Текст книги "Город Мертвых Талантов (СИ)"

Автор книги: Белла Ворон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА 2. Карлик-пират

Прошел год. Субботним утром Саша медленно брела по солнечному, веселому Арбату, не видя света, не слыша звуков.

С тех пор как жизнь ее полетела вверх тормашками, она жила, как ей казалось, под стеклянным колпаком. Это был хороший колпак – из матового дымчатого стекла, прочный, надежный. Но, укрывая Сашу от страха и тоски, колпак не давал просочиться ничему другому. Цвета, запахи, музыка, смешные истории, красивая одежда, милые котики – все это оставалось снаружи, не доходило, не трогало.

Сегодня ей удалось улизнуть из дома до завтрака, специально встала пораньше. Светланина еда – ее вечный страх и ужас. Она подготовилась к прогулке – еще вечером сунула в рюкзак два яблока и бутылку воды. Это почти безопасно. Воду она покупает сама, а в яблоки трудно что-то подмешать. Но она всегда внимательно осматривает кожуру – нет ли надреза или прокола. Десять раз проверит, прежде чем сунуть в рюкзак.

Одно яблоко она уже съела. Может съесть второе? Нет, лучше попить воды, а яблоко поберечь – можно будет подольше не возвращаться домой. Когда голод совсем одолеет, она перекусит. Выиграет еще пару часов покоя. Можно, конечно, купить что-нибудь. У нее с собой сто рублей с мелочью, а в переулке неподалеку – пекарня.

“Наша с тобой любимая, да, мам?”

Там приветливые черноглазые девушки продают крохотные пирожки – внутри вишенка, а сверху сахарная пудра и листик свежей мяты… Стоп! Если она поддастся соблазну, то не сможет прибавить очередную крохотную сумму к своим сбережениям. Когда есть цель, надо быть твердой.

Саша все рассчитала. Через два года с небольшим ей исполнится восемнадцать. Она станет взрослой, сможет делать что захочет, ехать куда вздумается. Никто уже не посмеет угрожать ей психушкой. И тогда она попробует разыскать маму. Будет искать, пока не найдет.

Но для этого нужны деньги. Много. Ну, или хоть сколько-нибудь на первое время. Так что надо копить. И не разбазаривать деньги на удовольствия, а силы – на принятие пустяковых решений. Их и так нет. Светлана забирает все без остатка. Только выйдя из дома и нахлобучив глубокий капюшон, она может перевести дух и начать собирать силы, как раскатившиеся бусины.

Она вздохнула, миновала опасный поворот и поплелась дальше. Ей нравится здесь бродить. Каждый встречный выглядит странновато – место такое. И никто не обращает внимания на долговязую, сутулую девочку в капюшоне. Никому нет до нее дела. Здесь легко быть невидимкой.

Но сегодня случилось необычайное. Может солнце светило слишком ярко, может колпак дал трещину – кто знает? Только Саша почувствовала, как кто-то цапнул ее за рукав. Она вздрогнула, вырвала руку, обернулась.

Перед ней стоял пухлый человечек крошечного роста в потертом камзоле и коротких красных шароварах. На голове драная бандана с черепами, в ухе здоровенная серьга. Левый глаз прячется под черной повязкой, правый смотрит пристально и хитро. Карлик-пират. Ряженый. Здесь таких полно.

– Здрасьте! – невольно вырвалось у Саши.

– Принцесса в изгнании! Прекрасное сумрачное дитя! – завел пират противным, заискивающим голоском.

“Сейчас начнет нудеть, чтобы сфотографироваться.” – с тоскливой досадой подумала Саша. – “Нашел к кому прицепиться! Странно. Обычно ряженые меня не замечают”.

– Нет у меня денег. – оборвала она человечка.

– Разве я просил у вас денег, принцесса?

– Не просили, так попросите. – отрезала Саша и пошла дальше, чуть быстрее, чем обычно.

Человечек семенил рядом, стараясь попадать с ней в ногу. Получалось у него плохо, хоть он и старался изо всех сил.

– Сдались мне ваши деньги! Зачем я буду просить у вас то, что вам нужнее, чем мне?

Саша насторожилась, но решила не вступать в дискуссию. Она прибавила шагу, надеясь, что назойливый спутник сам оторвется. Но тот, пыхтя и потея, шел с ней ноздря в ноздрю. Пойти еще быстрее означало побежать, а это было бы уж совсем несуразно – удирать среди бела дня от ряженого карлика. Она остановилась.

– Чего вам надо?

Вышло грубо, но карлик не обиделся.

– Мне-то ничего, – ухмыльнулся он, – а вам письмецо просили передать. Интересное.

Из-за грязного обшлага он извлек бумажку, сунул Саше в руку и сказал нормальным, ничуть не писклявым голосом:

– Долго не раздумывай – опоздаешь.

Подмигнул, отвесил шутовской поклон и пошел себе вразвалочку дальше.

Саша, ничего не понимая, смотрела ему вслед.

“Псих.” – решила она и развернула бумажку. Сердце замерло.

“Твоя мать жива. В Самородье знают, что с ней случилось. Торопись.”

– Что?!

Саша рванулась за пиратом, но того и след простыл. Она заметалась, как потерявшийся щенок. Приставала к ряженым – не видел ли кто пирата, метр с кепкой, черный камзол, штаны красные? Вопрос жизни и смерти!

Ей сочувствовали, но помочь не могли. Крошку-пирата здесь не встречали. Винни-пух – пожалуйста, вон он гуляет. Есть арап Петра Великого – студент Университета Дружбы Народов, стройный красавчик цвета чернослива. Он в камзоле, да.

Барышни в растрепанных париках и пышных юбках с грязными подолами припомнили одного пирата. Под два метра ростом. Еще попугай у него на плече сидел. Так они оба уже с месяц как не показываются.

И Саша поняла – все, удрал. Скинул камзол, смешался с толпой и нырнул в метро “Смоленская”. А красными штанами здесь никого не удивишь. Она рухнула на ближайшую скамейку и снова развернула драгоценную записку.

“ Твоя мать жива.”

Она знала, всегда знала!

“Самородье…” Никогда не слышала. Город? Деревня?

“ Торопись.”

Дрожащими пальцами, промахиваясь мимо букв и чертыхаясь, Саша терзала поисковик. Хм… Самородье. Звучит жутковато. “Уникальное место… художники… музеи… фестивали…” Двести километров! Даль какая. Автобус от метро до конечной остановки. И на пароме через реку.

“Еду. Прямо сейчас!” – Саша вскочила со скамейки и радостная мешанина красок, звуков и запахов вдруг обрушилась на нее. Исчез колпак, а она и не заметила. Пират утащил, или потеряла, пока носилась взад-вперед? Не все ли равно!

Она с изумлением обнаружила, что серая муть вокруг нее – настоящие люди, живые, разноцветные! А сколько звуков! Она давно привыкла к невнятному “бу-бу-бу”, а сейчас различает даже цоканье коготков крошечной собачки! Потянула носом, вдохнула ароматы нагретой солнцем брусчатки, деревянной скамейки, умирающих листьев, пыли, духов, пирогов с капустой… Ей стало жарко. Она расстегнула куртку, смахнула капюшон, растрепала волосы. Ощущение праздника поднималось в ней, она и забыла, как это бывает. Но что-то упорно мутило радость. Ну конечно, Светлана! А вдруг это она подослала пирата?

“Чего же она ждет?” – мучительно размышляла Саша – “Что я прибегу домой размахивая запиской? Вот вам и пожалуйста, рецидив: “Дорогой, случилось то, чего мы так боялись!” Нет уж, не надейся.

Тайком показать записку папе? Не выйдет. К нему не пробиться. Светлана как Цербер сторожит его сон наяву. Поехать в Самородье? Душа рвется туда, но вдруг в этом и заключается коварный план?

“Я помчусь, как дура, а она – в полицию: “Девочка не в себе, сбежала, пропала, помогите!” И намекнет, где меня искать. Приеду, а меня там уже ждут. Как бы я не поступила, эта ведьма окажется на шаг впереди.”

Так что же – домой? Туда, где пахнет Светланиным кремом для рук и психбольницей?

Саша ссутулилась, рука привычным движением потянулась к капюшону. Она обежала глазами пестрый Арбат, вдохнула чудесный, свободный воздух – немыслимо потерять все это снова! Ей так хотелось верить записке, она так тосковала по маме! Она отдернула руку.

“Поеду. Даже если это ловушка. Это мой единственный шанс!”

Сунулась в рюкзак. Яблоко, телефон, зарядка, паспорт, бутылка воды, сто рублей с мелочью. Поголодать немножко – ерунда, дело привычное. А вот на сто рублей далеко не уедешь. Придется вернуться и забрать из тайника деньги, отчаянно рискуя столкнуться со Светланой.

“Не раздумывай долго…” И не буду. Рюкзак на плечи и бегом!

***

На чердаке их старинного дома, в углу, под грудой пыльного хлама спрятана железная коробка из-под печенья. В ней скопленные деньги, и небольшой альбом. Она рисует маму. Боится забыть и рисует. Но никто не должен об этом знать, особенно Светлана. Вот и приходится прятать альбом – нет уверенности, что мадам не роется в рюкзаке. А лезть на чердак ей и в голову не придет.

Маскируясь за пышными кустами, молясь, чтобы Светлане не взбрело в голову именно сейчас куда-нибудь отправиться, Саша прокралась в подъезд. Тихо-тихо, пригибаясь и не дыша, миновала свою лестничную клетку, взлетела на пятый этаж, открыла решетчатую дверку. Еще семь ступенек, железная дверь и ключ на притолоке. Она вдохнула тяжелый, неподвижный чердачный дух.

Вот он, ее тайничок. Целый год она откладывала все, что выдавалось ей на мелкие расходы и не зря старалась. На дорогу хватит. А дальше она не загадывала. Альбом тоже надо прихватить, у нее ведь нет ни одной маминой фотографии. Рисунки, конечно, не бог весть что, но все же лучше, чем ничего. Сунула альбом в рюкзак, деньги в карман. Все! Теперь бы выбраться.

“ Никого на лестнице, никого.” – приговаривала про себя Саша, преодолевая опасный отрезок пути. Черт, шнурок развязался, хлопает по ступенькам. Некогда, потом.

“ Фухх! Повезло. Свобода!” – теперь за угол, за куст, перевязать шнурки покрепче, но только быстро, быстро!

– Сваливаешь? – раздалось за спиной. Саша подскочила как кот, застигнутый за кражей сосисок.

Перед ней стоял руки в боки ее сосед Петька, вредный, противный мальчишка лет двенадцати. Вечно он болтался под ногами, размахивая своим дурацким самокатом и валяя дурака изо всех сил. Учебой это дитя было явно не перегружено, родители им особо не интересовались. Сашу он подбешивал.

– С чего ты взял? – злобно огрызнулась она.

– С рюкзаком. Лохматая. Бегом. – лаконично пояснил Петька.

– Ишь ты, не дурак. Не говори никому, что меня видел. – и она занялась вторым ботинком.

– Тыща.

– Что?

– Давай тыщу рублей и я тебя не видел.

– Я сейчас пинка тебе дам, а не тыщу рублей! – пообещала Саша, делая страшные глаза.

– А я Светке твоей расскажу.

“Вот гаденыш!”

– Знаешь, что бывает с шантажистами?

– Что?

– Погугли. Или в книжке прочитай. Лучше в книжке.

Саша отряхнула коленки, подтянула покороче лямки рюкзака и перепрыгнула оградку палисадника. Шантажист за ней.

– В какой книжке? У меня таких книжек нету! – крикнул он ей вслед.

– Отстань, мне некогда! – Саше вдруг стало жаль мальчишку. Но она одернула себя, не может она сейчас позволить себе жалость!

– В библиотеку сходи, – бросила на ходу. – Вон в том доме, за угол завернешь. – и прибавила шагу.

– Эй! Ты насовсем что ли?

Саша, не оборачиваясь, показала кулак.

– Возвращайся, без тебя тухло будет!

Она обернулась на ходу, хотела что-то ответить, но только махнула рукой и помчалась к метро, подгоняемая страхом, надеждой и попутным ветром.

***

Жители Самородья называли это место “Ведьмин карман”. Считалось, что если кто забредет сюда по глупости, то угодит к ведьме в лапы и выберется очень не скоро. Если вообще выберется. Правда это или нет, и при чем тут ведьма – никто толком не знал, но проверять дураков не было. Да и как туда пробраться? Высоченная чугунная ограда стоит с незапамятных времен. За оградой корявые деревья, чертополох выше головы, темные заросли.

Вот уже много лет подряд здешние бабушки развлекают внуков одной и той же байкой – мол, давным-давно, в стародавние времена жил в Самородье парень. Раз приходит к матери – жениться, говорит, хочу. Что ж, дело хорошее. Кого брать хочешь?

Мялся парень, мялся – признался. За оградой красавицу видел. Жизни, говорит, нет без нее.

Мать поперек порога легла. Переступишь, говорит, сынок, через мать ради чертовой куклы? Переступил. Перелез через чугунный забор в Ведьмин карман, да и пропал. Его уж было похоронили, думали, в болоте парень сгинул. А через три года он возьми да и выйди из лесу, с другого краю города. Худой, оборваный и седой весь. Первое время даже говорить не мог, только трясся, да зубами стучал. А когда отпоили его бабки травками, отошел, заговорил. Да только лучше бы молчал. А он бормочет дикое, непонятное, то плачет, то хохочет до икоты. Так и доживал дураком бедолага.

Туристам пересказывали эту байку как образчик местного фольклора. Но всерьез предупреждали, что за ограду лезть нельзя. Запретная зона. Да и что там делать-то? Лес глухой да болота.

Но даже страшные истории не могли остановить смельчаков или сильно отчаявшихся. Лет тридцать назад появился в городе полусумасшедший механик – все носился с какими-то паровыми двигателями. Мол, окружающую среду чтоб не отравляли. Смеялись над ним, ясное дело. А он однажды взял, да и пропал. Местные в один голос сказали – за оградой, на болотах, больше негде.

И еще один был, совсем молодой парень, художник, на этюды приехал. И ведь предупреждали дурака! Нет, полез… И вот уж двадцать лет как бегает по Самородью, в волосах перо воронье. Стены пачкает, плачет и чушь городит.

***

Светловолосая женщина приблизилась к высокой чугунной ограде, огляделась. Пустынный проулок, высокие глухие заборы, тишина. Она проскользнула сквозь частые прутья ограды и уверенно нырнула под низкие ветви старых яблонь.

Похоже, извилистый путь между уродливых стволов был ей привычен, и сгинуть в зарослях чертополоха она не боялась. Выбралась из-под яблонь, двинулась было дальше и вдруг застыла на месте. Медленно повела головой.

– Куда лезешь? – послышался насмешливый голос в двух шагах от нее.

Из-за кустов жасмина бесшумно выступила высокая женщина, одетая в бесформенную черную кофту, широкие штаны и резиновые сапоги. Лицо и волосы прятались в глубоком капюшоне.

Светловолосая вздрогнула и, не оборачиваясь, склонила голову.

– Хозяйка… Я шла к вам.

– Идиотка! Не хватало, чтобы кто-нибудь заметил тебя рядом с моим домом. Любой дурак распознает твою гнусную природу даже в этих желтых перьях.

– Меня никто не видел. Я бы не посмела…

– Говори.

– Я сделала как вы велели. На этот раз все получилось!

Хозяйка угрожающе молчала.

– Могу я рассчитывать на ваше снисхождение? – прошептала Светловолосая.

– Бессмысленное существо. – донеслось из-под капюшона. – От тебя всего-то требовалось – стереть ей память и сделать безвольной куклой. Паршивый хухлик – и тот бы справился! Утопить бы тебя в болоте! Впрочем, однажды я уже сделала это – усмехнулась Хозяйка, – не помогло. Ты бесполезная. Катись к людям!

– Умоляю… Я старалась как могла, но моя сила не беспредельна… – шептала в ответ Светловолосая, ломая пальцы.

– Сила? Не смеши. С ребенком справиться не сумела!

– На нее не действует морок! Проклятое Агафьино отродье! Но кое-чего я добилась. – Светловолосая робко приподняла глаза. – Она больше не видит тех снов.

– Это не твоя заслуга, – оборвала ее Хозяйка. – Ее морфейную музу утопила я!

– Она больше не сочиняет, – упавшим голосом продолжала Светловолосая, – она напугана, тоскует…

– Продолжай.

– Она скоро будет здесь! Мой помощник встретит ее.

– Твой помощник… Такой же клоун, как и ты. Только и умеете, что менять личины, как дурная девка тряпки перед зеркалом.

– Он справится, клянусь Великой Утробой!

– Ладно. Сиди тихо и жди. Позову. Посмотрим, что там за Агафьино отродье…

ГЛАВА 3. Пироскаф, Ксенофонт и Агафья

Угнездившись в кресле у окна загородного автобуса, свернувшись в своей любимой позе – колени к подбородку, Саша блаженствовала. Слабела хватка ее прошлой жизни, в голове появлялись мысли, не исковерканные вечным: “А что если Светлана…” Ее собственные мысли обо всем на свете.

Она поймала себя на привычном движении – полезла в рюкзак за блокнотом и карандашом, чтобы записать мелькнувшую идею. И отдернула руку, как от горячего.

“ Не смей. Тебе нельзя. “

У нее и блокнота нет. Раньше всегда носила с собой, вечером клала под подушку вместе с карандашом. А теперь…

Саша вздохнула. И тут же сердито тряхнула головой. Хватит киснуть, надо подумать о деле!

“Вот приеду, сяду на паром, переправлюсь через реку (какая там, кстати, река?), войду в город и…”

Тут только до нее по-настоящему дошло, что она едет в полную неизвестность. Ни она сама, ни один человек на свете не знает, где она окажется через пару часов и что ее там ждет. Впрочем, кое-кто знает. И, возможно, даже поможет ей, раз прислал записку. А что если он сейчас здесь, в этом автобусе?

Саша рассеянно, как бы невзначай, обвела глазами немногочисленных попутчиков. Никого подозрительного. Бабули в пестрых кофтах крепко сжимают ручки сумок-тележек. Молодая женщина с усталым лицом держит на ручках мальчишку лет четырех, а он равнодушно уничтожает плитку шоколада. Дама со сложной прической сверкает Саше в глаз старомодной сережкой с красным камнем. Скучная публика. Пожалуй, автора записки здесь нет. Остается надеяться, что он сам найдет ее в городе.

Что ж, тогда план нехитрый: всюду ходить, внимательно смотреть и слушать.

Саша облегченно вздохнула, привалилась растрепанной головой к окну и уснула.

– Просыпайся, дочка! Приехали! – загудел ей в ухо хриплый бас.

Саша открыла глаза – перед ней маячила веселая бородатая физиономия. А в автобусе никого.

– Уже? – ей показалось, что она отключилась минут на пять, не больше. – А сколько времени?

– Тринадцать пятнадцать, точно по расписанию. Паром тебя ждет.

– Откуда вы знаете?

– А больше некуда, только в реку! – бородач захохотал своей шутке. Отсмеявшись, серьезно добавил – Или в лес.

“ М-да, местечко. Ну и глухомань!” – расстроилась Саша, выбравшись из автобуса и осмотревшись. Проселочная дорога оканчивалась небольшим пятачком, только-только развернуться автобусу. Справа, слева и позади темнел лес. Впереди река. Узенькая тропинка упирается в деревянную пристань. Рядом покачивается непонятная постройка, вроде сарайчика.

– Эй, на суше! – Бородатый шофер, хохоча, махал ей с парома.

– Вы? – округлила глаза Саша.

– Так точно! Прыгай на борт!

Саша подошла, с опаской взглянула на подозрительного вида плавучую штуковину. Широкая такая дощатая платформа. По бокам приделаны здоровенные колеса, а в центре торчит небольшой домик с трубой. Тот самый паром?

– Что за хаусбот? – нахмурилась она.

– Сама ты бот! Это пироскаф! – гордо произнес бородач, – Не слыхала про такое? На паровой тяге. Видишь трубу? Это печка.

– И оно не утонет?

– А понтон на что?

Саша обернулась, взглянула на одинокий автобус, на темный лес. Где-то за ним ждет ее Светлана.

“Не дождешься!”

Она собралась с духом и прыгнула на платформу. Пироскаф закачался и Саша едва удержалась на ногах.

– Вот и молодец! – похвалил бородач, ловко подхватив ее под локоть. Саша, неловко балансируя, вцепилась в шаткие деревянные перильца.

– Да не боись, не потонем. Сколько лет на нем хожу – ни разу не подвел. Знай уголь в печку подбрасывай. Не слыхала про пироскаф?

– Нет. – честно призналась Саша.

– Его двести лет назад один француз придумал. Только у него он и часа не проработал. А у Леонардыча нашего до сих пор бегает. – Бородач вдруг погрустнел. – Да… Лет уж тридцать, как сгинул человек, а творение его работает…

Он печально вздохнул, но тут же снова просиял.

– Харитоныч. – объявил он и протянул Саше здоровенную ручищу.

– Очень приятно. А я – Евгеньевна. – хихикнула Саша.

– Красиво! – оценил Харитоныч. – Ладно, Евгеньевна, пошел я к штурвалу. Отваливать пора.

И скрылся в домике. Через минуту внутри что-то запыхтело, засвистело, пироскаф дрогнул и отчалил от пристани. Забурлила вода, закачались берега, лес поплыл назад. Пироскаф двинулся вверх по реке.

– Тебя звать-то как, Евгеньевна? – Харитоныч возник в окошке прямо у Саши за спиной.

– Александра. – вздрогнув, ответила Саша.

– А я – Ксенофонт.

– Как, как? – чуть не рассмеялась она и быстренько добавила: – Красивое имя. Странное немножко.

– Странное? – искренне удивился Ксенофонт. – Это ты странных имен не слыхала! Ничего, сейчас приедешь в Самородье, каких только не услышишь! Один Бруныч чего стоит!

– Кто?

– Филипп Брунович. – разъяснил Ксенофонт, – Библиотекарь наш. Карл Иваныч есть – учитель музыки. Амалия опять же. Традиция у нас такая.

– Традиция? – машинально повторила Саша.

– Ты что, не знаешь, куда едешь? – нахмурился паромщик, – Тебя как занесло-то сюда?

Саша замялась. Не хотелось рассказывать первому встречному бородачу как ее сюда занесло. Но словоохотливый Ксенофонт не стал дожидаться ответа.

– Место здесь особенное. Если человек не хочет, чтоб его нашли – это сюда. Это к нам.

У Саши екнуло сердце.

– Колдуны сюда сбегались. Со всего света. – продолжал Ксенофонт, понизив голос. – И все со своими именами. Так и повелось.

– А как они узнавали, куда бежать?

– Кто как. Кому птичка чирикнет, кому рыбка шепнет, кому добрый человек подскажет. Были счастливчики – добирались. А здесь хороших людей принимали, не гнали.

– Всех или только колдунов?

– Кто теперь разберет. Народ-то жгли тогда почем зря. – вздохнул Ксенофонт и округлил глаза: – Так ты что ж, и про Агафью не слыхала?

Саша была вынуждена признаться, что нет, не слыхала.

– Что ж ты, мать? Самого главного – и не знаешь. Ладно, время есть, расскажу тебе. А то приедешь, будешь там ушами хлопать. Погоди, угля только подброшу.

Саша не могла взять в толк, для чего ей история какого-то странного городка. Чем это поможет в ее поисках? Она так и хотела объявить Ксенофонту, но осеклась, едва открыв рот. Если мама спряталась в этом городке, то наверняка не случайно выбрала именно его. Она вздохнула и приготовилась слушать.

– Дело это давнишнее, – неторопливо начал Ксенофонт, снова явившись в окошке, как Петрушка в уличном балаганчике, – и никто теперь не знает, с чего все началось, и кто первый сюда прибежал, только стоит Самородье уже лет пятьсот. Так Бруныч говорит. Он точно знает. Не всякому удавалось сюда добраться. Но кто добирался – тот жил спокойно. Только если сам не начинал безобразничать.

– Это как?

– Пакостить. Скотину портить, бородавки вешать. Таких на болота выгоняли, к Черной горе. И говорят, – понизил голос Ксенофонт, – что на болотах еще одно селение появилось. Из тех, из пакостников. Правда это или нет никто не знает, потому – по болотам бродить, проверять – нет охотников. Место гнилое, гиблое. Мы его так и зовем – Поганая Яма. Слушай дальше.

Явились раз в Самородье путники – старик и девочка маленькая. Старика звали Ефимом Безобразовым, а девочку – Агафьей. Ефим ее внучкой называл. Но никакая она ему была не внучка. – Ксенофонт загадочно замолчал.

– А кто? – не выдержала Саша

– Горели они в одном срубе. – отвечал Ксенофонт, понизив голос, будто их могли подслушать. – Колдунов тогда в срубах сжигали.

– И девочка? – ахнула Саша.

– Девочка мать искала. Не нашла. – Ксенофонт вздохнул. – А Ефима спасла. Он сам толком не помнил, как дело было, по его словам девочка, мол, с огнем договорилась. Ефим чудом жив остался, обгорел весь, щеку спалил, шрам остался страшный. Девочка ему и рассказала про Самородье. Мол, мать ей перед смертью велела найти это место и там скрыться. Боялась, видно, что ведьминой дочке жизни от людей не будет. Вот и пришли они сюда. А Агафья, девчонка-то, не простая была. С огнем дружила.

– Как это?

– Сырые дрова, к примеру, поджечь, костер под дождем развести, пожар утихомирить. А когда подросла чуток, случилась в Самородье история.

Был один гнилой человек. И то ли напакостил кому, то ли с кем повздорил – в общем, прогнали его. А он на болота не пошел, прямиком в Москву побежал. И давай рассказывать – так мол и так, живут в лесу язычники поганые, огню молятся, добрых людей с толку сбивают. А верховодит всем девчонка Агафья, рыжая как бес. Доложили царю. Ну, царь солдат отправил, приказ им дал – деревню спалить, а Агафью в Москву пригнать пред его царевы очи. Пришли солдаты, приказ объявили и стали Самородье дровами обкладывать. А жители давай ребятишек в лес выгонять, спасти чтоб. И Агафью с ними. А Агафья в лес вошла и из глаз пропала, никто и не понял куда. Обложили солдаты деревню дровами и говорят – ну, язычники, пошли с нами, падите царю в ноги, молите, чтоб простил вам поганые дела, не то сгорите все к лешему. А Агафью, ведьменыша вашего, сюда подайте. Царь велит ее к нему доставить. Народ говорит – не пойдем, палите! Хрен вам, а не Агафья.

И тут чудо случилось. С самого неба спустился конь белый, крылатый, прямо перед солдатами. Глядь – а на нем Агафья сидит. Рубаха по ветру развевается, волосы рыжие столбом стоят. Уметайтесь, говорит, подобру-поздорову.

Солдаты, хоть и струхнули, а виду не подают, смеются. А она рукой вот так махнула, и столб пламенный поднялся из земли, огонь побежал, кольцом солдат окружил, не до смеху им сразу стало. Повалились наземь. Не губи, говорят, нас, дева. Мы люди подневольные. Приказ у нас – к царю тебя привесть. А она им – царский приказ мне не указ. Царь ваш матушку мою в срубе сжег. И я б его, нелюдя, спалила, да матушка перед смертью слово с меня взяла – живое не губить, дар мой не поганить. И вас потому не трону. Отправляйтесь обратно в Москву, да скажите, наврал тот мужичонка, нет здесь никакой деревни. И все, что видели – забудьте. А ослушаетесь – прилечу, всю Москву спалю вместе с вами и царем вашим. Мне терять нечего. С тем и побрели домой солдаты, и сделали, как было велено.

А на том месте, где Агафья огненный столб сотворила, по сей день черная дыра осталась. Приедешь – увидишь.

– Вот это да! – выдохнула Саша, – Крылатый конь… Но это же, наверное сказка?

– Может и сказка, да только вот какое дело – город-то наш береженый.

– Это как?

– А так: никакие напасти его не тревожили. Ни революции, ни коллективизации… В сорок первом полгорода ушло – все живые вернулись.

– Да уж, прямо чудеса! – согласилась Саша, – А что дальше было с Агафьей?

– Что было? – задумчиво переспросил Ксенофонт, – кто ж ее знает, дело-то давнишнее. Жила себе и жила, пока не померла.

Он посмотрел на Сашу преувеличенно честными глазами.

– И все? – усомнилась она.

– Подходим! – крикнул вместо ответа Ксенофонт, дернул за обтрепанную веревку колокола. Пироскаф стукнулся о высоченный крутой берег. Прямо от воды карабкалась наверх деревянная лестничка, очень хлипкая на вид.

– Спасибо за рассказ, Ксенофонт Харитонович! – Саша поднялась, пожала Ксенофонту руку на прощанье.

– Обратно-то поедешь?

– А когда последний паром?

– В двадцать один ноль-ноль. А в двадцать один сорок пять последний автобус. Следующий раз только в Агафьин день поеду, в среду. Праздник будет. Так что не опаздывай. – строго напутствовал паромщик.

– Постараюсь! Спасибо вам, Ксенофонт Харитоныч, до свиданья! – Саша перелезла с пироскафа на твердую землю.

– Погодь! – окликнул ее Ксенофонт. – Главного не сказал. Город наш мирный, спокойный, ничего там с тобой не случится. А вот заборов чугунных, старых берегись. Не лезь. Пропадешь. – серьезно сказал Ксенофонт.

– А что там? – опешила Саша.

– Запретная зона. Люди пропадают.

Саша заверила Ксенофонта, что через заборы не полезет.

– До свиданья, Александра Евгеньевна. Ищи, зачем приехала.

Саша вскинула глаза на Ксенофонта, но тот хохоча как ни в чем не бывало, махал ей бескозыркой.

– Найду, не сомневайтесь. – бормотала Саша, карабкаясь по узким ступенькам. Порыв речного ветра сильно качнул лестничку, и Саша замерла, вцепившись в перила.

– Осторожней там! – прокричал ей вслед Ксенофонт.

Саша так и не поняла, имеет он в виду шаткую лестницу или что-то другое.