Текст книги "Смерть королей"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Часть третья
Ангелы

Глава девятая

– Эдвард под каблуком у священников, – пожаловался я Лудде, – а его проклятая мамаша и того хуже. Глупая сука. Мы вернулись в Фагранфорду, и я проводил его на север, к краю холмов, откуда через широкую долину Сэферн можно было увидеть холмы Уэльса. Далеко на западе шел дождь, а в реке в долине внизу серебрилось водянистое отражение солнца. – Они думают, что молитвы помогут избежать войны, – продолжил я, – и все из-за этого глупца Плегмунда. Он считает, что Бог кастрирует датчан.

– Молитвы могут быть полезны, господин, – весело ответил Лудда.

– Чем же они полезны, – сердито проворчал я, – если бы бог хотел, чтобы они приносили пользу, почему же он не сделал этого двадцать лет назад?

Лудда был слишком благоразумен, чтобы ответить. Мы были только вдвоем. Я искал кое-что и не хотел, чтобы кто-нибудь узнал, что именно, так что мы с Луддой поскакали на вершину холма одни. Мы искали, расспрашивая рабов в полях и глав кланов в их домах, и на третий день я нашел, что искал. Он не был идеальным. Он был гораздо ближе к Фагранфорде, чем мне бы хотелось, и недостаточно близко к датчанам.

Но на севере ничего подобного нет, – сказал Лудда, – насколько мне известно. Ближе к северу много таинственных камней, но скрытых нет.

Таинственные камни представляли собой странные круги из огромных валунов, которые расставили древние, видимо, в честь своих богов.

Обычно когда мы находили такое место, то копали до основания камней, и я находил под парой из них клад. Камни были закопаны в курганах, некоторые из которых были круглыми, а некоторые похожи на длинную гряду, и те, и другие представляли собой могилы древних людей.

Мы их тоже раскапывали, хотя кое-кто верил, что скелеты, находящиеся там, находятся под защитой духов или даже драконов с огненным дыханием, но однажды я нашел в такой могиле кувшин, наполненный гагатом, янтарем и золотыми украшениями.

Курган, который мы обнаружили в тот день, представлял собой высокую гряду, с которой были видны окрестности. Поглядев на север, можно было увидеть земли датчан, хотя до них было очень далеко, слишком далеко, но тем не менее, я решил, что эта древняя могила нам подойдет.

Место называлось Натангравум и принадлежало мерсийскому лорду по имени Элволд, который был просто счастлив, что я буду раскапывать его курган.

– Я одолжу тебе своих рабов для этой работы, – сказал он мне, – этим ублюдках все равно особо нечем заняться до сбора урожая.

– Я буду использовать своих, – ответил я.

Элволд немедленно что-то заподозрил, но я был Утредом, и он не хотел меня злить.

– Ты поделишься тем, что найдешь? – спросил он с волнением.

– Да, – заверил я и положил золотую монету на стол. – Это золото – за твое молчание. Никто не должен знать, что я здесь, так что ты никому не скажешь. Если я узнаю, что ты проболтался, я вернусь и закопаю тебя под этим курганом.

– Я ничего не скажу, господин, – обещал он. Он был старше меня, с дрожащим вторым подбородком и длинными седыми волосами. – Клянусь Богом, мне не нужны неприятности, – продолжал он, – в прошлом году был плохой урожай, датчане недалеко, и я лишь молюсь о сохранении мира.

Он взял золото.

– Но ты ничего не найдешь в этом кургане, господин. Мой отец перекопал его много лет назад, и там нет ничего кроме скелетов. Даже бус.

На вершине гряды были две могилы, одна пристроена к другой. В центре находился круглый курган, а поперек и чуть ниже с востока на запад пролегал второй могильный холм, продолговатый, около десяти футов высоты и больше шестидесяти шагов в длину.

Большая часть этого длинного кургана была из земли и известняка, но с восточной стороны находилась искусственная пещера, в которую можно было зайти через сложенный из валунов дверной проход, смотрящий прямо на восходящее солнце.

Я послал Лудду привести дюжину рабов из Фагранфорды, и они передвинули валун, расчистили вход от земли, так что мы смогли согнувшись войти в длинный отделанный камнями проход.

Из туннеля открывался вход в четыре комнаты, по две с каждой стороны, Мы осветили склеп факелами, пропитанными смолой, и оттащили тяжелые камни, загораживающие вход в комнаты, и, как и обещал Элволд, не обнаружили ничего кроме скелетов.

– Это подойдет? – спросил я Лудду.

Поначалу он не ответил. Он уставился на скелеты с выражением страха на лице.

– Они вернутся и будут нас преследовать, господин, – произнес он тихо.

– Нет, – сказал я, хотя и чувствовал внутри холодную дрожь. – Нет, – повторил я, хотя и не верил в это.

– Не трогай их, господин, – попросил он.

– Элволд сказал, что его отец уже их побеспокоил, – заметил я, пытаясь убедить себя самого, – так что мы в безопасности.

– Он потревожил их, господин, и это означает, что он их пробудил. Теперь они жаждут отомщения.

Кости были сложены в неаккуратную груду, и дети, и взрослые вместе. Их челюсти ухмылялись нам. Один череп был пробит с левого бока, а на другом были остатки волос.

Ребенок лежал, свернувшись на коленях у одного из скелетов. Другое тело протягивало костистую руку в нашу сторону, кости пальцев распластались на каменном полу.

– Их дух здесь, – прошептал Лудда, – я чувствую их, господин.

Я снова ощутил холодную дрожь.

– Скачи обратно в Фаграндорду, – сказал я ему, – и приведи отца Коэнвульфа и лучшего охотничьего пса.

– Лучшего пса?

– Приведи Молнию. Я жду вас завтра.

Мы вылезли из прохода наружу, и рабы поставили обратно большой валун, отделявший мертвых от живых, и в ту ночь небо было похоже на сияющий занавес, бледно-голубой с ярко-белым, который с дрожью поднялся выше и скрыл звезды.

Я видел эти огни и раньше, обычно в разгар зимы и всегда на севере небосклона, но было явно не совпадением, что они мерцали в небесах именно в тот день, когда я позволил лучам факелов упасть на мертвецов, лежащих под землей.

Я арендовал у Элволда дом. Он был построен римлянами и большей частью разрушен, находился он недалеко от деревни под названием Туркандин, что лежала на расстоянии короткой поездки от склепа.

Дом душила в своих объятьях ежевика, а плющ извивался по его сломанным стенам, но две самые большие комнаты, откуда когда-то римляне правили окрестностями, использовались в качестве навеса для скота и были защищены грубыми балками с вонючей соломой. Мы вычистили эти комнаты, и я спал той ночью под этой соломенной крышей, а на следующее утро вернулся к склепу.

Над длинным курганом навис туман. Я ждал там с рабами, сидящими на корточках в нескольких шагах от меня. Лудда вернулся около полудня, и туман все еще не рассеялся. Он привел на поводке Молнию, мою собаку, отличного охотника на оленей, и с ним был отец Кутберт.

Я взял поводок Молнии из рук Лудды. Гончая заскулила, и я потрепал ее за ушами.

– Что тебе следует сейчас сделать, – сказал я Кутберту, – так это убедиться, что духи этой могилы нас не побеспокоят.

– Могу ли я спросить, что ты здесь делаешь?

– Что сказал тебе Лудда?

– Только что я тебе нужен, и что нужно взять собаку.

– Значит, это всё, что тебе нужно знать. И убедись, что ты прогнал этих духов.

Мы убрали большой камень, загораживающий вход, и Кутберт вошел в склеп и бормотал там молитвы, разбрызгивал воду и установил крест, сделанный из веток.

– Мы должны подождать до ночи, господин, – сказал он мне, – чтобы убедиться, что молитвы сработали, – он выглядил смущенным и взмахнул руками в жесте, который означал безнадежность.

У него были огромные руки, и казалось, что он не вполне понимает, куда их девать.

– Подчинятся ли мне духи? – спросил он. – Я не знаю! Они спят днем и должны проснуться и обнаружить, что они в цепях и беспомощны, но, возможно, они сильнее, чем мы думаем? Узнаем сегодня ночью.

– Почему ночью? Почему не сейчас?

– Они спят днем, господин, потом пробуждаются по ночам и кричат, как души, попавшие в бурю. Что если они разорвут цепи? – он содрогнулся. – Но я останусь на ночь и призову ангелов.

– Ангелов?

Он серьезно кивнул.

– Да, господин, ангелов, – он заметил озадаченное выражение на моем лице и улыбнулся. – О, не считай ангелов прекрасными девушками, господин. Простой народ думает, что ангелы – это прелестные яркие штучки с чудесными, – он помедлил, помахав своими большими руками на уровне груди, – оленятами, – наконец произнес он, – но по правде говоря, они воины Господа. Свирепые и грозные создания!

Он замахал руками, изображая крылья, а затем замер, когда заметил, что я уставился на него. Я смотрел на него так долго, что он занервничал.

– Господин? – спросил он с дрожью в голосе.

– Ты умен, Кутберт, – сказал я.

Он выглядел довольным и робким.

– Да, я такой, господин.

– Святой Кутберт Умный, – сказал я восхищенно. – Глупец, – продолжал я, но до чего умный глупец!

– Спасибо, господин, ты так добр.

Той ночью мы с Кутбертом остались у входа в склеп и смотрели на сияющие звезды. Молния положила голову мне на колени, и я поглаживал ее. Это был отличный пес, быстрый, свирепый как воин и бесстрашный.

Серп луны поднялся над холмами. Ночь была наполнена звуками, шуршанием неведомых существ в ближайшем лесу, призывным уханием охотящейся совы, и криком лисы где-то вдалеке.

Когда луна достигла зенита, отец Кутберт повернулся к склепу, встал на колени и начал молча молиться, его губы двигались, а руки сжимали сломанный крест. Если ангелы и пришли, я их не увидел, но, может быть, они там побывали, яркокрылые и прекрасные воины христианского бога.

Я оставил Кутберта молиться и повел Молнию на вершину кургана, где встал на колени и обнял собаку. Я сказал ей, как она хороша, как верна и как храбра.

Я похлопал ее по грубой шкуре и зарылся лицом в шерсть, я сказал ей, что она была лучшей собакой из тех, что я знал, и я все еще обнимал ее, когда перерезал ей горло одним сильным ударом ножа, который заточил накануне.

Я почувствовал, как ее сильное тело боролось и дергалось, она взвыла, но быстро затихла, кровь текла по моей кольчуге и коленям, и я оплакивал ее смерть, я держал ее дрожащее тело и сказал Тору, что принес ему жертву.

Я не хотел этого, но только жертвуя чем-то дорогим, мы можем тронуть разум богов, и я держал Молнию, пока она не умерла. Ее смерть была милосердной и мгновенной. Я умолял Тора принять жертву и в ответ оставить мертвых в тишине их могилы.

Я отнес тело Молнии к ближайшим деревьям и вырыл могилу ножом и осколком камня. Я положил собаку в нее, а рядом с ней нож, затем пожелал ей удачной охоты в другом мире.

Я засыпал могилу и навалил сверху камней, чтобы тело не досталось падальщикам. К тому времени, когда я закончил, уже занималась заря, я был в грязи, в крови и несчастен.

– Боже мой, что случилось? – снова уставился на меня отец Кутберт.

– Я помолился Тору, – коротко ответил я.

– Собака? – прошептал он вопрос.

– Она охотится в другом мире, – сказал я.

Он содрогнулся. Некоторые священники начали бы меня распекать за поклонение фальшивым богам, но Кутберт просто перекрестился.

– Духи вели себя тихо, – сообщил он мне.

– Значит, одна из молитв сработала, – отметил я, – твоя или моя.

– Или обе, господин.

А когда взошло солнце, пришли рабы, открыли склеп и вынесли мертвых из одной из дальних комнат.

Они сложили кости в помещении напротив, а потом закрыли наполненное мертвыми телами пространство каменной плитой. Мы положили черепа в одно из ближайших к входу углублений, так что мертвецы будут приветствовать своими ухмылками каждого посетителя, который согнувшись войдет в проход.

Самой трудной работой было замаскировать вход в самое северное помещение, в то, откуда мы убрали кости, потому что нужно было сделать так, чтобы Лудда смог входить и выходить из этой искусственной пещеры.

Отец Кутберт нашел решение. Отец обуучил его ремеслу каменщика, и Кутберт неуклюже обтесал плиту из известняка, пока та не стала похожа на тонкий щит. Это заняло два дня, но ему удалось это сделать, и мы установили тонкую плиту на плоский камень, и Лудда удостоверился, что может с достаточной легкостью ее опрокинуть.

Он мог отодвинуть ее, пробраться в помещение, а потом другой человек приставил бы ее обратно, так что Лудда скрывался за похожей на щит плитой. Когда он оттуда говорил, его голос был приглушен, но различим.

Мы снова закрыли склеп, набросали земли на валуны у входа и вернулись обратно в Фанранфорду.

– А теперь мы поедем в Лунден, – сказал я Лудде. – Ты, я и Финан.

– Лунден! – это ему понравилось. – Зачем мы едем, господин?

– За шлюхами, конечно же.

– Конечно, – сказал он.

– Я могу помочь! – с готовностью вызвался отец Кутберт.

– Я подумываю сделать тебя ответственным по сбору гусиных перьев, – сказал я ему.

– Гусиных перьев? – он потрясенно уставился на меня. – О, пожалуйста, господин!

Шлюхи и гусиные перья. Плегмунд молился за мир, а я готовился к войне.

Я взял в Лунден тридцать человек, не потому что я в них нуждался, а потому что лорд должен путешествовать с размахом. Мы нашли казармы для воинов и лошадей в римском форте, который стоял на защите северо-западного угла города, потом я прошел с Финаном и Веостаном вдоль крепостного вала у римской стены.

– Когда здесь командовал ты, – сказал Веостан, – тебе тоже выдавали лишь жалкие крохи денег?

– Нет.

– Мне приходится выпрашивать каждую монету, – проворчал он. – Они строят церкви, но я не могу убедить их починить стену.

А стена нуждалась в починке больше, чем когда-либо. Большой участок римской стены между Воротами Епископа и Старыми воротами упал в вонючий ров. И эта проблема появилась не только что.

Еще когда я был командиром гарнизона, я заделал проем массивным дубовым частоколом, но эти бревна сейчас потемнели, а некоторые были гнилыми. Король Эорик видел этот пришедший в упадок участок, и я не сомневался, что он это отметил, и после его визита в Лунден я предложил срочно произвести ремонт, но ничего так и не было сделано.

– Просто взгляни, – сказал Веостан, неуклюже спускаясь вниз по склону из обломков камней, которым заканчивалась разрушенная стена. Он надавил на дубовое бревно, и я увидел, что оно зашаталось, как гнилой зуб.

– Они не заплатят за его замену, – мрачно сказал Веостан. Он пнул основание бревна, и мягкие темные щепки изъеденной грибами древесины разлетелись из-под его сапога.

– У нас же мир, – произнес я с сарказмом, – ты разве не слышал?

– Расскажи это Эорику, – сказал Веостан, взбираясь обратно ко мне. Вся земля к северо-востоку принадлежала Эорику, и Веостан поведал о датских патрулях, которые подходили близко к городу. – Они наблюдают за нами, – сказал он, – а всё, что мне позволено сделать – это помахать им рукой.

– Им даже не нужно подходить близко, – заметил я, – торговцы расскажут все, что им нужно знать.

В Лундене всегда было полно торговцев, датских, саксонских, из Франкии и Фризии, и эти купцы возвращались на родину с новостями. Эорик, я был уверен, знал, насколько уязвима защита Лундена, он даже видел это собственными глазами.

– Но Эорик – осторожный ублюдок, – промолвил я.

– А Сигурд – нет.

– Он еще болен.

– Моли Господа, чтобы он сдох, – грубо отрезал Веостан.

Я узнал больше новостей в городских тавернах. Там собрались капитаны со всего побережья Британии, за кружку эля рассказывающие слухи, некоторые из которых были правдой. И ни в одном слухе не говорилось о войне. Этельволд все еще скрывался в Эофервике и все еще претендовал на трон Уэссекса, но он не обладал достаточными силами, пока датчане не дадут ему армию.

Почему они вели себя так тихо? Это озадачивало меня. Я был так уверен, что они атакуют, услышав о смерти Альфреда, но вместо этого они не предприняли ничего. Епископ Эркевальд знал ответ.

– Это Божья воля, – сказал он мне. Мы случайно встретились на улице. – Господь велит нам возлюбить врагов своих, – объяснил он, – и любовью мы сделаем их миролюбивыми христианам.

Помню, как уставился на него.

– Ты и правда в это веришь? – спросил я.

– Мы должны иметь веру, – яростно ответил он. Он перекрестил женщину, которая склонилась перед ним. – Итак, – спросил он меня, – что привело тебя в Лунден?

– Мы приехали за шлюхами, – ответил я. Он моргнул. – Знаешь ли ты хороших шлюх, епископ? – спросил я.

– Боже мой! – прошипел он и пошел своей дорогой.

По правде говоря, я решил не искать шлюх в тавернах Лундена, потому что всегда была вероятность, что их узнают, так что я повел Финана, Лудду и отца Кутберта к пристани, где выгружали рабов, она находилась вверх по реке, у старого римского моста.

В Лундене никогда не было процветающего рынка рабов, но всегда велась какая-то торговля теми, кого захватили в Ирландии, Уэллсе или Шотландии.

Датчане держали больше рабов, чем саксы, наши рабы обычно трудились в поле. Человек, который не мог себе позволить купить буйвола, впрягал в плуг пару рабов, хотя они и не смогли бы сделать такую же глубокую борозду, как лезвие, которое тянет буйвол.

Буйволы доставляли и меньше проблем, хотя раньше можно было просто убить надоевшего раба без всякого наказания. Законы, написанные Альфредом, поменяли положение. Любой человек, пожелавший освободить своих рабов, верил, что этим заслужит одобрение Господа, так что в Лундене не было особого спроса на рабов, но каких-нибудь рабов на продажу всегда можно было найти на пристани у Темеза.

Торговцы приезжали из Ратумакоса, франкийского города, и почти все эти торговцы были северянами, потому что отряды викингов завоевали всю область вокруг этого города.

Они приезжали, чтобы купить молодежь, захваченную в приграничных стычках, а некоторые и сами приводили рабов на продажу, зная, что богачи из Уэссекса и Мерсии оценят экзотическую красавицу. Церковь не одобряла эту торговлю, но она все равно процветала.

Верфь находилась недалеко за стеной, у реки, рабов держали во влажных деревянных хижинах внутри крепостных стен. В тот день там присутствовали четыре торговца из Лундена, и их стражники заметили, как мы пришли, и предупредили хозяев, что приближаются богатые воины. Торговцы вышли на улицу и низко поклонились.

– Вина, господа? – спросил один из них. Может быть, эля? Или чего вы еще изволите.

– Женщин, – сказал отец Кутберт.

– Помалкивай, – рявкнул я.

– Иисус и Иосиф, – произнес Финан, задержав дыхание, и я знал, что он вспоминает те долгие месяцы, которые мы с ним провели в рабстве, прикованные к веслам на корабле Сверри, на наших руках была выжжена буква S, что означало «раб». Сверри умер, умер и его приспешник Хакка, обоих зарезал Финан, но этот ирландец так и не смог перестать ненавидеть рабство.

– Вы ищете женщин? – спросил один из торговцев. – Или девочек? Юных и нежных? У меня как раз есть то, что нужно. Неиспорченный товар! Сочный и прекрасный! Так как, господа?

Я взглянул на отца Кутберта.

– Сотри ухмылку с лица, – зарычал я на него, а потом понизил голос, – и найди Веостана. Скажи ему, чтоб привел десять или дюжину воинов. Быстро.

– Но, господин… – начал было он, желая остаться.

– Иди! – прокричал я.

Он ушел.

– Мудрое решение – расстаться со священником, господин, – сказал торговец, предположив, что я отослал Кутберта, потому что церковь не одобряла его занятие. Я попытался ответить по-дружески, но тот же гнев, что бурлил в крови Финана, теперь скрутил и мой живот. Я вспомнил унижения и нищету рабства.

Мы с Финаном однажды сидели, скованные цепями в точно таком же влажном строении. Шрам на предплечье, казалось, начал причинять мне жгучую боль, когда я последовал за торговцем через низкую дверь.

– Я привез полдюжины девиц через море, – сказал он, – и полагаю, что вам не нужны доярки или посудомойки.

– Нам нужны ангелы, – жестко ответил Финан.

– Именно это я и предлагаю! – радостно воскликнул торговец.

– Каково твое имя? – спросил я.

– Халфдан, – сказал он. Ему было тридцать с небольшим, как я прикинул, дородный и высокий, с лысой как яйцо головой и бородой, которая доставала ему до пояса, на котором был привязан меч с серебряной рукоятью. В комнате, в которую мы вошли, были четыре стражника, двое – вооруженные дубинками, а другие двое – мечами.

Они наблюдали за рабами, сидящими в цепях в воняющей нечистотами грязи на полу. Задней стеной хижины служил крепостной вал городских укреплений, его камни зеленели и чернели в тусклом свете, который шел через щели в гнилой соломенной крыше. Рабы молча нас рассматривали.

– В основном они из Уэллса, – произнес Халфдан небрежно, – но есть и из Ирландии.

– Ты возьмешь их во Франкию? – спросил Финан.

– Если только вы не захотите их взять, – сказал Халфдан. Он открыл засов на другой двери, затем постучал по ее темному дереву, и я услышал, как с другой стороне открыли еще один засов. Дверь распахнулась, и показался человек, ожидавший там, этот был с мечом. Он охранял самый ценный товар Халфдана, девушек. Человек ухмыльнулся в качестве приветствия, когда мы согнувшись вошли через дверь.

Было трудно разглядеть, как выглядят девушки, в этом сумраке. Они сбились в кучу в углу, одна казалась больной. Я заметил, что одна из девушек была очень смуглой, а другие белокожими.

– Шестеро, – сказал я.

– Да ты умеешь считать, господин, – пошутил Халфдан… Он запер дверь, ведущую в большую комнату, где содержали мужчин.

Финан знал, что я имел в виду. Мы вдвоем и шестеро работорговцев, мы были в ярости и нам давно не выпадала возможность с кем-нибудь подраться, мы были возбуждены.

– Шестеро – это ерунда, – сказал Финан. Лудда почувствовал какой-то подтекст и занервничал.

– Так ты хочешь больше шестерых? – спросил Халфдан. Он ударом распахнул заевшие ставни, чтобы внустить немного света с улицы, и девушки сощурились, наполовину ослепленные. – Шесть красавиц, – гордо заявил Халфдан.

Шесть красавиц были худы, в грязи и напуганы. Темнокожая девушка отвернулась, но я успел заметить, что она и правда была красавицей. Две из них были светловолосыми.

– Откуда они?

– Большинство из Франкии, – сказал Халфдан, – кроме этой, – он указал на отвернувшуюся девушку, – эта с самого края земли. Только боги знают, откуда она родом. Возможно, упала с луны, насколько я знаю. Я купил ее у торговца с юга. Она говорит на каком-то странном языке, но достаточно хорошенькая, если вам нравится темное мясо.

– А кому оно не нравится? – спросил Финан.

– Я хотел оставить ее себе, – сказал Халфдан, – но сучка не прекращает плакать, а я не выношу рыдающих сучек.

– Они были шлюхами? – спросил я.

– Они не девственницы, – отозвался Халфдан весело. – Не буду тебя врать, господин, если ты ищешь именно это, то я могу найти для тебя такую, но это, возможно, займет месяц или два. Но не эти девушки. Темнокожая и та, что из Фризии, какое-то время работали в таверне, но ими не очень много пользовались, просто попортили. Они все еще красавицы. Позволь показать тебе.

Он опустил вниз свою массивную руку и вытащил из кучи темнокожую девушку. Она вскрикнула, когда он тащил ее, а он ударил ее по голове.

– Хватит кричать, тупая сука, – прорычал он. Он повернул ее лицо в мою сторону. – Что думаешь, господин? У нее странный цвет, но он прелестна.

– Да, – согласился я.

– Цвет везде одинаковый, – осклабился он и чтобы доказать это, сдернул с нее платье, обнажив груди. – Прекрати хныкать, сука, – он вновь ее ударил. Он приподнял одну из ее грудей. – Видишь, господин? Коричневые титьки.

– Дай-ка мне, – сказал я. Я вытащил нож, и Халфдан решил, что я собираюсь срезать остатки платья девушки, и сделал шаг назад.

– Рассмотри хорошенько, господин, – посоветовал он.

– Обязательно, – обещал я. Девушка все еще плакала, когда я повернулся и воткнул клинок Халфдану в брюхо, но под его туникой был металл, и лезвие намертво остановилось. Я услышал, как меч Лудды чиркнул, когда тот вынимал его из ножен, пока Халфдан пытался ударить меня головой, но я уже схватил его за бороду левой рукой и сильно дернул.

Я повернул нож кверху и потянул голову Халфдана вниз, на его остриё. Девушки кричали, а стражник в другой комнате стучал в запертую дверь.

Халфдан взревел, а потом этот рев превратился в бульканье, когда клинок разорвал его глотку и нижнюю челюсть. Кровь окрасила комнату. Соперник Финана был уже мертв, ирландец убил его молниеносно, а потом Финан чиркнул ножом, разрезав Халфдану подколенные сухожилия, и этот крупный человек упал на колени, а затем я как следует закончил свое дело, перерезав ему глотку. Его длинная борода впитала большую часть крови.

– Тебе потребовалось много времени, – сказал Финан весело.

– Давно не практиковался. Лудда, вели девушкам вести себя тихо.

– Еще четверо, – заметил Финан.

Я спрятал нож, вытерев кровь со своей руки туникой Халфдана, и вытащил Вздох Змея. Финан отпер дверь и резко ее распахнул. Стражник нырнул внутрь, заметил ожидающий его клинок и попытался вернуться обратно, но Финан втащил его, а я вонзил ему меч глубоко в живот, а потом ударил коленом по лицу, когда он согнулся. Он опустился на пропитанный кровью пол.

– Прикончи его, Лудда, – велел я.

– Господи Иисусе, – пробормотал он.

Остальные три стражника были более осторожны. Они ждали в дальнем конце большой комнаты и уже вызвали подмогу со стороны других работорговцев. В интересах купцов было помогать друг другу, так что их призыв привел в комнату еще нескольких мужчин. Еще четверых, а потом и пятерых, все были вооружены и готовы драться.

– Осферт всегда говорит, что я недостаточно долго думаю, прежде чем ввязаться в драку, – сказал Финан.

– И ведь он прав, – отметил я, но потом на улице раздался громкий крик. Прибыл Веостан с несколькими воинами из гарнизона. Они проложили себе путь в лачугу и выгнали работорговцев на улицу, где двое из них жаловались Веостану, что мы убийцы.

Веостан зарычал на них, чтобы заткнулись, а потом исследовал хибару. Он поморщил нос от зловония большой комнаты, потом нырнул в маленькую и посмотрел на два трупа.

– Что случилось?

– Эти двое поспорили, – заявил я, указывая на Халфдана и того стражника, которого так быстро прирезал Финан, – и убили друг друга.

– А тот? – Веостан кивнул в сторону третьего человека, скорчившегося на полу и хнычущего.

– Я велел тебе его прикончить, – сказал я Лудде, а потом сам это сделал. – Его переполняло горе от того, что они умерли, – объяснил я, – поэтому он пытался покончить с собой.

Двое других работорговцев последовали за нами в сарай и яростно уверяли, что мы обманщики и убийцы.

Они подчеркнули, что их торговля легальна, что им обещали защиту со стороны закона.

Они потребовали, чтобы я предстал перед судом за убийство и заплатил огромный штраф серебром за отнятые жизни.

Веостан внимательно выслушал их.

– Вы поклянетесь на суде? – спросил он двоих мужчин.

– Да! – сказал один из торговцев.

– Вы расскажете, что случилось, и дадите клятву?

– Он должен возместить нам убытки!

– Лорд Утред, – обратился ко мне Веостан, – вы приведете свидетелей, чтобы оспорить их показания?

– Да, – ответил я, но упоминания моего имени было достаточно, чтобы унять воинственный настрой мужчин.

Они посмотрели на меня секунду, затем один из них пробормотал, что Халфдан всегда был сварливым дураком.

– Значит, вы не будете давать клятву на суде? – спросил Веостан, но двое мужчин уже отказались от своих слов. Они убежали.

Веостан ухмыльнулся.

– Я должен, – сказал он, – арестовать тебя за убийство.

– Я ничего не сделал, – сказал я.

Он посмотрел на покрасневший клинок Вздоха Змея.

– Я вижу это, господин, – произнес Веостан.

Я склонился над телом Халфдана и разрезал тунику, под которой обнаружил кольчугу и, как и ожидал, кошель на поясе.

Как раз на него напоролся поначалу мой нож, кошель был набит монетами, в основном золотыми.

– Что мы будем делать с рабами? – громко поинтересовался Веостан.

– Они мои, – сообщил я, – я только что их купил, – я вручил ему кошель, забрав оттуда несколько монет. – Этого должно хватить на дубовые бревна для частокола.

Он посчитал монеты и выглядел довольным.

– Ты – ответ на мои молитвы, господин, – сказал он.

Мы отвели рабов в таверну нового города, саксонского поселения, лежащего к западу от римского Лундена. Монет, которых я забрал из кошелька Халфдана, хватило на еду, эль и одежду.

Финан поговорил с мужчинами и посчитал, что полдюжины из них станут хорошими воинами.

– Если нам когда-нибудь снова понадобятся воины, – ухмыльнулся он.

– Ненавижу мирное время, – сказал я, а Финан засмеялся.

– Что будем делать с остальными? – спросил он.

– Отпусти мужчин, – предложил я, – они молоды и смогут выжить.

Мы с Луддой говорили с девушками, а отец Кутберт просто смотрел на них во все глаза. Он был очарован темнокожей девушкой, чье имя было Мехраса.

Она выглядела старшей из шестерых, ей было лет шестнадцать-семнадцать, а остальным на три-четыре года меньше.

Как только они поняли, что в безопасности или, по крайней мере, им не угрожает опасность в ближайшее время, они начали улыбаться.

Две были саксонками, которых захватили на побережье Кента франкские налетчики, а две были из Франкии.

И еще была таинственная Мехраса и больная девушка из Фризии.

– Девушки из Кента могут отправиться домой, – сказал я, но остальных отведите в Фагранфорду.

Я разговаривал с Луддой и отцом Кутбертом.

– Выберете двоих и обучите всему, что они должны уметь. Оставшиеся двое могут работать на сыроварне или на кухне.

– С удовольствием, господин, – сказал отец Кутберт.

Я посмотрел на него.

– Если ты будешь обращаться с ними неподобающе, – заявил я, – я тебя накажу.

– Да, господин, – скромно ответил он.

– А теперь иди.

Я послал Райпера с дюжиной воинов защищать девушек в поездке, но мы с Финаном остались в Лундене.

Я всегда любил этот город, это было самое лучшее место для того, чтобы узнать, что происходит по всей Британии.

Я поговорил с торговцами и путешественниками и даже прослушал одну из бесконечных проповедей Эркенвальда, не потому, что нуждался в его совете, а чтобы услышать, о чем церковь рассказывает людям.

Епископ был умелым проповедником, в его послании содержалось именно то, чего хотел архиепископ Плегмунд. Это был призыв к миру, чтобы дать церкви время обратить язычников.

– Мы были подавлены войной, – Сказал Эркевальд, – мы тонули в слезах вдов и матерей. Каждый человек, убивающий другого, разбивает сердце матери.

Он знал, что я был в церкви, и уставился в темноту, туда, где стоял я, затем указал на новую роспись на стене, которая изображала Марию, мать Христа, рыдающую у подножия креста.

– Какую вину пришлось нести этим римлянам, какую вину мы несем, когда убиваем! Мы дети Господа, а не овцы на заклание.

Было время, когда Эркенвальд проповедовал резню, побуждая нас уничтожить датстких язычников, но приход 900 года каким-то образом убедил церковь предписать нам мир, и казалось, что их молитвы были услышаны.