Текст книги "Город Мертвых Талантов (СИ)"

Автор книги: Белла Ворон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА 14. Савва и Цинцинолла

Озеро притаилось за перелеском. Окруженное древними ракитами, усыпанное белыми кувшинками, подсвеченное солнечными бликами, заметенное ряской, оно манило, притягивало.

Саша притаилась за толстым деревом, чтобы не попасться Савве на глаза и не отрывала взгляда от мерцающей глади, понимая, что может простоять так и час и год.

Савва тем временем подошел к краю, опустился в мягкую траву и погрузил лейку в воду.

Сашу непреодолимо тянуло к озеру. Тихо-тихо, чтобы Савва не услышал, она сделала шаг вперед, подошла к краю в тот самый момент, когда рука Саввы разжалась и лейка, булькнув, скрылась под водой. Савва поднялся с колен, обернулся в ее сторону и замер. Взгляд его затуманился и поплыл. Саша инстинктивно отступила к спасительной раките, но Савва ее не замечал. Сообразив, что он смотрит не на нее, Саша резко обернулась. Перелесок, поле, опушка леса в отдалении… Что же он там видит? Она с тревогой обернулась на Савву.

А тот медленно вытащил из кармана маленькую пан-флейту. Поднес ее к губам, вдохнул и… нет, не заиграл. Он сделал выдох, он стал дышать во флейту. Осторожно, легко, словно боясь спугнуть… кого? Или что?

Саша ничего не понимала. Она застыла, притаив дыхание, зачарованная звуками, похожими на ветер. Как он это делает?

Вздох, еще один, еще… И что-то отозвалось, ветер донес такой же легкий вздох, только еще нежнее, еще прозрачнее… Что происходит?

Саша медленно повернула голову навстречу ветру.

По колено в траве к ним двигалась муза. Откуда она взялась? Минуту назад ее не было. Их разделяло не меньше пятидесяти шагов, но Саша почувствовала, услышала, ощутила всем телом – муза.

Она медленно приближалась, и завораживающий звук приближался вместе с ней, словно она несла его с собой. Ее голос… Он обволакивает, как нежный шелк, проскальзывает сквозь тело, оставляя его таким же невесомым… И летит дальше вместе с ветром, обвивается вокруг мелодии Саввиной флейты, сливается с ней, расцветает, заполняет пространство вокруг, изменяет его, истончает…

А флейта дышит с ней в унисон, и у них выходит что-то такое, что комок перекрывает горло, сбивается дыхание, мурашки ледяной волной захлестывают тело.

Вот она уже совсем близко, и Сашу окутывает облако нежного аромата, света, тепла… Сердце мягко сжимается, проваливается, ощущение счастья растет, переполняет…

Муза все ближе – Саша уже может рассмотреть нежное лицо, прозрачные глаза, затуманенный взгляд, точь-в точь такой, как у Саввы в эту минуту. А волосы – словами не передать, будто…как будто… – мучилась Саша, подбирая сравнение —…морскую раковину размотали на тоненькие волоконца и пустили по ветру. "Вот так бы я написала!"

Только губы кажутся чужими на ее лице, как жирный мазок кармина на акварельном портрете. Ее нежная улыбка внушает тревогу.

Муза, казалось, не заметила Сашу, взгляд ее был прикован к Савве. Она умолкла. Он выронил флейту. Муза подошла совсем близко к нему, провела рукой по его взлохмаченным волосам и двинулась дальше, по берегу озера, и вдруг пропала, растворилась между темных стволов. Растаяло волшебное облако. Блаженная улыбка все еще не сходила с Саввиного лица.

– Это что сейчас было? – прошептала Саша.

Савва вздрогнул, выронил флейту. Казалось, он только сейчас заметил, что она стоит рядом.

– Ты как здесь оказалась? Я же просил тебя остаться… – сонно произнес он.

– Кто это?

– Это… Цинцинолла…

– Цин… Откуда она взялась? И куда исчезла?

Савва пожал плечами.

– Она живет, где хочет… повсюду. Она любит это Озеро. Ей только в Музеоне нельзя появляться. – он помрачнел после этих слов.

– Почему?

– Она… пария.

– В каком смысле? Что это значит?

Он смотрел на нее недоверчиво, будто решая – можно говорить ей, или нет. Наконец решился.

– Она обладает силой. Огромной…

– Это же хорошо, разве нет?

– Да… И нет. Если человек хоть раз получит от нее помощь, то уже ничего не сможет сам. Без нее. Его талант будет разрушен.

– Но ты же…

– Я только наполовину человек. Мне не страшно. – ответил Савва. Но Саша уловила нотки неуверенности в его голосе.

– А вот тебе… – продолжал он, – нельзя с ней встречаться. Я не хотел брать тебя с собой.

– Такая странная… На сумасшедшую похожа! – Саше было досадно, что она тоже попала под гипноз этого загадочного создания. Но еще больше ее бесило, что Савва до сих пор улыбается как дурачок. После ее слов он резко помрачнел. Поднял оброненную флейту.

– Не выношу, когда о ней так говорят!

“ Значит не я одна это заметила…” – подумала Саша, а вслух сказала:

– Прости. Не злись. Ты влюблен в нее что ли? – вдруг озарилась она догадкой.

Савва не смутился, не разозлился.

– Это другое. Намного больше того, о чем ты думаешь. – серьезно и спокойно ответил он, пряча флейту в карман. – Как тебе объяснить… Когда есть она – есть радость. Есть музыка. Весь мир есть. А нет ее – и нет ничего.

– Ерунда какая-то! – возмутилась Саша, – она, конечно такая… необычная. Но как это – без нее нет нет ничего? Я же тебя слышала! Твоя музыка… – Саша подняла руки к небу и беспомощно уронила их, не в силах объяснить необъяснимое. – Что еще тебе может быть нужно?

– Ты просто не понимаешь…

– Чего я не понимаю?

– Что значит быть драгоценным. Да еще таким как я.

– Таким – это каким?

– Пора возвращаться. – сухо сказал Савва.

– А как же Трики? Ты лейку утопил.

– Ничего. Скоро будет дождь.

Они двинулись было в обратный путь, но Савва вдруг бросил тачку и обернулся к Саше:

– Можно тебя попросить об одной вещи?

– Не знаю. Попробуй.

– Не говори никому о ней… и о том, что ты видела.

– Из-за нее?

– Не только. Могут подумать, что я… привязан к ней, а драгоценным нельзя иметь привязанности.

– Почему?

– Такое правило. Считается, что привязанности отвлекают от призвания.

– Ерунда какая-то! Дурацкое правило.

– Согласен. Но я обязан его соблюдать.

– Хорошо, не скажу. Если это важно.

Савва слегка кивнул, что, должно быть, означало благодарность, поднял тачку и они двинулись дальше.

Саша искоса поглядывала на Савву. Странный он. Делает вид, что ему ни до чего нет дела. Что бы ни происходило, он и бровью не ведет. Сплошное притворство. Как он переменился, когда явилась эта Цинцинолла! Он даже улыбался идиотской улыбкой! А когда она ушла, снова стал таким же истуканом.

“ Наполовину человек… Драгоценный… По-моему, он слишком самоуверен! И слишком много врет, в том числе самому себе.”

Саша вдруг почувствовала желание убрать с его лица это спокойствие. Добиться живой реакции. Но говорить прямо она не решалась – не так-то с ним просто.

– Кто такие драгоценные? – начала она издалека.

Савва остановился. Помолчал, нерешительно глядя на нее.

– Ладно. – вздохнул он, – Ты все равно об этом узнаешь. Драгоценные – это дети муз и гениев.

– Разве у муз бывают дети? Они же из Источника появляются…

– Очень редко. Надо быть очень, очень… особым талантом, чтобы муза всегда была рядом. В человеческом теле. Но даже и тогда дети появляются редко. Только если у музы возникнет сильная привязанность. Если она, ну… влюбляется… как ты говоришь. У них может появится ребенок. Драгоценный. Такое случается очень редко. И становится проблемой.

– Для кого?

– Для всех. Такие дети должны расти в Музеоне.

– Почему? Что в вас такого ценного?

– Человек и муза в одном теле. Представляешь себе? Либо это гении в мире людей, либо – хранители муз. Здесь, в Музеоне.

– Так значит и Амалия и Декаденция и Лев…

– Да.

– А Клара?

– Клара – нет. Она муза. В человеческом теле. Кстати, мать Льва.

– Ах вот в чем дело! То-то я думаю, как она терпит его хамство! А ты кем ты станешь – гением или хранителем?

– Не знаю. Не мне это решать.

– А твоя мама – значит, она…

– Хватит уже вопросов! – оборвал он ее. – Пошли, нам пора.

Он поднял тачку резким движением и пошел вперед, не оборачиваясь.

Саша поплелась следом. Ей больше не хотелось задавать ему вопросов.

“Добилась живой реакции!” – с досадой думала она.

ДНЕВНИК САШИ

В первый раз за этот кошмарный год мне захотелось что-то написать. И эта тетрадь, подарок маленькой Алисы, оказалась очень кстати.

Что ж, начну потихоньку!

Я остаюсь в городе муз. Пока не найдут Кассандру и она не скажет, можно ли мне летать на Пегасе.

Бред, какой же бред! Город муз…

В первый вечер я думала – сойду с ума. Думала – все это Светланины штучки. Каждую минуту ждала, что вот сейчас войдут санитары, а следом – она.

А теперь сама удивляюсь, как легко я сжилась с этой мыслью и поверила в невообразимое. Вообще, последние пару дней я только и делаю, что сама себе удивляюсь.

Как я смогла сбежать от этого чудовища, оскурата? Как согласилась куда-то поехать ночью с неизвестными людьми? Как смирилась с говорящей кошкой, которая вовсе и не кошка? Не знаю. Наверное, мне ничего другого не оставалось.

Тем более, что с самого начала, с первой минуты, как я здесь оказалась, я чувствую – мама где-то рядом. И в то же время – очень далеко.

Мне здесь не особенно рады. А Лев, болван надутый, прямым текстом объявил, что будет за мной следить. Ха! Посмотрим, как у него это получится! Он же вечно торчит в этой Башне. Готовится к своему великому дню. Наверное, корону примеряет перед зеркалом!

Почти никто не верит, что я могу взлететь на Пегасе. Если честно – я сама в это не верю. Пегас! Это же просто смешно. Но Клара почему-то уверена, что я смогу это сделать. Бэлла по-моему тоже.

Мне теперь придется заниматься каким-то полезным делом, чтобы я не болталась просто так, была под присмотром, не влезла куда-нибудь не туда и чего-нибудь не натворила. Впервые в жизни Белоконь займется чем-то полезным! Эта гадюка Декаденция предложила отправить меня на кухню! Я уже хотела устроить бунт, но Бэлла подоспела вовремя, сказала, что я криворукая и яйца мимо миски разбиваю. Что ж, ее гениальный план сработал —

я буду помогать Филибруму в библиотеке. А чтобы я не сбежала, за мной должен постоянно присматривать кто-то из драгоценных. Так что в библиотеку я завтра иду под конвоем. Савва меня поведет. Похоже, он-то и будет за мной присматривать. Ха-ха! Еще кто за кем присмотрит! Но могло быть и хуже.

С Саввой хоть разговаривать можно, и он нормально ко мне относится. Не то, чтобы с симпатией, но, по крайней мере, не фыркает, как Лев и не кривит физиономию, как Декаденция.

Сказать честно, мне с ним тревожно. И он здесь не при чем. Но когда я на него смотрю, у меня возникает такое чувство… Будто я должна что-то вспомнить. Это не дежавю, я уверена, что мы никогда раньше не встречались. Я бы его запомнила. Именно – что-то вспомнить. Это ужасно утомительно.

Но зато сегодня я видела такое, чего никогда не смогу забыть. Я и представить себе не могла, что на простой пан флейте можно так играть! И надо было их видеть. У Саввы было такое лицо – словами не описать. Обычно он хмурится или равнодушен ко всему. А в тот момент у него на лице отразилось просто нечеловеческое счастье. И в то же время – невозможность этого счастья. Глупо звучит. Но это было именно так. А Цинцинолла… Я теперь понимаю, почему люди сходят с ума, если встречают музу.

Я только не понимаю, почему этого не происходит со мной. Может быть я тоже драгоценная? Но это значит – моя мама муза. А я точно знаю, что это не так… Получается, что я, хоть и человек, но… тоже не совсем человек?

Ладно, какой смысл об этом размышлять!

P.S. Я так и не смогла помочь Эоле, и от этого на душе скребут кошки. Но я не могу себя заставить что-то написать. Дневник – это совсем другое, а то, что посоветовала мне Молчун… Мне ужасно стыдно, но я боюсь. Конечно, я все рассказала и Кларе и Бэлле. Но Бэлла сердится на Эолу, говорит, что ничем уже не может ей помочь. Но по-моему, она ее просто жалеет, и других муз тоже, и страдает от того, что бессильна что-то сделать. А Клара до смерти боится башни. Она ускользает под любым предлогом, чуть только я завожу разговор об Эоле.

И я ума не приложу, как мне выполнить мое легкомысленное обещание.

Про сад я забыла написать. В нем повсюду таинственные уголки. Жуки-фонарщики и ароматы. Скамейки, калитки и развалины. Я не разобралась пока, как и куда в этом саду перемещаться. В нем можно по-настоящему заблудиться. Я хотела там сегодня погулять, но Бэлла сказала, что одной мне нельзя отходить далеко от дома. Но я успела кое-что заметить – В глубине сада, за густыми зарослями жасмина, я обнаружила высокую каменную стену, увитую розами и невероятной красоты кованую калитку. Но именно туда-то мне и запретили входить! Бэлла буквально оттащила меня оттуда и была очень сердитой. Вот ведь подлость!

У меня постоянное чувство, что за мной кто-то наблюдает. Где бы я ни была. В доме. В саду. Вот я сижу сейчас на своей верхотуре, пишу, никого не трогаю. Посмотрела в окно – а там кто-то стоит и, задрав голову, смотрит в мое окно! Мне не показалось, я уверена! Это был кто-то живой. Ни Бэлла, ни Клара, ни кто-то из драгоценных – я бы их узнала. Они все высокие, а этот – небольшого роста, но повыше хухлика. Значит кто-то пробрался в сад и смотрит в мое окно. Хорошо, что моя комната высоко, и он не мог ко мне заглянуть.

И еще кое-что меня беспокоит. Бэлла ведет себя странно. Она постоянно носит что-то в кусты, когда думает что ее никто не видит. Но мне пока заняться особо нечем, поэтому я внимательно наблюдаю за происходящим. Так вот, утром она пошла в кусты с ведром и тряпкой. Зачем? Днем потащила туда корзинку с едой. И сейчас. Уже очень поздно. Но вот только что она опять прокралась в кусты, неся подмышкой что-то объемное. Я не поняла что. Мне очень интересно, что все это значит. Спросить Бэллу я не решаюсь. А кого-то другого спрашивать не хочу. А вдруг это Бэллин секрет, а я выдам ее ненароком. Поэтому буду наблюдать и выясню, в чем дело.

***

Савва явился ни свет ни заря. Саша столкнулась с ним внизу, в холле – она сползала со своей верхотуры, предвкушая фантастический Бэллин завтрак.

Разумеется, юноша был приглашен к столу. Не поломавшись хотя бы для приличия, он уничтожил целую сковороду омлета с грибами, а потом вздохнул и прибрал еще полбанки вишневого варенья. У Саши закралось подозрение, что Савва неспроста как на работу является каждое утро в этот гостеприимный дом – его манит Бэллина стряпня.

Клара не появлялась. Визит в Башню Защиты дался ей нелегко, она почти не выходила из своей комнаты. И только когда Саша и Савва уже надевали ботинки, она вышла к ним. Бледная, с тусклыми глазами, она куталась в красный шерстяной платок – никак не могла согреться. Слабо улыбнувшись обоим, она подозвала Савву, отвела его в сторону и что-то пошептала ему на ухо. Он молча кивнул, бросив быстрый взгляд на Сашу. А та переминалась у двери, делая равнодушное лицо, и чувствуя себя глупо и неловко.

Наконец вышли в сад, понурый и печальный после ночного дождя.

– Пешком? – сухо спросила Саша. Она решила держаться холодно и отстраненно. Нечего при ней шептаться!

– Пешком. – как ни в чем не бывало ответил Савва.

Он свернул с дорожки, ведущей к воротам и направился к зарослям жасмина.

– Из сада прямо в библиотеку? – удивилась Саша.

– Куда угодно. Главное – выбрать нужную калитку.

– Савва… – Саша быстренько отменила свое решение, – а давай пройдем через Музеон. Мне так хочется его увидеть!

Он помотал головой.

– Но почему?

– Клара просила не водить тебя в Музеон. – неохотно ответил Савва.

– Это она тебе перед выходом сказала?

Он кивнул.

– Там сейчас… Не очень хорошо. Музы уже давно живут без инспирии. Они голодные, и… Клара не хочет, чтобы ты это видела.

– Пожалуйста! Я не скажу Кларе, клянусь!

– Не могу. Я обещал. А ты проболтаешься.

– Я уже видела то, чего не должна была, – напомнила Саша, – и не проболталась. Пока…

Она смотрела на Савву в упор. Он нахмурился.

– Шантаж?

– Ну что ты! Очень большая просьба. – улыбнулась Саша.

Савва вздохнул, припертый к стене.

– Хорошо. Но уйдем, как только я скажу!

И свернул с дорожки в жасминовые заросли. Мысленно потирая руки, Саша поспешила за ним. Савва шел быстро и уверенно, ловко подныривая под мокрые ветки. А Саша еле успевала уворачиваться от душистых брызг. Наконец подошли к чугунной калитке, очень похожей на ту самую, с которой все началось.

Саша зажмурила глаза, затаила дыхание – неприятный переход в башню защиты был еще свеж в памяти.

– Это необязательно, – прозвучал насмешливый Саввин голос, – Музеон тебе не Серая гора.

Но Саша, вопреки своей воле придержала дыхание. Не открывая глаз, сделала шаг, еще один…

– Дыши спокойно, что ты надулась?

Она выдохнула, осторожно вдохнула. Открыла глаза…

ГЛАВА 15. «Как я теперь буду спать?»

Лес. Полумрак. Невыносимая тишина.

Узкая тропинка начинается прямо от калитки, заплетается между стволами и растворяется в зеленом сумраке.

– Это… Музеон?

– Дорога в Музеон. Боишься? Можем вернуться.

– Я не боюсь.

– Не оглядывайся, не смотри по сторонам. Только под ноги. И что бы ни случилось – не сходи с тропинки. – сказал Савва и пошел вперед. Саша двинулась следом – тропинка была слишком узкой для двоих.

Лес. Тихий, темный, угрюмый. Обхватил со всех сторон, обнял мягкими лапами, сдавил горло – воздух плотный, тяжелый, как вода в заросшем пруду.

Почему так тихо? Где птицы, где ветер, где шелест, шорох и треск? Даже веточки под ногами не хрустят. Вспученные корни деревьев будто пытаются выдрать себя из земли, поймать глоток свежего воздуха – но не вырваться, не вздохнуть. Кроны уползают в неведомое, забрав с собой небо и свет.

Толстенные стволы, земля между ними – все заросло пышным, зловеще-зеленым мхом. Может в нем все дело? Захватил пространство, поглотил все живое, пожрал звуки, не оставил места ни травинке, ни хрусту ветки, ни птичьему писку – только пышная мякоть повсюду. Обломанные сучки на деревьях выглядывают из-под мохнатых зеленых наплывов как недобрые глаза из-под тяжелых век.

– Мертвое все… кроме мха, – пробормотала Саша.

– Он разрастается с каждым днем. – тихо ответил Савва, – И лучше тебе не трогать его.

Трогать? Б-р-р! Он как пушистая гусеница. На него даже смотреть на него неприятно. Лучше под ноги, на тропинку. Интересная какая тропинка… Корни деревьев вросли в нее, вплелись замысловатым узором, похожим на литеры из старинных книг. Саша поневоле замедлила шаг – ей померещилось нечаянно, что корни выписывают тайное послание, ей одной предназначенное, ей одной понятное. Глупо! Но она вглядывалась, выворачивая шею, как сова – вдруг здесь про маму? Глупо и стыдно! Корням этим тысяча лет, не меньше!

Тоска навалилась внезапно, застала врасплох. Саша вдруг до боли ясно осознала, как далеко она от дома. Одна. Идет сквозь мрачный лес, неизвестно откуда, неизвестно куда. И рядом никого.

Савва… Что ему до Саши? Исчезни она сейчас, провались под землю – он пожмет плечами и пойдет играть на флейте этой своей. Цинцинолле.

Клара, Бэлла… они к ней добры, но лишь потому, что нуждаются в ней. Им безразлично – найдет она маму или нет. Она проходит этот квест одна. Сама. И лес этот, тихий и душный, как меховой воротник – еще один уровень. И сколько их впереди?

Трудно дышать… Кажется, мягкая зеленая лапа давит прямо на сердце. Хочется разорвать воротник… А может лучше убежать? Рвануть через лес, без дороги, чтобы ветки хлестали, трещали под ногами сучья, чтобы всколыхнулось это болото! Но тропинка не отпускает, не сойти с нее. Все внутри оцепенело, мысли в голове мхом обросли. Рукой не двинуть, головы не повернуть… Только ноги шагают – раз…два… Зачем? Куда? Зачем вообще кто-то куда-то идет? Сил нет. Плохо спала сегодня, может прилечь ненадолго? Вон подходящая ямка, зеленая, мягкая… Ветки вниз опустились, с них свисает мох… Какая уютная комнатка! Была у меня когда-то подушечка из зеленого бархата… Я все равно не найду маму. Она спит в такой же зеленой комнатке, и я усну, может во сне ее увижу… Надо сказать Савве, чтоб через часик за мной вернулся… Язык почему-то не слушается и голоса нет. Ау, голос… Это все лапа… Мягкая, давит…

Что это с Саввой? Зачем он трясет меня, спать же мешает! Почему у него глаза испуганные? Где я? Что со мной?

– Проснись! Саша, не спи! – Савва тряс ее за плечи.

– Я… я не сплю… Ты что делаешь? – Она сбросила Саввины руки, встряхнула головой, потерла лицо, разгоняя сонную одурь. – Я просто задумалась!

– Дурак я, что тебя послушал! – Куда девалась его невозмутимость? Он почти кричал. – Ты бы видела себя сейчас! Как лунатик… Тебя же чуть не засосало!

– Что? Куда?

– Оглянись вокруг себя!

Саша оглянулась и увидела, что они стоят не на дорожке, а среди мха, рядом с огромными вывороченными корнями мертвого, обросшего мхом дерева. А ее ботинки покрыты толстым слоем мха. Тихо взвизгнув, она прыгнула на тропинку, с отвращением отряхнула ноги от зеленой мякоти и накинулась на Савву:

– А ты куда смотрел?

– Под ноги, конечно! Сказал – не сходи с дороги!

– Не ори на меня! Откуда я знала!

– Сама не ори. Тебе же помочь хотел.

Дальше пошли по тропинке рядом. Савва крепко держал ее за руку. Шли молча. Саше было стыдно. Как некрасиво получилось! Сначала заставила его пойти этой дорогой, потом про него гадость какую-то подумала. А он по-настоящему за нее испугался. Еще немного, и она рухнула бы в этот мох, и неизвестно, чем бы это закончилось.

А ведь он ее предупреждал! Извиниться бы надо, по-хорошему…

– Долго нам еще? – спросила виновато.

– Дойдем до города, – спокойно ответил Савва, – спустимся на площадь Безобразова. Оттуда через мост в библиотеку. Уже недалеко.

Отлегло немножко. Безжалостная лапа отпустила сердце и наконец-то удалось глубоко вздохнуть. Саша неловко забрала у Саввы свою руку.

– Мы разве через реку пойдем?

– Ну да.

– Не понимаю. Ты собирался попасть в библиотеку прямо из Клариного сада, а с ним рядом нет реки. Как такое может быть?

Савва призадумался

– Здесь…Как бы тебе объяснить понятно… Представь огромный кусок сыра. С дырками. Ты – муравей. И тебе нужно попасть на другую сторону куска.

– Угу. Уже представила.

– Ты можешь обойти его кругом, а можешь пролезть через дырку. Вот и все. Главное – знать, где пролезть.

– То есть тут у вас такая… аномалия? Гео…патогенная зона? Вроде Бермудского треугольника, да? Класс! Рассказать бы кому-нибудь!

– Даже не пытайся. – серьезно сказал Савва, – Один уже рассказал… Неважно. Такие места очень любят музы. Им здесь хорошо.

– А драгоценные? Вам здесь хорошо?

– Я тебя умоляю! Драгоценным везде хорошо.

– По тебе не скажешь.

Савва отвернулся. Саша с досадой подумала, что снова брякнула что-то не то. Несколько шагов прошли молча.

– Слушай, – осенило вдруг Сашу, – а может это как раз музы изменяют пространство? Там где они поселяются возникает аномальная зона… м-м?

Савву эта мысль не впечатлила. Он равнодушно пожал плечами.

– Не уверен, что это важно. А вообще, байка есть. Ну – легенда. О том, как возник Музеон.

– Расскажи! – обрадовалась Саша.

– Бэллу попроси. Я плохо рассказываю. – ломался Савва.

– Неважно. Здесь страшно молчать…

Он вздохнул.

– Ладно! Я так не смогу, как Бэлла, но попробую. – он сделал загадочное лицо и заговорил нараспев, очень похоже копируя Бэллу:

…Давным-давно, в стародавние времена на этом самом месте бился белоснежнокрылый Пегас с Великой Утробой…

– Это кто такая?

– Пожирательница талантов. Вечно голодное чудовище с огромным брюхом. – пояснил Савва своим обычным голосом, – Ее прислужницы, азумы, убивают таланты, а она пожирает то, что от них осталось. А Пегас решил с ней разделаться раз и навсегда. Не перебивай!

…Он ударил копытами с такой силой, что земля содрогнулась, разверзлась, и земная кровь и соки вырвались на поверхность. И вспучилась и поднялась земля, и выросли повсюду огромные холмы, и земная кровь кипела между ними. И провалилась Утроба в расплавленные недра, и стала погружаться в кипящую земную кровь. А Пегас парил над клокочущей землей, невредимый и недосягаемый.

И поняла Ненасытная, что близок конец, и взмолилась:

“ Помоги мне, благородный Пегас! Не дай сгинуть! В награду обещаю не преследовать тебя и потомков твоих до конца времен.”

И ответил ей Пегас:

“Муз, подопечных моих, тоже не тронь. И азум, прислужниц твоих, к людям не посылай. Пусть творят они, как велит человечья природа, и да не будет им преград во веки веков.”

Ужас охватил Пожирательницу, земная кровь заливала ей рот и уши, и Великая Небыть раскрыла ей свои объятия. Но не могла она обещать того, что противно ее природе. И так сказала:

“Как не может быть света без тьмы, и добра без зла не существует, так и созидание немыслимо без разрушения.

Не отнимай все у меня! Оставь малую толику свободы! Отдай мне тех, кто сам придет ко мне и отдастся в мою власть по доброй воле.”

Поразмыслил Пегас и решил, что не найдется на свете такого идиота. Был он как дитя легковерен и плохо понимал человеческую природу. С утроенной силой взмахнул он своими белоснежными крыльями. Поднялся такой ветер, что деревья застонали и полезли вон из Земли, и корни их извивались как змеи. Стала остывать клокочущая земная кровь, и пузыри ее обращались в камень.

И снизился благородный Пегас и протянул Утробе белоснежное крыло. Ухватилась она за него из последних сил и выбралась на поверхность. Но не хватало сил Пегасу подняться выше, ибо устал он в сражении. Не удержалась Ненасытная – малы и слабы были руки ее, а брюхо огромно. Рухнула она возле самой Черной горы и уползла под нее и укрылась в ее недрах. А слизь с ее безобразного тела покрыла землю вокруг, и стало болото. А насекомые с ее волос обратились в хухликов… и… Собственно, вот… Там еще много чего было. Он потом полетел на Лунную гору, танцевал там и так долбанул копытом в великой радости своей, что Источник вырвался из самого сердца горы. А из него появились музы…И были прекрасны они в лунном свете… ладно, хватит пожалуй.

– Интересная версия! – оценила Саша. Но она почему-то совсем не похожа на те истории о Пегасе, что я читала.

Савва фыркнул снисходительно.

– Кто знает, что там на самом деле было.

Он приподнял согнувшиеся до земли ветки, опутанные зеленой бахромой мха, и они вышли из леса на свет.

Тут Саша и впрямь почувствовала себя муравьем, только не в куске сыра, а в шкатулке с украшениями.

Из земли поднимались причудливые нерукотворные здания. Одни напоминали гигантские песчаные замки, другие были похожи на грибы-дождевики, третьи – на раковины. В стенах домов навеки застыли разноцветные камешки, кристаллы, россыпи золотых песчинок. Но все казалось дымчатым, словно затянутым серой вуалью. И усталое осеннее солнце было не в силах пробить эту дымку, ветер не мог ее развеять.

– С ума сойти! – только и смогла сказать Саша.

– Именно это и происходит с людьми, если они сюда попадают. – без тени усмешки ответил Савва, – А видела бы ты все это, когда бьет Источник!

– Вы здесь живете?

– Здесь живут музы. А дома драгоценных на площади Безобразова.

– В Музеоне тоже такая есть?

– Мы с тобой на ней, вообще-то встретились. – напомнил он, – Это точка, в которой соприкасаются Музеон и Самородье. Иногда одно можно принять за другое. Пойдем, сама увидишь.

***

Они и правда были похожи – две площади Безобразова. Берег реки. Площадь из пестрого булыжника. Дома полукругом. Но ни кружевных занавесок на окнах, ни герани, ни вальяжных котов. Все просто, строго, ничего лишнего. Здесь живут драгоценные.

В центре площади тот же черный кратер. И сейчас его плотным кольцом облепили музы. Вокруг кратера неспешно прохаживаются альбинаты.

– Боже! – вырвалось у Саши, – Что здесь происходит?

Савва хотел что-то ответить, но промолчал.

Музы стояли безмолвно, впиваясь голодными глазами в черную глубь кратера, некоторые тревожно оглядывались.

– Зачем они здесь? Что сейчас будет? – не отставала Саша.

– Их будут кормить. – тихо сказал Савва.

– Я думала, музы питаются инспирией…

– Так и есть.

– Но источник же… Да объясни ты толком! – разозлилась Саша, – хватит говорить загадками!

– Хочешь знать? Слушай. – произнес он так жестко, что Саша вздрогнула, – Да, инспирии нет. Чтобы музы не умирали с голоду и не перекидывались в азум, их подкармливают. В Черной горе есть озеро. Вместо воды там – несозданное, незавершенное, брошенное. То, что умерло, не родившись. Что сгнило, не успев прорасти. Черная, склизкая мерзость. Некра.

Несколько муз обернулись и посмотрели на них. Савва продолжал, понизив голос:

– Она сочится из-под Черной горы прямо в кратер, как вода в колодец. Это началось, когда умер источник. К счастью, Платон Леонардович придумал какой-то запирающий механизм, иначе некра залила бы весь Музеон.

– И музы едят эту… некру?

– Так же, как люди, – горько усмехнулся Савва, – от голода съедят что угодно.

– Во что же они превращаются… если питаются мертвечиной? – Саша передернулась от отвращения, – и на что могут вдохновить?

Она чувствовала себя обманутой. Как это зрелище было не похоже на ее чудесные сны, на мамины сказки, на ее фантазии! Даже Эола в Башне не была такой. Она вглядывалась в безжизненные лица, пытаясь хоть на одном из них разглядеть тот, изумивший ее нежный свет. Но ей не удавалось. Эти бедняжки были похожи на мертвецов.

И вдруг она заметила лицо… Человеческое – это точно. Саша уже научилась отличать муз. Даже полуживые от голода, они были по-особенному чисты, будто созданы из воздуха и света. И на лицах драгоценных она иногда замечала нечто похожее.

А этот совсем другой. Спутанные волосы, борода клоками. Под глазами темные круги. Взгляд затравленный, больной. Человек.

“Откуда он взялся? И где я могла его видеть? Как будто совсем недавно… В Москве? В Самородье?” – мучилась она, прячась за спинами муз. Появление незнакомца не предвещало ничего хорошего – возможно, он здесь по ее душу. Она опасливо выглянула. Но человек уже скрылся. Как Саша не вытягивала шею – не могла снова разглядеть его в толпе.

– Полдень. – сказал Савва. – Сейчас начнется. Мы еще можем уйти.

– Нет, я хочу все увидеть! Пожалуйста…

– Я тебя предупредил. Не жалуйся потом. И Кларе не проболтайся.

Саша кивнула, не глядя на него. Она во все глаза следила за происходящим.

На площадь вышли трое альбинатов, ровным шагом приблизились к кратеру. Саша на всякий случай отступила за спину Саввы.

– Можешь не прятаться. У этих долговязых две мысли в голове не помещаются. Им безразлично все, кроме задания.

– Какое счастье для меня…

Альбинаты оттеснили муз и встали вокруг кратера лицом к толпе на одинаковом расстоянии друг от друга. Один из них достал из поясной сумки здоровенный ключ, вставил его в отверстие на ободке фонтана, несколько раз повернул. Что-то заскрежетало, захрипело, раздались натужные механические вздохи, потом глухое бульканье где-то под землей. Саша вздрогнула, искоса глянула на Савву. Тот стоял спокойно, видимо не впервые наблюдал эту сцену.