Текст книги "Осколки континента"
Автор книги: Бенгт Шёгрен
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)
Спорные дронты
Музей в Порт Лун. Вымершие маврикийские серые дронты. Белый дронт на Реюньоне. «Лгун», который говорил правду. Птица-пустынник на Родригесе. Ископаемые скелеты и сожженный музейный экземпляр. Гигантский голубь или коростель?
Живя на Маврикии, я неоднократно посещал Маврикийский институт, чтобы встретиться с исследователями и навести кое-какие справки в его богатой библиотеке. Привлекал меня и институтский музей. Его естественно-историческая коллекция тем более заслуживает внимания, что она содержит не обычные и общеизвестные экспонаты флоры и фауны «семи морей» и шести континентов, а уникальные, дающие представление о природе своей родины, о естественной истории Индийского океана, Маскарен и, прежде всего, самого Маврикия.
Здесь можно найти документы, рассказывающие о том, как шаг за шагом осваивался остров. Чучел а всех животных, завезенных на Маврикий, снабжены табличками, где сказано, когда и каким образом эти животные (многие из которых превратились в опасных вредителей природы и сельского хозяйства) попали на остров. В богатой коллекции чучел птиц представлено большинство маврикийских видов как эндемичных, так и завезенных на остров, а также различных видов перелетных птиц.
Больше всего меня интересовали, пожалуй, рисунки и скелеты птиц, погибших в результате колонизации и варварской эксплуатации Маскаренских островов. К сокровищам музея относится единственный в мире полностью сохранившийся скелет маврикийского нелетающего коростеля (Aphanaptryx bonasia)и одно из трех во всем мире чучел вымершего «голландского голубя» (Alectroenas nitidissima).Из всех экспонатов, выставленных в «почетной» витрине, наибольшее внимание привлекают большие дронты.
Помимо скелета серого маврикийского дронта, или додо (Raphus cucullatus),и птицы-пустынника с острова Родригес (Pezophaps Solitarius)в музее экспонируется одно чучело, по внешнему виду напоминающее дронта. К сожалению, его оперение составлено из чужих перьев. Но судя по рисункам, сделанным в то время, когда дронты еще встречались на Маскаренах и вывозились в Европу, чучело довольно точно воспроизводит эту птицу, пожалуй, самую известную из всех вымерших птиц в мире.
По своим размерам она была больше лебедя, с мощным изогнутым клювом и неоперенной кожей вокруг клюва и глаз. Считают, что взрослая птица могла весить до 20–25 килограммов. У достаточно упитанных – грудь почти волочилась по земле. И серый дронт, и его сородичи, белый реюньонский дронт и птица-пустынник, не могли летать. До тех пор пока европейцы не вмешивались в природу Маскарен, там не было сухопутных хищников, которые угрожали бы жизни дронтов. А следовательно, предки дронтов могли спокойно приспособиться к жизни на земле, и крылья у них постепенно превратились в маленькие «пучки перьев», а хвостовое оперение – в небольшой хохолок.
Из-за отсутствия врагов дронты, подобно многим другим животным, жившим в таких же благоприятных природных условиях на океанских островах, утратили инстинкты, заставлявшие обитателей опасной (нормальной) среды при первой же опасности прятаться или обращаться в бегство. Вдобавок, передвигались они довольно медленно. Самки откладывали лишь одно яйцо и высиживали его в гнезде, расположенном прямо на земле.
Дронты, таким образом, были чрезвычайно уязвимыми, когда на Маскаренские острова пришли люди со своими домашними животными – козами, свиньями и другими. Эти животные быстро одичали. Свиньи, как известно, всеядны и довольно охотно набивают себе желудок птичьими яйцами и птенцами. В этом им помогли обезьяны из Юго-Восточной Азии, так называемые крабовые макаки, которых привезли с собой португальцы, и черные крысы, появившиеся на Маврикии в начале XVI века с первыми португальскими каравеллами.
Доказательства того, что дронты в тот период были известны в Европе, отсутствуют. Как это ни прискорбно, никто не обнаружил их и в архивных материалах о Маскаренах, принадлежавших португальским первооткрывателям и хранящихся в Лиссабоне. Но когда воды Индийского океана вслед за португальцами стали бороздить голландцы, серые маврикийские дронты в нашей части света стали хорошо известной достопримечательностью.
Первый голландский капитан, вице-адмирал Вибрандт ван Варвик, ступивший на берег Маврикия в 1598 году, окрестил эти удивительные существа «тошнотворными птицами», так как «чем дольше ее варишь, тем жестче и безвкуснее становится ее мясо. Но грудка птицы, – добавил он, – съедобна и мягка».
Вместе с гигантскими черепахами и завезенными португальцами козами и свиньями дронты стали приятным добавлением к пищевому рациону на кораблях. Тремя-четырьмя птицами можно было досыта накормить целую команду. И достаточно было убить и засолить несколько десятков птиц, чтобы обеспечить себя провиантом на все время плавания. Матросы нередко забавлялись тем, что старались забить как можно больше дронтов, так сказать из чисто спортивного интереса.
Охота на дронта была чрезвычайно простой, хотя Птица, естественно, и пыталась как-то защищаться. Адмирал Вергувен, посетивший остров в 1607 году, рассказывает, что дронты могли «очень больно кусаться». Этого оборонительного средства, однако, хватало ненадолго в борьбе против дубинок и прочего холодного оружия, и нет ничего удивительного в том, что скоро все «дронтовое население» острова перекочевало в «лучший мир». Когда в 1638 году голландцы выстроили на Маврикии укрепления и в довершение ко всему завезли на остров собак и кошек, понадобилось каких-нибудь пятьдесят лет, а то и меньше, чтобы исчез последний серый дронт.
Дронты стали редкостью еще во времена голландской колонизации. Англичанин Питер Манди, в том же году посетивший остров, не встретил на нем ни единой птицы этого вида, хотя явно интересовался ими и видел два экземпляра в Индии, в городе Сурате, куда они были привезены с Маврикия.
Последнее упоминание о дронтах относится к 1681 году и принадлежит англичанину Бенджамину Хэрри, который провел несколько месяцев на Маврикии. В своем манускрипте, который хранится в Британском музее, он упоминает «додо, у которой очень жесткое мясо». Он говорит также об обезьянах, диких свиньях и «множестве крыс» – то есть о тех животных, которые после человека и собак, были, пожалуй, самыми злостными врагами дронтов.
Хотя свидетельство Хэрри слишком лаконично, чтобы судить о том, сам ли автор видел серых дронтов и пробовал их мясо или же писал с чужих слов, тем не менее на основании этих высказываний можно предположить, что эти птицы вымерли «приблизительно к 1680 году» или чуть позже. Уже Франсуа Лега, посетивший Маврикий в 1693–1696 годах, в своем путевом очерке совсем не упоминает дронтов, хотя и рассказывает о многих других животных, включая гигантских черепах и различных пернатых.
Но на других Маскаренских островах серые дронты жили еще несколько десятилетий. Самое раннее упоминание о белом реюньонском дронте (Raphus solitarius)относится к 1613 году, когда английский капитан Каслтон посетил необитаемый остров, оставив там различных домашних животных, как это сделали португальцы уже в 1545 году.
Двенадцать лет спустя один из помощников капитана, некий Тэттон, издал свой путевой дневник. О птицах он пишет: «Там множество птиц, больших и малых, много голубей, попугаев и им подобных; есть там и большая птица величиной с индюка, очень жирная и с такими короткими крыльями, что она не может летать. Она белого цвета и почти ручная. Эти птицы непохожи на других и тем, что не боятся выстрелов, они их даже не беспокоят. Наши люди убивали их палками и камнями. Десять человек могут добыть столько птиц, что они на целый день обеспечат пищей сорок человек».
Аналогичные сведения приводит голландец Бонтекоэ ван Горн, который в 1618 году провел на Реюньоне 21 день. Он назвал жирных птиц «хохлохвостками»; в то время это было обычное голландское название для серых маврикийских дронтов. К сожалению, он ни слова не говорит об окраске птицы; о ней не пишет и французский священник, побывавший на острове в 1668 году. Его наблюдение напоминает наблюдение Тэттона: «В этом месте я увидел птицу, которую нигде раньше не встречал. Колонисты называют ее птицей-пустынником, так как она действительно любит одиночество и встречается в глухих местах. Она была бы похожа на индюка, если бы не длинные ноги. Ее красивое оперенье радует глаз. Цвет его постоянно меняется, отливая золотом. Мясо у нее изысканное… Каждый из нас захотел взять с собой но две птицы, чтобы послать их во Францию и там передать Его Величеству; но на корабле птицы умерли, вероятно, от тоски, отказавшись от еды и питья».
Эти свидетельства побудили японского эколога Масауи Хачисука выдвинуть гипотезу о существовании на Реюньоне двух различных видов дронтов: одного – белого и другого – бледно-желтого, длинноногого, похожего на птицу-пустынника, жившую на Родригесе. К сожалению, его гипотеза остается недоказанной, так как имеющиеся свидетельства либо носят описательный характер, либо состоят из сомнительных рисунков.
От реюньонских дронтов не осталось ни одного скелета. Между тем, по имеющимся данным, в Европу были завезены по крайней мере два белых дронта: один из них – в Амстердам около 1670 года и другой – во Францию, между 1735-м и 1746-м годами, губернатором Лабурдоннэ. Это говорит о том, что в середине XVIII века белый дронт еще жил на острове. К тому времени, как француз Бори де Сен-Венсен издал описание своего путешествия на Реюньон в 1801 году, птица уже пала жертвой тех же самых врагов, которые погубили ее на Маврикии.
Последние сообщения о живых дронтах поступили с Родригеса. В XVI и XVII веках этот маленький остров редко посещали корабли, колонизации он подвергся значительно позже, чем другие Маскаренские острова. Все это объясняет, почему особый вид дронта с Родригеса – птица-пустынник – прожил добрую половину XVIII века, вероятно, пережив белого дронта.
Видел пустынника и Франсуа Лега, которого часто называют стопроцентным лжецом и плагиатором, в частности, за то, что иллюстрации птиц в его книге «Путешествие и приключения Франсуа Лега и его компаньонов» чрезвычайно сомнительны, а также и потому, что автор широко черпал материал из чужих источников. Его даже обвиняли в том, что он выдумал свою книгу.
Тем не менее я склонен думать, что в его книге содержатся факты, говорящие о том, что он действительно совершил путешествие. Об этом, в частности, свидетельствует описание пустынника, которое, насколько известно, до него не сделал ни один из путешественников [35]35
В антологии «Африканские путешественники» (1965) упсальский профессор Карл Еста Видстранд иронизирует над описанием пустынника, сделанным Лега. Видстранд, не подозревая о том, что части скелета птицы хранятся не далее как в Палеонтологическом институте в Упсале, называет пустынника Лега птицей «того же сорта, что и „сквадер” (?)» – знаменитое шуточное животное, чучело которого, сделанное из частей зайца и глухаря, хранится в музее в г. Сундсвале. Кости нижней конечности пустынника находятся, в частности, в Государственном музее естественной истории в Стокгольме (примеч. авт.).
[Закрыть].
В то время (конец XVIII века) Родригес еще не был заселен привезенными четвероногими животными. Правда, и на этом острове не обошлось без крыс, но в основном там обитали ящерицы и черепахи, летучие мыши и птицы, среди которых, как пишет Лега, «самой диковинной была та, которую называют пустынником; ее редко видят в компании, хотя она и многочисленна».
Поскольку описание Лега – самое детальное, я счел целесообразным привести его почти полностью:
«Оперение у самцов сероватое и коричневое, лапы напоминают индюшачьи, и даже клюв, как у индюка, но только сильнее изогнут. У них почти нет хвоста, а их задняя часть, покрытая перьями, закруглена, как бедро лошади. Они рослее индюка и имеют прямую шею, более длинную, чем у индюка, когда тот ее вытягивает. Глаза у них черные и подвижные, а на голове нет ни гребешка, ни хохолка. Они никогда не летают: крылья слишком маленькие, чтобы выдержать вес. Они лишь дерутся ими и машут, созывая друг друга. Взмахи эти быстры и следуют один за другим двадцать или тридцать раз в течение четырех-пяти минут; движения крыльев создают шум, напоминающий звук, издаваемый пустельгой. Его слышно на расстоянии более двухсот метров. Костяк крыла более жесткий во внешней части и образует под перьями птицы маленький круглый нарост, напоминающий мушкетную пулю, который вместе с клювом – главные средства защиты. В лесу их очень трудно поймать, но на открытой местности это не составляет особого труда, так как человек бегает куда быстрее. К ним довольно легко подобраться. С марта н по сентябрь они жирны и отменны на вкус, в особенности молодые птицы. Встречаются самцы, которые весят до 45 фунтов.
Самки удивительно красивы. Среди них встречаются как „блондинки”, так и темные; блондинками я называю тех, цвет которых соответствует цвету светлых волос. У основания их красновато-коричневого клюва имеется кайма, напоминающая траурную повязку вдовы. Ни одно перо не высовывается из общей массы перьев, так как птицы постоянно наводят порядок в своем оперении, чистят его клювом. Хвостовые перья закруглены на концах, как раковинки, и весьма пушисты. На зобу у них – два бугорка из перьев более светлой окраски, чем все остальные. Походка у этих птиц такая грациозная, что невольно любуешься, когда они передвигаются по земле. Их красивый внешний вид часто спасал им жизнь.
Хотя эти птицы, если за ними не гнаться, доверчиво подходят к человеку, их никак не удается приручить: как только они попадают в неволю, то начинают плакать, упрямо отказываются от любой еды до тех пор, пока не умирают. И у самок и у самцов всегда находят в желудке коричневый, весьма тяжелый и твердый камень, величиной с куриное яйцо. Он имеет довольно грубую и шероховатую поверхность, плоскую с одной стороны и круглую – с другой. Мы пришли к выводу, что это врожденный камень, ибо его обнаруживают у птицы в любом возрасте. К тому же канал, который ведет от зоба к желудку, слишком узок, чтобы по нему мог пройти предмет даже вполовину меньше такого камня. Мы охотно пользовались им для точения ножей.
Когда птицы хотят построить себе гнездо, они выбирают голое место, нагромождают пальмовые листья в виде холмика высотой до полутора футов и откладывают одно яйцо, которое значительно крупнее гусиного. Самцы и самки по очереди высиживают его. Птенец появляется не ранее, чем через семь недель. Несколько месяцев, пока они сидят на яйцах и выкармливают птенца, никто, даже птица их вида, не может подойти к гнезду ближе, чем на двести шагов. Если самец замечает чужую самку, он начинает вращать крыльями, издавая характерные звуки. На эти звуки прибегает его самка и изгоняет чужачку. Самки ведут себя аналогично, предоставляя своим самцам изгонять чужих.
Схватки иногда продолжаются довольно долго, так как чужак во время бегства описывает круги, не удаляясь от самого гнезда; преследователь, однако, не отстает от него до тех пор, пока не выгонит его вовсе».
После этого рассказа, который незаметно переходит в описание брачных игр пустынников или, по крайней мере, их поведения во время охоты, Лега дает волю своей фантазии. Он утверждает, что птенцы пустынника образуют семейные пары и «женятся» уже через несколько дней после того, как покидают гнездо, подавая, так сказать, пример людям, которые, как он считает, также должны жениться в раннем возрасте, «чтобы удовлетворить природу в должный момент».
Может быть, Лега действительно украл кое-какие данные о строительстве гнезда пустынника и времени выведения им птенцов у француза Коша, который писал о дронтах в 1651 году. Однако Лега ни разу не упоминает о дронте, описывая фауну Маврикия, а ведь он должен был читать об этой птице и едва ли мог знать, что она вымерла, если бы действительно был тем фантазером-домоседом, которого из него хотят сделать его свирепые критики. Вместо этого у Лега имеются описания других маврикийских птиц, которым он частично обязан своей сомнительной репутацией, так как эти описания зачастую туманны (к тому же искажены бесчисленным количеством ошибок в старых английских и немецких переводах). Натуралисты не всегда их правильно понимали. Так, лорд Ротшильд и позже японец Хачисука «обнаружили» на Маврикии с легкой руки Лега несуществующие виды и даже придумали им латинские названия.
Пустынник действительно дожил до 1761 года. В том году на Родригес прибыла французская астрономическая экспедиция для наблюдения за планетой Венера. Один из участников экспедиции, священник Пенгрэ, исследовал природу острова. Самому ему не удалось увидеть пустынника. Но комендант Родригеса сообщил ему, что эти птицы еще живут в труднодоступных местах.
Когда в 1789 году в одном из гротов на Родригесе были обнаружены части скелета больших птиц, решили, что они принадлежат дронтам. Очевидно, этот вид к тому времени вымер, причем так давно, что о нем никто и не вспоминал. Останки скелета были посланы в Париж, где их исследовали; постепенно было установлено их истинное происхождение. Позднее на Родригесе было найдено множество костей пустынника, и ученые установили, что описание Лега строения тела этой крупной птицы – правильное.
В 1848 году англичанин Стрикленд в объемистом труде «Додо и его родня» утверждал также, что подобные находки можно сделать на Маврикии и Реюньоне не только в гротах, как на Родригесе, но и в приливных наносных отложениях, а также на развалинах старых строений. Это заявление вдохновило на поиски английского школьного учителя и натуралиста Джорджа Кларка. Подходящих гротов в Маэбуре, где он работал, не оказалось, так что Кларк решил начать со старых голландских и французских поселений, но и там ничего не обнаружил. В 1865 году ему, однако, удалось узнать, что работники плантаций находили странные кости в болотистой почве Мар-о-Сонж, неподалеку от современного аэропорта Плезанс, когда они копали там торф, используемый в качестве удобрения.
Первая находка Кларка, сделанная на краю болота, оказалась костями черепахи. Тогда Кларк послал несколько, человек на середину болота, где вода достигала глубины в три фута, и там, как писал автор в одном английском журнале за 1866 год, «шаря голыми ступнями по илистому дну, они нашли целую большую берцовую кость, часть другой кости, а также голеностопный сустав». Кости эти принадлежали серому дронту.
Кларк расширил поиски, в результате чего на свет появилось множество ископаемых образцов, в том числе тазобедренные кости, масса позвонков, многочисленные нижние челюсти и черепа. Редкость последних натуралист объяснил тем, что их сильно разрушали забиравшиеся внутрь корни растений. В то же время, ничто не указывало на то, что птицы были убиты. Судя по всему, они умерли естественной смертью на болоте, где когда-то водились в больших количествах.
После смерти Кларка число находок продолжало возрастать: кости были обнаружены даже у подножия холмов, окружающих Порт-Луи, который частично построен на болоте, так что со временем можно было воссоздать несколько более или менее полных скелетов дронта, правда, из костей, принадлежащих различным экземплярам.
Помимо Маврикийского института такие скелеты можно сейчас встретить в Лондоне и Кембридже, Париже, Вене, Штуттгарте, Франкфурте, Нью-Йорке, Вашингтоне и в американском университетском городе Кембридже. Почти полный скелет экспонируется в Государственном музее естественной истории в Стокгольме.
Когда-то существовало даже чучело дронта. В 1638 году в Англию был доставлен в живом виде серый дронт, и когда он умер, из него сделали чучело, которое сначала оказалось в одной частной коллекции, а потом перекочевало в оксфордский музей Ашмола. Но там, видимо, не подозревали о его истинной ценности. В 1755 году его выбросили из экспозиции и сожгли, решив, что оно слишком изъедено молью. От единственного в мире чучела дронта чудом уцелели лишь голова и одна лапа.
Этот дронт, о котором в музейном каталоге за 1656 год сказано: «Дронт с острова Маврикий; из-за своих больших размеров он не может летать», все же успел дать англичанам представление об образе жизни своих сородичей. В Лондоне он вызвал немалое удивление, например, тем, что охотно глотал кремни. Частично на основании этих наблюдений, а также данных Лега о камне, обнаруженном им в желудке пустынника, решили, что у дронтов, как, например, у некоторых коростелей, камни в желудке в той или иной степени участвуют в процессе «перетирания пищи».
Что именно должны были перетирать эти камни, точно нельзя сказать. Единственной пищей, по свидетельству Лега, им служили, вероятно, плоды пальмы латании. Во всем мире встречаются лишь три вида этих пальм, и все они растут на Маскаренах. «Так как у нас было много более съедобных вещей, – писал Лега, – рыбы и мяса, фруктов и т. д., мы оставили финики черепахам и птицам, прежде всего пустынникам».
Однако строение клюва дронтов – а он завершается мощным крючком, как у птиц, питающихся улитками, – говорит о том, что дронты питались не только финиками, но и улитками, а также другими мелкими животными.
Но несмотря на богатый материал о дронтах, собранный на Маврикии и Родригесе за последнее время, ученые так и не пришли к единому мнению о том, к какому виду принадлежит эта птица. На ранней стадии изучения дронтов было предложено отнести их к роду куриных (Gallus).Позже решили считать дронта своего рода лебедем. Этой точки зрения долго придерживался Карл Линней, но с годами изменил мнение и в десятом издании своей «Системы природы» отнес его к роду страусиных (Struthio),конечно же потому, что он, как и страус, не умел летать.
Другие ученые считали, что изогнутый клюв дронта доказывает его принадлежность к хищным птицам, а точнее – к грифам, так как и у тех и у других вокруг клюва имеются неоперенные участки кожи.
Лишь в 40-х годах прошлого столетия датский профессор И. Рейнхардт пришел к выводу, что дронт, возможно, представляет собой «аномальную форму голубя». Эта мысль пришла ему в голову, после того как он обнаружил череп дронта, завезенный в XVII веке в Данию.
Примерно в то же время на островах Самоа в Тихом океане был обнаружен необычный вид голубя, похожего на дронта, но не такого исполинского размера и не утратившего способности летать. Об открытии так называемого «зубастого» голубя впервые сообщалось в 1844 году, и птице тогда дали научное название Didunculus,что в переводе с латыни означает «маленький дронт».
Четырьмя годами позже Стрикленд выпустил в свет свой объемистый труд о дронтах, в котором повторил идею Рейнхардта, заявив, что дронт – это «колоссальный короткокрылый, плодоядный голубь». Несмотря на то, что Стрикленд ссылается на своего датского коллегу, в научно-популярной литературе его стали называть автором этой идеи.
Литература о дронтах настолько путанна, полна противоречий, явно ошибочных суждений, а также большим количеством названий как на латинском, так и на живых языках, что читатель должен проявлять известную осторожность, чтобы не угодить в ее многочисленные ловушки. В шведской литературе была предпринята, например, попытка называть дронтами лишь особей серого вида, живших на Маврикии, а «додо» употреблять применительно к их белым сородичам на Реюньоне. Поскольку и по сей день оба вида по-английски называются «додо», было бы разумнее рассматривать слова «дронт» и «додо» как синонимы. Чтобы разграничить маврикийский и реюньонский виды, можно было бы говорить соответственно о сером и белом дронтах, сохранив за разновидностью, обитавшей на Родригесе, название пустынник [36]36
Еще раньше считалось, что слово «додо» происходит от португальского слова «болван». Слову же «дронт» один голландский исследователь приписывал датское происхождение, так как в датском языке существует слово drunte («двигаться медленно, неуклюже»). Название «дронт» в таком случае должно было появиться на свет в 20-х годах XVII века, когда датчане плавали на Маврикий. При всех предположениях это слово принадлежит к германской группе языков и родственно шведскому drönare «медлительный, нерешительный» (примеч. авт.).
[Закрыть].
Но и сейчас еще не все уверены в том, что этих больших нелетающих птиц действительно можно отнести к голубям. Немецкий натуралист Люттшвагер позволяет себе в книге «Дронты» (1961 год) критиковать сторонников «голубиной» точки зрения. Он считает, что отождествление двух птиц основывается главным образом на сопоставлении их голов, в то время как голова дронта непохожа на голубиную. После того, как на Маврикии и Родригесе были найдены скелеты дронтов, некоторые авторы стали указывать и на другие немаловажные различия между дронтами и голубями. Однако, за исключением Люттшвагера, никто не сомневался в их родственной связи.
Люттшвагер же находит, что скелет дронта похож скорее на скелет коростеля, который большую часть своей жизни также проводит на земле. Сходство обнаруживается в их тазобедренных суставах, грудных костях, сильных лапах. К тому же коростели утратили способность летать, причем, не только на маленьких и изолированных островах. Известный тому пример – почти полностью вымерший новозеландский такахе, или маорийская султанка. Другим видом, о котором Люттшвагер ни разу не упоминает, были южноамериканские птицы (вымершие еще в третичный период), жившие подобно страусам. Многие нелетающие островные пастушковые также были целиком или частично уничтожены теми четвероногими пришельцами, которые погубили дронтов.
Между тем нет ни одного вида голубя, который полностью потерял бы способность летать, оказавшись на маленьком острове в океане, вопреки предположению, что дронты были нелетающими гигантскими голубями. Более того, когда первые европейцы стали прибывать на Маврикий, Реюньон и Родригес, они встретили дронтов в окружении множества настоящих голубей самых различных видов.
Когда я писал эту книгу, никто еще не выступал против теории Люттшвагера, по крайней мере, ни в одной из научных публикаций. А ведь он впервые выдвинул свою теорию в 1959 году на Международном зоологическом конгрессе в Лондоне. Подобное молчание, конечно, может означать, что ни один из ныне здравствующих зоологов не интересуется более скелетами дронтов. Но оно может объясняться и тем, что остальные специалисты пребывают в нерешительности. Один датский исследователь, к которому я обратился за разъяснением, считает вовсе не бесспорным утверждение, что дронты ведут свой род от коростелей; с таким же успехом их можно отнести и к голубям. Однако и в последнем случае есть много неясного, добавляет он, так что нет ничего невероятного в том, что Люттшвагер может оказаться прав.
