Текст книги "Рассказы (ЛП)"

Автор книги: Бентли Литтл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

Он выбросил эту мысль из головы. Это был аргумент, который женоподобный паренек использовал против него. Он чувствовал предательство к памяти своего сына даже за то, что помыслил о такой логике.

Он миновал ветхий пансионат в викторианском стиле. Сиамский кот на коленях неряшливого студента, сидевшего на ступеньках крыльца, свирепо смотрел на него, когда он проходил мимо, и было трудно не думать, что кот знал, кто он такой, знал, что он сделал и кем был... наблюдая за ним.

Пройдя мимо, он обернулся и увидел, что животное все еще смотрит на него.

На другой стороне улицы еще две кошки перестали рыться в перевернутом мусорном баке и уставились на него.

Он просто был параноиком. В последнее время он много читал По, и вся эта вина, эти кошки и непродуманное погребение, очевидно, крутились в его подсознании, смешиваясь с реальностью его собственной ситуации и смерти Конни.

Он дошел до угла и повернул направо. Позади себя он услышал громкое пронзительное мяуканье, крик, который подхватили кошки по обе стороны улицы.

Эл ускорил шаг. Он не хотел признаваться в этом, но начинал немного нервничать. Они мяукали, потому что хотели общаться между собой, без человеческого понимания. А ретрансляционный характер повторяющихся звуков указывал на то, что сообщение передавалось от одного животного к другому.

Краем глаза он заметил какое-то движение и посмотрел налево. Через улицу переходил бородатый хиппи, – загорелый босоногий парень курил трубку.

И нес кота.

Справа от него, на крыльце ночлежки, склонилась девица со свалявшимися волосами. Она слушала оранжевого перса, смотрела на Эла исподлобья и хмурилась.

Эл пошел быстрее. Теперь они появлялись из боковых дворов и подъездов, из гаражей и навечно припаркованных фургонов. Кошки и их люди. Он побежал трусцой. Эл старался не показывать своего страха, но ему становилось все труднее игнорировать, что здесь происходит что-то странное. Это было не воображение, не паранойя. Это было логически обоснованное странное явление, которое быстро перерастало в непосредственную опасность.

Теперь люди бежали за ним, а кошки выпрыгивали из объятий и бросались к нему своей быстрой звериной походкой. За ним гнались через весь Хейт, но никто, казалось, не замечал этого, никому не было до этого дела. Он молился, чтобы мимо проехала полицейская машина, законная помощь, которую он мог бы остановить, но улица была пуста, за исключением редких проезжающих машин.

Он свернул направо в переулок и почти сразу понял, что совершил ошибку. По инерция Эл проскочил один дом, и к тому времени, когда он увидел людей и кошек в противоположном конце переулка и обернулся, путь, по которому он пришел, был заблокирован.

Слева от него виднелась открытая калитка, ведущая в маленький, заросший сорняками задний дворик. Он бросился в узкий проем и быстро огляделся. Вокруг дома не было прохода. Высокий забор заднего двора соединялся непосредственно с боковыми стенами дома, перекрывая доступ к переднему фасаду. Он был слишком запыхавшимся, чтобы сейчас перелезть или перепрыгнуть через него. Однако задняя дверь дома была открыта, только ржавая ширма перекрывала вход. Эл перепрыгнул через две ступеньки крыльца, рывком распахнул сетчатую дверь и бросился внутрь.

Он успел заметить кошачьи тарелки на полу кухни рядом с холодильником, а затем оказался в гостиной, направляясь к входной двери.

Огромный Ангел Ада[23]23
  Член банды мотоциклистов, зародившейся в США в 1950-х годах, которые обычно одеваются в джинсовую одежду и атрибутику в нацистском стиле и известны своими обрядами инициации, беззаконным поведением и т. д.


[Закрыть] открыл дверь и вошел внутрь. Он захлопнул за собой дверь и стоял, скрестив руки на груди, глядя на Эла.

На плече у него сидела "ситцевая"[24]24
  «Ситцевыми» (calico) называют кошек, имеющих трехцветный черно-бело-рыжий окрас.


[Закрыть] кошка.

– Это он, – сказала кошка ясным высоким голосом.

По спине Эла пробежал холодок, распространяясь по его костям. Он огляделся по сторонам. В горшках на подоконнике росла марихуана вместе с густыми пучками кошачьей мяты. В грязной комнате пахло гнилой едой и неубранными туалетными лотками. Откуда-то из задней комнаты доносился кошачье мяуканье, напоминающее смех.

Он понял, что это именно то место, куда они хотели, чтобы он пришел...

Его глаза все еще быстро бегали по сторонам в поисках пути к отступлению, но он уже знал, что это бесполезно. Эл услышал, как в кухне открылась и закрылась сетчатая дверь. Справа в коридоре послышалось какое-то движение, затем звук шагов на лестнице, ведущей на второй этаж.

Он ничего не сказал, даже не попытался убежать. Они окружили его, кошки и их люди, и вскоре он оказался в центре круга посреди комнаты. Ряд расступился, и в просвет шагнул перс.

Леон.

Кот подошел к нему и встал перед ним. Эл испытывал искушение пнуть животное и отправить его в полет через всю комнату, но у него было чувство, что единственный способ выбраться из этой ситуации живым – это вести себя хладнокровно.

– Так вот почему мы здесь? – сказал кто-то. Девочка. – Этот парень?

– Он убил Конни, – холодно сказал Леон. – И пытался убить меня. Кот оглядел собравшиеся вокруг лица. – И он поддерживает войну.

Это резко все изменило. Теперь все они смотрели на него так же, как смотрел на него Леон, – с гневом, с ненавистью, и ему пришло в голову, что он может вообще не выбраться из этой передряги.

Он свирепо посмотрел на Леона, пытаясь запугать кота и заставить его отвернуться, но тот выдержал его взгляд.

– Только коты, – сказал Леон.

Внезапно люди ушли, хиппи развернулись и ретировались также, как и пришли, пока в комнате не остались только он и около тридцати котов. Коты двигались вокруг, меняя места, устраиваясь ровными рядами позади Леона.

В перемещении кошек было что-то официозное и ритуальное, и Эл внезапно понял, что они собираются делать. Перед ним был трибунал единомышленников Конни. Конни рассказывала ему об этом за неделю до своей смерти...

прежде чем он убил ее

...что она и ее чудаковатые новообретенные друзья участвовали именно в таком трибунале, где они заочно судили Линдона Джонсона и Роберта Макнамару[25]25
  Министр обороны США при президентах Джоне Кеннеди и Линдоне Джонсоне. Идеолог войны во Вьетнаме – «архитектор вьетнамской войны».


[Закрыть] за военные преступления и преступления против американского народа. Конечно, их обоих признали виновными, и Конни была в восторге от результатов этого фарса.

Он не собирался подвергать себя подобной чепухе, и прежде чем Леон успел даже упомянуть о выдвинутых против него обвинениях, Эл сказал:

– Я задушил Конни и рад этому.

– Я даже не сказал, зачем мы здесь, – предостерег его Леон.

– Я знаю, зачем мы здесь. Потому что я убил Конни, а ты видел, как я хоронил ее тело, и ты хочешь, чтобы я был наказан за это, – он жестоко улыбнулся. – Но всем плевать. Она была избалованной богатой соплячкой, и твои друзья-хиппи, вероятно, уже забыли о ее существовании. Кроме того, – он сделал паузу, – она была всего лишь кошкой.

– Я любил ее! – крикнул Леон.

Улыбка Эла стала еще шире.

Леон заставил себя успокоиться, затем оглянулся на других котов и мяукнул один раз. Он снова повернулся и глубоко вздохнул.

– Эл Джонсон, настоящим мы приговариваем вас к смертной казни за убийство Конни.

– Сюрприз, сюрприз.

– Мы не убьем вас, но позволим принести себя в жертву, чтобы вы искупили то, что сделали. Ваша смерть будет способствовать делу мира и поможет антивоенному движению, которому вы так яростно противостоите. Пусть хоть что-то хорошее придет в этот мир из вашей жалкой жизни убийцы.

– Поэтическая справедливость, да?

– Если вам так нравится.

– Я думал, вы, пацифисты, не верите в насилие.

Леон улыбнулся и указал на двери, через которые ушли хиппи.

– Они не верят, – его улыбка стала шире, обнажив клыки. – Мы верим.

Леон кивнул.

А потом на Эла набросились коты.

Он закричал, когда разъяренные кошачьи прыгнули на него, раздирая острыми когтями плоть, крошечными зубами кусая кожу. До него не доходило, что это происходит на самом деле, пока не ударила боль. Он был в панике, когда за ним гнались, но как только его поймали, как только он оказался в доме, ему показалось, что все это какая-то... глупость. Какой– то прикол. У него не было никакого конкретного плана, никаких идей для побега, но он понимал, что где-то в глубине своего сознания он намеревался пробиться к входной двери и выбежать, прорваться сквозь животных и убежать. Но кошки оказались сильнее, чем он ожидал. И их было очень много. Леон остался лежать на полу перед ним, глядя и улыбаясь, но остальные атаковали его со всех сторон, прыгая на спину, цепляясь за руки, карабкаясь по ногам, взбираясь на голову и впиваясь острыми когтями в кожу головы.

Боль была невыносимой. Эл попытался сопротивляться, попытался оттолкнуть животных, но потерял равновесие и опрокинулся назад, сильно ударившись головой о что-то неподвижное и неправильной формы.

А потом потерял сознание.

Он просыпался несколько раз, чувствуя боль в голове, в конечностях, в животе, в спине, ощущая металл под своим телом. Эл не знал, где находится и что происходит, но у него было такое чувство, будто его трясут, будто он находится в кузове фургона.

Когда Эл наконец пришел в себя, он был связан и лежал на земле, окруженный толпой движущихся, перемещающихся, марширующих тел. Он был снаружи, и была ночь, но где-то горел свет, и довольно много людей вокруг него несли факелы. Казалось, все скандировали в унисон, и хотя он не мог разобрать слов, знал, что находится в центре какого-то митинга или демонстрации.

Неужели его только что бросили здесь? Неужели все кончено? Он изо всех сил пытался сесть, а затем услышал голос Леона рядом с ухом.

– Ну что, очнулся?

Эл повернул голову и увидел, как кот проворно заскочил на деревянную платформу, а затем плавно запрыгнул на плечи длинноволосого молодого человека. Леон прошептал что-то на ухо молодому человеку, и они оба поспешили туда, где Эл все еще барахтался на земле.

– Помогите мне подняться! – потребовал он. Его исцарапанному лицу было больно произносить эти слова.

Леон хихикнул.

– Помогите! – закричал Эл во всю глотку. – Помогите!

Но его голос не был слышен из-за скандирования толпы. Длинноволосый парень вытащил из кармана бандану и заткнул ею рот Элу.

– Давай сделаем это, – сказал Леон.

Человек Леона протянул руку за его спиной, и кто-то вручил ему маску. Маску Рональда Рейгана.

Эла приподняли и подержали на весу. В течение нескольких коротких секунд он мог видеть все. Они были в парке Золотые Ворота[26]26
  Парк «Золотые ворота» (Golden Gate Park) – городской парк, расположенный в Сан-Франциско. В 1967 году в парке прошёл знаменитый «сбор племён» хиппи, ставший прелюдией к «лету любви».


[Закрыть], на какой-то сцене. Перед ними были тысячи людей, многие из них держали плакаты и транспаранты, осуждающие войну. Он был потрясен, увидев, что не все демонстранты были хиппи. Он увидел несколько взрослых людей средних лет, несколько пожилых пар, несколько мужчин, похожих на него самого.

Затем маска была натянута на его голову, и единственное, что он мог видеть, – ограниченный вид из маленьких глазниц. Его перевернули, понесли и затащили на деревянную платформу, на которую запрыгнул и Леон.

Это был эшафот.

Краем глаза он увидел факелы и внезапно понял, что происходит.

Чучело губернатора Рейгана[27]27
  Рональд Рейган – в то время губернатор штата Калифорния. Активно участвовал в конфликтах с различными движениями протеста.


[Закрыть] собирались сжечь на костре.

И он был этим чучелом.

Веревку привязали к веревкам на его теле. Эла высоко вздернули. Перед собой, на плечах остальных хиппи на сцене, он увидел кошек, десятки кошек с блестящими глазами.

Под ним был разведен костер.

Ирония судьбы, подумал Эл, когда огонь разгорелся вокруг него, когда его штаны вспыхнули и пламя поднялось вверх по его телу. У прабабушки Конни была короткая эпизодическая роль в старом фильме с Рональдом Рейганом "Адские кошки Военно-Морского Флота"[28]28
  Морские ведьмы (Hellcats of the Navy) – американский фильм 1957 года с Рональдом и Нэнси Рейган в главных ролях.


[Закрыть].

Адские кошки.

Если бы ему не заткнули рот кляпом, если бы он не испытывал такой сильной боли, он бы рассмеялся.

Ⓒ Connie by Bentley Little, 1999

Ⓒ Игорь Шестак, перевод, 2020

Петохталрейн

И вот оно опять.

Сначала Эллисон обнаружил упоминание о нем в записанной на языке пима истории народа хохокам[29]29
  Крупная доколумбовая археологическая культура, существовавшая на юго-западе (пустыня), частично затрагивавшая также территорию современной Мексики. Существовала с I по XV в. н. э.


[Закрыть], или Тех-Кто-Исчез, – упоминание о Темном Человеке, положившем конец древней культуре. В его руках находился аналог библейских апокрифов: запретного, отреченного знания, которому надлежало оставаться сокрытым и погребенным, неразделенным и неявленным. Сидя в одиночестве в крупной научной библиотеке Хантингтона, он с волнением перебирал разложенные на столе перед ним стопки подлинных документов и ксерокопий, разыскивая другие упоминания. Находка не относилась к области его интересов и не могла дополнить собой его диссертацию, однако история являет свою суть посредством подобных случайных открытий и связей, и под стук заторопившегося сердца он все глубже зарывался в бумаги. Да, пока что он всего лишь студент-последипломник, однако, возможно, что именно ему удалось впервые заметить появление этой темной, рожденной хаосом фигуры в различных культурах и временах.

Появление возможное, однако невероятное.

И вот опять такое же! Он наткнулся именно на то, что искал: на упоминание в испанских документах о малоизвестном колорадском племени нахапи, исчезнувшем спустя столетие после явления испанцев, о чьей участи до сих пор гадали те, с кем они торговали. Конечно, придется еще раз проверить, насколько точен перевод, однако в английской версии дневника испанского миссионера говорилось, что нахапи бежали со своих земель и рассеялись среди чужаков, конец их был вызван появлением таинственного черного духа в облике человека, явившегося из восточной пустыни и сеявшего за собой болезнь и раздоры.

Эллисон извлек чистую папку, надписал на этикетке «Темный Человек» и отправил в нее копии записи из дневника миссионера и записанную на пима историю хохокамов. Он даже не заметил бы связи между двумя этими фигурами, если бы не вспомнил вовремя аналогичный рассказ, присутствующий в мифологии майя. По чистой случайности в прошлом сентябре он писал статью о мезоамериканской цивилизации для семинара по культурной антропологии и в процессе своих исследований выяснил, что распаду этого общества предшествовало явление с севера темного, черного как смоль пророка, чьи предсказания засухи и голода, войны и мора неожиданно оказались удивительно точными. Воспоминание об этом так и оставшемся неиспользованным факте прозвонило в колокольчик в тот самый момент, когда он читал о конце хохокамов. Теперь нужно было заново просмотреть эту информацию из истории майя, проверить, нельзя ли найти ей параллели в истории других культур.

Когда возникнет возможность.

Лучше обратиться к этой теме потом. А сейчас все внимание нужно сконцентрировать на диссертации. И на приближающемся устном экзамене. A потом на защите. И на поисках работы, наконец…

***

Однако прошло целых четыре года, прежде чем ему довелось снова обратиться к материалам из этой папки. По правде сказать, Эллисон начисто забыл обо всех злосчастных следствиях появления таинственной черной фигуры, и вспомнил он о ней, только когда начал сортировать свой архив, сохраняя подлинные документы, оцифровывая копии и утилизируя внушительный объем ненужных заметок. Тогда-то он и наткнулся на папку, подписанную «Темный Человек». Теперь он работал научным сотрудником в Мискатоникском университете, расположенном на противоположном краю континента от Университета Калифорнийского, и трудился теперь над проектом, проводившимся в сотрудничестве с Британским музеем, посвященным обзору археологических открытий, совершенных в золотой век империи. Его пригласили провести месяц в музее, исследуя и составляя хронику континентального исторического нарратива, основанного на артефактах, приготовленных для выставки, и по этой причине он перелистывал все свои старые бумаги, пытаясь обнаружить нечто такое, что можно было бы использовать в Британии, и попутно избавиться от того, что ему никогда более не пригодится.

Наиболее тесно по работе он был связан с британским археологом Уильямом Кроули, который и встретил Эллисона у дверей музея в день его появления. Эллисон ожидал встретить пожилого чопорного академика – из тех, кому удается самым серьезным и не комичным образом произносить укоризненное и надменное «в самом деле», – однако Кроули оказался молодым человеком отнюдь не строгого вида, стриженным под ежик и лишь на несколько лет старше его самого. Оба молодых человека немедленно взялись за дело и провели все утро в турне по задним комнатам музея, в которых, собственно, и производится бóльшая часть работы исследователя.

Несколько дней спустя, просматривая детали толкования некоторых минойских пиктограмм, Кроули случайно упомянул об известном сходстве Крита и Нового Света, которое он усмотрел в том, что предвестники падения культур минойцев и анасази[30]30
  Культура анасази, или пуэбло, – доисторическая индейская культура, существовавшая на территории современного региона на юго-западе США, известного как Четыре угла (штаты Колорадо, Юта, Аризона, Нью-Мексико). Для культуры анасази был характерен собственный стиль керамики и сооружения жилищ. До сих пор среди археологов продолжается спор о датировке возникновения этой культуры.


[Закрыть] оказались удивительно схожими. По его словам, перед падением обеих цивилизаций в каждой из них из неведомой глуши объявился таинственный темный человек, вестник хаоса, на Крите сначала посеявший политические разногласия, а затем поразивший бесплодием женщин различных общественных слоев, а на американском Юго-Западе словно бы единым взмахом косы срезавший селения индейцев.

Итак, Эллисон не первым подметил кросс-культурные параллели в образе Темного Человека. Этого следовало ожидать, однако он все же ощущал разочарование, ибо втайне надеялся оказаться единственным открывателем никем прежде не замеченной связи между с виду совершенно несопоставимыми обществами. И то, что его как бы уже отодвинули на задний план, заставило Эллисона несколько приуныть.

И все же ничто не могло помешать ему пролить новый свет на существующую теорию, и посему он дал себе обет, что в свободное время – не то чтобы у него было много такового – он тщательно исследует схожие моменты апокалиптических мифов, рожденных исчезнувшими цивилизациями различных стран.

Примерно через неделю-другую он рассказал Кроули о своих факультативных интересах. Оба они обедали – жареной рыбой и чипсами – на задних ступенях музея, наблюдая за тем, как рабочие разгружают ящики с присланными на время выставки египетскими артефактами, когда Эллисон обратился к теме Темного Человека и рассказал Кроули о папке, которую начал вести еще последипломником. Поправ прежние амбиции, он рассказал, как нашел упоминания о черной фигуре в истории племени нахапи и погибших хохокамов, после того как обнаружил аналогичный сюжет в истории майянской цивилизации, с которой знакомился для выпускного семинара.

– А теперь оказывается, существует миф, утверждающий, что очень похожая фигура присутствовала при конце минойцев. Я не знал об этом, пока ты не рассказал мне, однако с тех пор память о нем не покидает меня. Интересно, каким образом путешествуют между культурами подобные сюжеты? Ведь многие из этих обществ разделяют тысячелетия, кроме того, они расположены в частях света, между которыми, насколько нам известно, не существовало культурных контактов. Каким образом аналогичные концепции появляются в столь не связанных друг с другом системах преданий?

– Возможно, они основаны на реальных фактах, – проговорил Кроули.

– То есть ты хочешь сказать…

– Я ничего не хочу сказать. – Кроули скомкал замасленный пакет, в котором совсем недавно находился его ленч. – Пойдем-ка. Лучше вернемся к работе. Нам нужно еще много сделать.

…реальных фактах. Интонация, с которой он произнес эти два слова, заставила Эллисона подумать, что археологу известно нечто большее, чем он готов сказать. Или же, по меньшей мере, обладает кое-какими обоснованными предположениями на сей счет.

К этому времени Эллисон уже успел познакомиться с коллегой в достаточной мере для того, чтобы понять, что Кроули не станет высказывать никаких предположений, не имея для них прочного обоснования.

И потому он не стал настаивать, решив до поры оставить тему в покое, чтобы успеть и самому раскопать какие-нибудь новые свидетельства, прежде чем приступать к более глубокому разговору.

Однако уже на следующий день имя этого Темного Человека обнаружилось в одном из вспомогательных исследовательских материалов, сопровождавших минойские пиктограммы.

Петохталрейн.

Насколько он мог судить, это слово читалось согласно бессмысленной огласовке, приданной минойским знакам в начале девятнадцатого столетия британским ученым, впервые дерзнувшим произвести попытку перевода. Не на латыни, но в подражание ей. Фонетически слово разлагалось на компоненты, звучавшие как «пет тотал рейн»[31]31
  Любимец/домашний питомец + полный/тотальный + дождь, англ.


[Закрыть], и, хотя он прекрасно знал, что английский язык того времени не во всем соответствовал современному, связи выглядели достаточно очевидно. Хотя слова, безусловно, не принадлежали староанглийскому, с легким внутренним волнением он начал гадать, не содержит ли это имя упоминания Потопа.

Тотальный дождь, ливень? И питомцы?

А не Петохталрейн ли это предупредил Моисея о грядущем Потопе?

Эллисон даже спросил Кроули, однако его коллега не слышал, чтобы кто-либо связывал эти моменты. Более того, быстрый поиск по базе данных показал, что никаких связей между Темным Человеком и христианством не существует. Итак, перед ним открылось полностью свободное поле для размышлений.

Однако он забегал вперед себя самого, позволяя честолюбию затмевать трезвое суждение. Если он действительно хочет поднять эту тему и сделать себе имя за счет создания оригинальной теории распространения апокалиптических мифов, необходимо сконцентрировать свое внимание на конкретике и прямых кросс-культурных корреляциях.

В самом деле, если подумать, повествование о Вавилонской Башне действительно может быть каким-то косвенным образом связано с хаосом, сопутствовавшим последним дням существования нахапи. И что, если представление о Темном Человеке незримо пронизывает всю Библию, скрыто присутствуя во многих ее трагических повествованиях?

После рабочего дня они отправились в паб, где обсудили служебные дела и личные проблемы Кроули, девушка которого настаивала на том, чтобы он начал подрабатывать в банке. После этого Эллисон помолчал какое-то время, а потом посмотрел на археолога.

– А что ты имел в виду, когда сказал, что мифы, о которых мы говорим, основаны на реальных фактах?

Кроули пристально посмотрел на него.

– Так что ты имел тогда в виду?

– Тебе действительно нужно это знать? – спросил Кроули.

Эллисон был заинтригован. В вопросе угадывалось скрытое предостережение… предупреждение о том, что продолжение разговора может привести к неожиданному и нежеланному ответу. Он посмотрел на своего собеседника.

– Так почему же?

Кроули уже был слегка навеселе, так что Эллисон был готов к неожиданностям, однако ответ археолога тем не менее удивил его.

– В музее существует хранилище, которое я тебе пока еще не показывал, которое показывать тебе не должен и, более того, скорее всего, не должен знать о нем сам. Там хранятся такие вещи… – он умолк, качая головой.

Однако еще одной пинты и скромной порции лести хватило на то, чтобы уговорить его вернуться в музей и, под предлогом наличия какой-то неоконченной работы, спуститься в подвал, в рабочую комнату и в то самое хранилище, располагавшееся за нею.

Кроули воспользовался своим пропуском для того, чтобы открыть дверь, а потом отступил в сторону, пропуская Эллисона в помещение. Низкая, лишенная окон комната, выглядела скорее как бункер, чем хранилище: вдоль нее выстроились два ряда длинных металлических столов, занятых разного рода археологическими находками. У дальней стены располагался старомодный картотечный шкаф – рядом с металлической конторкой и шкафом со стеклянными дверцами, занятыми всякого рода приборами и инструментами. Компьютера нигде не было видно. Вдоль боковых стен тянулись два ряда некрашеных дубовых шкафов.

– И кто работает с этими материалами? – поинтересовался Эллисон.

Кроули пожал плечами.

– Не знаю. Не уверен в том, что в этой комнате вообще кто-либо работает. Я никогда не видел здесь никого, и за те два года, что я знаю о ее существовании, в облике комнаты не произошло никаких изменений, указывающих на то, что ее посещают.

– Но кто-то ведь должен знать о ней?

– Ну, в этом сомневаться не приходится. Откровенно говоря, когда я впервые стал расспрашивать о ней, мне велели заткнуться, после чего вообще рекомендовали помалкивать на эту тему. А уж потом держаться от нее подальше, хотя, как ни странно, не отобрали пропуск, открывавший мне доступ в нее. Не знаю, по какой причине… потому ли, что никто не знал, что проход в нее открыт для меня, или же потому, что люди, знавшие об этом, не желали напоминать об этой комнате своему начальству. Перед твоим приездом сам Спенсер велел мне не рассказывать тебе об этой комнате.

Почему?

Обогнув край ближайшего к нему стола, Кроули прошел по центральному проходу между рядами и пальцем поманил за собой Эллисона. По обе стороны от них были разложены, словно для выставки, древние каменные инструменты и таблички. За ними, как пояснил Кроули, находилась запретная керамика, скрываемая не только от публики, но и от музейного персонала и приезжих ученых.

Причина была ясна Эллисону. Неправильны были сами очертания этих предметов, они оскорбляли глаз на самых фундаментальных уровнях зрения и лишь каким-то боком соответствовали своей предположительной функции… рисунки, изображенные на слишком гладких поверхностях, выглядели настолько мерзко, что вселяли инстинктивное отвращение. На одном из этих непонятных предметов, похожем на кувшин для воды – впрочем, в той же мере, как и на все другое, был изображен небольшой городок, уродливое сообщество, жители которого обитали в домах, стены которых выписывали такие невозможные углы, что от одного взгляда на них кружилась голова, а по кривой центральной улочке шествовала черная фигура с квадратной головой, за которой теснились обитатели.

– Откуда это? – спросил Эллисон.

Оказавшись в тесном помещении, Кроули каким-то образом протрезвел.

– Не знаю и боюсь выяснять.

Эллисон ощущал похожие чувства. И все же во всем этом ужасе усматривалась своеобразная красота, некое высшее великолепие проступало в жутких очертаниях и формах.

Он посмотрел налево. Соседний стол был завален грудами мелких косточек и смонтированными скелетами крыс. В некоторых из прочтенных им материалов крысы, появление их стай как бы предвещали появление Петохталрейна.

– Это крысы из… – начал он свой вопрос.

– Ну, это не крысы, – возразил Кроули.

Эллисон нахмурился.

– Что же тогда такое?

– Посмотри внимательнее.

Последовав указанию, он заметил, что каждая из конечностей заканчивается не приличествующими животному когтями, но косточками кисти и пальцев – крошечными человеческими ладошками. Эллисон посмотрел на коллегу, не скрывая потрясения.

– Это невозможно!

– Наверно, поэтому доступ в эту комнату и закрыт. Не могу сказать, откуда именно привезли эти останки, но так как лично изучал их – могу сказать, что они подлинные.

Оба ученых молча смотрели на скелетики псевдокрыс.

– Некоторыми знаниями невозможно делиться, – проговорил Кроули. – Иная информация не подлежит разглашению.

Покинув зал и музей, они вернулись в паб, где молча пили до самого закрытия.

В ту ночь, лежа в постели, Эллисон понял, что никак не может уснуть. Отчасти причиной тому был алкоголь; он не привык пить в таком количестве. Однако причиной в большей степени было увиденное. Эти жуткие контуры, силуэты, не говоря уже об отвратительных крысах, преследовали его разум, делая темные уголки комнаты еще более темными – и не совсем пустыми.

Если Кроули был прав, если существование Петохталрейна являлось чем-то большим, чем просто миф, переходящий от одного общества к соседнему, если он действительно существовал реально, являясь на протяжении всей истории то одному обществу, то другому, не стесняя себя географическими ограничениями… – и если то, что он видел в потайной комнате, свидетельствовало именно об этом… тогда, тогда, где именно его видели в последний раз? Завтра, решил Эллисон, он внесет все известное ему на эту тему в свой портативный компьютер и попытается зафиксировать временную последовательность, к которой можно будет добавлять новые данные по мере их поступления.

Уснул он уже перед самым рассветом, и в единственный остававшийся ему до пробуждения, точнее до звонка будильника, час видел во сне высокого мужа, целиком от пят до квадратной головы вытесанного из полированного обсидиана, размашистым шагом проходившего под его окном со свитой грязных и серых крыс, бесшумно кравшихся за ним, ступая бледными человеческими ладошками.

***

Ко времени своего возвращения в Штаты Эллисон натолкнулся еще на один случай посещения исчезнувшего общества Темным Человеком.

Петохталрейн.

Турецкий Чатал-Хююк – цивилизация, исчезнувшая примерно шесть тысяч лет назад, – как считалось, пала в результате обыкновенного стечения естественных причин, однако сохранившийся текст указывал на общество, пораженное в высшей степени неестественными бедствиями – предсказанными пророком, названным современниками «Темным Незнакомцем».

Вернувшись в Мискатоник, Эллисон продолжил свои не санкционированные начальством исследования, не забывая и о своих прямых обязанностях, что заставляло его просиживать лишние часы в библиотеке и даже совершать короткие поездки в интересные для него области в промежутке между выполнением официальных заданий. И за последовавшие несколько месяцев обнаружил упоминания об аналогичных черных фигурах в литературных источниках, относящихся к времени падения нескольких туземных северо– и южноамериканских культур, с которыми прежде не был знаком.

Однако вся информация была получена из вторых рук и ограниченного числа источников. Но где можно найти более подробные материалы? Похоже, не в справочных данных… возможно, они сохранялись как часть устной традиции, передававшейся от поколения к поколению. Если найти человека из туземного племени, знающего фольклор своего народа, возможно, ему удастся составить более полную и точную картину. И с этой целью Эллисон разослал пробные шары историкам из Старого, Нового и Третьего мира, надеясь получить от них какую-то помощь.

Кроме того, конечно, были видения.

Эллисон не был уверен в том, к какому разряду следует отнести подобные сообщения, однако они смущали его в большей степени, чем он готов был признать. Он сумел вывести параметры своего исследования за академические рамки и воспользоваться более общими методиками, давшими ему возможность найти упоминания о личностях, утверждавших, что видели, чаще всего во сне, некие сущности, удивительным образом соответствовавшие описаниям Петохталрейна – значительно более высокого, чем обыкновенный человек, чернокожего, пустолицего, с квадратной головой и наделенного трудноопределимым духом инаковости. Подобные явления красноречивым образом сопровождались массовыми вторжениями грызунов.

Однако не существовало единой поисковой категории, сводившей всю информацию воедино, никакого общего перечня явлений. Они были разбросаны по всей сетевой вселенной, и только пристальное внимание позволяло ему заметить связь между ними.

Впрочем, видения носили самый возмутительный характер. Во-первых, они были связаны с крысами. Женщина из Квинса утверждала, что всякий раз, когда она пробуждалась ото сна, в котором видела «Темного», в стенах ее дома раздавался шорох крысиных шагов. Уроженец сельских краев Джорджии, сообщавший, что заметил в лесу во время охоты «Черного Франкенштейна», дополнял свое сообщение тем, что мимо него протек целый ручеек полевых мышей, направлявшихся к черному силуэту.