Текст книги "Осколки континента"

Автор книги: Бенгт Шёгрен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

На Азорских, Гавайских, Галапагосских, а также Андаманских, Никобарских, Маскаренских и других океанических островах нет и местных земноводных. Те земноводные, которые сейчас встречаются, например, на Маврикии и Реюньоне, были привезены сюда для борьбы с насекомыми-вредителями. Бернарден де Сен-Пьер, например, в 1770 году в книге «Путешествие на Остров де Франс» [17]17
  Издана под псевдонимом Un Officier du Roi (Офицер короля). Бернарден де Сен-Пьер больше всего известен своими руссоистско-романтическими произведениями «Поль и Виргиния» (1787), «Индийская хижина» (1790) и «Суражская кофейня» (1791) (примеч. авт.).


[Закрыть]пишет: «Здесь попытались, но без успеха, ввезти лягушек, поедающих яйца комаров, которые те откладывают в стоячей воде».

Однако в горах островов Маэ и Силуэт живут маленькие луковичные лягушки. Им, несомненно, потребовалось очень много времени, чтобы развить свои отличительные черты. Совершенно неприемлема идея, что эти лягушки, как и очень чувствительные к среде подземные земноводные, успевшие развиться в эндемичные семейства и виды, могли быть занесены сюда за тысячи километров волнами и течением. Наличие их на Сейшелах тем более интересно: ведь обе эти группы представлены в Африке и Индии, но их нет на Мадагаскаре.

Кроме морской рыбы там, где речки впадают в море и где морская вода у берегов смешана с пресной, можно встретить угря (Anguilla bicolor).На островах Маэ, Праслен и Силуэт имеется даже, настоящая пресноводная рыба (на других океанических островах рыбы местного происхождения не водятся). Это, например, небольшой яйцекладущий зубастый карп (Pachypanchax playfairy).Впервые он был обнаружен полковником Плейфером в 60-х годах прошлого века.

Существует множество книг об «аквариумных рыбах». Авторы их единодушно утверждают, что эти виды либо встречаются у восточноафриканского побережья от Занзибара до Мозамбика, либо относятся лишь к «Сейшелам, Мадагаскару и Занзибару». Одиако южноафриканский специалист профессор Смит уже в 1963 году в своей большой работе «Рыбы Сейшел» писал, что небольшая goujonводится лишь на Сейшелах – хотя с годами она и стала «популярной аквариумной рыбкой». Могла ли она отсюда добраться до Занзибара и других мест с помощью энтузиастов по разведению аквариумных рыб? Или авторы книг выдвигают заведомо ложные теории? Я обнаружил, что на Мадагаскаре, на северной оконечности острова, водится рыба, близкородственная аквариумным. Это либо какой-то особый вид, либо один из подвидов сейшельского зубастого карпа. Наличие этой рыбы на Занзибаре подтвердил профессор Рагнар Ульссон из Стокгольма, приславший мне выдержку из современной немецкой работы «Рыбы аквариумов в словах и картинках», где некий господин Артур Рахов рассказывает, что в 1924 году он, к своему большому удивлению, получил из Занзибара посылку с этой рыбой.

Один немецкий коллекционер рыб сообщил, что в парке рядом со столицей Занзибара он в большом количестве ловил Panchypanchax playfairi,которая «до этого была известна лишь как местная рыба различных островов Сейшел, обитавшая к тому же в горных водах».

Можно подозревать, что на Занзибар эту рыбу завез сам полковник Плейфер. Он служил там некоторое время и, должно быть, очень гордился тем, что этот небольшой зубастый карп назван его именем. Впрочем, можно предположить, что эта рыбка родом с Сейшел, а все другие места ее находок объясняются «вмешательством в фауну» человека. В таком случае Panchypanchax playfairiвместе с насекомыми типа ночных и дневных сетчатокрылых, а также эндемичные земноводные являются зоогеографическим подтверждением гипотезы о континентальном происхождении Сейшел, того именно факта, что в период, когда основные составные части южного огромного континента Гондваны медленно отдалялись друг от друга, Сейшельская банка приобрела, так сказать, самостоятельность.

Принимая во внимание эволюцию Сейшельских островов в третичный период и в плейстоцене, не удивительно, что многие ботаники отмечают известную бедность, флоры этой островной группы, несмотря на обилие зелени. Американец Джонатан Дауер в работе «Растения и люди на побережье Сейшел», изданной в 1967 году, утверждает, что панданус – по сути дела единственный эндемичный вид деревьев побережья; кроме него в глубине острова имеется лишь около дюжины видов папоротников и менее сотни цветковых растений, не встречающихся в других частях света.

Даже если мы добавим к этим эндемичным видам другие, предположительно характерные для островов еще до колонизации, но встречающиеся в иных частях света, то и в этом случае общее число их окажется небольшим. Так, например, у побережья – всего 57 видов местного происхождения, а в гористых районах обнаружено лишь около 250 различных эндемичных цветковых растений и папоротников.

Отдельные горные эндемичные растения довольно интересны. Естественно, что за десятки миллионов лет механизм эволюции преподносил большие сюрпризы. Например, вполне вероятно, что отличительные признаки сейшельской пальмы развились уже после изоляции островного мира. Она относится к афро-азиатскому подсемейству пальм Borassoideae.Но из-за своих плодов (двойных кокосовых орехов) она называется кокосовой пальмой, хотя и относится к подсемейству Cocoideae.

Наличие столь крупных «семян» является признаком некоторой «физической неполноценности» дерева. Из-за тяжести своих плодов пальмы не могут расти на склонах гор, а лишь в долинах. Но сейшельские пальмы можно встретить и на вершинах гор и холмов, что объясняется, вероятно, их происхождением от пальм, которые и миллионы лет тому назад также росли высоко в горах Сейшел.

Одновременно сейшельская пальма не обладает способностью обычных кокосовых пальм перебираться на новые острова и побережья морем. Обычные кокосовые орехи, как известно, довольно долго побывав в соленой воде, сохраняют всхожесть и легко прорастают на побережье, но еще никогда не случалось, чтобы заброшенные волной на берег двойные кокосовые орехи пустили побеги. Однако трудно утверждать, что именно пребывание в соленой воде губит их; может быть, на «чужих» побережьях нет необходимых для этих гигантских семян климатических условий: ведь для прорастания им требуется восемнадцать месяцев.

Среди эндемичных растений на Сейшелах есть одно, которое настолько сильно отличается от всех известных растений мира, что ботаники считают возможным рассматривать его как самостоятельное семейство. Из-за сходства своих плодов с медузами, оно получило название Medusagyne oppositifolia.Начальник Департамента сельского хозяйства Сейшел Лионне, усердно популяризирующий флору и фауну островов в местных публикациях, называет его «растение-медуза».

Уникальное растение было обнаружено в 70-х годах прошлого столетия в средней части острова Маэ, где оно росло в расщелинах скал высоко в горах Себер. В последний раз ботаники видели его в 1908 году. После этого, несмотря на длительные поиски, никто не встретил его ни на Себере, ни на других горах. Возможно, его небольшая популяция давным-давно «отошла в лучший мир», хотя некоторые специалисты надеются все же отыскать это удивительное растение. Как полагает Лионне, нет полной уверенности в исчезновении растения-медузы. А англичанин Джеффри в 1968 году в «Приложении» к Упсальскому симпозиуму на тему «Охрана растительности в Африке к югу от Сахары» писал даже, что растения-медузы могут быть обнаружены на Себере на высоте более 450 метров. Более того, он считает, что для этой горы характерно удивительное скопление редких видов растительности, в числе которых – эндемичная рандия (Randia sericea)и эндемичный ползучий непентес (Nepenthes pervillei).

Эти растения обычно неразлучны и никогда не встречаются отдельно друг от друга, но причины данного симбиоза еще никому не удалось определить. Непентесы живут за счет насекомых, которых они «вылавливают» в глубоких кувшинах своих листьев. Насекомое, привлеченное яркой окраской кувшина, попадает в него и быстро растворяется в специальной жидкости, находящейся на дне.

Особенно распространена эта загадочная пара растений на острове Силуэт, где целая гора носит имя одного из них: гора Пот-а-О (Лазящий водяной кувшин). Удивительно то, что непентес растет на Сейшелах, ведь центр его популяции – далекий Борнео. Судя по всему, это растение (как и многие насекомые) мигрировало сюда из Юго-Восточной Азии через Цейлон. Но в то время как «странствующий лист», например, так никогда и не «забрел» дальше Сейшел, непентес продолжал свой путь До Мадагаскара, где возник вид, который оказался, как ни курьезно, первым из местных растений, известных в Европе в XVIII веке.

Индо-малайский вклад в материковую флору Сейшел – как и в мир насекомых – очень заметен. Состав видов насекомых островного мира буквально поразил энтомолога Скотта. Он утверждал даже, «что если Сейшелы и укладываются в какой-нибудь из крупных (зоогеографических) регионов, то все равно их следует определить как особый Восточный подрегион» [18]18
  Чаще всего зоогеографы объединяют Сейшелы с Маскаренами, Коморскими островами и Мадагаскаром и рассматривают все эти острова как особый зоогеографическнй регион – Мадагаскарский; или как подотдел Эфиопского региона. В последнем случае юг Африки, начиная от Сахары, считается основной его частью (примеч. авт.).


[Закрыть].

Очевидно, здесь должно было произойти что-то такое, что в какой-то период времени способствовало распространению флоры и фауны именно с востока. Средне семи эндемичных орхидей этих островов выделяется один безлистный вид (Vanilla phalaenopsis),имеющий ближайших диких сородичей на Цейлоне и Яве. Но есть на островах и растения с явно выраженными африканскими, признаками. «Должны были существовать близкие связи с тропической Азией и Африкой в то время, когда современные виды и подвиды растений уже существовали, возможно в начале третичного периода», – заметил в 1922 году немецкий ботаник Дильс, веривший в Лемурию и называвший виды, общие для Мадагаскара и Маскарен, «лемурийским элементом».

На Сейшелах нет недостатка и в таких растениях, которые имеют общетропическое распространение. Так, крупнейший из всех эпифитных [19]19
  Эпифиты – растения, обитающие на других видах растений, но в отличие от паразитов не высасывающие пищу из своего «места обитания». Тропики обычно богаты эпифитами, живущими на: деревьях (примеч. авт.).


[Закрыть]папоротников «птичье гнездо» (Asplenium nidus)имеется в тропических лесах. Западной Африки, Азии, Австралии и Полинезии. Но основное число общих для тропиков видов растений встречается на побережье. Это и естественно, поскольку прибрежные растения, как правило, лучше приспособлены: к миграции морем. Среди них, кроме кокосовой пальмы, следует отметить вьющийся, сдерживающий сыпучесть, песка, родственник батата Ipomoea pes-carpae,и ценное дерево такамака (Calophyllum inophyllum),древесина: которого используется для строительства судов и всевозможных столярных поделок.

Можно совершенно определенно утверждать, что островная флора и фауна время от времени получала «пополнения» через океан – как семенами, прибившимися к берегам волной, так и с помощью птиц, приносивших семена и зерна в своем оперении. К остаткам первоначальной, «континентальной», флоры, возможно, следует отнести лишь те виды, которым потребовалось бы крайне много времени для их развития в нынешней горной среде. Речь идет, например, о сейшельской пальме и еще о пяти эндемичных семействах пальм с таким же количеством видов.

Поскольку на Мадагаскаре и Маскаренах имеются другие эндемики, а также много растений, напоминающих азиатские и африканские, не приходится удивляться тому, что есть еще ботаники, верящие в Лемурию. По-видимому, они не хотят считаться с мнениями современных океанографов о затонувших континентах. Так, голландец Стенис в 1962 году в объемистой диссертации, напечатанной в журнале «Блюмэа», утверждал, что «должна была существовать связь в виде перешейка между Мадагаскаром и Цейлоном через Сейшельско-Коморскую банку (Лемурию)».

Но встречаются случаи противоположной «ограниченности мышления». Например, Зауер, в заслуживающей внимания книге о прибрежной флоре Сейшел, категорически отказывается признавать наличие континентальных элементов в его флоре и фауне. Он как специалист по растениям морских побережий, большинство которых мигрируют морем, отрицает все остальные виды миграции, и не учитывает при этом, что на гранитных островах имеются, например, чувствительные к соленой воде земноводные. Этот автор делает вывод, что и растения и животные «могли достичь Сейшел трансокеаническим путем с такой же легкостью, как они добирались до многих других островов, типа Гавайской группы, для которых континентальная связь немыслима».

На Гондвану рассчитывать нечего, считает он. Если вообще такой континент когда-либо и существовал, то он треснул по крайней мере двести миллионов лет назад, т. е. еще до появления цветковых растений. Существование относительно небольшого числа различных видов со смешанным происхождением, а также родством с востоком и западом – все это, по Зауеру, закономерное следствие длительной миграции: капризного, случайного рассеивания, повторяющихся случаев, короче, гораздо легче представить себе «дрейфующие» виды, чем континенты…

В 60-х годах восемнадцать стран снарядили свои экспедиции геофизиков и океанографов в Индийский океан. Эти коллективные исследования назывались «Международной Индоокеанской экспедицией». Еще во время океанографического кругосветного путешествия в 1928–1930 годах на судне «Дана», оплаченного датскими нефтепотребителями через Карлсбергский фонд, была открыта гигантская подводная цепь, получившая название Карлсбергская гряда [20]20
  В советской географической литературе эту подводную гряду принято называть Аравийско-Индийским хребтом (примеч. пер.).


[Закрыть]. Она тянется от бухты Аден вниз на юго-восток немного восточнее Сейшельской банки и восточнее Маскарен, расположенных еще южнее.

Позднее было обнаружено, что для каждой из горных цепей, входящих в мировую вулканическую горную систему на дне океанов, характерны срединные осевые ложбины, прерывающиеся в разных местах. Одно ответвление Карлсбергской гряды, например, продолжается от южной Африки к югу, вплоть до Атлантического срединного хребта, а он, в свою очередь, тянется в направлении Исландии. Другое ответвление этой гряды отклоняется к юго-востоку и проходит между Австралией и Антарктидой.

Большинство специалистов сейчас полностью убеждено, что не существует никаких затопленных континентов: ни Атлантиды в Атлантическом океане, ни Лемурии – в Индийском. Вновь приобрела популярность теория континентального расщепления, хотя и не совсем в том варианте, как ее представлял Вегенер. Правда, выводы сторонников этой теории порой противоречат друг другу. Так, американец Фэрбридж полагает, что южные континенты никогда не входили в состав единого континента – Гондваны. Они всегда были разделены водными бассейнами. Австралия же, начиная с каменноугольного периода, то есть примерно 300 миллионов лет тому назад, отошла от нынешней Юго-Восточной Азии, таща за собой Антарктиду, и поплыла вниз через «нынешний» Индийский океан, где после длительных «странствий» остановилась на своем теперешнем месте.

Кому-то, безусловно, хочется представить себе, что Мадагаскар был некогда частью Индии. Другие считают, что этот крупный остров, как и Сейшельская банка, находился некогда по соседству с современной Танзанией и Кенией, а Индия к югу от них соединялась с Южной Африкой. Но все ученые единодушно признают, что на территории нынешнего Индийского океана некогда произошли крупные изменения, а большинство, к тому же, считают вулканические цепи с продольной впадиной посредине остатками той самой линии, по которой в свое время «разорвались» континенты.

Вариант этой же теории нашел отражение в работе американца Роберта С. Дитца, опубликованной в журнале «Нью Фронтир». Он предполагает, что щели образовались на территории нынешнего Индийского океана, в результате чего Индия отделилась от Африки. Затем, после того, как отошел Мадагаскар, щель распространилась на юг и прошла вдоль юга Африки до южной оконечности Южной Америки, мыса Горн. Антарктида и Австралия при этом оказались отрезанными от остальных частей. Затем трещина отклонилась на север, отделив Южную Америку от Африки, и так далее. Африка, по мнению этого автора, в основном приобрела свою нынешнюю береговую линию к концу юрского и началу мелового периода, то есть 150–100 миллионов лет назад. Однако на северо-востоке она окончательно оформилась позже: 15–20 миллионов лет назад, когда трещина Карлсбергской гряды прошла между Африкой и Аравией. Потом образовался дополнительный разрыв и через Восточную Африку в виде длинной системы впадин, где находятся озера Альберт, Эдуард и Танганьика.

Естественно, отдельные исследователи расходятся во взглядах относительно периодов возникновения тех или иных трещин, по-разному оценивают силы, способствующие их возникновению и распространению. Но для всех совершенно ясно, что Красное море является «новообразованием». Его можно считать «океаном», находящимся в процессе становления. В свою очередь, впадины в Восточной Африке можно рассматривать как свидетельства начала нового процесса расщепления. Большинство ученых считают также установленным, что из-за столкновения Индостана с Азией Гималаи «сморщились», а Тибетское плато вытеснилось вверх. Основную фазу этого горообразования относят к такому позднему времени, как середина третичного периода (примерно 70 миллионов лет назад).

Как Сейшелы (по времени и пространству) вписываются в эту индоокеаническую загадку континента – неизвестно. Одно ясно, что скорее всего они были связаны с Африкой, так как лежат на той же самой стороне от большой разделительной линии Карлсбергской гряды. А поскольку значительные преобразования еще в третичный период коснулись и Восточной Африки и Индостана, вполне возможно, что и Сейшельская банка «дрейфовала» в какой-то отрезок именно этого времени.

Дискуссии на эту тему, конечно, будут продолжаться. География западной части Индийского океана с его многочисленными континентальными «осколками» довольно сложная. Это касается и Амирантской банки – маленького цоколя, где лежат острова Альдабра, и многих других мест с многочисленными атоллами. Кроме того, совершенно неясно, являются ли Маскарены частицей континента, или они относятся к чисто вулканическим образованиям.

Во всяком случае нет никакого повода сомневаться в том, что Сейшельская банка отделилась так поздно, что к этому времени на континенте уже были и цветковые растения и земноводные животные. Луковичные лягушки, к примеру, имелись в Европе 40–50 миллионов: лет назад. Пальмы существовали уже в триасовый период – примерно 200 миллионов лет тому назад. Меловой период, начавшийся примерно 140 миллионов лег назад – возможно, за сто миллионов лет до отделения Сейшел от Африки, – был временем, когда цветковые растения и их непременные спутники – насекомые широко распространились на земном шаре.

Конечно, от человека в известной мере зависит дальнейшая судьба последних растений и животных, прародителей которых, возможно, морем прибило к тому большому острову, каким была Сейшельская банка. Но представить себе, что с ними произойдет в будущем, не так уж сложно.

Уже сейчас море размыло некогда крупный остров до такой степени, что над поверхностью воды сохранились лишь небольшие его осколки. Несомненно и современные гранитные острова постепенно исчезнут под воздействием солнца, дождей и морских волн. Но этот процесс будет длиться миллион и более лет. Ледниковый период не завершился. Мы просто-напросто живем в относительно свободной ото льда межледниковой фазе, подобной тем, которые уже неоднократно имели место в интервалах между четырьмя оледенениями плейстоцена в Северном полушарии. Возможно, Сейшелы еще раз – или много раз – окажутся первичными (докембрийскими) вершинами на высохшей банке в океане, в то время как новые материковые льды нагромоздятся над Евразией и Северной Америкой.

Разграбление, возделывание и охрана природы

^{От девственного леса до мусорной свалки. Удачливое дерево – корица. Ваниль и пачули. Продукты литания и хлопок. Кокосовые пальмы, тодди и копра. Кофе и чай. Планы по охране природы}

Романтики представляют Сейшелы как тропический остров-рай с кокосовыми пальмами на побережье из кораллового песка, гранитными скалами, покрытыми зеленью до самых вершин, с проступающими кое-где каменистыми утесами или отвесными скалистыми стенами, которые усиливают общее впечатление величественной красоты. Даже известный знаток тропиков, профессор Ханс Петтерсон, посетивший эту островную группу в 1948 году, когда шведская океанографическая экспедиция «Альбатрос» совершала кругосветное путешествие, считал, что остров Маэ с его главным городом Викторией у подножия могучих гранитных утесов – один из прекраснейших в мире уголков Земли.

Наверно, еще более привлекательными казались эти гранитные острова их первооткрывателям. «После периода крупных преобразований на земном шаре, – писал Грандпре, завершив путешествие на Сейшелы в 1789 году, – природа, наконец, нашла время и нагромоздила на этих островах такое огромное количество растительности, что сейчас они почти полностью покрыты толстым слоем гумуса, исключая места, поверхность которых не могла способствовать этому. Поскольку к тому же Сейшелы посещаются недавно, начиная с нынешнего столетия, они повсюду преподносят путешественникам сюрпризы, и прежде всего прекрасную растительность».

Отчасти это сохранилось до настоящего времени, особенно благодаря муссонам, приносящим на острова во все времена года обильные осадки. В апреле – сентябре, когда дует юго-восточный муссон, количество атмосферных осадков в низине, у Виктории, колеблется между 63 и 188 миллиметрами в месяц, а в период северо-восточного муссона (октябрь – март) ежемесячно выпадает от 225 до 375 миллиметров. За год Виктория получает 2250, а горные районы – свыше 4000 миллиметров осадков.

Но более внимательный путешественник легко обнаружит, в каком бедственном состоянии находится природа этого островного рая. Еще в самом начале колонизации французы вырубали леса на Сейшелах для строительных работ на Маврикии. Лес вывозился на специальных судах, командиры которых заставляли местное население валить подряд все деревья, в том числе и ценные их породы. Большой ценитель и знаток природы комендант Малавуа был серьезно озабочен этим и в 1787 году писал своему начальству в Порт-Луи рапорт за рапортом, стремясь предотвратить уничтожение природных богатств архипелага.

Он, в частности, говорил, что сейшельские леса еще недостаточно изучены. Действительно, здесь имеется множество всевозможных видов пальм, но большинство из них годятся лишь для того, чтобы их листьями покрывать хижины. Деревьев, пригодных для строительства судов, не так уж много. Чтобы предотвратить истребление лесов, Малавуа требовал ввести строгие правила вырубки и для нужд судостроения и для удовлетворения потребностей местных колонистов в лесоматериалах.

Плантаторы, считал Малавуа, должны нести ответственность за ущерб, причиняемый их рабами на королевской земле [21]21
  Согласно французскому закону, полосы земли вдоль побережья шириной 50 саженей, то есть около 100 м (а иногда они еще шире), были зарезервированы короной для разных целей, в том числе и для обороны (примеч. авт.).


[Закрыть]; им следовало бы запретить сжигать ценные породы при расчистке участков под пашню. Прежде всего необходимо беречь Intsia bijuga,используемую для обшивки корпусов кораблей, и Imbricaria sechellarum,высокие прямые стволы которой идут на судовые мачты. В том месте, где лес вырубался, Малавуа рекомендовал, в зависимости от почвы, сажать два вышеуказанных вида деревьев, такамаку (Calophyllum inophyllum),которая также шла на обшивку судов, казуарины или кокосовые пальмы.

Кроме того, по мнению коменданта, следовало бы эксплуатировать не только прибрежные леса, но и те, что находятся в глубине островов. Конечно, производить вырубки там значительно сложнее, так как густые девственные заросли не дают возможности пользоваться повозками, чтобы доставлять строевой лес к берегу. Но ведь можно пилить тесину и доски на самой вырубке. Кроме того, он предлагал здесь же, на месте, производить кровельную дранку из стружки и продавать ее. Для то-то, чтобы начать эти работы, Малавуа просил выделить в его распоряжение «за счет короны двадцать хороших чернокожих».

На Маврикии даже было издано специальное предписание в защиту сейшельских лесов. Судя по всему, там действительно начали пилить деревья на доски, планки и бруски – вручную, обычной пилой, способом, распространенным еще и сегодня. Чаще всего бревна складывали на небольшом помосте или над ямами в земле. Один человек стоял наверху, другой под бревном. На Сейшелах и в Вест-Индии я встречал такие «лесопилки». В развивающихся странах, где рабочая сила оплачивается слишком низко, подобный способ, может быть, и оправдывает себя.

Доски, планки, бруски, дрова и даже весла, о чем свидетельствуют судовые регистры конца XVIII – начала XIX века, экспортировались с Сейшел на Маврикий и изредка – на Реюньон. Охране лесов, естественно, уделялось мало внимания. Хищническая вырубка лесов, начатая в XVIII веке, продолжалась в течение всего XIX столетия. В результате Intsia, Imbricariaи многие другие пользующиеся спросом деревья в настоящее время стали редкостью, а ценнейшая порода лесов низменности – железное дерево (Vateria sechellarum) – практически полностью истреблена. Ботаники весьма сожалеют об этом: ведь железное дерево было единственным представителем своего семейства к западу от тропиков Азии.

На месте вырубленных или сожженных лесов – сейчас огромные пространства низкорослых кустарников, где преобладают чужеземные породы. Девственных дождевых лесов на равнинах вообще больше не существует, есть только «испытательные участки» на островах Силуэт и Фелисите. Их место заняли кокосовые и иные плантации… и заросли, которые с полным правом могут быть названы лесной «мусорной свалкой». Повсюду встречается быстрорастущая албизия (Albizzia)из Индии, когда-то культивированная, но сейчас одичавшая, акажу (Anacardium occidentale)из Бразилии, тропические американские кусты гуайявы и другие чужеземные деревья и кустарники.

На больших площадях, где вырубка леса вызвала эрозию почвы, не растет ничего, кроме пантропического папоротника (Dicranopteris linearis).Департамент сельского хозяйства вынужден был даже предпринять специальные работы по очистке от него участка в две тысячи гектаров. При этом участки, более всего подвергшиеся эрозии, засадили южноамериканской кокосовой сливой (Chrysobalanus icaco)и другими растениями.

Конечно, ведутся посадки и ценного леса. Из местных пород – прежде всего красное дерево (Dillenia ferruginea)и капуцин (Northea) – виды, хорошо чувствующие себя в горной среде, а в низинах – казуарина и такамака. Однако выяснилось, что чужеземные деревья, включая австралийские виды эвкалипта и вест-индский пинус (Pinus caribaea),часто приживаются и растут быстрее местных.

Как видим, существует множество обстоятельств, способствующих вытеснению исконной флоры. Поэтому сейчас эндемичные растения встречаются крайне редко, чаще всего на высоких горных вершинах крупных островов. Многие из них рано или поздно и вовсе исчезнут, если их последние прибежища не станут заповедными. Естествоиспытатели находят мало утешительного в том, что лесные «мусорные свалки» имеют определенную ценность, поскольку в основном состоят из посеянной птицами корицы…

В кустарниках на тропинках можно нередко встретить мужчин или женщин со связками прутьев корицы за спиной, направляющихся к берегу, где это сырье будет переработано. В 1968 году переработанная кора дерева корицы стала главной статьей экспорта Сейшел. До этого она занимала второе место после копры, а на третьем месте было коричное масло. В 1968 году объем экспорта коры подскочил до 3059 тонн и дал 7500700 рупий прибыли, то есть больше, чем когда-либо приносила копра.

В начале 70-х годов XVIII века предприимчивый Пьер Пуавр послал первые саженцы корицы на Маэ. На Маврикии его идея культивировать корицу (Cinnamomum ceylanicum)и пряную гвоздику (Eugenia caryophyllata)потерпела неудачу. Первая дала слишком тонкую кору, вторая – неполноценную пряность.

Пуавр надеялся, что для этих растений больше подойдет климат Сейшел, лежащих ближе к экватору. Одновременно ему хотелось скрыть свои планы от конкурентов. Поэтому сад пряных деревьев на Анс-Руайяль был создан в отдаленной безлюдной части острова Маэ. Туда прыплывали только рабы за свежей водой и черепахами для судов.

Вначале затея казалась многообещающей. Корица росла, другие пряности также. Но несчастья подстерегали предприимчивого Пуавра. В 1778 году Франция объявила войну Англии. На Маэ был послан приказ не допускать англичан к пряностям. И когда однажды большое французское судно с Мадагаскара приблизилось к острову, испуганный Пуавр, приняв его за британский военный корабль, приказал сжечь все деревья.

«Вот так и рухнули все надежды французского правительства, – констатировал одиннадцать лет спустя Грандпре. – Однако известно, что птицы очень любят плоды корицы, они-то и принесли на Маэ большое количество ягод, которые случайно попали в глубь острова, где ко времени заключения мира в 1783 году пустили побеги. За ними тщательно ухаживали, и, когда я посетил остров, корица, пряная гвоздика и мускат были в хорошем состоянии, хотя и не особенно многочисленны».

Грандпре был уверен, что на Сейшелах можно возделывать все виды пряностей, и Франция полностью будет обеспечена этим колониальным товаром. Но он опасался, что французское правительство не поддержит эти планы, так как пробные плантации пряностей на Французской Гвиане удались.

Его опасение было не напрасно. Сегодня на Сейшелах не так уж много пряной гвоздики и муската. Но зато повсюду растет посеянная птицами корица, особенно на Маэ, где она занимает площадь в 5670 гектаров.

Однако потребовалось много времени, чтобы одичавшие плантации корицы стали приносить выгоду: и запах, и вкус ее были довольно слабыми. В начале XX века на мировом рынке возник большой спрос на коричное масло. Тогда на островах начали строить перегонные установки и, конечно, стали вырубать коричные деревья. Их валили, или обдирали с них кору настолько, что в результате они погибали. Но на пнях появлялись молодые побеги, а птицы между тем продолжали «посевную кампанию». Когда к 1915 году взрослых деревьев осталось мало, начали перегонять коричное масло из побегов и деревьев, оставленных на семена.

При перегонке требовалось много топлива, а для этого истребляли высокогорные леса. В конце концов даже «заоблачные леса» – девственные горные дождевые леса оказались под угрозой уничтожения. Они не были истреблены целиком лишь потому, что труднодоступны. Отсутствие топлива вынудило перенести перегонные установки вниз к побережью, где можно было использовать отбросы, остающиеся при производстве копры: луб и скорлупу кокосовых орехов. К тому же деятельность по спасению девственных лесов, еще уцелевших в горах, стали контролировать местные власти.

Тем самым на время была спасена и часть коричных плантаций. К 1942 году вновь появилась возможность начать промышленную добычу коры. Для производства трубочек из нее подбирают побеги толщиной с палец и делают на них два продольных надреза с каждой стороны, затем осторожно снимают две длинные полоски коры. Их скручивают в трубочки и после просушки обрезают до удобной длины, затем складывают в пачки и в таком виде отправляют на рынок.