Текст книги "Рассказы (ЛП)"
Автор книги: Бентли Литтл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)
– Так, – она поморщилась. – Давай отнесем это папе.
Она вышла из кухни и направилась по короткому коридору к закрытой двери предположительно хозяйской спальни.
Она постучала.
– Папочка?
Рон не услышал никакого ответа.
Джоанна улыбнулась.
– Он сказал, что все в порядке. Заходи.
Она открыла дверь, но в комнате не было ни кровати, ни комода, ни вообще какой-либо мебели, кроме единственного белого стола. На столе стояла огромная урна.
Держа вареную ногу, Джоанна прошла через комнату и открыла крышку урны. Она заглянула внутрь.
– Папочка? У меня для тебя кое-что есть.
Она опустила ногу внутрь, и будь он проклят, если Рон не услышал звук жевания, доносящийся из керамического сосуда.
Она опустила глаза и кивнула, словно прислушиваясь к чьему-то голосу.
– Апельсины, – сказала она, и впервые после того, как он рассказал ей свою историю, в ее голосе послышалась дрожь. – Горбун.
Жевательный звук прекратился. Послышался слабый пронзительный свист, а затем почти незаметное облачко пепла вылетело из урны и осело на белую столешницу.
Джоанна несколько раз облизала указательный палец, глотая собранный пепел.
– Давай прогуляемся, – предложила она.
Рон тупо посмотрел на нее.
– Что?
– Идем со мной. Только по кварталу.
– Сейчас шесть часов утра, горбун обменял мертвую собаку на мой пакет апельсинов, мы сварили собачью ногу и скормили ее праху твоего отца, а теперь ты хочешь прогуляться?
– Ну пожалуйста!
Здравый смысл подсказывал ему бежать со всех ног. Джо, может быть, и не была толстой или уродливой, или мужиком, но это точно не было нормальной ситуацией, и самое умное, что он мог сделать, – это уйти отсюда и не оглядываться назад, списать всю эту неудачную интрижку на убытки. И все же...
И все же он не хотел этого делать. Несмотря на странности, несмотря на безумие, ему нравилась Джоанна, и впервые за очень долгое время он действительно встретил кого-то, с кем он мог представить свое будущее.
Точно. Особенно когда она скармливала части мертвого домашнего питомца праху своего отца.
Все происходило слишком быстро. У его мозга не было времени ни на то, чтобы выбрать правильный курс действий, ни даже на то, чтобы проанализировать эти недавние события и определить, что было терпимо, а что совершенно неприемлемо.
– Ну пожалуйста! – повторила она, и в этой просьбе была какая-то пропащая тоска, заставившая его кивнуть головой.
– Ладно, – неохотно согласился он.
Джоанна посмотрела на часы.
– Нам лучше поторопиться. Скоро рассветет.
Она положила крышку обратно на урну, попрощалась с отцом, закрыла за собой дверь спальни и они направились по коридору в переднюю часть дома.
Скоро рассветет? Что она этим хотела сказать?
Они вышли на улицу, и впервые за это утро она прикоснулась к нему, взяв за руку. Ее пальцы были мягкими, давление ладони нежным, и он вдруг обрадовался, что решил остаться.
Они пошли вверх по улице, мимо одного темного дома за другим. Должно быть, кто-то где-то уже проснулся, потому что он почувствовал запах готовящегося кофе. С соседней улицы донесся звук заводящейся машины.
Это был типичный пригородный район, мало чем отличающийся от того, в котором он вырос, мало чем отличающийся от того, в котором он жил, но сейчас в нем было что-то странное, что-то явно неуместное. Возможно, он видел все сквозь фильтр того, через что только что прошел, но он так не думал.
Это сам район казался таким странным.
Он вдруг понял, что никогда не ходил пешком в это время суток. Он ездил на работу, выглядывал из окон, периодически видел любителей бега трусцой и разносчиков газет, но был наблюдателем, а не участником. Так он никогда не выходил.
Возможно, поэтому он все так воспринимал.
Они шли дальше, и Рон впервые заметил, что Джоанна, похоже, настороже, что она что-то ищет. Она шла медленно, заглядывая во дворы, пристально рассматривая кусты, веранды и террасы. Он не знал, что она надеялась найти, да и не хотел знать, поэтому и не спрашивал.
Они продолжали молча идти.
На углу свернули направо. Через два дома Джоанна остановилась, сжав его руку ледяной хваткой.
– Он здесь, – сказала она, и он услышал страх в ее голосе.
– Кто здесь..?
И тут он увидел горбуна.
Он лежал на чьей-то лужайке, рядом с кустами, отделявшими двор от соседнего участка. Только...
Только это был не он. Он даже не был человеком. Он представлял собой сгусток чего-то похожего на почерневшую мульчу и разлагающуюся растительную массу. Гниющие материалы были сформированы в человеческую фигуру, фигуру горбуна. Отвратительное зловоние исходило от неподвижного тела, воняло нечистотами и человеческими испражнениями.
Джоанна с трудом сглотнула.
– Подними его, – сказала она.
– Я...
– Или помоги мне поднять его.
Она огляделась вокруг, посмотрела на восток.
– Поторопись. Уже почти рассвело.
Рон даже не был уверен, что они смогут поднять эту штуку на лужайке. В отличие от живого и очень реального горбуна, которого он видел копавшимся в его машине, эта фигура казалась весьма слабо соединенной и готовой в любую секунду развалиться на части.
Но когда они просунули под него руки и приподняли, фигура оказалась на удивление твердой. К тому же она была довольно тяжелой. Даже когда Джоанна схватила переднюю половину за руки, ему пришлось с трудом тащить нижнюю часть тела.
Не помогало и то, что он пытался задержать дыхание, а вдыхал только тогда, когда отворачивал голову.
Они снова вышли на тротуар, и Рон направился туда, откуда они пришли, но почувствовал, что Джоан тянет его в противоположном направлении.
– Нам нужно обойти квартал, – сказала она.
Он отвернулся от тела, тяжело дыша через рот.
– Какого черта мы делаем?
– Ты же знаешь!
Нет, он не знал, он не имел ни малейшего понятия. Он даже не мог рискнуть предположить. Но по какой-то причине у него было такое чувство, что он должен знать, что, возможно, в глубине души какая-то часть его действительно знает. И это его пугало.
Мимо пробежал бегун и кивнул им.
– Здравствуйте.
– Доброе утро, – сказала ему Джоанна.
Бегун не упомянул о теле, которое они несли, даже не казался обеспокоенным.
Они неуклюже ковыляли по тротуару с разлагающейся фигурой между ними. Джоанна шла ближе к улице, он – ближе к домам. Ему показалось, что в двух ярдах впереди он заметил какое-то движение.
Они подошли ближе. Голая женщина ползала по лужайке, опустив голову, и, казалось, искала червей.
Здесь был целый мир, о котором он ничего не знал, ранняя утренняя вселенная, существовавшая рядом с обычной, возможно, частично совпадавшая, но странная и принципиально иная.
В следующем доме старик снимал маленький крест, на котором он распял крысу.
Пыхтя и отдуваясь, уже не обращая внимания на запах, с болью в напряженных руках, они наконец вернулись к Джоанне.
По дороге она становилась все более взволнованной. Теперь она двигалась назад так быстро, как только могла, маневрируя телом горбуна на подъездной дорожке.
– Скорее! – в отчаянии воскликнула она. – Солнце уже почти взошло!
– И что нам теперь делать?
– Посадить его в машину!
В ее голосе прозвучало невысказанное “конечно”, как будто он задал глупый вопрос, на который все знали ответ.
– Положи его на землю и открой дверь.
Последнее, чего он хотел, так это вонючую разлагающуюся штуковину в своей машине – он никогда не избавится от этого запаха, сколько бы дезодорантов ни висело на зеркале заднего вида, – и тут он чуть не заартачился. После всего, что он сделал и с чем согласился, это было уже слишком, это была последняя капля.
Но он не успел возразить. Джоанна, все больше приходя в отчаяние, отпустила руки, открыла дверцу машины и попыталась снова поднять тело и поместить голову и верхнюю часть туловища в машину.
– Подтолкни! – приказала она.
Рон молча толкнул. Голова горбуна треснула под телом, и вся фигура перевалилась через горб между сиденьями и наполовину завалилась на водительское кресло.
– Разве он не должен быть сзади? – спросил Рон.
– Это не имеет значения.
Джоанна быстро оглянулась через плечо на светлеющее небо на востоке и захлопнула дверь.
Внезапно в машине послышалось какое-то движение. Из-за закрытых окон Рон услышал приглушенный крик, слово, которое звучало как “Детенте”, а затем взошло солнце и одинокий луч света кинематографически осветил пассажирское окно, как будто был запрограммирован на это голливудским магазином спецэффектов.
В машине возник вихрь, маленький черный торнадо, залепивший лобовое и боковые стекла гниющими листьями и чем-то похожим на почерневший перец чили с человеческим глазом.
А потом все это исчезло.
Джоанна открыла дверцу машины.
Все, что осталось, – это пакет с апельсинами.
– Слава Богу! – она вздохнула, и он услышал в ее голосе неподдельное облегчение. Она поцеловала его в губы, быстро, с благодарностью, и он почувствовал запах корицы и вкус сахара.
– Что... – он прочистил горло. – Что нам теперь делать?
Она положила свою руку на его, ее прикосновение было нежным и приятным .
– Мы можем ехать, – сказала она. – Если поторопимся, то к обеду уже будем в Биг-Беар.
Он подумал о том, что только что произошло, потом подумал о том, как трудно встретить кого-то, даже через личное объявление, и посмотрел ей в глаза в оранжевом свете восходящего солнца.
Он глубоко вздохнул.
– Хорошо, – сказал он. – Поехали.
Ⓒ Meeting Joanne by Bentley Little, 2011
Ⓒ Игорь Шестак, перевод, 2020
Посмотри на трусики Мэрилин Монро!
Мы видели эти знаки на протяжении последних ста миль.
ПОСМОТРИ НА УНИФОРМУ СС!
ПОСМОТРИ НА ГИТАРУ ДЖОНА ЛЕННОНА!
ПОСМОТРИ НА ПАРИК ЭЛВИСА!
Они размещались в двадцати пяти милях друг от друга: единственные рукотворные объекты на всём протяжении этого богом забытого пустынного шоссе и, должен признать, как реклама были чертовски эффективны. Говорить было не о чем, обратить внимание было не на что, и без всяких визуальных конкурентов знаки привлекали всё внимание водителей. Расстояние между ними давало время обсудить следующий приближающийся знак, и это только увеличивало внимание, получаемое от автомобилистов.
Как специалист по коммуникации с уклоном в рекламу и общественные отношения, я восхищался этими рекламными щитами, их способностью грубо и незамысловато завлекать и интриговать, захватывая свою аудиторию. В то же время я знал, что эта аудитория мала: в эти дни большинство предпочитает добираться до пункта назначения самолетом, а не на автомобиле, и это делало знаки, как бы эффективны они не были, всего лишь причудливой реликвией из ранней эры маркетинга.
Я смотрел в лобовое стекло. Приближался следующий знак: ярко красный прямоугольник увеличивался по мере нашего приближения к нему.
ПОСМОТРИ НА ТРУСИКИ МЭРИЛИН МОНРО!
Рэй посмотрел на меня.
– Что это за место?
– Откуда мне знать? – я покачал головой и сделал глоток теплого растаявшего льда из стакана, что стоял у меня между ног.
Почти в миле впереди виднелся другой плакат. Где бы оно не было, мы приближались. Я осознал, что мы до сих пор не знаем как называется этот музей, магазин, или ловушка для туристов, зачаровавшая нас своими чудесами. Умный ход.
ПЯТЬ МИЛЬ ДО МЕСТА!
– «Место?» – сказал я. – Так оно называется?
– Откуда я знаю? – улыбнулся мне Рэй.
Впереди мы видели серию знаков, расположенных примерно в миле друг от друга. Знаки отсчитывали расстояние до Места. Четыре мили. Три мили. Две. Одна.
– Давай заглянем, – сказал Рэй, когда мы проехали последний знак.
Я кивнул:
– Конечно.
Я уже мог различить небольшое обветшалое здание на обочине автострады. Прямо возле подъездной дороги стоял последний рекламный щит с указывающей на здание стрелой и напечатанными огромными буквами словами: ВОТ ЭТО МЕСТО!!! Рэй притормозил и остановился.
Мы припарковались на грязной стоянке рядом с запыленным красным пикапом – единственным автомобилем здесь, не считая нашего. Не знаю, чего я ожидал, но конечно не этого. Как минимум я предполагал, что Место будет больше. Я понимал, что дорожка из знаков была предназначена для заманивания лохов, но в уме, в соответствии с знаками, я представлял здание большим и броским. После всех этих рекламных трюков и заманух, ветхая деревянная конструкция перед нами однозначно была не тем, что я ожидал.
Видимо, я был одним из лохов.
Я вышел из машины и и размял ноги. Рэй сделал тоже самое. Мы посмотрели друг на друга поверх машины.
– Все еще хочешь зайти? – спросил я.
– Можно. Раз уж мы здесь. Кроме того, я ссать хочу.
Входная дверь была из зеркального стекла, отражающего шоссе и пустыню за ним. Мы открыли дверь и вошли внутрь.
Внутри было темно: Место освещалось лишь одной люминесцентной лампой и солнечным светом, достаточно сильным, чтобы проникнуть сквозь фильтр пыли на стеклах. Воздух, охлаждаемый древним кондиционером, который я заметил на крыше, был влажный и чуть прохладнее, чем воздух снаружи. Все это выглядело как магазинчик сувениров, что-то вроде захудалой ловушки для туристов, которые обычно находились при автозаправках в городках, располагавшихся на основных автострадах, прежде чем были построены новые, объездные. На полках и на прилавке я заметил распиленные жеоды, поддельные индейские украшения, разные сладости, и всякий новодел, который производят в Азии, но называют по-местному, пытаясь выдать их за оригиналы. За кассой стоял улыбавшийся нам старик, которому наверно было за шестьдесят, но высушенное солнцем лицо заставляло его выглядеть так, словно ему было за восемьдесят.
– Доброго дня, – сказал он. – Добро пожаловать в Место.
– У вас есть туалет? – спросил Рэй.
– Удобства во дворе, по левую сторону.
Рэй вопросительно посмотрел на меня.
– Подожду тебя здесь, – сказал я.
Он вышел, и я повернулся к старику:
– Я думал здесь что-то вроде музея.
– Ах, это, – ответил старик. – Здесь всего лишь магазин. Музей там, за дверью. – Через плечо он указал на проход позади себя. – Доллар за вход.
– Всего лишь?
– Дешевле не бывает. – сказал старик. – Не в этих местах. – Он хрипло засмеялся.
Почему нет? подумал я. Порылся в скомканных купюрах, что лежали у меня в кармане, достал одну и протянул старику.
– Вот.
Он взял деньги, отошёл и щёлкнул выключателем рядом с дверью. В музее за ним зажегся ряд приглушенных светильников. Старик показал на вход.
– Заходите. Экскурсий мы не проводим, но все наши экспонаты подробно подписаны. Если будут вопросы, крикните меня.
Я кивнул и зашел мимо него в музей.
Он был больше, чем я думал. Магазинчик был маленьким, и я полагал, что музей будет таким же небольшим, но он простирался довольно далеко назад, хоть и был узким. В отличии от грубой внешней наружности здания и дешевой отделки магазина, стены музея были совершенно белые, больше подходившие для столичной галереи искусств, чем для этой коллекции китча посреди пустыни.
Я подошел к первому экспонату, большой застекленной витрине, в которой разместилась электрогитара «Гибсон». Неяркий светильник, находившийся на потолке над витриной, был направлен прямо на инструмент, драматически его подсвечивая. Простая табличка сбоку гласила: «Гитара Джона Леннона». Только эти три слова, других описаний и пояснений не было.
Я не знаю, принадлежала ли эта гитара Леннону на самом деле, но я был настроен уже не столь скептически, как раньше. Что-то в этом музее и в его экспозиции говорило о подлинности.
Не зная с чего начать, я огляделся и решил обойти комнату по часовой стрелке. Подошел к следующей витрине по правой стороне и прочитал табличку.
«Трусики Мэрилин Монро.»
Я посмотрел сквозь стекло. На дне витрины лежал серовато-зеленая кучка, похожая на заплесневелый комок ткани. Я вгляделся, моргнул и двинулся дальше. Наверное, эта покрытая подозрительным пушком ткань могла быть заплесневелыми трусиками, но это зрелище было таким неожиданным и странным, настолько расходившимся с моим представлением о Мэрилин Монро, что поразило меня. Я ожидал увидеть эротическое белье: атлас или какие-нибудь вычурные кружева, а не этот отвратительный комок грязи, и я не мог отвести от него глаз. Если это на самом деле были трусики Мэрилин Монро, как они оказались в таком состоянии? Их выбросили на какую-нибудь помойку или в мусорный бак? Они годами лежали рядом с гниющей пищей? Они заплесневели, потому что на них попала влага.
Ее влага?
Эта мысль взбудоражила меня. То, что лежавший в центре витрины заплесневевший комок материи выглядел сгнившим, не имело значения: идея того, что плесень росла на соках Мэрилин Монро, возбудила меня. Я уставился в витрину.
И комок шевельнулся.
Он не пополз, не прыгнул на стекло: он шевельнулся, едва заметно. Но ткань определенно переместилась, почти дернулась.
И в этом было нечто волнующее.
Я почувствовал шевеление в паху.
Еще движение. Я глубоко вздохнул, продолжая их разглядывать Эти трусики приманивают меня?
Я коснулся стекла рукой и иллюзия пропала. Был лишь темный мохнатый комок хлопковой ткани на дне витрины. Он не двигался. Он не мог двигаться.
Но влечение еще не прошло, и с эрекцией, жестко упиравшейся в хлопок моих джинс, я разглядывал трусики.
– Чувак!
В тишине комнаты раздался голос Рэя и я обернулся, чтобы увидеть его позади, по другую сторону прилавка, в магазинчике.
– Там есть на что посмотреть?
Я рискнул в последний раз взглянуть на трусики, затем покачал головой и пошел в сторону входа в музей, незаметно прижав мои штаны спереди.
– Ничего особенного.
– Мы теряем время. Готов ехать дальше?
Выходя из музея, я кивнул. Почему-то я не хотел, чтобы Рэй увидел трусики. Я почти ревновал к тому, что видел, чувствовал себя собственником и не хотел делиться. Я оглянулся на витрины, которые еще не осмотрел, но понял, что мне все равно, что в них находится. Несмотря на первоначальное любопытство, я просто сбегал отсюда.
Я обошел прилавок, за которым Рэй пил купленную Кока-Колу. Старик ухмыльнулся, когда я прошел мимо него: казалось знал, что я там испытал, что я почувствовал, хотя, возможно, это были лишь мои параноидальные фантазии.
– Увидели что-нибудь, что вам понравилось?
Мои ответ прозвучал грубее, чем я рассчитывал:
– Нет, вибратора твоей мамы там не было.
Старик засмеялся высоким каркающим смехом, я не оглядываясь последовал за Рэем из здания на парковку.
– Видел что—нибудь из тех вещей, что рекламировали на билбордах? – спросил Рэй. – Парик Гитлера, Униформу Элвиса, Трусики Мэрилин Монро?
Я покачал головой.
– Там были одни подделки.
– Так я и думал.
Разговаривать не хотелось, и в машине я прислонился головой к окну и притворился спящим. Я пытался выбросить из головы то, что увидел в Месте, но не мог думать ни о чем другом, и надеясь, что Рэй ничего не заметит, я продолжал держать руки на коленях, прижимая свою эрекцию.
В конечном счете я заснул.
Мне снились трусики Мэрилин Монро.
Феникса, города, где мы должны были расстаться, мы достигли тремя часами позже.
На весенние каникулы я планировал остаться в доме моего брата Джима, а Рэй уехать в Палм Спрингс, где он надеялся конкретно потусить. Через шесть дней он вернется, чтобы забрать меня, и вместе мы вернемся в Альбукерк.
Я молча достал из багажника сумку и чемодан; помогая занести портативный холодильник в дом брата, Рэй странно посмотрел на меня.
– Ты в порядке?
– Конечно. Все нормально.
Он кивнул, но вряд ли поверил мне: десятью минутами позже, прощаясь и уезжая, он всё ещё выглядел обеспокоенным.
С начала семестра я с нетерпением ждал возможности остановиться у Джима. Я давно с ним не виделся и полагал, что мы могли бы вместе отдохнуть, может быть прогуляться, пройтись по нашим старым местам, но сидя за пивом в гостиной брата, слушая его рассказы о работе и о девчонках, которые у него были со времени нашей последней встречи, я чувствовал, что перестаю следить за разговором.
И думаю о Месте.
Несомненно, у меня в голове эта грязная заплесневевшая ткань была трусиками Мэрилин Монро, но я все еще не мог понять, как они оказались здесь, в Богом забытом месте, в руках этого старика. Все это казалось мне жутковатым, выбивающим из колеи; и факт что я не могу перестать об этом думать – и то, что воспоминание об увиденном возбуждает – пугал меня.
– Что ты собираешься делать вечером? – спросил Джек. – Хочешь прошвырнуться по клубам?
Не осознавая, что делаю, я обнаружил себя кивающим.
– Конечно – сказал я. – Это было бы круто.
За те два года, что меня не было, модными стали другие клубы. Джим отвел меня в самый популярный, и познакомился на танцполе с высокой блондистой телкой, которая была более чем готова пойти к нему домой. Я сидел в баре один, изо всех сил пытаясь ни с кем не знакомиться и не разговаривать, Джим сел на стул рядом со мной и спросил, не буду ли я против, если он приведет девушку на ночь, и я сказал, что мне все равно, и что я готов уйти когда он захочет.
На пути домой, я сидел на заднем сиденье автомобиля, они вдвоем сидели впереди, и как только мы приехали в дом Джима, я пожелал спокойной ночи и закрылся в своей спальне.
Где-то посреди ночи я проснулся, чтобы пописать, надел джинсы и пошел по коридору в ванную. Я включил свет, закрыл дверь и увидел на коврике рядом с ванной одежду. Джима и той женщины. Я уставился на черные атласные трусики, лежащие на смятом миниплатье. Я нагнулся и медленно поднял их, пробегая пальцами по гладкому материалу. С тех пор, когда у меня был секс, прошло много времени, больше года, и это женское белье должно было возбудить меня. Но приложив мягкие трусики к лицу, я не почувствовал ничего.
Я размышлял, насколько сексуальнее были бы эти трусики, если бы их носила Мэрилин Монро.
Если бы на них была плесень.
При мысли о серо-зеленом пухе на той скомканной кучке в витрине музея, моя эрекция восстала к жизни, я бросил трусики.
Что со мной не так, черт возьми?
Я поспешил обратно в спальню.
Я пытался заснуть, но сна не было ни в одном глазу: мой мозг не мог сконцентрироваться ни на чем другом, кроме увиденного в Месте. В конце-концов я не выдержал: стянул трусы, схватил свой стояк и начал мастурбировать, думая о том, как чувственно заплесневевшие трусики дернулись ко мне, поманили меня. Я яростно кончил, испытав ярчайший оргазм, что у меня был и выплеснув себе на грудь нескончаемые, казалось, потоки спермы.
Я вытерся салфетками Клинекс, выбросил их в мусорную корзину, и лежал глубоко дыша, пока наконец не заснул.
Утром я знал, что должен сделать.
Я спросил брата, могу ли я позаимствовать его старенький «Дарт». Поначалу Джим противился, спрашивал для чего он мне нужен, и я сказал, что хочу повидать старую подругу. Я напомнил ему, что у него есть еще Лексус, если понадобиться куда-то ехать, и Джим сказал «хорошо», и позволил мне взять Дарт, но мне пришлось пообещать, что я верну его до темноты, потому что задние фонари не работают.
Я сказал, что верну и солгал.
До Места я доехал только после полудня.
За прилавком снова был старик, только на этот раз, когда я заплатил свой доллар и прошел в музей, он посмотрел на меня с большим подозрением. Или, возможно, я просто параноик.
Трусики были такими же мерзкими и отвратительными, как я их запомнил. Почерневшие, серо-зеленые и пушистые. Полагаю, именно это и возбуждало. Возбуждало больше всего на свете. Мой член начал расти, эрекция натянула штаны. Больше всего на свете мне хотелось разбить стекло, чтобы между мной и трусиками ничего не было. Я осмотрел ящик и увидел, что одна из стеклянных боковин – та что была напротив опознавательной таблички – на петлях. Замка на ней не было, я прикоснулся к ней и она открылась наружу.
Чтобы убедиться, что старик не видит меня, я быстро глянул в сторону двери, но смог увидеть лишь его затылок и правую половину тела. Оглядывая музей, я быстро закрыл дверку витрины. Кроме входа, в который я вошел, здесь было еще две двери, и бросив на трусики Мэрилин последний любящий взгляд, я подошел к двери в боковой стене. Чтобы убедиться, что старик не наблюдает за мной, я оглянулся на вход еще раз. Не увидев его совсем, я быстро повернул ручку и открыл дверь.
Так же быстро я ее закрыл. Эта дверь выходила в пустыню сбоку от Места.
Возможность.
Бросив взгляд на вход, я подошел к задней части музея, затем попытался повернуть ручку двери. Она была заперта.
Это все решило. Если я хочу проникнуть внутрь, я сделаю это через боковую дверь.
Я осмотрел другие экспонаты музея, затем снова вернулся к витрине с трусиками Мэрилин.
– Время вышло.
Посмотрев в сторону входа, я увидел разглядывающего меня старика.
– Твое время закончилось. – сказал он.
Доставая бумажник, я пошел к нему.
– Мне не нужны твои деньги, – сказал он. – Я хочу чтобы ты ушел.
– Что? – я посмотрел на него.
– Вон отсюда. – Он стоял возле двери и я поспешил мимо него, обходя прилавок в магазинчик.
– Я не… – начал я.
Он указал на надпись над кассой: «Мы оставляем за собой право любому отказать в обслуживании».
– Я не хочу видеть тебя здесь снова, – сказал он.
Мое лицо запылало. Должно быть он видел меня, подумал я. Наверное он знает. Я отвернулся и пошел к двери.
– И больше не возвращайся!
– Иди на хер! – крикнул я через плечо.
Я шел по грязи к Дарту, мое сердце колотилось в груди. Обычно я не ввязываюсь в ссоры, словесные или какие-либо другие. Я всегда стремлюсь избежать конфронтации. Но при мысли, что старик мог видеть, как я разглядываю трусики, во мне включилось что-то вроде странной самозащиты, и я был настолько зол, что ударил бы старика, если бы он как-то ответил на мое ругательство, или вышел из здания и пошел за мной.
Я сел в Дарт и выехал со стоянки, направившись к шоссе. Я проехал пять миль на восток, пока не увидел заднюю сторону билборда, который наблюдал раньше с противоположной стороны автострады. Поглядев в зеркало заднего вида, чтобы убедиться, что это тот самый знак, я замедлился, затем проехал по грунту центрального разделителя и припарковался под словами «Посмотри на трусики Мэрилин Монро!»
Я ждал до темноты.
Я не обратил внимания во сколько «Место» закрывается, поэтому подъехал поближе, так, чтобы видеть здание. Огни на магазине еще горели, поэтому я остановился на обочине и начал ждать.
В семь часов огни погасли. Я выждал еще час, но пикап на стоянке не двигался, и я предположил, что старик живет где-то в здании и никуда не уедет. Для подстраховки, я прождал до девяти, затем выключив фары, подъехал к стрелке-указателю и накатом доехал до места на стоянке. Я подождал пару секунд, чтобы понять, не заметили ли меня, не выйдет ли старик, затем взял из бардачка фонарик, вышел из машины, и тихо поспешил к боковой стороне здания, где была дверь. Как я и опасался, дверь была закрыта, но я знал, что она закрыта на защелку, а не на засов или что-то вроде этого, и я достал свою заправочную карту Тексако, просунул ее в дверную раму, двинул вниз и был вознагражден звуком щелчка, и видом приоткрывшейся двери. Я открыл дверь и вошел внутрь. Включив фонарик, я быстро прошел по комнате к витрине, в которой выставлялись трусики Мэрилин. Там я встал, направив свет сквозь стекло. Луч света высветил темный пушок покрывающий ткань. И трусики шевельнулись.
Я замер, фонарик трясся у меня в руке. У меня перехватило дыхание, и я заставил себя выдохнуть. Это было глупо. Луч света дрогнул в моей трясущейся руке. Или мои чувства обманули меня. Трусики не двигаются сами по себе.
Они пошевелились снова.
Вглядываясь сквозь стекло, я шагнул веред, испуганный и завороженный одновременно. Теперь трусики определенно двигались, медленно перемещались по дну ящика подобно червю, и это было неестественно, тошнотворно и почему-то возбуждало.
У меня уже стоял, и пока правая рука освещала ползущие трусики фонариком, левой я высвободил пряжку ремня. Рывком расстегнул пуговицы ширинки, спустил штаны и белье. Мой член был твердым и негнущимся, тверже чем когда-либо раньше, и я протянул руку и открыл боковину витрины.
Я почувствовал вонь грязи и плесени, гнили и разложения; я хотел прикоснуться к себе, чтобы подрочить, но уже кончал: мои бедра конвульсивно дергались в воздухе, пока мое семя выстреливало в витрину, густая белая жидкость брызгала на трусики, а трусики двигались взад-вперед по дну ящика, стараясь поймать мою беспорядочно извергаемую сперму, всю до последней капли.
Казалось прошли минуты, прежде чем мой член, все еще ритмически сокращающийся в оргазменных судорогах, но уже без спермы, не стал болезненным и чувствительным. Я трясся, задыхался и слегка облокотившись на раму смотрел в витрину, наблюдая, как белая субстанция темнеет, уплотняется, твердеет, образовывая что-то вроде корки поверх гнили и плесени. Отдельные лужи и лужицы, капли и капельки перемещались по неровной поверхности трусиков, встречаясь посередине, образуя единую однородную массу, которая пульсировала и двигалась в настолько чуждом ритме, что даже в отголосках своего оргазма я испугался его странности.
Хлопковые трусики дернулись разок, сбросив затвердевший, все еще пульсирующий, комок потемневшей спермы, упавший рядом, на дно ящика. Кучка спермы увеличилась, вытянулась, перекрутилась, и под заплесневевшей поверхностью я вроде бы смог различить фигурку, смутно похожую на человеческую.
В музее включился свет.
Я подпрыгнул, сразу же поглядев на дверь магазина. Там, уставившись на меня, стоял старик, его рука была на выключателе. Я был почти уверен, что в руках у него дробовик, но он был невооружен. Я быстро нагнулся и натянул штаны.
– Я понял, что ты можешь вернуться, – сказал он. – Надеялся, что не будешь, но понимал, что можешь.
Я облизал губы, не зная что сказать.
Он вошел в музей.
– Я знаю каково это, мальчик. Я знаю, как это случается.
Он посмотрел в витрину, я тоже. Моя заплесневелая сперма была теперь размером с книгу, и из ворсистой черноты вытянулись бледные выпуклости, определенно похожие на руки. Я сглотнул.
– Что это? – спросил я. Мой голос был тихим, чуть громче шепота.
– Это твое. Твое и Мэрилин.
– Это. Это случалось раньше?
– Можно сказать, – кивнул старик.
Я посмотрел на него.
– Вы… вы позвоните в полицию?
Он потряс головой.
– Нет смысла. Ты контролировал это не больше, чем я. Это не ты. Это она. – Он показал на трусики, которые съежились в углу напротив открытой дверцы.
Пульсирующая масса теперь определенно стала человекоподобной, куски затвердевшей плесени и желатиновой черноты потрескались и съехали с маленькой фигурки, пока она боролась сама с собой. Я видел голову, глаза, рот.
Старик прочистил горло:
– Я могу помочь тебе избавиться от этого, – сказал он.
Я посмотрел на него, не зная что сказать, не уверенный в том, что я чувствую.
– Иди сюда, – сказал он. – Следуй за мной.
Я рискнул еще раз взглянуть на извивающееся существо, на трусики в углу, и последовал за стариком к дальней части музея. Мы прошли через заднюю дверь и оказались позади Места. Было полнолуние, и хотя позади здания не было освещения, я мог отчетливо все видеть и мне не нужен был фонарик. По едва сохранившийся грязной дорожке за зарослями фукьерии, я пошел за стариком и поднялся на небольшое возвышение.
