Текст книги "Город Мертвых Талантов (СИ)"

Автор книги: Белла Ворон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

бездарность…

Зеленая точка угасает. Еще секунда – и все будет кончено.

– А идите вы к черту, Зоя Всеволодовна, – сказала Саша, – а то и подальше! Сами вы бессмысленная ерунда! Тьфу на вас!

С каждым Сашиным словом Зоя Всеволодовна сдувалась, как воздушный шарик, бледнела, становилась прозрачной. Хотела что-то сказать, но у нее выходило только невнятное “ Буу-эээ…”

Саше стало невероятно легко и весело, смех рвался наружу, рассыпался светящимися пузырьками.

Почему она сразу так не ответила? Это же так просто! И все могло бы быть по-другому.

Голос азумы затух, захлебнулся в завывании, а сама она превратилась в крохотную рыбку, вильнула хвостом и скрылась в Реке Забвения.

И снова вспыхнула в темноте зеленая точка! Саша собрала все отпущенные ей силы, и ринулась к этой точке сквозь плотную, темную воду. Все ближе, ближе, вот она, ее птица! Еще немножко! Есть! Саша схватила птицу обеими руками, и устремилась вверх, на воздух, на волю.

ГЛАВА 34. Развязка

Саша выбралась на берег, попыталась подняться и не смогла. Тело затекло, будто она его целиком отлежала, малейшее движение отзывалось россыпью острых иголочек. Медленно, осторожно она повернулась на бок, оперлась на локоть, села.

Осторожно разжала пальцы, посмотрела на птицу. Живая. Только встрепанная немножко, и тоже как будто уставшая.

– Ну и что же нам с тобой делать, талантище? – спросила Саша у птицы.

Куда вынесла ее река Забвения? Она огляделась. Место незнакомое. Ни моста не видно, ни города. Серое, раннее утро. Тишина. Никого вокруг. Только слепая лошадь бродит по мелководью, низко опустив голову. Тоже, должно быть, устала.

– Сделала свою работу? – хмуро спросила Саша у лошади.

Та дернула ухом, подняла голову. Саше показалось, что огромные, затянутые мутной пленкой глаза смотрят на нее укоризненно. Ей стало стыдно и жаль до слез несчастную тварь.

– Прости. – прошептала она, – Я все понимаю. Голод – великая сила.

Лошадь виновато опустила голову.

Саша вздохнула, задумалась.

Что же в итоге? Музеон доживает свои последние часы.

Судьба мамы, как и ее собственная – в полной неизвестности. И ни малейшего представления о том, что делать дальше. Думать было лень. Разум устал так же, как и тело. Она помнила только, что спасла свой талант. Единственное, что ей удалось спасти. Но это не так уж мало. Все остальное потом… когда-нибудь. Так приятно никуда не спешить, просто сидеть, смотреть на ленивую воду, ни о чем не думать.

Перестук камешков выдернул ее из полудремы. По высокому прибрежному склону к ней спускалась Кассандра.

“ Только не она!”

Саша попыталась подняться на ноги, но тело по-прежнему не слушалось. Она поспешно спрятала птицу за пазуху.

А Кассандра приближалась, чуть пританцовывая, будто наслаждаясь своей грациозной силой, легкостью и свободой. Подошла совсем близко, улыбнулась.

– Поздравляю, ты снова выбралась сухой из воды! А я за тобой. Отдай птичку.

– Какую птичку?

– Зеленую. С цветными крылышками. – Кассандра протянула руку. – Давай ее сюда.

Птица слабо завозилась за пазухой.

“ Еще немного, и она отогреется, наберется сил и сможет улететь. – соображала Саша, – Нужно потянуть время!

– Нет у меня никакой птички. – ответила она и попыталась отползти, но ей удалось сдвинуться не больше, чем на ширину птичьего крылышка.

Кассандра шутливо погрозила ей пальцем.

– Не надо морочить тете голову. Если бы ты не достала птичку, то не оказалась бы здесь. Отдай.

Саша помотала головой, сжала зубы, и что было сил потащила по песку тяжелое, непослушное тело. Кассандра усмехнулась и неторопливо пошла рядом. Лошадь повернула голову в их сторону, втянула воздух дрожащими ноздрями, и двинулась по воде вслед за ними.

– Отдай сама. Хуже будет. – ласково пообещала Кассандра.

– Слышала я эту песню. – дерзко ответила Саша, тяжело дыша и делая очередной рывок. – Ничего вы мне не сделаете. Не отдам.

– А знаешь, твоя наглость мне нравится! – воскликнула Кассандра. – Ты вообще молодец. Храбрая. Самоотверженная. Упрямая. Добавить бы тебе капельку мозгов, чтобы ты приняла верное решение!

Теплая птица возилась за пазухой, и Саше показалось, что от ее возни и тепла стало легче шевелиться. Еще бы немножко времени! Кассандра любит поговорить.

– Верное решение – это вернуться в вашу Поганую Яму? Или уползти домой и жить как растение?

– Зачем драматизировать? – охотно откликнулась Кассандра, – Взгляни на это иначе.

Шаг вперед.

– Представь: тихая, размеренная жизнь. Теплое местечко, несложная работа, увлекательный шоппинг по выходным, семейные праздники. Все как у людей.

Еще шаг.

– Живи спокойно, получай удовольствие. Птица будет только мешать. Пищать, клеваться. А ты устала. Ты прошла огонь и воду. Зачем тебе медные трубы? Сколько хороших людей они сломали. И сколько сломают еще. Отдай птичку.

– Это вы их сломали. Телега с птицами – ваших рук дело.

Двигаться становилось все легче, и Саша понемножку отползала, чувствуя за пазухой птичье тепло, а за спиной лошадиное сопение.

– Мы никого не ломаем. – обиделась Кассандра, – Мы отсекаем лишнее. Мы – хирурги. Талант – воспаленный аппендикс. А птицы на телеге – биологические отходы.

Она наклонилась к Саше, ласково взглянула своими медовыми глазами и таким же сладким голосом произнесла:

– Не будь дурой. Живи спокойно. Птичку отдай.

– Это не жизнь. Сама дура. Не отдам. – тихо и отчетливо произнесла Саша.

Молниеносно, как змея, Кассандра бросилась на нее.

Саша была к этому готова. Она увернулась, откатилась вбок, вскочила на ноги, отпрыгнула в сторону, но тут же шлепнулась в воду, прямо под ноги белой Кляче. Отчаянная попытка, безуспешная, но Кассандра не ожидала такого поворота, и Саше удалось выиграть пару секунд. Она быстро вытащила птицу из-за пазухи и подбросила ее вверх. Птица расправила крылья, взмыла в небо. Она в безопасности!

Кассандра злобно зарычала и снова бросилась на Сашу, пытаясь схватить за горло.

“ Все, это конец, она просто придушит меня, у меня не хватит сил сопротивляться.”

Саша слышала, как кричит птица, видела, как она мечется над ними, и как, сложив крылья, она кинулась вниз, спикировала на Клячу и клюнула ее в лоб.

И случилось невероятное. Белая Кляча содрогнулась, ее незрячие опаловые глаза налились прозрачной синевой. Она поднялась на дыбы и испустила громкое ржание. Спутанная серая грива взметнулась серебристым шелком, а из спины, как листики из почки, вырвались два белоснежных крыла.

– Пегас…

Радость вспыхнула, наполнила тело искрами бенгальского огня, усталость растворилась без следа. Саша, легко вскочила на ноги.

– Пегас! – завопила она.

Кассандра опомнилась, кинулась вперед, попыталась схватить Пегаса за крыло. Но тот снова взвился на дыбы, с силой взмахнул крыльями и гневно заржал. Кассандра упала навзничь.

Пегас танцевал, хлопая белоснежными крыльями. Нежное утреннее солнце золотило их, и вода в реке мерцала расплавленным золотом под его ногами.

Саша бросилась к нему, хотела обнять, и вдруг, сама не понимая как, очутилась него на спине. Птица сделала на прощанье изящный пируэт и растворилась в небе.

А Пегас радостно заржал и помчался вдоль берега, подпрыгивая, чуть подлетая, снова опускаясь, взметая фонтаны золотых брызг. Кассандра что-то кричала вслед, но топот копыт и веселое ржание заглушало ее угрозы. И вот огромные крылья всколыхнули воздух, Река Забвения забурлила, закипела волнами. Пегас оторвался от земли.

Саша вцепилась в гриву, едва веря в происходящее. А Пегас набрал высоту и скорость, и вот – ветер засвистел, запел в его крыльях.

Он поднялся над Черной горой и солнце брызнуло Саше в глаза. Еще выше – и Река Забвения обернулась маленьким червячком, отползла назад. Вот лес поплыл под ними, а за ним смутно обозначился пик Серой горы. Музеон все ближе.

Саша осмелела, отпустила гриву, раскинула руки как крылья.

– Сейчас, только не уходите, подождите, я уже лечу… мы летим!

И вот лес остался позади, внизу поплыли разноцветные холмы, окутанные жемчужной утренней дымкой.

Куда дальше? Где там Лунная Гора? Некогда думать, только бы успеть.

– В Музеон! – изо всех сил крикнула она в ухо Пегасу, не слыша себя из-за свиста ветра.

Пегас запрокинул голову, радостно заржал, взмахнул крыльями и устремился вниз.

…

Музы угасали. Измученные, полуживые, они не узнавали друг друга, не помнили собственных имен. И инспирии они уже не просили. У них не осталось ни желаний, ни страха. Повинуясь распоряжению башни, они из последних сил приползли на площадь Безобразова и теперь лежали, похожие на груду старых, линялых тряпок.

Драгоценные стояли рядом. Они смутно догадывались, каким будет ответ Верховной Башни и не могли оставить своих подопечных один на один с дурной вестью. Над площадью висела тишина. Все ждали.

И вот лязгнула калитка Серой башни. Альбинаты мерным шагом пересекли площадь и выстроились возле кратера идеальным полукругом.

Один из них шагнул вперед, прочистил горло и заскрипел как ржавая шестеренка:

– Довожу до всеобщего сведения, что получен ответ на запрос, отправленный Главным Защитником в Верховную Башню. Высочайший Хранитель изучил наш отчет, и, учитывая сложившиеся обстоятельства, как-то: вышедшая из-под контроля ситуация, неспособность…

– Переходите к главному! – крикнула Клара, – Это невозможно слушать!

Альбинат почтительно кивнул.

– Как пожелаете.

Он перевел дыхание и продолжил, слегка повысив голос:

– В связи с тем, что имеются сведения об аномальной активности жителей Поганой ямы, в настоящий момент существует серьезная угроза заражения территории Музеона вышеупомянутыми существами. Это может иметь самые плачевные последствия для прилегающих территорий, заселенных людьми. Также велика вероятность возникновения благоприятных условий для дальнейшего расселения нечисти на более обширные территории, заселенные людьми, что приведет к самым плачевным последствиям. В свете вышеупомянутого принято решение безотлагательно затопить Музеон во избежании катастрофы.

– Что он говорит? Я не понимаю. Клара, скажи нам! – подал голос кто-то из муз.

Клара вышла вперед и встала перед ними. Затянутое дымкой солнце коснулось ее волос, они засветились нежным перламутром. Музы с усилием поднимали головы, едва заметные жемчужные блики мерцали в их глазах.

– Мои милые подопечные. Мои любимые. Слушайте. – заговорила Клара, и вдруг голос ее сорвался, она прижала к горлу ладонь и беспомощно взглянула на Льва.

Лев вышел вперед.

– Хранители боятся, что нечисть из Поганой ямы расплодится повсюду и повредит людям. – громко сказал он. – Поэтому они решили затопить Музеон.

– Затопить? А мы? – донесся шепот.

Лев обернулся к альбинатам.

– Надеюсь, муз они спасут?

– Драгоценные… – невозмутимо продолжал альбинат, – …должны немедленно покинуть Музеон и проследовать в Самородье, им надлежит решать свою дальнейшую судьбу самостоятельно.

– Что будет с музами? – рявкнул Лев.

Альбината невозможно было вывести из равновесия.

– Музам предписывается в сопровождении представителей защиты проследовать для временного пребывания в Башню Защиты в ожидании перемещения в Город Мертвых талантов. – невозмутимо закончил он свою речь.

Клара тихо ахнула.

Приподнятые головы муз тихо опускались на камни. Одна за другой они погружались в спасительное забытье.

– Решение высшего совета надлежит исполнить без промедления. – добавил альбинат.

Неестественная, мертвая улыбка искривила губы Клары, ее глаза почернели.

– Я не пойду. Я не вернусь туда. – повторяла она.

Лев схватил ее за плечи, встряхнул, развернул лицом к музам.

– Подними их! Уведи! Они послушают тебя!

Клара как заведенная мотала головой, все так же дико улыбаясь.

– Не надо их тревожить. Они уснули.

– Ты не слышала, что он сказал? Сейчас пустят некру и…

– Тс-с-с! Не кричи, разбудишь. Они ничего не почувствуют во сне. Миг – и все закончится. А Город… он будет убивать нас медленно.

Она пошатнулась, ухватилась за Льва, он не успел ее поддержать, и она сползла наземь. С нежностью посмотрела на муз, погруженных в спасительную дрему.

– Я не желаю им мучительной смерти. Пусть спят. Я буду с ними. – спокойно и твердо произнесла она. Лев сел на камни возле Клары.

– Тогда и я остаюсь.

Клара перестала улыбаться.

– Не смей! – прошипела она. – Ты уйдешь с драгоценными!

– Мое место в Музеоне, ты сама сказала.

– Музеона больше нет! Я запрещаю тебе! – она попыталась подняться, но не смогла.

Лев грустно усмехнулся.

– Сегодня день моего совершеннолетия, если ты помнишь. Я должен был стать Магнусом. Не вышло. Но решать свою судьбу я имею право. Запрещай кому-нибудь другому.

Клара бросила молящий взгляд на Бэллу. Та подошла и тяжело опустилась рядом с ней. Неловко обняла. Клара сдалась. Устало уронила голову на Бэллино плечо. Взяла за руку Льва.

– Мы обязаны приступить к выполнению приказа. – объявил альбинат.

– Они пустят некру. Прямо сейчас. – содрогнулся Карл Иваныч. – Лев! Клара! Бэлла! Нашли время обниматься! Надо уходить!

Альбинаты, повинуясь знаку главного, шагнули к кратеру.

– Три оборота! – скомандовал главный.

Душераздирающе заскрипел винт. Глубоко под землей раздалось глухое урчание.

– Пока поднимается некра у вас есть время передумать. – произнес альбинат почти человеческим голосом.

– Мы уходим! – объявил Карл Иваныч. – Савва, скрипка с тобой?

– Я не пойду. – прозвучал спокойный ответ.

– Еще как пойдешь! – Карл Иваныч схватил Савву за плечо, но тот ловко вывернулся и уселся на каменную тумбу, поджав ноги.

– С ума сошел? – ужаснулся Карл Иваныч. – Немедленно вставай!

– Идите, если вам есть куда. Я не пойду.

Учитель взглянул в бесстрастное лицо ученика, сокрушенно покачал головой.

– Упрямый, избалованный мальчишка. Самурай чертов. Всегда из меня веревки вил. Подвинься! Я с тобой.

Он махнул рукой и примостился на тумбе рядом с Саввой.

– Утонуть в некре? – взвизгнула Декаденция, – Вы ненормальные! Я не хочу!

– Вас никто не заставляет. – спокойно ответил ей Лев. – Вы нормальная – бегите пока не поздно.

Еще один поворот винта. Грозное урчание усилилось, кратер чуть заметно задрожал.

– Я бы осталась… осталась бы… – лепетала поэтесса, – но… мое искусство? Я не ради себя, я ради поэзии! – цепляясь шпильками за брусчатку, она пятилась к калитке. – Амалия, а вы?

– Я тоже ухожу. – тряхнула серьгами Амалия. – В Самородье мой театр. Загнется без меня.

Вскинув голову и опустив ресницы, она величаво понесла себя к калитке.

– Мэтр? Филипп Брунович! Вы с нами?

– Все книги Музеона погибнут. – потерянно произнес Филибрум, не двинувшись с места. – Зачем я нужен?

Третий оборот.

Кратер трясся, внутри него гудело, как в гигантской трубе, хрипело и клокотало. Понесло удушливой вонью. И вот первые черные капли, предвестницы катастрофы, вылетели из кратера, шлепнулись на камни, прямо под ноги Филибруму. Он вздрогнул, с ужасом посмотрел на зловонную лужу, шагнул назад.

– Но в Самородье тоже библиотека… – произнес он с дрожью в голосе – Оттуда есть доступ к тайным хранилищам. Они хорошо защищены. Может быть, некра их не зальет? У меня есть надежда.

Он пожирал глазами драгоценных, словно ждал хоть одного слова одобрения, разрешения, оправдания. Но никто ему не ответил, никто не взглянул на него. Все взгляды были прикованы к кратеру. Филибрум опустил голову и, пошатываясь, заковылял к калитке, где жались друг к дружке Амалия с Декаденцией. Обернулся.

– Я стар. Я хочу жить. Прощайте, друзья. И простите.

Амалия дернула калитку. Безрезультатно. Еще раз.

– Что встали, как столбы? Открывайте! – приказала она альбинату, продолжая остервенело дергать ручку. Альбинат двинулся на помощь.

– Можете не стараться. – остановил его Платон Леонардович. – Третий оборот блокирует калитку. Я так настроил механизм.

– Что?! – взвизгнула поэтесса, – Зачем?

– Это же ясно. Чтобы в случае катастрофы некра не смыла Самородье.

– Почему вы раньше не сказали?!

– Разве не сказал? Забыл.

– Так сделайте что-нибудь, гений вы придурочный! – взревела басом Амалия.

– Я уже не успею. – хладнокровно ответил механик. – Да и какой смысл?

Декаденция сжалась в комок и обхватила голову руками. Альбинаты недоуменно переглядывались, будто не в силах уразуметь очевидное.

Все взгляды были прикованы к кратеру. Только Савва сидел с закрытыми глазами, подняв лицо к небу.

– Вы слышите? – тихо спросил он, чуть повернув голову к учителю.

– Что?

– Звук с неба.

Карл Иваныч прислушался.

– Тебе показалось.

– Я слышу. – сказала Клара, и глаза ее расцвели лазурью.

И вдруг музы, минуту назад лежащие замертво, зашевелились. Цепляясь друг за друга, они поднимались, смотрели в небо, прислушивались.

– Пегас… Пегас… – понеслось над площадью.

Теперь уже все могли слышать звук похожий на свист ветра и на Саввину флейту. Он лился с высоты, заглушая грохот кратера, нарастал, набирал силу, пронизывал пространство.

– Смотрите, летит!

Облитый розовым золотом утреннего солнца, в небе парил Пегас и ветер пел в его крыльях.

– Перекройте кратер! – истошно завопила Декаденция.

– Поздно. Слишком сильный напор. Некра уже здесь. – заметил Платон Леонардович.

– Чуть-чуть бы пораньше… – прошептал Филибрум.

***

Саша изо всех сил вцепилась в гриву, она почти оглохла от свиста ветра, и не слышала, как все закричали, увидев их. И лиц, поднятых к небу она не видела. Ее глаза были прикованы к кратеру, из которого уже летели черные брызги. Некра! Они успели вовремя.

Все ближе земля, ниже, ниже… Пегас несется прямо в кратер. Саша зажмурила глаза, но пересилила себя, открыла. Чего ей бояться после Реки Забвения? Сейчас случится чудо и она должна увидеть его!

Под радостные крики Пегас врезался в кратер в тот самый миг, когда из него вырвался столб поганой жижи.

И заворчала, всколыхнулась земля, треснула, как скорлупа.

Их подбросило вверх и окутало серебристой, переливчатой, благоуханной волной – инспирия!

Саша припала к шее Пегаса. Источник жив. Музеон спасен.

Белоснежный крылатый конь плавно опустился на землю, прогарцевал вокруг кратера, сложил крылья и замер под оглушительные крики и аплодисменты. Он явно наслаждался триумфом. Саша неловко, боком соскользнула на землю, обняла Пегаса, поцеловала в морду. Тот фыркнул ей в ухо, весело шарахнулся в сторону и понесся вокруг площади, грохоча копытами и рассекая крыльями воздух. Потом взметнулся на дыбы, победно заржал и поднялся в небо, заслонив крыльями солнце. Его провожали взглядом, пока не затихло пение ветра.

– Прощай, Пегасик, спасибо тебе. – прошептала Саша, вытирая заслезившиеся от солнца глаза. Она опустилась на землю, привалившись спиной к кратеру и уронила голову на руки. Ей страшно хотелось спать. Но не тут-то было, музы подхватили ее, визжа и хохоча и с головой окунули в инспирию. И Саша поняла: купаться в источнике вдохновения – это вам не музу яблоками кормить. Сон слетел в одно мгновенье, она ощутила такой прилив сил и веселой наглости, что не отказалась бы еще разок сгонять за Пегасом.

И началось невообразимое. Ожившие, прекрасные до умопомрачения музы танцевали под ароматным дождем. Они визжали, хохотали, прыгали в кратер, набирали в ладони инспирию, брызгались ею друг в дружку, в альбинатов. А те стояли, ненужные, как старые фонари, не знали как им, беднягам, быть. Расшалившиеся музы подхватили их и закинули в фонтан. Главный кричал что-то об отчете, о решении Верховного Хранителя – никто его не слушал.

– Придется Главному Защитнику писать новый отчет. – усмехнулся Филибрум, стоя в дверях библиотеки с небольшим сундучком подмышкой. С легким поклоном он вручил сундучок Кларе.

Она щелкнула замочком, извлекла на свет простую гладкую, мягко светящуюся серебром чашу и вручила ее Саше.

Смущенная внезапной тишиной и всеобщим вниманием, Саша зачерпнула искрящегося вдохновения. Призывая на помощь бессмертных хранителей, чтобы не споткнуться о какой-нибудь булыжник в исторический момент, она приблизилась ко Льву.

Тот попятился, мотая взлохмаченной гривой и не сводя горящих глаз с золотистых искр, танцующих над чашей.

– Не валяй дурака. – устало сказала Саша.

– Я не заслужил. – пробурчал Лев.

– Сил нет с тобой препираться. Заслужишь. Пей.

Под радостные крики и аплодисменты Лев осушил чашу.

ГЛАВА 35. Финал

Сколько ни купайся в инспирии, а усталость возьмет свое. В разгаре всеобщего веселья, Сашу вдруг потянуло в сон. Стараясь не привлекать ничье внимание, она ускользнула сквозь калитку в Кларин сад с единственной мыслью – рухнуть в кровать.

“О, Бессмертные хранители, пусть мне никто не помешает!” – взмолилась она, входя в дом.

Но бессмертные хранители не всесильны. Сашу поджидала непреклонная Бэлла, и ванна с травяными мешочками исходила паром. Отвертеться было невозможно. Если Бэлла говорит надо – значит надо.

У Саши еле-еле хватило сил выбраться из ванны и напялить на себя что-то широкое и длинное, приготовленное ей Бэллой. Не без труда разобравшись с воротом и рукавами, она робко вышла в кухню, понимая, что роскошной трапезы ей не миновать. Если Бэлла решила кого-то накормить, то даже Пегас не спасет избранного.

Но Бэлла не собиралась тащить ее за стол. Она праздно сидела на табурете посреди кухни, боком ко входу. При Сашином появлении она поспешно встала, шагнула к печке, схватила совок и кочергу и начала выгребать угли, которых там не было. Саша успела заметить, что глаза ее красные и мокрые.

– Бэлла, не плачь. – беспомощно попросила она. Сил не было смотреть на плачущую Бэллу.

– Вот еще, плакать! Дым в глаз попал! – Бэлла хлопнула дверцей холодной печки, отошла к окну. Саша тихонько подошла, обняла Бэллу. Та резко повернулась и неловко, неумело прижала Сашу к себе. Оттолкнула, сердито отвернулась, потерла рукой глаза.

– Ешь давай. – она не глядя мотнула головой в сторону стола, уставленного мисочками и горшочками.

– Можно я потом? А то усну головой в тарелку…

Бэлла не стала ее уговаривать.

– Иди, спи. Набирайся сил. Проснешься – будем думать, как тебе помочь. Лев сказал, всех соберет. Уже Альбинатов предупредил… Сказал, если понадобится, Поганую яму наизнанку вывернет.

Голос ее звучал тускло и невесело. Она снова отвернулась к окну, украдкой вытирая глаза.

Саша вздохнула. Утешить Бэллу ей было нечем. Она застенчиво обняла ее и тихонько вышла. Пошатываясь, зевая, путаясь в длинной рубашке, вскарабкалась по лестнице и вошла в комнату, с которой совсем недавно прощалась навсегда.

– Кроватка моя… – сонно пробормотала Саша, слабой рукой натягивая на себя одеяло. Последнее, что она успела ощутить, это теплый мохнатый бок Молчун, приятно щекочущий ее пятку.

– Пришла, вредная кош…

Сон накрыл ее как меховая шапка.

***

Она проспала весь остаток дня и всю ночь. Проснулась ранним утром, до восхода солнца. Молчун сладко дрыхла поперек кровати, заливисто похрапывая. Прелесть какая! Будет, чем дразнить нахалку. Комната тонула в полумгле, но Саша чувствовала себя бодрой, окончательно отдохнувшей и полной сил. Дело сделано, Музеон на месте, Магнус избран. Настала очередь Клары выполнить свое обещание.

Спать больше не хотелось, делать в комнате было нечего. Саша тихонько оделась и выскользнула из дома в сумрачный сад.

Так тихо… Птицы еще не проснулись? Саша припомнила, что ни разу не слышала здесь птичьего щебета. Раньше это ее не занимало, не до того ей было, а сейчас вдруг показалось важным. Почему?

Саша неспешно шла по дорожке, рассеянно вертя эту мысль в голове, и вдруг обнаружила, что бредет уже по колено в траве, а в нескольких шагах сквозь пышные розовые кусты проглядывает калитка. Незнакомая.

Заплетаясь ногами в высокой траве, Саша подошла к калитке. А она будто ее и дожидалась. Отворилась тихонько, без скрипа, без шума.

Это все еще сад или уже лес? – гадала она, бесшумно ступая по пушистой, шелковой травке, как снегом заметенной россыпью мелких белых цветов. Деревья пышные, стройные, между ними воздух и свет, и ни клочка противного мха. И тишина здесь не душная и тревожная, как в мертвом лесу, а хрупкая, прозрачная.

Солнце тем временем поднималось, и будто золотая пыльца посыпалась на листву, на траву, на Сашу. И запели птицы. Вот где они прятались! Но их по прежнему не видно – как Саша не вертела головой, она не могла обнаружить ни одной. Но ее это не смущало, она шла себе и шла, слушала птиц, грелась на солнышке и ни о чем не думала. И вот перед ней чудесная, золотисто-зеленая полянка.

Посреди нее – Дерево. То самое, нарисованное на стене ее комнаты, уничтоженное когтистой Светланиной лапой.

Она ничего не забыла, она не может ошибиться! Дерево, а на нем птицы. Много птиц. Каждая поет свою песенку – кто-то простенькую и незатейливую, кто-то выводит трели и фиоритуры, а вместе получается прекрасная музыка. Саша как завороженная приблизилась к дереву. На нижней ветке сидит птица – зеленая с радужными крыльями. Ее птица. Сидит и поет.

Счастье накрыло волной, затопило сердце. Ее птица поет. Саша не может расслышать песенку в общем многоголосье, но она еще успеет, у нее есть для этого целая жизнь. А сейчас она просто порадуется тому, что ее птица спаслась, нашла свой дом и вновь запела.

Легкий шорох послышался за спиной. Обернулась – никого. Мерещится? И снова шелест шагов по траве. Ей не мерещится! Она побежала назад. Может быть… Вдруг… Нет. Это Бэлла. Ждет ее возле калитки.

– Бэлла, ты одна? Никого не видела? Мне показалось…

– Саша, вставай, к тебе пришли! – отвечает Бэлла и трясет ее за плечо. Саша открыла глаза.

Бэлла. Настоящая, не во сне. Лицо встревоженное.

– Кто? Что? Пора? – Саша вскочила с кровати, запутавшись в одеяле.

– Карл Иваныч пришел. Савва пропал.

Савва! Они даже парой слов не перекинулись с того вечера. Вчера она видела его на площади посреди всеобщего веселья. Он прожигал ее глазищами, но так и не решился подойти. А потом она забыла, устала, уснула.

Она быстро оделась, сердито ворча, что мол, Карл Иваныч завел дурацкую привычку бежать к ней, чуть что с Саввой не так.

Карл Иваныч был всклокочен, взъерошен и небрит. Саше показалось, что со дня их последней беседы он не только не причесался, но даже к зеркалу не подошел.

– Скрипка на месте? – с ходу спросила она. – Репетирует где-нибудь.

– Скрипки нет. Я бы не волновался, но… – Карл Иваныч протянул Саше запечатанный конверт, в котором чувствовалось что-то твердое. – Здесь ваше имя. Разумеется, я не стал открывать, принес вам. Прочтите, пожалуйста – просил он, дергая болтающуюся на ниточке пуговицу на пальто.

Саша разорвала конверт и темно-красный прозрачный камень скользнул ей на ладонь. Она удивленно уставилась на него, и только через несколько секунд до нее дошло, что это не ее камень стал красным.

– Его кулон! – воскликнул Карл Иваныч. – Зачем он оставил его вам?

– Может перепутал. – машинально произнесла Саша.

– Что перепутал? Он никогда его не носил. Прятал где-то у себя.

Саша заглянула в конверт – он был пуст. Ерунда какая-то.

– И куда он делся? – машинально спросила она.

– Если бы я знал! – Карл Иваныч еще раз дернул пуговицу и она осталась в его руке. Он удивленно на нее посмотрел, сунул в карман.

– В Самородье он. Пироскафа дожидается… – донеслось из-под стола.

– Что?

– Что слышала.

– Откуда знаешь?

– Оттуда…

Саша чертыхнулась и кинулась вон из дома.

– Вы куда? – Карл Иваныч бросился за ней.

– Подождите, я сейчас! – крикнула она уже со ступенек крыльца.

– Ну вот. Еще одна. – окончательно расстроился Карл Иваныч. – Куда помчалась? Ничего не понимаю. – он устало опустился на ступеньки.

– Главное, чтобы она понимала. – филосовски заметила Бэлла, присев рядом с ним.

Саша, как ошпаренная, вылетела на площадь Безобразова. На краю, возле лестницы толпится народ, значит пироскаф не ушел.

Савва не будет давиться в толпе, в этом Саша была уверена. Она обежала глазами площадь. Ну конечно! Вон он, стоит, опершись на ту самую каменную тумбу. На плече футляр. Рядом валяется рюкзак. Она выдохнула. Успела. Ее появление, по-видимому, не удивило Савву и не смутило. Он даже положения не переменил.

– Отличное решение! – сказала Саша, подойдя к нему. – Просто взять и убежать.

– Я не убегаю. – спокойно ответил Савва.

– Ну разумеется. Ты гордо уходишь в закат.

– Можешь не стараться. Я просто ухожу.

– Зачем?

– Хочу побыть один. Разобраться в себе. – ответил он, не раздумывая. Легко и без запинки, будто заранее подготовился.

Саша понимающе кивнула. Стена. Попробовать в обход?

– Куда поедешь? – так же легко спросила она, – Ты что-то говорил про Италию.

– Пока не знаю. Как пойдет. Но по Европе точно прокачусь.

– Грандиозно. А через границу ты как собрался? Тебя примут на первом же посту.

– Не примут. Я тот муравей, что умеет находить дырки в куске сыра. – усмехнулся Савва.

– Хорошо устроился. А жить на что собираешься?

– Придумаю что-нибудь. – беспечно ответил он. – Играть-то я не разучился. Инструменты со мной.

– Так себе план.

– Какой есть. Ты, когда неслась в Самородье, думала, на что будешь жить?

– Нет. – честно призналась Саша. – У меня было денег ровно на билет. В одну сторону.

– Вот видишь.

– Вижу. Со всеми попрощался?

– Может хватит уже?

– Согласна. И ты тоже прекращай.

– Прекращать что?

– Думать только о себе. Плевать на тех, кто тебя любит.

– Любит? Не знаю таких. – он отвернулся.

– Неужели? И с Карлом Иванычем не знаком? – сказала Саша ему в спину.

– Перестань. Он такой же, как все. Любил мой дар, а не меня. С тех пор, как я его лишился, он спит и видит, как бы от меня избавиться. – он развернулся к ней. – Только я ему не мебель. Так и передай. Сам уйду.

Наигранное спокойствие слетело с него. Он смотрел на Сашу затравленным волчонком, будто не она стояла перед ним, а Карл Иваныч собственной персоной. Вот теперь можно разговаривать. Саша перешла в контратаку.

– Ты не мебель. Ты идиот. Карл с ума сходит. Бегает повсюду, ищет тебя, пуговицы на пальто рвет.

Савва опустил глаза.

– Скажи ему, что со мной все в порядке. Что я благодарен ему. И что мне пора двигаться дальше.

– Вернись, скажи ему об этом сам. Поговори с ним. Он любит тебя, он поймет!

– Не поймет. Опять начнет меня строить. Он желает мне добра, но я устал жить по его указке. Развлекать народ на ярмарках. Хватит с меня Музеона.

– А что взамен?

– Ничего. Я хочу избавиться от своей истории. Уйти туда, где никто меня не знает. Не смотрит презрительно, не строит догадок.

– Допустим. А что дальше?

– Не знаю. – ответил он хмуро. – Но я смогу быть кем захочу, и…

Он замолчал. Саша ждала.

– Я должен вытащить себя из Поганой ямы. – тихо и твердо сказал он. – Себя и… ее.

Упрям как осел. Бесполезно отговаривать. Да и зачем? Он ведь правильно делает.

– Ладно… – вздохнула Саша. – Надеюсь, у тебя все получится.

– У тебя же получилось. Ты спасла свой талант. И Музеон в придачу.

Саша отвернулась.

– Да. Но маму я так и не нашла.