Текст книги "Город Мертвых Талантов (СИ)"

Автор книги: Белла Ворон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА 25. День позора и погибели

Клара встала, шагнула навстречу Льву, пошатнулась, схватилась за спинку кресла.

– И где тебя носило? – накинулась на него Бэлла, – мать чуть с ума не сошла. Мы ночь не спали!

Лев, казалось, не заметил ни Клариной внезапной слабости, ни Бэллиного гнева.

– Я был на Лунной горе. – спокойно ответил он.

– И что? – вырвалось у Саши.

– Ничего. Полагаю, тебе это известно.

Пока Саша искала достойный ответ, Лев обернулся к Кларе.

– Пегаса нет. – сказал он с тем же ледяным спокойствием, – Надо сообщить в башню. А ее – он кивнул на Сашу, – снова допросить. А потом – в яму для нечисти.

– Перестань! – оборвала его Бэлла. – Ни при чем она.

– Еще как при чем!

– Левушка…

– Да раскройте вы наконец глаза! Все было хорошо, пока она не появилась.

– Она ни в чем не виновата! – сказал Савва таким тоном, что все повернулись к нему. – И ничего не знает. – закончил он тихо.

Лев смерил его высокомерным взглядом.

– С чего ты это взял?

Савва угрюмо молчал. Все смотрели на него в ожидании ответа.

И снова хлопок входной двери разрядил обстановку – в комнату влетел Карл Иваныч. Он тоже выглядел неважно. Его всегда тщательно уложенная шевелюра была взлохмачена, элегантное кашне безобразным комом торчало из кармана расстегнутого пальто, на подошвы изящных туфель налипли комья глины и клочья мха. Бегло оглядев всю компанию, он остановил разгневанный взгляд на Савве.

– Где ты был? Я битый час… Ладно, об этом потом. Пошли со мной.

– Что случилось? – безжизненным голосом спросила Клара. Карл Иваныч вытер рукавом влажный лоб.

– Музы… – он запнулся, неуверенно глядя на Клару, будто сомневаясь, стоит ли сообщать ей дурные вести. – …бунтуют. Требуют инспирии, или чтобы их отпустили в болото.

– Где Декаденция?

– Да черт ее знает! Дома нет. Нигде нет!

Все переглянулись.

– Кто видел ее последним? – спросил Лев, прожигая взглядом Сашу.

– Я? Я вообще была в другом месте.

– А кто сказал, что это ты? – хищно улыбнулся Лев.

– Да я… я же… – Саша совсем растерялась.

Карл Иваныч с досадой махнул на них рукой.

– Некогда выяснять! Там беда! Савва, ты все еще здесь? Пошли, ты нужен. Поиграй им, может успокоятся. Меня они не слушают.

– Я не пойду.

– Почему?

– Не могу.

– С ума сошел? Ты обязан!

Они смотрели друг на друга в упор. Несколько долгих секунд – и Савва опустил глаза, едва заметно кивнул, словно решившись на что-то, и быстро вышел. Карл Иваныч за ним. Лев метнул злобный взгляд на Сашу и кинулся следом.

Клара беспомощно обернулась к молчавшей все это время Бэлле. Та тяжело вздохнула.

– Пошли.

Подхватила Клару под руку и они, как могли, поспешили за ними. Бэлла на ходу бросила растерянной Саше.

– Ты не вздумай соваться! Тут сиди.

Саша послушно кивнула, плюхнулась на диван. Из-под стола вышла Молчун, села напротив Саши, посмотрела с укоризной.

– Поняла? – строго сказала ей Саша, – Не вздумай соваться! Тут сиди.

Вскочила с дивана и направилась в сад, прямиком к чугунной калитке.

***

После влажной свежести утреннего сада воздух Музеона показался ей тяжелым, как перед грозой. Напряженное ожидание висело над городом. Площадь Безобразова окружили альбинаты. На их бесцветных лицах читалась растерянность. На площади, прямо на разноцветной брусчатке, словно старые куклы в заброшенном доме, лежали музы. Они ничего не просили. Они просто лежали. Молча, неподвижно, с открытыми глазами. И это было страшнее, чем если бы они с воплями забрасывали город горящими головешками.

На пороге библиотеки, опираясь на палку стоял Филибрум. Драгоценные, сбившись в стайку, толпились рядом. Было тихо и душно.

Саша, стараясь не попадаться на глаза Бэлле и Кларе, заняла место среди драгоценных, прячась за внушительной фигурой Амалии.

– Что случилось? – тихонько спросила она у нее.

– Музы пришли к Декаденции. – объяснила Амалия, ухитрившись понизить свой зычный голос до шепота, – Она давно им намекала на инспирию из тайного колодца. Собрала всех. А сама пропала куда-то. Они отказались от некры. Отказались расходиться. Говорят – или инспирия, или они уйдут на болота, или умрут от голода.

– Налицо грубейшее нарушение Кодекса, выражающееся в неповиновении… принятии самостоятельных решений… и карающееся… – послышался неуверенный голос одного из альбинатов.

– О! Начинается. – тоскливо протянула Амалия.

– Чего ты ждешь? Сейчас их потащат в башню. Играй! – прошипел Карл Иваныч и вытолкнул вперед Савву. Тот бросил на драгоценных затравленный взгляд и медленно полез в карман за флейтой.

Тем временем Лев попытался выйти к музам, но Клара повисла на нем, что-то взволнованно шепча. Одна из муз обратила внимание на эту сцену. Приподняла голову, с трудом оторвала от камней свое невесомое на вид тело, подошла, шатаясь.

– Когда уже твое совершеннолетие? – спросила она почти беззвучно, – Я не помню… Когда будет инспирия?

– Не будет инспирии. – ответил Лев.

– Молчи! – прошипела Клара.

– Источника не будет! – крикнул Лев на всю площадь. – Пегаса нет на Лунной горе! Можете сообщить в башню. – устало бросил он стоящему рядом альбинату.

Над площадью повисла тишина. Долгожданный порыв ветра качнул вывеску над дверью библиотеки, она со скрипом закачалась на цепях. Кто-то тихонько ахнул. Музы медленно приподнимались, пожирая глазами Льва. Казалось, они силятся осознать сказанное, или ждут слов, отменяющих кошмар.

“ Ну что за идиот! – обозлилась Саша, – кто его за язык тянул! Ведь можно было что-то придумать, выиграть хоть немного времени. Тоже мне, Магнус!”

– Зачем? – застонала Клара, словно прочтя ее мысли.

– Совсем не умеет притворяться. – сочувственно сказала Амалия на ухо Саше, – Я как-то дала ему роль в спектакле – так он как кукла деревянная. Не годится на сцену. Жаль. Такая фактура пропадает!

Музы медленно поднимались на ноги, пошатываясь, цепляясь друг за друга. Альбинаты плотнее сомкнули кольцо. Драгоценные растерянно переглядывались. Лев тем временем отыскал глазами Сашу.

– А вот эту – он показал на нее пальцем, – прихватите с собой. Я уверен, ей есть, что рассказать.

Двое альбинатов встрепенулись и направилась к Саше. Для этого им надо было описать небольшую дугу, обойти драгоценных. Те не собирались расступаться и давать им дорогу.

– Беги… – шепнул ей Савва. Воспользовавшись заминкой, он успел переместиться поближе к драгоценным. – Через библиотеку беги в Самородье!

Саша понимала – он прав. Больше ей ничего не остается. Потом можно будет вернуться, можно будет… Она попятилась к дверям библиотеки, не решаясь повернуться к альбинатам спиной.

– Да быстрее же!

Еще один белесый двинулся к ней с другой стороны. Сейчас никто не сможет ей помочь. Альбинаты будут повиноваться главному. А Клара молчит, она раздавлена происходящим, она слова поперек не скажет Льву. И никто не скажет. И даже если кто-нибудь осмелится – он никого не станет слушать. Он считает себя правым всегда и во всем.

Еще шаг назад. Не сводя глаз с альбината, Саша нащупала холодную дверную ручку, молясь, чтобы в библиотеке не торчал на всякий случай какой-нибудь запасной белесый. Она дернула ручку – дверь не шелохнулась. Должно быть, Филибрум побоялся, что возмущенные музы возьмут штурмом библиотеку и предусмотрительно запер ее.

“Вот и все.” – мелькнула мысль. Бежать нет смысла – площадь забита альбинатами. Она закрыла глаза.

Раздалось хриплое карканье Невермора.

“Правильно. С тебя все началось, тобой и закончится.”

Она вся сжалась, ожидая, что вот сейчас в нее вцепятся холодные, твердые пальцы-клещи.

– Великие Хранители… – послышался чей-то придушенный вздох. Тихо вскрикнула Бэлла.

Саша осторожно приоткрыла один глаз. Альбинаты даже не смотрели в ее сторону. На нее вообще никто не смотрел, все как один повернулись в сторону Болотной улицы. Она не могла понять в чем дело – спины драгоценных и альбинатов закрывали от нее площадь. А над толпой с карканьем носился Невермор. Саша расхрабрилась, открыла оба глаза и привстала на цыпочки. В этот самый момент на площадь Безобразова ступила Кассандра.

Саша узнала ее сразу, хоть она и очень изменилась. Светлые волосы, беспорядочно свисали по плечам. Грязное, измятое платье болталась на ней мешком – она голодала? Рукав наполовину оборван. Босые ноги сбиты в кровь. Но самое ужасное – ее лицо. Оно осунулось, стало серым, прекрасные глаза цвета гречишного меда подернуты серой пленкой. Мутные, незрячие. Понимает ли она, что происходит?

Ясновидящая остановилась, обвела глазами площадь. Казалось она выискивает кого-то в притихшей толпе. Невидящий взгляд задержался на Льве. Глаза прояснились, и ужас отразился в них.

– Это он… – произнесла она хрипло.

– Кассандра…

– Это был он! – сказала она громче и указала дрожащей рукой на Льва.

Альбинат бережно взял ее под локоть. Кассандра яростно вырвала руку.

– Это он! – прокричала она на всю площадь. – Он меня похитил! Он преступник и самозванец! – она зашаталась, и вдруг обмякла и упала на руки Альбинатам. Бэлла бросилась к ней, поднесла к лицу какой-то флакон. Кассандра открыла глаза. Альбинаты тем временем окружили Льва. Тот выглядел изумленным, но молчал. Кассандра смотрела на него в упор.

– Он натравил на нас оскурата. – проговорила она, вся дрожа. – На меня и ту несчастную девочку. Я успела его разглядеть, прежде чем потерять сознание.

– Я этого не делал – наконец заговорил Лев. – Я был…

– Он служит Черной горе, я почувствовала, я увидела! Я объявила ему, что он не может быть Магнусом, а он догадался, что я знаю! Он натравил на меня оскурата! – и она снова упала на руки Бэлле, будто эта речь стоила ей последних сил.

Альбинаты моментально окружили Льва плотным кольцом. Он не возмущался, не протестовал, он, не отрываясь, потрясенно смотрел на Кассандру.

Клара бросилась было к нему, но Альбинаты почтительно ее отстранили.

– Вы не можете, не смеете, я запрещаю! – беспомощно выкрикивала Клара, но все было бесполезно. Ее не касались и пальцем, но не давали приблизиться ко Льву.

– Против него выдвинуто серьезное обвинение. – монотонно проговорил альбинат. – Мы обязаны доставить подозреваемого в башню для расследования обстоятельств дела.

Саша в ужасе наблюдала эту сцену, пытаясь собраться с мыслями.

Лев натравил оскурата – что за чушь! Кассандра наверняка ошибается, этого просто не может быть! Если бы он умел притворяться, он не стал бы так обнаруживать перед ней своих чувств и намерений. У него что на уме, то и на языке, ни одну свою мысль он не может скрыть. А его обвиняют в способности вести тонкую и сложную двойную игру.

– Это невозможно. – будто со стороны услышала она собственный тихий голос. И повторила громче – Это невозможно! Это неправда! Он не умеет притворяться! Амалия, вы только что сами сказали… Повторите, подтвердите!

Амалия отвела глаза. Остальные разом посмотрели на Сашу. Лев с удивлением, Клара – с благодарностью, Кассандра… Выражения глаз ясновидящей Саша не могла понять.

– Деточка, – Кассандра печально улыбнулась, – ты добра и благородна, но тебя жестоко обманули. И боюсь, твое мнение ничего не значит. Ты не имеешь отношения к Музеону, бедное, потерянное дитя!

– Но вы же сами мне говорили…

Кассандра, словно не слыша ее, повернулась к Бэлле.

– Я очень устала. Мы можем уйти?

Саша бессильно смотрела, как альбинаты ведут Льва в сторону башенной калитки. Он не пытался оправдываться, сопротивляться.

Клара перегородила им путь.

– Подождите, остановитесь… этого не может быть, это какая-то ошибка, он не мог!

– При всем уважении к вашему статусу, – проскрипел альбинат, – мы не можем не принять во внимание заявление Кассандры. Она – жертва и одновременно главный свидетель. Мы не имеем полномочий принимать решение в данных обстоятельствах. Этот случай необходимо расследовать.

Клара обернулась к Бэлле.

Та ответила ей виноватым взглядом.

– Я отведу ее домой?

Клара отвернулась.

Перед тем, как войти в калитку, Лев остановился, оглянулся.

– Это неправда. – сказал он Кларе и исчез за калиткой. Клара стояла неподвижно и смотрела ему вслед, и только губы ее беззвучно шевелились. Калитка захлопнулась.

За всеми этими волнениями все забыли о музах. А они жались друг к дружке на краю площади. И вот одна из них тихо спросила:

– А что будет с нами? Как же инспирия?

Клара растерянно обернулась назад, ища поддержки у драгоценных. Но ее не было. Льва увели, Бэлла уехала с Кассандрой, Карл Иваныч был так же обескуражен как и Клара, остальные стояли в замешательстве, не зная, как реагировать, что дальше делать, куда идти. Саша перехватила отчаянный Кларин взгляд, подошла к ней ближе, неловко обняла.

– Помоги мне… – прошептала Клара, вся дрожа.

– Чем я могу помочь?

– Пойдем со мной в Башню!

– Но как же музы?

– Что? Музы… – Клара произнесла это слово, как незнакомое, – но как же Лев?

– Инспирии… – послышался шепот. Следом за ним слабый вскрик:

– Дайте инспирии!

Со всех сторон раздавались стоны, жалобные всхлипы, хриплые выкрики, сначала нестройно и вразнобой, потом они слились в общий хор.

– Инспирии! Инспирии!

Отчаянье придало музам сил. Они шли к центру площади. Спотыкались, падали, некоторые уже не могли подняться, но и они упорно ползли в общий круг. И вдруг одна из них бросилась к зазевавшемуся альбинату, вцепилась в длинные белые волосы, повисла на них и закричала:

– Дайте инспирии! Мы голодны, мы умираем!

Альбинат опешил, он не ждал такого от полуживой музы и не сразу сообразил, что делать. Опомнившись, стряхнул с себя музу и попытался призвать к порядку:

– В случае неповиновения Кодексу, нарушители должны быть доставлены…

Его дрожащий тенор потонул в отчаянных воплях.

– Дайте нам уйти!

– Отпустите в болото!

– Савва! Что ты стоишь? – закричал Карл Иваныч.

Савва вышел вперед, дрожащими руками поднес флейту к губам, закрыл глаза. Музы смолкли, будто что-то почуяли, потом как лунатики потянулись к нему, столпились вокруг. Альбинаты, драгоценные – все замерли, все ждали. И все, как один вздрогнули, когда флейта пронзительно взвизгнула, и из нее понеслось жесткое, ритмичное, зловещее нечто. Музы изумленно замерли, некоторые испуганно прикрыли уши руками. И вдруг начали раскачиваться в такт, сначала неохотно, будто против воли, потом сильнее, смелее, и наконец двинулись по кругу, как покалеченные пауки, вплетая в жуткую музыку корявые движения обессиленных тел.

Все оцепенели, даже альбинаты не смели вмешаться. Савва, бледный, как мертвец, стоял неподвижно, не открывая глаз, безучастный ко всему, он не слышал, не осознавал, что творится вокруг. Флейта, казалось, обрела собственную, недобрую волю, она бесновалась в его руках, и непонятно было, кто кем играет. И музы танцевали свой дикий танец, как ожившие марионетки вокруг впавшего в беспамятство кукловода.

– Это не он… – произнес кто-то рядом с Сашей.

А музы оживали, их глаза загорались, они двигались все быстрее, быстрее, и вот понеслись по кругу, как ведьмы на шабаше. Худые, грязные руки взмывали вверх, хватая небо скрюченными пальцами, растрепанные волосы хлестали воздух, бессмысленный смех аккомпанировал визгу флейты. Еще немного – и они взлетят! А музыка звучала все исступленнее, и все безумнее хохотали музы.

– Прекратите это! – дрожащим голосом крикнул Филибрум. —

Карл, возьми у него флейту, или они разнесут город!

А Карл Иваныч стоял как зачарованный, тоже слегка раскачиваясь в такт. Услышав слова Филибрума он вздрогнул, очнулся, сделал неуверенный шаг и остановился, не решаясь разорвать круг ополоумевших муз.

Наконец альбинаты сообразили, что делать. Кто-то из них достал ключ, и повернул колесо на кратере. Некра угрожающе заворчала, выползла из кратера и потекла по площади.

Саша прижала рукава к лицу, закрывая рот и нос.

Это кошмарный сон… Она не в силах смотреть его, и не смотреть не может, закрывает в ужасе глаза, и тут же открывает. И видит обрывки…

… муза бросается на альбината, он хватает ее за руки… тащит к калитке…

Другая легла возле кратера, припала губами к черной, зловонной луже… Ее волосы, руки и лицо перепачканы некрой…

Клара стоит, схватившись за голову…

А Савва все играет…

Муза заползла на кратер, она сейчас прыгнет! Нет, два альбината ее оттаскивают… Некра течет по площади…

А он все играет…

Пронзительный крик стоял над площадью. Музы, пытались прорваться сквозь цепь альбинатов, у них не хватало сил, они падали, поднимались, ползли.

Одна муза проскользнула между альбинатами, бросилась прочь… ее никто не заметил.

Карл Иваныч подбежал наконец к Савве, выхватил флейту. На секунду наступила тишина. Савва открыл глаза. Он будто проснулся, провел рукой по лицу, обвел глазами площадь.

Тем временем на помощь подоспела еще одна группа альбинатов.

Они хватали муз и волокли их в калитку Серой башни.

Музы уже не сопротивлялись. Жуткий танец отнял у них последние силы. Они пытались разбежаться, скользили и падали в черную жижу, которая уже заливала всю площадь. Поднимались, снова падали.

Саша не в силах была пошевелиться. Она так и стояла, прикрывая локтем нос и рот.

Наконец все закончилось. Музы расползлись с площади, скрылись в городе, нескольким удалось прорваться к лесу. Остальных утащили альбинаты. Площадь опустела. Над городом висел смрад.

Саша отыскала глазами Савву. Он смотрит прямо на нее, а глаза у него как две черные ямы на обескровленном лице. Он начинает понимать, что натворил.

“Только молчи!” – прочла она в его умоляющем взгляде.

Она не знает, что было в ее глазах, но Савва смотрел на нее еще несколько секунд, повернулся и побрел в сторону болот. Она не стала его удерживать. Ей было страшно с ним заговорить.

И вдруг она уловила знакомое цоканье каблучков. Не может быть… Она обернулась – нет, ей не послышалась. Декаденция. Прикрывая нос золотистым палантином, балансируя на высоченных шпильках, она подошла к Филибруму.

– Извините, дорогие мои, я гуляла и потеряла счет времени! Чудесное утро сегодня! Но что за кошмар здесь творится? Механизм испортился?

ГЛАВА 26. Катастрофа

Саша почувствовала чью-то руку на своем плече. Карл Иваныч! В самый неподходящий момент! Его тяжелый взгляд не предвещал ничего хорошего. Сейчас начнуться каверзные вопросы. Саша мысленно выругала себя за легкомыслие. Она должна была это предвидеть и договориться с Саввой, чтобы врать одно и то же. Она забормотала что-то насчет библиотеки и попыталась улизнуть. Не тут-то было. Карл Иваныч догнал ее.

– Пожалуйста, не уходите! Мне очень нужно поговорить с вами.

– Я не могу, тороплюсь! там Клара… – мямлила она.

– О ней есть кому позаботиться. Я прошу вас.

Саша поняла – не отстанет. От разговора ей не отвертеться.

– Что случилось? – она решила для начала сделать вид, что ничего не знает. Дурацкая тактика, но что ей еще остается? Может Карл Иваныч поверит ей и отстанет. Но тот был настроен серьезно.

– Боюсь, это долгий разговор. Не хотелось бы привлекать внимание. Пойдемте к нам. Пожалуйста. Не беспокойтесь, это рядом.

Саша вгляделась в его расстроенное лицо и обреченно вздохнула.

– Ладно, пошли.

***

Дом Карла Иваныча действительно оказался буквально в двух шагах от площади. Он прятался в небольшом переулке, очень старый, когда-то покрашенный в голубой цвет, а сейчас поблекший и облезлый.

Карл Иваныч первым поднялся на крыльцо и рывком распахнул перед ней входную дверь.

Саша неохотно ступила на лестницу. На последней ступеньке она приостановилась. Под ногами валялась вишенка. Должно быть упала с дерева, растущего рядом с домом. Саша застыла на месте, не в силах отвести взгляд от блестящего, темно-красного шарика. Опять это навязчивое, мучительное, воспоминание!

“Вспомни то, не знаю что”… Она встряхнула головой, как назойливую муху отогнала размытую картинку и вошла в дом.

Она никогда не бывала у Саввы. Он не приглашал, а она не напрашивалась. Но ей было ужасно интересно – как он живет? И сейчас любопытство пересиливало волнение. Она запнулась, едва переступив порог. В комнате царил пугающий порядок. И ни пылинки – ни на полу, ни на стеллажах с книгами и нотами, ни на перилах лестницы, ведущей на второй этаж, ни на сияющем черным лаком рояле. Она скосила глаза на свои ботинки, перепачканные некрой и засохшей глиной. Карл Иваныч заметил ее смущение.

– Не беспокойтесь. Проходите и садитесь.

Он указал ей на кресло, стоящее напротив ряда высоких, от пола до потолка, окон. Кресло оказалось глубоким и мягким, Саша провалилась в него, как в кусок огромного пирога. И тут только сообразила, что Карл Иваныч неспроста усадил ее именно сюда, а себе взял венский стул и устроился напротив, спиной к яркому свету, льющемуся из окон.

– А Савва? он тоже придет? – осторожно спросила Саша

– Он не придет. – уверенно ответил Карл Иванович. – Будет бродить где-нибудь, пока не успокоится.

Саша с опаской поглядывала на Карла Иваныча, пытаясь понять, что он уже знает, а о чем, возможно, только догадывается. А тот нервно сжимал и разжимал пальцы, разминал кисти, потирал запястья, будто не разговаривать собирался, а играть на рояле. Видно было, что ему тоже нелегко. Но Саша решила не помогать ему. Сам затеял, пусть сам и выкручивается.

Наконец Карл иваныч решился.

– Вы можете мне сказать, что с ним происходит? – спросил он, как в воду бросился.

Саша растерялась.

– Ну-у-у… – протянула она, лихорадочно соображая, как бы половчее вывернуться. – Мы с Саввой всего несколько дней знакомы, а вы его знаете всю жизнь. Вам виднее. Наверное.

Карл Иваныч внимательно посмотрел на нее, усмехнулся.

– Это так. Но, возможно, вам известно что-то, чего не знаю я.

Саша сделала честные глаза, пожала плечами.

– Дело в том, – продолжал Карл Иваныч, – что Савва очень изменился за те несколько дней, что провел с вами.

– Изменился? – искренне удивилась Саша. – Как? В чем?

– Он улыбается. Даже смеется иногда. Понимаю, звучит странно, но в последний раз он смеялся лет пятнадцать назад, когда мне на нос сел колорадский жук. И впервые я вижу, чтобы он с кем-то дружил.

– Что же в этом плохого? – Саша продолжала делать вид, что не понимает, к чему он клонит. Голос ее звучал вполне естественно – год притворства не прошел даром. Но за лицом следить она так и не научилась. Еще этот предательский свет в окна!

– Это было бы прекрасно… – печально отозвался Карл Иваныч, – Но я замечаю, что в эти же несколько последних дней его что-то гнетет. Вы почти все время вместе, вот я и подумал, может вы знаете, в чем причина.

Это был вопрос. Саша выдержала пристальный, испытующий взгляд, продолжая изображать полнейшее неведение.

– Не знаю. – она кашлянула пару раз. Почесала нос. Чертово солнце.

– Тогда, уж простите, я прямо спрошу. Что происходит между вами? Он не пришел вчера домой, а сегодня я нахожу его у Клары.

– Карл Иваныч! – вскинулась Саша, чувствуя, как загорелись щеки.

– Не сердитесь, Сашенька, поймите! Вы – красивая девушка, и возможно он…

– Как вам не стыдно! Я здесь… Мы… Да что я оправдываюсь!

Она попыталась выбраться из кресла. Но это было не так-то просто.

– Простите! – Карл Иваныч прижал обе руки к сердцу, – Я никогда не позволил бы себе так грубо вмешиваться, если бы Савва был обычным человеком!

Саша нахмурилась, исподлобья глядя на Карла Иваныча, но осталась сидеть.

– Он – драгоценный. – понизив голос, будто великую тайну сообщил Карл Иваныч. – Ему запрещено иметь привязанности.

– Знаю. Но меня это не касается. И я не имею привычки совать нос не в свое дело. – отрезала Саша.

– Но может быть, как-нибудь случайно… может вы что-то видели, слышали?

– Даже если бы я что-нибудь знала… – надменно бросила она. – Савва мой друг. И я не собираюсь с вами его обсуждать. – ей наконец удалось выбраться из цепких объятий кресла и она решительно направилась к двери. Карл Иваныч преградил ей дорогу.

– Подождите! Ну послушайте же! – умолял он.

Саша остановилась, хмуро взглянула на него, скрестив руки на груди.

– Вы слышали, как он играл вчера? – быстро и взволнованно заговорил Карл Иваныч. – А сейчас на площади что он устроил? Кошмар! Я же вижу, вы что-то знаете! Вы можете помочь! Но почему-то не хотите.

Саше стало его жаль. Кляня свою мягкотелость, она вернулась, но обошла стороной коварное кресло и села на старинный рояльный табурет. Сердито повернувшись к Карлу Иванычу спиной, она внимательно рассматривала молоточки и струны под откинутой крышкой рояля.

Да, она все слышала и видела. И причина ей известна. Но как раз об этом она должна молчать.

– Почему вы решили, что я что-то знаю? – спросила она у молоточков.

– Деточка, у вас не получается врать. – извиняющимся тоном ответил Карл Иваныч. – Почему вы не хотите рассказать мне все? Я ведь желаю Савве только добра. Хочу помочь.

Услышав последние слова, Саша почувствовала непреодолимое желание грохнуть кулаком по клавиатуре. Она сцепила руки, сосчитала до трех, сделала глубокий вдох и крутанулась на табурете к Карлу Иванычу лицом.

– Знаете, что меня больше всего бесит в людях? – проговорила она вкрадчиво, – Они требуют правды, а сами врут. Учителя, родители… Не знаю, дураками вы нас считаете, или думаете, мы не чувствуем ничего? Вот и вы. Хотите, чтобы я перед вами наизнанку вывернулась, и про Савву все рассказала, а сами… Я же вижу, вы что-то скрываете. А это то же самое вранье! Это противно!

Для чего она это говорила? Она сама не знала. Но остановиться не могла.

– Знаете, я очень люблю свою маму, но… Я могла бы быть сейчас дома, сочинять свои сказки, рисовать птиц на стене, играть в шахматы с папой. Но я сижу здесь, и не знаю, что будет со мной завтра. Потому что мама не считала нужным говорить мне правду.

Саша запнулась. Никогда она не думала о маме так, и теперь осеклась, испугавшись собственных мыслей и слов.

– Иногда люди обманывают друг друга потому что берегут. – сказал Карл Иваныч.

– Очередное вранье! – отрезала Саша. – Вы, драгоценные, ничем не отличаетесь от людей. Вы не договариваете. Изворачиваетесь. Фальшивите. А от меня хотите правды?

– Вы правы. Это гадко. – искренне сказал Карл Иваныч. – Но попытайтесь понять – это не только моя тайна. Вернее, совсем не моя. А впрочем, это не тайна. – он безнадежно махнул рукой.

– Будь по-вашему! Савва… он не такой, как мы. Я хочу сказать – не похож на нас, драгоценных. Нам не положены привязанности, но нам они не нужны. Мы спокойно живем без любви. Дар заменяет нам ее. Мы самодостаточны. А он другой. Он нуждается в любви и страдает без нее. Ищет ее и не находит. Он притворяется холодным и бесчувственным, но я-то знаю, какой он.

– Но почему? Как так получилось?

Карл Иваныч пожал плечами, снова начал разминать пальцы.

– Все могло бы быть иначе, если бы… – он замолчал.

– Если бы что? – тихонько спросила Саша.

– Крошечным младенцем его подбросили на порог моего дома. – отвечал Карл Иваныч, задумчиво глядя в окно, будто с облаком разговаривал. – Оставили на крыльце в большой корзине.

Саша вздрогнула. Смазанная картинка, которую ей никак не удавалось ухватить и рассмотреть, встала перед глазами, обрела ясность и объем.

… Бледный свет луны пробивается сквозь облака, темная фигура на ступеньках. Вишенка на крыльце. Кровавый камень качается над корзиной с младенцем. Она вспомнила!

– Мы так и не узнали кто его мать. – продолжал между тем Карл Иваныч. – Но в первый же миг я понял, почувствовал, что он – один из нас. И нашел тому подтверждение. Камень. Музы вешают такие на шею своим детям.

– Гранат на черном шнурке. – прошептала Саша.

– Откуда вы знаете? Он вам его показывал?

Саша покачала головой, чуть улыбаясь.

– Нет. Мне это приснилось.

Она облегченно вздохнула. Сон. С него все началось. Его она пыталась вспомнить все это время. И получается, он привел ее в Музеон.

– Приснилось? Вам? – с сомнением в голосе уточнил Карл Иваныч. – Странно… Впрочем, чего не бывает на свете. Может вы и правда явились к нам неслучайно.

– Что же было дальше? – нетерпеливо прервала его Саша.

– Я сразу разглядел его дар. Поцелуй музы оставляет особый свет. Но… – он бессильно развел руками. – Мне тоже не полагаются привязанности. Я научил его всему, что умею, но никогда не мог дать ему той любви, в которой он так нуждался. Он это понимал. Становится все холоднее, отстраненнее, равнодушнее. Закрывался. А дар его расцветал. – В голосе Карла Иваныча послышалась неприкрытая гордость. Сашу покоробило.

– Это неправильно. Так не должно быть.

Карл Иваныч слегка нахмурился.

– Так есть. И не нам судить, правильно это или нет.

Пару секунд помолчав, он продолжал:

– Но тут появляетесь вы, и все меняется. Он словно оттаивает, но дар его угасает с каждым днем. В его глазах появилось сомнение. Беспокойство. Он мечется, будто никак не может сделать выбор. Вот я и подумал, может причина в вас…

Это был вопрос. Саша машинально царапала ногтем шершавый край табурета. Будто мышь скреблась в напряженной тишине. Она перехватила цепкий взгляд Карла Иваныча, отдернула руку, молча помотала головой.

– Что же тогда? Поверьте, я не стал бы вас мучить, если бы речь не шла об огромном даровании. Оно гибнет – я чувствую. И как только это случится, погибнет Савва. От него ничего не останется. Если вы что-то знаете – скажите! Я смогу ему помочь.

Саша внимательно разглядывала грязные носы своих ботинок. Ну и влипла же она! Савва рассказал ей такое, чего не знает ни одна живая душа. И она обещала молчать. Все рассказать – значит потерять его доверие. Он отвернется от нее и будет прав. А если не скажет – Савва лишится единственно ценного, что у него есть. Ведь его дар – это он сам.

А тут еще Карл Иваныч! Он рассказал ей всю правду. Он по-настоящему волнуется за Савву. У нее подлости не хватит ему врать.

Она молчала в нелепой надежде, что пока она будет тянут время все как-нибудь решиться само, без ее участия. Но минуты тянулись, Карл Иваныч ждал, а спасение не приходило.

– Карл Иваныч… – медленно проговорила она, все еще надеясь на чудо, – Почему вы думаете, что его привязанность – это я? Он ведь не только со мной видится. Клара, Филибрум, Бэлла… спросите их.

Ее жалкая попытка не увенчалась успехом.

– Мне их спрашивать незачем. – твердо ответил Карл Иваныч.

– Только сильные привязанности разрушают драгоценных. И не говорите мне, что в последние три дня он влюбился в Бэллу или Филибрума!

– Да не влюбился он! – с неожиданной горечью вскрикнула Саша. И будто эхо, где-то в недрах рояля, в самом его сердце, едва слышным гулом отозвалась струна. “Это знак. “ – решила Саша и добавила с мрачной уверенностью:

– Я здесь не при чем.

– Кто же тогда?

Как трудно решиться! Еще вчера ей стало ясно, как далеко все зашло. Еще вчера она уговаривала Савву рассказать обо всем Карлу Иванычу! Еще немного – и все откроется и без их участия. И это будет еще хуже. Но как рассказать? Савва ей этого не простит. Она бы не простила. Но его дар будет спасен. Что важнее? Что лучше для него самого? Как было бы просто, будь он всего-навсего влюблен.