?» и Александра Абуша (1902-1982) «Ложный путь одной нации».

Сам Ф. Майнеке с либеральных позиций объяснял катастрофу особенностями немецкой идеологии и истории. С одной стороны, он демонизировал роль Гитлера как «злого духа», сумевшего завоевать массы, но и осуждал, с другой стороны, правоконсервативные круги Германии (крупных промышленников, прусскую аристократию и др.), которые содействовали приходу нацистов к власти. Майнеке призывал покончить с прусскими и милитаристскими традициями.

Один из самых известных консервативных историков того времени Герхард Риттер (1888-1967) в книге «Европа и германский вопрос», опубликованной в 1948 г., сформулировал ставшую впоследствии очень популярной идею о том, что нацизм был «несчастным случаем» немецкой истории, «разрывом» с ней. Риттер, в отличие от Майнеке, призывал сохранить наследие Бисмарка и Фридриха Великого, а также «положительные традиции пруссачества».

В декабре 1945 г. закончил свою книгу «Государство СС» бывший узник Бухенвальда Ойген Когон (1903-1987). Это была первая книга о нацистских лагерях смерти. Автор пытался побудить немцев осознать свою вину, задать себе и попытаться ответить на мучительный вопрос: «Как же все это стало возможным?»

С классовых, марксистских позиций на этот вопрос отвечали в своих книгах коммунисты: Вальтер Ульбрихт в 1946 г. («Легенда о немецком социализме»), Альберт Норден (1904-1982) в 1947 г. («Уроки германской истории»). С позиций философа в курсе лекций «О современной духовной ситуации» перед студентами Гейдельбергского университета пытался дать ответ профессор Карл Ясперс. Тексты этих лекций вышли в 1946 г. в виде отдельной книги «Проблема вины». Ясперс призывал немцев к «обвинению изнутри».

Но эти призывы были плохо услышаны. Пока шел Нюрнбергский процесс, дискуссии о нацизме и проблеме вины продолжались, но в 1947-1948 гг., в условиях сворачивания денацификации, разгоравшейся холодной войны и фактического раскола Германии, эти дискуссии сходят на нет, – немцы старались забыть о недавнем прошлом и не отвечать на сформулированные в первые послевоенные годы, как назвал их в своей книге «Искупление» А. И. Борозняк, «проклятые вопросы».

• Была ли нацистская диктатура продуктом германской истории или же воплощением абсолютного разрыва связей с традициями прошлого, неким «особым» путем развития?

• Можно ли было предотвратить установление нацистских порядков в Германии?

• Кто несет ответственность за утверждение режима, за его преступления?

• Почему стала возможной массовая поддержка преступного государства?

Общим среди союзников было понимание того, что все печатные издания, имевшие нацистское, расистское или милитаристское содержание, должны быть изъяты; что фашизм должен быть лишен своих духовных корней. Для этого началась массовая чистка библиотек, причем в разных зонах, и даже в разных землях и городах одной зоны степень радикальности этой чистки была неодинаковой.

Оккупационные власти, «очищая» духовную жизнь Германии от наследия национал-социализма, активно привлекали к этому делу самих немцев, которые проявляли при этом большое усердие, иногда, впрочем, доходившее до абсурда. Например, в Берлине была создана специальная комиссия для удаления из библиотек «нацистской литературы». По ее решению в разряд «нацистов» попало около 700 авторов художественных произведений и примерно 1500 авторов политических и научных работ разных времен, не имевших никакого отношения к национал-социализму. Но их книги были «удалены» из библиотек. «Удалялись» и отдельные произведения некоторых авторов, например, Г. Трейчке, X. Фаллады, Ф. Ницше и др..

На межзональном уровне общим был список, подготовленный в мае 1946 г. библиотекой Лейпцига. Список включал 15 тыс. названий книг и 150 наименований журналов «фашистского и милитаристского содержания», которые могли пропагандировать расовые теории или быть направлены против политики союзников, и которые подлежали изъятию.

С точки зрения культуры «час ноль» был, конечно же, и часом радио. В первые месяцы после войны из-за острого дефицита газет (не хватало бумаги, краски, транспорта и т. п.) радио выполняло функции, которые раньше выполняли газеты, плакаты, доски объявлений, рекламные листы и пр. Однако очень скоро начали возрождаться детские, женские, литературные программы, спортивные репортажи и т. д. Конечно же, радиопередачи были не только источником информации, теперь немцы могли безнаказанно слушать радио Лондона, Парижа, Нью-Йорка, Москвы, наслаждаться джазом и другой «неарийской» музыкой.

В советской зоне уже с лета, а в западных зонах позднее, – с осени 1945 г. – регулярными становятся радиообращения к населению немецких политиков и профсоюзных деятелей. Но пути развития радиовещания в западных и советской зонах быстро разошлись. В Тризонии осенью 1948 г. и весной 1949 г. по образцу английской Би-Би-Си было учреждено (на базе работавших до этого под контролем окупационных властей) 6 общественных радиостанций. В Восточной же Германии уже в конце июля 1945 г. СВАГ поставила радио под надзор центрального управления по народному образованию, где преобладали коммунисты. А 15 августа 1946 г. радиостанции были объявлены «народной собственностью» и стали важнейшим пропагандистским средством для распространения коммунистических идей.

Другим важнейшим источником информации, наряду с радио, были газеты. Главной газетой советской военной администрации в Восточной Германии стала газета «Тэглихе рундшау» («Ежедневное обозрение»). Ее первый номер вышел 15 мая 1945 г., она выходила самым большим тиражом (в 1947 г. – 1,2 млн экземпляров) среди газет союзников.

Новая пресса в западных зонах оккупации началась с издания восьми газет при штабах англо-американских армий на немецком языке. К лету 1945 г. их общий тираж составлял почти 4 млн экземпляров; затем они стали, по сути, региональными изданиями и получали названия «курьер», «вестник» или «голос» («Кёльнский курьер», «Аугсбургский вестник» и др.). Параллельно началась выдача лицензий для начала издания собственно немецких газет. 27 июня 1945 г. была выдана первая лицензия, а всего до сентября 1949 г. в четырех зонах оккупации было выдано около 400 лицензий на издание газет и журналов.

Но «преобразование» сущности газет, журналов и издательств в советской зоне было типичным примером советского «дирижизма». В то время как западные оккупационные власти принципиально предоставляли лицензии частным лицам, в советской зоне право издавать газеты и журналы, создавать собственные издательства и использовать находящиеся в советском распоряжении типографии получили, прежде всего, партии и общественные организации.

Особенно интенсивной культурной жизнью после войны жил разделенный на четыре сектора Берлин. Несмотря на руины, Берлин переживал «культурную весну» театров и кабаре: с июня до декабря 1945 г. там состоялась 121 премьера. Но, разумеется, теперь Берлин уже не мог претендовать на роль культурной метрополии Европы.

Вслед за Берлином очень скоро после окончания войны и в других немецких городах возобновился концертно-театральный сезон. Так, мюнхенская филармония пригласила слушателей на концерт уже 8 июля 1945 г., в Ганновере премьера оперы «Паяцы» состоялась 11 июля, в Эссене 12 августа начались «моцартовские концертные вечера». Наряду с классикой звучала музыка межвоенного модерна 1920-1930-х гг. На сценических площадках блистали Бела Барток (1881-1945), Игорь Стравинский, Пауль Хиндемит. В небольших городах двери театров открылись осенью 1945 г. Симптоматично, что среди спектаклей преобладали постановки немецкой классики: «Ифигения в Тавриде» И.-В. Гете, «Натан Мудрый» Г.-Э. Лессинга и др.

А вот книгоиздание возрождалось очень медленно. В первые послевоенные месяцы (из-за нехватки бумаги, разрушенного оборудования и денацификации) издательства печатали преимущественно брошюры объемом не более 30 страниц на дешевой газетной бумаге. В основном это были переиздания литературной классики и научно-технических публикаций. Новинки же художественной литературы публиковались преимущественно в журналах. Причем, в первые послевоенные годы наблюдалась настоящая «журнальная лихорадка». К 1947 г. во всех четырех зонах выходило около 150 различных журналов, из них только литературных – 72.

Наибольшей популярностью пользовались такие журналы как «Дер Руф», «Франкфуртер Хефте», «Ди Вандлунг», «Ланцелот», «Гайстиге Вельт», «Гегенварт» и др. Самым популярным и читаемым журналом в 1946-1949 гг. был «Дер Руф» («Призыв»). Его тираж в 1948 г. (100 тыс. экз.) превышал даже тираж такого популярного иллюстрированного еженедельника как «Шпигель» (65 тыс. экз.).

Эта «журнальная лихорадка» была отражением потребности немецких интеллектуалов выразить свое отношение к судьбам родины. Вокруг журналов, газет, издательств нередко возникали творческие объединения. Самым известным из них стало писательское объединение «группа 47». Оно было основано в сентябре 1947 г. как творческий союз молодых литераторов (Альфред Андерш (1914-1980), Ханс Вернер Рихтер (1908-1993) и др.), сплотившихся вокруг журнала «Руф». Но сложилось так, что именно «группа 47» будет во многом определять развитие литературы ФРГ на протяжении последующих двух десятков лет. Ее наиболее именитым членом станет Генрих Бёлль (1917-1985).

Повсеместно проводились литературные чтения, где писатели знакомили слушателей со своими новыми произведениями. Широкий резонанс получили романы Элизабет Ланггессер (1899-1950) «Неизгладимая печать», Германа Казака (1896-1966) «Город за рекой», Ханса Вернера Рихтера «Побежденные», Бернхарда Келлерманна «Пляска смерти», Ханса Фаллады «Каждый умирает в одиночку». Едва ли не самый большой успех имел роман Германа Гессе «Игра в бисер».

Серьезное влияние на послевоенное поколение оказали рассказы Генриха Бёлля, а также творчество рано умершего Вольфганга Борхерта, особенно его пьеса «На улице перед дверью», где главный герой Бекман олицетворяет собой обманутое нацистами поколение, всех вернувшихся с войны солдат. В этих произведениях авторы пытались реалистически изобразить фашизм и войну, ставили вопрос о том, кто виноват в случившемся с Германией и с немцами.

Наиболее известными поэтами того времени были Йоханнес Р. Бехер и Бертольт Брехт. Бехер уже в 1946 г. публикует сборник стихотворений «Возвращение на родину», в 1948 г. – сборник «Народ, блуждающий во мраке», в которых отразились и радость от возвращения, и вера в новую жизнь, и тяготы первых послевоенных лет. Брехт, получивший австрийское гражданство, помимо многочисленных литературных проектов, пьес, над которыми он работал в те годы, занимался постановками своих произведений на сценах немецких театров.

Серьезную роль в деле духовного возрождения и очищения от нацистской идеологии сыграл театр. Хотя из почти 200 немецких театров более 90 оказались разрушенными, театральный сезон начался уже осенью 1945 г. Причем, билеты были дорогими, но многие немцы были готовы пожертвовать самым дорогим в то холодное и голодное время – обменять булку хлеба или брикет угля на билет в театр.

Наиболее востребованными и тепло принятыми публикой оказались пьесы «Генерал дьявола» Карла Цукмайера (1896-1977), «Город за рекой» Германа Казака, «На улице перед дверью» Вольфганга Борхерта, «Мамаша Кураж» Бертольта Брехта. Ставились также экзистенциалистские пьесы Жана-Поля Сартра, Теннесси Уильямса, Альбера Камю. В большинстве этих постановок делалась попытка объяснить средствами искусства – кто же виновен в случившейся катастрофе; почему диктаторские режимы могут быть жизнеспособными; но одновременно звучал оптимистический мотив – даже самое жестокое государство неспособно умертвить главные проявления жизни: любовь, дружбу, верность христианским принципам и добродетелям. В советской зоне шли пьесы русских авторов, такие как «Васса Железнова» Горького.

Едва ли не центральным местом для развлечений молодежи времени развалин стали бывшие бомбоубежища, подвалы домов, наскоро оборудованные под кабаре, варьете, «джаз-подвалы», «подвалы-рестораны» с музыкальными ревю и шоу. Как грибы после дождя повсеместно возникали школы танцев и танц-клубы. Но джаз был популярен все же преимущественно у молодежи, большинство пожилых немцев по-прежнему не хотело признавать «негритянское искусство».

Одной из важнейших задач в области духовной жизни, которую поставили перед собой союзники, была задача начать учебный год в школах и вузах уже осенью 1945 г. Между тем, много школьных зданий использовались как лазареты, как лагеря для беженцев, для размещения потерявших жилье от бомбежек и для целей оккупационных властей. Например, в Гамбурге из 400 уцелевших школ в сентябре 1945 г. по назначению использовалось только 60.

Однако самой большой проблемой для школ была проблема преподавания: в Баварии в 1946 г. на одного учителя приходилось 65 учеников (в 1939 г. было 44); в Шлезвиг-Гольштейне – 78 (в 1939 г. – 39) и т. д. Многие погибли на войне, многие подверглись денацификации: в американской оккупационной зоне, например, за 1945 год 50 % учителей было отстранено от преподавания, в советской зоне этот процент достигал 70.

В школах не хватало парт, досок, мела, тетрадей, – в общем, всего, что всегда казалось абсолютно привычным. Катастрофически не хватало учебников, особенно по истории, литературе, географии. Нацистские учебники, изданные миллионными тиражами, необходимо было изымать а взамен (при разрушенных типографиях, нехватке бумаги) переиздавать учебники периода Веймарской республики или писать новые.

Трудности были колоссальные, но все же работа начиналась, а трудности постепенно превозмогались. Осенью 1945 г. начались занятия во многих школах и вузах всех четырех зон оккупации. Но если в западных зонах возобладала концепция аполитичности школы, то в советской зоне за 1945-1946 гг. было осуществлено кардинальное реформирование всей системы образования, она была подчинена главной цели – построению социализма в Восточной Германии.

Если в западных зонах, по мере проведения денацификации и демократизации, и без того неглубокое вмешательство оккупационных властей в культурную жизнь свелось к минимуму, то в советской зоне СВАГ и Социалистическая единая партия Германии все более начинают связывать культуру с идеологической борьбой. В 1948 г. происходит резкий поворот от относительно либеральной политики СВАГ в сфере культуры к «советизации» культурной жизни, к насаждению идеологии «марксизма-ленинизма-сталинизма». Была развернута шумная кампания против «формализма», «экзистенциализма», «социал-демократизма», «антисоветизма» и «декадентского» влияния в искусстве.

На восстановление экономики Германии понадобилось более трех лет. Тем более удивительно, что очень быстро, почти мгновенно, произошло ее культурное возрождение. Объяснить этот феномен можно тем, что нацистская культура и нацистская идеология не смогли пустить глубоких корней, и в «час ноль» были очень быстро отринуты большинством немцев. Здесь в первую очередь сыграли свою роль многовековые культурные традиции Германии. Сказались и усилия союзников, чей курс на то, что с помощью культуры можно осуществить «перевоспитание» и «переориентацию» немцев, в целом оказался верным.

***

В историографии германского вопроса и сегодня существует несколько спорных проблем, связанных с расколом страны, в том числе:

• имелись ли объективные предпосылки раскола или главную роль сыграли конкретные исторические личности и стечение обстоятельств?

• были ли альтернативы расколу? И если да, то кто виноват в том, что они не были реализованы?

• кто первый начал осуществлять политику раскола: СССР или западные державы?

• чья именно политика объективно способствовала расколу – советский курс на то, чтобы под прикрытием безусловного выполнения Потсдамских соглашений строить в Восточной Германии социализм по советскому образцу? Или прямолинейный и бескомпромиссный курс западных держав на интегрирование своих зон оккупации в западное сообщество демократических государств?

• была ли политика Запада только ответом на советскую политику в Восточной зоне?

Исследователи выделяют ряд предпосылок раскола Германии, которые можно объединить в три большие группы. Все они существовали уже в годы Второй мировой войны, а после 9 мая 1945 г. лишь получили свое логическое развитие и привели в 1949 г. к расколу страны.

Первая определялась геополитическими и экономическими интересами стран Запада, и базировалась на их антисоветизме. Это нашло выражение в стремлении не допустить русских в Европу, в «балканском варианте» У. Черчилля, в проведении сепаратных переговоров с нацистами в Берне и т. п.

Вторая была обусловлена геополитическими и экономическими интересами СССР и базировалась на стремлении сталинского руководства (которое никогда не отказывалось от идеи «мировой революции») расширить сферу советского влияния как можно дальше. Это выразилось в установлении просоветских режимов в Восточной Европе; в тайной помощи коммунистическим партиям Греции, Италии, Франции; в создании в 1947 г. Коминформа и т. д.

Третья была связана с различными интересами политических деятелей Германии. Формирующиеся политические элиты западных зон и восточной зоны оккупации были только на словах заинтересованы в единстве страны и внесли свою лепту в раскол Германии.

Надо учесть также роль личностного фактора. Во-первых, это антисоветский настрой большинства немцев. Они испытывали страх перед русскими, перед СССР. Западные державы, напротив, рассматривались в качестве «союзников» еще до того, как их войска вступили на немецкую землю. Во-вторых, во главе двух сверхдержав – США и СССР – стояли такие люди, как Г. Трумэн (один из «серых» президентов, известный откровенным антисоветизмом) и И. В. Сталин (абсолютный диктатор) – оба гораздо более склонные к конфронтации, чем к компромиссу.

Проведение единой оккупационной политики не могло быть успешным из-за совершенно различных целей СССР и западных держав в отношении Германии. В быстро меняющейся ситуации второй половины 40-х г., начала холодной войны, западные державы берут курс на сохранение экономического и военного потенциала западных зон оккупации, превращение их в своеобразный плацдарм против «наступающего агрессивного коммунизма». Руководство СССР форсирует «построение социализма» в советской зоне оккупации Германии, Сталин выступает с новой внешнеполитической доктриной.

Раскол Германии не был прямым результатом Второй мировой войны, он стал следствием холодной войны между Востоком и Западом. Сам германский вопрос на многие годы оставался важнейшим элементом этой войны. Инициатива создания двух немецких государств исходила от всех четырех держав-победительниц, оккупировавших Германию, пути и цели которых, начиная с 8 мая 1945 г., разошлись. Причем, Запад нередко опережал Советский Союз в конкретных шагах по расколу Германии.

Раскол не мог произойти без участия немцев, и здесь нельзя не согласиться с Себастьяном Хаффнером, который в книге «Самоубийство германской империи» писал о том, что если бы немцы упорно держались за свое национальное единство и выступили бы против создания раздельных государств, то союзники вряд ли сумели бы их заставить это сделать.

Важную роль в расколе Германии сыграли как западногерманские политики – Конрад Аденауэр, Теодор Хойс, Людвиг Эрхард, Курт Шумахер, «гражданин мира Карло Шмид» и др., так и политики Восточной Германии – Вильгельм Пик, Вальтер Ульбрихт, Отто Гротеволь и др. Но если политики западных зон более или менее открыто говорили об этом, то восточногерманские политики тщательно скрывали свои намерения.

С образованием двух немецких государств германский вопрос не был решен. Его главным содержанием с осени 1949 г. стало восстановление государственного единства Германии.

Бесспорно, что в 1949 г. завершается раскол Европы и мира на две противоборствующие системы. А раскол Германии – образование ФРГ и ГДР – стали одними из самых ярких символов становления биполярного мира.